Текст книги "Байки старого боцмана"

Жертва перестройки

Отпуск закончился так быстро, что, кажется, его не было вовсе. Время, проведённое с внуками на даче, пролетело незаметно и от этого становилось грустно. Необходимость работать, находясь на пенсии, чтобы хоть изредка радовать внуков дорогими подарками, слегка огорчала. Однако на этот раз, горькая пилюля возвращения к работе, для старшего механика была подслащена тем, что плановый ремонт судна лег на плечи его коллеги – подменного механика – молодого и талантливого специалиста. Этот ремонт был для него испытанием. Будучи до сих пор только помощником механика, ему не представлялась возможности самостоятельно принимать ответственные решения, но теперь, выдвинутый Владимиром Ивановичем на должность старшего механика, он полностью реализовывал свои возможности. Мысль о продвижении помощника возникла не случайно. Пол года назад, он, проработавший на судне более трёх лет, получил диплом о высшем образовании и вернулся из отпуска.

– Фёдор, у тебя логарифмическая линейка есть? – Полушутя, полусерьезно спросил его капитан.

– А что, Василий Павлович, в буфет орехи завезли? – Ответил Фёдор вопросом на вопрос.

Улыбнувшись, Владимир Иванович, стоявший поодаль, подумал: «Пожалуй, пора ему становиться дедом, свои интересы сумеет отстоять». Размышляя об этом, он вспомнил свои молодые годы: как он поступал в мореходку, куда его, после сдачи всех экзаменов не хотели брать из-за его малого роста. Тогда кто-то в приемной комиссии сказал, что малый рост для механика не помеха – везде залезет – а это немаловажно в стесненных условиях машинного отделения. Действительно – малый рост не помеха, а каково было на ремонте Федору, человеку высокому, чуть ниже двух метров роста.

Однако молодой механик успешно справился с обязанностями, и только один нюанс вызывал у него сомнение в правильности принятого решения. Это касалось модернизации мебели в каюте. Старая кровать, узкая и низкая, его ужасно раздражала, – он и заказал переделать её.

Столяр, на свой манер, всякую модернизацию, ещё задолго до того как это слово вошло в лексикон наших политиков, называл перестройкой.

– Ну, так чего тут надо перестраивать? – спросил он механика, приступая к работе, и будучи сам человеком достаточно высоким, выполнил все согласно заказу. В итоге, это сооружение стало похожим на арену высотою со стол. Только сейчас, готовясь к сдаче дел, Фёдор обратил на это внимание.

– Н-да. Для «старика» кровать, пожалуй, высоковата будет.

Прибыв на судно, Владимир Иванович был настолько занят, что не нашлось времени зайти в спальню, посмотреть, что и как там переделали. Только к вечеру оба механика, утомлённые служебными делами, добрались до каюты.

– Ну, что Фёдор, акт передачи будешь ложить или ставить на стол?

– Обижаешь, Владимир Иванович, всё уже давно стоит и налито.

Они подписали документы и по традиции отметили это мероприятие. Толи сказалась усталость, или разница весовых категорий, однако после второго стакана «Столичной», Владимир Иванович не мог не только сидеть, но и говорить. Обеспокоенный этим, подменный механик отнёс его на новую кровать и, уложив, подумал ещё раз: «да,…. или кровать действительно великовата, или „старик“ мелковат».

Открыв, для быстрого проветривания помещения, иллюминаторы в спальне и кабинете он, с чувством выполненного долга, убыл с судна.

Стоянка в порту заканчивалась и через пару часов, судно вышло в рейс. Погода в море начала портиться. Часам к трём ночи шторм разыгрался нешуточный. Пошел сильный дождь, а при очередной смене курса, холодный осенний ветер, став встречным, со свистом ворвался в открытые иллюминаторы. Ливень и волны, захлёстывающие судно, очень быстро залили каюту до такой степени, что вода стала проникать через комингс в коридор. Пробуждение Владимира Ивановича наступало медленно. Вначале, до его затуманенного сознания, дошло, что очень холодно и мокро. Попытки закрыться от пронизывающего холода, спрятавшись под подушку, успехом не увенчались. Будто огонёк во мраке, из глубины его полусонного сознания пробивалась мысль: – здесь что-то не так, в тёплой, уютной каюте этого быть не должно.

