Текст книги "Надежды и муки российского футбола"

Николай Визитей
Доктор философских наук,
профессор, заведующий кафедрой
философии Славянского
университета Молдовы,
автор ряда книг по философии
и социологии спорта
Футбол – дело опасное

Футбол является примером того вида спортивной деятельности, который отвечает модели наиболее притягательного по определенным внутренним причинам зрелища (в общекультурном смысле). Современная культура очень тяготеет к зрелищности – специалисты по постмодернистской эстетике вообще называют ее театральной. Название правильное, но чуть-чуть нуждающееся в коррекции – в том смысле, что на самом-то деле сегодня не театральное в классическом смысле зрелище является самым популярным. Произошел сдвиг интереса, и этот сдвиг скорее в сторону от классического варианта театрального зрелища. Видимо, надо расшифровать.

В современной культуре ситуация такова, что есть признаки определенной усталости и отстраненности человека от глубинных проблем самого мировоззрения. Связано это прежде всего с самим фактом плюрализма мировоззрений. В той ситуации, когда человек может выбирать из очень многого (и сама по себе эта ситуация вполне благая), сама внутренняя способность к выбору оказывается ослабленной – хотя бы по той причине, что чтобы из многого выбрать что-то определенное, нужна очень большая мировоззренческая, нравственная компетентность. Когда человек осуществляет выбор и чувствует себя некомпетентным, он отказывается не просто от конкретной ситуации выбора, а от того, чтобы заниматься выбором вообще. Поэтому определенное безразличие к мировоззренческим проблемам в сегодняшней культуре достаточно характерно.

Парадокс состоит в том, что в целом современная культура отстаивает идею духовно суверенной личности, конституционными признаками которой как раз и является право, способность выбора и многие демократические системы. На законодательно-правовом уровне это закрепляется конституционально, а это значит право и способность самостоятельно определять ценности, выбирать себе Бога…

В условиях такого мировоззренческого инфантилизма у людей возникает стремление не нырять в глубины культуры, а оказаться, в некотором смысле, в ее поверхностных слоях.

Одним из средств, которое особенно легко удовлетворяет потребность выбора, является зрелище. Зрелище, в рамках которого я могу быть относительно пассивным субъектом и как бы принимать участие в происходящем исключительно в качестве человека, который переживает соответствующие события, сам в них активно не участвуя. Это как бы было и раньше. Это было и в рамках театрального зрелища. Специфика современной ситуации состоит в том, что мне становятся особенно интересными наблюдения такого вида зрелищ, в рамках которого люди не играют роль субъектов противоборств, соревнований, а действительно соревнуются.

Футбол и спорт в целом являются такого типа зрелищем, где мне демонстрируют действительную, реальную борьбу, реальный успех и поражение. И в силу тех причин, о которых я сказал достаточно бегло, современному человеку особенно интересны такие спортивные действа. Современный спорт почему-то, несмотря на то, что архаичен по очень многим признакам, все же (простите за тавтологию) очень современен, потому что он очень удачно отвечает этой потребности: мне демонстрируют (правда, это специально подготовлено) реальную ситуацию состязания, где человек может реально чего-то добиться или проиграть, что понятно. Человеку интересны такие зрелища.

Это как бы общая основа, на которой среди многих зрелищ главным и всемирно популярным является футбол (соккер). Посмотрите, что делается на телевидении: масса спортивных состязаний, но больше всего времени отдано трансляциям футбола. Все это действительно укладывается в театральность культуры. На этом фоне интерес к спортивному зрелищу вполне понятен.

Почему наиболее притягательны именно игровые виды спорта и особенно футбол? Игровые виды спорта – прежде всего потому, что они идею конфликта разыгрывают особенно очевидным образом, с точки зрения сюжета, фабулы. Дальше: они особенно удачно передают такие моменты существования человека в современном обществе, как кардинальное изменение смысла совершаемой деятельности в связи с изменением внутренней установки личности. Спортивные зрелища типа футбола не предполагают возможность трехрепертуаров поведения: в спортивной игре такого типа есть всегда то, что стопроцентно запрещено, – и есть то, что стопроцентно разрешено.

