Текст книги "Украинская революция. 1917–1918"

Австро-Венгрия тоже следила за тем, чтобы в ходе украинско-советских переговоров не заключалось никаких экономических соглашений, которые могли бы нанести ущерб ее интересам. Немцы отрядили для заседаний на переговорах двух своих представителей, майора Фридриха Бринкмана из ставки Верховного командования Востока и графа Ханса фон Берхема из посольства Германии в Киеве. Они прислали также опытных экономического и финансового экспертов, Отто Видфельдта и Карла Мельхиора. Австрийцы же с самого начала утверждали, что прямое участие их и немцев в переговорах ничего не даст и политически нежелательно. Сначала немцы не придали значения позиции Вены, но вскоре приняли ее и оставили практику посылки своих официальных представителей на советско-украинские мирные переговоры.

Естественно, и немцы, и австрийцы продолжали пристально следить за ходом переговоров, с тем чтобы немедленно вмешаться через украинцев, когда потребуют их интересы. Однако Германия играла более важную роль в закулисных маневрах с целью «руководства» украинской стороной на переговорах с Советской Россией, чем Австро-Венгрия. Например, 30 мая посол Мумм заявил украинцам, что «промедление в переговорах не в их интересах», имея в виду, разумеется, желание немцев, чтобы украинцы сделали все возможное для достижения скорейшего урегулирования отношений с Советами. Примерно в то же время МИД поручил Мумму предостеречь украинцев против распространения их контроля за пределы «национальных границ>. (Такова была реакция Берлина на инициативу делегатов от Курской и Воронежской областей, пожелавших, чтобы их области присоединились к гетманскому государству.) Еще более важную роль сыграл пространный меморандум, подготовленный главным экономическим советником рейха на Украине, Отто Видфельдтом, и врученный 1 июня украинскому правительству. Посредством этой акции немцы стремились подвергнуть конкретным ограничениям экономические обязательства, которые Киев мог взять перед Советской Россией, и удостовериться, что эти обязательства не помешают австро-германскому использованию ресурсов Украины. Более того, Видфельдт потребовал для Германии и Австро-Венгрии доли всего того, что Украина могла получить от России на основе мирного договора или другого соглашения. Немцы имели в виду платину и другое стратегически важное сырье, а также компенсацию за ущерб от войны и другие финансовые соглашения.

Тем не менее в начале переговоров между украинцами и Советами немцы решили придерживаться более или менее последовательного проукраинского курса при условии, что поведение украинцев не поставит под угрозу германские интересы. Позднее, летом 1918 года, отношение Германии к этим переговорам стало менее ясным и могло считаться примером неопределенности и запутанности, характерных для всей восточной политики Германии этого периода. В самом деле, к началу июня некоторые немцы стали интересоваться, не было ли давление на Киев чрезмерным. Людендорф и Кюльман настаивали, что немцы, причастные к переговорам, избегают производить впечатление, будто они готовы помогать большевикам за счет Украины. Однако в то же время германские официальные представители противились передаче Крыма Украине до заключения украинско-советского мирного договора. Они отказывались поддержать план Скоропадского, предусматривающий посылку на Кубань украинских войск для поддержки там украинского населения. Немцы заняли столь же негативную позицию в отношении сближения Украины и Дона.

Германские военные, особенно генерал Людендорф, приветствовали германо-советское сотрудничество, но были настроены решительно против большевиков. Только после «черного дня» на Западном фронте (танковый прорыв союзников в секторе Альбер – Морейль на севере Франции 8 августа 1918 года) он дал неохотное согласие на заключение Германией дополнительного соглашения с Советской Россией. Между тем только несколько недель ранее Людендорф заходил так далеко, что подготовил подробный план военной кампании против большевиков. 5 августа, когда вносились окончательные поправки в германо-советское дополнительное соглашение, он снова заверял Гинце, что «германская армия может наступать в России и поставить у власти там новое правительство, которое будет опираться на народную поддержку».

