Текст книги "Чудаки живут на Востоке"

22

Соня читала «Трех мушкетеров». Крапотников строго-настрого запретил ей уходить. Она должна была ждать, пока тому, в соседней комнате, не понадобится помощь. Но в соседней комнате было тихо. Может быть, он там заснул? Такой смешной. Высокий, взрослый, а ищет дверную ручку не с той стороны. И дохлый хвост торчит из-под руки. Уж если сам директор не знает, отчего умирают норки, то где знать ему!

– Где директор? – раздался громкий вопрос. Соня – Тамерлан вздрогнула. Страшная голова смотрела на нее из соседней комнаты. Всклокоченные волосы, в зубах нахально дымилась папироса.

– Где этот Крапотников? – спросила голова ликующим тоном.

Соня опомнилась.

– Директор вышел, – обидчиво сказала она.

Но ученый чудак только рассмеялся. Он выскочил из комнаты и схватил Соню за руку. Он потащил ее в ту самую комнату. От растерянности Соня даже не вырывала руку. На столе лежала растерзанная норка.

– Прошу прощения, – сказал голос за спиной. Соня тихонько потянула свою руку. Но Беклемишев ничего не замечал.

– Что это? – снова закричал он и сунул ей в нос пинцет с какой-то гадостью.

Снаружи хлопнула дверь. Кто-то сбежал по крыльцу.

– Слушай, Тамерлан, – свистящим шепотом сказал Славка. – Немедленно тащи сюда этого гениального комбинатора. Я дам ему урок на всю жизнь. Быстро…

Соня послушно побежала.

23

– Таким образом, – лекторским голосом продолжал Беклемишев, – челюстные косточки этой рыбы не растворяются желудочными кислотами. Иногда они скапливаются в желудочном тракте и своими острыми краями вызывают многочисленные ранения, переходящие в язвы. Вы должны немедленно прекратить кормление зверьков этой рыбой.

Семен Семенович Крапотников молчал. Он только что посмотрел под лупой злополучные челюстные косточки. Все было ясно. Все, кроме одного.

– А чем же я буду их кормить? – убитым голосом спросил он. – Я же отказался от запаса комбикорма.

И тут настала очередь Беклемишева растеряться.

– Можно отрубить головы, – сказал он. Семен Семенович грустно покачал головой.

– Сконструировать специальную гильотину?

– Это уже ваше дело, – сказал Беклемишев. – Будем думать вместе, – поправился он.

– Я уже думаю, – сказал Семен Семенович. – Я уже кое-что придумал… – Крапотников смотрел на Славку. Он выпрямил спину и улыбался. Два сатанинских чертика прыгнули в его глазах. И исчезли.

– Я уже кое-что придумал, – повторил он. – На пару недель комбикорма хватит. И нам поможет не кто иной, как старый пройдоха Згуриди.

24

В этот туманный день Топорков, Бедолагин и Янкин кейфовали. Ставить сеть почти вслепую было бессмысленным делом. Выполнять те, взятые ранее обязательства по доставке дров, а также по ремонту сарайчика, очень нужного одному доброму человеку, как-то не хотелось. Вчерашней выручки за рыбу хватило на недельный запас чая, сахара и дешевейших папирос «Байкал». Непривычный избыток материальных благ наводил на всякие мысли.

– Вот жжем мы, ребята, эти папироски. Тощенькие. Гвоздики, одним словом. А в Америке миллионеры сигары курят. В той сигаре этих гвоздиков целая пачка. И ведь курят, не умирают.

– Смерть свое сама знает. Может, она его через сигару брать не хочет.

– А через чего она тебя, интересно, выцеливает? – ехидно спросил Янкин.

– Я мужик тертый, – ответил Бедолагин. – Меня выцелить трудно. Помню, в позапрошлом году я новую жизнь начал. Совсем было в экспедицию устроился. Хотите верьте, хотите нет, полный меховой комплект выдали. Ну и хэбэ само по себе, как положено. Консервов и курева завались на складе. Держался я две недели…

– Врешь.

– Ну, полторы, – сказал Бедолагин и чиркнул спичкой.

– А я однажды жениться хотел, – вздохнул Топорков. – То ли с бабой не повезло, то ли сам виноват. Затосковал, в общем.

