Текст книги "Индикатор"

Глава II
Институт будущих чудес

В классическом понимании обывателя, институты – это учебные заведения, через энное количество времени выдающие слушателю синюю, а ещё лучше – красную книжицу, именуемую дипломом. Ещё бывают научно-исследовательские институты, где умные бородатые мужчины и не менее умные скромно одетые женщины что-то испытывают, изобретают, словом, развивают научную отрасль. В Москве ещё есть Институт Склифосовского, где не только науку развивают, но ещё и спасают людей, попавших в аварии и всякого рода катастрофы. Институт красоты также имеет место быть – здесь всё хорошо – наводят лоск на лица и тела. Ну и ещё в русском языке бытуют такие понятия, как институт брака, институт семьи и т. д. – это такие верховные и глобальные понятия, что на этот случай даже не стоит заморачиваться, почему их институтами назвали. Богат, могуч и непредсказуем русский язык.

Николай Сабаев работал в Институте биокрионики, и из названия само собой становится ясно, что учреждение относилось к разряду научно-исследовательских. И главное отличие от ряда других подобных институтов заключалось в том, что цепь разработок, которые они у себя проводили, была чётко поставлена на коммерческие рельсы. Народное хозяйство было кровно заинтересовано в воплощении их задумок, и теория немедленно переходила к практике. Государство поощряло эти полезные для науки и общества в целом изыскания, не забывая их щедро оплачивать. В общем, это был институт будущих чудес.

Николай распахнул дверь своей лаборатории. В большой комнате не было столов со стеклянными колбочками и хитроумных измерительных приборов с тянущимися проводами. Столы, разделённые стеклянными перегородками, присутствовали, но на них стояли лишь компьютеры и прочая оргтехника, которую можно найти в любом среднестатистическом офисе, торгующем металлопрокатом или нижним бельём. На компьютерах с деловым видом что-то высчитывали-вычерчивали молодые люди и девушки. Появление шефа не отразилось на производительности подчинённых. Выдавив из себя чуть слышное «Здрасьте», они продолжали корпеть над чертежами и расчётами.

Лишь одна девушка проявила к Николаю должное внимание. То была секретарша Леночка, являющая собой классический образ представительниц этой популярной женской профессии: стройна, блондиниста и любительница говорить на любые темы, мало относящиеся к профессиональной деятельности. Но что немаловажно: она была любезна и предусмотрительна. Вот и сейчас своими холёными ручками она снимала с подноса на стол начальника чашечку кофе и вазочку с песочным печеньем.

– Ой, Леночка, спасибо тебе, ты, как всегда, кстати! – выразил своё восхищение Сабаев. – Перед совещанием испить кофейку – самое то.

– Николай Евгеньевич, для вас – любой каприз, – льстиво улыбнулась секретарша.

– А что, Главный уже на месте? – поинтересовался Николай, зная о всеосведомлённости Елены.

– За 5 минут до вас прибыл.

– Ну вот, а я-то рассчитывал прибыть даже раньше.

– Вы и так сегодня рано приехали.

– Лен, ты подкалываешь или льстишь? – шеф хитро прищурился.

– Да что вы, Николай Евгеньевич, я же из лучших намерений.

Угодливость и изворотливость Леночки порой его начинала раздражать, и Николай сменил тему.

– А что нового в мире слышно?

– Как что? – всполохнула Леночка наклеенными пушистыми ресницами. – Про вас песню сочинили.

– Что, прямо песню? – не поверил Сабаев. – Прямо про меня?

– Да, классная песня, – Николай Басков с Натали её поют. «Николай, Николай, Николай, та-ра-ри-ру-рай». Давайте я вам её закачаю…

– Сейчас мне Главный закачает «та-ра-ри-ру-рай» на совещании – мало не покажется.

Осушив чашку кофе вприкуску с печенькой, Николай поставил чашку в Леночкину ладошку. Спешно поблагодарив её за внимание, он схватил блокнот с ручкой и убежал на совещание.

– Та-ра-ри-ру-рай! – пропела Леночка, поправила юбочку и пошла в туалет мыть посуду.

Ближайшие час-полтора она была предоставлена сама себе. Девушка обратилась к компьютеру: вошла в соцсеть и открыла свою любимую группу «Без кота и жизнь не та».

