Текст книги "На астраханском направлении. Хулхута – неизвестный участок Сталинградской битвы"

Несмотря на активную поддержку авиации, от продолжения операции советскому командованию пришлось отказаться. Под прикрытием авиации 152‑я осбр и 107‑й гвсп отступили на ранее занимаемые позиции. Только 152‑я осбр потеряла 695 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести,²²⁵ а 107‑й гвсп – еще 340 человек, из них 195 убитыми²²⁶.

В группе армий «Б» ситуация была расценена как тревожная. На основании донесений с юга России в дневник боевых действий Генштаба сухопутных войск Германии была внесена запись с довольно точной оценкой советских сил: «Восточнее Хулхуты мощное наступление противника (не менее пяти батальонов и шести танков) при поддержке авиации. Противник захватил небольшую территорию. Наблюдается подготовка к дальнейшему наступлению с восточного направления. Подводятся резервы наших войск»²²⁷.

Несмотря на неудачу 20 сентября, советское командование держалось оптимистически. Оперотдел 28‑й армии пришел к выводу, что в оборонительных столкновениях 16‑я мд потеряла до 1,5 батальона пехоты, два взвода автоматчиков, 11 танков и 18 автомашин. Захаров записал, что в Хулхуте осталось всего два батальона и 10–25 танков и бронемашин²²⁸.

21 сентября немцы предприняли попытку отбросить советские войска существенно восточнее Хулхуты, заняв расположенную в девяти километрах от них по астраханской трассе высоту 0.5.

С этой целью была сформирована боевая группа в составе 2‑го батальона 156‑го мп, трех рот 165‑го мотоциклетного батальона, усиленная основными силами 116‑го тбат: 6 – Т-II, 12 – T-III и 4 – T-IV. Советские войска своевременно обнаружили приближение противника и открыли огонь на дистанции 2,5 км.

«Несмотря на такое расстояние, противник стрелял очень точно, – отмечалось в журнале боевых действий 116‑го тбат. – Разрывы ложились вплотную к машинам. Поочередно прикрывая друг друга, подразделения батальона совершали броски от высоты к высоте. Была предпринята попытка одним подразделением атаковать неприятеля с фланга, однако этот маневр был быстро распознан и отражен. Из-за продолжающегося обстрела, наступление шло относительно небольшими темпами. Следовавший сзади пехотный батальон залег под обстрелом и отошел назад. Связь с ним была потеряна.

Продвигаясь дальше, батальон попал под огонь артиллерии, который, однако, ложился позади, и, видимо предотвращал следование за нами пехоты. Батальон уже находился примерно в 1,5 км севернее назначенной цели атаки, однако темнота делала продвижение дальше невозможным. Незадолго до наступления темноты удалось вывести из строя и поджечь 2 ПТО и 3 грузовика. С темнотой батальон отошел к боевым порядкам пехоты и занял круговую оборону примерно в 4 км севернее пункта 4.3 вместе со II‑м батальоном 156‑го моторизованного полка. Пополнение горючим и боеприпасами из-за темноты не проводилось. Кроме того, пройденная местность еще не была до конца зачищена от противника. Результаты: 2 ПТО, 3 грузовика»²²⁹.

Об ожесточенности боя свидетельствует расход боеприпасов. Только немецкие танки выпустили 134 бронебойных и 110 осколочных снарядов. В технике немцы потерь не понесли, а вот двигавшиеся в пехотном порядке мотоциклисты попали под нанесший им серьезный урон минометный обстрел, о чем свидетельствует запись Хенрици.

23 сентября командир 152‑й осбр полковник В. Рогаткин получил приказ от штаба 28‑й армии: овладеть высотами 3.3, 6.3, 4.9. По сути, это был приказ окружить Хулхуту и взять ее штурмом.

Рогаткин решил повторить предшествующую атаку. 107‑й гвсп должен был действовать на севере, заняв высоту 6.0, и выдвинув дозор в пески Цаган-Гунун, а 152‑я осбр предстояло основными силами нанести удар с юга и юго-запада. В 04:00 все холмы должны были быть заняты, после чего оставалось только добить гарнизон огнем с господствующих высот. Из Астрахани было привлечено 18 Ил-2, перед которыми была поставлена задача совершить не менее двух штурмовок.

