Текст книги "Жуки Момбасы"

Неизвестная штука

По Атлантическому океану в направлении Америки, практически по маршруту первой экспедиции Колумба, двигался теплоход под красным флагом с серпом и молотом. Остался далеко за кормой Ла-Манш, в котором движение судов напоминает езду по обычной автодороге: такие же световые знаки-буйки, обозначающие трассу, такое же разделение на полосы, … вот обгоны другие – никто не включает «поворотники», да и звуковые сигналы такие, что …ого-го!

Атлантика встретила почти полным штилем – зеркало воды колебала легкая зыбь. Светило яркое солнце, но летней жары не ощущалось, только приятное тепло. Небо равномерно голубое, ни одного облака. Вода ближе к борту цвета зеленого сапфира, чем дальше от борта, тем она становилась всё более голубая. И уже совсем далеко сапфир становился голубым топазом, который отрезал океан от неба точно по линии горизонта. Два разбегающихся от форштевня гребня, сегодня не привлекали дельфинов. Чайки отстали ещё вчера, до берега далеко. Даже попутчиков не было в тот момент, когда всё произошло.

Сначала на мостике теплохода типа «Краснодар» никто ничего не понял: потому что раздался нарастающий звук неизвестного происхождения, точно не местный, не технический. Нечто быстро приближалось, предупреждая о своём прибытии: атмосфера вибрировала низкими частотами. В звуке было и шипение, и гул, и свист, а главное, давило чувство опасности.

Второй помощник капитана Сергей Шелухин за свои десять лет на флоте такое слышал впервые. Он озадачено посмотрел на приборы, нет ли дыма, затем повернулся и заглянул в штурманскую. Рядом с ним крутил головой во все стороны матрос первого класса Павлов. Звук закончился громким… взрывом, всплеском, ударом – всё сразу.

– Серега, смотри, – матрос показывал рукой, – что это?

Штурман приблизил лицо вплотную к иллюминатору. Впереди справа по курсу милях в пяти в клубы пара оседал столб воды. Сергей взял бинокль.

– Ничего не пойму… что это за хрень? – пробормотал он себе под нос, разглядывая темный предмет, покачивающийся в месте падения.

– Может ракета, – предположил матрос, старающийся разглядеть подробности во второй бинокль, – Сейчас ка-ак бахнет…

– Нужно капитану сказать, – штурман направился к машинному телеграфу и дернул ручку на положение «Стоп», а затем снял трубку телефона.

Через минуту на мостике было не протолкнуться: капитан, старпом, замполит, старший радист, старший механик, судовой врач, электромеханик, даже боцман и два матроса стояли на правом крыле мостика. А теплоход по инерции отсчитывал положенные двадцать кабельтовых до полной остановки.

– У кого есть соображения? – спросил капитан.

– Космическое что-то, – предположил «дед», – цилиндр какой-то…

– Спутник или ракета, – поддержал старпом

– Интересно, наша или натовская, – вбросил фразу «первый», – хорошо бы пароходству сообщить.

Капитан слушал варианты, а сам продолжал разглядывать предмет; теплоход подошел значительно ближе, но всё равно видно было плохо – плавает что-то продолговатое…

– Марков, – обратился он к радисту, – давай, сообщи в центр про эту хреновину. Скажи, что в дрейф легли до указания. Сережа, дай координаты.

Ждать пришлось недолго. Радист заглянул на мостик минут через десять:

– Пал Михалыч, указание, – и он протянул капитану листок.

Капитан прочитал и осмотрелся:

– Боцман где? А, Петрович…готовь рабочую шлюпку. Возьмём на буксир эту заковыку. Старпом…, нет, кто на вахте? Сергей, давай–ка малым ходом подходи поближе.

Теплоход медленно приблизился к предмету. Ясности о его предназначении не добавилось: цилиндр, хотя, вернее будет, конус с цилиндром, в нагаре, формой напоминает снаряд с тупым носом, только метров пяти в длину и метра два в диаметре. С обоих концов круглые выступы, вероятно, места крепления ещё каких-то механизмов… Ни антенн, ни сопел, ни крыльев.

