Текст книги "Голоса"

Перенесёмся теперь в его воспоминаниях в ранее гордость Самары, а ныне грязную обшарпанную заброшку, выглядывающую из-за деревьев в центре самого большого и лучшего на свете Промышленного района-в кинотеатр Шипка. С его огромными голубыми стеклянными панелями, отражающими небо и однотипные здания. В советское время его открывал сам Эльдар Рязанов, а ныне культурный центр до того, как его законсервировали, был приютом для торчков, бомжей и исследователей неизвестного. Которые в фонтане перед ним устроили помойку, скидывая бутылки да мусор. Несчастный фонтан, да и граффити на нем довольно паршивые. И вряд ли в нем снова будет вода, а внутри кинотеатра будет пахнуть карамелью горячий попкорн. Там теперь пахнет горелым, ссаньем да плесенью, пожирающую остатки внутреннего интерьера. Знаете, очень колоритно смотрятся ухоженные клумбы, елочки да нах*р никому не нужный кинотеатр, бывшей визитной карточкой этого района. Так вот, одичавший Боярышник, напившись, проник внутрь с торца, осмотревшись, пошел туда где разносились голоса и веяло теплом– вниз по лестнице в одну из комнат около гардероба. Пока шел, рассматривал во что превратился его любимейший кинотеатр, перешагивал через груды мусора и резкую вонь, спустившись, обнаружил пару местных маргиналов около костерка, слово за слово, разговорились и стали пить, а что еще делать? Один был приезжий, звали Антоном, бродяжничал по области, второй был помладше, употребил до этого на крыше Шипки и под кайфом решил тоже спуститься и посидеть в тепле у костра.