Но всегда есть довольно большой промежуточный слой форм поведения, в рамках которого человек фактически оказывается за пределами правил, но еще не может быть как-то достаточно надежно наказан, достаточно императивно поставлен на место.

Что видит зритель в данном случае? Зритель видит, какую внутреннюю установку выбирает человек по отношению к принципу равного соперничества, к конкретному сопернику. И это для него очень актуально. Он сам в жизни поставлен в такие условия, когда, много раз совершая деятельность внешне цивилизованную, он на самом деле внутренне кардинально менял ее смысл, потому что менял внутреннюю установку, в соответствии с которой он достигал того успеха, который эта деятельность предполагает. И вот что демонстрируется. Демонстрируется, как люди очень решительным образом меняют какой-то калейдоскоп событий от хорошего к плохому в самом крайнем варианте: вот сейчас это благородный человек, который вопреки нарушениям соперника, его явным издевкам устоял (вот такой рыцарь без страха и упрека), а вот сейчас этот рыцарь втайне от судей «химичит», играет на грани фола, играет грязно, играет не в мяч, а в кость (это явно полууголовный вариант поведения) – череда событий, которые меняют свое лицо калейдоскопически, очень быстро, в соответствии с той внутренней установкой, которая очень понятна зрителю с трибуны: я-то абсолютно понимаю, что делает игрок, но это чрезвычайно захватывает.

Есть, конечно, люди, которые преимущественно болеют за человека, соблюдающего правила, играющего по-джентльменски. Это люди особой психологии, и можно поговорить о том, откуда вытекает такой зрительский интерес… Есть люди, которые прежде всего вспоминают агрессивное поведение – тоже можно сказать, откуда, по каким жизненным обстоятельствам такой интерес возникает. Есть люди, которые любят игру на грани фола – это третий тип болельщика.

Почему именно футбол? Футбол гораздо больше, чем любая другая игровая деятельность, дает возможность как бы сценически воплотить все те узловые точки, вокруг которых сосредотачивается внимание человека в современном зрелище. Футбол – особенно. Во-первых, он круглогодичен: очень плотный календарь, широко освещаемый прессой. Во-вторых, футбол предоставляет возможность оказаться в стихии сопереживания, боления в течение круглого года. Все это дает возможность человеку, который стремится остаться в том поверхностном слое культуры, где можно позволить себе мировоззренческий инфантилизм, обеспечить это с гораздо большей способностью, чем любая другая игра. Можно детально сопоставлять его с волейболом, баскетболом…

Для меня лично футбол и есть чрезвычайно интересный случай социальной практики, который в фокусированном виде отражает очень глубинные, интереснейшие социальные процессы жизни современного общества.

Что главное в футболе? Смотря для кого. Все то, что здесь у Вас названо, – все это и есть футбол. Но слово «игра», если понимать его строго научно, применительно к футболу относительно. Футбол игрой не является, то есть футбол не является той сферой, где люди занимаются прежде всего удовлетворением, стремлением получить удовольствие от процесса. Футбол – это настоящая суровая трудовая деятельность, это большая ответственность, это громадное напряжение и это, разумеется, не ситуация, в которой человек может остановиться, как в практически любой игре, как только ему это стало скучно, утомительно, неприятно…

В этом смысле футбол, как и любой вид профессионального спорта, это серьезная профессионально-трудовая деятельность, очень специфичная, разумеется, как любая профессиональная деятельность. Безусловно, деятельность, которая имеет и заслужила этот статус.

Для каких-то людей это зрелище, но не забава. Забавой футбол является лишь для очень частной, очень узкой группы зрителей, с моей точки зрения. Что значит забава? Что значит для меня футбол как забава? Это значит, что я пришел между прочим, проглатывая бутылочку пива или чего-нибудь еще, этак лениво поглядываю на поле и говорю: «Ха, смотрите, что там ребята вытворяют! Смотрите, как здорово получилось!», потом потянулся и продолжаю: «Ребята, знаете, я газетку тут взял, почитаю немножко». Вот такого рода зрителей мало. Стадионы громадные, и туда может забрести любой житель. Но в целом футбол не забава.

