Текст книги "Да здравствует Государь! Три книги в одном томе"

– Ну Слава Богу, Сергей Иванович! – изрек он закончив хохотать. А я уж было подумал, что наши профессора и в самом деле сплошь поражены гинекофобией и привержены замшелым нравам Домостроя!

– Вот что, – продолжил Георгий – я все равно собирался посетить старую столицу по делам военного округа и торгово-промышленному вопросу. Я просто перенесу визит на более ранний срок.

Завтра будьте на Московском вокзале в полдень. Навестим Москву – матушку…

* * *

7 ноября. Московский университет

В зале стоял гул который сразу оборвался – и все две с лишним тысячи студентов Московского императорского университета замерли… Постукивая каблуками в дверях появился высокий молодой человек в черном мундире без знаков различия – темноволосый и вполне обыкновенный. Он остановился и оглядел собравшийся. Задудели трубы университетского оркестра сбиваясь с нот. Не иначе, подумал Георгий, музыканты струсили по случаю нежданного визита… Медный вой оборвался и Георгий обратился к собравшимся – Здравствуйте господа студенты! – Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! – ответили хором молодые глотки. Причем Георгий не мог бы поручится, но как будто где на задних рядах какие то считавшие себя очень храбрыми и остроумными типы прорычали нечто вроде «Ррав-рав-рав-рав-рав!» – вспомнив видать старый армейский анекдот… Студенты – среди которых между прочим большая часть была его старше как он отметил, внимательно изучали его и свиту. Наверное их поражал контраст…

И в самом деле Георгий в простом костюме и несколько легкомысленных штиблетах мог потеряться среди блестящей свиты (он взял с собой только Кауфмана и несколько гвардейских офицеров и градоначальника Долгорукого с адъютантами.)

Они сверкали золотом и серебром позументов, звенели, лядунками, саблями, шпорами, и орденами. Разве что Танеев в своем идеально сшитом новеньком вицмундире с коронами статского советника в петлицах, носил на груди только одну награду – золотую медаль с пеликаном Императорского человеколюбивого общества – «за неустанное попечение о недостаточных студентах Московской консерватории». Вообще то представляли к серебряной и уже давно – но бумага пылилась в канцелярии, а вот с новым назначением – спохватились.

Надо бы представить Сергея Ивановича к ордену при ближайшей оказии, – размышлял царь. Дать ему Белого Орла или св. Станислава I степени – «Станислав» много у кого есть – не знатный орден считается – но вот первая степень – редкость, а статут позволяет награждать стразу высшим степеням. А то неудобно прямо…

– Я намеревался осмотреть «вашу альма матер» без церемоний! – сообщил он вслух. Но раз уж учебный процесс нарушен мною невольно – полагаю на сегодня вы, – обратился он к ректору – можете распустить господ студентов по домам. И не обращая внимания на недоуменный гул двинулся дальше. В зале заседаний совета университета ему предстоял главный разговор ради которого он тут. Он оглядывал собравшихся вспоминая – не зря сегодня утром внимательно пролистал альбом посвященный университету… Почти весь штат университета включая пятьдесят ординарных и двадцать пять экстраординарных профессоров – а еще ассистенты и приват-доценты… Тут весь цвет – и в самом деле умнейшие люди. Правоведы Муромцев и Владимир Пржевальский – брат великого путешественника. Упомянутый «каноник» – Алексей Семенович Павлов; лучший знаток церковного права в России; Нерсесов, Мрочек-Дроздовский, чью книгу о «Русской правде» Георгий читал в годы учения. А вот тот самый Ковалевский – импозантный, с тронутой сединой львиной гривой Николай Владимирович Склифосовский – бывший декан медицинского факультета – ныне почетный профессор. Выдающийся военный медик – участник австро-прусской, франко-прусской, русско-турецкой войн. Тут же его помощник – профессор Эрисман с кафедры гигиены, эпидемиологии и медицинской полиции. А вот и Столетов – организатор первой в России учебно-исследовательской физической лаборатории и Жуковский – выдающийся гидравлик и механик.

