Текст книги "Попрощайся!"

Игрушка, кувыркнувшись в воздухе, тяжело упала на все четыре ноги. Удивленно хлюпнула, вминаясь, болотная почва. Ноги-колонны продавили мягкий дерн, брызнула черная жижа. Бенгальским огнем от хобота до хвоста пробежали искры, и в трепещущем мареве возник розовый зверь.

На деревянных ногах Славка вошел в дрожащий воздух. Не слушая предостерегающих криков друзей, погладил упругий, свернутый кольцом хобот. Осторожно коснулся обломанного бивня цвета слоновой кости. «Ох, ежики! – подумал Славка. – Да ведь это и есть слоновая кость!»

Хотя на деле зверь больше напоминал мамонта. Он дышал физической мощью. Метра два в холке, небольшой горб на спине, свалявшаяся шерсть неестественного розового цвета, словно только что сбежал из модного салона. Левый глаз подернут белесой пленкой. Славка привстал на цыпочки, чтобы дотронуться до мохнатой щеки, и зверь опустил массивную голову ему навстречу. Славка прижался к ней лбом и заплакал крупными счастливыми слезами.

Жан

Казалось бы, череда странностей должна была притупить способность удивляться. Но стоило поднять взгляд, как приходилось бороться с желанием недоверчиво покачать головой. Огромное розовое… существо? Животное? Чудовище? Безумная пародия на мультяшного мамонта, невозможная в реальности, тем не менее реально шагала впереди, помахивая реальным по-крысиному голым кольчатым хвостом.

Еще удивительнее выглядел пухлый Славка, вприпрыжку идущий рядом с бывшей игрушкой. Рыжий почесывал псевдомамонта за ухом, зарывался пальцами в густую шерсть и болтал без умолку. Счастливый Славка казался безумнее Мартовского Зайца, и его утверждение, что Розочка, мол, выведет их куда надо, не внушало Жану доверия.

Под ногами хлюпала неверная почва, но Жан почти не волновался. Где прошла такая туша – там танк проедет, травы не примяв. В кроссовках чавкала жижа, с каждым шагом вонь болотных испарений становилась все менее выраженной. Кажется, он начал привыкать и к этому. И все равно продолжал удивляться происходящему.

Погруженный в собственные мысли, Жан едва не налетел на… Розочку. Трудно было называть это неуклюжее мамонтоподобное нежным цветочным именем, но Славка настаивал. Жан обошел розовую тушу, чтобы понять, из-за чего остановка. Болото не изменилось. Мох, лишайники, скрюченные болезненные деревья и стелящиеся кусты. Однако появилось и нечто новое. Два параллельных ряда подтопленных камней, вереницей убегающих к хмурому горизонту.

Округлые валуны, обсосанные временем словно леденцы, выделяли мшистую дорогу, достаточно широкую, чтобы разминулись два грузовика. Жан невольно вздрогнул, подумав, кто и когда мог ходить этой забытой тропой. Прикинул, что, пожалуй, сил перевернуть камень ему бы хватило, а вот оторвать от земли – вряд ли. О том, кто и для чего построил здесь путь, не хотелось даже думать.

Дорога, обрамленная камнями точно бордюром, тянулась так далеко, что сливалась с небом. Терпеливо стояли, ожидая решения, Лена и Ярик. Славка обнимал Розочку, что-то шептал в ухо размером с зонт и хихикал, заливаясь румянцем, когда мохнатый хобот касался его собственного уха. Не сдержавшись, Жан все-таки протер глаза кулаком: настолько нереалистичной казалась эта картина.

– Розочка говорит, что нам сюда. Она нас проведет.

Жану чертовски хотелось спросить, почему вдруг он должен довериться игрушечному слону, когда именно из-за игрушек они здесь и оказались, но сказал он совершенно другое:

– Как ты ее понимаешь вообще? Она же молчит все время или гудит что-то невнятное.

– Не знаю, – Славка пожал плечами. – Это не слова даже…

– Образы? – подсказала Лена.

Жан невольно залюбовался ею. Сосредоточенная, Лена нахмурила светлые брови, от чего казалась чуть старше. Куртка перемазана болотной грязью. На щеке земляной след. Непослушные волосы, выскользнув из тугих объятий резинки, обрамили лицо самовольными прядками. Она выглядела и говорила так органично, что Жан впервые в жизни подумал о единстве формы и содержания. Умной и красивой Лена была, а не казалась.