Для зрителя футбол – не игра, не забава – в том смысле, что он не переживает игру «футбол», как переживает игру детей в «казаки-разбойники». Но и то, когда мой сын играет в «казаки-разбойники», и то, когда я смотрю футбол, для меня серьезно. Для зрителя футбол – это как раз определенный вид эмоционального соучастия в событиях, которые его глубоко трогают, и ввиду тех причин, о которых мы сказали. Это его стремление принять активное участие в этом деле, а не просто поприветствовать (как нам говорят иногда: «Пусть зритель на трибуне будет, как в театре: похлопает каким-то удачным исполнениям»). Вот это совершенное непонимание специфики футбола-зрелища: стремления зрителя вмешаться, стремления как-то оказать давление на соперника и поддержать своего, что совершенно естественно. Это, разумеется, не значит, что естественны все формы проявления этого стремления. Спортивный зритель – он на то и спортивный зритель, и в футболе это особенно, чтобы кричать, возмущаться, давить на судью и помогать своим.

Это совершенная форма участия человека. К этой форме участия человек вообще тяготеет в рамках современной зрелищной культуры: ему хочется быть участником и ни за что не отвечать. Вот это его очень привлекает: с одной стороны, столь же серьезные эмоции, как и у игроков, а с другой – полное отсутствие ответственности за то, что происходит. Это такой специфический вариант инфантилизма. У разных зрителей он разный.

Футбол – это все, что Вы предлагаете к обсуждению. Можно сказать так: футбол есть все. Футбол – это сама жизнь в столь многих проявлениях, что трудно остановить перечисления.

Насчет того, что он и клапан для выхода агрессии… это, по-моему, довольно сомнительный тезис. Если понимать выход агрессии как катарсис, то скорее всего… все-таки… нет. Я не думаю, что та разрядка, которую человек получает на стадионе, по крайней мере как преимущественный вариант, смягчает его агрессивное поведение после игры – скорее всего, это не так. Я думаю, наоборот, главное здесь – массовое заражение. Впрочем, все зависит от того, что это за команда.

Мысль о том, что бесчинства болельщиков «Спартака» никак не связаны с тем, что происходит на поле, – это полная фантазия. Если бы зрители, которые любят команду, не находили удовлетворенность своим интересам, своему вкусу по части человеческой борьбы, то, конечно, они бы никогда не болели за «Спартак». «Спартак» дает подтверждение агрессивным формам поведения, которые потом усваивают болельщики. Поэтому они болеют за «Спартак». Поэтому не надо думать, что команда хорошая, интеллигентная, а болельщики у нее – хулиганы. Команда отвечает за своих болельщиков, это нормальный разговор. Поэтому тут есть проблема.

Формирует ли футбол патриотизм и прочие благоприятные для общества последствия? Ну нет, разумеется. Любой сегодняшний спорт чреват самыми противоположными результатами и социальными выходами, выбросами. Патриотизм – да, но на этом дело не останавливается: патриотизм же может быть цивилизованным, а может быть нецивилизованным. Одно из самых страшных явлений в современном мире – это патриотизм, когда он не цивилизован, когда «родное» – только потому, что оно мое. И если болельщик такой, то это вариант культивирования совершенно нецивилизованного, неевропейского патриотизма, потому что в европейской традиции любовь к истине выше любви к Родине. Это с Евангелия начинается. Если я готов за благополучие своей страны положить к ногам любую истину и блага любых других людей, которые являются моим сообществом, то, разумеется, я – дикарь, притом что я при всех других регалиях цивилизованного европейского человека.

В этом аспекте футбол – это опасное дело. Потому что он может массово, поверх сознания, сразу в сердце, внедрять подобные модели поведения, укреплять их как наиболее законные, явные, подсознательно убеждать людей в том, что какие-то системы воспитания, разъяснения полезны. То есть футбол и зрелище апеллируют прямо к эмоциональной сфере и ложатся на такую формулу, которая очень готова для того, чтобы сейчас же закрепиться и стать стабильной. Он воспитывает страшно совершенно! Поэтому вопрос о том, что же человек уносит со стадиона, – это далеко не праздный вопрос, это очень серьезный вопрос. Социально значимый и, безусловно, в научном смысле чрезвычайно уместный. Я хочу сказать, что болельщик в целом, к сожалению, безрефлексивен, он очень легко усваивает общие идеи, свои и чужие. Но в основу самоидентификации ложится нормальная идея, и усваивается она в достаточно примитивном варианте.