23 сентября в 23:00 из окопов поднялись бойцы 152‑й осбр. К рассвету 1‑й батальон с боем занял зимовье севернее высоты 4.9. Встреченный огневым сопротивлением с высоты 4.9 батальон был вынужден залечь и начал окапываться. 4‑й батальон, пройдя пески южнее Хулхуты, остановился около высоты 3.3, где взвод 156‑го мп остановил советских пехотинцев огнем из минометов и пулеметов. Южнее шел 3‑й батальон. Он атаковали высоту 6.3. и к 07:00 достиг ее южных скатов. 2‑й батальон шел за 3‑м в качестве второго эшелона. Он поднялся в атаку в 08:30, вместе с 4‑м батальоном вышел с юго-востока к высоте 3.3., и вместе с ним же через три часа отошел назад. В 12:30, не добившись результата, 3‑й батальон вышел из боя²³⁰.

Отряд Алябьева, совершив глубокий рейд через барханы, проник на основную дорогу в 5 км западнее Хулхуты, перерезал проволочную связь немцев и заминировал грейдер. Вскоре Алябьев заметил легковую автомашину, которую подбил. Изъяв из салона ценные документы, он без потерь вернулся в расположение части²³¹.

В 23:00 перешел в атаку и 107‑й гвсп. К 02:45 1‑й батальон гвардейцев занял восточные скаты высоты 6.0 на северо-западной окраине Хулхуты, а один взвод 3‑й роты того же батальона дошел до грейдера, но разминулся с отрядом Алябьева. 2‑й батальон уничтожил четыре ДЗОТа на высоте 2.0, и занял западные скаты высоты 6.0. В ходе дерзкого рейда через степь был разгромлен штаб 3‑го батальона 156‑го мп и уничтожена батарея шестиствольных минометов, а также выведены из строя два полевых орудия и 15 станковых пулеметов.

Гарнизон Хулхуты ответил немедленным огнем из минометов и пулеметов, стремясь выбить полк Цыганкова назад в пески. В 04:00 немцы подтянули танки и мотопехоту. Три часа гвардейцы держались под огнем, но в 06:30 были вынуждены отступить. С собой гвардейцы унесли трофеи – станковый пулемет, 4 ручных пулемета, 5 автоматов, 10 пистолетов и радиоприемник²³².

Этим обстоятельством немедленно воспользовались немцы, переключившие ресурсы своей артиллерии против 3‑го батальона 152‑й осбр. К 12:30 бой закончился. Понеся большие потери, советские войска отошли на ранее занимаемые позиции. Ночная вылазка обошлась 152‑й осбр в 360 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, а 34‑й гвсд – еще в 200 человек.

Крайне неблагоприятно сложился день и для летчиков. Впервые над полем боя появились вражеские истребители. Ме-109 сбили над Хулхутой три Ил-2. На базу не вернулись пилоты Шамшурин, Панкратов, Бриянов²³³.

25 сентября в 18:20 командир 152‑й осбр полковник Рогаткин признал свое поражение и издал приказ о переходе к обороне²³⁴. Советские войска отошли на бугры в 9 километрах восточнее, северо-восточнее Хулхуты.

В течение пяти дней 20–24 сентября 152‑я осбр потеряла 183 человек убитыми, 687 ранеными и 179 пропавшими без вести. На поле боя осталось 720 винтовок, 61 ППШ, 30 ручных и 6 станковых пулеметов, 8 противотанковых ружей и 4×50‑мм минометов. 107‑й гвсп потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести 515 человек. Хозчасть полка списала 107 винтовок, 16 ППШ, 2 станковых пулемета и 2 ПТР. Один танк был полностью разрушен, еще два подбиты и отведены на ремонт.

Бои 20–24 сентября были менее кровопролитными, чем 3–8 сентября. Возможно, это было связано с получением советскими войсками опыта, возможно просто с уменьшением числа бойцов. Так, 4‑й осбат 3–8 сентября потерял 172 человека убитым, 235 ранеными и 40 пропавшими без вести. 20–24 сентября в этой части погибло 83 бойца, получили ранения 219, пропали без вести 88²³⁵.