«Лучшие умы, светочи просвещения – и эвон как! Стыдно господа!» – мысленно покачал он головой

– Для меня великая честь, Ваше императорское величество что я могу лично выразить Вам свою преданность! – подобострастно и со всей возможной искренностью промолвил ректор Боголепов и склонился в глубоком поклоне. В глазах монарха зажегся чуть заметный ехидный огонек. – Вы могли бы господин ректор выразить ваше почтение даже не лицезрея. А именно – внимательнее отнестись к скромному пожеланию вашего монарха… А желал я всего-навсего чтобы Московский императорский университет получил первоклассного преподавателя чьи заслуги признаны в мире! Собравшиеся явно были поражены. На многих лицах явственно читалось – «Так Он здесь из-за такого пустяка?!» – Ваше Величество, – начал было Склифасовский. Я смею предположить что дело это не столь важное чтобы лично отвлекать ваше августейшее внимание… – Дела императорского университета для императора не важны быть не могут, – отрезал Георгий. Хотя бы потому что из него выходят губернаторы и министры. А данное дело – это не побоюсь сего слова – дело о свободе мысли. Да-с господа! О той самой о какой как я знаю вы много говорите! Но какая простите, может быть свобода если в цитадели данной мысли имеют место самые заскорузлые предубеждения – словно извините у магометан или иных староверов почитающих даже простую женскую грамотность грехом! Нет почтенные – это не пустяк! Ибо разница между университетом и обычной школою заключается в том, что университет живет свободной наукою. А если университет не живет свободной наукой, то в таком случае, он не достоин звания университета, – процитировал он по памяти Витте. А какая же свободная наука если вы извините отказываете выдающемуся уму в кафедре по смешному предлогу? Аудитория явно растерялась. Если одни с удивлением обдумывали столь неожиданную в августейших устах речь, то другие готовы были биться за то что считали своими привилегиями как гладиаторы – даже и без надежды… – Простите Государь, но человеческое естество это не смешной предлог! – сорванным фальцетом пропищал Павлов – видимо по причинам причастности к вопросам церковным считавший себя близким к царствию небесному а по сему не особо боявшийся монарха земного. – А разве, господа ученые, предметы вообще и… каноническое право в особенности – не удержался он от колкости – разве они преподаются при помощи естества? – невозмутимо парировал император. Кое-кто из ученых мужей ухмыльнулся не удержавшись. – Но закон! – возразил Павлов не смутившись. – Именно – «Dura lex, sed lex» И опять так прошу мне показать закон явно и недвусмысленно в своих параграфах запрещающих принимать женщин преподавателями…

– Ваше Императорское Величество! – покачал головой Ковалевский. Чтобы долго не отнимать вашего времени – вы можете меня уволить со службы, но моего голоса мадам Круковская не получит. Законы и в самом деле при желании допускают то или иное толкование – но сие лукавство я оставляю крючкотворам и жуликоватым присяжным поверенным…

– Монарх разумеется можете назначить в университет именным указом кого угодно – даже извините своего коня! – воскликнул Павлов. Но ни конь ни кто еще не будет признаны ученым сообществом…

«Это что – бунт??!»

Георгий признаться ощутил себя в тупике. Он много слышал и читал о тупости и головотяпстве чиновников всех рангов, сам поражался нелепо составленным бумагам, посмеивался над генералам-рутинерами… Слышал жалобы Победоносцева (!) на темноту и невежество духовных лиц. Но чтобы столкнуться с подобным в светочи российской науки и цитадели просвещения??! Да – насколько ж было Николаю Павловичу проще!

– Ну хорошо… – покачал он головой после минутного раздумья. Значит мне придется изменить планы… – и видя выражение торжества на нескольких лицах продолжил. Не знаю оповещал ли вас господин Танеев о том что я предполагаю развить русское образование до состояния первенствующего в мире?