Директор института Виталий Феликсович Кляшт был немец по национальности, в прошлом – кадровый чекист. В силу своих более чем средних лет, он был толстоват, лысоват, а порой и глуповат. Последний факт, впрочем, как всё его окружение давно выяснило, являлся просто прикрытием его основной личины – сугубо расчётливой и хладнокровной. Наличие таких кадров в стане «рыцарей без страха и упрёка» всегда поощрялось, и оставалось загадкой лишь то, каким образом он оказался на посту директора Института биокрионики.

Собрав своих немногочисленных подчинённых, Кляшт начал совещание, по давно заведённому обычаю, с разбора полётов, потом плавно перешёл на внешнеполитическую ситуацию в стране и в завершение поведал о планах и задачах коллектива на ближайший период. Всё это было бы просто замечательно, но такие совещания он проводил еженедельно, причём всегда по одному и тому же сценарию. Да и сам спич начальника из раза в раз не изобиловал разнообразием. Считается, что немцы – люди педантичные и правильные, но по этой же самой причине – жутко скучные.

Схематичный доклад руководителя оживляло два обстоятельства. Первое: дикция Виталия Феликсовича была отвратительной в силу своей специфичности. Слова в его речи смешивались в некую кучу-малу, что с первого раза без перевода его понимали далеко не все. Поэтому и простые фразы и строгие приказы, выпорхнувшие изо рта Кляшта и долетевшие до ушей подчинённых, обретали комичность и всерьёз уже не воспринимались.

Во-вторых, отставной гэбист был по своей натуре ретроградом и не жаловал всю современную технику. На его столе никогда не было компьютера и даже телефоном он пользовался допотопным, с монохромным экранчиком, объясняя всем свой выбор достаточно справедливой фразой: «У стен есть уши, а компьютеров – глаза». Тут уж ничего против не скажешь – ему ли об этом было не знать.

Все документы Кляшт по старинке кропал на черновиках, отдавая потом на печать секретарю. И во время совещания он частенько что-то помечал у себя на листочках, и всякий раз, когда у него отказывалась писать дешёвенькая, толстопишущая шариковая ручка, он в сердцах чеканил: «*лядь!» и бросал её в стену напротив. Матерная фраза, так любимая Главным, не смущала даже присутствующих дам, поскольку опять-таки несла в себе элемент комичности, а не злой посыл, предусмотренный изначально.

По окончании совещания Кляшт попросил Николая остаться. Как за народом закрылась дверь, Виталий Феликсович подошёл к стеллажам с книгами, открыл один из ящиков и вытащил на журнальный стол початую бутылку дорогого пятизвёздочного коньяка, шоколадку и пару рюмок.

Не спрашивая желания оппонента, руководитель наполнил обе рюмки и распаковал шоколадку.

– Давай, Николай, по маленькой!

Не дожидаясь, когда Сабаев что-то произнесёт ему в ответ, Кляшт быстро с ним чокнулся и опрокинул содержимое рюмки в рот.

Потерев от радости руки, он захрустел фольгой и отломил себе одну дольку чёрного шоколада.

У Николая общение с шефом на таком доверительном уровне происходило впервые, и он, по причине затаённой скромности, лишь пригубил янтарное зелье.

– Да ты не стесняйся, Коля, коньяк хороший, хороший коньяк, – Кляшт, зная о своей скверной дикции, имел дурную привычку повторять сказанную фразу дважды, только задом наперёд.

«Я уже и Коля? – удивился этой внезапной фамильярности Сабаев. – Ну и правильно, не Вася же».

– Хороший коньяк! – сдержанно изрёк Николай в адрес щедрого жеста со стороны начальника. Он знал толк в спиртном, и сказал он это вполне искренне.

– Как у тебя супруга? Как сыновья? Сыновья как? – начал развивать диалог Кляшт.

«Откуда он знает про жену, про детей? – спросил себя Сабаев и тут же отмёл свой вопрос, понимая, с кем имеет дело. – Наверняка, ему известны не только их имена, но и рост, и вес, и резус-фактор».

– Нормально! – скромно ответил Николай. – Вот думаем с Катей, выходить ей на работу или дальше заниматься воспитанием.

– А она у тебя кто по специальности, по специальности кто? – Кляшт выразил на своём лице участие. – Может быть, её к нам в институт пристроить?

– Нет, Виталий Феликсович, хоть она так же, как и я, холодильщик, здесь ей делать нечего. Детей надо воспитывать, в школу готовить… Да и вообще, муж и жена не должны работать в одной конторе.

Кляшт загадочно улыбнулся и налил ещё по рюмке:

– Я тебя понимаю, Коля, понимаю! Ну, давай, за прекрасных дам, дам!