И вот, сидят, греются, знакомятся, Боярышник решил с ними сесть потому что у него заканчивалось, и он рассчитывал на халяву, разговорились, угостились фанфуриком и парой глотков воды из озера в парке Гагарина, которую Боярышник заботливо набрал пока шел к Шипке, и тут Антон вдруг начинает рассказывать, как он работал в монастыре и что современная церковь – это сборище невежд и неудачников. Что церковная корпорация занимается тем же, чем и все остальные коммерческие предприятия: зарабатыванием денег. Но, ввиду того, что созидать что-либо наши попы не умеют, они заняты банальным обманом нормальных, доверчивых людей. Что работал как-то в одном монастыре, поведясь на рассказы о возможности поднять там баблишка. О том, как человек, мало-мальски не обременённый принципами, типа «поститься-молиться», уже будучи послушником монастыря, делает себе нехилый капиталец. Поведал он о том, как на самом деле в монастырях в основном работают только трудники-бомжи. Их заставляют за тарелку супа убирать, чистить, мыть. Строить ничего обычно не заставляют. Пользуются услугами наёмных рабочих, обычно таджиков. Они аккуратнее и не пьют! Если человек в монастырь приходит нормальный, в смысле не алкаш и не даун, то его трудничество заканчивается быстро, и он становится послушником. А уж, если у него есть мирское образование, скажем, бухгалтер-экономист, то и цены ему не будет. Начальство таких сразу примечает и тяжёлые работы они уже не делают. Конечно, стоит оговориться, что монастыри бывают разные, бывает, что во главе обители стоят идиоты, фанатики и извращенцы, которые не дают людям жить. Но обычно и начальников таких быстро выгоняют, ибо разваливать инфраструктуру церкви изнутри ни один епархиальный архиерей (если не совсем чокнутый или фанатичный) не позволит. Конечно, в монастыре есть свои мелочи, вроде неписанных правил поведения, обязанность ходить на службы, да и то далеко не на все, а когда «наберёшь вес», можно и вообще на все службы забивать. В общем, в монастыре жизнь намного легче, чем в миру. Ну, только баб нет. Хотя, кто сказал, что их нельзя иметь. На стороне. Как вы думаете, что лежит в основе пребывания человека в монастыре? Скажете вера? Нет! Вера – это обман, это сублимация. А сублимация чего? Ущербности! Ущербность, а вместе с ней раболепие, отрицание своего разума, невежество, а отсюда извращённое властолюбие, гордыня, почитание себя выше всех остальных – вот, что отличает неадекватного верующего, от нормального человека с верой. Сколько он знавал людей – монахов и мирян, одержимых православием головного мозга – их всегда отличало одно – все они, ещё в своей прошлой, светской жизни, отличались тем, что не умели, или не хотели думать своими мозгами, конформизм – их основное правило. Вчера славили КПСС – значит КПСС – это царь и бог, сегодня славим Христа и Кирилла, и нужно внимательно слушать что говорят те кто повыше. Эти люди, будучи ещё вполне адекватными в миру, попав в водоворот событий 90-х годов оказались выбитыми из жизни и стали искать себя в религии, кто в сектах, кто в РПЦ. Вообще, как хорошо сказал про веру А. Невзоров, она проверяется нехитрым тестом. В евангелии говорится о том, что истинно верующий может сказать горе – подвинься, и она подвинется. Что-то пока таких людей я ни разу не встречал. Всё только рассказы о том, что это постоянно делали где-то в Египте, в 4 веке, то есть очевидно, никогда. Но, как известно, все мы люди, и даже находясь в состоянии бомжа, человек обычно не теряет некоей гордости и самолюбия. Не лишена этого и церковь с её обитателями. Здесь же у людей развивается необычайное властолюбие, помноженное на уверенность в своей близости к божеству, притом рождающееся как сублимация личного ничтожества, убожества и неудачничества. Ведь последнее эти люди не перестают про себя понимать. Они понимают, что они никто. Многие из церковников просто разочарованы в своей жизни и понимают, что сломали её. Но, как известно, редкий человек готов признаться, что он дурак, признаться в этом даже себе самому, а на помощь ему приходит необычайно извращённое властолюбие и желание показать себя «святее» других. Вообще, вся монашеская жизнь – это желание послушника стать иеромонахом, желание иеромонаха стать игуменом, желание игумена стать митрополитом. Вообще, властолюбие и раболепие в церкви – это отдельная тема. Ибо попробуй не так посмотри на вышестоящего, не так подай свечку попу во время службы, тебе и поклоны влепят, и дадут понять, что ты полное дерьмо. Епископы – это боги на земле. Им можно всё. Епископ – это князь, с несколькими БМВ, Тойотами, Мерседесами, Ауди и прочими радостями жизни. К ним вкупе, несколько шикарных домов, прислуга, самолёты, естественно бесовские телевизоры – Интернеты, бани, сауны, попойки, а у некоторых и мальчики для утех. В общем, всё как у людей! Ходит такой епископ, посохом постукивает, на рабов своих покрикивает, все у него нелюди – один он Человек. В миру такие отношения были, наверно, только между крестьянами и князьями 500 лет назад. Конечно, мне могут возразить, что не все такие. Ну, может и не все, но большинство.

Боярышник изумлен данному монологу, и расспрашивает собственно кто его собеседник, слышит, что приехал тот с Новосибирска, работал там лаборантом, потом пытался устроиться в монастырь и позже отправился в Сколково, где позже был выкинут за ненадобностью.

И тут молодой наркоман, которого звали Ромка, очнулся и выдал-убедить верующего в фактах невозможно. В самом деле! Ведь в наш век, когда *ловят*гравитационные волны, в лабораториях получают конденсат Бозе-Эйнштейна, Бак работает на всю катушку и удалось спустить исследовательский аппарат на поверхность кометы-все равно вы не убедите верующих. И даже когда экспедиции на Марс станут реальны, не смейтесь, но они потребуют построить межпланетный челнок храм, так же храмовый модули на самой поверхности и при этом не дай Бог если им откажут по причине дороговизны этих аттракционов. Защита чувств важнее всего!