– Ау!

– Что?

Жан встряхнулся, собрался и понял, что щеки у него пылают, как Славкины.

– Фу-у-у-ух, напугал! – выдохнула Лена. – Глаза стеклянные, и смотришь как сквозь меня. Не реагируешь ни на что. Жутко. – Она зябко передернула плечами.

– А… Задумался, извини. – Жану казалось, что лицо у него похоже на запрещающий сигнал светофора. – Просто все это так странно и удивительно… – Мысль о том, что удивительной он считает в том числе и Лену, Жан развивать не стал. Откашлялся и спросил деловито: – Вперед?

Никто не ответил. Словно боясь, что и без того наговорили слишком много и громко, все кивнули. Вскоре над болотом раздавался привычный уже звук чавкающих шагов. Пейзаж, как фон в старой, скупой на эффекты компьютерной игре, тянулся однообразным полотном. Легко было поверить, что ползущие навстречу кустики и кочки, хоть как-то разбавляющие однообразие унылого болотного полотна, уже попадались им ранее, в том же виде, на тех же самых местах. Монотонность убаюкивала.

– Мне кажется, мы уже часа два идем, – пробормотала Лена.

– Не исключено. Свет здесь рассеянный, солнца не видно, но вроде как темнее не становится. Только подтвердить никак не получится. – Жан подкинул на ладони мобильный телефон: девственно-чистый экран, без иконок приложений, без виджетов времени и погоды. Шкала с делениями связи зияла пустотой. – С тех пор как мы здесь очутились, так себя и ведет. Надеюсь, когда вернемся, он придет в себя.

Лена, ничего не сказав, поудобнее перехватила лямки рюкзака. Однако Жан успел прочесть на ее лице явно проступившее «если». Если вернемся.

Когда четвероногий проводник круто забрал вправо, увлекая за собой Славку, Жан по инерции прошел еще несколько шагов. Только потом увидел, что Розочка повернула на новую тропу, точно так же обрамленную камнями, но ведущую в сторону.

– Стоп-стоп! Почему не прямо? Там конца-края не видно. Может, не стоит поворачивать?

– Розочка говорит, что нам сюда. По-моему, кроме нее, дорогу никто не знает, – с обескураживающей верой в собственную правоту сказал Славка и почесал слонихе место, где лоб плавно переходил в хобот. У людей это называется переносицей, но Жан не был уверен, что это применимо к игрушечным слонам. К любым слонам, если уж на то пошло.

Розочка от удовольствия задергала ногой ну совсем по-собачьи!

– Не то чтобы у меня имелись предложения получше…

– А я знаю, что это! – воскликнул Ярик.

Возбужденно подпрыгивая, он вырвался вперед, взмахами руки приглашая следовать за собой. Жан обреченно потрусил следом. Бросив страдальческий взгляд через плечо, он отметил, что остальные пусть и не так быстро, но тоже вошли в поворот. На лицах Лены и Славки (да даже на Розочкиной морде) проступило любопытство.

– Ну точно знаю!

Новая дорога оказалась на удивление короткой. Уже минут через десять она вывела на очередной обнесенный камнями тракт. Глаза Ярика сверкали словно у взявшей след гончей.

– Ну же, соображайте! Это же очевидно! – Он подергал Жана за рукав, замахал, призывая отстающих двигаться быстрее. И как только все подошли достаточно близко, заорал, выпучив глаза: – Это же лабиринт, вы, недотепы! Это карельский лабиринт! Ну, дошло теперь?!

В задумчивости Жан закусил губу. А ведь Ярик прав! На ум пришла основательно подзабытая экскурсия на Чертов Стул. Там, при входе на территорию заповедника, имелся сложенный из камней лабиринт, витиеватое кружево, напоминающее то ли дерево с раскидистой кроной, то ли человеческий мозг в разрезе. Масштаб, конечно, несопоставим, но определенное сходство было налицо, чего уж там. Вспомнилась даже дикая байка про «мальчика из нашей школы», который дошел до центра лабиринта и исчез. В историю эту Жан не верил и в третьем классе. И все-таки даже в той маленькой копии присутствовало нечто таинственное, какая-то загадка. Теперь Жан начинал догадываться какая.