Германский МИД при Кюльмане и Гинце последовательно добивался сотрудничества с советским режимом. Хотя, возможно, правильно отметить «западную ориентацию» Кюльмана и большую осведомленность Гинце в восточных делах, архивы германского МИД не дают оснований говорить о существенных переменах в восточной политике Германии после замены Кюльмана Гинце в июле 1918 года.

Бесконечные метания Людендорфа между воинственной антисоветской позицией, ворчанием и неохотным сосуществованием с Москвой были столь же характерными, даже если и менее ясно выраженными, для его украинской «политики». Этот путаный и непоследовательный подход к проблеме восточных территорий нашел свое полное отражение в позиции кайзера Вильгельма. Именно такому подходу восточная политика рейха обязана своей неясностью в течение всего 1918 года. Фриц Фишер в своем исследовании германской политики в годы Первой мировой войны мастерски раскрывает дуализм и противоречия (он называет это Zwiespaltigkeit) в образе мышления Людендорфа и кайзера. Однако выводы Фишера часто более радикальны и определенны, чем позволяют сделать эти метания.

Таким образом, скорее общее ослабление Германии, которое ощущалось и на восточных территориях, чем сдвиг в украинской политике, объясняло в действительности нереализованность планов военной кампании против Советской России Людендорфа. С изменениями обстановки на Западе от плохого к худшему Германии приходилось заботиться, чтобы на Востоке в это время не возникла какая-нибудь новая опасность. Нельзя отрицать, что германо-советские отношения в конце августа несколько улучшились, но новое соглашение, заключенное между двумя странами, не отразилось на советско-украинских переговорах, тогда еще продолжавшихся. Германия продолжала играть свою роль «нейтрального», хотя и не беспристрастного наблюдателя. 25 октября Людендорф потребовал, чтобы гетману не советовали ничего, что могло бы быть расценено как провокация против большевиков.

Конечно, Советы не нуждались в какой-либо провокации, чтобы сорвать мирные переговоры с Киевом и возобновить свою экспансию на Украине. Однако это произошло после падения гетманского режима. Теперь новому украинскому правительству – Директории – предстояло бороться с очередным вызовом с севера. Что касается других территориальных требований Киева, то будущее Крыма представляло собой наиболее важную и трудную задачу внешней политики гетманского режима. Из-за тесной связи с долговременными целями Германии на восточных территориях, особенно в Причерноморье, эта тема обсуждается в отдельной главе, посвященной широким аспектам германской восточной политики в данный период.

Полесье представляло собой несколько иную проблему по сравнению с другими областями, к которым Украина проявляла интерес. На этот регион, находящийся прямо к северу от центрального киевского района, Украина претендовала главным образом по стратегическим соображениям. Даже те, кто прямо настаивал на присоединении Полесья к украинскому государству (например, украинский министр иностранных дел Дорошенко), признавали, что притязания Белоруссии на него хорошо обоснованы, даже если они и доказывали одновременно, что этот вопрос нельзя решать до создания подлинно независимого белорусского государства.

Регион Полесья состоял из трех районов бывшей Минской области (районов Пинска, Мозыря и Речице), на которые Рада распространила свою административную власть в первые дни революции. Вскоре после переворота, совершенного гетманом, эту территорию расширили за счет включения чисто белорусского района Гомеля. Немцы не противодействовали этой акции, считая ее необходимой мерой укрепления оборонительной линии Украины против большевиков. Хотя большая часть Полесья (трех районов, аннексированных Радой) рассматривалась немцами в Брест-Литовске как украинская территория и хотя последующая аннексия Гомельского района гетманом не встретила возражений Берлина, такое поведение, вероятно, больше указывало на отсутствие интереса Германии к национальному движению Белоруссии на данном этапе, чем на готовность рейха поддерживать украинские территориальные притязания. Несмотря на то что немцы отказывались признавать белорусскую Раду правительством этой территории и оставались довольно безразличными к чаяниям белорусского национального движения, они предоставили Киеву свободу действий в отношениях с северным соседом и не выдвигали возражений против присутствия на украинской территории белорусских «посланников».

