Текст книги "Хроники Червонной Руси"

Глава 29

По размытой осенними ливнями дороге, весь мокрый и грязный, неожиданно добрался до Свинограда во главе невеликого отряда оружных гридней Давид Игоревич. Широко распахнул он объятия своему товарищу по тмутараканским делам. Как только сели за стол в горнице, принялся быстро, взахлёб, рассказывать:

– Содеял я, как тебе и баил. Набрал в Турове да в Пинске людишек, весною рванул в Олешье. Ох, славно порубали молодцы мои купецкую охрану, испотрошили, потрясли, яко яблоню, люд торговый! И наших, и гречишек! Шелков, бархату, паволок столько в жизни не видывал, как тамо! Такое дело! Сребра выручил за сей товар немало. Тут заявились ко мне люди от князя Всеволода, стрыя нашего. Велел князь Всеволод ступать мне в Киев. Передать просил: даст, мол, мне на Руси удел добрый, токмо чтоб грабить я в Олешье перестал. Такое дело! Ну, подумал я думу с мужами ближними, порешил: не век мне в Днепровском устье сиживать. Стрый разгневаться может, рати послать. Не устоять мне супротив его. Такое дело! Ну, воротился аз на Русь. В Киеве князь Всеволод меня принял, ласков был, пожурил маленько, а потом и молвил: даю, мол, тебе, племянничек, Дорогобуж на Горыни. Город сей как раз меж Киевом и Владимиром-на-Луге лежит. Ну, я и согласился. Такое дело! Топерича, яко и вы с Рюриком, не изгой еси, но князь володетельный!

Давид казался вполне довольным своим нынешним положением. Осмотрев валы и стены Свинограда, он похвалил Володаря:

– Да, крепкий у тя городок! Любую осаду выдержит! Но мой Дорогобуж твоему не уступит. Тож крепость добрая! Такое дело!

Увидев в покоях Володаря армянку, Игоревич громко расхохотался.

– Ага, стало быть, красных девок тмутараканских не забываешь! Оно и к лучшему. Слыхал, дочь у тебя народилась. Тож народец нужный! Такое дело!

Астхик при виде Давида испуганно вскрикнула и поспешно скрылась на женской половине хором, в башенке зелёного камня.

– Вспомнила, верно, как и со мной весело время проводила, – усмехнулся Игоревич. – Вот что, Володарь. Такое дело! Вот стол я получил, хотелось бы семьёю обзавестись. Что там ранее было, всё быльём поросло. Помню сестру вашу Елену. Красивая она у вас! Ты ей плат-то отвёз, передал?

– Передал, как же.

– Ну, а она? Что говорила?

– Говорила, что за безудельного не пойдёт. Хотя матушка наша хотела бы за тебя её отдать.

Лицо Игоревича просияло.

– Ну, вот и лепо! На свадьбе у Василька о том побаить бы. Тут ить, брат, такое дело! Полагаю, соузиться нам всем надобно. Думашь, Ярополк забыл, что мы с тобою волости у его отобрали?!

– Помнит он, конечно. Много раз об этом думал, с братьями говорил, – признался Володарь.

– Покуда князь Всеволод за Ярополка стоит, трудно нам будет супротив его управляться. – Игоревич вздохнул. – Даже вместе все не осилим его.

– Что ж ты предлагаешь, Давидка?

– Поссорить Ярополка со стрыем надобно. Скажем, есть у меня во Владимире слуги верные. Шепнут Ярополку, мол, собери рать да пойди на Киев. Отец твой Киевом володел. Даже не Ярополку, матери его достаточно в уши нашептать, и пойдёт-поедет. А супротив Киева Ярополк не устоит и потеряет тогда он все земли свои. Ну, как думаешь? – лукаво уставились на Володаря тёмные глубоко посаженные глаза-буравчики Игоревича.

«А не знал я, что столь он хитёр! Или прав был Ратибор?! – подумалось Володарю. – Да, он непрост! Верно, внял бы наущениям Лашин тогда, в Тмутаракани, постарался б от меня избавиться. Хорошо, хазары помогли, упредили».

Володарь понял: с Игоревичем ухо надо держать востро.

– Со братьями потолковать надо, – отмолвил он, прерывая скользкий неприятный разговор. – Вдвоём мы тут не решим ничего. В одном ты прав: Ярополк – наш враг! Лучше, чтобы его на Волыни не было!

…Вскоре Володарь с Давидом направились в Перемышль, на свадьбу Василька. Там же предполагал Володарь обсудить сказанное Игоревичем в тихой тайной беседе с Рюриком.