Увы – я с грустью вижу что имеющийся преподавательский корпус для этого не вполне годится ибо не понимает всей важности задач…

Мне не так давно предложили проект подъема русской высшей школы путем еще петровским – приглашения иностранных преподавателей… К слову – вам известно господа что жалование российского профессора превосходит таковое во многих первоклассных университетах мира? И я полагаю что Россия вправе ожидать что и отдача будет соответствующей затратам. Если кто то здесь не понимает – за что получает жалование больше чем у пехотного генерала – думаю найдутся те кто осознает за рубежами России.

И вижу что начать сей проект лучше всего именно с Московского университета.

Так что огорчу некоторых – но с вами или без вас госпожа Ковалевская займет полагающуюся ей по заслугам кафедру.

Он обвел взглядом несколько подрастерявшихся ученых мужей.

Кажется они не вполне еще верят что их – с их чинами, орденам и степенями могут вот так просто взять и прогнать как проштрафившихся дворников или половых…

– Уже есть предварительный список кандидатов – в нем примерно около ста крупных ученых Франции, Дании, Италии – которые вполне способны занять кафедры императорского университета, – не допускающим сомнения тоном уверил их в этом Георгий. Есть конечно проблемы – например язык – но в конце концов в наших гимназиях языкам обучают недурно. Да и выучить русский не так уж сложно – иностранцы не столь упрямы как некоторые… – он позволил себе выразительно усмехнуться.

– Что до действующей профессуры – продолжил он, – то и ей найдется где применить силы… В планах правительства – подтянуть провинциальные университеты не только как учебные заведения, но как учреждения занятые следованиями включая исследования местных производительных сил. Мне например видится нелепым что на всю огромную Сибирь ни одного университета… Мой покойный отец намеревался учредить университет в Томске, но смерть помешала ему осуществить задуманное. Я намерен это поправить в самое ближайшее время. Кроме того – возможно что Томск не самое лучшее место – Иркутск тоже вполне подойдет.

Аудитория встретила эту мысль гробовым молчанием.

Видимо сейчас перед их мысленным взором встала одна и та же картина – вереница разбитых телег тащащихся по непролазной сибирской грязи, а в них – на чемоданах и связках книг – нахохлившись восседают они – еще недавно профессора и приват-доценты лучшего учебного заведения России.

Ныне же – сверхштатные преподаватели новоявленного иркутского университета – корпуса которого еще только заложены…

По обочинам тянутся этапы каторжников с унылым песням под конвоем хмурых солдат, да одетые в меха туземцы непроницаемым взором узких глаз провожают чреду повозок со странными людьми. А с неба уже тихо сыплется ранний снежок…

…В России, господа! – назидательно продолжил Георгий, – столь много дел для мыслящего образованного человека – как для почтенных преподавателей так и для юных только вступающих в жизнь, – с самой доброжелательной улыбкой продолжил монарх.

Полагаю господа у многих есть сыновья уже окончившие курс наук? Разве же пристало им прозябать без достойных занятий в Москве когда еще толком не открыты и не изучены как следует Туркестан и Восточная Сибирь? Много еще дел к каким призывает долг ученого и верноподданного… Например можете справится у господина министра – насколько печально обстоит дело с преподавательским составом провинциальных учительских семинарий. Их нужно как представляется укрепить способными и желательно молодыми людьми.

Вот об этом надо думать и в самом деле – а не о том – может ли женщина быть профессором! – резюмировал он.

– Слава Богу, Ваше Величество что мой сын избрал военную стезю, – желчно произнес Ковалевский. Император проигнорировал нарочитую бестактность.