Немцы были столь же сдержанны в контроле контактов гетмана с представителями союзников в Украине и сопредельных странах для поддержки, хотя бы теоретически, статуса Украины как независимого государства. Проблема контроля или выдворения из Украины консулов стран Антанты и других «враждебных элементов» впервые возникла во время правления Рады. Сначала немцы предложили выдворить их «в интересах безопасности», полагая также, что Рада должна выразить официальный «протест» против таких действий германских оккупационных войск. В конце июня, однако, проблема оставалась нерешенной, и германское армейское командование Востока снова предложило гетманским властям выдворить представителей Антанты из Украины.

Позиция германского МИД относительно этой проблемы заключалась в следующем: «Поскольку Украина не может рассматриваться как оккупированная территория на основании Гаагской конвенции о ведении войны на суше и, более того, поскольку германские войска вошли в страну по приглашению украинского правительства и остаются в ней с его согласия, с позиций международного права военное командование в Киеве не имеет права требовать от украинского правительства удаления представителей Антанты, пока они считают себя защитниками интересов граждан соответствующих стран. С другой стороны, Германию следует рассматривать в данный момент протектором (Schutzmacht) Украины, и, следовательно, она не может терпеть какую-либо политическую активность консулов противника, способную подорвать позиции рейха на данной территории. В случае неспособности гетманского режима контролировать политическую активность консулов Антанты на своей территории германскому армейскому командованию Востока следует принять необходимые меры».

В этом деликатном вопросе австрийцы следовали примеру немцев. Вскоре запрет на присутствие персонала западных стран Антанты был распространен на любое лицо, владеющее гражданством какой-либо из этих стран. Лишь в октябре 1918 года немцы открыто заявили, что они не против установления Украиной дипломатических связей со странами Антанты.

Германия не навязывала никаких ограничений на отношения Украины с нейтральными странами. Между тем центральные державы, Испания и Голландия признали Украину. Швейцария не пошла так далеко, но не возражала против открытия Киевом консульств в Женеве и Цюрихе. Персия и Дания вели с Киевом переговоры об установлении нормальных дипломатических отношений, а Швеция обещала рассмотреть этот вопрос вслед за заключением всеобщего мирного договора. Четыре центральные державы открыли ряд консульских учреждений на Украине. Так же поступили (в основном в Киеве и Одессе) следующие страны – Швеция, Швейцария, Норвегия, Италия, Дания, Греция и Эстония. Украина установила также ограниченные дипломатические и консульские связи с Доном, Белоруссией, Грузией, Румынией и РСФСР.

В итоге все эти связи принесли Киеву мало пользы, но потенциально они имели значение для развития украинской государственности в будущем. Присутствие германских и австрийских войск в стране и политическая гегемония рейха на восточных территориях в целом оставались решающими факторами внешней и внутренней политики Украины весь 1918 год.

Глава 9
Экономическая эксплуатация Украины: баланс

Установление гетманского режима не внесло непосредственных кардинальных изменений в экономическую политику Германии в Украине. Новое украинское правительство торжественно обещало уважать все экономические обязательства, взятые на себя его предшественником, как бы они ни были велики. Немцы же не вымогали дополнительных уступок, они просто рассчитывали, что новый режим в Киеве будет более податливым и покорным, чем Рада.

Хотя сразу же после переворота немцы и австрийцы возобновили экономические переговоры с украинцами, экономическая эксплуатация страны осуществлялась в соответствии с прежними соглашениями, среди которых наиболее важной была конвенция от 23 апреля 1918 года. Верно, что условия, на которые согласился генерал Скоропадский перед взятием власти, предусматривали, что он предоставляет немцам свободу действий в обеспечении Германии трудовыми и сырьевыми ресурсами, а также контроль над финансами Украины. Но такова была практика в период правления Рады, а продолжение этой практики не сулило никаких реальных улучшений для экономических позиций Германии в Украине.

Немцы могли продолжать сбор продовольствия и сырья в Украине главным образом благодаря различным прямым действиям и инициативам местных командиров германских частей. Хотя постепенно гетманским властям навязывались новые экономические ограничения, они оказывались во многих случаях либо ненужными, либо неэффективными, либо представляли интерес лишь как показатели германских планов и намерений. Среди них было ограничение активности украинских сельскохозяйственных кооперативов, чтобы не допустить подрыв позиций центров закупок зерна центральных держав в Украине.