Глава 30

Боярин Ардагаст из Дрогичина бежал. Невестимо как, но уже в сентябре объявился он в Киеве, у князя Всеволода. Княгиня Гертруда метала громы и молнии, Ярополк хмуро молчал, с явным неодобрением глядя на вернувшихся с пустыми руками во Владимир Радко и Воикина. Невдомёк было князю и матери его, что как раз эти двое отроков и помогли знатному боярину скрыться. Тайком встретились с ним в Дрогичине на одном из постоялых дворов, молвили коротко:

– Головы твоей ищет князь Ярополк. Не простил, что сторону Ростиславичей ты держал во время смуты давешней. Наш тебе совет: уноси ноги вборзе. И ведай: мы тебе – не вороги. Не желаем гибели твоей от меча или в порубе.

Внял совету Ардагаст, поспешил скрыться, Радко же с Воикином, пару седьмиц поездив по Подляшью, воротились домой. Прежней чередой потекла жизнь, но того, что было во Владимире года три-четыре назад, уже не было. В соседних городах сидели иные владетели, утекали к ним добрые дружинники, слабела власть волынского князя. Мрачный ходил по горницам терема Ярополк, в бессильной ярости кусала уста честолюбивая мать его, не слышен был в хоромах княжеских заливистый смех прежде всегда весёлой и беззаботной княгини Ирины.

Пришла весть о грядущей свадьбе Василька. Читая грамоту с вислой свинцовой печатью, ещё сильней хмурился Ярополк.

– Не поеду никуда! Хай женятся, ихнее дело! – изрёк он, швыряя грамоту в горящую печь.

– Неразумно поступаешь, княже! – наперебой стали возражать ему ближние бояре.

– Не в Васильке тут дело, – вздыхал опытный луцкий тысяцкий Жирята. – Вышата обидится. Он ить, почитай, первый из бояр волынских. Ещё при отце твоём сюда перебрался. Почто в ворога его обратить хочешь?!

Понял Ярополк, что придётся ему ехать в Перемышль.

Гертруда, та решительно воспротивилась этой поездке:

– Чтоб я, княгиня Киевская, за гадёныша ентого вино пила, здравицы ему говорила! Не будет сего! Вороги, они вороги и есь! А ты, сын, слаб! Слаб, коли своим боярам место их указать не можешь! Рохля ты, яко и отец твой был! Что ж, езжай, позорься! На посмешище тебя Всеволод с Мономахом выставили, а ты и рад!

– Что ж делать я должен, по-твоему? – Ярополк недовольно развёл руками.

– Что делать?! Бороться, воевать, вот что! – вспыхнула Гертруда.

Вспомнила она, как намедни вечером приходил к ней боярин Лазарь, а с ним вместе один лях из старшей дружины, говорили, что следует им совокупить силы ратные да на Киев ударить. Не случайно ведь сам римский папа называл Ярополка «королём Руси». К чёрту ряд Ярославов! К чёрту лествицу эту глупую! Да и разве сам Всеволод не нарушал ранее ряд сей? Пора, пора на Руси те же порядки вводить, что и в других странах христианских. Сын правит вослед отцу! Так везде принято в Европе! У франков, у немцев, у нормандцев! Чем Русь хуже?

Проняли княгиню-мать речи боярские. Но говорить с сыном она пока не решилась. Следовало Ярополка к такой толковне подготовить. Сперва намёками, потом сказать прямо, как надлежит ему поступить.

Об ином повела речь Гертруда:

– Ворогов, сын, давить надо нещадно! Вот и подумай, как сделать, чтоб вышибить Ростиславичей из Перемышля со Свиноградом. Одно скажу: не мешкай! Один удар – и полетят они, разбегутся, изгои, раны зализывать за Горбы али в степи половецкие! Дружина у тебя есть под рукой! Думай, сын!

…Снова собирал Ярополк совет из ближних бояр, шептался с ними почти всю ночь. Спорили до хрипоты бояре, но к единому выводу, как им теперь быть, не пришли.

Глава 31

На свадьбу Василька пожаловали гости из многих соседних земель. Явились из угров Коломан и Альма, из Чехии – королева Свентослава с сыном и брат короля, епископ Яромир, от ляхов – Мешко, племянник князя Германа. Приехали несколько видных бояр из Киева с грамотами великого князя Всеволода, счёл нужным посетить торжество и Ярополк с супругой Ириной.