«Дам-дам, – мысленно передразнил шефа Николай. – Зачем ты меня поишь-то, дядя? Мутишь всё. Когда до дела-то дойдём?».

Словно прочитав в глазах Сабаева вопрос, Главный перешёл к главной теме беседы.

– Я на совещании, сам понимаешь, не стал спрашивать. Скажи мне: как у нас дела с проектом Икс-100? С Х100 как дела у нас?

Николай облегчённо вздохнул. Секретный проект был уже практически полностью проработан, оставалось его только запустить в действие.

– С ним полный порядок, Виталий Феликсович, у нас всё готово…

– У вас всё готово! Всё готово у вас, – Кляшт будто ждал подобный ответ от Николая. – Ты же прекрасно знаешь, что от воплощения этого проекта зависит всё. Даже то, будет ли Катя твоя когда-нибудь работать. Не улавливаешь связь? Связь не улавливаешь?

Николай, безусловно, мог построить у себя в голове причинно-следственную конструкцию, связывающую проект Х100 и занятость своей супруги. Он понимал, что своим настоящим материальным благополучием обязан, главным образом, этому самому проекту, которым он занимался уже пять лет и который очень щедро оплачивал денежный заказчик.

– Проект надо заканчивать, Коля, – по-отечески доверительно сказал Виталий Феликсович. – И в самые ближайшие сроки, сроки ближайшие.

Николай задумчиво глядел на рюмку с коньяком. Напиток цвета застывшего янтаря пленил его своей благородной изысканностью. Вместе с тем он видел в этом чарующем пойле некую опасность. Несмотря на то, что тело наливалось теплом, в душе Николая сквозняком пролетела леденящая позёмка. Пролетела и исчезла. Проект надо заканчивать. Не хватало ещё того, что заказчик откажется от реализации Х100.

– Давайте, Виталий Феликсович, выпьем за то, чтобы все наши проекты всегда выполнялись в срок и успешно заканчивались. Короче, за успех! – Коля осмелел и решился произнести тост сам.

– Молодец, парень, вот это мне нравится, нравится это!

На рабочем столе запиликал сотовый Кляшта. Редко у кого в наше время можно услышать в качестве рингтона такую простую, даже примитивную мелодию, что-то вроде «Калинки-малинки», сыгранную одним пальцем на игрушечном клавесине.

Шеф резко поднялся и, даже не рассматривая на экране номер звонящего абонента, вышел с телефоном в смежную с кабинетом комнату отдыха и прикрыл за собой дверь.

Совсем осмелевший Николай налил себе рюмку горячительного и быстро осушил её. После этого он стал крутить головой, рассматривая кабинет. Он внезапно подумал, что отставной комитетчик вполне мог натыкать в помещении камер, чтобы знать, что происходит в его отсутствие.

Но коньяк очередной тёплой волной внёс в его голову безмятежность и успокоение.

«Как хорошо, – подумал Сабаев, – что я сегодня не за рулём. Батюшки, у меня же сегодня ещё вечером встреча с Артуром намечена».

Он посмотрел на часы. Они показывали полдень.

«Обед!» – обрадованно потёр руки Николай.

Он снова налил себе рюмку, потом снова подозрительно покрутил головой по сторонам и налил такую же шефу.

Буквально через несколько мгновений возвратился шеф с печатью радости и взволнованности на лице.

Вначале они молча чокнулись, опустошили рюмки, потом Кляшт поделился:

– Лёгок на помине, на помине лёгок. Заказчик наш.

Сабаев понял, кто звонил шефу, и по какому вопросу.

– Просит ускорить наши разработки, разработки наши.

Оба стали грызть шоколад – помощник в умственной деятельности.

– В общем, так, Николай, – резюмировал Кляшт после некоторой паузы (видимо, флавоноиды в его мозге достигли своей цели). – Х100 надо заканчивать, заканчивать!

– Так у меня всё готово, Виталий Феликсович! – со спокойной душой заявил начальник лаборатории. – Осталось только найти кандидата. После обеда узнаю, кого мне посоветует кадровая служба.

– Какая кадровая служба? Ты прекрасно знаешь, что проект секретный, и никто, даже все наши службы не должны о нём знать, знать о нём не должны. Мне об этом сейчас заказчик ещё раз напомнил.

– И что же мне делать? – Николай растерянно посмотрел своими карими глазами на шефа.

