Текст книги "Жуки Момбасы"

Африканец изобразил самую жалкую улыбку, согнулся в глубоком поклоне, почти до палубы, и уже оттуда, снизу забормотал:

– О, сенсей, ноу. Ноу файт. Сенсей, ноу. (Учитель, не нужно боя. Учитель, не нужно)

Михаилу стало жалко африканца:

– Кеша, оставь ты его. Видишь, он боится.

– Да? – Ёркин выпрямился и стал опять обычным поджарым казахом с хитрыми глазами. Он гордо взглянул на согнувшегося Ясира и хмыкнул:

– Тренируйся.

Ясир разогнулся и, глядя в спину удаляющегося моториста, полушепотом спросил Михаила:

– Джапан?

– Нет, – покачал головой Миша, – казах.

– Казах? – удивился Ясир, – Японец.

Михаил начал ему объяснять, что Казахстан и Япония – это разные страны и что между ними тысячи километров. Миша старался, показывал руками расстояния и направления, рисовал на палубной пыли карту мира, тыкал пальцем, убеждал…

– Ну, понял? – Михаил показал на место, где стоял Ёркин. – Он – казах.

Ясир внимательно слушал, кивал, несколько раз переспрашивал, а потом убежденно заявил:

– Японец. Сенсей.

Михаил махнул рукой:

– Ладно, пусть будет японец, раз тебе так лучше.

Ясир постоял, осмысливая, в какую ситуацию он только что попал. Он был задумчив, глядел куда-то вдаль, сквозь металл переборок и поджимал губы. Видимо, рассуждал, не уронил ли он лицо, как каратист, но потом, успокоился – всё же уступил великому бойцу, японцу, проиграть такому не зазорно. Немного успокоившись, Ясир сообщил, что посмотрит, как на его теплоходе обстановка и ушел.

Через некоторое время на палубу опять вышел Ёркин. Он наступил ногой на напряженный шланг, взглядом окинул всю его длину и легонько понажимал всем весом, проверяя давление. Затем подошел к Михаилу:

– Дай-ка телефон. Алло, Федот. Тут всё нормально. Нет, течи не видно. Какое сейчас давление? Ага. Ну, ладно. Я у трапа пока побуду, подышу.

– Кеша, – спросил Михаил, – а откуда ты каратэ знаешь?

Ёркин хитро улыбнулся:

– Не знаю я никакого каратэ.

– А что же ты тут изображал стойки всякие? Где научился?

– Что ты пристал? В журнале картинку видел. Не помню в каком. Там как раз японец в такой позе сидел, а под фоткой написано «кипа-дачи». И как они умудряются так драться? Ни хрена не удобно, я ноги почти вывихнул.

– Ну ты и жук, – засмеялся Михаил, – а негритёнок чуть в штаны из-за тебя не наделал…

Жук 04

Ёркин также рассмеялся, подмигнул и ушел, на прощание ещё раз изобразив стойку каратиста. Через несколько минут подошёл Ясир. Он уже опять был улыбчивым кенийским парнем и, похоже, что полностью восстановился после пережитого стресса. Михаил также ободряюще улыбнулся:

– Что там? Проблемы? – имелось ввиду на кенийском танкере.

– Всё окей. Через час закончим.

Парни облокотились на планширь и стояли рядом, наблюдая, как грузчики сначала снимают упаковку с пакетов картона, затем перекладывают вручную брикеты прессованного картона на поддоны и после этого поднимают загруженные поддоны при помощи грузовой стрелы. А на причале  схема перегрузки повторяется. Получалось очень долго. Но, значит, так им указали. Возле грузчиков постоянно находится вооруженный вочмэн. Наверное, смотрел, чтобы при перегрузке упаковки мимо поддонов «не уходили». При кенийской бедности и такая вещь, как обычный картон, видимо, была достаточно ценная.

– У тебя много детей? – спросил Ясир.

– Пока нет, – ответил Михаил. – А у тебя?

– Двое, – потеплел лицом африканец.

– А лет тебе сколько?

– Девятнадцать.

– О? Откуда столько детей? Ты давно женат?

– Мне очень повезло,– Ясир аж светился, не смотря на свою темную кожу, – уже три года.

– Почему так рано?

– У нас можно рано жениться, главное заплатить за невесту.

