Текст книги "Последний теракт. Книга первая"

– Почему же?

– Я прочитал все романы Диккенса, и, несомненно, преклоняюсь перед настоящим мастером слова, с которым он творил поистине чудотворные превращения. В каждом романе своя жизнь, описанная с такой яркостью, что порою забываешь, где реальность. Но если бы меня спросили, каким, по моему мнению, является последний роман Диккенса, я бы не задумываясь назвал «Посмертные записки». Поистине, великий шедевр.

– А какое же на самом деле было последнее произведение? – полюбопытствовала Вика, которую, казалось, сильно заинтересовал разговор.

– «Тайна Эдвина Друда», идеальный детектив. Диккенс умер, так не дописав роман, чем заставил многие поколения изрядно поломать голову над его окончанием.

– Детектив идеальный? Это как?

– Просто там нет ни одной лишней детали, и как говорил сам писатель при жизни: каждый внимательный читатель сможет самостоятельно раскрыть головоломку.

– Очень интересно, – кивнула девушка, – давайте вашу кружку, все готово.

Чай оказался достойным своих похвал.

– Вы любите историю? – спросила Вика.

– Люблю, а почему вы спросили?

– Просто я несколько лет преподавала историю зарубежных стран первокурсникам в институте, и до сих пор не привыкну, когда не я, а мне кто-то рассказывает интересные вещи.

Платон улыбнулся.

– Если честно, то большинство интереснейших фактов из прошлого я знаю по книгам Валентина Пикуля, одного из моих любимых русских писателей.

– Серьезно? Я тоже люблю Пикуля, он не раз говорил в своих произведениях, что «история не прощает тех, кто не делает выводов из его прошлого». Но это, прежде всего художественная литература, и по ее мотивам я вряд ли бы ставила отлично на своих занятиях.

– Да, я знаю, что многие, особенно научная каста недолюбливали Пикуля, считая дурным тоном прочтение его книг. Но обладая рогатым знаком зодиака – я Козерог – люблю спорить, и с удовольствием зарубился бы с любым академиком за честь и достоинство произведений Пикуля. Насколько мне известно, Валентин Савич не руководствовался фактами истории, если не находил подтверждения их подлинности хотя бы в трех независимых источниках. Его личная библиотека обладала огромными богатствами редких, трудно находимых книг. Да что говорить, если основа романа «Фаворит» покоилась на более чем пятиста источниках. Мне очень жаль, что наследие Пикуля не входит в обязательную школьную программу.

– Вы думаете, это было бы правильно? – поинтересовалась Вика.

– Убежден. Видите ли, с распадом СССР мы потеряли не только «самую черную дыру российской истории», как любят говорить на Западе, не только угнетающий режим тоталитарной власти, в корне запрещающий и преграждающий путь общечеловеческим свободам (и это тоже любят повторять на Западе с упорством умалишенного), нет, мы потеряли гораздо большее – мы разучились гордиться своей страной, своей историей, да просто собой. Десять лет отчаянного шторма в середине торнадо новой российской действительности ощутимо изменило людей. Но былого уже не вернешь, а вот реальность менять как-то надо, и если мы не хотим дальше катиться по спирали безысходности вниз – предпринимать меры. Путь развития может быть только в двух направлениях, он не может зависнуть или застыть.

– Вы затронули очень необъятную тему, но причем здесь Пикуль?