Посмеялись, да тут Роман, явно словивший сильнейший трип, выдает следующее– я сам вот в институте учусь так то, и знаете, что? Сейчас же экономический кризис, да? Антон и Боярышник смеются, пьют фанфурик с водичкой, а Роман никак остановиться не может, выдаёт телеги за телегами-говорят, не хотят работать, особенно молодые, типа лентяи и бездельники. Но есть вопрос. Вы типа предлагаете за 15—20 тысяч вкалывать в адовых условиях в самой богатой стране по ресурсам в мире? Чтоб к 25 годам купить кредитопомойку, а к 50 купить 30 метров бетона? Не «не работать» мы хотим, мы не хотим работать за еду. Одно дело, когда за твою работу так-то тебе платят нормальные деньги, и ты чуешь, что оно того стоит, а другое, когда тебе предлагают пахать 10 часов в скотских условиях, за 15—20 тысяч. Это же 3,14здец. В Германии, например, мотивация работать есть, даже самое дно там будет 2—3 тысячи евро свои получать, через 3—4 года купит мерседес и домик на 150 метров, обеспечит пару детей и не в чем не будет нуждаться. И там ни нефти, ни газа нет, никаких ресурсов вообще. А нам предлагают вкалывать за 15 тысяч в стране, где нефти, газа, золота и леса просто неприлично много, и куда все деньги уходят с них, неясно нихрена. Как ты посмел за 15 тысяч не работать?? Ленивая мразь, поэтому всё в стране так плохо, потому что ты в самой богатой стране не готов работать за еду!

Тут молодой торчок замечает, что Боярышник уснул и не слушает его монолог, вдруг слышит какой-то шум и смех, прерывающийся матом и топотом. Его опьяненный дурманом мозг решает поступить естественным образом-просто слинять. Шатаясь и держась за стены, Ромка потихоньку крадется, слышит приближающийся топот и его нервы не выдерживают, он просто спотыкаясь убегает, полагая что это полиция. На самом деле все обстояло немного иначе. Несколько минутами раньше в Шипку вошло трое подростков, которые решили погулять ночью по заброшке. И только войдя, увидели писающего Антона-монаха, который и не знал, что в тот момент один из подростков взял бутылку и метнул ему в голову. Бах-и Антон оседает в собственную лужу мочи, ребятки начинают пинать его и смеяться, он вырывается и убегает, не понимая что происходит, именно это и услышал торчок Роман, и приняв происходящее за облаву копов, теряя кроссовок убежал в сторону парка Гагарина. А та троица детишек, смеясь, решает дальше продолжить свое путешествие. И надо было так случиться, пока они поднялись на крышу, побродили по рубке оператора и темному залу, Боярышник продолжал храпеть на весь цоколь.

Таким они его и нашли, когда спустились вниз. Один поссал на угольки костерка и на Боярышника, мол чтобы он во сне не загорелся. Поржав, другой наоборот поджигает около него кучу мусора, закрывает дверь в комнату и предлагает поставить на то, как скоро мерзкий бомж загорится, да только вот внутри пламя разгоралось нешуточное, мусор прекрасно горел и коптил, а так же разгорались лаки, краски и другая химия вперемешку со старинными пленками, горящими ничуть не хуже пороха, и всем этим наследием кинотеатра была завалена вся комната под слоем мусора, и когда Боярышник почувствовал боль, все вокруг нехило пылало и было задымлено.

И, да он начал гореть заживо, спьяну не понимая происходящее. Слушая его крики, ребятки переглянулись, видя клубы дыма, под жуткие вопли начали стремительно сваливать, хотя один из них, который до всего этого просто стоял рядом, решил пнуть дверь чтобы бомж смог выскочит– но оттуда на него вывалились клубы густого дыма и языки пламени, опалившие его волосы, отчего он сам струхнул и убежал вслед за своими дружками. А вот Боярышник к тому моменту уже умирал страшной смертью.