– Наверное, всё же спутник, – заключил старпом, с крыла мостика рассматривая объект, – вон, какие-то кругляши. Не иначе, для стыковки…

– А может, боеголовка, – возразил электромеханик, наблюдая, как боцман на корме управляет кран-балкой, к которой была закреплена небольшая шлюпка.

– Алексей Юрьевич, – капитан обратился к старпому – и ты, Сергей, проложите новый курс, вот в эту точку, – и он показал старпому листок с указанием, – туда потащим.

– А что там? – поинтересовался второй помощник.

– Наверное, наши вояки, – пожал плечами капитан.

– Эй, Петрович, – крикнул он вниз боцману, подплывшему к цилиндру в шлюпке, – конец заведи, но на борт не поднимай. Так потащим, на буксире. Хорошо крепи…

Несколько минут все наблюдали, как боцман старался найти достойный выступ и закрепить трос. В конце концов, всё же удалось. Через полчаса теплоход лёг на новый курс. За кормой на длинном тросе тащили загадочный предмет. На вахту заступил старший помощник. Около семнадцати часов он вызвал на мостик капитана:

– Павел Михайлович, корабли…

– Странно, рановато, – удивился «мастер».

Через несколько минут разглядывания в бинокль «встречающих» капитан выругался:

– …мать. Радист, срочно. Сообщай… возле нас два корабля НАТО. Двигаются на сближение. Координаты…

– А с курсом что? – спросил старпом.

– Будем идти прежним. Машина «самый полный». Боцмана на корму. Пусть контролирует, чтобы трос не оторвался.

Корабли легли на параллельный курс и по радиостанции начали вызывать русский теплоход. Капитан и старпом переглянулись.

– Ответим? – спросил «чиф».

– Нет. Что с ними разговаривать. И так всё понятно. За железякой они пришли.

Натовцы после нескольких попыток вызова, видя, что теплоход не реагирует, начали манервировать. Корабли разделились, один обогнал теплоход и занял место прямо по курсу.

– Ты смотри, что творят, – возмутился старпом, – остановить хотят.

Капитан стоял весь напряжен, с упрямо сжатыми губами:

– Лево десять, – скомандовал он рулевому, а затем громко крикнул радисту – Марков, сообщай: «Перекрывают курс, останавливают».

С натовских кораблей по радиостанции продолжались вызовы, но тон изменился, он стал приказным: «Стоп! Стоп машина! Предупреждаем!»

– Пал Михалыч, – радист забежал в рубку, – вот, передали курс.

– Лево на борт, – распорядился капитан.

На кораблях не ожидали такого манёвра и по инерции проскочили вперед, но ненадолго: запас скорости у них был значительный. Через полчаса опять они заняли прежнее положение, один рядом, один впереди. После двух резких поворотов теплохода корабли поменяли тактику – они зашли с двух сторон и начали сближаться бортами.

– Вот же сволочи, – глядя на них возмущенно сказал старпом, – зажать хотят и остановить. Что делаем? Поворачивать нельзя теперь…

– Радист, есть сообщения? – крикнул капитан в сторону радиорубки, – Передай, что останавливают бортами, взяли в клещи.

Военные корабли подошли совсем близко. Уже хорошо были видны довольные улыбки офицеров на мостиках и матросов, стоящих вдоль по бортам. Некоторые делали знаки руками, общий смысл которых был: «Стоять, вам теперь конец. Мы победили».

До удара оставались секунды. И вдруг оба корабля резко отвернули от теплохода и легли на противоположный курс.

– Что такое? Передумали? – старпом наблюдал, как удаляются корабли НАТО.

– Нет, просто у них служба наблюдение неплохо работает, – сказал ему капитан и показал рукой.

Старпом увидел, что в какой-то миле впереди из воды выглядывает рубка подводной лодки:

– Наши!?

В сопровождении субмарины теплоход продолжил движение в заданную точку, где передал секретный конус-цилиндр на советский корабль.

По результатам рейса вся команда теплохода, помимо обычной, получила дополнительную премию – практически награду «За верность долгу и мужество».

Обида

Иннокентий поздним вечером возвращался на теплоход сильно пьяным. На проходной его пропустили, потому что не пропустить было нельзя, а останавливать оснований не было – ведь идет – то сам. И пропуск показывает, и глаза открыты, и в руках несет пакет, не роняет, а то, что у него слезы на глазах, так кому какое дело.