– Вы правы, тема необъятная и во многом противоречивая, – согласился Платон. – И чтобы ее сдвинуть с места, силы нужны такие же необъятные. Валентин Пикуль, на мой взгляд, мог бы стать одним из проводников в процессе воспитания новой личности, ведь в его книгах, помимо истории, есть и много простого русского патриотизма. Своими романами Пикуль действительно заставляет гордиться за свою страну, за свой народ, поистине выдающийся, переживший все круги ада. Сколько раз мы спасали от гибели многие европейские страны? А помнят ли они сейчас об этом? Многие ли знают, что именно Российская Империя поддержала Джорджа Вашингтона в борьбе с колонистами? Помнят ли американские дипломаты, что только их предшественник открыто высказывался за поддержку исторического решения последнего канцлера Горчакова о разрыве последствий Парижского трактата, запрещающего нам иметь Черноморский флот? Помнят ли французы, что все тот же Горчаков, опираясь на доблесть русских солдат, не позволил Бисмарку вторично разграбить Париж, и не только, ведь он хотел сравнять его с землей? Сколько лет прошло с окончанием холодной войны, и помнит ли кто-нибудь о том, что было раньше? В общем, я опять ускакал не в ту степь, извините, люблю разглагольствовать на любимые темы.

– Ничего, а вы думаете, что Пикуль не преувеличивал по поводу наших подвигов?

– Подвигов в нашей истории достаточно, долго искать не надо. Вопрос в другом – он мог ошибаться в неизменной доблести как наших солдат, так и народа в целом. Ведь мы также знаем, насколько русский народ может быть жесток (как и любой другой народ), и далеко не всегда способен с честью выйти из трудностей. Александр Зиновьев, которого, между прочим, я также рекомендовал бы как образец воспитания новой личности, критикуя откровенную лесть в отношении нашей доблестной советской армии во время войны, писал, что на одного Матросова у нас приходилось сотни предателей и шкурников, перевертышей и подлецов. Наверняка, это правда. Но я начинал с разговора об утраченной гордости, чести, которую во многом поддерживала советская идеология, а разве она могла выдержать критику реальности? Разумеется, нет. Пусть лучше подрастающее поколение верит в лучшее, и настраивается на это, гордясь своей историей, подвигами своего народа. И в этом мало обмана, ведь русский народ всегда обладал колоссальным потенциалом. Именно этим объясняется откровенная ненависть со стороны всего остального мира. К моему большому сожалению, у нас никогда не было, и возможно, уже не будет друзей. А ведь эти слова еще умирающий император Александр третий говорил в наставлении своему сыну, будущему императору Николаю второму. Если быть точным, то он сказал – «у России есть только два друга – ее армия, и ее флот». И этим все сказано. А что до исторической достоверности, которую многие критикуют в романах Пикуля – боюсь, скоро мы столкнемся с открытием новых фактов, которые кардинально изменят многое из привычной нам истории. Вы читали «Новую Хронологию» академика Фоменко?

– Фоменко? Который утверждал, что Татаро-Монгольского ига не было? – удивилась Вика.

– И не только. Да, это он.

– Я слышала, что его книги публично выбрасывали в окно на лекциях МГУ.

– Вполне возможно, – кивнул Платон, – но если же ученые мужи считают, что таким способом могут опровергнуть написанное Фоменко, то мое личное мнение о российской науке сильно пострадает. А ведь в открытую конфронтацию с ним не решается вступить никто, почему?

– Быть может, историки считают, что есть вещи, не подлежащие обсуждению? – предположила девушка.

– Я рискну предположить, что большинство из людей религиозных свято верило в непоколебимость церкви, пока Дэн Браун не написал свой «Код да Винчи».

– «Код да Винчи» во многом не выдерживает критики, как большинство из романов Брауна, – парировала Вика.

– А зачем придавать научное значение художественной литературе? Конечно, не выдержит. Задача автора была в другом – он дал людям вероятность, слышите, лишь вероятность, что веками сложившиеся устои могут быть ложными. А ведь Фоменко не автор романов, он академик, если не ошибаюсь в области математики. А математики люди особые, они десять раз перепроверят данные, прежде чем утверждать в своей правоте. И в его книгах приводятся сложно оспариваемые аргументы, именно поэтому наши историки не находят ничего лучшего, как публично выбросить книгу в окно.