– Искать самому, и – срочно! О результатах поиска докладывать лично, лично докладывать. Причём – ежедневно. А ты что думал: большие денежки просто так даются? Нет, товарищ Сабаев, ты этот проект начал, тебе его и заканчивать, заканчивать тебе!

Кляшт встал и убрал бутылку обратно в шкаф, намекая, что лирическая часть совещания окончена. Пора идти и заниматься делом. Он сел за рабочий стол в высокое кресло из чёрной кожи и молча стал что-то записывать в ежедневник.

Николай тоже встал и чуточку раскованной после коньяка походкой вышел из кабинета Главного. Последний приказ шефа привёл его в чувство. В лабораторию он возвратился практически в трезвом уме и здравой памяти.

Леночка, положив ногу на ногу, сидела за компьютером и сёрфила что-то на форуме группы «Ты на понтах, я на каблуках». В обед она позволяла себе это делать без зазрения совести.

– Лен, хочешь, я тебя обрадую? – механическим голосом спросил Николай.

– Что, Николай Евгеньевич, прямо сейчас? Дождалась, называется, – щёки у Елены зарделись пунцовыми пионами. Она одёрнула свою юбочку.

Несмотря на всю привлекательность секретарши, Сабаев имел чёткое правило: на работе романов не заводить. И вне офиса он не пытался замутить с Еленой что-нибудь эдакое. Он прекрасно знал, что о любой служебной интрижке, о любом мимолётном романчике рано или поздно все узнают. И даже если это не отразится пагубным образом на растущей карьере, но нервы попортит – это уж точно.

– Нет, Лена, вынужден тебя огорчить, в ресторан мы не поедем. Просто я тебя сегодня отпускаю. Мне надо поработать, поразмыслить…

– Спасибо, конечно, Николай Евгеньевич, – Лена с томным видом поправила свои мелированные локоны и вздёрнула верхнюю губу. Всем своим видом она хотела выразить своё «фе» предложению покинуть помещение. Любая другая бы руки в ноги – и бежать по своим женским делам. Но Лену тянуло к своему начальнику. Не потому, что он был старше, сановитее и богаче. Просто ей хотелось узнать, что на сердце у этого человека. Женская душа, как известно, – потёмки, и поведение девушек зачастую иррационально. Вроде бы: вот есть хорошие, неженатые парни, готовые любить и носить на руках. Однако большинство выберет женатого хулиганистого прощелыгу, который будет ежедневно «выписывать» своей суженой отменных звездюлей, а она будет только счастлива от всего этого.

Николай не был хулиганистым прощелыгой, да и на женщин руку никогда не поднимал. Но женат он уже был давно – реально и бесповоротно. А для многих девушек брачный штамп в паспорте – как клеймо «Знак качества» на товаре – сигнал о том, что за мужчину есть смысл побороться.

Лена собралась и отправилась домой. Не прощаясь, с обиженным взглядом, как у дворняжки. Николай тяжело вздохнул и запер дверь кабинета на ключ.

Он подошёл к шифоньеру, отворил одну из створок, за ней оказалась спрятана железная дверь с кодовым замком сбоку.

Набрав по памяти шифр этой двери, он потянул её на себя (дверь была железная и очень толстая) и оказался в крохотном тёмном тамбуре. Впереди стояла ещё одна такая же дверь. Набрав кодовый номер на этой двери, он моментально получил СМС на свой мобильник, и после того, как он ввёл на клавиатуре присланный в сообщении кодовый шифр, массивная дверь отворилась сама, и он вошёл в следующую комнату. Небольшая комната, оклеенная серебристой фольгой, была совершенно пустой, за исключением того, что сбоку у стены стояли передвижные носилки и массивное, наподобии стоматологического, кресло. В том же районе на стене располагался небольшой квадратный приборчик с несколькими кнопками и выводами каких-то патрубков.

Николай внимательно оглядел комнату, пощёлкал кнопками приборов, потрогал серебристые стены. Постояв в раздумьях не меньше четверти часа, он тем же манером возвратился обратно в свой кабинет и медленно сел в кресло.

«Для проекта Х100 у меня всё готово, – радостно отметил Сабаев. – Меж тем не хватает основного элемента, за что Кляшт снесёт с моих плеч голову».

Николая пригласили в этот институт уже больше пяти лет назад, когда он с семьёй только приехал в Златоглавую из Казани и менял места работы как перчатки. ИБК ему понравился, и больше перемен в трудоустройстве он не желал. Во-первых, работа была по специальности, во-вторых, через некоторое время ему, как опытному специалисту, доверили возглавить опытную лабораторию – а это, на минуточку, и оклад серьёзный.

