Текст книги "Личность и болезнь в творчестве гениев"

ТОРКВАТО ТАССО

Психиатрическая головоломка

Торквато Тассо Портрет работы неизвестного художника. XVI в.

Ранее мы рассматривали случаи рокового влияния болезни на творчество (Гоголь, Батюшков). Торквато Тассо творил и будучи здоровым, и во время пребывания в психиатрической лечебнице. Не переставал писать и в период длительной болезни. Почему так случилось, спустя почти полтысячелетия разобраться трудно.

Торквато Тассо (1544 – 1595) сегодня больше известен литературоведам, чем широкой публике. Между тем он был культовым поэтом как при жизни, в эпоху Возрождения, так и по меньшей мере до конца ХIХ века. Гёте написал драму _{«Торквато Тассо», Байрон и Батюш}ков посвятили ему поэмы. Знаменитый французский художник Эжен Делакруа создал полотно «Тассо в госпитале Святой Анны». Поэму «Освобожденный Иерусалим» в России ХIХ века считали самым выдающимся произведением того времени. Разумеется, диагноз болезни Тассо неизвестен. В эпоху Возрождения «диагнозы» ставили отцы-иезуиты, инквизиторы, и было их всего два: «одержим дьяволом» или «не одержим дьяволом».

Итальянский психиатр Верга издал в ХIХ веке брошюру «Липемания Тассо» (липеманией называли «мрачное помешательство», то есть хроническую депрессию с бредом преследования). С Верга соглашался и Чезаре Ломброзо. С другой стороны, знаменитый немецкий психиатр Эрнст Кречмер (и не он один) подозревал у поэта шизофрению. Торквато Тассо родился в Сорренто в семье аристократов. Его мать происходила из благородной тосканской семьи, отец – потомок древнего рода из Бергамо. Он также был литератором; чтобы отличить сына от отца, современники называли сына «маленьким Тассо» – Тассино. Отец неудачно участвовал в политических играх в раздробленной тогда Италии, и в результате семья была изгнана из Неаполитанского королевства, а малолетний Тассино вынужден был прервать занятия в школе иезуитов в Неаполе и продолжить образование в Риме и Урбино. Какие-либо данные об отягощенной душевными заболеваниями наследственности в семье отсутствуют.

Выражаясь современным языком, Тассо был «вундеркиндом»: говорить он начал в 6 месяцев, а латынь знал с 7 лет.

Будучи подростком, в Урбино он стал пробовать свои силы на литературном поприще, следуя сначала образцам придворной литературы. В 15 лет, решив, что обрел самостоятельность, Тассо начинает писать набросок поэмы о Первом крестовом походе (прообраз своего самого знаменитого произведения «Освобожденный Иерусалим»).

Для поэта была характерна крайне выраженная «охота к перемене мест», а также к смене литературных жанров (Ч. Ломброзо считал эти свойства характерными для душевнобольных гениев вообще, что не подтверждается многими биографическими исследованиями). Тассо переезжает из Урбино в Венецию, из Венеции в Падую, где изучает сначала юриспруденцию, затем философию и риторику. Создает рыцарскую поэму «Ринальдо». Вдруг резко меняет сферу своих занятий и пишет теоретический труд «Речи о поэтическом искусстве». В 1562 году переезжает из Падуи в Болонью, где продолжает обучение в университете. Однако через два года неожиданно пишет оскорбительную сатиру на студентов и преподавателей Болонского университета, после чего был изгнан из университета и вернулся в Падую. Там заводит множество знакомств из придворного окружения карликовых герцогств Феррары и Мантуи.

По мнению Ч. Ломброзо, для душевнобольных гениев характерно двойственное отношение к высокопоставленным лицам: они бранят их, льнут к ним, пресмыкаются перед ними. Это было свойственно и Тассо: он тянулся к знати, но временами конфликтовал с нею. С 1565 по 1571 год поэт служит придворным у кардинала д’Эсте и живет в герцогстве Феррара. Пишет стихи в альбомы сестер местного герцога. Вообще же отношения Тассо с женщинами не ограничивались стихами в альбомы; по ряду свидетельств, он был донельзя развратен, часто менял женщин. Но в 38 лет, уже больной, решил вести праведный образ жизни.