– Понятное дело. Я из-за такой тоски да за фартом столько исколесил, что и паровозу не наездить до самого слома. Может, я в этом месте потому и застрял, что надоело.

– А может, надо было все-таки жениться.

В этот туманный день владелец мотофелюги Згуриди искал среди заросших корявыми лиственницами улиц «Шанхая» домик, где живут три деклассированных элемента.

25

Веня Ступников не был алкоголиком. В институте он выпивал только по праздникам, а на четвертом курсе вместе с ребятами заходил иногда в «чипок» под стипендию. Тем более он никогда не пил спирт.

Сегодня он купил в магазине бутылку спирта. Он нес ее к замшелому домику музея, старательно исследуя со всех сторон мысль о том, что в одиночестве пьют лишь совершенно пропащие люди.

Бутылка пустела очень медленно. После двух стопок мрачное настроение пришлось поддерживать искусственным путем.

– Все они такие, – убеждал себя Веня, наливая третью стопку.

Потом мысли приняли саркастическое направление. «Подумаешь, биология! Тоже мне, наука. Живчик-яйцеклетка. Печки-лавочки. Ах вы, сени, мои сени, вестибюль мой, вестибюль. – Веня начал тихонько раскачиваться на стуле. – В конце концов, я больше могу. Я все могу, когда захочу. Только не отвлекаться. Плевал я на этого К. Д. Авдехина с его толстой книгой… И пить брошу, хоть спирт пить я уже умею…»

26

Где-то внизу, на дороге, глухо профырчала автомашина. Соня подумала, что, наверное, приехал тот самый смешной очкастый чудак из Москвы. Может быть, он профессор и его положено каждый раз привозить на машине. Неожиданно с фокуснической ловкостью веник как-то сам, словно был одушевленным, исчез за тумбочкой, и вместо него столь же неуловимо в руках возникло маленькое зеркало.

Между прочим, все это было зря. Вместо загадочного московского человека появился Веня Ступников. Веня вел себя странно. Сухо поздоровавшись, он по очереди заглянул во все комнаты, подергал запертую дверь кабинета директора. Сел на табурет.

– Я принес директору статью о питомнике. Думаю1, что зверьков удастся теперь спасти.

– Их уже спасли, – хихикнув, сказала Соня. – А директор будет через полчаса.

– Сегодня в «Севере» новый фильм, – несущественным тоном начал Веня. – «Чайки умирают в гавани». Изысканная вещь.

«Пшчик, пшчик», – ответил ему веник.

27

…Крышка гигантского краба, служившая пепельницей, была полна окурков. Семен Семенович расхаживал по кабинету, слушал Веню. Теперь это был не тот растерянный человек, который унес из музея «Кролиководство» и «Российского натуралиста» за 1879 год. Его шаги были сдержанны, но энергичны. И только в силу чрезвычайного волнения Веня не замечал быстрого, ощупывающего взгляда своего собеседника.

– Нет, – сказал Семен Семенович, – писать о случившемся инциденте сейчас неактуально. Вы лее сами не хотите работать по мелочам. Я признаю ошибку и думаю, как ее исправить. Нам надо срочно и дешево добыть много корма. Посоветуйте. Старый Крапотников охотно слушает умные советы.

– Редакция сделает все возможное, чтобы помочь питомнику, – растерянно сказал Веня Ступников.

– Может быть, редакция добудет кита? Это очень поможет! – саркастически усмехнулся Семен Семенович.

– Идея, – сказал окончательно запутавшийся Веня. – В нашем районе ходит флотилия «Алеут». Можно дать кратко и убедительно: «Нужен кит». Они поймут, они помогут.

– Нет! – жестко сказал Семен Семенович. – Пресса – вот это идея! – Он поднял палец и посмотрел на Веню гипнотизирующим взглядом. – Нам нужна большая пресса. У нас колоссальные ресурсы. Питомник можно расширить до гигантского предприятия. Нам нужны деньги. Нужны новые зверьки. Нужны специалисты с высшим образованием. Пресса, наука и помощь – вот что нам надо.

– Черт, это в самом деле идея, – взволнованно сказал Веня. – Я же все время думаю об этом. Вы чертовски правы. – Он схватил кепку и добавил: – Все-таки я думаю помочь вам с кормом.