К тому же немцы запретили экспорт зерна и другого продовольствия в нейтральные страны, аналогичным образом они ограничили украинско-советские и украинско-грузинские торговые отношения. Несомненно, подобные ограничения немцы могли бы навязать и Раде, но они не нуждались в них, поскольку сам Кюльман указывал, что немцы полностью контролируют транспортную систему Украины. И в этих условиях киевские власти были не способны предпринимать самостоятельные экономические мероприятия, наносящие ущерб интересам рейха. Немцы стремились сохранить этот контроль любой ценой и в ожидании забастовки железнодорожников вслед за переворотом гетмана подготовили специальный приказ, чтобы предупредить такую возможность. Согласно приказу, порча железнодорожного оборудования каралась смертью. Немцы угрожали введением других свирепых мер для обеспечения бесперебойной работы железной дороги. Опять же уместно предположить, что немцы прибегли к таким же мерам в период правления Рады, если бы в них существовала необходимость.

Усиление немецкого контроля над финансами Украины тоже началось в период правления Рады. 26 апреля, фактически в последние часы существования Рады, было заключено специальное соглашение, предусматривавшее печатание украинских денежных единиц в Германии. Через две недели в Киеве было подписано с Германией и Австро-Венгрией другое финансовое соглашение, устанавливающее курс обмена между денежными единицами трех стран (1,33 марки и 2 кроны за 1 карбованец) и предусматривающее кредит украинскому правительству на 400 млн карбованцев, половина из которого выплачивалась в марках, а другая – в кронах. Соглашение имело целью облегчить экономические сделки между Украиной и центральными державами. Украинская валюта, хотя и имела теоретически высокую стоимость, на самом деле представляла собой дешевые бумажные деньги. Сохраняли популярность старые рубли, но их было трудно достать, а к германским маркам и австрийским кронам население относилось с подозрением. Вот почему эти финансовые соглашения мало способствовали развитию здоровых торговых отношений в стране.

Немцы и австрийцы продолжали полагаться на прямые реквизиции продовольствия, хотя подобная практика признавалась довольно неэффективной и приводила к уничтожению зерна посредством поджогов и вооруженному сопротивлению украинского крестьянства. Другим широко распространенным методом на службе Германии и Австро-Венгрии был захват снабженческих военных баз и складов, а также мастерских, заводов, верфей и даже демонтаж части железнодорожных путей для их изъятия в качестве военных трофеев. Фельдмаршал Эйхгорн только в середине мая объявил подобную собственность немецкими военными трофеями. Только в середине августа между украинским правительством и двумя оккупационными державами было подписано специальное соглашение о разделе подобной собственности. Тем не менее немцы и австрийцы не стесняли себя в обеспечении поставок любых материалов, которые попадали в их распоряжение, со времени вторжения в страну.

Установление гетманского режима вселило в немцев надежды на импорт украинской рабочей силы из Украины. Между тем несколько месяцев ранее, в ходе переговоров в Брест-Литовске, представители Рады дали ясно понять, что в Украине нет избытка трудовых ресурсов. Вскоре после переворота Людендорф заявил: «Мне нужны люди для службы в армии и работ внутри страны для облегчения бремени нашей военной экономики. До сих пор Германия работала для других, теперь для нее поработают другие. Я имею в виду оккупированные территории, прежде всего Украину». Подобные надежды оказались, однако, столь же иллюзорными, как и ожидание решения рейхом проблемы нехватки военного персонала за счет мобилизации на военную службу немецких поселенцев на восточных территориях.

Заготовка продовольствия в Украине оставалась первоочередной задачей в мышлении представителей Германии. Немцы постоянно разрывались между непосредственными экономическими потребностями, которые, в их представлении, удовлетворялись лишь частично, и выполнением долгосрочных планов, которые срывались из-за использования ими безжалостных способов сбора продовольствия. В результате терпело провал осуществление обеих задач, а это выражалось в постоянно растущем сопротивлении крестьян, дезорганизации производства и забастовках, как в промышленности, так и на транспорте, росте недовольства населения немцами, австрийцами и гетманской властью, которую Германия и Австро-Венгрия продолжали поддерживать.