Сергей прошёл через проходную несколько позже и, оказавшись на территории контейнерного терминала, обратил внимание на одинокую фигуру метров за сто впереди. Фигура, покачиваясь, медленно перемещала себя вдоль кромки причальной линии в зоне света от фонарей. Подойдя ближе, Сергей узнал судового электрика со своего теплохода:

– Привет, Кеш, – сказал он, поравнявшись с товарищем, – Куда ходил?

Иннокентий повернулся на голос. Глаза его были полны слёз:

– Серёга, представляешь, они мне водку не продали…

– В каком смысле? Денег не хватило?

– При чем здесь деньги? Денег …во!– и Кеша выгреб из кармана несколько смятых купюр,– Мне не продали. Говорят, что молодой очень.

– Так показал бы документ какой.

Кеша, по-детски, кулаком тёр глаза и всхлипывал:

– Да, они тоже сказали, чтобы паспорт показал. Я показал. А они говорят: «Иди мальчик домой, паспорт папе отдай и усы отклей». Сволочи. Смотри, – он раскрыл паспорт и стал совать его под нос Сергею, – тридцать два года…вот. А тут (он перевернул страницы)… видишь штампики? – двое детей…Сын уже в школу ходит…

– Кеша, да ладно тебе. Успокойся.

– Серый, ты мне скажи, – Кеша пьяными глазами преданно смотрел в лицо собеседника, – я что, не могу водку купить? Почему мне не продают?

Сергей, хоть и знал внешность Иннокентия очень хорошо, но ещё раз внимательно на него посмотрел: рост – чуть выше полутора метров, размер плеч – ну от силы сорок четвертый, тёмный густой чуб торчит как гребень – расчески не слушается, и довершает образ ровное, без морщинок и складок лицо с розовыми щеками и пухлыми яркими губами, над которыми располагались огромные и пышные усы, которым хоть Чапаев, хоть Будённый мог, если не позавидовать, то отнестись с должным уважением. Справедливости ради, нужно отметить, что без усов Кеша выглядел бы лет на четырнадцать – пятнадцать. Одежда Иннокентия, состоящая из джинсовых короткой куртки и брюк, а также светлые высокие кроссовки, никак не добавляла ему солидности.

– Плюнь ты на них. Что они про тебя знают? Ты ведь моряк! А они кто? Не пойдем у них водку покупать. Мы с тобой других найдем.

– Думаешь?– Кеша уже не рыдал. – Правильно. Ещё просить станут, а я не пойду. У тебя выпить есть?

– Конечно, – уверенно кивнул Сергей, – поднимайся в каюту.

Пока друзья разговаривали, они подошли к трапу.

– Где это Кеша так набрался? – шепнул Сергею стоящий на вахте Саня – «афганец», который получил своё прозвище по причине прохождения срочной службы в Афганистане.

– Не знаю, я его уже на территории догнал. Ты погоди, а я его попробую успокоить.

– Это кого успокоить!? – обернулся Кеша.

– Все нормально. Идем в каюту, – Сергей приобнял товарища за плечи и направлял его продвижения по переходам теплохода, – Присядь пока. Я сейчас.

– Серега, а ты пить будешь? – Иннокентий тяжеловато опустился на диван в своей каюте.

– А как же, подожди пока. Я скоро.

Сергей пошел к себе и переоделся в рабочую одежду. Выпивать он не собирался – на вахту нужно. Однако, перед заступлением на дежурство, он зашел проведать друга. Кеша спал сидя, запрокинув голову. Если бы продавщица слышала его храп, то точно продала ему водку.

Жуки Момбасы

Жук 01

На Момбасу упала ночь. Орава темнокожих «грузчиков» за несколько минут до захода Солнца, не утруждая себя походом домой (если он у них был), завалилась спать. Их фигуры, завернутые в куски плотного упаковочного целлофана или использующие картонные коробки, хаотично и достаточно густо располагались на асфальте причала, но всё же ближе к стене ангара и подальше от воды.