Справедливости ради надо сказать, что загадочная краткая телеграмма «нужен кит» была в самом деле получена флагманом флотилии «Алеут». К сожалению, корабли преследовали крупное стадо кашалотов за много сотен миль от маленького городка, а радист получил устное замечание от капитана за прием бредовых заявок.

28

Пятна облаков плыли с Тихого океана в глубь Азиатского континента. Иногда солнце прорывалось сквозь них, и тогда громадные желтые блики падали на город, на дорогу, на склоны сопок. Три небритых мужика, поднимавшихся по распадку к конторе питомника, не замечали, что они идут по разноцветным полянам света. Они подходили к бревенчатому домику серьезно и молчаливо.

– Привет, зверобои! – бодро воскликнул навстречу им Крапотников.

Он выпорхнул из-за стола и как-то в одно мгновение успел окрутиться вокруг каждого из мужиков в отдельности.

– Нешто мы зверобои, – буркнул старик Топорков.

– Я однажды… – начал было Бедолагин.

– Заткнись! – тихо сказал Янкин и подозрительно посмотрел на Семена Семеновича. Тот, потирая руки, прошелся по кабинету.

– Я имею вам предложить, – торжественным и интригующим тоном начал Семен Семенович.

Посвященный Беклемишев, краснея от необычности момента, неловко поставил на стол бутылку. Отпетые личности, не переглядываясь, не обмениваясь ни одним словом, сомкнули ряды. Бутылка и хитрый тон предвещали многое.

В городском кинотеатре начался второй вечерний сеанс. Подстреленная полицейской пулей чайка второй раз падала в море в далеком бельгийском порту, а Соня – Тамерлан уже третий раз выносила панцирь-пепельницу. Потом еще раз сообщила Крапотникову, что уходит. «И вообще она не обязана сидеть здесь до двенадцати».

Хлопнула дверь. Соня тихо сошла по ступенькам. На третий сеанс было еще рановато.

В долине стояла тишина. По краю сопки шла странная оторочка из опалового воздуха. Соня подумала о том, что, может быть, это виден далекий край океана. Сердитые камни долины казались розовыми. Соня остановилась, вздохнула и вдруг побежала вниз, легко угадывая дорогу между камнями.

Между тем в комнате сгущалась обстановка. Семен Семенович только что изложил свой план. Его идея была проста, как все великие идеи. Он решил организовать зверобойную бригаду. Свою собственную зверобойную бригаду из людей, знающих море, винтовку и удачу.

Карты были раскрыты. В комнате воцарилось молчание.

– Мы как-то больше по рыбе, – нерешительно сказал Топорков.

– Моржа или эту нерпу, конечно, можно.

– Снасть нужна, – буркнул, перебивая его, Янкин.

– А чего ты с этой снастью делать будешь? Морж не рыбина, об весло не оглушишь.

– И не надо об весло, – с необычной живостью заговорил Бедолагин. – Про моржа не скажу, врать не буду, но вот эту самую белуху, ну, тоже вроде бы моржа, большая очень, мы, значит, и сетьми ловили, и опять из винта ей под дыхало, надо бить на ладонь сзади, и всплывает, как миленькая, Тут не зевай, гарпунь, и сидит она у тебя на лине. Как хариус на леске вроде бы.

– Наслушался или сам видел? – подозрительно спросил Янкин.

– Зачем же наслушался. В Мандрякиной губе это было, возле самого Таймыра. В одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году и в одна тысяча девятьсот тридцать девятом тоже.

– Мы, директор, люди серьезные, – сказал Топорков. – Мы чего не умеем, того не знаем. Вот он про эту белуху говорит, значит, пробовал. Лет тому шесть назад я на "Утином мысу плотничал. Избы ставили для охотников. Охотники там чукчи все. Не говорю, что сам, но для баловства я с ними в море ходил раз десяток. Не промышлял, но приглядывался. И снасть ихнюю чинить приходилось.

– А белуха, она большая, – вздохнул над своим Бедолагин. – Тащить ее на берег тяжело. Воротком, конечно, это делается…

– Нерпу, ту больше с берега хлещут? – задумчиво сказал Янкин. – Но опять же снасть нужна.