Согласно украинскому источнику, во время оккупации в Украине в операциях против местных партизан погибли 30 тысяч немецких и австрийских солдат. Украинские потери убитыми в боевых действиях и в результате казней составили 50 тысяч человек. Потери оккупационных войск были достаточно серьезными, чтобы побудить командование австрийской Восточной армией (Ostarmee) выступить одно время перед немцами с предложением о взимании штрафа (!) с украинских властей за каждого убитого военнослужащего в размере: 200 тысяч рублей за генерала, 150 тысяч – за офицера штаба, 100 тысяч – за офицера и 50 тысяч – за простого солдата. Немецкий генеральный консул в Киеве Эрих фон Тиль высказался за то, чтобы не принимать австрийское предложение по политическим и правовым соображениям.

И немцам, и австрийцам не удалось воспользоваться украинским промышленным потенциалом в военных целях, за исключением конфискаций и демонтажа некоторых заводов для отправки в свои страны. Так, многие заводы оставались закрытыми, а те, что работали, производили на ограниченной основе. Согласно надежному украинскому источнику, число безработных в период правления Рады составило около 200 тысяч человек. Вероятно, это была довольно заниженная цифра из-за отсутствия достаточной информации. Промышленные рабочие Украины находились в отчаянном положении и, без сомнения, способствовали дальнейшему росту антигерманских настроений в стране.

Транспортным рабочим, особенно железнодорожникам, жилось гораздо лучше, поскольку в период оккупации немцы в своих собственных интересах делали все возможное для обеспечения эффективности железнодорожного транспорта и были готовы пойти навстречу экономическим требованиям рабочих. Тем не менее в середине июля те же самые люди, которые несколькими месяцами раньше много делали для облегчения транспортировки немецких войск в целях борьбы с большевиками в Украине, объявили общенациональную забастовку. Забастовка, скорее политическая, чем экономическая по существу, потерпела полное фиаско. Немцы ожидали ее несколько недель и хорошо к ней подготовились. В результате достаточное число поездов продолжало функционировать, обрекши забастовку на провал. Вскоре аресты и другие репрессивные меры обратили вспять это антигерманское движение, хотя акты саботажа и другие способы сопротивления оставались частыми и потребовались дополнительные войска, чтобы предотвратить сбои в работе железнодорожного транспорта.

Неспособность центральных держав добыть в Украине продовольствие в ожидаемых количествах стоила Раде ее пребывания у власти. После установления гетманского режима Людендорф предложил «новый подход»: «Перед лицом ухудшения продовольственного положения (на родине) нам нужно быстро обеспечить больше порядка в черноморской зоне. Немедленное исправление ситуации можно обеспечить только при помощи вооруженной силы. Переговоры означают лишь потерю времени…» Это было, по существу, то, к чему австрийцы и немцы стремились некоторое время в Украине. В середине мая Австро-Венгрия предприняла попытку милитаризации экономической эксплуатации в своей зоне оккупации. Генерала Крауса назначили «диктатором Украины», но это тоже не смогло исправить ситуацию, и эксперимент прекратили почти так же быстро, как и начали его. Немцы, всегда относившиеся довольно подозрительно к австрийским инициативам в Украине, немало потрудились для прекращения этого эксперимента.

Согласно официальным немецким оценкам, к середине июня с Украины в центральные державы было отправлено в целом лишь 90 тысяч метрических тонн различных продовольственных продуктов. (Приблизительно это эквивалентно 4500 груженых товарных вагонов, емкостью каждого в 20 тонн.) Из 50 тысяч тонн продовольственных поставок, прошедших через пограничные пункты и порт Браила, 13 тысяч тонн были отправлены в Германию, а в Австро-Венгрию – 37 тысяч тонн. Согласно авторитетному австрийскому источнику, количество продовольствия, добытого на Украине к середине апреля, то есть в течение всего периода правления Рады, составило 1600 товарных вагонов или около 32 тысяч тонн. Таким образом, вслед за установлением режима Скоропадского имело место заметное улучшение в сборе и отправке продовольствия из Украины. Значительное количество продовольствия отправлялось также без официального досмотра, но таких цифр в наличии не имеется.