Шумом, гамом весёлым наполнился перемышльский детинец. Никогда ещё, пожалуй, за несколько столетий истории города не собирал он стольких гостей из разных стран. Разместили многих в боярских домах, иных – на гостиных дворах, самым же важным и знатным отвели покои в княжеском дворце. В церкви Святого Иоанна Предтечи молодых торжественно обвенчал владимирский епископ Стефан.

Володарь вместе с Рюриком стоял на хорах, глядя, как водили новобрачных вокруг аналоя, как обменивались они кольцами. Молодая Анна Вышатична цвела, будто майская роза. Совсем не походила она на хорошо знакомую Володарю угловатую девчушку-подростка с простоватым лицом, нелепо вздёрнутым носиком и тоненькой русой косичкой. Воистину, из гадкого утёнка превратилась Анна за три года в прекрасную лебедицу. Счастливо улыбался Василько, довольно разглаживал усы старый Вышата, скользил взглядом исподлобья по окружающим взволнованный Давид Игоревич. Выискивал он среди князей, их жён и бояр юную сестру жениха, княжну Елену. Но та покуда наперёд не высовывалась, стояла за спиной у матери в сторонке, у столпа. Праздничный парчовый плат покрывал голову девушки.

Ярополк отказался остановиться в тереме у Рюрика, буркнул коротко, что спешит обратно во Владимир, а покуда расположился с женой, гриднями и слугами в окольном граде, в доме одного богатого купца.

«Опасается, что захватим мы его и на Владимир тотчас пойдём», – думал Володарь, глядя на затканный жемчугом и украшенный зелёными ромбовидными самоцветами высокий головной убор красавицы Ирины. Вместе с чешской королевой Свентославой и другими знатными жёнами стояла она в кафизме напротив князей. Женщины о чём-то оживлённо шептались, тогда как Рюрик и Володарь ни словом не обмолвились со стоявшими рядом Ярополком и Игоревичем. Только бросали они время от времени друг на друга напряжённые взгляды, в которых сквозили недоверие и тревога.

«Вот так. Братья двухродные, а волками лютыми стали, ворогами. Не доверяем друг дружке, в горло вцепиться готовы. Кто тому виной? – рассуждал Володарь, и одно лишь слово напрашивалось в ответ. – Власть!»

После был пир, были серебро и зёрна пшеницы, брошенные на пути молодых, была постель из снопов на сенях, звучали гусли, гремел весёлый пир. Всё было, как полагалось.

Вечером на гульбище невзначай столкнулся Володарь с княгиней Ириной. Всё такая же красивая, с той же обворожительной улыбкой, шурша платьем из тяжёлой царьградской парчи, словно сказочная дева, выплыла она из-за столпа.

– Здравствуй, князь Володарь! – прозвенел над его ухом нежный голосок.

– Здравствуй и ты! – ответил он, невольно вздрогнув от неожиданности.

– А ты возмужал, повзрослел. Помнишь тот лов, под Владимиром? Я тогда опередила тебя, пустила стрелу в косулю.

– Разве такое забудешь?! – Володарь усмехнулся. – Вижу, ты всё столь же прекрасна, княгиня!

– Ирина! Называй меня по имени. Не добавляй «княгиня», – попросила женщина. – Слышала, тебе много чего довелось пережить за эти годы.

– Довелось. – Володарь, честно говоря, не знал, о чём с ней говорить.

Словно слепила его Ирина своей бьющей в глаза красотой. Невольно потупил молодой князь взор.

– Также я слышала, что у тебя родилась дочь. И зовут её, как меня, – продолжала Ирина. – Почему ты не привёз её в Перемышль?

– Моя дочь ещё слишком мала. Пусть подрастёт.

Наступило неловкое молчание. И он, и она не знали, что ещё сказать. Оба они застыли, затаили дыхание и любовались друг другом. Наконец Ирина, шевельнувшись, тихо промолвила:

– Я вижу, что мой супруг… он недолюбливает тебя и твоих братьев… Я бы… хотела помирить вас… Если бы это было возможно! Знай, Володарь, что враг твой – не Ярополк, а его мать! Это она хотела схватить вас тогда, после лова! Нет предела властолюбию этой скверной женщины! И мой муж во всём подчиняется ей! Я… тогда слышала, что они говорят… Была ночь…Выбежала из шатра… В платье монашеском… Поняла, что до тебя не доберусь незамеченной… Метнулась к угорцам… Упросила Коломана… Потом говорила с чешской королевой… Они составили грамоту на бересте… Остальное ты знаешь…

– Выходит, это ты нас спасла? Как же я не догадался?! – всплеснул руками Володарь. – Всё думал, на что мы, изгои, сдались Коломану и Свентославе? Вот оно что! Не знаю, как тебя и возблагодарить! На колени пасть пред тобою готов, постолы целовать! Господи, Ирина! Лебедица белая! Царевна моя прекрасная!