Поэтому психоз есть психоз. Он всегда есть нечто такое, к чему нужно относиться осторожно, даже если он вокруг идей, которые связаны с высокими этическими ценностями. Вся наша прошлая жизнь должна в этом смысле очень многое разъяснить, и научить быть, и научить видеть. С одной стороны, футбол предоставляет такие возможности в силу всего, что мы сказали: он обладает способностью заражать, легкостью усвоения. С другой стороны, организовать целенаправленное воздействие на людей за счет акцентирования их на определенных моментах чрезвычайно трудно и почти нереалистично: это стихия. Это нужно определенным образом зомбировать команду, игроков, настраивать их, то есть ставить перед ними задачи, которые не являются чисто спортивными, а на фоне того, что они должны действительно сделать в соответствии со спортивной ситуацией, – просто обуза. Если человек (игрок) помимо спортивных задач будет еще решать проблемы воспитания как сознательно поставленное манипулирование, это чрезвычайно обременит футбол и сделает его не тем, чем он является, а чем-то другим.

Ну разве что сборная Бразилии сможет собрать хорошую команду: ей все равно, какие еще дополнительные установки брать на себя. Они могут бегать и петь песни или читать стихи. Разумеется, это совершенно искусственная ситуация. Во всех других случаях ответ такой, какой есть.

Формирование мифов в массовом сознании? Я не думаю, что спорт вообще формирует мифы. Спорт дает человеку возможность освоить определенную правду и реалии жизни, но дает несколько одностороннее восприятие. Спорт открывает правду жизни, он показывает: вот смотрите: честное соревнование – побеждает сильнейший; смотрите правде в глаза; смотрите, как организована жизнь и – еще смотрите: жизнь – это жесткое соперничество.

Нужны правила, надо на них ориентироваться: вот человек добился успеха – а вот его забыли и выкинули. В этом смысле спорт напоминает правду жизни и способствует тому, чтобы человек ее усваивал. Но это особый тип усвоения, который дальше в практической жизни может быть не воплощен как что-то специальное и целенаправленно воплощаемое. Спорт, спортивное боление в некотором смысле самодостаточны. Они дают возможность человеку чисто компенсаторно пережить радость победы. Это вовсе не значит, что он дальше в жизни больше будет стремиться к победе, чем до этого, – наоборот, это его как бы немножко тормозит в этом стремлении.

Боление может дать человеку возможность почувствовать себя в ситуации равной борьбы, справедливого соперничества, что само по себе для любого, скажем, европейца привлекательно. Все-таки в него глубинно заложено чувство желательности такой жизненной правды, где каждый, если побеждает, то по заслугам. Помещая себя в ситуацию боления, он помещает себя в пространство, где работают более или менее демократические по сравнению с другими сферами его деятельности принципы – принципы честной борьбы. Это само по себе привлекает, вне зависимости от того, пережил он с любимой командой победу или нет. Но сказать, что он вооружается за счет того, что вот здесь сейчас пережил что-то очень серьезное, что он другим человеком уходит после игры со стадиона, что он становится более практически ориентированным, – нет. К зрелищу приводит скорее результат практической беспомощности – во многих вариантах, во всяком случае (во многих – не во всех). И практическая беспомощность не увеличивается за счет того, что ты побывал в пространстве справедливой борьбы и вместе с победителем пережил победу. Получается эффект наркотического характера.

Футбол и целостное представление о мире. Не знаю, мне в такой плоскости очень трудно рассуждать. Вообще, что есть целостное представление о мире?.. Нет, я не думаю, что на этот вопрос можно ответить. Даже если считать, что целостное представление о мире человек формирует с помощью науки, – а современная наука строго упорядочивает картину мира, – то по чисто социально-культурной, по ментальной раскладке это целостное представление о мире является лишь одним из вариантов представления о мироустройстве. Есть набор устоявшихся иде-олого-мировоззренческих комплексов. Каждый из них самодостаточен. Человек должен выбирать, и это трудно.