– Кажется он состоит в лейб-гвардии Кексгольмском полку ротмистром, Максим Максимович? – вполне добродушно осведомился он. Да – мне говорили о нем – прекрасный молодой человек и толковый офицер! Полагаю, что ему давно следует получить повышение – сейчас как раз разворачиваются три дополнительных отдельных батальона в Туркестане…

Ковалевский нервно нахмурился, но ничем больше себя не выдал – зато явно заволновались многие присутствующие – видимо те у кого дети тоже служили в армии.

– Ну-с, на этом думаю все, господа, – Георгий решил что с них будет довольно. На этом позволю себе вас покинуть – мне сегодня еще принимать две депутации. Не скажу что вы меня порадовали – но тем не менее визит был мне не бесполезен – ибо я убедился что нестроения присутствуют и в доселе казавшейся мне достаточно благополучной области высшего образования империи.

– Что же до как некоторые изволили упомянуть – коня! – решил напоследок пошутить он. То может статься что иные кони умнее иных профессоров – по крайней мере они не брыкаются попусту!

Почти всю дорогу до Петровского дворца Танеев молчал – и Георгий даже было решил что тот огорчен тем как император обошелся с почтенным профессорами и преподавателями.

Как оказалось, он ошибался.

– Ваше Величество, – наконец собрался Танеев с духом. Позвольте спросить – я могу ознакомиться с упомянутым вам планом преобразования отечественной высшей школы? Возможно я бы мог внести в него посильный вклад – хотя бы в области музыки и искусствоведения – у меня есть знакомые в этой среде из числа зарубежных знатоков…

Георгий не знал что ответить.

Не говорить же министру что этот громогласный план он выдумал на ходу, основываясь на разрозненных докладах и записках с мест прочитанных им в разное время?

– Видите ли Сергей Иванович – нашелся император. Я собственно давно вам собирался о нем сказать… но прежде хотел бы узнать ваши соображения на сей счет – сами понимаете – свежий взгляд всегда полезен. Так что по возвращении в Санкт-Петербург рад буду увидеть вашу докладную записку по данному вопросу…

* * *

11 ноября. Гатчина

Итак, Ваше Величество, – вы просили перечень срочных мер касающихся армии, – сообщил Гурко. Я прошу прощения что запоздал с этим делом, – после господина Ванновского надо было принять дела – кое что было несколько не в порядке. Но всё готово. Благоволите ознакомиться!

И протянул несколько тонких пачек сшитых листов.

– Я позволил себе оформить их как проекты указов Вашего Величество…

– Да разумеется, – кивнул царь, – дело лучше не затягивать…

И принялся листать документы.

Так – указ об упразднении Харьковского военного округа. Переподчинить части Московскому военному округу…Создать ликвидационную комиссию…

– Как полагает Обручев и я с ним согласен – этот округ стал излишним в новых условиях – резко улучшились пути сообщения, и мобилизационные планы уже позволяют обойтись без некоторых промежуточных звеньев, – пояснил министр.

– Да будет так! – росчерк пера решил судьбу округа…

– Указ о возвращении парадной форма войск образца 1880 года – о чем мы с вами говорили. Георгий глянул на сумму указанную на полях.

Печально нахмурился… И со вздохом подписал. Ничто не стоит дороже необходимого как гласит древняя восточная мудрость. А армия – это необходимость. Хорошо хоть у флотских форма не менялась. Так – что там дальше? Указ о создании Уссурийского казачьего войска?

– В этом есть нужда? – больше для порядка осведомился император.

– Да – и нужда уже не терпит. В тех краях уже обжились казаки разных войск, у многих семьи, хозяйство… А их в любое время по прежнему могут отозвать. Это не способствует обрусению столь важной окраины. Новое войско с новым статутом просто необходимо.

– Да, в таком случае – несомненно…

Еще одна подписанная бумага легла на стол.

Это у нас что? Указ о возвращении кавалерийским полкам прежних наименований и введении сквозной нумерации кавалерийских полков. Ммм…

– Простите – а что это значит? – уточнил император.