Выскочив наружу, паренек с опаленными волосами попал прямо в руки полицейских, которым ранее попался обдолбанный и перепуганный Роман, и решивших проверить Шипку на наличие в ней еще наркозависимых, но, когда на них выскочили приятели светловолосого паренька и он сам, изнутри уже нехило так стал валить дым, стражи галактики тут как-то прямо опешили, повязали всех и вызвали пожарных, локализовавших этот пожар. А Боярышник к тому моменту уже умер в пламени, и был погребенным кучей обгоревшего мусора и пепла. Он до сих пор где-то там лежит. Потому что ребятки конечно же не стали говорить о произошедшем, а торчок Ромка вообще забывал все что с ним происходит каждые 5 минут. А еще потому что, когда потушили пламя, никто толком и не собирался разбирать завалы мусора, Шипку законсервировали, даже не предполагая о кошмарной тайне в ее недрах. Возможно все таки когда-нибудь его похоронят по человечески, не зря же звонил несколько раз по этому поводу стражам галактик, не могут же они допустить чтобы на отремонтированной улице дружбы Русско-болгарских народов люди отдыхали всего в нескольких метрах от обгоревшего трупа.

Но судя по всему всем глубоко пофиг, а искать тело бомжа – это хрень, и так каждый день люди пропадают, а сам я туда не полезу, там провалиться можно и еще мне вообще нахрен надо мусор в поисках костей ковырять в темноте, мне и так голосов хватает, тем более то что попросил Боярышник-это поставить нормальный памятник и ограду для своей покойной, любимой Катьки-Путейщицы. Когда огонь пожирал его заживо, он почему-то подумал, что у нее оградка плохенькая, что они скоро встретятся, и что после ее смерти обещал ведь самому себе, что поставит нормальный памятник, но снова запил и все про*бал. И теперь он надеется, что судьба ему дала еще один шанс, он меня особо не доставал, а в основном говорил с Революционером о коммунизме и других политических моментах, поэтому чисто по-человечески жалко мне его и я еду в салон ритуальных услуг. Нет, конечно не буду ставить уж совсем мраморно-золотой, но пускай он сможет сделать то, что не сделал по причине тронувшейся от безысходности и алкоголя головы.

По пути читаю новости. И тут неожиданно вижу заголовок, который идеально подходит прямо под данный момент. Йохохо!

Бомжи-пираты отправились в плавание по Москве-реке на угнанной барже. По предварительным данным, угонщики залезли на баржу, сняли ее с якоря, отвязали тросы и поплыли по течению Москвы-реки, сообщает Life ссылаясь на источник в правоохранительных органах. Об инциденте было оповещено МЧС. Прибывшие спасатели остановили судно, преграждавшее движение по реке. Поднявшись на палубу, сотрудники МЧС обнаружили на борту корабля троих мужчин, которые сразу же принялись бежать. «Трое мужчин, предположительно бездомных, спрыгнули прямо в реку. При этом они находились в пяти-шести метрах от берега», – рассказал источник. По версии правоохранительных органов, основной версией угона является любознательность троих бомжей, которые решили сплавиться вниз по реке на барже. Как сообщал «Российский Диалог» ранее, в Москве сотрудники ДПС задержали троих бомжей на «Гелендвагене». При обыске машины у них был найден пистолет и более ста патронов к нему.

Понятно, веселье, а вот и приехал к ритуальному салону. Смотря на его фасад, думаю, что надо бы и мне мать навестить.

Охренеть, как же все дорого, а ведь я в инете долго искал что почем. Умирать —это вам не в тапки срать, просто ценники за то чтобы над вами поставили камни, омываемые слезами родственников и дождем, были весьма так прискорбными. Боярышник выбрал, я лишь сказал, что написать, составили договор купли продажи, ничего в принципе сложного, фотографию заменит красивая надпись, но теперь вместо года отдыха от моей работы я буду отдыхать полгода. Блин, вспомнил как один раз избил бомжа (а может просто маргинала бухого), который меня зачем-то по синьке решил атаковать. Это какая-то народная изощренная форма суицида-набрасываться на людей, совершенно не думая, что они вас и выпилить спокойно могут. Интересно, он все еще жив, а то зимы у нас очень холодные.