Другим пороком поэта было непрерывное пьянство. Еще до явных проявлений душевной болезни он в письме к герцогу Урбино писал: «Я не отрицаю в себе сумасшествия (предвидение? — Прим. авт.), но утешаю себя тем, что оно вызвано пьянством и любовью, так как действительно я пью жестоко».

В 1572 году он переходит на службу к герцогу Урбино, и в это время создает разнообразные по жанру литературные творения. Написаны поэма «Аминта», трагедия «Галеальто, король Норвежский»; закончена поэма о Первом крестовом походе, но Тассо еще не дает ей названия. В 1575 году он назначается придворным живописцем, в том же году началось душевное расстройство, не отпускавшее его почти до смерти.

Заболевание началось с всеобъемлющего чувства неуверенности в себе. Отношение к собственным произведениям стало двояким: сосуществовали гордость и неудовлетворенность созданным. Стал он сомневаться и в своей преданности католической вере, временами чувствовал себя еретиком. Настроение стало постоянно мрачным. Он считал, что его пером движет то Бог, то демон. «Это не может быть дьявол, – пишет Тассо в одном из писем. – Потому что он не внушает мне отвращения к священным предметам, но это и не простой смертный, так как он внушает мне идеи, прежде никогда не приходившие мне в голову».

Таким образом, заболевание, начавшись как депрессия с присущими ей идеями самообвинения, постепенно приобретало новые черты: чувство отчуждения и насильственности собственных мыслей и действий, что с позиций сегодняшнего дня свидетельствует о шизофрении. Объяснение вышеозначенного феномена склонностью поэта к поэтическому фантазированию опровергается дальнейшим течением болезни.

Он решил представить свои произведения на суд компетентных литературных критиков. Никакой пользы ему это не принесло: он то прислушивался к замечаниям, то сопротивлялся им, то придумывал сам новые недостатки и бросался их исправлять.

Тассо обращался и в святую инквизицию, чтобы члены суда проверили его твердость в вере, и остался недоволен «кротостью инквизитора», которому написал по этому поводу три письма. Страх перед муками ада за свои якобы еретические мысли не оставлял его.

Самое удивительное в истории болезни Торквато Тассо, что он осознавал свое душевное расстройство; сам считал себя душевнобольным. Приводим отрывок из его письма (по Ч. Ломброзо): «Я нахожусь постоянно в таком меланхолическом настроении, что все считают меня помешанным, и я сам разделяю это мнение, так как, не будучи в состоянии сдерживать своих тревожных мыслей, часто и подолгу разговариваю сам с собой. Меня мучают… крики людей, в особенности женщин, и хохот животных… звуки песен. Когда я беру в руки книгу… в ушах у меня раздаются голоса… они произносят имя Паоло Фульвии». Критическое отношение не леченного больного шизофренией к своим галлюцинациям – это вообще явление уникальное, и у Ч. Ломброзо были основания сомневаться: галлюцинации это или работа воображения. Сомневался в этом и сам больной. Приводим отрывок из поэмы «Посланник»:

А вот еще одно описание собственного состояния («Сонет»):

 
Мучимый страхом, сомнением и злобой, Должен я жить одиноким скитальцем, Вечно пугаясь с безумной тревогой Призраков мрачных и грозных видений, Созданных мной же самим в час досуга…
Я устал бороться с толпою теней, Печальных иль мрачных, иль светло-прекрасных.
Моей ли фантазии жалких детей Иль вправду врагов, мне опасных? Найду ли я сил победить их один, Беспомощный слабый отшельник?
Не знаю, но страх надо мной властелин, Не он ли и есть мой волшебник?
 

Иногда Тассо овладевали и приступы веселого настроения. Он писал своему другу Шипионе Гонзаго: «Меня удивляет, что никто еще не записал, какие вещи я иногда говорю сам с собой, по своему произволу, наделяя себя воображаемыми почестями, милостями и любезностями со стороны простых людей, императоров и королей…».