– Славка, ты просто молодец! И Розочка твоя умница! – Ярик заметно повеселел. – Теперь мы точно найдем, куда родители уходят! И все исправим!

Как ни жаль было возвращать Ярика с небес на землю, но Жану пришлось поумерить его пыл:

– Найдем и исправим, сто процентов. Только, думаю, лучше, если нас не будет слышно за несколько километров.

Смущенный Ярик запечатал рот ладонью. Он хоть и покраснел слегка, но в глазах плясали чертята, подстрекающие на глупость и безрассудство. Жан тяжело вздохнул и то ли приказал, то ли попросил, обращаясь к слонихе:

– Веди!

И слониха повела. Повернула направо, уверенно потопав в обратную сторону. Впрочем, уже через пару поворотов Жан начисто потерял ощущение направления. Стелющиеся под ногами болезненные растения, пружинистый мох, радикулитные кусты и камни, камни, камни, камни, камни – вот и все, чем радовало взгляд бесконечное Болото. Но центр лабиринта, хоть и неохотно, подползал все ближе.

– Жан, а ты не думал, что проще идти по прямой? – Лена подошла довольно шумно и спросила вполголоса, но Жан, убаюканный монотонным походом, все равно вздрогнул:

– Ты о чем?

– Мы же к центру идем, так? Если я правильно помню, у карельских лабиринтов центр всегда напротив входа расположен. Почему бы нам не пойти напрямик, вместо того чтобы блуждать тут, круги наматывать? Я хочу сказать, эти камни – они же не очень-то высокие…

– Я думал об этом. Но вот какое дело… ты видела другую дорогу, прежде чем мы на нее повернули?

– Эм-м… – Лена запрокинула голову, пытаясь вспомнить.

– Не мучайся, я точно знаю, что не видела. Мне кажется, дорог этих и нет вовсе до тех пор, пока мы к ним не придем. И поворотов этих нет, пока мы их не увидим. И только когда поворачиваем, проходим короткий отрезок, чтобы выйти на следующий виток лабиринта, вот тогда он и появляется.

– Звучит бредовенько, – честно призналась Лена.

– Не бредовей, чем все остальное, – Жан красноречиво стрельнул глазами в Розочку, неестественно яркую на фоне угрюмого болотного полотна. – Почему мы не догнали тех двух взрослых? Почему нас еще никто не догнал? Я думаю, у каждого тут, в лабиринте, свои тропы. – Он помолчал, взвешивая, стоит ли делиться с Леной своими наблюдениями, и в конце концов решил, что уж с кем, с кем, а с ней точно можно. – Но дело даже не в этом, – отбросив сомнения, сказал Жан. – В конце концов, можно даже проверить. Точнее, можно было бы, если…

– Что-то не так?

– Приглядись, – Жан устало хрустнул шеей. – Только так, знаешь… краем глаза. Прямой взгляд они чувствуют.

– Да кто «они»? Куда смотреть-то? – забеспокоилась Лена.

– За границы, – тихо сказал Жан.

Сам он давно уже поглядывал периферийным зрением туда, за валуны, за пределами которых Болото утрачивало налет цивилизованности, прекращало притворяться дорогой и становилось тем, чем и являлось, – дремучей жадной прорвой. Там, едва различимый среди кочек и проплешин со стоячей водой, тянулся след. Дерн тихонько вспучивался, когда под ним проползало нечто, недостаточно видимое, чтобы орать от ужаса, но достаточно явное, чтобы…

Рука Лены вцепилась в его ладонь, переплела пальцы. Горячая, чуть подрагивающая, влажная от болотных испарений. Жан так опешил, что даже с шага сбился. И все же как настоящий рыцарь осторожно сжал Ленины пальцы, мысленно посылая сигнал: все будет хорошо, я рядом.

– Что это? – Лена зачем-то понизила голос до шепота.

– Не знаю. Все еще хочешь пойти напрямик?