– Много платить? – Михаил был очень удивлен странным обычаем и решил расспросить получше, благо, что Ясир довольно сносно говорил по-английски и почти не возникало непонимания.

– Я вообще не платил, – рассмеялся Ясир, – у меня денег нет, и в рабство я не хочу.

– Какое рабство?

– У нас в стране нужно за жену платить или деньги, или давать скот, или отрабатывать у отца невесты, пока не наберется нужная сумма, и только после этого можно жениться. Некоторым по десять лет приходится работать, пока женится.

– А как же ты?

Ясир очень самодовольно откинул голову назад, подняв подбородок, он явно был собой горд и начал рассказ:

– Мне было шестнадцать лет. Я уже работал в порту. И вот ко мне приходит друг и говорит, что в соседнем квартале есть девушка моего возраста и к ней никто пока не посватался. А я её никогда не видел. Как свататься? А вдруг крокодил? (Ясир хохотнул) Я говорю другу: «Найди девушку в том доме. Пусть скажет невесте, чтобы ночью пришла в сад – мы с ней поговорим». Друг у меня хороший, быстро нашел нужного человека. И невеста согласилась. И ночью пришла в сад. Я к ней через забор перелез и мы поговорили. Она про себя рассказала, сказала, что зовут Олучи. Я про себя и сказал, что хочу на ней жениться, а денег нет. Тогда она предложила…

Ясир положил указательные пальцы друг на друга. Михаил поднял брови – вот так обычаи. А африканец продолжал:

– А утром я пошел к её отцу свататься. Отец мне говорит: «Плати деньги». А я ему отвечаю, что дочь у тебя уже побыла с мужчиной и денег не стоит. Отец позвал Олучи и спрашивает, мол, правда ты уже…

Ясир потыкал пальцем сверху вниз в свой сжатый кулак. При этом он довольно улыбался:

– Олучи кивнула, и тогда он её выгнал из дома. Теперь мы живем вместе, она моя жена и у нас уже двое детей. А денег я так и не платил.

– Интересный у вас здесь обычай, – Михаил был озадачен сложной постановкой решения проблемы, – Не знаю какой ты каратист, но жук ты ещё тот.

– Ясир, – издалека послышался крик, – Ясир.

Парень выглянул из-за надстройки. С его теплохода ему махал рукой грузный мужчина в светлой вязаной тюбетейке.

– Начальник, – сообщил Ясир, – зовет. Гуд бай.

И поспешил на свой танкер. Толстяк напустился на парня, видимо, ругал за то, что оставил без контроля систему закачки. Ясир оправдывался, жестикулировал, а потом еще раз махнул рукой и скрылся внутри теплохода. Еще минут через двадцать мотористы отсоединили свои «рукова» и кенийский танкер отошел. Михаил сам отдавал швартовы, а на «кенийце» эту же процедуру проделывал Ясир. Парни помахали друг другу на прощание и больше никогда не виделись.

Жук 05

– Миха, ты после обеда в город пойдешь? – из-за тамбучины вышел Сергей, как всегда в хорошем настроении.

– Что там делать по жаре? Сувениры и у этих можно взять, – Михаил кивнул на пеструю группу «сопровождающих», расположившихся на палубе возле работающих грузчиков, – Боцман говорил, что с ними вообще можно поменяться на сигареты или на мыло.

– Дурень, я же не про сувениры. В бар зайдем, выпьем чего-нибудь бодрящего. Да и вообще…посморим.

– Ты, Серый, ещё после недавних посмотрелок не проверился. Не, я не пойду.

Сергей с усмешкой посмотрел на товарища:

– Нет, поручик, не гусар вы. А я бы опять сходил…

– Что это тебя на подвиги тянет? Постой-ка, – Михаил принюхался, – Да ты маханул. Выпил?

– Есть немного. Сегодня «тропическое» выдавать будут, а я помогал выгружать из кладовки и взял авансом, – с довольным видом сообщил матрос.

И тут его взгляд упал на карабин вочмэна.

– Хэй, мэн, – бодро начал Сергей по-английски, – хау мач? (Сколько?)

Упитанный африканец с подозрением посмотрел на него. А Сергей больше не утруждал себя английским:

– Брателло, что ты жмёшься? Дай карабин, – и протянул руку, чтобы взять оружие.