– В чем-то я с вами согласна, но далеко не во всем. Почему, говоря о Фоменко, вы для примера упомянули Брауна? Лично я, как верующая христианка, могу с уверенностью утверждать, что есть в этом мире вещи, действительно не подлежащие обсуждению, а тем более извращению и сомнению! История сюда не входит, поскольку любому грамотному читателю известно, сколько сил было вложено для ее фальсификации. Правильно говорят, что историю пишут победители. Если Фоменко сможет в потоке грязных извращений докопаться до истины – буду только рада. Но религия, а тем более вера в Бога, не может быть предметом для литературного сомнения!

– Вы из числа тех, кто считает Брауна злостным еретиком?

– Что есть ересь? Это ложное, искаженное учение. И в этом плане, да, я считаю Брауна еретиком, поскольку он основу коммерческого проекта заложил христианские истины, и более того – подверг их сомнению. Чем руководствовался автор, кроме возможности хорошо заработать?

– А почему бы не предположить, что он хотел лишь приоткрыть взгляд на возможный обман? Почему иная, не согласная с официальной церковью точка зрения не может иметь место?

– Место она имеет, и очень даже хорошее. И к моему великому сожалению, с каждым годом новые, искаженные предположения об истории пришествия Христа обретают новые силы.

– Почему искаженные? – не унимался Платон. – Просто люди хотят рассмотреть вопрос под разными углами. Ведь истина у многих разная.

Вика лишь грустно вздохнула, и на некоторое время уставилась в окно, попивая чай.

– В том-то и дело, – продолжила она чуть позже, – что истина может быть лишь одна. Это вам не задача по математике, которую можно решить несколькими способами. И неважно, сколько точек зрения на вопрос истины могут иметь люди. Она неизменна, вне зависимости от нашей с вами веры.

– И в чем же истина? – любопытствовал Платон, который никогда раньше не вникал глубоко в суть религиозных учений.

– Боюсь, что для меня это не слишком простой вопрос, который можно уложить в двух предложениях.

– Разумеется, – поправил себя Платон. – Я просто хотел узнать, что для вас истина веры?

– Вера в Бога нашего Иисуса Христа.

– Бога? Я всегда считал, что он был сыном Божьим.

– Он был одним из воплощений Бога, ведь Бог триедин – Бог-отец, Бог-сын и Святой Дух.

Платон смутился. Он вообще не любил чувствовать себя идиотом, тем более знал все это не хуже Виктории, но очень хотел спровоцировать ее на долгие разговоры, наслаждаясь звучанием ее голоса.

– Хорошо, я понял, что для вас истина веры. Но меня смущает много фактов. Почему, например, в мире так много религий и еще больше их разветвлений? Что получается, разные народы верят в разных Богов? И наверняка ведь, каждый считает, что его вера истинная.

Он прекрасно знал ответы и на эти вопросы.

– Еще раз повторюсь, что истина может быть только одна, – более жестко произнесла Вика, – и она не будет меняться в зависимости оттого, что каждый из нас думает. Просто не каждому дано встать на ее путь. Вы вот сейчас наверняка думаете про себя, какая я наивная и убежденная дурочка, хотя наверняка ни разу в жизни не сталкивались с явлениями, которые никак не могли объяснить? Верно?

– Не совсем, – ответил Платон, вспомнив про Настю. – Но смотря о каких явлениях вы говорите. Если имеете в виду различных гуманоидов и летающих тарелок, то да, их я не видел.

– Благодарите Бога. А я вот видела, на свою беду.

Платон с удивлением посмотрел на Викторию, и впервые в его голове зародилось сомнение об ее безупречном здоровье.

– Простите? – на всякий случай повторил он.

– Вы когда-нибудь слышали про восточную школу «Рейки»? – ответила девушка вопросом на вопрос.