Он и без того знал, что не хочет. Беглого, вскользь брошенного взгляда хватало, чтобы потерять покой. Жан ловил себя на мысли, что каждый новый шаг делает с опаской, с долесекундной задержкой. Ведь под ногами стелилось ровно то же самое Болото. Небольшая выгородка, безопасный проход, который на деле не выглядел таким уж безопасным, давно не внушал Жану доверия. Пару раз ему казалось, что в разрывах мшистого покрывала, там, за камнями, лениво перекатывались скользкие гребни, похожие на плавники, только гораздо, гораздо, гораздо крупнее, – и тогда затылок съеживался, а в животе образовывалась тошнотворная невесомость.

Рука Лены смущенно покинула его ладонь. Выскользнула, оставив на коже приятное тепло, заставившее на время забыть о неведомых болотных тварях, преследующих их разношерстную компанию, должно быть, от самого начала лабиринта. Неосознанно Жан стиснул кулак и сунул руку в карман. Спрятал это остывающее тепло. Сохранил для себя.

Дорожки то укорачивались, то удлинялись. Кружил лабиринт. Кружило Болото. Кружило пасмурное небо, будто запечатленное на черно-белой пленке, застывшее в единственном доступном состоянии – собирающегося дождя. В этом месте начисто отключались чувства – времени, направления, усталости. Путники шли неизвестно как долго, неизвестно куда, но никто, даже пухлый Славка, не попросил передышки.

Когда впереди замаячило белое пятно, Жан сперва решил, что это мираж. Новый выверт колдовской реальности, иного мира, потустороннего, как ни назови. Очередной виток лабиринта, похожий на уже пройденные как две капли воды, охотно стлался под подошвы кроссовок, то ли подтягивая ребят к центру, то ли заставляя оставаться на месте, перебирая ногами. Белое пятно росло, передвигаясь прыжками. Оно совершенно явно не мерещилось.

Вскинув руку, Жан остановился. Хотел было снова мысленно обругать себя за очередной киношно-спецназовский жест, да не успел. Застыл, пораженный, то ли с ужасом, то ли с восхищением. Выбрасывая перед собой мощные лапы, нелепо вскидывая тяжелый зад, к ним мчался белый медведь размером чуть меньше Розочки. Взрывали дерн когти, ходуном ходили мышцы под толстой шкурой. Словно ветер подул со стороны хищника, принеся с собой вонь тухлого мяса, мокрой шерсти и запекшейся крови. Арктический болид, набрав скорость, шел на таран. И горе тому, кто окажется у него на пути.

В одно мгновение Жан пережил шквал эмоций. Успел испугаться чуть не до обморока, пожалеть, что влез в эту авантюру, устыдиться собственного малодушия, испугаться вторично – в этот раз уже за Лену и мальчишек, – разозлиться непонятно на кого и наконец собраться, чтобы ровным командирским голосом рявкнуть:

– Разойтись! Прижмитесь к краям! Лена, Ярик, на эту сторону! – Собственный голос придал уверенности. Как на тренировках в секции исторического фехтования, когда учил ребят помладше биться в тесном строю.

Меч уже сросся с ладонью. Им Жан и указал на каменную грядку по правую руку от себя. Отгонять Славку не пришлось. Перепуганная Розочка, отчаянно трубя, жалась к противоположной стороне, и Славка семенил за ней, пытаясь успокоить срывающимся голосом.

– В бой не лезьте. Держитесь подальше. Толку от ваших палок не будет, разозлите только. И не ждите, когда все кончится, – бегите сразу. – Он оглянулся на Гордеевых, решительно сжимающих в руках бесполезные деревяшки. – Я бы сказал, бегите назад, но ведь вы не побежите, да?

Лена и Ярик синхронно замотали головами. Жан обреченно вздохнул:

– Просто бегите подальше отсюда, хорошо? Не останавливайтесь.

Вынув из рюкзака шлем, Жан спешно нахлобучил его на голову и затянул ремень. Приняв боевую стойку, обманчиво расслабленно качнулся с пятки на носок и обратно. Чересчур мягко тут. Да, это вам не асфальт и не прорезиненное покрытие спортивного зала. Утешало лишь то, что и белый медведь не был настоящим, грозой арктических пустошей. Скорее чем-то «по мотивам». Вдвое уменьшенной копией. Как Розочка лишь напоминала слона или мамонта, так и бегущий хищник перенял черты своего прототипа. Настоящий бы расплющил Жана, как яйцо полярной чайки, а меч бы использовал как зубочистку. С ожившей игрушкой был хоть какой-то шанс. И Жан собирался его использовать.