Вочмэн развернулся, как бы пряча карабин за себя и помотал головой.

– Да, ладно. Я же посмотреть. Лук. Андестэнд? – Сергей широко улыбался и опять перешёл на-английский, – Посмотреть. Друг, нет проблем.

Африканец помялся и протянул карабин, не выпуская его из рук. Сергей и Михаил склонились над оружием.

– У нас в армии похожие были. Укороченный. Его еще кавалерийским называют, – сообщил Сергей.

– Сколько патронов? – спросил он вочмэна.

– Десять,– ответил тот.

Сергей с сомнением скривил рот в русой бородке и почесал щеку пальцем:

– По-моему пять было. А кто их делает?

Вочмэн повернул оружие:

– Мейд ин Чина.

– Китайский. А, ну тогда понятно. У этих ребят и двадцать может быть. Только наш всё равно лучше.

– Это чем же? – усомнился Михаил.

– А металл. Китайский – сырой. Обойму отстреляешь и ствол повести может. Слышь, вочмэн, – обратился Сергей с улыбкой к африканцу, старающемуся понять русскую речь, – продай мне его. Продай. Сколько стоит?

– Нет, нельзя.

– Чего нельзя. Ну, не хочешь деньги, тогда меняться давай. Я тебе новую рубашку за карабин дам.

Негр не соглашался, мотал головой. А Серега давил, увеличивая цену:

– Две рубашки дам. Мало? Две рубашки и блок сигарет, …два блока… Джинсы.

– Джинсы? – вочмэн призадумался.– Джинсы… хорошо, согласен.

Сергей даже дернулся, не ожидая такой реакции – служебное оружие продать.

– А начальник ругать не будет?

– Нет, не будет. За джинсы два карабина купить можно, – и вочмэн с вопросом посмотрел на Сергея, мол, когда меняем?

Сергей посерьезнел, не ожидал он такого поворота:

–Ладно, ты постой пока, а я подумаю, – похлопал он негра по плечу.

– Слыш, Миха, они совсем чеканутые оружие на штаны менять? – Сергей оглянулся через плечо на озадаченного вочмэна, стоявшего с карабином в руках – то ли покупают, то ли нет…

– Алексей Николаевич, – после обеда Сергей обратился к первому помощнику, – в город когда пойдем?

– Не будем вам никакого города. Всё, запрет. Масаи взбунтовались.

– Как это взбунтовались?

– Да так. С оружием нападают.

– На кого?

– На нас, на белых. Всё, хватит. Будем на судне сидеть. Я капитану уже доложил – он одобряет. Так что…, – «первый» развёл руками.

Сергей поспешил к боцману:

– Саныч, а что «первый» про увольнения говорит, мол, запрещено. Ты не в курсе?

Боцман, прищурившись, затянулся сигаретой:

– Я всегда в курсе. Сегодня вместе с электромехаником в город ходили и попали на рынок. А там масаи целым племенем гуляют. Вождь у них там был…, что гвардеец: рост метра два, в красном плаще, в бусах весь, в перьях. И копьё несёт. А у того копья наконечник с полметра…Ну, ты Палыча видел, и пузико, и ростом масаю подмышку. А вождь стоит как монумент, рожа презрительная, челюсть вперед и смотрит поверх голов. Так вот… Палыч достаёт фотик и наводит на этого черта. Только щелкнул… Как заорет этот дылда что-то, копьём замахнулся и на Палыча.

– Да ладно, – не поверил Сергей, – с чего бы это?

– Ты слушай сюда, – продолжал боцман. – Палыч отпрыгнул и давай негру про фотографию объяснять и фотик показывать. А вождь… то ли совсем дикий, то ли злой…попрыгал вокруг, а потом как запустил в Палыча копье, тот еле увернулся. Возле ноги в землю воткнулось. Негр орет, кулаками машет и снова бросается. Вот тут Палыч и дал…Я даже не подозревал, что у него такая скорость. Как припустил…, да без остановки. А масай следом бежит, копьё подобрал, машет им, орёт. Гнал он Палыча с километр, наверное. Я за ними и не успевал. На судно прихожу, а Палыч уже здесь. Сидит в каюте, зелёный весь, глаза квадратные. Пришлось «первому» рассказать про инцидент, а уж он мастеру расписал, жути нагнал. Так что сегодня и не рассчитывай на город.