Семен Семенович встал и прошелся по комнате.

– Человеку свойственно быть добрым, – сказал он. – Хороший человек не бывает жадным. Именно поэтому единственный грек на побережье отдает нам бесплатно свою мотофелюгу. Сегодня я проверил дальние углы в трех здешних складах. И я нашел там разные вещи, которые, на мой взгляд, как раз приспособлены для морской охоты.

Славку Беклемишева давно уже подмывало вставить что-нибудь свое в этот чертовски волнующий разговор. Но, кроме всплывшей из какого-то учебника фразы «По насыщенности органической жизнью Охотское море напоминает уху…» – ничего не приходило ему в голову.

Опаловый край воздуха над сопкой давно уже исчез. Темная ночная прохлада заполняла долину.

Совещание в комнате заканчивалось. Топорков, Бедолагин и Янкин переминались на месте, слушая последнюю речь С. С. Крапотникова.

– Каждый желает, чтобы его уважали. Каждый хочет быть на своем месте. Разве не так?

Никто не возражал. Бедолагин с легким вздохом покосился на чуть тронутую бутылку спирта. Янкин осторожно дернул его сзади за штаны.

– От нас, в общем, нет возражения, – откашлявшись, сказал он. – Попробовать можно. Пошли мы.

Они повернулись к двери.

– Эй, товарищи! – спохватившись, крикнул Семен Семенович. – Початую посуду не оставляют. Не годится.

– Непьющие мы, – постным тоном ответил ему Бедолагин.

29

Улетая, Славка Беклемишев не оставил адреса. Тем более он был удивлен, когда в питомник пришло письмо па его имя. Писал Миха Ступарь:

«Тут у нас недавно состоялось собрание. Представь, вспомнили о тебе. Шеф сказал, что наши специалисты работают сейчас в самых глухих восточных районах. За ним выступил Мироненко и резонно ответил, что „практика – воздух молодого ученого“. Только Чернышев втихую съехидничал: „Практика практикой, а мимоза в тундре не цветет“. Ты черкни, как там насчет мимозы. И еще: встретил я в библиотеке твоего приятеля-физика. Тот взял меня за пуговицу и стал допрашивать, как на востоке обстоит дело с самоорганизующимися системами. Я на всякий случай заверил, что очень хорошо»…

– Что-нибудь важное? – спросил Семен Семенович.

– Так. Кое-что про систему Мироненко. Спрашивают, цветет ли здесь мимоза.

– Она здесь цветет по своей, особой системе, – серьезно ответил Семен Семенович.

Они сидели на камне возле крайней вольеры. В стороне оживленно перетюкивались ножи. Десяток домохозяек, привлеченных сдельной оплатой, обрубали зловредные головы.

– Идемте, – сказал Славка.

– Я думаю, может быть, организовать пацанов на ловлю бычка? У бычков нет этих косточек?

– Проверим, – сказал Славка.

30

– Куда гарпун кладешь? – сердито спросил Топорков. – Или он тебе с левой руки нужен?

Мотофелюга «Старушка» третий раз отправлялась в море. Первый рейс был просто пробным. Во второй раз сорвавшийся откуда-то ветер загнал шлюпку обратно в речное устье.

За это время мотофелюга приобрела вид бывалого промыслового судна. Длинные шесты гарпунов аккуратно мостились вдоль борта. Зачехленные от морской сырости винтовки лежали на банках. Портящие морской антураж посуда и примус прятались в носовом отсеке. Брезентовые полосы брызговиков не болтались как попало, а были аккуратно прикантованы бечевкой. Толстый морской брезент укрывал одежду и продукты, и кольчатые свитки линей висели на нужных крючьях.

В этот раз на берегу не торчала толпа. Было раннее утро. Ленивые, почти неприметные для глаза валы океана с шорохом перекатывали гальку. Сплющенное рефракцией солнце висело над водой желтым блином.

– Куда они пойдут? – спросил Славка.

– В какую-то Татьянину бухту. Старожилы посоветовали. Говорят, по морскому зверю нет богаче места, – ответил Семен Семенович.

Они стояли на берегу трое. Третьим был Веня Ступников. Он стоял в сторонке и, сосредоточенно дымя сигаретой, наблюдал за погрузкой.