В качестве трофеев Рогаткину досталась зенитная установка и рация. Был взят в плен один солдат 156‑го мп. В журнале боевых действий 28‑й армии содержится запись, что в ходе боев был разбит немецкий батальон, уничтожено до пяти рот пехоты, два взвода автоматчиков, подбито 18 танков, 1 бронемашина, выведено из строя 14 орудий, 43 пулемета и до 200 автомашин. В воздухе был сбит один FW-189, догоревший на земле. Мы потеряли три Ил-2 и связной У-2²³⁶.

Тот факт, что именно на 107‑й гвсп легла основная тяжесть боев в степи, подтверждается решением Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября о награждении бойцов 34‑й гвсд медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Из 45 награжденных 38 служили в 107‑м гвсп. Это были первые награды бойцов соединения, и гвардейцы встретили событие с большим энтузиазмом. Однако за неудачи у Хулхуты кто-то должен был и отвечать. Начштаба 28‑й армии полковник Яков Еременко был сменен генерал‑майором Самуилом Рогачевским. Герой августовских боев полковник А.И. Цыганков был снят с должности командира 107‑го гвсп и переведен в тыл на формирование 159‑й осбр. Его сменил Иван Иванович Проша. Аналогично был сменен командир 152‑й осбр. Вместо полковника В.И. Рогаткина ее возглавил майор С.А. Алексеенко.

На уровне нижестоящих командиров разбор полетов был более жестоким. Военком 152‑й осбр Мартынов предложил отдать под суд командира 4‑го осбат капитана Слежевского. Слежевского обвиняли в трусости. Он не увлекал личным примером бойцов, а во время боев 4, 7 и 20 сентября находился на КП²³⁷. Очень сомнительно, что за такие «проступки» осудили бы немецких командиров, например капитана Торлея.

В тылу формировались отдельный полк связи, 678‑й зенитно-артиллерийский полк, 416‑й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион.

В степи характер советских действий приобрел партизанские черты. Вот что рассказывали после войны родственники старшего сержанта Николая Жукова, командовавшего разведотделением:

«В ночное время велись обстрелы противника, создавая видимость обороны. А ночами по балкам выезжали в тылы немцев. В одной из таких поездок на знаменитой «полуторке», которую оставили в стороне от дороги между Яшкулем и Красной Будкой подкрались отделением к грейдеру, по которому в это время двигалась немецкая грузовая машина. По сигналу командира она была обстреляна. В машине была обнаружена почта, которая доставлялась в передовую часть в районе Красной Будки и уланхольского грейдера, идущего на Каспийск. Вот это трофей, настоящая удача! На рассвете возвращались в свое расположение. И вдруг из Астрахани наш разведывательный самолет АН-2, прозванный в народе «кукурузником», заметив движение машины с территории врага, приготовился к обстрелу. Тогда солдаты стали ему махать пилотками: мол, мы свои. Летчик понял, и самолет пролетел мимо.

А вот второй случай. Находясь в степи, солдаты отделения выбились из сил без еды и воды, стали глохнуть, бредить. В районе уланхольского грейдера встретили двух пешеходов, они пробирались из Кизляра в Астрахань, а в их котелках были намочены сухари и немного воды, которыми они поделились. Самым слабым солдатам стали смачивать губы ваткой, а тех кто посильнее, направили на поиск худука²³⁸. По сигналу все направились к найденному худуку в ночное время. Стали прямо касками пить воду. А на рассвете обнаружилось, что этот завалившийся худук – просто болотце. И все же оно спасло жизни бойцов»²³⁹.

Погода стояла хорошая. Антициклон обеспечивал ясное небо. Дул слабый ветер. Даже ночью температура до середины октября не опускалась ниже +2 °C.