В 1576 году он начинает конфликтовать с придворными; в 1577 бросается с ножом на слугу одного из них, который, как ему казалось, за ним шпионит. Герцог, обеспокоенный странным поведением поэта, отправляет его для лечения в монастырь Святого Франциска. Бред преследования у него был нестоек и сопровождался частичной критикой. «Со мной часто случаются приступы бешенства», – писал он Шипионе Гонзаго.

Из монастыря Тассо бежит и начинает безостановочные и бездумные странствия по Италии. Он едет в Сорренто к своей старшей сестре Корнелии, зачем-то рассказывает ей о собственной смерти, затем признается, кто он; живет в Сорренто несколько дней и переезжает в Урбино к своему давнему соученику делла Ровере, ставшему герцогом; потом перемещается в Турин и пытается попасть на службу в королевский дом Савойи (та же тяга к придворным кругам).

В дороге Тассо по-прежнему мучают тоска, беспричинные угрызения совести, подозрения, что он еретик, боязнь быть отравленным. Критическое отношение ко всему этому у него сохраняется, в письмах он пишет о продолжающихся фантастических картинах и образах.

В 1579 году поэт возвращается в Феррару. Герцогством там правит уже семейство Гонзаго. Во время бракосочетания герцога Альфонса поэт обрушивается на него с бранью и сразу же помещается как «сумасшедший» в лечебницу Святой Анны, где его содержат до 1586 года. Спустя 14 месяцев его состояние становится менее возбужденным, ему разрешают читать, писать, принимать посетителей, выходить на короткие прогулки. Однако ощущение себя жертвой несправедливости и в то же время желание наказания сохраняются. Второй удивительный феномен в истории болезни Тассо: даже мучимый душевным недугом, он не оставляет творчества. Во время пребывания в лечебнице Святой Анны пишет множество разножанровых поэтических и прозаических произведений, которые вышли в шести томах с 1581 по 1587 год; то есть большинство в тот период, когда он оставался в лечебнице.

Самое главное, что в то время он заканчивает поэму «Освобожденный Иерусалим», которая имела огромный успех. Однако автор опять был недоволен публикацией и собирается переделать поэму с первого до последнего листа.

В 1586 году Тассо выпущен из лечебницы и поручен заботам Винченцо Гонзаго, ставшего герцогом Мантуанским.

Конечно, вышел Тассо оттуда тяжело больным. Вскоре он пишет своему врачу Каттанео о том, что его болезнь «сверхъестественного происхождения», что у него завелся «домовой», который ворует пищу, деньги и ключи, производит беспорядок в его книгах, распускает про него вредные слухи. «Однако, – добавляет он, – я знаю, что страдания мои обусловлены помешательством». В другом письме тому же врачу он пишет о страшных сноподобных видениях наяву: мелькают перед глазами яркие огни, слышится ужасный грохот, свист, звон колоколов; голова становится тяжелой, болит все тело, «но вдруг появляется передо мной образ Святой Девы, юной и прекрасной, держащей на руках своего сына, увенчанного радужным сиянием». Такие фантастические видения – довольно часто встречающееся проявление шизофрении, этот синдром называется «онейроид». Но у Тассо фантастические видения появляются эпизодически. Когда он в такие дни заболевает «горячкой», к нему является Дух в столь осязательной форме, что Тассо говорит с ним и чуть не касается его руками. Дух вызывал идеи, раньше никогда не приходившие поэту в голову (это также уже отмечавшийся нами у Тассо симптом шизофрении – чувство насильственного навязывания извне мыслей и образов).

Тассо в больнице Святой Анны

Художник Э. Делакруа. 1839

Из Мантуи он также бежит. Бергамо – Рим – Неаполь – Флоренция… Но не прекращает творить. Тассо пытается возобновить религиозную поэзию, пишет ряд стихов в благодарность тем, кто оказывает ему приют. Однако основные усилия его были направлены на переписывание поэмы «Освобожденный Иерусалим». Фактически новое произведение выходит в свет в 1593 году под названием «Завоеванный Иерусалим». И неожиданно поэт обретает покой – за полтора года до смерти…

Папа Климент VII дает ему пожизненную пенсию и обещает провозгласить «королем поэтов» и короновать. До Тассо это звание носил Петрарка.

Однако до коронации поэт не дожил. В марте 1595 года последовал очередной приступ «горячки», и 25 апреля того же года поэт скончался. Погребен он в церкви монастыря Сант-Онофрио, его могила стала местом паломничества многих литераторов и поклонников.

Почему же столь длительное душевное расстройство не оборвало творчества? Остается только догадываться. Думается, что и в наше время обсуждение психиатрического диагноза Тассо вызвало бы немалые затруднения и споры. Очевидно, что это все же была шизофрения, но с весьма благоприятным течением и исходом. Такое наблюдается при преобладании в клинической картине аффективных (эмоциональных) расстройств, при волнообразном и периодическом течении болезни (прекращение ее незадолго до смерти Тассо, временное облегчение страданий в лечебнице Святой Анны свидетельствуют о таком волнообразном, или периодическом, течении). Проявления болезни были эпизодичными и продолжались короткое время. Критика болезни также утрачивалась лишь ненадолго, стойкого дефекта психики не развилось.

Таким образом, и при шизофрении способность творить у гениев может сохраняться.

ЖАН-ЖАК РУССО

Безумный предтеча якобинской диктатуры

Жан-Жак Руссо

Художник М. Кантена де Латура.

Музей Руссо, Женева. 1752

Философ-просветитель, писатель и композитор – это все Жан-Жак Руссо. Кроме того, он был учителем музыки и написал ряд статей по теории музыки и театра. Перепробовал он и другие занятия, а в конце жизни зарабатывал переписыванием нот.

Руссо жил и умер в бедности. Может быть, отсюда проистекает и радикализм (скорее, экстремизм) его политических взглядов, крайних даже для «энциклопедистов» (Вольтер, Дидро, Д’Аламбер), к которым его причисляли. Мы подробно остановимся на воззрениях Руссо, тесно связанных с его болезнью.

Как литератор он считал своим учителем Торквато Тассо. По словам Вольтера, Руссо был сумасшедшим, и сам всегда сознавался в этом. То же самое Вольтер мог сказать о Тассо, если бы интересовался им. Душевнобольной, критически оценивающий свое состояние, – не такой уж частый случай, особенно до появления психотропных лекарственных средств. Однако мы сталкиваемся с этим феноменом и с атипичностью психических расстройств именно среди душевнобольных гениев.

Родился Руссо в 1712 году в Женеве. Мать умерла спустя несколько дней после его рождения. Отец вскоре покинул Женеву, и Жан-Жак учился в 1723 – 1724 годах в закрытом протестантском пансионе. Готовился стать судебным канцеляристом и одновременно учился на гравера. В юности, скитаясь по городам Швейцарии и Франции, он был лакеем, часовщиком, учителем музыки, живописцем, фокусником… Менял Руссо и религиозные убеждения, отрекшись сначала от католичества, потом от протестантизма.

Читатель вправе спросить о причине таких метаний: только ли борьбой за существование они обусловлены? Ответы мы находим у самого Руссо. Они свидетельствуют о близком к болезненному своеобразии его эмоционального восприятия. Это состояние, предшествующее развившемуся позже психозу («Исповедь», «Диалоги», «Прогулки одинокого мечтателя»):

«Я обладаю жгучими страстями и под влиянием их забываю обо всех отношениях, даже о любви, вижу перед собой только предмет своих желаний, но это продолжается лишь одну минуту, вслед за которой я снова впадаю в апатию».

«Будучи рабом своих чувств, я никогда не могу противостоять им; самое ничтожное удовольствие в настоящем больше соблазняет меня, чем все утехи рая».

«Голова моя устроена так, что я не умею находить прелесть в действительно существующих хороших вещах, а только в воображаемых. Чтобы я красиво описал весну, мне необходимо, чтоб во дворе была зима».

«Мысли у меня текут медленно, с трудом. Красноречивым я становлюсь только в минуту страсти».

Помимо потребности в перемене занятий и взглядов, обусловленной сиюминутными, часто вымышленными страстями, Руссо испытывал неодолимую склонность и к смене мест (с юности, еще до тяжелой болезни): «Весной и летом я не могу быть в одной местности более двух или трех дней. Перемена места составляет для меня потребность. Если мне нельзя уехать, я болен».

Это напоминает известный даже людям без специальных психиатрических знаний симптом «дромомании» (склонность к бродяжничеству). Писатель признавался и в скрытой клептомании, в том, что испытывает большее желание взять вещь, нежели ее купить.

Знаменательно одно указание Ч. Ломброзо, касающееся Руссо: его страсти отличались болезненной пылкостью, но без сострадания. То же (на этом мы остановимся позже) заимствовали адепты его учения уже после смерти Руссо.

Пылкость писателя парадоксально сочеталась с эмоциональной холодностью. Он равнодушно относился к своим детям, к влюбленным в него женщинам. Ч. Ломброзо описан случай, когда Руссо оставил на дороге беспомощного приятеля-эпилептика. Постоянно меняя места и занятия, города и деревни, он призывал своих читателей к «уединению и слиянию с природой». Впрочем, здесь мы уже подходим к учению Руссо.

В 1741 году он приезжает в Париж и сближается с Дидро. Становится одним из авторов знаменитой «Энциклопедии», где пишет в основном статьи по вопросам музыки. В 1743 – 1744 годах он является секретарем французского посольства в Венеции (тогда суверенном государстве).

Выступать с поэтическими и музыкальными произведениями Руссо стал в 1740-х годах. Однако расцвет литературной деятельности начинается с 1750 года. Выходят его трактаты «Рассуждения о науках и искусствах» (1750), «Рассуждения о начале и основах неравенства среди людей» (1755), роман «Юлия, или новая Элоиза» (1761), «Об общественном договоре (трактат об идеальном обществе)» (1762), роман-трактат «Эмиль» (1762), автобиографический роман «Исповедь» (1765 – 1766). Последние произведения – «Диалоги (Руссо судит Жан-Жака)» (1775 – 1776) и «Прогулки одинокого мечтателя» (1777 – 1778).

Условно писателей можно разделить на тех, для кого занятие литературой является внутренней потребностью (укажем, например, на слова Эрнеста Хемингуэя: «Я не могу писать, следовательно, мне незачем жить»), и на тех, кого призывает к сочинительству возмущение общественным неустройством. К последней категории принадлежит и Жан-Жак Руссо. Недаром он был вынужден постоянно стимулировать искусственными средствами свое творчество – употреблял неимоверное количество крепкого кофе, подолгу лежал на ярком полуденном солнце с открытой головой, чтобы вызвать прилив крови и активизировать мыслительный процесс.

Немецкий психиатр Эрнст Кречмер считал Руссо типичным моралистом и идеалистом.

В своих работах Руссо возмущался неустройством окружающего феодального общества:

«Горсть могущественных и богатых находится на вершине величия и счастья, тогда как толпа пресмыкается в безвестности и нищете» («Трактаты»).

«На протяжении всего развития многие достижения цивилизации становились средством порабощения большого народа» («Рассуждения о науках и искусствах»).

«Человек рожден свободным, а между тем он в оковах» («Об общественном договоре»).

Философ рассматривает возникновение неравенства и порабощения большинства меньшинством в историческом аспекте. Он провозглашает, что в первоначальном, естественном состоянии государство не знало привилегий. В естественном состоянии в государстве преобладали добродетели – свобода, равенство. Это был «золотой век».

Остановимся на этом. Когда же мы видели государство с признаками античной легенды о «золотом веке»? В Древнем Египте с владычеством фараонов? В рабовладельческих Греции и Риме? В военизированной Ассирии? Нет, эта идея Руссо абсолютно не базируется на реальности. Следовательно, она болезненна!

По учению философа, государство со временем вырождается, и происходит это благодаря развитию наук и искусств, что оказывает на человечество развращающее влияние. С позиций сегодняшнего дня эта идея выглядит также нелепой.

Однако главным в возникновении насилия Руссо считает появление частной собственности, что нанесло удар по чистоте общественных нравов, привело к рабству и нищете.

Где же выход? Их два.

Первый – наделить людей равной долей собственности, то есть поставить во главу угла принцип равенства (не равноправия!): «От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья, крикнул – плоды земли для всех, а сама она – ничья».

К чему привело подобное деление собственности, мы можем видеть на примере нашей страны.

Второе – революция, то есть насилие. И здесь Руссо становится поистине кровожадным: «Восстание, которое приводит к убийству или к свержению с престола какого-нибудь султана, это акт столь же закономерный, как и акты, посредством которых он только что распоряжался жизнью и имуществом своих подданных».

Писатель отстаивает право народа на свержение власти посредством вооруженного выступления: «Государство, пожираемое пламенем гражданской войны… возрождается из пепла и вновь оказывается в расцвете молодости».

Неудивительно, что горячими почитателями Руссо были Марат, Сен-Жюст и Робеспьер, причем последний из них, держа в руках «Общественный договор (об идеальном обществе)», отправлял людей на гильотину сотнями и чуть не со слезами на глазах, воображая, что творит добро и справедливость.

Тяжелые проявления психической болезни, а именно явный бред преследования и величия, стали особенно заметны у Руссо в разгар работы над «Трактатами» (утопические псевдореминисценции о государствах «золотого века» и пр.) Первые признаки болезни окружающие его люди заметили в 1750 году – во время работы над трактатом «Рассуждения о науках и искусствах». Именно тогда Вольтер называет Руссо опасным сумасшедшим, нуждающимся в немедленной изоляции.

Сначала это был ипохондрический бред (навязчивая идея опасного заболевания): «Стоило ему прочесть медицинскую книгу, – пишет Ч. Ломброзо, – и он представлял все описанные в ней болезни». Чаще всего он воображал, что у него „полип сердца“».

Работа над «Энциклопедией», «Трактатами», теорией музыки идет параллельно с нарастанием безумия. К началу 1760-х годов писатель начал высказывать идею «всемирного заговора», направленного против него. На него якобы ополчились все – Пруссия, Англия, Франция, короли, орден иезуитов. Он считал, что место его «я» занял незаметно некий монстр, который и подвергается преследованию. Стремление к перемене мест теперь обусловлено попытками спасения от мнимых врагов; безумие гонит его в леса, в деревню, снова в большие города, но нигде не оставляет в покое.

В 1762 году Руссо бежит в Англию, совершенно без денег, оплачивая свое пребывание в лондонской гостинице серебряными ложками. Опасаясь ареста, уезжает из Лондона на берег моря и произносит речи с вершины прибрежного холма, адресуя их единственному человеку. Возвращению во Францию мешает сильный ветер на Ла-Манше, что он также относит к проискам злых сил. В 1770 году писатель все же приезжает во Францию. Но и там идеи преследования не покидают Руссо, подозрительным ему кажется все: продавца картин помещают напротив его дома, чтобы лучше наблюдать за ним; когда он хочет почистить ботинки, у мальчика специально не оказывается ваксы, а когда он хочет переправиться через Сену, у лодочника специально не оказывается судна, и т. д.

Бредовые идеи преследования дополняются идеями величия: всевластие врагов-преследователей является доказательством его собственной значимости.

Всеми этими болезненными идеями переполнены его «Диалоги (Руссо судит Жан-Жака)».

Почему же, несмотря на глубоко зашедшую душевную болезнь, книги мыслителя приобретают огромную популярность? Стоит обратить внимание на два момента: предреволюционное время, когда творил Руссо, и его огромный писательский и публицистический талант. Как и большинство описываемых нами гениальных творцов, перо он не оставлял до самого смертного часа. Болезненные идеи чередовались у него с дальновидными предсказаниями о торжестве материалистической философии и о возникновении деспотических государств, основанных на лжи, принуждении и тотальной слежке.

День и час желаемой им смерти Руссо тоже предсказал.

Таким образом, болезненный процесс (шизофренический) может оборвать творчество (К. Батюшков); привести к его оскудению (Н. Гоголь); «сосуществовать» с творчеством (Тассо, Руссо) – причем из них двоих только у Руссо болезненные идеи проникают в творчество.