– Слышал, – кивнул Платон, который на беду своей любознательности пытался засунуть нос во все интересные и необъяснимые факты. Об учении «Рейки» он впервые услышал, когда отдыхал в Японии, и даже прочитал пару маленьких брошюрок, приглашающих на обучающие семинары, но дальше дело не пошло, ведь в глубине души Платон считал это полнейшим бредом. Люди, пропускающие через себя потоки космической энергии, и открывающие в себе новые сверхъестественные способности? Даже сейчас в его рациональном мозге возникал протест на подобные рода мысли.

– Вы никогда не увлекались ею? – спросила Вика.

– Нет.

– Очень хорошо, – улыбнулась она. – И не интересно было?

– Я в это не верю, – отрезал Платон.

– И не стоит. Но, к сожалению, не все люди так же относятся к «Рейки». Это учение, вновь открытое Микао Усуи в начале двадцатого века, изначально рассчитывалось на поддержание человеческого здоровья, причем как духовного, так и физического. Лично Микао она помогала для исцеления больных, ведь еще в маленьком возрасте он часто задавался вопросом, как Будда и его ученики могли исцелять недуги одним прикосновением. В итоге методика, которую он разработал, позволяла без долгих лет и трудных практик воссоединиться с энергией космоса, или вселенной. Обратите внимание, без долгих лет и трудных практик. То есть, на халяву. А бесплатный сыр, где у нас бывает? К сожалению, раньше я была менее умна, и своим любопытством чуть не сгубила собственную душу. Началось все в далеком восемьдесят шестом году, когда в нашей школе стали снимать актовый зал приезжие мастера с востока, обучающие «Рейки». Услышав о чудесах, якобы происходящих на семинарах, я решила тоже попробовать. Мои родители, неверующие люди, никак не отреагировали на такой интерес любознательной дочки. Наверное, так же, как и вы, считали это полным бредом.

– А что, на деле оказалось не так? – спросил Платон.

– На деле я увидела, как наш сторож и выпивоха дядя Степа пустился в такой пляс, которому позавидовал бы самый искусный танцор, а два ученика десятого класса провели мастер-класс бесконтактного боя. Можете себе это представить?!

– Нет, – признался Платон. – Как это получилось?

– Очень просто. Мы все лежали на животе вниз головой и читали специальные мантры – восточные молитвы. Перед этим следовал ряд упражнений, которые должны были очистить наши энергетические чакры и настроить их на связь с космосом. И вот лежу я, настраиваюсь на «контакт», как вдруг вижу – дядя Степа чуть ли не подлетает с пола и начинает танец просто неземной красоты и грации. Затем «очнулись» и школьники. А еще тогда заметила, что все это происходит при явно постороннем вмешательстве, но убедила себя в силе божественной энергии космоса. Кстати сказать, со мной ничего подобного тогда не получилось, и мастера лишь сочувственно качали головой и показывали на мой крест, весящий на шее – мол, без него ничего не выйдет. И почему тогда мне в голову не пришла мысль, что же за такая космическая сила, которая боится простого крестика? Послушав мастеров, я сняла его, и действительно после этого почувствовала теплую волну, прошедшую по телу. Но большего не последовало. Полгода затем я изучала восточные учения, подобные «Рейки», пыталась на духовном уровне выйти на связь с Богом. И вышла, но не с Богом совсем. Появившийся в пустоте голос сначала слабо, но со временем более четко стал проявляться в моей голове. Он сам не проявлял особой любознательности, зато с охотой отвечал на все мои вопросы. Лучше всего это происходило на бумаге – я просто задавала вопрос, а затем ставила свою руку с ручкой над чистым листом, и ответ записывался сам по себе. В основном я расспрашивала о Боге, об истинном пути жизни, и о многих других вопросах подобного рода. Мой невидимый оппонент в основном мягко, но убедительно критиковал определенные взгляды – говорил, что я сама есть Бог, как зеркальное отражение его, и поэтому я сама в состоянии определять собственную истину, а не стараться встать в ряды послушного стада. Говорил, что истинный путь невозможно изложить в словах, ведь для каждого он свой.

– А разве это не правда? Разве Бог не внутри нас? Разве не мы сами творим свою судьбу?