Сразу за ангаром начинались посадки тропических растений, много и разнообразно: то ли это парк, то ли лес, нет – джунгли; но темные и настораживающие. Из-за того, что Солнце садилось за горой, красивого неба перед закатом, с золотистостью, розовостью и оттенками лазури не было. Только что было голубое небо, яркое до боли в глазах, прожигаемое палящими лучами; потом болезненная яркость ушла – осталась только прозрачная насыщенная голубизна, без единой тучки (можно смотреть без прищура), на которой резко отпечатывался абрис горы, темной массой закрывающей всю западную сторону неба. Духота сменилась на терпимую жару, хотя всепроникающая влажность осталась. Судовые механизмы, палуба, надстройка и поверхность причала накопили огромный запас тепла и не давали в полной мере ощутить, хоть какую-то прохладу. Переход от понятия «ранний вечер» до понятия «глубокая ночь», если не смотреть на часы, а воспринимать по способности что-то видеть, занял минут пятнадцать, не больше.

Михаил сменял Илью на дежурстве возле главного трапа в восемь вечера, когда уже было темно. Матрос прошел вдоль надстройки в сторону бака, посмотрел на включенную подсветку, проверил всё ли закрыто, не ведутся ли работы. Также осмотрел палубу в сторону юта. И после этого подошел к Илье:

– Что там за трап висит?

– Где?

– А, вон, напротив третьего трюма, – Михаил показал рукой.

– Да, точно, не убрали, – кивнул Илья, – Это же лоцмана принимали, когда подходили. Забыли. Сейчас выберу. А отвязывать не буду, может завтра пригодится, мало ли.

– Ну, давай, – согласился Михаил, – на палубу только втащи.

Вахту передали, и Михаил остался один. Тишина. Некоторое время парень поправлял защитную сетку на трапе, потом рассматривал спящих аборигенов на причале. Затем некоторое время его занимала здоровенная крыса, которая, не очень-то таясь, перебегала вдоль стены ангара, лишь слегка притормаживая возле лежащих. Стояла принюхиваясь, но так как еды не обнаруживала, бежала дальше. Матрос включил лебедку и, на всякий случай, приподнял трап повыше. И тут же раздался голос первого помощника:

– Кто там трапом балуется?

– Алексей Николаевич, да крысы тут здоровые, как бы на борт не забрались. Вот я и приподнял малость.

«Первый» подошел ближе и стал не верхнюю площадку трапа:

– Повыше подними, так, ещё. Всё, хорош. Сходи-ка, Миша, проверь накрысники. Я тут пока постою.

Матрос быстро прошел по палубе на бак, потрогал и покачал жестяные круги на швартовых тросах (надёжно ли держатся); то же повторил на корме.

– Всё нормально, одеты, – доложил он «Первому».

– Ну, вот и хорошо. Трап больше не трогай, а то лебедка у меня прямо возле каюты, спать мешает. А я устал сегодня. Дежурь.

Потекли скучные минуты вахты. Читать нельзя, смотреть некуда, поговорить и то никто не вышел. И вдруг в металл надстройки, сантиметрах в двадцати от головы Михаила, ударило что-то тяжелое. Парень рефлекторно пригнулся, укрывшись за фальшбортом. «Камень бросили, наверное», – подумал он. Но кто? На причале никого. «И не выстрел, звука не слышно». Укрываясь матрос думал, как поступить, и тут он боковым зрением заметил слева от себя шевеление на палубе. Повернул голову, вот так дела – жук. Но какой. Сантиметров пятнадцать или даже побольше. От удара жук, видимо, очумел, а может и нет, и неторопливо полз по палубе.

– Ах ты, скотина, – сквозь зубы тихо прорычал Миша, чувствуя себя уязвлённым, жука испугался, – сейчас мы тебя…

Михаил спустился к трюму и взялся за стоящую здесь непонятно для чего швабру.

– Что это ты, – из двери надстройки вышел Сергей, – решил палубу подраить ночью?

– Нет, жука бить.

– Какого жука?

– Там, возле трапа. Здоров, как черт. Во, с кулак,– Михаил шел к своему «врагу» полный решимости отомстить за свой конфуз. Сергей не отставал:

– Ого. Откуда ты его взял?

– Я не брал, – ответил Михаил, прицеливаясь торцом швабры в жука, – он мне чуть голову не пробил. Я думал, камнем кинули с берега. Удар такой был…что пуля.

Жук оказался серьёзным парнем. Он выдержал один удар по спине, второй.