Впрочем, имелось и сходство. Бежал Белый резво, как настоящий медведь, с каждым прыжком заполняя собой пространство – шумным хриплым дыханием, чавканьем податливой почвы под лапами, снежной прилизанной шерстью, живыми черными глазами, злыми и безжалостными. Перед такой мощью Жан чувствовал себя никчемным и крошечным. Как противостоять звериному напору, когда в руках у тебя турнирный меч, даже не заточенный, да крохотный щит, больше похожий на крышку от кастрюли?

– Ты не настоящий, – шептал Жан. – Ты не настоящий. Не настоящий. Не настоящий. Не настоящий.

Под каждый тяжелый прыжок, под каждый удар лап, выжимающий брызги из топкой почвы, – только два слова. Могло показаться, что Жан молится. На деле же он отсчитывал последние секунды, отмерял последние метры. Подгонял под себя утерянные было время и расстояние. За миг до того, как медведь врезался в него, вышибая дух, Жан легким, почти танцевальным движением скользнул влево, одновременно выбросив вперед руку с мечом.

Тонкая полоска стали, казавшейся еще тоньше на фоне покатых медвежьих плеч, свистнула в сиропно-густом воздухе. Клинок на скорости встретился с влажным черным носом – нежным и уязвимым органом у любого животного, кроме разве что носорога. В этот удар Жан вложил немало сил, умения и инерции и рассчитывал если не ранить зверя, то ошарашить, выгадать время для следующего удара. Но все пошло не так.

Меч разил цель, но не достигал цели. Когти вспороли болотный ковер, и Жана спасло только то, что его там уже не было. Медведь даже башкой не тряхнул, словно не честной сталью, а поролоновой «колбасой» по носу получил. Крутанулся на месте, делая выпад острой мордой. Жан едва успел прикрыть бедро баклером – зубы-пилы проскрежетали по металлу. С трудом удержавшись на ногах, Жан наотмашь махнул клинком, целя в ухо, – и вновь попал.

И вновь безрезультатно.

Зато ответный удар тяжелой лапой почувствовал сполна. Белый играючи смял защиту, впечатав щит Жану в ребра. Тело будто угодило под промышленный молот. Вышибло воздух из легких, хрустнули кости. Жан сделался невесомым, как шарик, накачанный гелием, полетел вверх, в низкое серое небо. Правда, длился полет недолго. Сила тяжести схватила Жана и мстительно вернула на землю.

Гремя как набитое болтами ведро, Жан прокатился по мокрому мху. Сквозь гул крови в ушах он слышал приглушенный девичий визг и перепуганные, но полные ярости крики. Казалось, в теле не осталось ни единой целой косточки. И все же Жан упрямо попытался подняться. Голова его с чавканьем покинула топкий ковер… чтобы тут же оказаться в тисках медвежьих челюстей.

Спас шлем. Стальные стенки чуть сдавили череп, но устояли перед звериной мощью. Огромные зубы с жутким скрежетом впивались в металл, по лицу Жана текла густая липкая слюна. От вони тухлого мяса болезненной судорогой сводило живот. Белый наступил ему на грудь, вминая в топь и выдавливая остатки воздуха. С пронзительной ясностью Жан понял: не сумев прокусить шлем, зверь попросту оторвет его вместе с головой. Задыхаясь, захлебываясь, сминаясь, Жан все же из последних сил ткнул Белого мечом в грязное брюхо.

И – о чудо! – тяжесть с груди исчезла! Жан перекатился на живот, извергая из себя болотную жижу, откашливаясь и отплевываясь. В воздухе носились яростные крики и вопли, которые сделали бы честь любому племени африканских каннибалов. Им отвечал лютый рык, от которого, казалось, дрожал сам воздух. Над всем этим фоном трусливо трубила перепуганная слониха. Жан торопливо стер с лица грязь и ошметки болотных растений и увидел невероятную картину.