– Понятия «Бог внутри нас», и «я сама есть Бог» – противоположны! Как же вы не понимаете, что это все просто козни дьявола! И предположение о том, что веками сложившиеся устои могут быть ложными, тоже от него. Ведь именно благодаря чисто предположению, можно невинно подумать, что даже посредством зла можно творить добро, и что даже Сатана может приносить в мир светлое. Ведь именно из-за такого невинного познания и были изгнаны из рая Адам и Ева.

– Ничего себе вы копнули! Ну ладно, про первородный грех я вам позже расскажу, продолжайте.

– История повторяется, и люди невольно сами притягивают беду на свой род.

– Чем же?

– Своими «новыми предположениями». Используя возможности главного Божьего подарка – мозга, человек постепенно забывает, зачем Христос спускался на землю, и изобретает себе более удобные установки для жизни, считая старые просто неактуальными. Говоря другими словами – люди пытаются перестроить Бога под себя. Или более того, посчитать себя его полным отражением, и творить по своему разуму.

– И зачем же, по-вашему, Христос спускался на землю?

– Прежде всего, за тем, чтобы своим примером показать правильность жизни человечеству, но сейчас мало кто об этом помнит. Однако я не хотела бы обходить стороной и другой момент – согласно христианскому преданию, после погребения Иисус спустился в ад и, сокрушив его ворота, принёс в преисподнюю свою евангельскую проповедь, освободив заключенные там души.

– Хорошо, пусть будет так, – нехотя согласился Платон, – но давайте вернемся к вашему рассказу о «неземном общении». Что произошло потом?

– Я продолжала записывать ответы на интересующие вопросы, советовалась по любому пустяку. Несколько раз невидимый собеседник предостерегал меня от опасности, например, когда запретил ехать к родителям на поезде в назначенный день. А ведь у меня тогда и билет купленный был, и вообще настроилась твердо. Даже думала ослушаться предостережений, но осторожность взяла свое – я осталась дома. А на следующий день по телевизору передавали новости о том, как сошел с рельс мой дорогой поезд, были и жертвы, и много раненных. После этого, я, разумеется, как завороженная слушала все, что говорил мне невидимый дух.

– А вам не приходило в голову, что это просто больное воображение? – осторожно спросил Платон, стараясь ненароком не обидеть девушку.

– Поверьте мне, тогда с моей головой было все в порядке. А вот потом началось сумасшествие. Постепенно и медленно я стала замечать, как чьи-то невидимые руки все больше пытаются ухватиться за мою волю. Разумеется, я спросила об этом «невидимого», но он лишь ответил, что это Божественная сила поступает в меня, и на какое-то время я успокоилась. Но через некоторое время пошла уже более агрессивная атака, и страх перед неизведанным сковал меня накрепко. Помню, один раз я проснулась ночью и долго думала, почему же Божественная сила столь пугает меня, буквально загоняет в тиски отчаяния и тоски?! Вот уже две недели как я находилась в состоянии чудовищной депрессии. За окном послышались какие-то звуки, и я посмотрела на улицу, отчего едва не лишилась разума – окна не было, точнее, за ним ничего не было, словно невидимый занавес опустили в теарте! Спиной я почувствовала дикий холод, который просто сковал мой мозг от страха и осознания того, что в комнате кто-то есть! Я не могла даже повернуться – тело не слушалось, а сердце билось так сильно, что вот-вот должно было выскочить из груди. Я была уверенна, что умру через несколько секунд, но мозг мой в отчаянье завыл как потерявший рассудок псих – «ГОСПОДИ! ПОМОГИ!». Дальнейшего я не помню, потому что упала и потеряла сознание. Но даже перед падением успела ощутить, как невидимая сила ослабила хватку, и почувствовала просто неземное облегчение. Проснулась я уже под утро с больной и распухшей головой, словно перед сном выпила бутылку водки. Покопавшись в ящиках, я отыскала давно покинутый крест и надела на шею, после чего кинулась в ближайшую церковь. Действовала чисто интуитивно, и даже подумывала обратиться за помощью к моему неземному духу, но, слава Богу, не решилась, и уже никогда не решусь. С тех пор ничего подобного со мной не происходило, и я смогла вырваться из лап духовной нечисти, хотя за свои «любопытные опыты» я расплатилась перед Богом сполна.