Леденящий душу и тело холод способствовал пробуждению. Оно ещё полностью не наступило, но уже позволило установить, что вокруг кромешная тьма, сырость, всё ходит ходуном. Воспалённый мозг рисовал картины происшествия, одну страшнее другой. Необходимо принимать хоть какие-нибудь меры для спасения решил он. Тело механика, исполняя волю его сознания, приняло сидячее положение. Ощупывая руками вокруг и не находя ничего, кроме мокрой опоры под собой и пустоты под свисающими ногами, он, инстинктивно, поджал их и стал ощупывать себя. Вроде всё в порядке: голова, руки, ноги на месте, нигде не болит, – это слегка обрадовало его. Занявшись исследованием окружающего пространства, он проползал, как ему показалось, целую вечность. Не обнаружив ничего существенного – подполз к самому краю кровати и, опустив руки, пошарил вокруг. Внизу была бездна. Набравшись храбрости, он, лёжа на животе, свесил ноги, но, едва коснувшись пальцами ледяной воды, отдёрнул их. Механик снова уселся и стал лихорадочно соображать. Пожалуй, его худшие предположения сбываются. Судно действительно утонуло, а его, чудом спасшегося на каком-то понтоне, несёт неизвестно куда. В море шторм, сигнальных средств – нет, никаких запасов – нет, шансы к спасению своими силами незначительны. Всё. Это конец. Панический страх полностью овладел им. Сложив руки рупором, он закричал, что есть мочи: «спасите,… помогите,… тону…».

Смежной с каютой механика была каюта капитана, спальня и кровать которого находились прямо за переборкой. Услышав истошные вопли, капитан, недавно заснувший, не сразу отреагировал на этот призыв. Его сознание также пыталось контролировать ситуацию, – что за крики, кто кричит, если тонет, то почему он один, а не мы все, – промелькнула где-то слышанная фраза, – где вахтенный штурман, почему не объявляют тревогу?

Эти вопросы пока оставались без ответа. Капитан хорошо знал своего помощника, находящегося сейчас на вахте, сообразительности ему не занимать. Как-то при подходе к Калининграду штурман отвечал на вопросы дежурного берегового диспетчера о том, что за судно, откуда прибыло, о характере груза. Очередной, традиционный вопрос о количестве людей на борту, прозвучал несколько необычно.

– Сколько у вас экипаж, сколько членов? – Спросила женщина-диспетчер.

– Экипаж 15, членов 14, – по-военному чётко доложил старпом.

Тогда, капитан подумал: – сообразительный малый, такой нигде не растеряется. И вот сейчас, бездействие штурмана удивляло. Из-за переборки вновь донеслись истошные призывы о помощи. Капитан вскочил с кровати. Цепляясь за переборки, так как качка усилилась, а крен достигал 20—25 градусов c борта на борт, рванулся в коридор.

– Утопленник, твою душу мать! Сейчас я тебя вытащу, – разразился он тирадой в адрес возмутителя спокойствия. Дверь каюты стармеха оказалась запертой, а из-под неё вытекала холодная вода.

– …спасите,… помогите,… тону, – вновь донеслись призывы о помощи из каюты. Это подтолкнуло капитана, для привлечения внимания вахтенного штурмана, использовать ближайшую кнопку сигнализации, которой оказался ручной пожарный извещатель, передающий сигнал о пожаре в ходовую рубку. Справедливо предположив, раз механик до сих пор не утонул, то сможет подождать ещё немного, капитан отправился в свою каюту, чтобы одеться.

В это время вахтенный штурман, получив сигнал о пожаре, позвонил капитану, но, не дождавшись ответа, предположил самое плохое и объявил тревогу. Вскоре аварийная партия прибыла на место и, взломав дверь, подклиненную упавшим стулом, проникла в каюту механика. Через открытые иллюминаторы потоки воды заливали помещение. Стармех сидел на кровати, поджав ноги, и смотрел на вошедших спасителей обезумевшим взглядом. Он был не в силах произнести ни слова толи от усталости, толи от захлестнувшей его радости спасения. После выяснения всех обстоятельств, Владимира Ивановича, за глаза, стали называть «жертвой перестройки».

Сон в летнюю ночь
(об экологии, сновидении и испорченном настроении)

Насос работал ровно, без посторонних звуков. Если подставить отвёртку рукояткой к уху, а лезвием к насосу, будет слышно, как в нём шумит вода. Всё вроде бы нормально, однако, вот уже два часа механик не мог дождаться, когда насос откачает фекальную цистерну на баржу.

