Текст книги "Этот свет"

Ален почтительно наклонил голову и вышел вон с самодовольной гримасой на лице. Теперь он вспомнил, что Теофраст был довольно важным человеком в Обители, а значит, у юного кадета появился первый по-настоящему полезный знакомый. Глядишь, и поспособствует в деле Мари. Когда это имя мелькнуло в голове Берга, он уже подходил к концу темного коридора, и сладкая, тоскливая нежность качнула его к стене. Укрепив дух и решимость помочь своей пожилой родственнице, он выбрался наконец из лектория на свет.

По территории Обители уже никто не разгуливал, и Берг тоже решил отправиться к себе в комнату.

Разбудил его действительно стук колотушки под окном. Был он не столько громким, сколько назойливым и быстро доставал до самых печенок. Выкарабкавшись из обрывков одеяла, Ален вынул из кармашка брюк часы: они показывали самое начало девятого. Запрыгнув в туфли, юный кадет выскочил из комнаты с полотенцем наперевес. По коридору уже спешило три человека, а в умывальне обнаружился четвертый, который шумно плескался под краном, разбрызгивая по плиткам воду. На груди и спине, прямо под крыловидными отростками, у него красовались две симметричные дырки, покрытые фиолетовыми корочками засохшей крови.

– А ну-ка посторонись, братан, – хмуро сказал ему здоровяк, на несколько шагов опередивший Берга. Трусы были явно малы ему и нещадно пережимали выпуклый живот. Щеки его, впрочем, свободно свисали вниз двумя плоскими мешками, колышась при движениях круглого лысого черепа. – Всю воду вылил.

Дырявый открыл было рот, чтобы ответить, но протер глаза и осекся.

– Пожалуйста, Бобби, – уважительно проронил он. – Вода еще есть.

Гигант стащил с себя трусы и с трудом подлез под кран. С оглушительным фырканьем он принялся крутиться под струей, пытаясь увлажнить даже самую мелкую морщину на своем массивном теле. Вода на глазах иссякала, все более хилым потоком струясь через трубку. “А ведь есть в чане и мое ведро, – подумал Ален. – Жалкий Шамиль надрывается, таскает, а такие вот ублюдки за пять минут все расходуют”.

– Точно, нам не хватит, – пробормотал у него за ухом Данила. Его широкий язык едва не касался Бергова плеча, орошая его мелкими горячими каплями.

– Что ты сказал, гаучо? – прищурился кадет, уступивший кран здоровяку. Он уже обтерся и напялил трусы, стряхивая последние остатки влаги с подошв.

– Так, ничего особенного, – пробормотал Данила.

– А мне показалось, что ты чем-то недоволен, – осклабившись, нежно проговорил кадет. – Бобби, тут один молодой друг воды хочет. – Он вежливо коснулся пальцем монстра, в этот момент пытавшегося вытрясти из чана еще хоть несколько капель. Металлическая емкость надсадно гудела под мощными ударами его кулака.

Данила поперхнулся слюной и захлопнул челюсть.

– Я что, – сказал он и стал обтираться сухим полотенцем. Ноги сами понесли его к выходу из умывальни. – Я ничего.

– В чем дело, друг? – прогудел здоровяк, с сожалением отставая от чана.

– Да вот, этот толстячок на тебя обиделся, – пояснил настырный подлиза. – Говорит, нам, мол, воды не хватило.

Купальщик загоготал так гулко, что у Берга заложило уши. Все видимые складки кожи на огромном не в такт теле завибрировали, отчего стало казаться, будто этот человек склеен из множества почти независимых кусочков плоти. Особенно сильно болтался вверх-вниз массивный горб между его лопаток, уже треснувший, откуда торчали мокрые кончики крылышек. Клочья кожи почернели и едва держались на них.

Делать тут было нечего. Ален подтолкнул Данилу к выходу, чувствуя режущую сухость во рту – организм его впервые с момента рождения требовал хоть каплю влаги. Он покосился на крупную, блестящую слюну, свисавшую с нижней губы товарища, но отнимать у того влагу было неловко.

– Ладно, одевайся и на выход, – сказал он обиженному Даниле.

На вахте сегодня дежурила другая женщина, какая-то скучная и вялая: видимо, худощавый организм наложил отпечаток на ее характер. Она проводила Берга пустым взглядом и вновь уткнулась в стол. Отовсюду раздавались хлопки закрываемых дверей и перестуки шагов – летуны спешили наружу. Но возле выхода никто не задерживался, все стремились по направлению к Хранилищу. А может быть, и мимо – присматриваться Алену было некогда.

Было немного темнее, чем вчера – солнце успело сместиться к горизонту на заметное расстояние. Тени стали практически бесконечными.

– Ну, кто опаздывает? – крикнул Павлик, стоявший примерно на полпути к лекторию. Возле него уже переминались две девицы и один парень. Его Берг видел впервые, а вот в девушках он тотчас опознал Алису и Аранту.

– Здравствуй, Алиса, – смиренно буркнул он.

– Потом любезничать будешь, – одернул его смотритель.

За Бергом уже поспешали Данила и давешний купальщик, подзадоривавший здоровяка. Тот появился из дверей жилища последним; он запыхался и грузно топтал брусчатку.

– Извини, Павлик, – бросил он, шумно дыша. – Обтирался после душа.

Смотритель прищурился и сжал губы.

– После занятий зальешь в чан десять ведер воды, – жестко проговорил он.

Гигант съежился и промолчал, но Ален заметил, как он бросил злобный взгляд на Данилу. “Несладко ему придется”, – подумал Берг, и сам не сразу поняв, кого он имеет ввиду.

– За мной. – Павлик стремительно зашагал к лекторию, ни разу не обернувшись, а нестройная толпа из семерых молодых кадетов заторопилась за ним.

Они были единственными, кто сейчас направлялся к этому зданию, все остальные – а их было довольно много, несколько десятков человек самого разного возраста – спешили по своим непонятным делам. Берга особенно привлекла молчаливая компания летунов, которые почему-то предпочли двигаться пешком. Сам он наверняка взмыл бы в небо, будь у него такие же великолепные черные, местами даже какие-то седоватые крылья, как у них.

Огромный кадет вломился в лекторий первым, всем же остальным ничего не оставалось, как следовать за его спиной, завидуя массе и размеру бугра между его лопатками.

Провожатый нырнул куда-то вбок, мимо владений коменданта лектория: глубоко под лестницей обнаружилась еще одна дверь, в которую Павлик принялся остервенело колотить всеми четырьмя конечности, добавляя жару гневными выкриками:

– Все еще спишь, обормот! Открывай калитку, уволю! Проклятый вивисектор!

– Позволь я, Павлик, – обратился к нему здоровяк, чутко уловив просвет между резкими фразами.

Смотритель прислушался, обратив ухо на дверь, но оттуда не донеслось ни звука, тогда он кивнул и отступил на шаг, пропуская монстра. Тот попыхтел для вида, потер ладони, поднатужился и ударил плечом в потрескавшуюся деревянную панель. Она звонко треснула, обломки щеколды забавно повисли на трухлявых щепках, однако это было не все – взломщик не устоял на ногах и покатился по узкой лестнице куда-то вниз и во мрак.

За короткое время своего падения он успел исторгнуть по меньшей мере десяток чудовищных воплей, в которых смешались гнев, страх и боль, всего примерно поровну. Едва лишь крики затихли, Павлик поспешил во мрак. Прочие молодые кадеты, толпясь и повизгивая, сбежали по каменным ступеням и уткнулись в немую сцену.

Занимая весь проход в обширное подвальное помещение, животом вниз лежал огромный кадет, при этом бугор на его спине, еще пять минут такой цельный и симпатичный, представлял собой жалкое месиво из перьев и обрывков кожи. Наверняка где-то в этой массе прятались и хрупкие косточки не успевших окрепнуть крыльев. Впрочем, и взрослый летун вряд ли бесследно пережил бы такое сокрушительное падение, что уж говорить о молодняке.

– М-да, – насмешливо проговорил Павлик, трогая туфлей тело. – Отлетался дружок.

– Он бы все равно не сумел подняться в небо, – весело вступил обитатель подвала, человек с полностью серым обликом – начиная от халата и заканчивая костлявой физиономией. Он опирался рукой о мокрую, в потеках влаги стену, но все равно покачивался: было ясно, что ноги с трудом держат его. В воздухе висел густой, даже застарелый запах крови – это Ален понял сразу, недаром он почти поучаствовал в ее потреблении, на вечеринке Мари. – Слишком тяжелый.

Берг, стоявший позади всех, жадно провел языком по шершавой стене, слизывая холодные капли. Вода была малоприятной на вкус, будто насквозь пропыленной, но иссушенный рот благодарно впитал ее.

– Ладно, за дело, Лотар, – сказал Павлик и уселся на трехногий табурет в углу, явно отдавая подопечных в полную власть медика.

На стенах подвала было закреплено всего три свечи, причем коптили они на последнем издыхании. Где-то по темным углам просматривались малочисленные детали “интерьера”: лежанка, стол и какие-то громоздкие сундуки.

– За мной, ребята, – скомандовал Лотар и направился вглубь своего жилища. Юным кадетам пришлось переступить через поверженное тело своего товарища. Построив их под средней свечой, хирург подкатил к ним жестяной стол на колесиках, сплошь заваленный необыкновенно грязными и загадочными инструментами. Простым и понятным, но оттого не менее пугающим выглядел только один предмет – тонкий и длинный нож. Правда, неподалеку валялся раскрытый журнал, придавленный ощипанным пером и чернильницей, но он не внушал опасений.

Берг оказался в шеренге предпоследним, но хирург, как выяснилось, придерживался своей системы. Он склонился над своим журналом – при этом сильно покачнувшись – и объявил:

– Бобби!

Никто из стоявших не откликнулся; однако со стороны выхода донеслось скорбное и протяжное мычание.

– Ага! Пострадавший очнулся, – обрадовался Лотар. – Павлик, придержи его, с ним потом разберемся. – Он вывел напротив имени здоровяка жирный крест, чуть не пропоров бумагу, и опустил взгляд пониже. – Антон!

– Это я, – слегка визгливо откликнулся тип, который третировал Данилу в умывальне. Сейчас он как-то поджался и выглядел даже меньше ростом, а на его ране выступила крупная капля крови. Временами он вздрагивал, будто прохладный воздух подвала влиял на него, и неотрывно таращился на груду инструментов.

Лотар поманил кадета к столу.

– Так, все ясно, – бегло осмотрев дрожащее тело, заметил он. – Проникающее ранение инородным предметом мелкого диаметра, – изрек он фразу и сделал пометку в журнале.

Затем он провел пальцем по коросте, собирая с кожи Антона кровь, и уставился на нее с туманным выражением. Что он хотел там увидеть? Этого Берг так и не понял, зато он невольно сглотнул и пошевелил во рту высохшим языком, когда медик слизнул влагу с ладони и почмокал губами.

– Повернись-ка, – приказал Лотар и проделал то же самое и со второй раной кадета, также обильно орошенной синей влагой. Все кадеты судорожно вздохнули, мучимые томлением.

Медик измерил рост Антона засаленным куском веревки, затем он загнал кадета на плоские напольные весы, жутко скрипучие, и долго подправлял их показания с помощью каких-то медных блинов самых разных размеров. Все полученные числа он занес в журнал, мучительно царапая бумагу старым пером.

И только после этого медик приступил к осмотру крыловидных отростков. Он расправил клочки рваной кожи и запустил в тело Антона всю кисть целиком. Тот хрюкнул и затрепетал – видимо, бесчувственный хирург орудовал в самом нежном, насыщенном нервами месте его тела. Лотар выковырял зачатки крыльев и протер их грязноватой тряпкой, оставляя на ней ошметки кожи и бурой слизи. Придирчиво оглядев перья и слегка подергав косточки, он расправил перья и подтолкнул Антона к товарищам.

– Нормально, годишься. Тренируй мышцы на спине, но береги крылышки – они пока хрупкие.

Юный кадет отступил обратно к стене и прислонился к ней боком – решив, что осмотр окончен, он припал к сырой поверхности и принялся остервенело вылизывать ее, чем изрядно удивил Алена. Не этот ли типчик еще меньше часа назад вылил на себя неизвестное количество воды, наверняка наглотавшись ее от пуза? “Неужели собственная кровь так распалила его жажду?” – подумал Берг. Когда он вновь повернулся к медику, ему показалось, что где-то на границе света и тени двинулась серая фигура – как будто некто наблюдал за процедурой осмотра и сейчас пошевелился, меняя позу онемевшего от неподвижности тела. Но как Ален ни всматривался вглубь подвала, он так ничего и не разглядел.

Между тем Лотар назвал следующего кадета: им оказался некто Марлон, первым выскочивший во двор Обители. Медик не потратил на него и нескольких минут. Сначала он равнодушно ощупал багровую ссадину вокруг его горла и черкнул несколько слов в своем гроссбухе, бормоча что-то вроде: “Язык черный, глаза выпуклые…” Насчет выпуклости он был полностью прав, а вот язык этот Марлон почему-то совсем не показывал, молча перенося ощупывание. Потом Лотар извлек из его кожаного мешка крылышки – несколько меньшего размера, чем Антоновы, но такие же серые и симпатичные.

Пока было неясно, почему Павлик обозвал его вивисектором.

– Аранта! – объявил хирург и почему-то ощерился, бросив горячий взор на заваленный инструментарием стол. – Ложись.

– Не буду, – вдруг воспротивилась угловатая девушка, остановившись за шаг от Лотара.

– Ладно, я подготовлю место, – с готовностью кивнул он и отодвинул все острые предметы на край. Те недобро позвякивали и царапались острыми краями, но медик нимало не смутился этим. – Вот, теперь будет мягко.

Аранта неловко вскарабкалась на грязную, в синих потеках поверхность и перевернулась на спину, свесив икры. Туфли с нее тотчас свалились, и Лотар пнул их под стол, чтобы не мешали. Кажется, вчерашний хмель почти вылетел из него, развеянный несколькими каплями бодрящей крови.

Подрагивая, хирург выдернул из-за бока девушки первый попавшийся резак.

– Обнажайся выше пояса.

Аранта расстегнула пуговки на блузке и распахнула ее, с недовольным видом косясь на нож в руке Лотара.

– Что, резать будешь? – сумрачно поинтересовалась она. Вместо ответа медик воткнул лезвие в точку ее живота прямо под солнечным сплетением и повел инструмент вниз, к пупку. Из раны стали живо стекать струйки крови, и Лотар поспешно подхватил левой рукой широкий и плоский тазик, валявшийся на полке под столом. Недаром он оставил гору инструментов под ее левым боком: наклон тела заставлял кровь стекать только в жестяную емкость. Все же несколько капель проскользнули по бокам, и кадеты проводили их тоскливыми глазами.

Завершив надрез, хирург бросил нож и схватился за края длинной раны пальцами. Разведя их в стороны, он уткнулся носом во внутренности Аранты и шумно принюхался. Очевидно, запах вполне убедил его в каком-то предположении, но он все же подергал и пощипал плоть, явно стараясь выдавить из нее остатки крови.

– Все ясно, – заявил медик. – Счастливая, во сне родилась.

Он вытащил из жестяной банки ржавые прищепки и кое-как сцепил ими рану.

– Полежи, пока не срастется, – сказал он Аранте и с доброй ухмылкой похлопал ее по тощей груди. – Поддерживай края руками, на всякий случай. А крылья потом достанем.

Она ткнула пальцем в тазик с собственной кровью и молниеносно погрузила его в рот. Лотару это очень не понравилось, он сдернул со стола плошку и поставил ее на нижнюю полку, подальше от жадных кадетских глаз. “Наверняка потом нахлебается, – хмуро подумал Берг. – Интересно, где он вчера крови взял, если кадетов не осматривал?”

– Данила, – объявил хирург-вивисектор. Ему удалось-таки оправдать прозвище, озвученное Павликом.

Случай Данилы вызвал у медика только широкий зевок: он не озаботился вскрытием, видимо, посчитав, что с избытком запасся “напитком”.

– Хорошо тебе, перед рождением воды нахлебался, – добродушно проговорил Лотар.

– Почему это, мистер? – хмуро спросил Данила.

– Теперь ты сможешь обходиться без нее целый месяц, если не больше, – охотно пояснил медик. – Высохнешь, конечно, как палка, но это ничего, даже полезно иногда. Потом опять все восстановится, если станешь воду потреблять. В общем, хороший у тебя организм, правильный.

Данила самодовольно улыбнулся и бестрепетно подставил спину под хищные руки доктора. Крыловидные отростки у него были еще меньше, чем у Марлона: очевидно, Лотар пользовал юных кадетов в порядке их появления на свет.

– Эх, девушка, не повезло тебе, – сказал он Алисе, тычком отправив “водяного” Данилу на место. Та обиженно насупилась и вильнула бедром. – Ладно, хоть голова цела. А то бывает, сплошные ломаные кости по всему телу, и в черепе дыры.

Ален вздрогнул, представив красавицу Алису этаким несуразным мешком с костями, перекатывающимся подобно аморфному пугалу.

– Есть опасность, что крылья так и останутся в зародыше, – сочувственно продолжал Лотар. – Ты вполне могла повредить их при падении с высоты, когда рождалась.

Из глаз Алисы показались прозрачные капельки влаги; они набухли и скатились по ее гладким щекам на подбородок. Однако девушка быстро справилась с обидой и упрямо сжала кулаки. “Гордая”, – восхищенно подумал Берг и почувствовал, как в нем все крепче зреет желание обнять и утешить Алису.

– Зато твои крылышки очень симпатичные, синьорита, – ласково прошептал он девушке на ухо, когда она вернулась в шеренгу кадетов. – Так и хочется погладить и поцеловать их.

– Охальник, – немного криво, но лукаво осклабилась она, оттаивая.

Берг хотел продолжить тихую беседу с ней фразой “Можно мне их помассировать как-нибудь вечерком, чтобы вправить вывихи?”, но тут Лотар вызвал его, и с почти остановившимся сердцем он приблизился к столу с ерзающей от нетерпения Арантой. Ее рана практически срослась, лишь в самой середине разреза еще пульсировала бурая щель, но и она на глазах затягивалась новой кожей.

От медика волнующе разило свежей кровью, и Ален даже пошатнулся от ее густого, соленого аромата. А может, это благоухала кювета под столом?

– Так-так, – медик схватил Берга за руку цепкими пальцами и повертел его кистью перед своей физиономией. Затем бегло ощупал ему туловище, завершив процедуру на горле молодого кадета, где узкой полоской бугрился шрам от пореза, учиненного пианистом Виктуаром.

Кажется, Ален чем-то смущал его, но Лотар долго собирался с мыслями, прежде чем высказаться:

– Редкий у тебя случай, парень. Ты случайно шею не поранил, когда родился?

– Н-нет, – испуганно запнулся Берг.

– Странно, странно… – пробормотал хирург. – Обычно рождаются или с двумя шрамами на обоих запястьях, или совсем без них. А у тебя вообще что-то особенное.

“Что бы он решил, если бы семья совсем не порезала меня?” – замирая, подумал Берг, постаравшись придать лицу удивленно-смущенное выражение. К счастью, долго размышлять над его случаем Лотару было некогда – его ждало возлияние, – поэтому он властно развернул кадета и принялся вскрывать бугорок на его спине. Алену стало щекотно, когда кожа с влажным хрустом разошлась, выпуская на волю два съежившихся крылышка.

– Хм, – донеслось до него.

– Что-то не так, сэр? – испугался он.

– Сам не пойму, – протянул медик. – Когда ты родился?

– Вчера. – Голос Берга был отменно тверд.

– Быстро развиваешься, – как-то неуверенно похвалил его Лотар. – И цвет необычный.

– Что, перья зеленые?

Задумчиво усмехаясь, хирург вывел в журнале несколько слов, которые юный кадет разобрать не сумел – чернила уже почти высохли, оставляя на бумаге невнятные угловатые каракули.

– Все, прием окончен, – бросил доктор и захлопнул свой гроссбух. Потрепав Аранту по острому колену, он мельком взглянул на темный рубец, оставшийся после вскрытия, и жестом позволил ей встать.

Берг вновь приник к стене, впитывая влагу: когда еще удастся напиться по-настоящему? Прямо над ним, на ржавой подставке продолжала чадить толстая свеча – ее высота почти не уменьшилась. Бока ее были идеально гладкими: серое вещество сгорало полностью, совсем не стекая вниз.

Группа уже удалялась к выходу, и Ален с сожалением оставил свое мокрое дело.

Пострадавший Бобби громоздился своей тушей на полу, усевшись рядом с Павликом и сжимая щеки ладонями, сквозь которые поблескивали ошалевшие зрачки. Он покачивался и приглушенно постанывал, но сочувствия ни в ком не вызвал. Даже подлиза Антон прошел мимо него, не повернув головы.

– Поставь диагноз и отправь на занятия, – сказал Павлик, кивнув на Бобби, и присоединился к молодым кадетам.

Возвращаясь к свету, Ален жмурил глаза: даже в полутемном холле лектория было намного светлее, чем в его подземелье. “Неужели медику нравится торчать в подвале?” – недоумевал он, радостно чувствуя прикосновение теплого воздуха к лицу. Освобожденные крылья шуршали у него за спиной, пока еще мелкие, придавленные грубой тканью рубашки, но Берг лопатками чувствовал, как они, дрожа, рвутся на волю.

– Сколько молодых и красивых мальчиков!

Распахнув дверь своей каморки, под лестницей стояла Инесса, все такая же разлохмаченная. Данила сбился с шага и дернулся в сторону, хотя комендант и не подумала двинуться с места. Она даже не смотрела на него – ее заинтересовал Марлон, которого она и ухватила жирной рукой за локоть, развернув к себе лицом. Молчаливый кадет и на этот раз ничего не сказал, холодно скользнув по женщине взглядом и выдернув конечность из захвата. Однако вместо него резко выступил Павлик:

– Но-но, подруга! Не сбивай график.

– До десяти еще двадцать минут, – сально воскликнула она.

– Неважно. – Смотритель подтолкнул ближайшего кадета в спину, и все направились дальше. Берг пристроился за Алисой и совсем не смотрел под ноги: гладкие ягодицы девушки плавно колыхались перед ним, ввергая в дрожь. Он и не заметил как поднялся на второй этаж, но тут ступени кончились, композиция распалась, и ему пришлось вместе со всеми проталкиваться в аудиторию.

Вокруг висели всевозможные плакаты и схемы, все изрядно потрепанные и местами даже дырявые. Посреди одной из стен находился монументальный портрет, однако настолько необычный, что и портретом-то его можно было назвать только условно. Он изображал затылок. Редкие каштановые волосы тонкими прядками ускользали за крупные ушные раковины, чуть касаясь широкого воротника черного балахона. Виднелся также край откинутого на спину капюшона; и все.

– Спит, конечно, – пробурчал Павлик и прошел к портрету, под которым стоял исцарапанный стол. Перегнувшись через него, смотритель крикнул: – Джош, подъем!

– А? Что? – забормотал некто, возникая из укрытия одновременно с треском напрягаемых стульев – видимо, этот человек спал, вытянувшись на них.

Был он остронос и вислоух, облачен во все черное и порядком растерян. Но только потому, что не успел толком проснуться. Едва лишь он понял, что происходит, как тут же вперил взор в часы, лежавшие у него в ящике стола, а затем недовольно оскалился со словами:

– Время! Почему раньше срока пришли?

– Раньше пришли, раньше уйдут, – возразил Павлик. – Принимай группу, босс.

Он извлек из кармана сложенный листок и подал его Джошу.

– Ладно, рассаживайтесь, – махнул тот рукой и вновь полез в ящик. Оказалось, что там у него лежит по меньшей мере один свиток, который он и вынул крайне осторожно, словно тот готов был рассыпаться на куски.

Берг хотел пристроиться к Алисе, но она объединилась с Арантой, успев скорчить молодому кадету насмешливую рожицу. Раздосадованный, он собрался составить пару с Данилой, но тот занял почти всю парту, и Ален сел отдельно, рядом с окном. Первым делом он выглянул наружу и вздрогнул: внизу располагался обширный участок земли, обезображенный какими-то непонятными конструкциями и замкнутый в квадрат из высоких каменных стен.

“Тренажеры!” – догадался он.

За скрипом мебели под кадетами Берг выпустил момент, когда Павлик покинул комнату. Преподаватель между тем уже освоил листок с именами учеников и принялся называть их, подолгу всматриваясь в физиономии кадетов.

– Да, негусто, – завершил он перекличку; Берг вновь оказался последним. – Бывало, тут и по пятнадцать кадетов сидело, и даже по шестнадцать. Тем хуже для вас, друзья мои.

– Почему же? – осмелился выступить Данила.

– План по изъятиям никто пока не отменил, малыш. Как был сорок незаконнорожденных в сутки, так и остался. Теперь считай – ты арифметикой владеешь? – сорок раздели на шесть, получится… – Он задумался. – Ну, сколько получится, кадет?

Данила промолчал, усиленно соображая.

– Кто знает ответ?

– Но ведь есть и другие летуны, – заметила Алиса. – Я сама видела. Разве они не будут с нами работать?

– Будут, – почему-то удивился Джош. – Разумеется… Гм… Ладно, начнем урок. – Он трепетно отогнул край своего свитка и наклонился к нему чуть ли не вплотную. “Мог бы уже и наизусть выучить, – скептически подумал Берг. – Лектор!”

Он посмотрел на Алисину спину, на ее сероватые слабые крылышки, и упал в прошлое, в ту скрытую от разума глубину, где обитало его тело до своего рождения. Парта перед ним превратилась в грязный, усеянный скользкими водорослями песок с прожилками нефтяных разводов. Скорчившись и подогнув оранжевые лапки, на нем лежало, подвернув крылья под чахлое, неожиданно мелкое по сравнению с ними тельце. Ален стал медленно поднимать голову, желая рассмотреть еще хоть что-нибудь, кроме погибшей “птахи”, и сбил фокусировку внутреннего зрения: его взгляд разочарованно уперся в странный портрет и бубнящего преподавателя.

– …Высшей кастой. Следовательно, Законнорожденные облечены почти неограниченными правами в части управления обществом. Однако это не означает, что они могут не управлять им – напротив, указанное право неотторжимо смыкается с обязанностью истинных людей регулировать все важные процессы в обществе…

“Что за “истинные люди”? – недоуменно подумал Ален. – А Мари, Авраам, Вика – они что, “ложные”? Или неправильные?”

Вдруг заскрипела дверь, все разом очнулись и увидели смиренного Бобби, стоящего в проходе.

– Я задержался у медика, – пробормотал он. – Разреши войти, сахиб.

Джош кивнул, здоровяк хлопнул дверью и скользнул за свободную парту, успев наградить соучеников безумно мрачным взором. Затем он сразу уткнулся в сложенные перед носом руки и замер – видимо, страшно горевал о своей незадавшейся карьере летуна.

Монотонный голос преподавателя, возобновившего лекцию, каменной тяжестью налип на веки, голова Берга стала неумолимо склоняться, грозя обрушиться на столешницу, а потому он воспринял возникшие перед носом буквы как благо. Нет, все же находились стойкие люди, которым удавалось бороться со сном на лекции Джоша. Они смело выцарапывали на шершавой поверхности фразы, пользуясь острыми предметами. “Проклятье! Опять я не готов увековечить о себе память”. Ничего карябающего у Алена с собой не было, поэтому пришлось читать высказывания старых кадетов.

“Джоша – на свечи”, “Друг! Не спи в могиле, простудишься”, “Лотар – душегуб-кровопийца”, “Друзья, внемлите откровению: на женскую половину общежития можно проникнуть незаметно. Обретя мужество, вход ищите…” На этом “откровение” обрывалось. “Конечно! – обиделся Берг. – Не мог, что ли, пропустить первое предложение? Где теперь его искать?” Разумеется, он имел в виду совсем не “мужество”.

Тут Ален в первый раз задумался над вопросом: где живут все женщины, а также девушки и девочки, если они здесь есть? Неведомый автор давал понять, что попасть к ним можно только тайной тропой. “Спрошу после лекции у Алисы”, – загорелся молодой кадет.