– Ну… как вы знаете государь – у нас в 1882 году кавалерия испытала так называемую «драгунскую реформу» – некоторые называют ее бескровным разгромом. Не вдаваясь опять же в поиск виноватых я полагаю будет полезным потихоньку устранить ее недостатки – и начать с возвращения заслуженным полкам прежних знаменитых имен. А чтобы не путаться – ввести единый термин «кавалерийский полк» и сохранить принятую сквозную нумерацию. Например – пояснил Гурко, – Павлоградский гусарский полк – ныне 6-й драгунский, будет называться Павлоградский гусарский 6-й кавалерийский полк. И так далее.

Вновь росчерк пера – быть по сему.

– И еще – то что я хотел с вами особо обсудить, Государь, – и по тому как изменился тон Гурко Георгий сообразил что самое неприятное министр по обыкновению оставил напоследок.

Прошу ознакомится…

Так, указ о повышении денежного и полевого довольствия штабс– и обер-офицеров и генералов на десять процентов с первого января 1890 года. А в чем вопрос? Хотя…

– А почему же не поименованы солдаты и унтер-офицерский состав? – поднял он глаза на Гурко.

То горько вздохнул, покачал головой.

– Об этом мы даже не мечтаем, Ваше Величество! Верно – была мысль поднять жалование рядовым до рубля в месяц, а унтерам добавить по три в пехоте и по пять в кавалерии и артиллерии. Но… – он покачал головой. Даже на этот обрезанный – печальная ухмылка – указ как сообщил мне господин Вышнеградский, денег в казне не имеется. А между тем, – печально произнес министр, – наш офицер получает меньше австро-венгерского. А у австрияков – самая бедная армия в Европе.

«Разве?» – промелькнуло у Георгия. Он считал вообще то что французская – господин посол Тушар на его памяти как-то говорил что участь французского офицера – «Честь и бедность». Или в том дело, что бедность для французов с их идеалами рантье и Растиньяка – не то что для русских или немцев?

– Но Иван Алексеевич знай твердит – казна сводит бюджет с дефицитом, уже и так долгами обременены… Морская кораблестроительная программа опять же… – в последних словах прозвучало неприкрытое раздражение: сейчас того и гляди разразится очередной бой между сухопутной армией и флотом за казенную копейку.

– А всего сколько требуется денег? – осведомился Георгий.

– Порядка десяти миллионов рублей, – обреченно сообщил министр. Каждый год.

– А если добавить еще и солдат?

– Еще примерно столько же… – глубокая печаль так и исходила от Гурко.

Вот что… – сообщил немного подумав Георгий. Подготовьте уже окончательный вариант с подробной финансовой росписью. Деньги я найду.

– И еще Иосиф Владимирович… – решился Георгий. Я хочу дать вам важное, хотя возможно и неприятное поручение.

Вам следует старательно проверить армию вообще и сослуживцев подчиненных генерала Драгомирова. И всех как говорят «минотавров» и единомышленников сего господина определить в отставку или на должности с командование не связанные, – не допускающим возражения тоном сообщил царь.

– Не слишком ли категорично выходит? – осведомился Гурко. («Не удивился, кажется, и вопросов о причинах не задал… Странно, однако!»)

Я догадываюсь, – продолжил министр, – что причиной вашего решения – история Скобелева: Бог ему судья за его недоброе намерение.

(«Так он знал?!» – кольнуло в сердце. И много еще таких – знавших?»)

– Но среди единомышленников и учеников господина бывшего начальника округа, – продолжил генерал, – немало дельных офицеров. Я положим готов исполнять вашу волю с полным старанием – но не пострадает ли служба??

Георгий ответил не сразу. Мог бы просто приказать – но ведь болеет старик за дело – и не хочет чтобы непричастные пострадали.