– Ничего не пойму, удивлялся он, – неделю назад почти полную цистерну осушил за час, а сейчас не идёт.

– Так-то ж ты за борт качал, а сейчас высота только до палубы метра четыре будет. Какое давление на выходе из насоса? – поинтересовался электрик, направленный стармехом в помощь молодому третьему механику.

– А шут его знает, прибор показывает три килограмма, если не врет, конечно.

– А ну-ка останови насос, – попросил электрик.

После остановки насоса давление упало не более чем не пол килограмма.

– Кажет он у тебя цену на дрова в прошлом году, а насос ни хрена не качает, так что заканчивай это мероприятие и разбирай его.

Насос вскрыли, а там между нагнетательной и всасывающей полостью дыра с палец. Вот он сам на себя и работал. В общем, отремонтировали его, собрали, а опробовать уже нельзя. Баржа ушла, а за борт качать в этом районе категорически запрещено. Если бы ночью да на ходу, куда не шло, а тут среди бела дня у шлюза, перед Московским каналом, если засекут – греха не оберешься. Очередь на шлюзование продвигалась медленно и, похоже, раньше утра не прошлюзоваться.

Летом на реке вся природа расцвела, словно невеста на выданье. Дневные птицы весь день соревнуются в пении, и едва с наступлением вечера они замолкают, как им на смену начинают свой сумасшедший концерт ночные птицы – соловьи, их божественное пение зачаровывает. Лёгкий ветерок разогнал комариное племя. Ты открываешь иллюминатор, ложишься спать и засыпаешь окружённый волшебными звуками, от которых замирает душа.

Пять часов утра. Первый беспамятный сон уже прошел и наступает вторая фаза, – чуткий сон, когда каждый звук и запах рождает фантазии. Соловьи смолкают, но их уже сменяют жаворонки. Свежесть утренней реки не разбавляет, а оттеняет каждый запах и ты, будто паришь над лугом и улавливаешь аромат каждого цветка. Ты ещё дремлешь, ты счастлив, словно в раю.

Но вот в эту гармонию запахов и звуков постепенно проникает нечто, не свойственное этой райской природе. Горький, удушающий запах, будто змей, обвился вокруг шеи.

Что это? Я в страхе начинаю пробуждаться. Дерьмо!? Натуральное дерьмо! Его так много везде… оно в твоей кровати и лезет тебе в глаза, уши, рот… Господи, уж не обгадился ли я во сне от счастья? Глаза ещё закрыты, но рука уже ощупывает простыню…. всё сухо. Слава Богу «сон не в руку». Задыхаясь от тошнотворного запаха, открываю глаза и поднимаю голову от подушки…

– Муфлон турецкий, козёл драный, чтоб тебя черти в аду засадили в чан с помоями и сидеть тебе там вечно, – я уже понимаю, что этот придурок, третий механик, заступив на вахту, решил сбросить фекалии за борт, а клапан выдачи на палубу не закрыл, и теперь наше судно никакими шампунями, не отмыть.

– Сволочь последняя, такой сон изгадил, – ругаюсь я в его адрес, закрываю иллюминатор, однако, в этой газовой камере находиться уже не возможно. Одеваюсь и ухожу на ходовой мостик, на свежий воздух.

– Доброе утро, хорошо, что ты поднялся, не придётся будить, скоро наша очередь на шлюзование, – приветствовал меня старпом и предложил сигарету.

– С таким благоуханием нам не в шлюз, а прямиком в ад надо следовать, – огрызнулся я на его приветствие. Вахтенный матрос и моторист поспешно замывали изгаженную палубу и борт. Судно готовилось сниматься с якоря.

Клад
(Сказка – быль)

Долгий июльский день близился к концу. Солнце поубавило свой пыл, скрывшись за верхушками сосен, а девочка, весь день игравшая с подружками на улице, поставила свой велосипед в сарай и теперь ходила по большому двору деревенского дома. Делая несколько шагов в одном направлении, она заглядывала в бумажку, которую держала в руках, поворачивалась и вновь, тщательно высчитывая шаги, шла в другом направлении, останавливалась, осматривалась, словно сверяя окружающую местность с одной ей известной картой и убедившись, что всё правильно, уверенно продолжала двигаться по указанному маршруту. Это продолжалось минут пятнадцать, пока дедушка, наблюдавший за действиями внучки со стороны, не поинтересовался:

– Ирочка, а что ты там всё измеряешь?

– Я, дедушка, клад ищу.