– Пошли! – скомандовал Топорков и налег плечом на корму.

Мотофелюга проскрипела килем по гальке и тихонько закачалась на воде. Затарахтел двадцатисильный двигатель. Никто из троих, сидевших в лодке, не оглянулся на берег.

Семен Семенович Крапотников долго смотрел вслед шлюпке. Он размышлял о том, что такое удача и какова ее вероятность. И, как бы отвечая на его мысли, Веня сказал:

– Они же дилетанты в морской охоте, а дилетантам всегда везет.

– В «очко» им везет, – сердито сказал Семен Семенович.

Желтый круг солнца поднялся выше. Пылающая отблесками рябь усов тянулась за носом лодки, которая теперь казалась просто черным непонятным предметом.

– Черт возьми, – зачарованно вздохнул Славка. – Такое не каждый день увидишь.

– Конечно, если человек нездешний, – ехидно вымолвил Веня и, независимо сплюнув, зашагал от берега.

31

– Ну что ж, – сказал Славка. – Пожалуй, мне пора на крыло; Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А то как бы там институт без меня не обрушился.

В дверь постучали. С независимым видом вошла Соня.

– Семен Семенович, – сказала она, – там бычков привезли три корзины. Принимать или не принимать?

– Соня, – сказал Семен Семенович, – я объявлю вам выговор. Какой вы, к чертям, Тамерлан, если человек ни с того ни с сего собирается уехать!

– Может быть, человеку столичные нравятся, – дерзко сказала Соня.

Зазвонил телефон. Славка взял трубку. – Кит, – сказал чей-то хриплый возбужденный голос. – К вам прибыл кит.

– Какой кит? – спросил Славка.

– Мертвый, конечно, – ответила хриплая трубка.

32

Они обгоняли пешеходов. Пешеходы тоже шли к пристани. У них был необычный возбужденный вид. Пешеходов становилось все больше. Еще издали они увидели на пристани толпу. Толпа стояла у причала, и оттуда шло глухое удивленное молчание.

Мотофелюга «Старушка» покачивалась у деревянной стенки. Рядом с ней качался мертвый сероватый кит. Топорков, Бедолагин и Янкин встали им навстречу.

– Как? – сиплым голосом спросил Семен Семенович.

– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.

– Кашалот. С зубами, – добавил Топорков. «Нет, такого мне больше никогда не увидеть», – сказал сам себе Беклемишев. Но он ошибался. Ему предстояло увидеть еще многое…

– Пресса, пропустите прессу, – раздалось сзади. Веня Ступников рассекал толпу, целясь в фотоаппарат. – Готово, – сказал он, переведя десятый кадр. – Теперь мне надо снять, как его будут резать.

– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.

– Вытащить надо вначале, – добавил Янкин.

Кита удалось вытащить при помощи двух автомашин и одного трактора. Его отвели на отмель за пристанью. Теперь он лежал на песке. Беклемишев шевелил губами. Он вспоминал систему определения возраста кашалотов и их размеры.

Веня Ступников дощелкивал вторую пленку. Топорков, Бедолагин и Янкин совещались о чем-то в стороне.

– Ну, – сказал Семен Семенович, – транспорт ждет.

Но никто не подходил к киту ни с топорами, ни с ножом.

– В чем дело?

– Большой он, – сказал Янкин. – Чем резать?

– Чем?

Кит лежал как монолитная скала. Семен Семенович ожесточенно скреб затылок. Беклемишев стоял в стороне и мучительно старался приспособить кита к системе раздела тушек грызунов. Но ни Мамушкин, ни Гупер в этой ситуации не годились.

Веня Ступников метался между Крапотниковым и Бедолагиным, между Янкиным и Топорковым.

– Идите к черту, – сказал ему наконец Янкин. – Я не знаю, как обдирают эту мышку.

«Я должен найти выход, – сказал сам себе Веня. – Я обязательно должен его найти». И он вспомнил.

– Моби Дик! – крикнул Веня. – Есть такая книга, где все про китов. Увлекательный роман. Я бегу в город.

Веня бежал в город и обдумывал варианты поисков, если книги не окажется в библиотеке.

В это время кто-то осторожно дернул Крапотникова за рукав.