Молодая женщина вдруг не выдержала, всхлипнула, закрыла руками лицо. Она круто повернулась и хотела уйти, но Володарь заступил ей дорогу, порывисто обхватил за осиный стан, притянул к себе. Стал целовать, страстно, яро, в глаза, в ланиты, в уста. Она отвечала, сдерживала рыдания, не вырывалась, не отбивалась, только кулачки маленькие упирались ему в грудь и мешали прижать к себе всё её хрупкое тело. Шуршала парча, и шуршали слова:

– Если бы не было Ярополка и чад, может, я бы и полюбила тебя, Володарь. Да, это так. Но Господь рассудил иначе. Никого не стану любить я, кроме своего мужа… Ты должен понять… У тебя есть дочь, есть женщина, сделавшая тебя отцом. Молю тебя: живи с нею. А меня забудь… Не хочу… Предаваться греху… – шептала Кунигунда-Ирина.

В свете свечей горели голубые бездонные озёра очей. Никогда больше в жизни своей, наверное, не встретит Володарь такой прекрасной женщины. Разум взял верх над чувствами, он ласково отодвинул её, опустил руки, через силу улыбнулся, сказал так же тихо:

– Ты люба мне, Ирина. Знай… Но мы, князья, не вольны в любви. Должны уметь обуздывать приступы жарких страстей. Вот, возьми. – Он снял с шеи и протянул ей серебряный оберег с гордо распростёршим могучие крыла соколом-балабаном. – Да охранит он тебя от бед и несчастий.

– А вот тебе обо мне память. – Женщина надела ему на мизинец золотое кольцо с синим самоцветом. – Носи и помни.

Она вдруг весело рассмеялась, подхватилась быстро, побежала от него по широкой площадке гульбища. Обернувшись, махнула изящной ручкой на прощанье, сказала неожиданно громко:

– Не горюй! Свидимся ещё, и не раз!

Скрылась красавица во тьме перехода. Долго стоял Володарь в одиночестве на гульбище, смотрел в вечернюю даль, слышал доносящиеся из горницы звуки праздника. В душе царило смятение, он вдыхал аромат Ирининых духов, в ушах ещё стояли её слова. Да, он понимал Коломана. Как можно было не влюбиться в такую женщину, не поддаться её чарующей улыбке, не внять нежному голоску?

На гульбище царила тишина. Никто, кажется, не заметил их. Но сыскался один человек, ставший невольным свидетелем их встречи, разговоров и объятий. Человеком сим был Фёдор Радко, отрок из дружины Ярополка.

Вихрем ворвался он в гридницу, незаметно проскочил мимо пирующих, едва не бегом метнулся на купецкий двор, занимаемый людьми Ярополка.

Грызло душу молодца отчаяние. Всё видел он, всё слышал, в голове стучало: «Ить любит же она его, изгоя сего! Как глядела! Сколько нежности очи источали! Что тамо князь Ярополк! Груб он, прост! А ентот – вон какой! Сокол, орёл! Господи, несчастна ить она, несчастна! А я?.. Сердце заходится, как гляжу на её!»

Пробрался Радко на сеновал, обхватил в отчаянии руками кудлатую голову, уткнулся лицом в колючее сено.

Глава 32

– Ну вот, и брат твой молодший женится! – С горькой усмешкой Коломан пододвинул к себе чару с янтарным олом. – Да, течёт время! Кирие элейсон! Грехи тяжкие!

Единственный видевший глаз угорца горел лукавым огоньком.

Володарь сидел напротив горбуна за столом в одном из покоев дворца, на верхнем жиле. В печи весело потрескивали дрова. Из окон открывался вид на широкие ухоженные поля. Глядя вдаль, Коломан вздыхал.

– Да, хорошая у вас земля, – качал он головой. – Палку посадишь – древо вырастет, зазеленеет, плоды даст. Не наша пушта сухая. Жирная земля, чёрная! Куда ни глянуть – пшеница растёт, ячмень, гречиха. Урожаи обильные всякое лето. В пуште у нас – одна жухлая трава! Кирие элейсон!

Прибеднялся королевич. Помнил Володарь, сколь плодородны угодья на Дунае. Какие там сады, виноградники, пашни добрые. Пушта, простирающаяся меж Дунаем и Карпатами, воистину была местом бесплодным и безлюдным, но ведь в Угрии много иных, гораздо лучших, земель.