– Какой клад, разве он у нас есть?

– А как же, дом у нас старый, а в каждом старом доме должен быть клад.

– Ну, наверное, должен быть, если его кто-нибудь закопал.

– И зачем тебе этот клад, если не секрет?

– Как ты не понимаешь, у меня скоро будет день рождения, приедет мамочка, и я хочу сделать ей подарок.

– А сколько тебе исполнится лет?

– Вот сколько, – выставив ручку вперёд и растопырив пальцы веером, сказала она.

– Так сколько же это? Ты что, ещё и считать не научилась, а уже взялась клад искать.

– Я умею считать, – и, отвернувшись, чтобы дедушка не видел, стала пересчитывать свои пальчики.

– Пять лет, – громко крикнула она, и вновь пошла по двору, отмеряя шаги.

– Ну, дай-то Бог, чтоб ты его нашла, дай-то Бог. Главное – не то, что найдёшь, а то, что будешь искать, и обязательно что-нибудь найдёшь. Надо только очень захотеть и потрудиться.

Внучка не очень-то поняла, о чём это дедушка говорит, однако уверенно ответила:

– Конечно, дедушка, я буду очень стараться.

– Ну, вот и хорошо.

Наверное, девочка ещё долго искала бы свой клад, но вскоре бабушка позвала их ужинать и оба они отправились домой.

Перед сном Иришка долго расспрашивала дедушку, где может быть спрятан клад.

– А ты засыпай скорей, во сне и увидишь, где он, твой клад. Если очень захочешь, – всё сбудется, поняла?

– Конечно, дедушка, большое спасибо, – и она действительно, на удивление быстро, заснула в этот вечер, а дед ещё долго ходил по дому, заглядывая то в сундук, то в комод, пока бабка, управившись по хозяйству, не заворчала на него:

– Чего это ты, старый, всё не угомонишься, чего всё ищешь?

– Да вот, драгоценности ищу, может, подскажешь, где б найти какие-никакие?

– Да ты никак рехнулся на старости, у нас отродясь никаких драгоценностей не бывало.

– Ну, не бывало, так не бывало. Пошли спать, утро вечера мудренее.

Девочка так и не поняла, она уже заснула, или ещё разговаривает с дедушкой, потому, что глаза её были закрыты, но она хорошо слышала его голос:

– Клад, клад, всем нужен клад, а обо мне хоть кто-нибудь побеспокоится?

– Дедушка, а разве о тебе никто не беспокоится?

– Какой я тебе дедушка!?

– А тогда кто же ты, домовой? Бабушка всегда, когда что-нибудь потеряет, то говорит: «домовой, домовой, поиграй да отдай», – и сразу находит что потеряла.

– А я совсем даже не домовой, а скорее Думовой.

– Как это Думовой?

– А так! Ты что, не знаешь, что у каждого человека есть свой Думовой, который отвечает за все, о чём человек думает.

– Как это? – Снова переспросила девочка, – я, значит, думаю, а кто-то за меня отвечает?

– Нет, не совсем так, просто все твои мысли приходят ко мне, и я должен постараться, чтобы они стали настоящими. Вот, к примеру: ты что-то задумала сделать, а не знаешь как, и тут я начинаю тебе помогать, вроде бы случайно находятся вещи, которые тебе нужны в это самое время или, приходит кто-нибудь, кто помогает, и у тебя всё получается, – поняла?

– Кажется, я начинаю понимать, ты просто волшебник, который исполняет желания, и зовут тебя – Думчик.

– Можешь звать меня Думчиком, только я совсем даже не волшебник. Я могу только помогать исполниться твоим мыслям, а делаешь всё ты сама, но очень часто ты всё передумываешь. Сначала надумала одно, и только я собрался тебе помочь, как ты уже все передумала. Я просто не успеваю исполнить твои задумки, и поэтому очень устаю.

– А ты ложись и поспи; я, когда устаю, сразу засыпаю, а когда проснусь, то уже снова могу что-нибудь делать.

– Нет, у меня не получается. Вот сейчас ты спишь, а всё равно думаешь, и мне приходится снова тебе помогать.

– А когда же ты спишь?

– А вот когда устрою исполнение всех твоих задумок, тогда и отдыхаю.

– Значит, если я не буду ничего задумывать, то тогда ты сможешь отдохнуть?