Оккупация

Немцы с удивлением осматривались вокруг. Эрнст Шверер писал своим близким: «В хижины мы не заходим и спим на открытом воздухе. Также спят и сами калмыки – прямо на земле на открытом воздухе. Прикрываются они только шкурами, которые сами же выделывают. Здесь нет ни кустов, ни деревьев. Только маленькие колодцы, от которых зависят все люди и немногие коровы, овцы и множество верблюдов. В качестве топлива в огонь подбрасывают сухой навоз, потому что древесины здесь не найти. Они собирают то, что роняют животные и сушат. Здесь нет магазинов, и эти люди выпрашивают у нас кофе, табак и чай. Взамен мы получаем молоко и масло. Спичек здесь нет. У всех здесь с собой есть огниво и кусок железа, а также коврик (чаще всего вырезается из русских телогреек). Молодежь здесь, однако, умеет читать по-немецки, а некоторые – и говорить. Эта учеба направлена на Мировую революцию. В школах мы постоянно находим учебники немецкого языка, следует считать, что он изучается повсеместно. Глиняные хижины, в которых проживают калмыки, выглядят более чем жалко. На крыше нет ни соломы, ни даже кирпичей. Все из глины. Внутри нет ни столов, ни стульев. Возможно это только хижины на зиму»²⁴⁰.

Командование старалось разнообразить быт войск.

В Утте был обустроен фронтовой кинотеатр, демонстрировавший в основном еженедельные выпуски «Вохеншау».

Более комфортабельно расположились глубокие тылы в Элисте. С 29 августа здесь проходили концертные представления – вначале на открытой площадке, а затем в одном из городских зданий. Каждое из них собирало в среднем по 250 зрителей. Репертуар составлялся из калмыцких, украинских и русских песен и танцев, а также этюдов полкового оркестра музыкмейстера Риделя.

Помимо «Вохеншау» показывали художественное кино. Причем ввиду отсутствия немецких лент демонстрировали американские и советские ленты. Сеансы шли по 3–4 раза в день. Репертуар был довольно мирный: Чарли Чаплин, «Много шума из ничего» по Шекспиру, «Фрау Луна» и т. д. Для офицерского состава специально показывались выпуски советских военных новостей и пропагандистские фильмы.

У командования были иные заботы.

Республика Калмыкия и сейчас не отличается развитым производством, а в 40-е годы объем выпускаемой промышленной продукции был более чем скромен. Оккупантов постигло большое разочарование:

«Небольшие обрабатывающие предприятия в Элисте и более крупных сёлах – кроме предприятий по переработке сельхозпродукции, ветряные или дизельные мельницы, молочные цеха, несколько кожевенных цехов, цехов по обработке шерсти, производству мыла, кирпича, небольшая пилорама в Элисте и солянной рудник севернее Маныча – едва ли могли покрыть потребности оперировавших здесь немецких частей и были сразу переданы в компетенцию дивизии.

Зерноводство в редких водных районах было незначительным и только едва удовлетворяло нужды населения; в любом случае о поставках зерна или фруктов в 1942 году речи быть не могло»²⁴¹.

Правда немцам очень повезло под Яшалтой. Местное партийно-советское руководство отличилось высочайшим упрямством и отказалось от эвакуации до сбора урожая. В результате 40 тысяч тонн намолоченного зерна достались тыловым службам вермахта²⁴².

Немецкие и румынские части, находившиеся с 5 августа по 22 ноября 1942 г. в с. Плодовитом Малодербетовского улуса, забили скот и птицу колхозов «Победа», «Ильича» на продовольственные нужды: КРС – 1190 голов, овец – 2853, свиней – 627, птиц – 9 тыс. штук.

На захваченной немцами территории оказались 94 из 128 сельских и поселковых советов со 115 к/х из 176, 10 с/х из 13, 14 МТС из 17. В этих хозяйствах, на оккупированной территории, осталось значительное количество скота: овец свыше 700 тыс. голов, КРС – свыше 60 тыс. голов. За время кратковременной оккупации, немцы успели вывезти в Германию и употребить на питание солдат около 600 тыс. голов скота республики.