– Да, видимо, подождать придётся, – согласился Сергей. – А что, Саныч, может, масаи и правда восстали.

Боцман усмехнулся:

– С хрена ли им восставать? Что за глупость? Копеечку нужно было ему дать за снимок, а Палыч зажал, вот и всех дел – то.

Сергей поднялся на верхнюю палубу, с которой открывался хороший вид на город, и, рассматривая далекие крыши, старался понять – откуда же пришлось электромеханику бежать – выходило издалека. «Из-за этого жука жадного теперь в город не сходить», – подумал он.

Жук 06

Прошло несколько дней. Два трюма полностью освободили от картона. Груз для получателей в Момбасе закончился и поэтому теплоход отходил от причала. Погода была ясная, море тихое.

На причале всё еще продолжала стоять улыбчивая портовая «мамзель» неопределённого возраста, с очень короткой (если не сказать большего) прической, ростом за метр восемьдесят, в цветастом платье на голое тело, чёрных резиновых шлепанцах на немытых ногах, которая представлялась как Венера, и у которой с клиентами был … как бы это помягче?…ну не пользовалась «мамзель» спросом.

Рядом с ней стоял пожилой угольно-черный мужчина и тоже смотрел вслед отходящему русскому теплоходу. Звали его Бады. Местные грузчики относились к нему с большим уважением, так как, как выяснилось в процессе расспросов, Бады было шестьдесят пять лет, что по меркам Кении, считалось очень солидным возрастом – стариков у них почему-то не было видно. Вероятно, в жарком и влажном климате все успевали закончить жизненный цикл годам к сорока или чуть больше. А Бады был высокий, поджарый, очень подвижный, даже спортивный – по фигуре не больше чем лет на двадцать пять – с абсолютно белой головой, ясными умными глазами и десятком крупных зубов, которые демонстрировал по каждому поводу. Он приходил на теплоход «поработать за еду» – мусор вынести, помочь убрать или при стирке белья поднести влажные простыни – и поэтому кок выдавал ему то бутерброд, то тарелку каши или рагу и стакан компота.

Бады каждый день, проходя мимо вахтенного у трапа, произносил с самыми лучшими намерениями: «Зае бизи». Михаил, сначала пытался перевести фразу, что это значит? «Бизи» (busy) – это «занят», а вот, что такое «зае»? Что он хочет? Парень спрашивал у русско-английского словаря, но четырнадцать тысяч слов не включали в свой состав это загадочное «зае». Секрет этой фразы раскрылся, чуть позже.

Особенно нравилось Бады помогать Светлане, которая работала на судне в должности «дневальная» и всё, перечисленное выше про уборку и стирку, было в её должностных обязанностях. Он смотрел на неё с обожанием, кланялся при каждом обращении и называл очень почтительным голосом «Мадам». Девушка первое время смущалась, но поняв, что Бады – это добровольный раб (хотя, наверное, так его называть не очень правильно), начала им распоряжаться чуть более смело. А Бады был только рад, что ему дают работу – значит будет и оплата – и с готовностью подбегал по первому её зову. «Мадам», – говорил он и сразу же кланялся. Видимо, у него сохрянялась память о тех временах, когда Кения была колонией Англии и распоряжения «белой хозяйки» были привычны.

Один раз Бады обратился к матросам палубной команде, которая устроила перекур в теньке недалеко от камбуза, с просьбой, как удалось понять, чтобы ему сказали, как будет на русском языке, что-то типа «красивая женщина, мне приятно тебе услужить». Судовые зубоскалы не упустили возможность пошутить. И поэтому в следующий раз, когда Светлана крикнула: «Бады!», он подошёл к ней и самой искренней десятизубой белоснежной улыбкой, преданно глядя ей в глаза, выдал:

– Мадам, зае бизи. Пиз…ато – ху..во.

– Что? – округлила глаза «мадам».

Бады радостно повторил фразу и сиял от удовольствия, что «освоил» русский язык – вон как мадам обрадовалась, что услышала обращение на родном языке.

Светлана растерянно оглядывалась, но, заметив довольные физиономии «шутников», всё поняла:

– Дураки, вы зачем человека ругаться научили?