– Скобелев… – как бы в раздумье произнес царь. Нет – это не то Иосиф Владимирович. Они – люди несравнимые. Скобелев как бы то ни было принес огромную пользу России (возможно поэтому Бог избавил его от виселицы по обвинению в заговоре и позволил умереть, не причинив вреда – про себя добавил он.) Все дело в том, что Скобелевы может и плохи в дни мира, но хороши на войне. А вот Драгомировы… Драгомировы – нигде. Я могу простить несогласие со мной и даже неподчинение какому-то из приказов – и видя как удивленно поднялись брови министра, добавил:

– Хотя проверять последнее никому бы не посоветовал. Ну разве что результатом неподчинения будет успех в битве… Тогда может и не похвалю, но точно не накажу.

Но двух царей в России быть не может – и даже царьки мелкие тут без нужды. Ну а кроме того – он усмехнулся – где-где, но в России военный несовместим с политикой. Кто хочет заниматься политикой – пусть для начала подаст в отставку!

Гурко весь обратился во внимание – кажется, оборот который приняла обычная деловая беседа царя с министром, его изрядно удивил. Не знал Георгий с кем имеет дело – счел бы что тот несколько оробел.

– Скобелев, – продолжил император – любил войну больше власти – и видит Бог – войну для ему подобных я найду – точнее судьба найдет, – не без печали уточнил он. А вот таким как господин Драгомиров власть нужна сама по себе – власть в округе или губернии или… еще где повыше. Даже не ради чего-то – как какому-нибудь… Буланже. Просто ради нее самой – как идол язычнику. Но только власть в России не делится – ни по губерниям ни по уездам ни…

Ладно – это все гиль! Действуйте как сочтете нужным – но под вашу ответственность. Если сочтете, что человек полезен – пусть служит.

– От губернаторства вы тоже намерены генерал-полковника отстранить? – осторожно осведомился Гурко.

«Не иначе у тебя Иосиф Владимирович есть кто-то на его место? Погоди – хорошего понемножку…»

– Пусть пока посидит – кресло не протрет… Потом – сниму. Впрочем, посмотрим на его поведение – иногда за ум брались записные смутьяны, а не то что… генералы.

И не затягивайте с указом по жалованию…

* * *

11 ноября. Московский императорский университет

…Я убежден – нам надо проголосовать по совести, – цедил Павлов. Ну если нас уволят так тому и быть. Но вот что-то я сомневаюсь… Не очень я верю в эту затею нашего монарха с иноземным профессорами.

– Тем более если история станет известной в Европе – то уверен общественное мнение – и в научных кругах особенно будет на нашей стороне, – продолжил Ковалевский. Не все – ох не все захотят занять места жертв произвола! Даже, – ироническая ухмылка исказила породистое лицо профессора общего и государственного права, – даже за наше и в самом деле немалое жалование.

– Тем более если мы напишем открытое письмо к коллегам… – поддержал его Пржевальский.

– Господа, господа! – воскликнул вскакивая Склифасовский, в котором видать ожил военный врач. – Вы несете какую-то опасную бессмыслицу! Мало нам заговорщиков с бомбами – теперь вы теперь хотите устроить заговор с письмами? Вы о себе не думаете – так о других бы побеспокоились!

– Вот именно! – бросил Сомов с кафедры прикладной математики. Вам то что Максим Максимович – вы и без жалования обойдетесь – у вас имение родовое. А у меня пятеро детей и жена больная… И зять – муж старшенькой – еле-еле не в долговой тюрьме!

– И вы между прочим напрасно думаете что за границей всенепременно станут на нашу сторону! – вдруг произнес профессор Алексеев. Когда выяснится подоплека дела – что наша профессура пострадала ибо не хотел видеть в своих рядах прославленного в Европе математика… Европейцы чего доброго обзовут нас «медвежьим университетом» и скажут что лично готовы подарить столь прогрессивному царю плетей чтобы нас ими воспитывать! Поверье мне – я почти два года провел в Геттингене.