– Ну, наверное, но пока человек живёт, он всё время о чём-нибудь думает или мечтает, так что мне отдыхать не приходится, вот только легче организовывать исполнение желаний, если оно у тебя постоянно на уме, и ты его хорошо представляешь. Скажи, а для чего тебе нужен клад?

– Скоро у меня день рождения, приедет мамочка, и я хочу сделать ей подарок.

– Подарок – это хорошо, но может лучше не клад искать, а сделать подарок своими руками, или выучить азбуку и написать маме письмо. Вот она обрадуется!

– И как он не понимает, что учить азбуку и писать буквы это так скучно, а искать

клад – очень интересно, – она так только подумала, а сама сказала:

– Подарки своими руками мы делали в детском садике, и азбуку я уже выучила, и читать умею.

Она, конечно, схитрила. Читать она еще не научилась, однако запоминала те книжки, которые ей часто читала бабушка, и при случае брала эту книгу и пересказывала по памяти всё, что запомнила. Получалось, что она читает сама.

– Ну, хорошо, клад искать – намного интересней, но чтобы искать клад, надо иметь карту, на которой указано, где он спрятан. У тебя есть такая карта?

– Вот карты у меня и нет.

– А с чем же ты сегодня ходила по двору, когда искала клад?

– Ну, это так, я просто думала…

– Раз ты об этом думала, значит, карта уже существует, надо только очень захотеть, и она обязательно отыщется. А что ты собираешься найти в этом кладе?

– Ну, наверное, – девочка немного смутилась и тихо сказала, – я пока не знаю…

– Как же ты собираешься искать то, чего не знаешь? Ты так ничего не найдёшь.

– А ведь Думчик говорит правду, как же я узнаю, что нашла клад, если не знаю, что ищу? Я ведь могу найти что-нибудь и не узнаю, что это клад, а если я не узнаю его, значит, я никогда и не найду. Нет, что-то здесь неправильно. Ну, во-первых – клад должен быть зарыт где-то в земле, (иначе его давно бы все нашли). Во-вторых – клад должен быть в каком-нибудь старинном сундуке или старинном чугунке, как те чугунки, что валяются в сарае. И, в-третьих – там обязательно должны быть какие-нибудь драгоценности или украшения, или хотя бы деньги, (ведь не будут же зарывать в землю всякие безделушки, их просто выбрасывают на помойку). Ну, вот, теперь она точно знает, что она ищет, надо только сказать об этом Думчику, (она забыла, что он и так знает все её мысли).

– Думчик, теперь я точно знаю, что я ищу, – сказала девочка.

– Вот и хорошо, я тоже без дела не сидел. Если какая карта спрятана, так это только здесь, в другом месте её бы давно мыши съели, – Думчик сидел на полу возле большой старой корзины, доверху набитой какими-то бумагами, книжками и тетрадками, – нам с тобой предстоит большая работа, пересмотреть каждую бумажку в этой корзине. Ты знаешь, как выглядит твоя карта?

– Конечно, знаю, – уверенно ответила девочка, она боялась, что Думчик опять скажет, что она не знает что ищет, – на ней должен быть нарисован и наш двор, и всё, что здесь построено, а самое главное, каким-нибудь знаком должно быть отмечено место, где лежит клад.

Девочка слезла с кровати, и они вдвоём стали перебирать старые открытки, тетрадки и всякие другие бумаги, пока в одной тетрадке не обнаружили странную карту. Они долго рассматривали рисунок и, наконец, распознали, что на старом листке нарисован их дом и всё, что вокруг (они даже нашли знаки, указывающие, что во дворе что-то спрятано). Одно дело карта, а другое – большой двор, на котором необходимо найти нужное место, но и с этой задачей (конечно с помощью Думчика) девочка вскоре справилась. Теперь им оставалось только взять лопаты, чтобы копать, – и в этот момент девочка проснулась.

Солнце ярко светило в окно её комнаты, в доме было тихо. Не было слышно ни звука телевизора, который дедушка обычно включал по утрам, ни редкого позвякивания посуды, в которой бабушка готовила завтрак, но девочке показалось, что в коридоре, возле печки, кто-то шуршит бумагой. Она встала с кровати и выглянула из-за занавески. Возле печки на маленькой скамейке сидел дедушка, рядом с ним стояла большая корзина, полная каких-то бумаг. Дедушка перебирал бумаги, раскладывая их по разным кучкам.

– Дедушка, откуда у тебя эта корзина? – Удивилась девочка, – ей показалось, что она уже где-то видела её.