А ещё через некоторое время появился проект Х100. Икс-100 подкинул в институт один из давних знакомых Кляшта, и, как позже догадался Сабаев, не просто знакомый, а бывший коллега по прежней работе, ныне выбившийся в разряд небожителей. Такое в нашей жизни тоже бывает. Нечасто, но встречается.

«Коллега» оказался прытким малым и за первое десятилетие нулевых успел запрыгнуть в число сверхобеспеченных небожителей. История умалчивает, каким образом ему удался такой великолепный трюк. Факт остаётся фактом: коллега Кляшта всеми праведными и неправедными способами стал олигархом. Победителей, как известно, не судят, а в России даже обожают. Чаще ненавидят, но в глаза изобразят исключительное чинопочитание, поскольку обладатели огромного количества денежных знаков во все времена магическим образом притягивали к себе всех и вся.

Не отвлекая читателя лирическими моментами из области накопления сверхкапитала, хочется сразу перейти к поручению, которое по старой дружбе доверил «коллега» директору института Виталию Феликсовичу Кляшту.

Нувориш, имея в своём распоряжении практически все радости жизни, жаждал лишь одного – бессмертия. Простого физического бессмертия. Он прекрасно понимал, что ресурсы человеческого организма весьма ограниченны. Но его пытливый ум придумал на этот счёт следующую вариацию: не обязательно жить постоянно, можно временами поспать, потом проснуться, порадоваться красотам жизни этого периода, снова заснуть на 100 лет, снова проснуться, ну и так далее…

В идее вечножития олигарха не было ничего экстремального и невыполнимого при современном развитии науки и техники. Конкретных проработок на тот момент не было, и эту пустующую нишу он решил заполнить, за свой, естественно, счёт, и во своё же будущее благо.

Проект был назван Х100. Человека вводят в состояние гибернации. Попросту говоря, тело охлаждают до той температуры, при которой оно пребывает в аэробном состоянии и способно через энный период быть «размороженным» и полностью дееспособным.

Вроде бы всё гениальное просто. Примерные методики в теории проработаны, но до практики ведь никто ещё не доходил. Кляшт и компания должны быть в этом деле первопроходцами.

Техническая начинка проекта опытным путём была доведена до абсолюта. На бумаге выглядело всё идеально. Даже замораживали и размораживали подопытных мышек и собачек. Не на столетие, конечно, но всё же. Оставалось проверить это всё на человеке. Но кто же согласится провести век в серебряной комнате – а именно этого требовала сторона заказчика.

Николай сидел, обхватив в раздумьях голову. У него было на примете несколько бомжей из разряда бывших нормальных, которые могли бы за определённое вознаграждение согласиться лечь в гиберкамеру. Однако, памятуя придирчивый характер шефа, он понимал, что этот вариант не пройдёт. Нужно было найти свободного, полноценного по всем показателям человека, материально заинтересованного в участии в этом проекте.

На телефон Сабаева пришла эсэмэска. Он вяло поднял телефон и щурясь стал вчитываться в текст сообщения.

Писал Артур. Спрашивал о планах на вечер, не изменились ли.

«Мне бы твои заботы, продавец ручек», – огрызнулся мысленно Николай.

Рука с телефоном зависла, словно в невесомости, – он не знал, что ответить бывшему одногруппнику.

«Давай встретимся в 19:00 у входа на «Партизанскую». У меня там окончание работы», – настойчивый Олагин прислал ещё одно сообщение.

«Давай», – коротко подтвердил решение о встрече Николай и задумался. Ему внезапно захотелось встретиться со старым приятелем.

Уже чуточку воодушевлённый Николай подошёл к окну. Он был рад предстоящей встрече, ещё более рад он был наметившемуся решению проблем. Он уже предчувствовал: проблема будет точно решена.

До встречи оставалось ещё 4 часа. Сабаев включил кондиционер. С юго-запада в окна пробивался настойчивый солнечный свет, несущий флюиды тёплой майской радости.

На улице стояла вторая половина мая. Летняя духота ещё не накрыла Москву, она ещё только набирала силу. Столичный воздух, несмотря на некоторую загазованность, казался свежим и интригующим. Ещё не облетел с яблонь белый цвет, а уже и сирень готовилась объять пространство яркими красками распустившихся почек и чарующими ароматами стремящейся к своему пику весны.