Его маленькая армия, девчонка и двое младшеклассников, с диким ором скакали вокруг Белого, нанося удары своими нелепыми деревянными палками. Медведь вертелся, огрызаясь, но, как ни старался, не мог уследить за тремя юркими фигурками одновременно. Показалось – или игрушечные катаны и обрезок клюшки отливают металлом? На массивной туше Белого там и тут расцветали раны, похожие на вспоротые швы, обнажившие ватную набивку.

Не пытаясь подняться, Жан примерился и прицельно рубанул Белого по лапе, надеясь попасть по связкам и сухожилиям. С таким противником не до благородства. Он и в этот раз ударил точно, сомнений быть не могло. Однако меч не оставил на белой шкуре ни царапины. Более того, он спружинил обратно, едва не прилетев своему хозяину в лоб. И тогда Жан наконец понял.

– Меч! – отбросив свое оружие, заорал он. – Мне нужен другой меч!

Неловко подпрыгнув, Славка отправил в полет собственноручно выструганную катану. Грубая деревяшка кувыркнулась в воздухе, блеснула идеальной заточкой – и в ладонь Жану упал… клинок работы великого японского мастера, выкованный по старинной технологии, закаленный в тысяче боев. Стоило только добавить капельку фантазии.

В этот раз лезвие без труда рассекло плотный мех, словно скальпелем вскрыло шкуру. Наружу полезла желтоватая набивка. От боли и неожиданности Белый взревел. И все же, умный и расчетливый, он оценил ситуацию верно. Прихрамывая, зверь бросился на единственного безоружного – на Славку.

Вскрикнув, Жан двумя руками вонзил катану Белому в заднюю лапу, погрузив лезвие почти до середины, и тут же отлетел, сбитый походя отпущенным ударом. Жан попытался встать, но ноги не слушались, перед глазами мельтешили черные мухи, напоминающие рябь телевизионных помех. Даже сквозь туман в голове он видел, что никак не успеет на помощь Славке, глупо раскрывшему рот, точно в сильнейшем удивлении. Медленно, страшно медленно Жан тянул руку, силясь предупредить, остановить или хотя бы отсрочить неизбежное. Но изо рта вырывались лишь сиплые вздохи, а рука все время норовила упасть в затоптанный болотный дерн. В хищном прыжке Белый падал на Славку, и остановить его могло только чудо.

Испуганное розовое чудо, с одним бивнем и подпалиной на хоботе.

Воинственно трубя, Розочка, едва не затоптав Ярика и Лену, ударила Белого в бок. Изогнутый бивень пропорол медвежье тело от живота до плеча. Жана замутило, он почти наяву увидел кровь и белесые кости реберного каркаса. Но вместо этого рана вспучилась пышной ватной пеной. Белого опрокинуло набок в паре шагов от опешившего Славки.

– Берегись! – заорал Жан.

Не Славке – Розочке заорал. Слониха, истошно трубя, толкала израненного медведя к каменному барьеру. Перепуганная, она не видела, как черные глаза Белого блеснули злобной хитростью. Мохнатые задние лапы с кинжальными когтями поддели Розочку за живот, разрывая его. Передние вцепились в голову, полосуя розовый мех и вырывая единственный глаз. В одном неимоверном усилии Белый скрутил свое тяжелое тело, по-борцовски перебрасывая слониху через себя и… через ограду.

За мгновение до того, как исчезнуть в оконце, полном темной стоячей воды, гибкий как змея хобот обвился медведю вокруг шеи.

Белый замер на самой границе тропы, неестественно выгнувшись назад, словно играя в «лимбо». Маленькие черные глазки с ненавистью впились в замерших ребят. А потом тяжесть уходящей на дно Розочки потащила его за собой. Мелькнули в воздухе розоватые подошвы, лапы скогтили воздух, и Белый, почти без всплеска, исчез под водой. Чуть погодя над ним перекатился острый гребень, за ним второй, третий… и все стихло.

– Ты в порядке?! Он тебе ничего не сломал?! Ты не ранен?!

Лена склонилась над Жаном, взволнованно осматривая оставленные когтями дыры на его одежде.

– Порядок… – Он попытался выдавить улыбку, но получилось криво.