– Ты смотри, крепкий какой, – удивился Сергей.

– Сейчас, – Миша замахнулся сильнее. Но удар пришелся вскользь, хотя и оглушил насекомое. Только беда, швабра сильно ударила по палубе – раздался гулкий звук: «Баммм!»

– Тшш, – Сергей обернулся, – оставь ты его. А то перебудишь всех.

Михаил уже сбросил стресс, поэтому легко согласился:

– Ладно, пусть живет, гад.

Жук не заставил себя уговаривать, и, не получив должного гостеприимства, дополз до края трапа, втащил себя на первую ступеньку и тяжеловато улетел в темноту.

– Да, такой мог и шишку набить, – произнес Михаил, прислоняя швабру к борту.

– Это, точно, – поддержал товарища Сергей и еще раз обернулся.

– Что ты всё время, оглядываешься? Кого ты там заметил, – Михаил всмотрелся в темноту возле третьего трюма, и рассмотрел кока Эдика и электрика Виктора – Гля-ка, точно, террористы. Что вы там?

Парни подошли. Виктор заговорщицким шепотом произнёс:

– Тише ты. Тут такое дело… Трап опусти.

– Зачем?

– Ты, что? Не понимаешь?– Сергей ухмыльнулся, – В клуб сходим. Джунгли зовут.

– Не, не могу, – заупрямился Михаил.

– Ладно тебе. Тут дел – то. Часа через три вернёмся, – Виктор напирал.

– Кнопочку нажми, – Сергей указал на включение лебёдки.

– Не буду я ничего нажимать. «Первый» запретил, сказал, что шум спасть мешает.

Парни призадумались.

– Миш, да мы быстро. Туда и сразу обратно,– Виктор не успокаивался, – Ну и там чуток…трали-вали. Пива принесём.

– Мужики, я понимаю, но трап опускать не буду.

Тройка ловеласов погрустнела.

– Но могу подсказать, – Миша хитро посмотрел на них, – Во-он там, за контейнером, шторм-трап после лоцмана не убрали. Только я вас не видел. И не задерживаться, чтоб к утру были.

Виктор просиял лицом:

– Пиво с меня.

– Только трап потом не убирай, – сказал Сергей.

– Трап я подберу, но по вахте Славику передам, чтобы вас встретил.

– Океюшки, не боись, часика в два вернёмся.

И тройка любителей ночных приключений скрылась за контейнером. А еще через минуту их тени мелькнули под фонарём у правого угла ангара.

Михаил посмотрел на часы, до смены оставалось ещё двадцать пять минут. Скоро будить Славика. «Нужно ему про шторм-трап объяснить»,– подумал Миша.

Он окинул взглядом причал, и не увидел ничего привлекающего внимания. Те же три десятка спящих в целлофане и картонках. И никакого шевеления, даже крыс не видно. Скучно на вахте. «Утром нужно будет узнать, как сходили».

Жук 02

Утром Михаил во время завтрака рассматривал довольные физиономии Сергея и Виктора и удивлялся тому, что вид Эдика разительно отличался от товарищей. Серега и Витя просто лучились, а Эдик был нахмурен, ни на кого не смотрел, флегматично ковырял в тарелке и иногда бросал на всех тяжелые взгляды. Это было странно, но расспрашивать о подробностях за общим столом, при всех было глупо и поэтому, раздумывая о причинах увиденной разницы, Миша вышел к трапу.

– Что там на завтрак? – спросил Илья.

– Сейчас увидишь. Погоди. Да, постой…а когда они вернулись?

– Кто? – удивился Илюха, – Ты про кого?

– А Славик ничего не говорил?

– Нет. А что он должен сказать? О чём?

Михаил понял, что ребята вернулись, как и обещали, на смене Славы, и поэтому он про них ничего Илье не говорил; хотя и друзья, но к чему лишнее трепать.

– Ну, раз не говорил, значит всё хорошо.

– Странный ты какой-то, – Илья пристально посмотрел на товарища, – Подкалываешь? Да?

– Нормально всё, иди, отдыхай, – Михаил хлопнул Илью по плечу, – Шучу.

– Ну-ну, я тоже пошучу… потом, – Илья насупился, – Это я в долг взял.