Трое темнолицых невысоких юношей стояли перед ним. На них были одинаковые черные костюмы с выпущенными поверх воротниками рубашек. Он узнал их. Это были юноши из зверобойного поселка к северу. Они прибыли сюда катером и ждали самолета. Все трое летели куда-то учиться.

– Что? – спросил Семен Семенович.

– Мы можем, – сказал один из невысоких юношей. – У нас в колхозе это делают ножами. Нам нужны ножи, бруски и переодеться.

Через полчаса трое невысоких юношей деловито подошли к киту. В их руках были обычные ножи из мясного отдела гастронома. Толпа заинтересованно качнулась вперед. Топорков, Бедолагин и Янкин вытянули шеи.

33

Человек спускался с горы, выписывая кривую по дороге. Какая-то машина долго сигналила сзади, потом обогнула его. Шофер с руганью высунулся из кабинки. Веня Ступников рассеянно махнул ему рукой. Он держал в руках раскрытую толстую книгу в черной обложке. Он спускался с горы и на ходу пытался найти среди четырехсот восьмидесяти девяти страниц все, что относится к разделке китов. Ему даже некогда было гордиться собой, хотя он нашел единственную книгу в городе. Он провел пятнадцать интервью с ее временными владельцами. Каждый из них высказывал свое мнение о китах вообще и о книге в частности, потом называл адрес человека, которому книга была дана «на два дня».

– Есть! – крикнул Веня. – Фленшерные лопаты. Нужны фленшерные лопаты, здесь есть рисунок. – Забыв о корреспондентской солидности, он хотел припустить бегом и… остановился. Бежать было некуда. Голый скелет кита лежал перед ним. Несколько усталых людей грузили в машину квадратные куски китовой туши. Какие-то невысокие юноши умывались около китового черепа.

– Опоздал, – ошалело выдохнул Веня. Песчаный кусок берега около пристани был пуст.

Трактор утащил останки кита на пустырь. Толпа разошлась, и волны прилива замывали следы людей. Последняя машина ушла, чтобы доверху заполнить выбитые в вечной мерзлоте ямы холодильника. Мотофелюга «Старушка» качалась в стороне у надежной стенки причала.

Чуть подальше на траве сидели Топорков, Бедолагин и Янкин. Перед ними стояла бутылка водки и снедь, разложенная на газете. Ветер доносил обрывки горячего разговора:

– Ежели бы сразу правильный заход… – А я ему как…

Кучка болельщиков, стоя в стороне, слушала их в благоговейном молчании.

Закат падал на бухту. Из города шел легкий неясный гул жизни. Плескался Тихий океан.

– Что мы есть? – глубокомысленно спросил Семен Семенович Крапотников. – Букашки с жаждой невозможного. И мы делаем это невозможное. Когда я учился в частной гимназии, я узнал про броуново движение. Мелкие пылинки толкутся под микроскопом, мешая друг другу. Иногда люди также всю жизнь толкутся в крохотном объеме этой жизни величиной с каплю. Они не видят ничего за этой каплей. В частной гимназии я думал: что будет, если под микроскоп посадить к одинаковым пылинкам одну веселую пылинку с большой жаждой движения? Сможет она взбудоражить всех?

Славка не отвечал. Ему вспомнился Витька-физик. «Самая самоорганизующая система из всех – это человек, вот что надо сказать ему», – думал он. И сказал вслух:

– Все-таки я просто узкий специалист.

– Лезвие скальпеля и острие иглы тоже узки, – усмехнулся Семен Семенович. – Расчленять и соединять– вот благородная задача узкости. Не сводите ее к понятию узкого лба. Я верю в то, что этот городок будут знать все. И самые широко известные узкие специалисты будут приезжать сюда за консультацией. А вы мне толкуете про мимозу к Восьмому марта.

Славка.снова промолчал. Как ни странно, он думал теперь о не похожей ни на кого девушке -Соне – Тамерлане – Каткали. Глядя на носки ботинок, он сказал:

– Вы неплохой психолог, Семен Семенович. Паустовский советует лоции читать. Может быть, лучше плавать.

В это время Веня Ступников сидел на камне около китового черепа и черкал в записной книжке первые строчки будущего романа:

«Я живу в том месте, где китов ловят на удочку и потрошат их перочинными ножами…»