Воспоминания Боярышника– это жестокий путь до самого дна, а подняться со дна-это все равно что стать космонавтом и полететь на Луну. Это у Максима Горького в *Дне* и у Петрушевской в *Своей круге* все выглядит со стороны интересно. Ничего подобного. Как сказал Революционер-*Мы живем в очень жестоком мире, где сотни тысяч нытиков прикрылось ореолом индивидуальности и даже мысли не допускают о проблемах других*. Последние воспоминания Боярышника– это сплошной депрессив, если ты попал на улицу-скорее всего ты умрешь, не знаю, как он так долго продержался, причём дважды. Из всех мыслей-поесть, согреться, выжить, когда все другое на второй план отходит, а потом и просто забывается. И да, еще он ходил под себя, когда совсем холодно было ночами в подвалах, так потому что даже теплее.

Боярышник, твои ограды-памятники скоро поставят, надеюсь мои поступки начинают иметь ценность, и все эти размышления ведь не просто так, значит судьба хочет мне дать второй шанс, и я стану сам лучше. Не знаю почему я вас слышу, иногда бывает так, что единственный ответ – а х*й знает. А придумывать 88 теорий что это могло быть-трата времени впустую. Я не знаю почему они в моей голове, но ничего просто так не бывает. И уезжая из ритуального салона, Боярышник словно откуда-то из-под толщи воды сказал мне *удачи сынок* и ушел. Блин, теперь я задумался о смерти по-настоящему. Нет, не о своей, просто вспомнил как в детстве увидел настоящий кошмар. Кажется, это было недалеко от храма около стадиона на месте храмового кладбища, купола отливали золотом, стоял я на остановке, и в тот момент, когда я рассматривал людей в подъехавшем автобусе-гусенице, под автобус полезла женщина. Как потом оказалось, у нее порвалась сетка и на дорогу выкатились картофелины, не знаю, о чем она думала в тот момент, когда полезла под колеса и стала собирать драгоценные клубни. Все произошло настолько быстро, что ее даже никто не остановил. Что это было? Безрассудство? Голод? Нищета? Как сейчас помню крики и вой прохожих. Надо отвлечься, а вечером снова пойти в бар и напиться, не хочу думать о смерти, у меня своих мертвецов хватает. Кажется, они молчали все время пока я был в ритуальном, и могу понять почему, разглядывая надгробья и давая им снова возможность вспомнить, что у них уже есть такие же. Точнее не у всех, Боярышник то не похоронен с Купцом, и не все могут меня покинуть, потому что им я не могу помочь, точнее просто не знаю, что делать с некоторыми, ибо их просьбы-невыполнимы. Например, как просьба у Голодного Поволжья.

Голодное Поволжье

Ее история-это нечто особенное, потому что для начала пронесемся на сто лет назад. В тяжелое время, ох тяжелое. Мало того, что в стране забурлил хаос, весьма насыщенный и кровавый, так не в хороших условиях возник! После эпичного провала русско-японской войны, экономических и дипломатических неурядиц, а также сдачи Первой Мировой (другого выхода найдено не было), жить в той весьма суровой стране стало на уровне стран Африки-наступила Гражданская война и ее фееричные будни. Гражданская война дело в принципе невеселое, люди гибнут, бегут с фронта, а по приходу еще и узнают, что везде банды, мародеры, и везде поджидает смерть. Не схорониться, ни дух перевести.

Но стремительно становилось еще тяжелее, ведь прямо на родной улице постоянно сходились не на жизнь, а на смерть, брат с братом, отец с сыном, сын с шуриным по второй линии, и другие меж родственные связи, так же было уничтожение друзей и знакомых, отстаивающих эссерские, проолетарские или другие понятия, ещё приходили белочехи, колчаковцы, комучевцы и другие.