Михаил остался у трапа один. Хотя, какой там один. На борт начали подниматься грузчики. «Джамбо», – говорил каждый из них, проходя мимо. «Джамбо, джамбо,…»

– Один, два…двадцать три…тридцать семь,– считал Михаил, – …пятьдесят один. Да сколько же вас? Последним поднимался явно какой-то начальник (чистая светлая сорочка и папка с документами) и вооруженный мужчина в военной куртке с карабином на плече. «Начальник» сделал попытку зайти вовнутрь жилой надстройки.

– Стоп, – остановил его Михаил и набрал номер в каюту старшего помощника.

– Сан Саныч, здесь агент какой-то пришёл и военный с ним с оружием.

Через минуту старпом уводил «начальника» к себе наверх:

– Боцману скажи, пусть трюма открывает.

– А этого куда? – Михаил кивнул на «военного».

– Это охрана, с тобой будет стоять.

– Долго?

– Пока не разгрузимся, – и старпом скрылся внутри надстройки.

Охранник широко улыбнулся:

– Руска, карашо, – и поднял большой палец.

Михаил посмотрел на него: невысокий, лет сорок, упитанный, открытые сандалии, широкие серо-синие то ли бриджи, то ли, севшие от многочисленных стирок, брюки, куртка-хаки, добродушная шоколадная толстогубая физиономия, с которой контрастировала белая шапочка на темени, и довершал «воинственный» образ карабин.

Михаил задержал взгляд на нашивке на куртке:

– Райнджер?

Африканец покачал головой и ответил по-английски:

– Я охранник. Буду дежурить. Вон те, – он кивнул в сторону сидящих на палубе грузчиков, – могут иметь ножи.

– Стрелять будешь? – поинтересовался Михаил.

Вочмэн (watchman) утвердительно кивнул.

– А патроны есть?

– С кем это ты тут беседуешь? Что за война? – по коридору шел Сергей.

– Серега, вот, охрану нам поставили.

– А винторез ему зачем?

– Говорит, что грузчики с ножами напасть могут, – ответил Михаил, – Саныч сказал, что будет здесь стоять до конца выгрузки.

– О-о, тогда это надолго.

– Почему? Я считал, грузчиков много зашло, должны быстро справиться.

– Ты бы не с охраной лясы точил, а на палубу смотрел, – Сергей качнул подбородком в сторону открытого второго трюма.

Действительно, в трюме работали десять-двенадцать человек, еще двое на палубе размахивали руками, руководя, теми, кто управлял грузовыми стрелами. А вокруг, на палубе сидело человек тридцать, и не похоже было, что они будут участвовать в разгрузке. Ещё пять или шесть недалеко от трапа разложили на циновках экзотические сувениры: ракушки, маски, барабаны, обтянутые шкурами, вазы, вырезанные из дерева, стульчики, чучело небольшого крокодила и нос рыбы-пилы метра на полтора. Все пятьдесят один здесь.

– А что, я ещё вчера обратил внимание, что их много. Думал, чтобы меняться.

– Ага, меняться. Ты глянь на них, – Сергей скептически скривил губы,– четверть только работает.

– Вочмэн, а почему эти люди не работают? – спросил Михаил.

Охранник осмотрел пеструю толпу на палубе и поднял указательный палец, подчеркивая значимость сказанного:

– О, это очень умная система. Утром старший стивидор набирает на работу. Платит по двадцать шиллингов. Потом те, кого приняли на работу, за десять нанимают себе помощника. А помощник за пять нанимает еще одного. И все вместе идут работать. Старший смотрит за работой младшего. Все друг друга контролируют. Никто не бездельничает. Очень хорошая система.

– Ты понял? – Сергей подтолкнул Михаила, – Вот где научная организация труда.

– Да, ладно, пусть работают. Может у них так принято, чтобы безработицы не было, – Миша махнул на грузчиков рукой,– Ты лучше расскажи, почему Эдик сегодня печальный.

Серёга засмеялся:

– Да, это история. Давай отойдем в тенёк.

Парни отошли от охранника. Сергей продолжил:

– Короче, слушай. Вчера, когда мы ушли, мы думали только пива попить. Дошли до клуба. Вон, видишь, там мачты с флагами.

Михаил посмотрел в сторону, куда Сергей показывал. Точно, виднелось несколько флагштоков с пестрыми флагами.