Платон долго не решался продолжить вопросы, поскольку от такого рассказа голова пошла кругом, и мысли в нерешительности бились друг о друга. Если он и читал истории подобного рода с различных журналах сомнительной свежести, то лишь жалел в душе свихнувшихся людей. Но сейчас перед ним сидела живая и вполне здоровая психически девушка, красота которой манила его хуже самого запретного плода, и вспоминала такое, что трезвым рассудком никак не принять.

«А может, она немного того? Психи ведь тоже могут вполне нормально выглядеть?», – пронеслось-таки в голове, хотя Платон и сам не верил в подобные мысли. Более того, еще несколько часов назад с ним самим происходило такое, что расскажи любому здравомыслящему человеку – примет за психопата. Платон снова вспомнил про Настю.

Так чем же по сути воспоминания девушки бредовее его собственных воспоминаний? Однако вопреки мимолетному порыву излить собственную душу, Платон отказался наотрез.

Внезапный звонок телефона нарушил полет его мыслей.

– Да родной, – ответила Вика, и Платон почувствовал, как вдруг стало грустно. – Я уже еду, как дела у бабушки? Все хорошо? Я очень рада! Заберу тебя завтра утром! Крепко целую!

Вика с улыбкой опустила трубку.

– Мой сын.

– Я понял, – кивнул Платон, – вы замужем?

– Да, то есть… – девушка помрачнела, – мой муж погиб семь лет назад.

– Извините, я не хотел…

– Я сказала, что за свои любопытства ответила перед Богом сполна. Смерть мужа была мне одним из уроков.

– Не надо так думать, – нахмурился Платон, которого все еще терзали крупные сомнения по поводу всего сказанного.

– Я не думаю, я знаю. Его убила молния. А просто так людей молния не убивает.

– Хорошо, не буду вас переубеждать, – кивнул Платон, которому больше всего хотелось выяснить, свободно ли сейчас сердце Вики? Но он не знал, с какой стороны к этому подойти.

«А вдруг она вообще дала обет безбрачия с такими принципами?»

– Тяжело одной воспитывать сына?

– Непросто, – сказала Вика, – девять лет, не за горами переходный возраст, а у мальчиков он не тот, что у девочек.

– Верно сказано, хотя я и плохо знаю, что там у девочек происходит. В шестнадцать лет я умудрился угнать машину собственного отца и проехал на ней половину области, представляясь гаишникам сыном прокурора.

– Какой ужас! Неужели все так плохо? – испугалась Вика. – Как подумаю обо всем этом, прямо дрожь берет. Смогу ли я помочь сыну, правильно направить его, если потребуется? Несомненно, ребенку нужен отец.

– Я бы сказал – ему нужен хороший отец, – поправил Платон, – к сожалению, у многих детей такие отцы, что лучше бы их не было.

– Согласна, а у вас есть семья?

– Никогда не было. Мои родители погибли больше десяти лет назад, а любимая девушка решила, что я не ее идеал, и что со мною у нее нет светлого будущего. С тех пор я не встретил того человека, с которым хотел бы связать свою жизнь.

– Мне очень жаль, – искренне посочувствовала Вика, – мне проще, ведь мама и папа живут недалеко от Питера, а главное, мой ребенок – самый дорогой человечек – всегда рядом.

– Дети, наверное, большое счастье.

– Это верно. Хотя и нелегко порой бывает выносить проблемы на хрупких женских плечах. Но мне с тех пор, так же как и вам, не удалось встретить достойного мужчину.