А еще на берегах Поволжья была развернута Чапанная война или чапанка (чапанное восстание) – одно из самых крупных крестьянских восстаний против большевиков в России. Чапан это халат овчинный, как ватник, зимой греет тело и душу. Происходило восстание на территории Сызранского, Сенгилеевского, Карсунского уездов Симбирской и Ставропольского и Мелекесского уездов Самарской губерний в марте 1919 г и было жестоко подавлено. Потому что грабеж деревни был лютый. Грабили все, и красный, и белый, стороны никогда не отличались милосердием, так только вот красные все же преуспели тут с законным изъятием излишка зерна (!), когда под этот излишек попадало и обычное, хозяйское зерно для посева. Когда изымалась вся еда, а еще были воспеты и больные на голову Павлики Морозовы (правда говорят он за другое погиб, там бытовое насилие), но суть вы уловили.

Но вернемся к голоду.

Сначала был неурожайный 1920 год. В Поволжье было собрано всего 20 млн. пудов зерна. Это мало. А вот весна 1921 года принесла еще и небывалую засуху. В Самарской губернии уже в течении мая погибли озимые хлеба, а яровые стали засыхать. Отсутствие дождей и появление саранчи– «кобылки», поедавшей остатки уцелевшего урожая, послужили причиной гибели к началу июля практически 100% посевов, что как вы понимаете весьма удручающее обстоятельство. Как итог, голодали более 85% населения Самарской губернии. Практически все запасы продовольствия, которые оставались у крестьян, были изъяты в предыдущем году в ходе так называемой «продразверстки». В двух словах, этот термин означает отъем продуктов питания. Преимущественно, у крестьянства. Причем у «кулаков» он осуществлялся на «безвозмездной» основе (путем реквизиции). Другим же за это платили деньги по установленным государственным тарифам. Заведовали процессом так называемые «продотряды». Продотряды изымали зерно любым путем, банальный грабеж был самым действенным методом.

Многим крестьянам перспектива принудительной продажи или изъятия продовольствия совсем не нравилась, потому и восставали, стали принимать превентивные «меры» и были жесточайшим образом подавлены. После продразверстки 1920 года крестьяне уже осенью этого года были вынуждены есть семенное зерно. География регионов, охваченных голодом была очень широка– Юг современной Украины, Поволжье (от Каспийского Моря до Удмуртии), Южный Урал, часть Казахстана.

Действия властей привели к тому, что ситуация складывалась патовая. Резервов продовольствия у советского правительства не было, и в связи с этим в июле 1921 года было принято решение обратиться за помощью к капиталистическим странам. «Проклятые» буржуи не торопились помогать молодой республике и первая, небольшая гуманитарная помощь поступила только в начале осени, тем не менее, в конце 1921-начале 1922 года ее количество увеличилось, но не могло спасти большую часть голодающих.

Пока западные политики раздумывали какие выдвинуть условия Советам взамен на гуманитарную помощь, за дело взялись общественные и религиозные организации Запада. Тут кто-то завопит-да как они под Америку прогнулись, у ууууууу! Но стоит сказать, что материальная помощь в борьбе с голодом была весьма велика, и плевать что буржуи так же были напротив урвать свое, они жизни спасали, но никто ныне об этом не говорит и не вспоминает.

Кстати, Революционер напоминает, что в течении 1922 года было изъято церковного имущества на 4,5 миллиона золотых рублей. Огромная сумма. Естественно, не вся она была потрачена на борьбу с голодом и его последствиями. На эти цели было израсходовано лишь 20—30%, основная же часть этих миллионов была «потрачена» на разжигание пожара мировой революции. А кое-что было просто банально разворовано, что неудивительно. Но это мелочи ж, пустяки.