– А – так вы боитесь что Он пришлет казаков и нас всех перепорют?? – ядовито усмехнулся Ковалевский. – Бросьте – не те времена…

– Сразу видно что вас не пороли! – выкрикнул в ответ с места приват-доцент Филиппов.

А я вот знаете ли был сечён в отроческие годы – в бурсе – да-с! И уверяю вас – сие не так смешно как вам, молодой человек, кажется!! – кончик седой бородки ученого мужа задрожал от возмущения

– Господа! – проворчал профессор Янжул. Вы не знаете всех обстоятельств дела. Я по старой памяти накоротко переговорил с господином Танеевым: я все-таки одно время был в попечительском совете консерватории. И он обмолвился, что назначить Софью Васильевну государь обещал своей невесте – мадемуазель Орлеанской

– Неслыханно!! – воскликнул кто-то.

– Так вот в чем вся соль! – протянул Жуковский, огорченно качая головой. А я признаться уже подумал что верховная власть и в самом деле озабочена делами нашего образования…

– Дождетесь – как же! – нахмурился Ковалевский.

– Вы как хотите, а я полагаю что нам следует пойти навстречу Его Величеству, – с оттенком печали сообщил профессор Иванов с кафедры филологии. От нас просят ведь не так много если подумать.

– Согласен с уважаемым Петром Ардальоновичем, – заявил профессор Камаровский. Я бы на это не пошел по своей воле, – словно оправдываясь, продолжил он. Однако в данном случае имеет место force majeure – «непреодолимая сила стихии» говоря языком моего предмета – к каковой согласно Парижской декларации о морском праве 1856 года приравнивается действие властей, – с юмором висельника развил он мысль.

– В конце концов – не конь же в самом деле! – поддержал коллег Эрисман. Как ни крути, мадам Софи – это величина в своей специальности. Потом… Ведь формально – нет смысла отрицать – государь прав, и прямого запрета женщинам становиться преподавателям университетов в России не имеется. А мне друзья как-то не хочется изучать на старости лет сибирскую язву в месте ее происхождения.

– Вот значит почему государь упоминал французских профессоров… – невесело усмехнулся Столетов. Да, господа – признаться мне стало жалко наш университет – сюда понаедут все самые реакционные личности из Сорбонны – под крылышко так сказать к Орлеанскому дому. Помяните мое слово – станет у нас как честное слово при Бироне с немцами. Или при Екатерине Алексеевне – тоже житья от галлов не было… Эх-х!

Опечаленные жрецы науки озабоченно перешептывались, обсуждая данную пугающую перспективу.

– Вот что – поднялся Боголепов и в голосе его – сугубо штатского юриста – прозвучали армейские нотки.

– Я вижу что мы так никуда и не приплывем. Посему, своей волей, решаю это вопрос следующим образом. Первое – баллотировка произойдет немедленно. Второе – все черные шары господа ученый совет благоволят сдать мне в собственные руки.

– Нет уж – увольте! – Ковалевский поднялся с видом осужденного на костер мученика. Я лучше пойду домой. Киньте уж, как-нибудь мой шар сами в этой профанации, господин ректор!

– Ладно, – Боголепов ничуть не растерялся. Для вас Максим Максимович я сделаю исключение – тем более один или два черных шара ничего не решат. Но не больше. А теперь извините – мне нужно отлучиться и отдать распоряжения насчет подготовки к голосованию. Ну и довести до канцелярии – пусть готовят телеграмму к госпоже Ковалевской о назначении её ординарным профессором

* * *

12 ноября. Туикенхем. (предместье Лондона). Сент Питерс Роуд.

Особняк герцогов Орлеанских

– Ну и как, Элен, тебе твои будущие подданные? – с добродушной улыбкой спросил Луи-Филипп. Когда рядом не было посторонних отец и дочь могли общаться на «ты» – но разумеется лишь наедине… Сейчас он беседовал в маленькой угловой гостиной за файф-о-клок с вернувшейся из Лондонского зоопарка принцессой Орлеанской.