Жан отряхнулся, в прорехи разодранной куртки разглядывая смятые металлические пластины. Содрогнулся от мысли о том, что случилось бы с его костями, не поддень он доспех. На ум пришла любимая присказка тренера по историческому фехтованию: «Лучше потеть в защите, чем истечь кровью в грязи». Прихрамывая, Жан подошел к Славке и положил руку ему на плечо.

Тот не реагировал. Там, где исчезла Розочка, тихо колыхалась зеленоватая ряска. Славка не кричал, не плакал, но губы его беззвучно шевелились. На ладони у него лежал какой-то яркий кругляш, в котором Жан не сразу признал глаз-пуговицу, сорванный черным когтем. Подошел чумазый, но решительный Ярик, потормошил друга за плечо:

– Славка, вставай! Надо идти!

Славка беспомощно перекатывал пуговицу с ладони на ладонь. Чувствуя себя живодером, Жан наклонился к его уху и прошептал сквозь стиснутые зубы:

– Если ты собираешься жевать сопли, значит, Розочка твоя погибла зря! Можешь остаться здесь и залиться слезами, и тогда следом за ней пропадут и твои родители!

Он хотел сказать что-то еще. Что-нибудь злое, едкое, мотивирующее, но не чувствовал в себе силы. Жану до чертиков хотелось присесть рядом с этим пухлым рыжим и нелепым в своей тоске по потерянной игрушке пацаном и по-настоящему, без дураков, пожалеть его.

Но Славка встал, стряхнув его руку, и точно сомнамбула затопал по тропе.

– Погоди! – крикнул Ярик. – Мы же не знаем, куда идти.

Славка мотнул головой:

– Этот… этот… убийца, – Славка выплюнул слово, как самое грязное ругательство, – он прибежал оттуда. Значит, мы уже почти на месте. Мы пришли. Мы уже пришли. – И тяжело зашагал, сминая чавкающий болотный ковер.

Лена

Деревянная катана оказалась довольно тяжелой. После битвы с Белым Лена хотела вернуть меч Славке, но тот словно погрузился в свое собственное Болото, в топкую трясину самоистязания. Весь их маленький отряд будто получил хороший удар под дых. Самопожертвование игрушки, глупой плюшевой игрушки совершенно идиотской расцветки, оставило след в каждом из них. Лене казалось, что она потеряла друга. Да-да, ни больше ни меньше.

Так, должно быть, люди чувствуют себя на войне, когда впервые сталкиваются со смертью. Когда понимают, что шутки кончились, да и не шутил никто, и с самого начала все было взаправду. Когда тот, с кем ты шагал бок о бок, внезапно исчезает из жизни. Резко, безвозвратно, оставляя о себе лишь фрагменты воспоминаний, пленка которых со временем рассыпается в прах.

– Я возьму? – Жан протянул руку. – Без обид, ты очень храбро билась, но у меня опыта побольше все-таки.

С неожиданным раздражением Лена сунула ему меч:

– Жан, ты можешь хоть сейчас не рыцарствовать?! Можешь без этой своей учтивости, без вежливости? Мать Тереза просто! Ах, юная дева, вы бились так храбро! Тошнит!

– Разве это плохо?

Он снова не обиделся. И от его простодушной прямоты раздражение испарилось, как одинокая туча на солнце.

– Нет. Пожалуй, ты прав, это совсем неплохо. Как думаешь, почему твой меч ему ничего не сделал? Они неуязвимы для железа?

– Вряд ли, – Жан с готовностью поддержал смену темы. – Тут другое. Мой меч хоть и не заточенный, но все же настоящий. Это не игрушка. Им, строго говоря, как любой тяжелой железкой и убить можно. А тут легко предположить, что в мире оживших игрушек и оружие должно быть игрушечным. – Жан ловко крутанул кистью – и неуклюжая деревянная катана рассекла воздух со свистом остро наточенного лезвия.