Только из Кетченеровского улуса немцы забрали на продовольствие общественного и индивидуального: КРС – 3628 голов, овец – 51 766, лошадей – 1300, верблюдов – 152, свиней – 1452, птицы – 7500 шт.; Сарпинского: КРС – 1938 голов, овец – 40 377, лошадей – 2000, верблюдов – 135, свиней – 1164; Малодербетовского улуса: коров – 4103, овец – 6686, лошадей – 56, свиней – 778, птицы – 19 142 шт.

Йозеф Хоффманн приводит совершенно иные цифры. По его версии, командование 16‑й мд ограничивалось забоем в месяц 800 голов КРС и 800 голов овец.

Есть отчет службы тыла 16‑й мд за сентябрь 1942 года, в котором сказано, что на месте было заготовлено 587 голов КРС, 246 овец и 204 свиньи. Конечно мясом дело не ограничивалось. В дивизию поступило: 26 тонн капусты, 117 тонн картофеля, 19 тонн винограда, 12 тонн масла и 7 тонн творога. Из трофейных складов в Железноводске поступило 48 тысяч бутылок минеральной воды, 5400 литров вина, 3500 бутылок водки. За счет местных источников дивизия получала снабжение овощными и мясными консервами, солью, луком, дынями и яйцами. Но примерно треть всех поставок прибывала из рейха: 92 тонны различных наименований²⁴³.

Надо, впрочем, иметь в виду, что калмыцкий скот угонялся для снабжения огромной 6‑й армии Паулюса и двух румынских армий, стоявших севернее.

Кроме того, скот забивался и на месте, без привлечения специальных подразделений службы тыла. Так, только в селе Плодовитое было забито за период оккупации 1190 голов КРС, 2853 овцы, 627 свиней и 9000 птиц²⁴⁴! Не отставали и полицаи. В этом же селе после освобождения в их подвалах было обнаружено десять тонн зерна.

«Дивизия располагала большими стадами собственного скота и запасов всех видов, – вспоминал фон Шверин, – ее ремонтные мастерские (особенно службы технического обслуживания), лазарет и вспомогательные службы были организованы, обустроены и оснащены таким образом, что сами могли помочь себе в большинстве случаев. Имелись собственные мастерские по шитью шуб из меха, выделки войлочных сапог, производству мебели, добычи масла из семян подсолнечника и т. д. Рацион питания войск был богатым и хорошим»²⁴⁵.

Помимо 16‑й мд реквизицией скота в интересах населения рейха занимались и другие службы. Во всех инцидентах, правда, немцы винили русских. Хоффманн описывает, как отряд русских полицейских из Пролетарского был отправлен за поиском скота, найдя его, естественно, в соседнем хотоне. В ходе ссоры четверо калмыков были убиты, после чего немцы образцово-показательно расстреляли самих полицейских.

Еще виноваты были голодные румыны, лишенные поставок продовольствия не столько из-за беспечности Антонеску, сколько из-за пренебрежительного отношения к их нуждам командования вермахта. Один раз солдаты румынского 8‑го кавполка силой отобрали скот (51 овцу, 2 телят, 2 поросят, 4 свиней, 117 гусей, 37 кур, 3 уток), зерно, молочные продукты и сено, сожгли школьные парты и мебель, в другой раз солдаты румынской 4‑й пехотной дивизии захватили мельницу со всем находившимся там зерном, в том числе и предназначенном для посева, и пополнили им свои запасы продовольствия.

В ходе контрнаступления советской армии на территории Ремонтненского и Заветнинского районов Ростовской области были обнаружены 55 тыс. голов скота Калмыкии, которых, по всей вероятности, они перегоняли в сторону ж/д станции Зимовники, для отправки в Германию.

В Садовом, где жили в основном русские, дело выглядело так²⁴⁶:

«Мне шесть лет было, когда война началась. Конечно, в силу возраста я не могла понять, что это такое, и скромный быт нашего дома вряд ли чем отличался от довоенного: голод – вечный спутник ребятишек того поколения.

Немцы вошли в село Садовое – а жили мы в то время в Калмыкии – летом сорок второго. Помню, мы спрятались в подвал, когда они становились на квартиры. Не автоматов страшились, не гранат, боялись самих фашистов – ведь взрослые говорили, что они с рогами.