– Гы-гы, ха-ха, хо-хо, – компания шутников скрылась в сторону кормы.

И вот сейчас старый негр печально смотрел, как уходит в море его «мадам».

***

Через сутки теплоход бросил якорь на рейде танзанийского порта Танга.

– К причалу становиться не будем, – сообщил старпом, – мелко. Выгружать нас будут на рейде. Боцману и палубной команде к утру приготовить стрелы к работе. А пока есть время, кто хочет прогуляться за ракушками?

В экипаже возникло оживление и после недолгих сборов в шлюпку загрузилось человек двенадцать свободных от вахты и работы моряков. Место рулевого занял третий помощник капитана. Мотористы проверили двигатель и уровень топлива. Через полчаса тарахтения по спокойной воде залива шлюпка остановилась недалеко от островка, чуть выступающего из воды, и первый помощник бросил в воду небольшой якорь.

– Далеко не разбредайтесь, – громко объявил Алексей Николаевич, – и поосторожней, не пораньте ноги. Лучше не разуваться, чтобы на морского ежа не наступить. Иглы ядовитые, лечатся плохо.

Моряки начали спрыгивать в воду. У всех в руках были сумки, у некоторых маски для плавания. Михаил задержался, потому что решил, что слова о необходимости обуться не лишены здравого смысла. Пока он натягивал сандалии, шлюпку чуть отнесло под влиянием течения на длину каната от якоря – прыгать пришлось со шлюпки, когда под ней было около двух метров глубины. Михаил надел маску, опустил ноги в воду и оттолкнулся от борта. Сразу же наклонил голову и увидел, что его ноги соседствуют с пятнистой муреной, которая извиваясь почти метровым телом, плыла по своим хищническим делам, с открытой пастью. Тот пируэт, который Михаил изобразил в следующее мгновение, вызвал недоумение у «первого» и «третьего», которые всё ещё находились в шлюпке. Ещё бы, только парень прыгнул в воду, как сразу же спиной вперёд вылетел обратно, как в «обратном» кино. И при этом, плавки даже сильно и не намокли.

– Миша, что за прыжки? – поинтересовался «первый».

– Там мурена, – сам удивляясь собственной прыгучести отвечал Михаил, – и глубоко…

– Андрей, – «первый» повернулся к третьему помощнику, – давай вон туда станем. Заводи. Миша, якорь выбирай.

Шлюпку переставили на мелководье. Теперь уже все бродили среди кораллов, собирали ракушки и звезды самых причудливых окрасок и форм. А Вячеслав решил заняться подводной охотой. Он ходил, согнувшись и опустив голову в воду, а через стекло маски старался увидеть свою будущую жертву, для которой держал заряженное подводное ружье. Несколько попыток не увенчались успехом, поэтому Слава периодически выпрямлялся и натягивал пружину ружья. Пружина была тугая. И вот в какой-то момент…

– Ой! Ты что? С ума сошел? – раздался голос первого помощника.

Все, кто был близко, обернулись на возглас. «Первый» стоял в пол-оборота возле шлюпки – укладывал в неё свои трофеи – а возле его достаточно мощных ягодиц, натягивающих бардовые плавки, слева, из борта торчал гарпун. В пяти метрах стоял Слава с подводным ружьём. Трос между гарпуном и ружьём в руках Вячеслава недвусмысленно указывал на автора выстрела. Вид у него был и испуганный и растерянный одновременно:

– Алексей Николаевич, извините, – тихим голосом произнёс он, – пружину сорвало.

Расширенными глазами «первый» смотрел на те два сантиметра, которые могли круто изменить его жизнь, в плане разнообразия ощущений:

– Слава, ты зачем ружьё брал? Ты что не видишь куда стреляешь?

– Алексей Николаевич, ну я ведь не специально. Наверное, спуск подклинило.

– Я тебе сейчас объясню, что у тебя заклинило. Иди, выдергивай свою стрелу.

– Это гарпун, – поправил Слава.

– Да мне, что гарпун, что крюк, …хоть жук …всё равно. А ты молчал бы…вольный стрелок Робин Гуд. Счастье твоё, что промахнулся,– «первый» оглядел собравшихся моряков и повысил голос,– Заканчиваем! Всем в шлюпку.