Вернемся к истории маленькой Агафьи. Представьте избу, простую и в тоже время просторную, стол накрыт, пахнет просто едой и печью, на лавках сидят несколько мужиков, они старые друзья, вместе поля пахали с детства, вместе росли. Но сейчас все угрюмы, снова говорят о появившихся солдатиках, ходящих с криками по всей деревне, мол * крестьянство и пролетариат едины, но идет война, солдаты борются с угнетателями трудового народа, и Красной Армии нужно помочь в борьбе с угнетателями, и поможет крестьянство тем, что предоставит излишек продуктов на нужды армии*. Просто и прямо. Учитывая, что с каждым месяцем помощи требовалось все больше и больше, энтузиазма это нисколько не вызывало. Год был тяжелый, запасов едва хватит зиму пережить, да вот и с посевами надо что-то делать. А где зерно ныне купишь, базар то не то что раньше. Тяжело становилось в ожидании грядущего, потому что красные приходили все наглее и злее, и все больше было плевать на разгорающуюся пожаром грядущую мировую революцию.

Быт столетней давности чуден, наблюдать за ним правда бывает забавно, но, если долго смотреть на ее жизнь современному человеку-скука, поверьте, и еще у нее было много обязанностей, и к тому же работали они в полях с малых лет. Те люди знали цену своего труда, и потому расставаться с излишками зерна никто не стремился, и слушая агитки про очередное повышение продналога, внутри у них нарастало тяжелое чувство, от которого взрослые становились угрюмее. Маленькая Агафья может и была ребенком, но она это все почувствовала, понимала, что происходит что-то плохое.

Она ясно помнит, как пришли солдаты, чей-то голос, кого она не видела из-за роста, на стихийном митинге объявили, что в связи с чрезвычайным положением и недопустимости упадка в Красной Армии из-за недоедания придется так сказать помочь армии, а глядишь в дальнейшем Власть Советов уж точно поможет. Просто оратор не говорил, что из-за отсутствия довольства и поставок, в его дивизии началось бурление из-за крошечного пайка. Война войной, но погибать и питаться краюхой хлеба и водой?

Поэтому деревню попросту оцепили, вынесли что смогли и удалились.

Деревенские весьма так эмоционально выругались, бабы поохали, но благо скотина была на выгуле, а по старой деревенской традиции многие еду спрятать успели, как только солдаты заходили в деревню. Причём солдаты не чурались детей собирать, и настоятельно так говорить, что коли батька спрятал что, то значит он вредитель и враг народа, и другую хрень. Но только никто и подумать не мог батьку заложить красным, все понимали, без еды зиму не протянуть. Но на следующий день неожиданно снова пришли искать съестное красные, и начались игры разума и прятки. В ноябре стало еще хуже-избиения, угрозы и первые расстрелы вредителей, поиски зерна в стенах и подполах. Ходили вместе с местной беднотой, те надеялись, что и им что перепадет. А найдут-не дай бог озвереют от ненависти. Ладно прикладом или ногой, штык-вещь страшная. Дошли слухи, что кое-где красных того уже начали, то бишь хоронят в лесах, так сказать.

Так и тут недалеко такое случилось-пришел в очередной раз небольшой отряд солдатни, сразу рыскать стали, ищейка включилось, нашли у кого-то хлеб и стали зверствовать, но неожиданно были забиты взбунтовавшимися сельчанами, по-тихому схоронены, хотя прекрасно понимали, что их могли за это сдать. Никто тогда это не осудил, не понес доносить, в каждый дом беда прийти может, а то что еще пропали местные бедняки, красные активисты, заявившие что, доложат о случившемся, так уехали куда-то далеко видимо. Семьи то не те что ныне, там и до 8 ртов дойти могло, а то и больше, потому так с активистами и поступили.

С холодами постепенно пришел еще и голод. Злой, сосущий неумолимый голод. За осень закончились припасы на зиму. На базарах вместо еды на прилавках лежало все что можно было выменять на съестное. По главным дорогам скитались толпы бегущих от ужасов Гражданской, там были дезертиры, а потом и просто люд, бежавший от разраставшегося голода. А куда бежать, когда зима на носу?