Сегодня вообще нет целостной картины мира, это нетипично для современного человека. Поэтому люди часто прыгают из картинки в картинку: сегодня я религиозный, завтра – нет; сегодня такая религия, завтра другая. Такая возможность есть, и она в целом благоприятна для самореализации. Но это внешняя сторона дела, потому что возможность действительной самореализации в такой ситуации, наоборот, значительно осложняется.

Наряду с наукой формой познания мира является искусство. Искусство дает синтез, потому что ты эстетически переживаешь ситуацию, а это есть вариант собственной гармонизации. Достижение истины делает то же самое, но это не значит, что у меня складывается картина в целом. При этом я беру часть картины мира и соединяю ее вокруг себя, понимая, что есть другое, чего я еще не соединил.

Конечно, можно, можно говорить об особой философии футбола. Можно говорить о философии любого вида человеческой деятельности. Да, философия футбола – это во многом определенный концентрат философии жизни современного общества. Она не является полностью этой философией в том смысле, что тематически она не покрывает всего спектра соответствующих проблем, но те проблемы и те позиции, которые она занимает, являются наиболее значимыми в массовом сознании. Не будем брать какие-то элитарные случаи. Здесь я так сказал бы: изменились люди за последние 10-15-20 лет – изменились и спортсмены. Это люди другой психологии, люди других интересов, люди с другими стремлениями, люди с громадным количеством собственных заблуждений – как все российские люди, так и российские футболисты. А дальше все выглядит так, что прежде всего материальный стимул даст мне удовлетворенность, смысл жизни и все прочее. Когда поколение современных спортсменов, как, скажем, и предпринимателей, пройдет свой путь от начала до конца и сменится поколение, они очень четко поймут (то есть они поймут по тому разочарованию, которое будут иметь в конце), что в очередной раз себя обманули, хотя сумели пожить и более богато, и более сыто, чем кто-то другой. Это какая-то часть иллюзии.

Жизнь устроена сложнее, и за свое упрощение всегда наказывает такого человека, который это упрощение принимает и дальше использует как сюжет собственной жизни. Поэтому философия российского футбола равна философии российского предпринимательства. А философия российского предпринимательства равна философии российской политики. В российской политике есть кардинальная проблема гражданского общества. Гражданское общество начинается тогда, когда экономическая власть отделяется от политической. Сегодня этот пункт является пунктом, почему гражданское общество еще не состоялось. Отсюда и несостоятельность российского футбола и его философии.

Футбол для России – это очень многое именно потому, что формирование массового сознания очень важно в современном обществе. Это один из показателей, один из каналов самоидентификации личности. У футбола это есть. Футбол дает возможность сопоставительных оценок себя по отношению к более широкому мировому сообществу и в этом смысле он способствует большому самосознанию человека достаточно широкого масштаба. Это безусловно положительно. Во всех этих качествах футбол, в принципе, может играть очень хорошую роль. Играет он ее или нет, зависит от того, насколько футбол состоялся в качестве игры достаточно культурной, цивилизованной, тонкой, насколько та внутренняя духовность, которая в принципе присуща футболу, действительно в полной мере реализовала себя в той развертке, которую мы на практике имеем. Поэтому потенциально это очень многое для России. Но фактически каждый раз нужно все-таки смотреть конкретно, чтобы суметь оценить адекватно состояние футбола в стране и его роль.

В каждой культуре эта игра имеет свой социально-культурный смысл, свое социально-культурное наполнение. Если говорить о Бразилии, то, конечно, бразильский футбол очень во многом завязан на глубинной традиции соответствующей культуры. Спорт не потенциально, а в явном виде привязан к мировоззренческому пространству человека, который живет в Бразилии. В Древней Греции это тоже было так. Там спортивная атлетика, а правильнее сказать, древнегреческий спорт очень четко ложился на картину мира, он очень непосредственно был к этому привязан. Современная Бразилия в этом смысле является, с моей точки зрения, на историческом расстоянии, страной, где эти тенденции наиболее ярко выражены.