Через пять минут шлюпка уже опять тарахтела по направлению к теплоходу. Моряки за спиной «первого», подталкивая друг друга локтями, посмеивались, кося глазами на гарпун с солидным крюком, и на достойную мишень в бардовых плавках. А два человека были абсолютно серьёзны: Вячеслав был серьёзен печально, а Алексей Николаевич – задумчиво.

Жук 07

Утром Илья осматривал в бинокль территорию залива. Было пасмурно. Вся вчерашняя яркость природы потускнела. Вода стала серая, конечно, не такая стальная, как в северных морях, но всё равно ушла бирюза. Вдали на берегу тропическая зелень в легкой туманной дымке была смазана, не позволяла различить отдельные деревья, стала однородной полосой серо-зелёного над серым. И печалило небо. Ночь была давяще-чёрная. Луны не видно, как и ни одной из мириадов звезд. С востока небо не розовело, а скорее серело, хотя и стали слегка различаться контуры облаков. Сезон дождей только начинался. Легкий ветер не был прохладным, но и уже не жарил нагретой сауной – просто чувствовалось его присутствие.

– Сан Саныч, – Илья зашел в штурманскую, – к нам какая-то лодка от берега. Грузчики наверное.

Старший помощник разогнулся – он делал запись в журнал – и посмотрел на часы:

– Шесть тридцать шесть… Рановато. Может руководство порта, по грузу? Дай-ка бинокль… Нет, не похоже. Спустись к ним, спроси что нужно. Трап только не давай. Сначала узнаем, кто это и что хотят. А я пока капитану доложу, – и он взялся за трубку телефона.

Илья быстро прошел на главную палубу ко второму трюму и, облокотившись о фальшборт, стал ждать, когда лодка подойдет ближе. Солнце уже поднялось над горизонтом, и сквозь облачность был виден белый круг, а небо стало светлым. Видимость соответствовала семи часам утра в любой стране мира. В лодке находилось человек двадцать африканцев, одетых пёстро, но бедно – голыдьба, а может и пираты, хотя оружия не видно. Лодка была из тех, которые называют «калоша», развалина без какой-либо морской грации, плывущая на честном слове. Тем не менее, двигатель её тарахтел уверенно и за кормой был виден весёленький бурун от работающего винта. С мостика за приближающимися наблюдали уже вместе и старпом и капитан. На лодке заметили, что на судне их обнаружили, вскочили, замахали руками, некоторые поднимали корзины.

– Фрэнд, ченч, – крикнул высокий негр в когда-то розовой рубашке без ворота, вероятно, он исполнял обязанности штурмана или матроса и показал трос, мол, прими.

– Что там?– с мостика спросил старпом,– Что хотят?

– Похоже, меняться желают, – громко ответил Илья.

– Что? Не слышу, – старпом чуть перевесился через ограждения мостика.

– Меняться приехали, – громче крикнул Илья.

Капитан рассматривал лодку и её пассажиров в бинокль, затем что-то сказал старпому.

– Илья, – крикнул Сан Саныч, – прими конец. И будь пока там, никого не пускай.

– Давай, – махнул африканцу Илья и ловко поймал брошенный трос.

Закрепил на ближайший кнехт. Посмотрел, поднявшись повыше, через борт в лодку – действительно, полно ракушек, ткани пёстрые, рыба, небольшой крокодил, барабаны, шкуры…– всё как обычно, местная экзотика.

Негры все вместе кричали, поднимали свои «ценности», махали призывно руками, видимо, требовали спустить им трап. «Хорошо, что борт высокий, не залезут», – подумал Илья, делая знаки, что не будет трапа и … «спокойно всем».

Через некоторое время на палубу стали выходить члены команды:

– Что там такое? Что за шум? Что за пентосы? Что хотят? – Илья еле успевал отвечать на вопросы.

А потом началось…

– Сколько? Давай вон ту? Мыло бери. Ту сигаретс. Не, это не надо, вон, рядом…

За борт были брошены несколько линьков, по которым передавались ракушки и барабаны в одну сторону и блоки сигарет, и пакеты с мылом в другую. Некоторые передавали старые рубашки, которые тоже пользовались спросом. Всё было относительно спокойно до момента, пока на палубе не показался электромеханик.