– А там и бассейн, и теннисный корт с трибунами, и танцплощадка, – продолжал Серега, – ну и бар, конечно. Взяли мы по пиву, присели, а тут подходит такая деваха…Во!

Сергей округлил глаза и, расширив ладони, показывал размер:

– Такая мулаточка, что ты. Ноги, попец, шортики, что поясок, маечка свободная, коро-отенькая. И, ты представляешь, абсолютно незамужем. Начинаем общаться, то да сё. Она говорит, мол, очень хочу оказать посильную помощь в установлении международной дружбы. И совсем ничего от вас не хочу, так только, на обратный проезд.

– Ух ты, врешь, – Михаил очень заинтересовался, – Только на билет?

– Конечно, до Монте-Карло, – засмеялся Сергей, – Вот. А Витёк как загорелся. Давай, говорит, подружимся с ней по-быстрому, а то уж очень без дружбы жить не весело.

– Ну, и чё? – хохотнул Миша.

– А чё? Денег то у нас не густо. Объясняю Витьку, мол, да и ну их с этими африканскими штуками, зелёнка потом не поможет, это тебе не трипачок – фиг вылечишь. А к нему еще и Эдик на помощь пришел. Говорит, давай узнаем, сколько собственно ей нужно. Типа, я тоже очень к международной дружбе тяготею.

– Вот красава. Ну что дальше.

– Что, что? Узнал я у нее, что всех-то дел сто доляров, но у нас и десяти нет. А она сообразительная. Заметила, что у Эдика часы хорошие, ну, «Сейко» настоящие, и ведь разбирается, зараза. Давайте, говорит, пока пройдем вон на тот конец теннисного корта, а молодой мсье, Эдик, в общем, у бармена поменяем часы на деньги.

– И как вы?

– Я глазом не успел моргнуть, как Эдик к бармену ускакал, а Витёк мулатку на корт потащил. Я тоже на корт пошел. Только присели на скамеечку, как Эдик предлагает, типа, деньги всё равно сейчас будут, давай, дорогая, осмотрим варианты твоего предложения о дружбе.

– Ну.

– Что ну. Осмотрели. Нормальная такая дружба. Попробовали – умеет дружить. Да по-разному. А тут Эдик прибегает. Баба у него деньги цап и на выход.

– Да, ладно, – Михаил переживал за товарища.

А Серега с довольной физиономией продолжал:

– Он ей: «Позвольте, а я?» А деваха ему, что-то типа – «время –деньги», мол, долго ходишь. И ушла. Эдик аж позеленел, а что скажешь, скандал нам ни к чему. Там полиция дежурит постоянно. Вот он теперь и дуется. И часов нет, и облом.

– Ну, вы и жуки, – только и выговорил смеющийся Михаил.

Жук 03

Зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал Михаил в трубку.

– Ты не слушай, а смотри вокруг, – раздался голос старпома, – Прими концы с правого борта. К нам вторым бортом местный наливник ставят. Я на мостике.

– Что там? – поинтересовался Сергей, когда Михаил повесил телефон на рычаг.

– Ставят кого-то. Пойдём, поможешь.

– Да, ладно, стой. Я один, – Сергей похлопал друга по плечу и направился по проходу на противоположный борт.

Михаил прошёл ближе к корме и смотрел, как проходит швартовка, и, при этом, не выпускал из вида главный трап. Всё верно, к ним пришвартовался небольшой теплоходик под кенийским флагом. Сергей сноровисто завел швартовы на кнехты и, махнув другу рукой; «Пока!» – скрылся в двери надстройки.

С кенийского судна перекинули сходню и по ней деловито проследовали на берег несколько африканцев. Хотя перед этим они о чём-то переговорили со вторым механиком, который остался возле «кенийца» и распоряжался мотористами, сооружающими некую систему из толстых «рукавов».

День проходил, как обычно. Жара выцеливала жертву и норовила наказать, если не была покрыта голова или надолго задержался на открытом пространстве. Иногда, из мгновенно образовавшейся тучи, выливались потоки воды: времени спасти груз, закрывая крышки трюма поочередно, не хватало самую малость, но уже на третий раз Михаил сообразил, что крышки трюма можно открывать не полностью, а лишь на пару секций. А потом научился вычислять, когда туча приблизится. В результате, он как раз успевал закрыть трюма к моменту начала ливня, и начинал сразу же их открывать, чтобы продолжать выгрузку, как только туча уходила.