В Италии, в Германии – это другой случай, другая культура. Там футбол – это очень умело, очень масштабно, с большим знанием тонкостей психологии рынка поставленная профессиональная деятельность, которая решает очень много вопросов, опираясь на традиции такого психологического отклика людей на зрелище такого типа. Но в культурном смысле это несколько другое. Это отражено и в характере поведения самих игроков. Все это хорошо видно тем, кто смотрит и разбирается в футболе этих стран. Это долгий разговор. Нужно говорить отдельно об Италии, отдельно о Германии, а я их соединил как европейские страны.

Футбол – явление национальной и мировой культуры? Без всякого сомнения. Он является таковым и, более того, при более внимательном рассмотрении несет в себе признаки национальных традиций, колорита…

Можно говорить и о футбольной культуре страны. Но, однако, провести конкретный анализ и вывести конкретные, литые формулировки – это чрезвычайно сложный, рафинированный и глубинный анализ, на который современная спортивная наука (из того, что я о ней знаю) вряд ли способна.

Да, конечно, культура футбола – это субкультура. Она вполне может быть так обозначена – но при всех тех официальных градациях, которые в культурологию вводятся при разговоре о культуре.

Раз так, то футбол есть и элемент массовой культуры, и шоу-бизнеса, и контркультуры – все вместе. Он является элементом массовой культуры с той точки зрения, что дает стереотипы массового сознания и работает на тех стереотипах, которые строятся на основе массового сознания. Он шоу-бизнес, потому что многие элементы организации спортивного зрелища, футбола прежде всего, явно впитывают в себя традиции организации в рамках шоу-бизнеса. Ну и конечно контркультура во всех тех случаях, о которых мы говорили… конечно, контркультура в очень многих случаях. Он контр культура тогда, когда он дает вспышки ложного патриотизма. Контркультура, когда среди зрителей особенно много людей, которые более всего ждут победы во что бы то ни стало и готовы разорвать свою любимую команду за то, что она (с их точки зрения) не сделала абсолютно все для того, чтобы, наплевав на все остальное, сегодня победить. Он контркультура в том смысле, что спортсмен, который много лет был в футболе, потом может оказаться человеком, который в этом своем «футбольном переживании мира» не может найти плавного перехода к своему переживанию другого мира; он разобщен и навсегда выброшен из него – хотя он с деньгами, со всем остальным, он потенциально чужой человек. Но как вариант любого отчуждения, как любая игра, футбол (а футбол, может быть, особенно, потому что футбол – это большая слава и гонорары) должен закладывать основы для того, чтобы человек, который сейчас так комфортно вписан в жизнь, в общественное внимание, в чувство своей масштабности (и это очень греет человека), получил все, что он имел в своей активной футбольной жизни, да еще и с плюсом. Он совершенно забыт, никому не нужен – непереносимо! А всякие воспоминания о нем как о каком-то великом, настоящего спортсмена скорее расстраивают, чем радуют, потому что он четко понимает, что в воспоминаниях есть элемент того переживания, которое ушло и никогда больше не повторится.

Футбол парадоксален, без всякого сомнения, как парадоксальна всякая игра. Парадоксально любое поведение человека, которое строится на большом мастерстве, а мастерство всегда не гарантировано и непредсказуемо. Движение человека в спорте должно быть совершенно глубинно, оно не может быть построено заранее, гарантированно, на логической основе – это всегда есть акт творчества и спонтанности. Там, где это есть, всегда есть парадоксальность. Поэтому в спорте вообще, несмотря на всю техничность игроков, всякую там дисциплину и выполнение установок тренера, всегда много парадоксов. Если бы спортсмен понимал глубинно, насколько чудесно строится движение из «ничего», может быть, это пугало бы его настолько, что в психологическом плане он был бы чаще подавлен, чем это с ним иногда случается. То есть непонимание глубинных процессов того, как строится движение, заменяется, замещается хорошим ребяческим легкомыслием. Вообще говоря, если бы мы знали, как мы сложно живем, можно было бы умереть от ответственности перед самим собой.

Какой-то магией футбол, конечно, обладает. Это связано со всеми теми вещами, о которых мы говорили. И притягательность его связана с очень многими факторами, о которых мы сказали выше. И парадоксальность.