– Что за базар? – он перегнулся через борт и сразу же заметил громадную ракушку. Ракушка была хороша: сложная закрутка напоминала одновременно и коралл, и звезду, и мистического моллюска или даже двух, сцепившихся в жестокой схватке; цвета менялись от белого до шоколадного, перетекающих друг в друга и рисующие полосы с тенями и двойными контурами; спираль ракушки сначала расширялась, бугрилась выступами, образовывала розовую «пещеру», блестящую перламутром и украшенную пятью длинными наростами по краю, и потом опять сходила «на нет». И это только то, что было видно с высоты в шесть метром.

– Вон эту хочу, – закричал Палыч, указывая пальцем, – Это моя. Я первый заметил.

Десяток моряков неободрительно посмотрели на него – ишь ты, умник какой, пришел позже всех и сразу лучшую ракушку «застолбил». А Палыч не унимался:

– Эй, кто там. Вон та ракушка сколько стоит? Понимаешь? Каракола. Вон, большая – и он показывал руками размер в полметра. Хозяином красавицы-ракушки оказался достаточно упитанный африканец, который сидел возле двигателя и не принимал участия в торговле, во всяком случае, не кричал и не суетился. Если бы он не был чёрным, то напоминал авторитетного «цыганского барона», контролирующего работу своего табора, а может это и был местный вождь. Толстяк взял корзину с ракушкой и вопросительно посмотрел на Палыча. Электромеханик оживился:

– Да, она. Ты хозяин? Сколько? Рубашка? Сигареты?

Негр отрицательно покачивал головой.

– Две рубашки?

«Вождь» не соглашался.

– Джинсы, – крикнул Палыч.

При слове «джинсы» в лодке всё стихло, все смотрели на толстяка. Хозяин ракушки, чуть подумав, махнул рукой – давай.

– Я сейчас, – обрадовался Палыч, – одну минуту. Погоди.

И он быстро засеменил в каюту, через минуту он бежал обратно с новыми джинсами.

– О, смотри, – поднял он брюки над бортом. – Давай караколу. Привязывай корзину.

Негр помотал головой и жестом показал, чтобы джинсы ему передали первыми. Палыч во все глаза смотрел на ракушку.

– Лови, – и он приготовился бросить джинсы, скомкав в плотный моток.

– Нет, – закричал толстяк, когда увидел, что Палыч замахивается.

Он громко крикнул несколько фраз на суахили. В лодке все замерли, прекратили все «торговые операции» и отошли от борта, освободив «вождю» место для сделки века. Через несколько секунд джинсы оказались в руках негра. Он отвязал линь и придирчиво осматривал брюки со всех сторон.

– Что ты там смотришь? – суетился Палыч, – цепляй ракушку.

«Вождь» стоял в задумчивости с джинсами в руках, поворачивался к стоящим рядом и что-то говорил. Затем он громко крикнул, после чего всё, что соединяло русский теплоход и лодку аборигенов было брошено и перерезано. И лодка, показав неплохие мореходные качества, достаточно резво отплыла в сторону берега.

– Ни фига себе, – только и охнули моряки.

А Палыч замер на несколько секунд, а затем…:

– Стой, гад. Ракушку отдай. Сука черно…пая. Саныч, давай догоним. Ты гля, что этот жук майский делает? Это же грабёж… Боцман, где наша шлюпка. Догоним?

– Не повезло тебе, – резюмировал боцман, провожая взглядом удаляющуюся лодку, – не догоним никак. Пока спустим шлюпку, они уже вон за тем мысом скроются. Скорость, ты глянь какая – движок неплохой. У кого ещё что тиснули?

Никто не ответил. Переглядывались и косились на электромеханика, который стоял возле борта и выдавал фразы, подтверждающие, что русский язык очень могучий.

Жук 08

Ночью подошли на рейд Дар-эс-Салама и бросили якорь, ожидая, когда освободится причал. Лоцман оказался привередливый и попросил спустить для него главный трап, не захотел по штормтрапу подниматься. Боцман Саныч, поругиваясь себе под нос, про то, что не дают отдохнуть, Михаил, как вахтенный матрос, и Сергей, просто по-дружески (не спал ещё), освободили крепления, подтягивающие алюминиевую конструкцию к фальшборту, и лебедка правого борта легко опустила трап на уровень палубы подходящего катера. Если подумать, пользы от лоцмана не было, но… Раз надо, не ссориться же. Через сорок минут черный, как солдатский сапог, лоцман покинул теплоход тем же путём – по главному: прошёлся светлым силуэтом своего костюма, без головы (в темноте не видно), на катер с красно-белым огнём на мачте.