И началось. Повадились бандиты, что обносили все что могли унести. Воровство и беззаконие. Повальный забив скота, когда же закончился скот, стали есть лошадей, морозы усиливались, соседи стали бояться друг друга, в округе пропали собаки и кошки, все больше людей уходило на весь день поймать какую живность в лесу или найти съестного.

Уехать далеко не получалось-везде, абсолютно везде было так, а где еще хуже. Начали доходить ужасные слухи о том, что доведенные голодом от отчаяния и безумства, съевши все, что доступно глазу и зубу, люди решаются есть человеческие труп и тайком пожирают собственных умерших детей.

И начался голод страшный, с криками и воплями по всей деревне.

Ужасы ужасами, пока в их деревне местный дурной не выкопал от голода умершую девочку, перерубил труп на несколько частей, сложил части тела в чугуны, и стал варить. На запах пришли соседи, так все это и вскрылось. Дурачка прогнали, хотя знали, что не выживет на холоде, но и на одной улице с ним жить боялись, а может и попросту забили на окраине, а всем сказали, что убежал.

Приехавший из голодающего города брат ее отца, видя, что творится, поведал что недалеко, в какой-то станице, собирают лошадиный кал и в свежем виде перерабатывают его в пищу. Раньше, мол, не ели и падаль, потому что это считалось грехом, а теперь подъели все. Что трупоедство развито невероятно. Съедаются не только умершие родственники, но и воруются трупы из амбаров, куда свозятся все покойники в ожидании групповых похорон. Что смертность дошла до 10—12 человек в день. Регистрация смертей при этом не ведется. Съесть человека у многих уже не считается большим преступлением – мол, это уже не человек, а только его тело, которое все равно сожрут в земле черви.

А потом у соседей дети не вернулись, ушли чего поискать в соседние чащи съестного и сгинули. Зиму предстояло пережить тяжелую, и самые маленькие вдруг неожиданно умирали, кто сам, а кому и помогали облегчить муки, были схоронены неизвестно где и без отпевания. Никто и не спрашивал, у каждого в доме страшный вещи происходили.

Постепенно в их деревне прекратился громкий плачь, иногда только слышен вой и смерть. Пухли от голода. Умирали от истощения. Трупы обрезали, мягкие места прежде всего, но не говорили никому. Залезут в амбар куда покойников сложат, нарежут мякоть, больше вот заднюю часть вырезали. А там что вырезать? Там покойник уж высох весь. Смотришь, помер опять кто, значит объедят до похорон. Так ведь знали, но не было жрать ничего. Страшная была картина. Никто не ловил обрезчиков, больно-надо то. Люди сами тогда боялись, что придут к ним домой, и их самих съедят. Из ямы уже таскали прямо мёртвых. Пропал – нету. Страшно по улице было ходить. Такое время было.

Перед смертью маленькая Агафья пошла с голодухи поискать чего в лесок. От голода кружилась голова, и пока бродила, заметила каких-то грязных, похожих больше на зверей невдалеке людей. Только они увидали, что она их заметила-помчались с диким хрустом кустарников, страшно крича, до этого подстерегали явно, Агафья их заметила, когда они уже почти окружили ее.

Просто эти детей ловили. Смотрят – идёт какой-нибудь маленько подходящий, его раз – и куда-нибудь. Нет его больше. Куда пропал? Пропал и пропал. Пропадали тогда массово люди. Где много мужиков, они все-таки боялись ловить, а где пустошь – как пойдут, они раз его. Их как-то за людей не считали. Тогда и власти не было. Какая власть? Знали куда ходить лучше не следует, а где уже совсем страшное происходило, где скитались целые банды каннибалов, съедающих всех, кого поймают.

Так убежала она от совсем спятивших людоедов, они еще больше были истощены и не догнали ее. Слышала, как кричал кто-то вдалеке слово *голодное*, уносимое ветром.