В скромной нашей хатенке поселились семеро немецких солдат. Видимо, статус их был невелик, потому что другие немцы жили в больших домах и по два-три человека. По соседству, в доме полицая, расположились важные чины. Они-то в основном и обижали местное население. Расстрелов, правда, не было, но последний кусок хлеба отбирали – это точно.

Нас, детишек, шестеро было, младшая, Рая еще в люльке. Бывало, напечет мама лепешек, мы сидим и слюнки глотаем, тут заявится толстомордый офицер, сграбастает все прямо из печи, мерзко так захохочет и убежит, обжигаясь хлебами.

А однажды у нас отелилась корова, но через три дня ее утащила со двора та же толстая морда, зарезали буренку фашисты и начали пировать. Остался только теленок, но чем же его кормить, коль сами с голода пухнуть начали. Тогда один из наших постояльцев стал маму учить, кому пожаловаться. Только, говорит, меня не выдавайте. Разговаривал он по-русски плохо, но все же можно было кое-что понять. Показывал фотокарточки своих детей, и про Гитлера высказывался не очень хорошо, а когда получал паек, то обязательно давал нам шоколадку и банку консервов – таких вкусностей мы сроду не пробовали. До сих пор помню изможденное лицо этого солдата, не боялась я его совсем и даже спросила однажды: “А где же твои рога?” Он ничего не понял, а родительница пригрозила мне лозинкой».

В какой-то степени немцы пытались поддерживать работу местной малой промышленности. Одно из предприятий Элисты, например, обеспечивало 16-ю мд валенками. Объем производства составлял 50 пар в день.

Работала больница. В ней под оккупацией остались 17 врачей и 50 медсестер и санитарок.

Как и в других оккупированных регионах, немцы сохранили колхозы. Правда, они были переименованы в сельскохозяйственные товарищества.

Что до террора, то современные исследователи оценивают число жертв холокоста в Калмыкии в 445 человек, в том числе 320 человек, эвакуированных из западных районов страны и убитых румынами в Малодербетовском районе²⁴⁷. Но террор затронул не только евреев. В Яшалтинском улусе (комендант Миллер) из 130 расстрелянных людей евреев было лишь 14, в Элисте (начальник полиции Курахтонов) из 747 погибших евреями оказалось 26, а среди остальных преобладали русские и калмыки. В Западном улусе было убито 79 человек, в Приютненском – 30 комсомольцев и 20 коммунистов, в Яшалте – 90 человек. В Троицком улусе 10 сентября 1942 г. по приказу коменданта Белька в ходе массовой экзекуции было расстреляно 27 человек.

Много показательных событий раскрылось в 1958 году во время процесса против начальника Яшалтинской полиции Миллера и его подчиненных. Среди убитых ими только в селе Красная Михайловка было 25 человек, включая 15 детей в возрасте от двух до 14-ти лет. При этом активно использовались пытки. В других районах людей пострадало меньше. В Кетченеровском улусе, например, было убито 14 человек, но при этом «изверги и их приспешники, убивая мирное население, издевались над жертвами, резали по суставам части тела, например Шашикова Сеся, а также убийство женщин происходило с предварительным изнасилованием»²⁴⁸. В Троицком улусе было расстреляно 34 еврея, в Ики-Буруле – девять калмыков, в Бислюрте – трое русских и т. д. В целом за полгода оккупации в маленькой республике было убито до 1500–2000 мирных жителей²⁴⁹.

Калмыки по две линии фронта

К началу войны в рядах РККА служило порядка 4500 жителей автономии. К 5 октября было мобилизовано еще 5300 человек. 13 ноября 1941 года ГКО принял решение о создании национальных дивизий, включая две калмыцкие – 110-ю и 111-ю кавалерийские – общей численностью 7000 сабель. Мобилизационные ресурсы республики были небольшими – к 1 октября 1941 года на учете в военкомате состоял всего 8241 калмык 1901–1921 годов рождения, призывной контингент 1922–1924 годов составлял еще около 5207 человек, но часть этих людей уже была мобилизована.