Теплоход стоял на якоре. Боцман честно выдал через брашпиль тяжёлые звенья цепи всех приказанных капитаном «трёх смычек в воду», закрутил стопор и вернулся в каюту. Течение и вечерний бриз развернули судно носом навстречу своему движению, чуть натянули цепь и больше не беспокоили. Экипаж отдыхал, только Михаил на левом крыле мостика разглядывал россыпь звёзд в небе и прислушивался к сигналам рации – вдруг вызовет кто.

– Миша, – из штурманской послышался громкий шепот, – эй, ты где?

– Здесь, – Михаил шагнул внутрь помещения мостика и увидел Наташу, буфетчицу, стоящую с полотенцем в руках, – Чего тебе?

– А можно искупаться, как думаешь? – спросила девушка.

– Да, пожалуйста, – удивился парень такому вопросу, – Ко мне ты чего пришла? Баня у нас внизу, на главной палубе.

– Нет, ты не понял. Я в море хочу.

– За бортом, что ли? Не поздно? Двенадцать скоро. Я бы не рисковал… – матрос рассматривал Наталью, – странная ты сегодня какая-то…

– Ну Ми-иша, у женщин могут быть капризы? – девушка «надула губки» и миленько хлопала глазками, изображая наивную дурочку, что у неё замечательно получалось, – Спустишь трап пониже, а?

Парень хохотнул от такой картины:

– Наташ, я, конечно, тебе не хозяин, но в море ночью нельзя.

– А давай, я аккуратненько… по трапу. Я ведь видела, вы его не убирали.

– Нет, не выдумывай.

Девушка задумалась:

– Ладно, уговорил. Не буду. А ноги с трапа пополоскать можно?

Вахтенный, видя, что от приставучей девушки не отвязаться, махнул рукой:

– Иди, только недолго, я отсюда, сверху проконтролирую, – уже в спину ходящей Натальи, – Только смотри …ни-ни.

Через минуту девушка сидела на нижней площадке опущенного трапа и болтала ногами. Михаил решил для удобства подсветить фонарём, чтобы она не упала, зацепившись за поручни или ослабленные леера. Включил мощный прожектор, установленный на крыле мостика, и направил луч на «ночную купальщицу».

– Ничего себе, – ахнул парень, увидев, что возле ног девушки в воде, хорошо видные в сильном луче прожектора, извивались пяток змей, четко выделяющихся белёсыми телами в тёмной воде. Нет, змеи не атаковали, они просто плыли по своим делам в разных направлениях, но сразу и так много… На каждом метре-двух по штуке.

– Ты бы поднималась, – предложил парень, не заостряя внимания на опасном соседстве, – хватит полоскаться.

А девушка как будто и не слышала, она весело плескала ногами.

– Что это вы тут устроили? Кто трапом балуется? Что за купания? – через ограждение перегнулся Василий, третий помощник капитана, – А ну, быстренько поднимайся. Наталья, ты что, не слышишь? Ё – моё (это он заметил змей). Натаха, быстро наверх.

Буфетчица посмотрела на говорившего и заслонилась рукой – фонарь светил прямо в глаза:

– Поднимаюсь, не шуми, – и не спеша пошла по ступеням вверх.

– Нет, ты видел, – штурман качнул головой в сторону девушки, – похоже, она и не заметила…

– Не, не видела. Я тоже не говорил, чтобы она не упала в воду от страха.

– Иди, трап подними повыше, – распорядился Василий.

На следующий день, после обеда причал освободился и теплоход «привязали» к причалу: три продольных, один шпринг на носу, и два продольных и шпринг на корме. Местная бригада грузчиков сразу же приступила к выгрузке. Начали с контейнеров, стоящих на палубе. Буквально через полчаса выгрузку прекратили, бригадир или… неизвестно, как он на местном наречии назывался, подошёл к Вячеславу и начал про что-то говорить, показывая в сторону контейнера, стоящего возле третьего трюма. Слава вызвал второго помощника: