Текст книги "Политика Российской Империи на Среднем Востоке во второй половине XIX в."

Конечно, нельзя считать деятельность русских врачей совершенно бескорыстной. Командование справедливо полагало, «что медик мог бы проникнуть с тою же благотворительной целью даже и в степи туркменские, и, само собой, разумеется, доставить полезные сведения об этой части Азии»[211]211
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 381-382об.


[Закрыть]. Такова была специфика внешнеполитической деятельности любого государства, и Россия здесь не исключение. Совершенно справедливо высказывание известного историка-востоковеда Н. А. Халфина, что все путешественники, купцы, представители различных ведомств, направляясь на Восток, обязаны были собирать информацию «к выгодам коммерции и к доставлению сведений о стране сей, Европе мало известной»[212]212
  Халфин Н. А. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века). М., 1974. С. 62.


[Закрыть].

Таким образом, не смотря на активное противодействие со стороны «Foreign office», к окончанию Крымской войны российская дипломатическая служба и военные власти ашурадинского крейсерства сумели сохранить за империей заложенные торговыми, гуманитарными и политическими мероприятиями основы для строительства отношений как в самой Астрабадской провинции, так и с землями с ней сопредельными.

§ 2. Герат. Афганистан и среднеазиатские ханства в политических планах российской и британской дипломатии

С 30-х гг. XIX в. во взаимоотношениях России, Ирана и Великобритании стал формироваться как политическая проблема вопрос, связанный с попытками империи расширить свои экономические и политические связи за пределы Ирана, используя ее как плацдарм для проникновения в Среднюю Азию, Герат, и через него в соседние афганские княжества. Это было следствием повышенного внимания к стратегическим и коммерческим инициативам России в Центральной Азии со стороны Великобритании.

Гератское ханство являлось крупным стратегическим и торговым центром, занимая выгодное геополитическое и военно-стратегическое положение. Владевшая им держава могла господствовать над Ираном и Туркестаном. Это было очевидным для любого, интересующегося вопросами внешней политики, человека. В частности, Ф. Энгельс в статье «Перспективы англо-персидской войны» писал: «Обладатель Герата в полной мере получает все преимущества центральной позиции, с которой можно предпринимать наступления по радиусам во всех направлениях с гораздо большей лёгкостью и большими шансами на успех, чем из какого-либо другого города Ирана или Туркестана»[213]213
  Энгельс Ф. Перспективы англо-персидской войны // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Г. 12. С. 126–127.


[Закрыть].

Герат был выгодным территориальным приобретением и в торговом плане. Окруженный обширными пастбищами, он выделялся значительными урожаями пшеницы, хлопка и фруктов. Герат был точкой, через которую проходили важные караванные пути из Индии в северные районы Ирана и среднеазиатские ханства. Через Герат также пролегал торговый путь из Бухары в Иран в связи с тем, что на маршруте через Мервский оазис, караваны подвергались риску быть ограбленными местными обитателями. Кроме того, обладая Гератом, можно было открыть сообщение с другими княжествами Афганистана: Кабулом и Кандагаром.

В развитии торговых отношений с Афганистаном и его провинциями, были заинтересованы все участники политического процесса. Наиболее удачно действовали английские коммерсанты, снабжая афганские провинции изделиями из Индии, или завозимыми из метрополии через порт Карачи. К середине XIX в. британские мануфактурные изделия вытеснили отсюда швейцарские бумажные ткани, немецкое сукно и французский бархат. Индия снабжала афганские города только кисеей, шелковыми платками и серебром.

Иран ввозил в Афганистан шерсть, опиум и бирюзу. Торговля велась через Герат и Систан. Торговый путь, проходивший из Ирана через Систан в Кандагар, пользовался меньшей популярностью, чем северный через Герат. Значительная часть товара, перевозимая между Кандагаром, Гератом и Мешхедом, оседала на гератском рынке. Основными товарами были красящие вещества, шелк-сырец, шерсть, скот, лошади и фрукты. Из Герата вывозили на экспорт фисташки, виноград, чернильные орешки и т. д.

Россия была также заинтересована в торговых отношениях с Гератом и Афганистаном. Русский экспорт в Афганистан состоял их листов железа, красной меди, железной руды, стали и бронзовых изделий. Все эти товары было удобно перевозить по Каспийскому морю, так как русские купцы не встречали конкуренции в этом отношении. Даже индийские железные дороги не наносили им ущерба[214]214
  Ханыков II. В. Герат//Сборник материалов по Азии. Вып. 16. СПб., 1885. С. 87.


[Закрыть].

В потенциальной борьбе между Россией и Великобританией за господствующее положение на Среднем Востоке наиболее уязвимым для британской политики местом было как раз Гератское ханство, особенно после того как Россия получила доступ в Астрабадский залив. До этого момента, вести серьезные наступательные действия было проблематично. Маршрутов было два. Первый – через Кавказские горы и северные провинции Ирана, что неизбежно приводило к очередной войне с шахом. Второй – от Оренбурга через степные владения среднеазиатских ханств, что также грозило затяжной войной с азиатскими владыками. (Этот путь был к тому же и самым тяжелым, что продемонстрировал неудачный поход Перовского). Разрушать отношения с этими государствами не входило в планы МИД империи. В новых условиях появлялась линия через Каспийское море с Астраханью и Баку в качестве баз с Астрабадом на юго-восточном берегу Каспия в качестве удобного наблюдательного пункта. По этому маршруту путь на Герат сокращался до 600 миль, в отличие от пути через Кавказ и северный Иран (1.100), или через Оренбург (1.500 миль)[215]215
  Маркс К., Энгельс Ф. Персия и Китай//Сочинения. 1933. С. 135–136.


[Закрыть]. Такого же мнения придерживались и британские дипломаты. В частности, Дж. Макнил в письме главе внешнеполитического ведомства лорду Пальмерстону, особо подчеркивал, что ключ ко всему Афганистану лежал на севере страны – в Герате[216]216
  Correspondence relating to Persia and Afghanistan. Р. 133.


[Закрыть].

В этих условиях основными целями Великобритании считались: недопущение иранского шаха в Гератское ханство, и превращение Хорасана в плацдарм для экспансии в Среднюю Азию.

Накануне крымской войны британская дипломатия попыталась прозондировать настроения Петербургского двора в отношении афганских территорий. В декабре 1849 г. в Тавризе появилось два человека, якобы представляющие интересы индийских князей Гюляб Синга и Чатыр Синга и афганского эмира Дост Мохаммеда. При встрече с консулом Аничковым депутаты обратились с просьбой к Российской империи взять под покровительство земли вышеозначенных владельцев. Взамен посланцы гарантировали помощь в приобретении Кабула, Кандагара, Хорезма и Герата. Обращение к российскому дипломату эти лица объясняли тем, что «англичане вам враг»[217]217
  АВПРИ. Ф. 194. Оп. 1. Д. 463. Л. 8-10об.


[Закрыть]. Аничкову порученцы показались подозрительными. Смутил консула тот факт, что письма были написаны местным слогом, то есть персидским, а также неуемное стремление Семендар хана, якобы тайно посланного эмиром, рассказать на каждом углу о целях своей миссии. В течение 10 дней он «просвещал» людей на местном базаре. После консультаций Аничкова с представительством в Тегеране, Миссия России посчитала депутатов агентами британской дипломатии и приказала консулу не иметь с ними никаких дел[218]218
  Там же. Л. 14-14об.


[Закрыть]. То есть империя продемонстрировала приверженность ранее достигнутым с Великобританией договоренностям о невмешательстве в дела Афганистана и Герата.

Ошибочность поведения российской дипломатии стала ясна уже в ближайшие годы. Погоня за призрачным европейским единством не сняла существовавших «гератских» противоречий между Россией и Великобританией.

С обострением политической ситуации вокруг Афганистана и северо-восточного Ирана в начале 50-х гг. XIX в. в правительственных сферах России проявился повышенный интерес к результатам экспедиций и путешествий отечественных ученых по Ближнему и Среднему Востоку. Интерес подогревался появлением статьи профессора П. А. Чихачёва «Военно-статистические сведения о Турецкой империи» в «Военном журнале» (1850. № 1) и некоторых историко-политических брошюр и памфлетов известного путешественника и ученого[219]219
  В русском переводе историко-гюлитические брошюры и статьи П. А. Чихачевабыли опубликованы в 1970 г. в книге «Великие державы и восточный вопрос» (составитель и автор предисловия В. В. Цыбульский). О научной деятельности Чихачё'ва по Ближнему и Среднему Востоку см.: Данциг Б. М. Указ. соч. С. 208–216; Цыбульский В. В. Чихачёв– исследователь и путешественник. М., 1961.


[Закрыть]. В 1854 г. А. П. Чихачёв представил во внешнеполитическое ведомство специальную записку с предложениями принятия мер в случае угрозы южным рубежам Российской империи. Он предлагал направить экспедиционный корпус в Астрабад, оттуда направить войска на Герат и Кандагар, а затем продвигаться в Пенджаб и другие районы Северной Индии. Для успешной реализации такого плана предлагалось привлечь на российскую сторону иранского шаха и кабульского эмира.

Появление предложений П. А. Чихачёва совпало с обострением англо-иранских противоречий. Пользуясь тем фактом, что внимание Великобритании было обращено на затянувшуюся осаду Севастополя, Наср эд-Дин шах предпринял новый поход на Герат. Шах надеялся упредить его занятие войсками афганского эмира Дост Мохаммеда. В октябре 1856 г. после пятимесячной осады Герат был взят. В ответ Великобритания объявила шаху войну и оккупировала часть иранской территории. Боевые английские корабли вошли в Персидский залив, где вновь заняли о. Харк и основные порты: Бушир и Мохаммеру. Параллельно в направлении Герата выдвинулись англо-индийские войска, вновь оправдывая свои действия стремлением защитить интересы афганцев[220]220
  РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 3. Д. 25. Л. 16; Лгаев С. J1. Указ. соч. С. 16.


[Закрыть]. С этого периода проблема собственно Герата стала приобретать черты региональной международной проблемы, и пути ее разрешения не могли обойти вопросов, связанных с политикой России, Великобритании и Ирана в Центральной Азии.

Иран оказался в сложном положении. Не имея современной армии, и не обладая политической и военной поддержкой России, занятой в Крымской компании, шах был вынужден отказаться от своих претензий на Герат. Эта война оказалась последним военным столкновением Ирана с европейской державой. С этого времени шахская держава стала постепенно сдавать свои позиции в политических делах Центральной Азии и начала превращаться в объект колониальной экспансии России, Великобритании и других стран Запада.

Британская дипломатия надеялась использовать тяжелое положение шахского правительства для расширения своих привилегий на территории Ирана, включая, возможно, и некоторые территориальные приобретения. Попутно решалась задача укрепления связей с афганским эмиром. Именно этим объясняется настойчивое требование лорда Редклифа, ведшего переговоры с шахским правительством о прекращении войны, не только вывода войск из Герата, но и военной контрибуции в пользу Афганистана. Российский представитель при шахском дворе довольно точно охарактеризовал такую позицию Англии: «Кто так хорошо, как «Foreign office» знает банкротство персиян, тот не может сделать подобного требования, не уличая себя в отсутствии настоящего желания мириться»[221]221
  АВПРИ. Ф. 161/4. Оп. 729/2. Д. 57. Л. 39об.


[Закрыть].

Опасаясь, что подобное давление англичан может спровоцировать шаха на эскалацию военного конфликта, результат которого был предрешен, российская дипломатия стала прилагать усилия по предотвращению подобного сценария развития событий. Российский посол в Тегеране Н. Аничков беспокоился, что в случае проигрыша, Англия может настоять на корректировке статей Туркманчайского трактата, в силу которого империя имела исключительное право военного судоходства по Каспийскому морю. Любопытный проект тактических действий прислал Аничков директору Азиатского департамента Егору Петровичу Ковалевскому. Аничков предложил, как один из возможных вариантов, в случае продолжения военных действий англичан против Ирана, присоединиться к ним и настоять на заключении мира «в видах ея (Персии. – О. Н.) блага и сохранения целостности». По мнению посла, участие России в переговорном процессе и выработке статей договора, позволит принять трактат, который «прошел бы, так сказать, через нашу цензуру»[222]222
  Там же. Л. 40.


[Закрыть].

В 1856 г. в России появился ещё один проект похода в поддержку Ирана, Афганистана и на Индию. Автором его стал генерал С. А. Хрулёв. Предложения Хрулёва – поход 30-тысячной армии на Герат-Кандагар и в Индию, во многом схожи с предложениями Чихачёва. Отличия состояли лишь в том, что генерал предлагал привлечь на российскую сторону Французскую империю. Военный историк и востоковед А. Е. Снесарев находил схожесть предложений Чихачёва и Хрулёва с причудливыми планами Наполеона Бонапарта и Павла I.

Существовали в российской элите и более взвешенные предложения. Так, Бларамберг, выдвинувший проект развития отношений на среднем Востоке в 1856 г., полагал завоевание самой Индии химерой, «о коей нечего и думать». Он предлагал основные усилия сосредоточить на установлении влияния на Афганистан. «Сохраняя каким бы то ни было образом влияние над этой страной, – писал Бларамберг, – мы постоянно бы держали над Индией меч Дамокла». Аналогичной точки зрения придерживался и Н. Торнау. Он считал необходимым, прежде всего, укрепиться на Каспии и, в частности, помимо существующих укрепленных баз (Баку и Новопетровск), соорудить новую крепость на туркмено-иранской границе, между реками Гюрген и Кара-су. Он предусматривал, что создание русской укрепленной базы в прикаспийском районе Туркмении окажет сильнейшее влияние на англо-индийское правительство. «Одним действием этим Россия приобретет нравственное влияние на Афганистан и на разноплеменные царства в Туркестане. Последствия сего влияния будут ощутительны и в Индии. Английское правительство не решится тогда отправить значительное число войск своих из Индии в Персию; оно будет нуждаться во всех силах своих для противоборства внутренним волнениям, которые легко возбудятся при одной мысли о приближении русских войск к границам Индии»[223]223
  Цит. по: Штейпберг Е. Л. Указ. соч. С. 111–112.


[Закрыть].

Более трезвая точка зрения на перспективы развития отношений России с Афганистаном и Гератом победила. Справедливо замечание А. Е. Снесарева, что в России начали понимать, что «лежащая недалеко от нас Индия является в наших руках огромным политическим козырем, что благодаря этому географическому благоволению судьбы, мы можем оказывать огромное влияние на Англию, и при том, одним лишь фактом осуществления нашей угрозы по адресу ее драгоценной колонии»[224]224
  Снесарев А. Е. 11а страже национально-государственных интересов и военной мощи России // Афганские уроки: Выводы для будущего в свече идейною наследия А. Е. Снесарева. М., 2003. С. 38.


[Закрыть].

В 1857 г. в Париже был подписан мирный договор, завершивший англо-иранскую войну. В соответствии с договором, шах признавал независимость Герата, а в случае появления разногласий между Афганистаном, Гератом и Ираном, обязывался принимать посредническую деятельность английских дипломатов. Этот договор создал серьезную угрозу российским интересам, как в Средней Азии, так и в Астрабадском заливе, поскольку позволял английским дипломатам и коммерсантам беспрепятственно проникать в регион, используя территорию Герата. Командующий войсками на Кавказе фельдмаршал А. И. Барятинский, озабоченный сложившейся ситуацией и перспективой столкновения военных интересов России и Великобритании в Центральной Азии, доносил об этом в столицу. Александр II со всей серьезностью отнесся к данному предупреждению. В резолюции Министерству иностранных дел император отмечал: «Опасения его весьма справедливы и поэтому нахожу, что нам должно серьезно готовиться на борьбу с Англией в Азии»[225]225
  АВПРИ. Ф. 194.0п. 1.Д. 1115. Л. 254.


[Закрыть].

Однако русское правительство, по признанию министра иностранных дел А. М. Горчакова, в этот период «не имело прочной программы действий в отношении Средней Азии и продолжало руководствоваться более обстоятельствами и случайностями, чем постоянной и твердой системой, на которой оно еще не решалось остановиться»[226]226
  Киняпина II. С. Средняя Азия во внешнеполитических планах царизма (50–80-е годы XIX в.) // Вопросы истории. 1974. № 2. С. 36–37.


[Закрыть]. Стремясь консолидировать общество с правительством в вопросах внешней политики, Горчаков инициировал практику публичного освещения ряда материалов и договоров по вопросам внешней политики на страницах периодических изданий. Но добиться заметного результата не удалось, поскольку само понятие «Средняя Азия», и каково ее значение для реализации планов Российской империи на Востоке в целом, не говоря уже о вопросах проникновения в Афганистан и Гератское ханство, было слабо осознаваемо большинством российского общества. Граф Владимир Бобринский довольно точно охарактеризовал состояние информированности российского общества: «До сих пор не вполне выяснено понятие, которое должно понимать под словом Средняя Азия. Иногда под этим именем понимается Коканское ханство, иногда страны между Сыром и Аму, иногда Хива, и реже всего – вся огромная площадь, простирающаяся, с одной стороны, между Каспийским морем и хребтом Тянь-Шань, с другой – между южными границами Сибири и хребтом Гиндукуш»[227]227
  АВПРИ. Ф. 144. Оп. 488. Д. 383. Л. 275.


[Закрыть].

Пользуясь моментом и временной слабостью Российской империи, Великобритания серьезно упрочила свои позиции в Афганистане и сумела наладить отношения с Хивой и Бухарой. Индийский историк Девендра Каушик привел в своей книге об историко-культурных контактах Индии и Средней Азии многие свидетельства о разведывательной деятельности там британских агентов. В начале 60-х гг. XIX в., в Дехрадуне британцами была создана, так называемая, «Большая тригонометрическая служба», где стали готовить «туземных агентов», изучавших обстановку к северу от Амударьи и в других регионах, интересовавших английских политиков[228]228
  ХалфинН. А. Связи, контакты, сотрудничество//Азия и Африка сегодня. 1986. № 4. С. 61.


[Закрыть].

Одновременно англичане повели усиленную антирусскую кампанию, особо акцентируя внимание на измышлениях о намерениях России «захватить Индию». В очередной раз на свет извлекли утверждения о наличии «завещания Петра I», благодаря которому английские дипломаты пытались вызвать подозрение и недоверие народов Азии к Российской империи. Статс-секретарь Ее Величества по делам Индии лорд Литтон предложил конкретную программу действий английских представителей в Афганистане суть которой сводилась к «совершенному исключению впредь русских агентов из пределов Его высочества (эмира)»[229]229
  РГВИА. Ф. 445. Он. 1. Д. 14. Л. 4.


[Закрыть].

После Парижского мира проблема взаимоотношений империи с Гератом и с Афганистаном в целом отошла на второй план, но, если можно так выразиться, «осела в подсознании» русского правительства. Было ясно, что без создания прочных плацдармов в Средней Азии и северо-восточном Иране, ни о каком решении гератского (афганского) вопроса не может быть и речи. Обеспечить решение этой задачи можно было только в комплексе с пограничными вопросами (китайским и иранским) и при условии активной антианглийской политики в Средней Азии.

Одним из первых шагов империи по нормализации отношений с пограничными странами стало подписание в 1858 и 1860 г. Айгунского и Пекинского договоров с Китаем, закрепивших за Россией территории к востоку от р. Уссури. Миссия Н. П. Игнатьева не только позволила высвободить внимание империи от дальневосточных проблем, но и надеяться в дальнейшем на сотрудничество с пекинским правительством в Кашгарских делах. (По дополнительному соглашению Россия брала на себя обязательство военных поставок в Китай. Первая партия из 2 тыс. нарезных ружей и 6 полевых орудий была передана Китаю в начале 1861 г.)[230]230
  Попов И. Указ. соч. С. 157.


[Закрыть].

Другой мерой по укреплению позиций империи в Азии должен был стать проект, пришедший из ведомства Горчакова в декабре 1864 г. В записке предлагалось заключить секретную конвенцию с Ираном, в которой признавалось бы право собственности шаха на о. Ашур-Аде и на туркменские земли вплоть до реки Атрек. Кроме того, империя брала на себя обязательство не возводить южнее Балханского (Красноводского) залива своих крепостей и предлагала совместное использование Каспийского моря военными флотами обеих держав[231]231
  Абдуллаев Ю. Н. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. Проект вызвал негодование в среде военных, которые исходили из военно-стратегических, а не политических реалий. Дело в том, что в 1862 г. шах уже предпринимал походы в туркменские оазисы и потерпел от туркмен Мерва сокрушительное поражение. Необходимость решить азиатские задачи военным путем подтверждалась и выводами, сделанными Н. П. Игнатьевым по итогам экспедиции по Хиве и Бухаре в 1858 г. Он считал, что отправка дипломатических и иных экспедиций в эти азиатские ханства «напрасная трата денег, которые могут быть употреблены для достижения той же цели и в этой же части Азии только иным образом»[232]232
  Кипяпина Н. С. Средняя Азия во внешнеполитических планах царизма (50-80-е годы XIX в.). С. 42.


[Закрыть]. Кроме того, он был уверен, что несмотря на отсутствие у России притязаний на Индию, в Англии «надо поддерживать страх за ее владения»[233]233
  Там же. С. 43.


[Закрыть].

В итоге в том же году по настоянию Д. А. Милютина в Средней Азии началось создание плацдарма в закаспийских степях военным путем. Лондонский кабинет в депеше послу империи Бруннову выразил свою озабоченность такими действиями империи. Горчаков, боявшийся осложнений с англичанами, был готов прислать свои разъяснения в британский МИД, но получил резкую отповедь от Милютина. Он писал: «…не надобно просить извинения перед английскими министрами за всякое наше продвижение вперед. Они не церемонятся перед нами, завоевывая целые царства, занимая чужие города и острова, и мы не спрашиваем у них зачем они делают это»[234]234
  Цит. по: Зайопчковский II. Д. А. Милютин. Биографический очерк // В кн. Дневник Д. А. Милютина 1873–1875. В 4 т. Т. 1.М., 1947–1949. С. 35.


[Закрыть]. Военные действия велись успешно и по условиям соглашения 1868 г. территория Бухары и Коканда приняли протекторат России[235]235
  Lobanov-Rostovsky A. Russia and Asia, by prince A. Lobanov-Rostovsky. Ν. Υ. The Macmillan company. 1933. P. 157.


[Закрыть]. В новых условиях соглашение с шахом приобретало смысл, и в воплощение замысла в 1869 г. был заключен договор, признающий владения туркмен до р. Атрек шахскими землями.

Продвижение к границам Афганистана не принесло империи заметных коммерческих преимуществ. По сообщениям генерал-майора Гейнса за период с 1862 по 1869 г., пока мервские туркмены безнаказанно хозяйничали в регионе, они полностью «убили торговлю» между Мешхедом и Бухарой. Опасаясь разбоев, караваны уходили окружным путем – через Герат и Маймане и выходили у Балха на большой караванный путь из Индии в Бухару[236]236
  АВПРИ. Ф. 144. Оп. 488. Д. 383. Л. 281.


[Закрыть]. Чтобы проникнуть в Герат в таких условиях, России было необходимо полностью контролировать бухарский рынок, что в свою очередь требовало обеспечения связи бухарского рынка с Оренбургом. С точки зрения логистики организовать такой маршрут было не сложно, поскольку перевозки по этим дорогам были малозатратны. В частности провоз пуда товара из Оренбурга в Бухару обходился всего в 1 руб. 80 коп, а из Москвы в Бухару – 1 руб. 98 коп[237]237
  Там же. Л. 284 об.


[Закрыть]. Проблема была в отсутствии нормальных дорог, способных интенсифицировать товарные, а в случае нужды и военные поставки. Наиболее простым решением виделось соглашение (а возможно и завоевание) с туркменами – текинцами, контролирующими маршруты на Мерв и Кушку.

В декабре 1870 г. полковник Столетов произвел рекогносцировку земель в сторону текинских оазисов. Войска остановились в одном дневном переходе от первого укрепленного пункта – Кызыл-Арват. Отсюда к туркменским старшинам было направлено письмо с вопросом, как туркмены относятся к предложению дружбы со стороны империи. О содержании ответа консулу империи в Астрабаде донес туркмен, дружески настроенный к России. Из рассказа следовало, что местный хан «в дружеских отношениях с русскими не видит никакой пользы, что же касается враждебных чувств своих, то он их покажет на деле с открытием весны и наступлением теплой погоды»[238]238
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 855. Л. 37-37об.


[Закрыть]. По-видимому, столь резкий ответ был обусловлен наличием серьезной материальной поддержки со стороны английских резидентов в степи. Это подтверждается и фактом задержания в 1870 г. на астрабадском берегу, причем совершенно случайно, партии английского и бельгийского нарезного оружия в количестве 12 ящиков. По мнению астрабадского консула А. Вейнберга, такое было возможным только с использованием средств закавказского транзита. В то время как караваны почти не ходили из России через Красноводск в Туркменские степи, транзит позволял доставлять грузы через Астрабадский залив. Поскольку пломбы на тюках и ящиках не позволялось вскрывать на российской территории (в Баку), то после выхода в море, груз мог быть доставлен куда угодно. Обычно разгружались в местечке Бендер-Гязь, где у консульства империи не было собственного поста и приходилось полагаться на добросовестность, нанятых на месте, людей.

Осложняли обстановку интриги, которые постоянно вел хивинский хан, стремясь подчинить туркменские племена собственному влиянию. Этой политике способствовал голод, охвативший туркменские селения в связи с неурожаем зерновых и падежом скота. По сведениям купца хаджи Хусейн Али, в то время как астрабадские коммерсанты наживались на бедственном положении кочевников, летом 1871 г. на Атрек пришел караван с пшеницей в 140 верблюдов из Хивы[239]239
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 855. Л. 125 об.


[Закрыть]. Две ветви иомудских туркмен – чорва и чомур, особенно сильно пострадавших от неурожая в августе приняли решение, собрав с народа подарки, послать их к хивинскому хану со старшиной Иль Гельды с просьбой разрешить вести дела на хлебном рынке Хивы. В ответ старшины обещали не оказывать больше помощи русским. Эти сведения вынудили начальника Астрабадской морской станции вызвать в Гасан Кули старшину Ерали Казы и обратиться с просьбой удержать чорву от принятия хивинского подданства[240]240
  Там же. Л. 132.


[Закрыть]. Раскол в среде туркменских племен, добрые отношения с которыми налаживались в течение полувека, было серьезным ударом по позициям империи в туркменских степях. Военные действия против хивинского ханства начались в феврале 1873 г. и уже в мае русские войска вошли в столицу ханства. В августе был подписан мирный договор, по которому хан признавал вассальную зависимость от Российской империи.

Включение в состав империи ряда азиатских владений активизировало попытки британских дипломатов по организации широкого антирусского фронта в Азии. С весны 1874 г. в туркменских кочевьях появилось огромное количество разного рода дервишей, приходящие из Афганистана. Они имели постоянные связи с Хорасаном, с одной стороны, и с Османской империей – с другой. Губернатор Хорасана оказывал наибольшее внимание некоему хаджи Али, из секты Бен-Тами. Как утверждали местные торговцы, хаджи Али имел турецкий паспорт, а его сопровождающие были намерены пробраться в Хиву и Бухару, с целью антирусской агитации. В качестве главной новости выступали победы султанских войск на Балканах, которые, по мнению вестников, свидетельствовали о слабости русских войск, которые поддерживали Сербию. Примечательно, но туркмены-иомуды (род Джафарбаев и Атабаев) проживающие в непосредственной близи от российской границы, даже сочувствовали пострадавшим христианам[241]241
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 988. Л. 40–41.


[Закрыть]. В том же году, по сообщениям бывшего владельца Кашгарии Бек Кули бека, из Индии через Афганистан в Кашгарию для помощи китайским властям против «русской агрессии», было направлено 12 тыс. ружей при 18 инструкторах[242]242
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1115. Л. 290.


[Закрыть].

В 1875 г. вспыхнуло антифеодальное восстание в Коканде против хана Худояра. Помимо обвинения в его адрес в чрезмерной жестокости, восставшие предъявляли ему претензии за потерю политической самостоятельности. Духовенство и британские резиденты приложили максимум усилий, чтобы превратить восстание в «священную» войну против Российской империи. Британцам удалось перетянуть на свою сторону обещанием материальной помощи сына свергнутого хана[243]243
  Lobanov-Rostovsky A. Op. cit. Р. 157.


[Закрыть]. Однако решительные действия генерала Константина Петровича Кауфмана, подавившего остатки сопротивления уже в сентябре 1875 г., не позволили осуществиться антироссийскому замыслу. По итогам восстания Россия оккупировала все территории в 1875 г. и переименовала их в Ферганскую провинцию. Однако по рекомендации МИД в Коканде не стали учреждать российскую администрацию, а посадили на трон одного из сыновей свергнутого хана[244]244
  Милютин Д. А. Дневник. Т. 1. С. 220.


[Закрыть].

Политическая ситуация в Азии в 1878 г. оставалась довольно сложной. Это было связано, в первую очередь, с событиями, развернувшимися в Европе. Во-первых, после окончания Восточного кризиса 1875–1878 гг. перед российской дипломатией со всей остротой встал вопрос о необходимости выработки новых методов строительства межгосударственных отношений с западными государствами, способных вывести страну из политической изоляции. Победа в войне с Османской империей не только не укрепила международный престиж России, но, напротив, существенно обострила отношения с великими державами. Ухудшало положение страны и то обстоятельство, что британское правительство лорда Биконсфильда прямо провозгласило курс, направленный на расширение своего политического влияния на всем протяжении Востока от Пекина до Стамбула.

Поражение в международных переговорах, по сути укравшее у России плоды военной победы и обессмыслившее огромные человеческие жертвы, всколыхнуло рост патриотизма, как в официальных, так и в широких общественных кругах. Российские дипломаты и военные, видевшие главным виновником провала европейской встречи Великобританию, открыто призывали нанести ответный удар по сферам ее интересов, прежде всего на Среднем Востоке и в пограничных с Афганистаном азиатских районах.

Так, в частности, российский посол в Лондоне граф П. Шувалов, считавшийся в политических кругах до сего момента «другом Англии», был одним из первых, кто призвал к решительным наступательным действиям. Он писал: «С точки зрения нравственности мы не должны оставаться беспристрастными свидетелями завоевания Афганистана. Мы будем наносить Англии удар за ударом. Если до сих пор мы воздерживались от экспедиции в Мерв, то чтобы избежать разрыва с ней».[245]245
  Цит. по: Фируз Казем-Заде. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М., 2004. С. 57.


[Закрыть] Иван Алексеевич Зиновьев, российский полномочный министр в Тегеране, предлагал немедленный захват туркменских оазисов Ахал-Тэке, Геок-Тепэ, Гюмиш-Тэке и др. Владение оазисами, не только обеспечивало безопасность русских торговых караванов в степи, но и связывало в единую стратегическую систему русские приграничные поселения на всем протяжении от Баку до Красноводска. Эта идея была поддержана кавказским наместником и главнокомандующим кавказскими войсками – великим князем Михаилом Николаевичем. Достижение целей укрепляло российские позиции, в первую очередь, в прикаспийских провинциях Ирана, и в Хорасане – опорном пункте русского проникновения в Герат.

Славянофильская общественность во главе с публицистом И. С. Аксаковым вину за провал в Европе возложила на Бисмарка. Они на все лады обсуждали поведение «честного маклера», ответившего предательством и черной неблагодарностью на благожелательный нейтралитет России во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. Редактируемая М. Н. Катковым газета «Московские ведомости» призывала к военному походу против Германии. Торгово-промышленные круги России, готовы были поддержать центральное правительство капиталами и связями во всех начинаниях. Размах англо и германофобской публицистики вынудили германского императора, обеспокоенного информацией «о панславистской войне против Германии как о решенном деле», обратиться письмом к Александру II[246]246
  Бисмарк О. Мысли и воспоминания. Т. 2. М., 1940. С. 233.


[Закрыть].

Несмотря на озлобление общественности и усиление позиций сторонников наступательной политики в Азии в государственном аппарате, сплотившихся вокруг военного министра Д. А. Милютина, пойти по пути активизации своих претензий на Востоке без предварительного урегулирования европейских проблем Россия не могла.

Такое решение было обусловлено вполне конкретными обстоятельствами и соображениями. Во-первых, Германия являлась в Европе важнейшим рынком сбыта российского сырья и являлась поставщиком оборудования и металла на отечественные предприятия. Германофильские настроения не были полностью изжиты и в среде сановной бюрократии, в силу крепких династических уз, связывавших берлинский и петербургский дворы. В качестве дипломатической подоплеки выступало сходное отношение к британскому господству, особенно колониальному.