12 марта 1942 года 111‑я кд была расформирована, так как командование резонно пришло к выводу, что роль кавалерии в войне является несущественной. 2000 калмыков были переданы в 15‑й запасной кп, еще 657 – в 110-кд, а 1500 русских распределили по другим частям.

В общей сложности, к началу марта 1942 года в ряды РККА было призвано более 20 000 человек.

Боевой дух 110‑й кд к августу 1942 года снизился, в первую очередь, по причине больших потерь. В мае в дивизии насчитывалось 4625 человек, включая тыловые части, то есть это было сравнительно небольшое формирование. Дивизия входила в состав 51‑й армии, и прикрывая отступление основных сил фронта, в период с 16 по 27 июля понесла большие жертвы в районе от станицы Богаевской до станицы Семикаракорской: убито – 600, ранено – 700, пропали без вести 200 человек. Таким образом, в ходе боев 110‑я кд потеряла около трети личного состава убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Еще треть бойцов отстала от основных сил дивизии и рассеялась по всему Северному Кавказу от Моздока до Астрахани. Только группам В.П. Панина и И.И. Белкина удалось вернуться в свою дивизию. Остальные группы вошли в состав 4 и 5‑го гвкк и 28‑й армии. Для доукомплектования 110‑й кд генерал И.И. Масленников (бывший комбриг 2‑й Конной) передал Панину 15‑й запасной (Ворошиловский) кп, в котором было много калмыков из бывшей 111‑й кд.

Эти события изрядно подорвали моральный дух местных жителей. Вдобавок советская администрация, осуществляя тактику выжженной земли, начала угонять скот за Волгу. Советские чиновники, видимо, ожидали, что кочевой калмыцкий народ уйдет через Замьяны и Астрахань в заволжские степи, но этого не произошло. Правда, на территорию Астраханского округа было целенаправленно выведено 5554 военнообязанных 1892–1925 годов рождения и 20 000 гражданских лиц²⁵⁰. Затем из Астрахани эвакуированных людей направили в Актюбинск, Алма-Ату и другие местности Центральной Азии.

Начштаба Калмыцкого кавкорпуса вермахта Д. Арбаков, избежавший репатриации и после войны осевший в США, так описывал это время: «В течение семи тяжелых боевых дней командование 51‑й армии Южного фронта не оказывало помощи ОККД ни одним танком, ни одним самолетом. Мы были обречены на гибель. Плюс выгон скота из республики, голод родителей никак не настраивал солдат вести героическую борьбу. Тысяча бойцов вернулась в республику. В июле-августе скот из Ставрополья, Краснодарского края, Ростовской области уже стали выгонять за Волгу. Вернувшиеся солдаты 110‑й начали отбирать этот скот и кормить семьи. Там и тут возникли до ста различных группировок из 15–20 человек, которые отбирали скот соседних областей и кормили народ. Советы их назвали бандитами. К приходу немцев уже существовали кавалерийские отряды – кормильцы народа»²⁵¹.

С этими отрядами курсантам 1‑го АВПУ пришлось сражаться уже в начале августа. Михаил Семигласов, назначенный командиром отделения 1‑го сводного полка, принял свой первый бой в боевом охранении у курортного местечка Тинаки: «За спиной в 400–500 метрах невооруженный полк, штаб дивизии. Отделение не успело сменить капризные винтовки-полуавтоматы, СВП, но всем было выдано по 5 патронов, а на ручной пулемет два заряженных диска. Перед рассветом часовой курсант Бракоренко сделал выстрел, затвор винтовки заело. Я спал рядом с пулеметом. Вскочил. Он говорит: “Ползут!” Не верилось, что надо вести бой. Но я моментально поставил на пулемет диск и открыл огонь. Куда – в темноте не вижу. Даю отдельную команду: “К бою! Огонь!” Сам в считанные секунды выпустил весь диск. Ставлю второй, последний. Бью короткими очередями, как учили. Когда начался рассвет, вблизи окопов обнаружили убитых. Все оказались бандитами, к нашему счастью, не из регулярных войск»²⁵².