Вернувшись к трапу, Миша наблюдал, как удаляется туча размером с баскетбольную площадку: на высоте метров в сто перемещался комок влаги, а через струи, вытекающие из него беспрестанно, невозможно было ничего разглядеть из того, что находилось чуть дальше. Для полного намокания человеку было нужно не более пяти секунд, и около пяти минут для полного высыхания после окончания дождя. С грузом была та же история, но груз – то картон, поэтому намокание было крайне нежелательно.

Особенно позабавил момент, когда туча, двигающаяся в сторону моря и, оставляя на воде залива четко очерченный контур, вдруг, видимо под порывом ветра, изменила направление и направилась в сторону берега с всё таким же четким абрисом своего «следа».

– Миха,– окрикнул Федот, моторист, который занимался креплением толстого шланга к горловине на палубе, – ты тут посматривай. Сейчас давление дадим. Если что – звони в машину.

Через пару минут шланг напружинился, распрямился на сгибах и по нему потекла какая-то жидкость. То ли на «кенийца», то ли от него – то механики ведают. Михаил проверил, чтобы через стык на соединении не сочилось на палубу – всё нормально. Аналогичную процедуру со стороны кенийского теплохода проделывал худощавый парень, абсолютно шоколадного цвета, в красной рубахе навыпуск. Парень жестом показал на себя и затем на место возле Михаила, при этом подняв брови вверх. Понятно, спрашивает разрешения подойти. Миша кивнул и ладонью сделал знак, мол, подходи.

Парнишка подошёл. Не очень высокий, короткие волосы упругими закрученными пучками, как у большинства африканцев – чем стригут и как, это нужно у них спрашивать – и широко улыбнулся:

– Хэллоу.

– И тебе хэллоу. Спик инглиш?

– Йес, йес, – закивал африканец.

Дальше разговор продолжался на упрощенном международном английском, когда некоторые слова или даже целые фразы заменяются жестами и мимикой. Выяснилось, что парня зовут Ясир Борхео. Он очень гордился своим именем и несколько раз повторил, что его имя такое же, как у знаменитого палестинского политика Ясира Арафата. Пока Ясир рассказывал, как ему работается на теплоходе, сколько зарабатывает и какие его обязанности, Михаил обратил внимание на толстую красную нитку, обвивающую его левую руку.

– Зачем тебе эта нитка?

– Руку повредил, когда каратэ занимался, – Ясир сжал кулак и потёр запястье правой рукой. – Нитка помогает быстрее залечить травму.

– С кем это ты тут беседуешь? – к парням подошел моторист Ёркин.

Ёркин, это имя у него такое, с ударением на «и». Но все звали его для простоты Кеша. Потому, что и фамилия была не очень обычная – Джумадильдаев, с первого раза и не выговоришь. А так, Кеша и Кеша. Ясир уставился на него широко открытыми глазами. А что там смотреть – нормальный казах: чуть выше среднего рост, худой, жилистый, лицо смуглое, скуластое и сильно узкоглазое. А возраст? За тридцать, но пятидесяти ещё нет.

– Что это он тебе кулак показывает? Грозится?

– Нет, Кеша, нормально всё. Это он показывает нитку на руке, и говорит, что от растяжений помогает.

– А зачем ему нитка?

– Так он каратэ занимался и травмировал… Растянул, наверное.

Ёркин оживился, даже начал пританцовывать, как боксер:

– Он каратист? Отлично. Сейчас посмотрим, какой он каратист. Иди сюда, – он поманил Ясира к себе левой рукой, а правую держал согнутой, как для удара.

Ясир часто заморгал, как-то весь сжался, втянул голову в плечи, выставил перед собой ладони и очень активно головой делал знаки, что …нет, не нужно, ему и без проверки боевых умений хорошо.

– Что ты там стал? Становись в стойку. Стойки знаешь? Кипа-дачи…– И Ёркин присел, широко расставив ноги, округлив грудь и потведя сжатые кулаки под свои ребра пальцами вверх.– Кипа-дачи. Становись.