Лене вдруг захотелось поблагодарить его, сказать спасибо за смелость, самоотверженность, рассудительность и спокойствие. Без них она давно бы уже села на землю и зажмурилась. Каждый бы зажмурился, как испуганный ребенок, надеющийся, что кошмар закончится как-нибудь сам собой. Ей хотелось сказать, что она понимает, все понимает: уж кто-кто, а Жан мог и не идти, это не его дело, не его родителей увела неведомая жуткая сила. Но он пошел, более того, повел их, и ведет до сих пор, и держит лицо, хотя наверняка и сам напуган и растерян. Ей хотелось сказать, что его рыцарство не глупость, не блажь, не игра. Оно настоящее, хотя не так давно Лена думала, что такое существует только в книжках. И еще почему-то хотелось рассказать про тучку плохого настроения, испаренную солнцем… солнцем… солнц…

Спрятав лицо в ладонях, Лена громко чихнула. Даже слезы выступили. Она проморгалась, щурясь на яркое солнце, смахнула капельки с уголков глаз. И чуть не закричала от счастья, от вида лучей, продирающих тучи мягкими желтыми пальцами. Налетел ветер, настоящий ветер вместо гнилостных болотных испарений, принесший аромат цветущего луга и мокрого леса. Небо расступилось, развело насупленные брови, посветлело лицом. Каменная дорога выбежала к центру лабиринта.

Пружинистый дерн сменился твердью. Пологий каменный берег, покрытый голубоватым мхом, тащился ввысь. Там и тут пробитый соснами, он напоминал шкуру древнего ящера, утыканную стрелами великанов. Поневоле Лене вспомнились их дачный «хребет дракона», дежурные шуточки папы, театральное хмыканье мамы, тряская дорога и дребезжание микроавтобуса. На глаза навернулись слезы. И в этот раз отнюдь не от солнца.

– Вот мы и добрались, – глухо сказал Славка.

– Соберитесь. Ваши родители близко, но мы их еще не спасли. Если мне не изменяет память, нам придется пообщаться с чуваком, умеющим кидать огненное копье, и человекоподобным крокодилом. И это только те, о ком мы знаем.

Жан не обращался ни к кому конкретно, но все поняли, кого это касается. Славка даже зарделся. Проходя мимо него, Лена взлохматила рыжие волосы, от чего Славка покраснел еще больше, став похожим на перезрелый помидор.

Вверх по острову – почему-то Лену не отпускала уверенность, что это остров, – уходила едва видимая тропинка. То теряясь среди валунов и кустов можжевельника, то вновь выныривая, петляла меж мачтовых стволов старых сосен. После Болота здесь дышалось легко и охотно, полной грудью. Лене казалось: взлетит она по тропинке, на самую вершину холма – и даже не запыхается. Однако идти приходилось медленно. Впереди Жан, сканирующий окрестности внимательным взглядом. За ним Лена, с бесполезным фонариком в руке: не убирала его в рюкзак только потому, что тяжесть черного металлического корпуса придавала уверенности. Дальше плелся погруженный в невеселые мысли Славка. А замыкал колонну очень серьезный и сосредоточенный Ярик.

В этом небывалом, фантастическом путешествии Лена впервые взглянула на брата по-новому. Это было неожиданно, но оказалось, что в семье повзрослела не она одна. Ярик вытянулся, окреп, неопределенно-детские черты лица все больше затачивались под папу. Лена представила Ярика в очках и улыбнулась.

«Надо, что ли, в кино его сводить, когда выберемся, в «макдак» вместе – или куда там еще? – подумала она. – Или поговорить. Позвать в мою комнату, забраться на кровать, по-турецки поджав ноги, и болтать, как раньше, болтать обо всякой ерунде и пустяках, которыми наполнена жизнь. Просто поговорить, когда выберемся. Если выберемся».

Верхушка холма подобралась незаметно. Шаг, другой, перепрыгнуть через мшистый валун – и перед ними разлеглась огромная поляна, отороченная сосновым лесом. Среди невысокой травы поднимали голову яркие, совсем не весенние цветы. Лена бы не удивилась, узнай она, что здесь и сейчас цвели одновременно и весенние, и летние, и даже те, что не растут в Карелии, а может быть, и в мире. Гудели тяжелые, полные меда шмели. Купаясь в солнечном свете, танцевали легкомысленные бабочки. И вся эта пастораль никак не укладывалась в голове. Разве может Зло существовать при свете дня в столь прекрасном месте?! Мрак, могильные склепы, старые погосты, замки с призраками, как на альбомах ее любимых готических групп – там Злу самое место. Что дальше? Вампиры отражаются в зеркалах и любят солнечные ванны? Видно, даже Злу не нравится быть заложником стереотипов.