И далее, вновь Арбаков: «Калмыцкая республика своими силами строила шоссейную дорогу Элиста – Дивное протяженностью почти в 100 км, и вся республика выставила своих рабочих и транспорт, техники не было никакой. Это тоже подорвало экономику республики. К осени 1940 г. половина урожая не была собрана, и скот остался без корма. Мало того, осенью 1941 калмыков направили на Дон, чтобы они приняли участие в строительстве оборонительной системы Дона. Это был напрасный труд, так как левый берег Дона – луговой, супесчано-глинистый. Сегодня вынешь песок, а на завтра – провалы. Взрослое население примерно три месяца продолжало эти работы. Мало того, Москва силами калмыков решила построить новую стратегическую железную дорогу Кизляр – Астрахань, 150 км по калмыцкой территории. И опять население своими примитивными силами строило эту дорогу. Мало того, по государственным поставкам забирали кожу, мясо, шерсть. Зная это, Ока Городовиков не должен был выдвигать идею организации двух калмыцких дивизий. Теперь нам ясно, что это была великодержавная политика Советского правительства. Но это стало понятно только после трагедии 1943 г.».

Тема скота, затронутая Арбаковым, в скотоводческой Калмыкии была ключевой. Иных источников существования у населения не было. 29 июля 1941 года Совнарком Калмыкии принял первое из последующей серии решений об эвакуации всего скота – 1,45 млн голов – за Волгу. Реально удалось переправить лишь 557 тыс. голов, еще 90 тыс. было забито или передано военным, 62 тыс. голов пали по дороге. 670 тыс. голов осталось на оккупированной территории²⁵³. Эвакуация была совершенно не организована, отсутствовал надлежащий учет, не было кормов, маршруты передвижения были слабо продуманы, что вело к большому падежу и злоупотреблениям.

Типичное калмыцкое поселенее

Не удивительно, что «почти все калмыцкое население не хотело эвакуироваться вглубь страны и зачастую способствовало бандитам в срыве перегона скота за Волгу», как отмечал в докладной записке секретарь по кадрам Калмыцкого обкома партии П. Касаткин²⁵⁴.

К каждому конвою со скотом было представлено всего три вооруженных красноармейца и нападения на такие слабые группы очень быстро распространились по всей степи.

«Под немцами народ разобрал себе все колхозное имущество, – вспоминал житель Сальска, позднее сбежавший на Запад, – все хорошо помнили, кому что принадлежало до коллективизации. Поэтому теперь каждый забрал себе обратно свое имущество. Но даже бедняки, у которых раньше ничего не было, кое-что получили. Землю мы поделили поровну по числу душ: на каждого вышло по 15 гектаров. Запасы зерна мы тоже поделили между крестьянами»²⁵⁵.

Тем временем на сторону немцев переходили председатели колхозов, директора школ и секретари парторганизаций, что весьма примечательно характеризует поведение бюрократии. Многие из представителей чиновничества отказывались уезжать на восток, считая, что и при приходе немцев смогут спокойно жить. Так, в Кетченеровском районе отказались эвакуироваться 11 из 14 председателей колхозов и 7 из 10 секретарей первичек ВКП(б). Интересно, что после освобождения Калмыкии с немцами ушли 21 председатель колхоза, 9 председателей сельсоветов, один секретарь партячейки. 5 председателей колхозов, четыре председателя сельсоветов и 10 секретарей парторганизаций присоединились к бандам²⁵⁶.

Один из таких активистов, секретарь райкома ВЛКСМ, спустя восемь лет вспоминал о событиях, давая интервью американцам: «нас забрали в штаб, где меня и бухгалтера продержали 15 суток… В нашем колхозе всего состояло 700 семей, из которых эвакуировалось 30, включая десять членов партии. Из партийных, впрочем, кое-кто остался на месте. Немцы приказали организовать местную полицию. Я сам побоялся туда идти и предпочел работать на перевозке сена. Осталась под немцами и женщина – бывшая председательница колхоза»²⁵⁷.

Этому способствовала и продуманная политика абвера. На протяжении всей второй мировой войны немцы эффективно вели работу по привлечению на свою сторону недовольных из числа граждан стран-противников. Не обошли вниманием они и Калмыкию.