– Да, вот, наводил порядок на чердаке, и решил разобраться с этим старым хламом. Что хорошее оставить, а остальное бабке на растопку.

– Подожди, дедушка, мне нужно посмотреть все бумаги, здесь обязательно должна быть карта.

– Какая карта, я никакой карты пока не видел.

– Я знаю какая.

Даже не одевшись, в одной ночной пижамке, она стала перебирать листок за листком, и вскоре нашла то, что искала.

– Вот она! Это точно, дедушка, я такую карту во сне видела!

– В каком сне, ты, случаем, не приболела?

– Да нет же, нет, мы с Думчиком точно такую карту находили.

– С каким Думчиком? Ты точно простудилась, и сейчас сидишь раздетая, иди-ка в кровать, я принесу градусник.

– Дедушка, не надо градусник, пойдём, я тебе всё объясню, – и внучка стала во всех подробностях объяснять, кто такой Думовой и что она видела сегодня во сне.

– Ну, раз так, тогда совсем другое дело, – согласился дедушка, – однако, я плохо стал видеть, разве это похоже на наш двор?

– Ну конечно, похоже, вот нарисован колодец, вот погреб и баня, а вот здесь, вот здесь, посмотри, крестиком отмечено и написано. Прочитай мне, а то я ещё не умею читать все буквы.

– Да ты гляди-ка, правда, написано, – дедушка взял большую лупу и стал читать, – три шага от колодца, два шага от погреба и пять шагов от бани, а вот что-то ещё, но мне совсем не разобрать, очень уж старая эта карта.

– Дедушка, пойдём быстрее, посмотрим, что там.

– Ты одевайся и выходи во двор, а я пойду, достану лопаты.

Пока дедушка подбирал подходящую для девочки лопату, она уже вышла во двор и вновь, как накануне вечером, отмеряла шагами расстояние, но теперь у неё была самая настоящая карта сокровищ.

– Ну, что, где будем копать? – Спросил дедушка, неся лопаты.

Я думаю, здесь, – уверенно заявила внучка.

Дедушка несколько раз копнул лопатой, – рыхлый, песчаный грунт поддался легко.

– А мы точно здесь ищем? – засомневался он.

– Конечно, вот, посмотри, я всё правильно отмерила.

– Ну, без очков-то я ничего не разгляжу, пожалуй, схожу за ними, а ты пока копай.

Девочка уже успела вырыть большую яму, а дедушка с очками всё не приходил.

Она сильно устала, а никакого клада пока найти не смогла, и уже сама стала сомневаться, а там ли она копает. Вдруг девочка почувствовала, что лопата упёрлась во что-то. Вытащив лопату, она ещё раз с силой воткнула её в это же место. – Послышался глухой стук, и сердечко радостно забилось: здесь что-то есть! Девочка стала быстро отбрасывать землю, и наконец, показалась крышка деревянного сундучка.

– Нашла, дедушка, я нашла!!! – С трудом вытаскивая находку из неглубокой ямки, закричала внука, – я точно знала, что он здесь!

Небольшой, очень старый деревянный сундучок, был закрыт на замок, который совсем заржавел.

И вправду, клад, – удивился подошедший дедушка, – но ключей от замка, я думаю, мы уже не найдём, придётся его молотком сбивать.

Конечно, конечно, – защебетала внучка, – давай быстрее откроем и посмотрим, что там.

Внутри замечательного старинного сундучка, находилась старинная металлическая коробочка. Она сильно поржавела от времени, но была ещё достаточно крепкой, и на её ровной крышке, тиснеными буквами выделялось иностранное слово «ТЕА»

– Ура!!! Я нашла, я нашла! – прижимая коробочку к груди, пританцовывая и кружась по двору, восклицала девочка.

Внутри коробочки были старинные женские украшения: кольца, серёжки, бусы и небольшое количество старых монет. На радостные крики внучки во двор вышла бабушка и очень удивилась такой находке.

– Ну, вот, старая, а ты не верила, что у нас есть сокровище, ты только посмотри на него, – взяв внучку на руки, сказал дед, – я вот только не знаю, наше это сокровище или мамино с папой?

– Я ваша общая, – поняв, что дедушка говорит о ней, рассмеялась внучка.

К вечеру вся деревня знала, что Иришка нашла клад, и всю следующую неделю ребятня была занята поиском карт и кладов в своих дворах. Нашёл ли кто ещё клад мне неизвестно, хотя, если очень старались, то обязательно что-нибудь да нашли.