– Прости, papa… – приподняла та тонкие брови. А – так ты о медведях? – рассмеялась девушка в ответ.

– Ну да! Ведь согласно русскому старинному титулу, который я видел своими глазами, ты у нас теперь почти что «Вождь, госпожа и владычица всех медведей»! – и тоже засмеялся. – Я думаю, они не такие уж и страшные, – произнесла она, – особенно когда в клетке… Впрочем – не понимаю почему русских сравнивают с этим зверем. Никто кого я видела в поездке – ни в Москве ни в Петербурге – ни при дворе ни на улицах на медведей похож не был. Даже те верзилы из дворцовой стражи в «Кremly’e», – добавила она.

– Ох, дочь моя! – покачал он головой. Ты это поймешь когда процарствуешь над ними годика три. Медведь – зверь умный, хитрый и очень опасный – если голоден и если его разозлить. Твой Жорж тебе наверняка не рассказывал эту историю, но его дед в молодости едва не был задавлен медведем – на которого вышел по старинному русскому обычаю с копьем.

– Snif!!! – глаза принцессы Орлеанской округлились в неподдельном ужасе. Надеюсь, мой будущий муж не увлекается подобными варварскими забавами! Мне признаться совсем не хочется стать молодой вдовой!

– Ну насколько я знаю, мой зять вообще охоту не любит…

– И это прекрасно! Слава Святой Деве! Или… кому я теперь должна молиться? – удрученно осведомилась она.

– Дочь моя, вы видимо невнимательно изучаете те бумаги что передала вам ваша будущая свекровь при расставании, – перешел на официальный тон Луи-Филипп. Елена вздохнула.

При расставании вдовствующая государыня вручила ей ворох исписанных бисерным почерком листов – как она сообщила, наскоро составленный профессором Петербургской духовной академии принцем (!)Трубецким краткий «pravoslavniy» катехизис на французском языке.

– Ибо в противном случае вы бы знали что русская церковь как и римская апостольская весьма чтит Деву Марию – причем даже полагает ее покровительницей их царства.

– Да верно, – просто… «zapamyatovi’yala» – с виноватой улыбкой ответила она.

– Вижу ты учишь русский язык Элен, – смягчился Луи-Филипп. Это хорошо! Но учебников и словарей недостаточно. Я свяжусь с императрицей Марией – чтобы из посольства регулярно приходил кто-нибудь с кем ты могла бы говорить по-русски, чтобы закрепить выученное. У тебя всего чуть больше полугода…

– А что ты еще видела интересного в зоопарке? – осведомился граф Парижский, переводя разговор на более легкую тему. Я не был там лет пятнадцать признаться…

– Трех агентов Скотланд-ярда, – сообщила Елена. Шли за мной и мадам Грэймен и представь, рара совершенно не прятались! Прямо как в рассказах об этом сыщике… – опять рассмеялась она. Ох, забыла…

– Шерлоке Холмсе? – вспомнил граф персонажа из рассказов того типа с совершенно непроизносимой шотландской фамилией. Подумал – позволительно ли его дочери – особенно теперь – читать подобную литературу – но так и не пришел к определенному выводу. Другое дело – надо будет сегодня же послать к книготорговцу за переводами знаменитых русских авторов. Конечно не за «Crime et Châtiment» – где сумасшедший студент забил старушку топором. Но вот например граф Leon Tolstoy – его рассказы про Восточную войну были, помниться, весьма неплохи. Или возлюбленный Полин Виардо… Как же его звали?

– Ну неудивительно что за невестой русского царя присматривают! – вслух высказался он. Кстати ты ошиблась, Элен, – их не трое – по меньшей мере пятеро – не считая тех двоих которые постоянно закреплены за нашим домом, – выглянув в окно он помахал рукой унылому рыжему мужчине лет сорока в клеенчатом старом плаще и кепке, делавшем вид что изучает афишную тумбу.