«Наконец! Это уже лучше! – подумал Платон, но тут же себя отдернул, – о чем ты думаешь?! За последние сутки натворил столько дел, что пора бы гроб заказать и собственноручно в него лечь, поскольку вероятность выйти сухим из воды чисто теоретическая! А о чем думает голова?! Как бы расположить и соблазнить девушку?!»

– Вы сказали, что преподавали историю, – решил сменить тему Платон, – а сейчас что, прекратили?

– Да, прекратила – кивнула Вика, – так уж получилось, что на мою душу свалилась вся ответственность за мою маленькую семью, а на зарплату преподавателя ее, к сожалению, было не прокормить. Около семи лет я работаю в банке, практически руковожу отделом кредитования юридических лиц. Сверху давно обещают повысить официально до руководителя. А вы чем занимаетесь?

Платон нахмурился.

– Я бы сказал, моя работа также связана с руководством, а также аналитикой перспективных направлений развития бизнеса.

– О, это должно быть интересно.

– Любопытно, не спорю, – подтвердил Платон, желая всеми способами сойти с затронутой темы, которую сам по глупости начал.

Очень не хотелось врать и обманывать Вику.

– А что вы любите больше всего?

– В смысле?

– Есть любимой занятие? Хобби?

– Ах, вы об этом, – улыбнулась Вика, – безумно люблю путешествовать и узнавать новые, интересные вещи.

«Отлично!»

Платон не зря прожил последние десять лет, побывав практически во всех уголках земного шара, познав немалое количество интереснейших историй, легенд, открытий, причем как на суше, так и под водой, погружаясь с командой знакомых дайверов на останки древних городов, затонувших давно кораблей. В общем, ему было о чем рассказать, и милая беседа развернулась на новых просторах, далеких от работы, друзей, в общем, от реальности.

Платон с большим энтузиазмом рассказывал о Тибетских пещерах, где по преданиям местных жителей покоились тела представителей предыдущих цивилизаций, атлантов и лемурийцев; вспоминал древние обычаи и легенды индейцев Майя, на которые так часто ссылались в последнее время; описывал своеобразную и закрытую жизнь эскимосов, до сих пор не тронутых цивилизацией; вспоминал красоту останков предполагаемой Атлантиды на дне Карибского моря; рассказал о страшном, но занимательном путешествии через Бермудский треугольник; восторгался красотами таких столиц мира, как Вашингтон, Пекин, Сингапур, Токио, Рио-де-Жанейро и многих других.

Вика по большей части слушала, восторженно смотря на Платона, а потом стала делиться собственными достижениями в области путешествий, нахваливая Париж с его сладостями и модой, с восторгом вспоминая Италию с ее вечно жизнерадостными обитателями, затем рассказала о недавнем путешествии в Грецию.

Платон наслаждался звучанием ее голоса, с нежностью смотря на его обладательницу, и с каждой минутой все больше понимал, насколько дорога ему вдруг стала эта девушка. В глубине души безумно хотелось верить, что это чувство взаимно.

Порой Платон вежливо отворачивался и смотрел в окно, дабы не смущать пристальным взглядом вдохновленную Вику, но все равно продолжал наслаждаться, руководствуясь лишь одними ушами.

– А в следующий раз я мечтала посетить Мексику, взять экскурсионный тур, – закончила Вика свое повествование.

– В Мексику? – переспросил Платон, моментально припомнив забавную историю, – я был там несколько лет назад, и привез домой массу необычных впечатлений.

– Расскажи пожалуйста! – попросила Вика, уже и не помня, когда они перешли на «ты».