– Фриц! – донесся до него возглас преподавателя, прервавшего свой нудный доклад. На всякий случай Берг поднял голову и столкнулся с настойчивым взглядом Джоша: оказывается, он разговаривал не сам с собой, а с учеником! “Почему он замолчал?” – заметалась мысль в разом опустевшей голове Алена.

– Я, – сказал он растерянно.

– Я знаю, что это ты. Отвечай на вопрос. – Острый нос преподавателя смотрел прямо в лицо Берга.

– Я плохо понял его, – пробормотал кадет. – Повтори еще раз, пожалуйста.

Джош скривился, но все же сказал:

– Как известно, при основании Мелового комитета Председатель Свен поставил перед его сотрудниками вполне конкретную задачу. Какова она?

Ален покосился на других кадетов. Почти все пробудились ото сна и взирали на него с насмешливым ожиданием, и только Данила продолжал таращиться куда-то вперед – он явно потерял всякую связь с реальностью. Берг позавидовал упитанному кадету и напрягся, пытаясь измыслить хоть какой-нибудь ответ.

– Председатель Свен, – сказал он, – поставил перед Меловым комитетом нелегкую задачу: тщательно разработать меловое месторождение.

Джош хмыкнул и вновь уткнулся в свой манускрипт. Ален так и не понял, прав он или нет, и растерянно посмотрел на Алису. Ее зеленые, восхищенно распахнутые глаза были обращены на ловкого кадета, сумевшего посрамить самого зануду Джоша. Берг поспешил ответить ей улыбкой. Ему показалось, что путь к сердцу гордой девушки скоро будет найден, и тогда он сможет проводить подле ее корявого тела все свободное время.

– …Мел служит одним из главнейших компонентов, благодаря которым Законнорожденные могут реализовать свое основное право – право на вечную жизнь. Каждому сотруднику обители, а также других руководящих и прочих органов, достигшему определенного возраста, полагается толика мела в сутки. Поскольку добыча этого природного вещества сопряжена с опасностью, ею занимаются наемные рабочие из числа незаконнорожденных, которым выдается конечный продукт в размере одного стакана мела за полную рабочую смену. Подробнее с принципами хозяйственной деятельности Мелового комитета можно ознакомиться по специальному Уложению, составленному на основе заветов Свена, а также по инструкциям, разъясняющим данное Уложение…

Голос Джоша обладал удивительным свойством. Бергу было весьма любопытно послушать про этот дурацкий мел, на котором его пытались подловить, – однако набор тонов и обертонов этого голоса с ужасной силой угнетал бодрствующее сознание кадета. К тому же применявшиеся слова, хоть и понятные по отдельности, все вместе препятствовали осмыслению проблемы мела.

– …Всякий законнорожденный также имеет право воспользоваться Дорогой, – сменил тему лектор, – однако в таком случае он автоматически лишается всех остальных прав, и любой незаконнорожденный может причинить ему неограниченный ущерб, вплоть до наследования его прав. Уложение о Дорогах было сформулировано Председателем Свеном четыреста десять лет назад и с тех пор неоднократно дополнялось инструкциями, разъясняющими отдельные его параграфы…

“Сколько это будет продолжаться? – удрученно подумал Берг, обеими руками придерживая рвущуюся к зевку челюсть. Выдернув из кармана штанов часы, он выяснил, что до одиннадцати еще целых двадцать минут.

– Пан Фриц! – сказал вдруг преподаватель. – Какой самый страшный ущерб можно причинить Законнорожденному, отправившемуся в Дорогу?

– Лишить его прав, – брякнул Берг, возрадовавшись, что последние несколько минут пытался внимать Джошу.

– Правильно, – пораженно покачал головой лектор и помолчал, с немой пристальностью высматривая в юном кадете какую-то одному ему известную особенность. “Что он ко мне пристал?” – раздраженно подумал Ален, украдкой осмотревшись. Разговор ученика и преподавателя, кажется, волновал только их двоих: все остальные откровенно дремали, даже не проснувшись от громкого возгласа Джоша.