Можно ли говорить о метафизике футбола? Да, конечно. Конечно можно. Во всем есть метафизика. Культура вся метафизична. Метафизичность состоит в том, что я глубинно понимаю собственную суть и отношусь к этому внимательно. Греческая культура была сильна тем, что она была метафизична. Она понимала себя, свою соревновательность и понимала опасность себя, соревновательной. Придумывала демократию, для того чтобы обезопасить себя от самой же себя. Первый вариант демократии, вообще говоря, такой, что его излишне хвалят, думая, что демократия вырастает из хорошего, – она вырастает, скорее, из боязни плохого, связанной с публичностью. Но это другой вопрос. Ницше хорошо пишет об этом.

В футболе есть все, как в обычной жизни. В футболе есть элемент ремесленничества, в футболе есть необходимость дисциплины и строгого следования инструкциям тренера. Но вот в метафизическом плане здесь есть большая проблема. Это проблема сочетания нормы поведения (норму ты осваиваешь как что-то внешнее, даваемое тебе тренером, или как правило) с творческим моментом.

Да, это большая метафизическая проблема, она касается вообще поведения человека и разных способов его регулирования. Дело в том, что в принципе эти вещи вроде бы разные: там, где есть вдохновение, там, где есть спонтанность, – там вроде бы нет нормы, а там, где есть норма, – там убивается спонтанность. На самом деле это, конечно, не так. Реально жизнь построена таким образом, что хорошая спонтанность всегда облекается, всегда артикулирует себя в хороших, значимых формах, а форма есть путь к спонтанности. То есть нормальный принцип – это нормально воспринимать законодательно-правовое и этическое регулирование, а это то, что облегчает первые стандартные шаги в нужную сторону. А нужная сторона – это как раз спонтанность. И если правила подводят человека к такой открытости, так и должно быть. И более того, когда он в этой открытости действует, то действует по правилам. Действует так, будто бы он сам создает эти правила, оживляет их, они снова становятся для него не нормами-рамками, внешней жесткой рубашкой, а самовыражением.

Августин говорил: «Возлюби Бога – и делай, что хочешь». Полная спонтанность… Но это спонтанность, которая столь жестко регулируется некой глобальной установкой, что другие нормы как бы не нужны. Христос дает пример спонтанности, а потом все делают из этого норму. Но делать из христианства норму можно до какого-то момента, а дальше опасно. Потому что в таком христианстве новый Христос никогда не возникнет. Здесь так же, в общем-то. Есть дисциплинированные игроки, которые вроде бы не способны на творчество: если мы выполняем установку тренера, то наша способность к импровизации ничего не стоит. Неправда. Особенно хорошие дисциплинированные люди – это люди, которые наиболее творчески и вдохновенны. Выполнение нормы вдохновенно – это лучший вариант выполнения нормы. Это такое выполнение, в рамках которого спортсмен не чувствует норму как отчуждение. Проблема «спорт и отчуждение» имеет множество аспектов.

Духовность футболиста. Спортсмен, в принципе, человек – это принято, это как-то логично. То есть спортсмен не может не выбирать определенную, совершенно четкую позицию – притом не поведенческую, а теоретически по отношению к каким-то разворачивающимся событиям, где он должен себе что-то доказать. Основной выбор, который делает спортсмен, особенно в игровых видах спорта, – это выбор все-таки нравственный. Спортсмен всегда стоит перед необходимостью нравственного выбора: когда играет с кем-то, когда выходит на какой-то толчок, когда вводят игрока. Поэтому прежде всего: если спорт как-то испытывает человека, то он испытывает его не метафизически, не психологически, а в таком абстрактно-психологическом варианте. Он испытывает его нравственно.

Спортсмен десятки раз проходит ситуацию нравственного выбора – это тяжелейшая ситуация. В этом смысле спортсмен находится в тяжелейшей ситуации с самого начала своей спортивной деятельности, и ему очень трудно иногда не пасть в этом выборе, но когда он уже этот выбор совершает… То есть спорт чеканит людей двух типов: с одной стороны, очень хороших, и с другой стороны – плохих. По высокому классу. Середнячков здесь почти нет, и это естественно.