– Итак, однажды в Мексике – похоже на название фильма, не правда? – я решил посетить местную охоту, ощутить, так сказать, заокеанскую экзотику. Обратился я, значит, к гиду за помощью, а тот оказался настоящим гадом, содрав с меня две тысячи долларов, причем девяносто процентов из них сложил себе в карман. Но это я понял потом, а пока меня повезли далеко за курортную зону, ехали почти целый день и под вечер достигли каких-то деревенских халуп в таких трущобах, что сам черт ногу сломит. Там меня подобрали два то ли крестьянина, то ли еще не пойми кого, вручили старинное ржавое ружье, два патрона подозрительной свежести, и повезли дальше. Объяснялись мы с трудом, ведь английским там и не пахло, а гида давно и след простыл. Ехали еще полночи по густым лесам, пока не наткнулись на стадо диких буйволов, по крайней мере, так утверждали мексиканцы, а что там на деле пойди пойми – тьма полнейшая. Наконец-то, подумал я тогда, заняв удобную позицию в кустах и прицелившись. Ружье выстрелило, чем сильно поразило меня, а затем послышался вой раненного животного. Крестьяне удовлетворенно загалдели, но не прошло и минуты, как в ответ раздался выстрел, потом второй, а потом и вообще целая очередь. Мексиканцы завизжали как поросята на убое, и потащили меня назад в машину, выдавив из бедного старенького джипа все, что могли, но этого было явно недостаточно – следом приближалась погоня. Завернув в какой-то кювет, мы дружно выскочили из машины и кинулись в ближайшую чащу, притаившись в ней. Через несколько секунд по дороге следом промчались три армейских джипа с десятком головорезов на борту, вооруженных настоящими автоматами. Слава Богу, они нас не заметили, как и полуживой машины, лежащей в кювете. Позже я узнал, что мы наткнулись на хорошо охраняемое стадо коров местного барона, и могли за это поплатиться жизнью, но все равно с улыбкой рассказывал эту историю друзьям.

– Какой ужас! – воскликнула Вика, невольно схватив Платона за руку.

От этого прикосновения Платона словно током пробило, по телу стала расползаться приятная теплота. Не особо понимая, что делает, а скорее руководствуясь неведомым импульсам, Платон приблизился и поцеловал девушку. На сей раз его ударило молнией, но так приятно, что все проблемы и тревоги были мгновенно стерты, а на их место пришло неземное удовольствие. Вика не сопротивлялась, и поцелуй затянулся настолько долго, насколько хватило запаса легких у обоих. Они полностью растворились в этом поцелуе, отчетливо ощущая, как реальность уползает из-под ног.

– Я… – что-то хотел сказать Платон, отстранившись, наконец, от девушки, но сам толком не знал что.

– Не надо, молчи, – нежно ответила Вика, притянув его к себе обратно.

Но не прошло и нескольких секунд, как она вдруг резко отпрянула и с ужасом посмотрела на Платона. Глаза ее сверкнули.

– Убийца, – еле выдохнув, прошептала она.

Платон не сразу заметил перемену, поскольку на глазах до сих пор висела волшебная пелена, но после произнесенных слов сам отшатнулся, да так быстро, что ударился головой о заднюю стенку купе.

– Ай! Больно.

– На тебе кровь, – также шепотом сказала Вика, не обращая внимания на его действия. Она словно погрузилась в себя, да настолько глубоко, что разум на какое-то время вообще покинул стенки двуспального купе. Вика потеряла сознание, и упала бы на пол, если бы Платон вовремя ее не поймал. Он прекрасно понимал, что никакой крови на нем в физическом плане быть не может! Здесь было что-то другое, непостижимое для него, но видимое для Виктории, и он это сразу почувствовал.

Обморок длился недолго, всего несколько секунд, потом она глубоко вздохнула, словно вынырнула на свежий воздух из глубины моря, и открыла глаза, полные слез.

Платон был потрясен всем происходящим настолько, что казалось, войди сейчас в купе Меленков собственной персоной, и то меньше был бы шокирован. Но самое страшное было в том, что он прекрасно понимал – лгать и отнекиваться бесполезно, да и не сможет уже. Осознав изначально истину, он сразу же стал противоречить себе и пытаться все объяснять по-другому.