В последующие месяцы ситуация улучшилась, но незначительно. Лишь в июле 1918 года были организованы украинские продовольственные и снабженческие советы, включающие представителей Германии, Австро-Венгрии и Украины. Два центральных совета имели свои учреждения в большинстве крупных городов и районных центров. Им следовало использовать методы рыночного и бартерного обмена. В тех случаях, когда эти методы не давали желаемых результатов, предполагалось использовать более жесткие методы при помощи оккупационных войск. Эта новая организационная система начала действовать в конце августа, но из-за недостаточного сотрудничества украинских чиновников и необходимости удовлетворения наиболее насущных местных потребностей (например, снабжения продовольствием оккупационных войск и направления хотя бы минимума поставок в украинские города и промышленные центры) оставалось крайне мало продовольствия для отправки в Германию и Австрию. Новые организационные меры оказались почти столь же неэффективными, как и прежние.

Неспособность немцев создать эффективную систему сбора продовольствия в Украине вскоре стала очевидной как в Германии, так и за рубежом. Так, советский представитель в Берлине Адольф Иоффе предложил в начале июля, чтобы его правительству доверили заготовку зерна в Украине, как для Германии, так и для России. И такой ответственный германский представитель, как Густав Штреземан, посчитал подобное предложение заслуживающим серьезного рассмотрения. Обсуждая в середине августа 1918 года пропагандистскую программу рейха, постоянный статс-секретарь Эрхард Дойтельмозер пришел к выводу, что на родине ни один человек больше не поверит германской пропаганде. «Население, – говорил он, – разочаровано в трех своих ожиданиях: 1) в успехе подводной войны; 2) в успехе наступления на Западе; 3) в выполнении обещания добиться увеличения продовольственного снабжения за счет Украины, а также в получении других благ за счет так называемого мира на Востоке».

Другой важный фактор неспособности австрийцев и немцев добыть продовольствие в Украине состоял в отсутствии у оккупирующих держав возможности осуществить обмен продовольственных поставок на промышленные товары. Центральные державы смогли поставлять сельскохозяйственное оборудование и инвентарь. Текстильные изделия, изделия из кожи, бумага и другой ассортимент товаров, обещанных украинцам ранее, так и не поступили. Сначала оккупационные войска снабдили сельскохозяйственными инструментами и другими мелкими изделиями повседневного использования для обмена на продовольствие. Поскольку войска выполняли ряд других задач и не были достаточно многочисленными, чтобы добраться до каждой деревни, эта мера дала мизерные результаты. Лишь в начале сентября промышленные товары передали украинско-германо-австро-венгерским продовольственным комиссиям. В такого рода сделках больше преуспели независимые частные торговцы. Те, кто завозил собственные промышленные товары в Украину, без труда убеждали крестьян продавать излишки зерна. На этом этапе особенно успешно использовали в таком прямом торговом обмене отдельных торговцев, в частности еврейских дилеров, австрийцы. Немцы предпочитали полагаться на реквизиции и принудительные квоты поставок в качестве главного способа заготовок.

Нелегко определить точную цифру всех продовольственных поставок в Германию и Австро-Венгрию за весь оккупационный период (март – ноябрь 1918 года). Где-то цифры выглядят довольно точными, другие являются приблизительными оценками. А третьих и вовсе нет в наличии. Согласно авторитетному австрийскому источнику, все продовольственные поставки с Украины уместились в 42 тысячах товарных вагонов. Приблизительно это равняется 840 метрическим тоннам, по 20 тонн на вагон. Из общего числа 42 тысяч вагонов 30 757 отправлялись открыто, остальные контрабандой. Контрабандные поставки включали 4622 вагона с зерном и пищевыми продуктами. Чернин, немало потрудившийся для того, чтобы эти поставки стали возможными, приводит несколько более крупные цифры: 113 421 тонна зерна, муки и других продуктов (доля Австрии составляет 57 382 тонны); 30 757 вагонов со скотом, мясом, салом, сахаром и т. д. (доля Австрии составляет 13 037 вагонов); 15 тысяч вагонов с различными продовольственными товарами, отправленными без официального разрешения (доля Австрии не приводится). По подсчетам Чернина, общее число поставок составляло около 51 428 вагонов или 1 028 560 тонн.

Что касается контрабанды, негласных хищений и несанкционированных конфискаций, по которым точные цифры отсутствуют, то в этих случаях определенное количество продовольствия отсылалось на родину в индивидуальных упаковках. Среди германских и австрийских оккупационных войск такая практика была распространена настолько широко, что, по свидетельству австрийского источника, на Украине приходилось создавать специальные лесопилки и столярные мастерские, чтобы изготовлять «бесчисленные ящики» для военных, отправляющих домой посылки. По оценке того же источника, с июня до окончания оккупации в ноябре в Австро-Венгрию отправлялись каждый день около десяти товарных вагонов, набитых такими посылками. Это подразумевает в целом 1800 вагонов или что-то около 36 тысяч тонн продовольствия. Если число посылок, отправленных в предыдущий период оккупации (февраль – май), подсчитать в этом духе, то общий итог для австрийцев будет в самом деле впечатляющим. Соответствующие немецкие цифры отсутствуют, но не будет ошибочным предположить, что они значительно превышали австрийские цифры, выражающиеся, видимо, в 2500 товарных вагонах (или 50 тысяч тонн) с разнообразными продовольственными товарами, отправленными солдатами домой по собственной инициативе.

В любом случае общее число продовольствия, изъятого в Украине, должно быть, было выше, чем цифры, приведенные графом Чернином (хотя его можно подозревать в их завышении для оправдания «хлебного мира»). Возможно, до 75 тысяч товарных вагонов (или приблизительно 1,5 млн тонн) с различными продовольственными продуктами были отправлены из страны официально и неофициально в течение всего периода австро-германской оккупации.

Немцы всегда относились подозрительно к планам Австро-Венгрии на Украине, и генералу Краусу было рекомендовано создать основу для тесных австро-украинских экономических отношений в будущем. Австро-Венгрия же никогда не шла дальше заготовки продовольствия на вывоз в своей зоне и не располагала возможностями прочно закрепиться в стране экономически. За исключением тех австрийцев, которые тешили себя идеей посадить на украинский трон представителей семейства Габсбургов, ответственные представители страны, к примеру генерал Краус, быстро поняли слабость позиции Австрии в Украине. Они примирились с тем, что страна двойной монархии не имела выбора. Ей оставалось лишь подчиняться германскому руководству, а также принимать участие во всех предприятиях рейха на восточных территориях.

С другой стороны, немцы, делая прежде всего упор на экономическую эксплуатацию Украины в военных целях, проявляли большой интерес к перспективе развития постоянных и прочных отношений между двумя странами. Это особенно справедливо в отношении различных невоенных учреждений, и свержение Рады, видимо, послужило стимулом для таких настроений. Взять, например, телеграмму, посланную заместителем статс-секретаря фон Буше послу Мумму 30 апреля 1918 года лишь через несколько часов после государственного переворота генерала Скоропадского. По его мнению, Украине не только следовало выполнять экономические обязательства перед Германией, взятые в Брест-Литовске и в последующих экономических переговорах, но также тесно связать в будущем свою экономику с экономикой рейха. Буше прогнозировал важную роль немецкого капитала и квалифицированной рабочей силы в экономическом росте Украины. Этот рост должен выразиться в создании густой транспортной сети, дальнейшем увеличении промышленного потенциала. И в последнем по порядку, но не по значению, – в модернизации и интенсификации сельскохозяйственного производства. Все это, однако, должно было иметь видимость чисто украинского национального предприятия. Мумм тоже призывал смотреть на экономические позиции Германии в Украине перспективно: «Полагаю, что мы не планируем разом «обобрать» Украину, подобно Бельгии, но хотим, вместо этого, постоянно усиливать экономическое влияние Германии в этой стране. Для этого нам нужно в экономических отношениях с Украиной заменить военные методы методами цивильными».