– Не везде у нас так, – осторожно заметил молодой князь. – Болот немало, топей гиблых. Окрест Свинограда моего часто дреги199199
  Дрега, дрягва (др.-рус.) – болото.


[Закрыть] встречаются.

– На болотах руда железная. Тоже вещица полезная, – молвил Коломан, подмигнув двухродному брату. – Или, думаешь, я не знаю, чем у тебя в Белзе народец промышляет? Слышал, кузнецы там добрые.

– Это есть. Но не всюду железо. Не так уж его и много. У вас в Родно вон, рудники свинцовые, а ещё серебро, олово в горах. Чего тебе, братец, нам завидовать? – Володарь пожал плечами.

В покое вместе с Коломаном находилась его жена. Сидела она на лавке у стены, вся разодетая в дорогие платья из шёлка и лунского сукна, слушала их, время от времени встревала в разговор. Сицилийка, к удивлению Володаря, уже вполне сносно разговаривала по-русски.

– Восхищён, как быстро ты усвоила нашу молвь, – заметил Володарь, к вящему удовольствию улыбающейся принцессы.

– Моя мать её выучила, мне на голову. Теперь всё слышит, всё понимает, ни единого слова случайно брошенного не скроешь, – проворчал Коломан.

– Когда подрастёт наша дочь, мы её тоже научим говорить на твоём языке, князь Володарь, – пообещала Фелиция. – Может быть, здесь, на Руси, мы найдём для неё жениха.

– Вот если бы у тебя был сын, – сказал Коломан, – можно было бы подумать об обручении. Нет, я не шучу, братец. Дружбу ведь надо крепить. Ты видел, как смотрел на Василька Ярополк во время венчания? Ничего доброго для вас не сулил его злобный взгляд.

– Я тоже это заметила, – поддержала мужа сицилийка.

– Иного ждать от него было трудно. – Володарь пожал плечами. – Конечно, князь Ярополк нам – не друг.

– Ну, если что, где мой дом, ты знаешь, – заключил Коломан.

– А ты – где мой, – ответил ему Володарь.

Двухродные братья грустно рассмеялись.

– Впрочем, было бы неплохо вам избавиться от вашего недруга без лишних неприятностей для себя. – Коломан снова подмигнул своим тёмным лукавым глазом. – Кирие элейсон! Грехи тяжкие! А земелька у вас всё же добрая, – добавил он, снова глянув в окно.

Большими глотками королевич опорожнил чару с олом.

– Вкусный у тебя ол, Володарь, – заметил он, причмокнув языком. – Пожалуй, велю ещё налить.

– Опять напьёшься – и будешь немощен в постели, – весело засмеялась, тряхнув распущенными волосами, Фелиция. – На что мне такой муж?!

– А ты ненасытная! Вот, обрати внимание, Володарь. Женщины перезрелые, лет сорока и более, искушённые в плотских забавах, часто бывают весьма невоздержанны в грехе. Заводят себе молодых полюбовников, спят со всякими там пажами, молодыми монахами и прочей мелюзгой. Бойся таких женщин, дорогой братец! Лучше всего – не связывайся с ними. Кажется, у тебя молодая подруга? Вот и живи с ней. А ола я всё-таки выпью. Половину чары, больше не надо.

Почему-то опять вспомнилась Володарю Таисия. Подумалось, что Коломан, вероятно, прав. Немощный телом, он почерпнул многое не на своём опыте, а из книг и разговоров.

– Всё-таки хороша у вас землица! – опять вздыхал Коломан, качая головой и глядя за окно.

Надолго запомнил угорский королевич свою поездку в Перемышль и этот вид из окна на чёрную жирную землю, щедро согреваемую солнцем. Возникла в душе у него мечта когда-нибудь включить Червонную Русь в состав своих владений. Пока он находился в подчинении у дяди-короля и не мог загадывать далеко вперёд. Но мечту эту будет Коломан лелеять и вынашивать долгие годы. Сегодня же он мог доверить свои мысли только жене.

Вечером, когда Володарь уже покинул отведённый высокому родичу покой, он признался Фелиции:

– Хотел бы когда-нибудь видеть этот город в своих владениях.

Сицилийская нурманка, кивнув головой, чуть слышно задумчиво повторила:

– Когда-нибудь. – И добавила: – Не теперь.

…Не могли знать Коломан и его жена, что в эти самые мгновенья в узкой каморе, затерявшейся посреди больших и малых покоев на верхнем жиле терема, двое старших Ростиславичей собрались на тайную беседу. Лишь один из ближних княжеских людей, Халдей, был приглашён на неё.

Говорили тихо, медленно, каждое слово будто на весах взвешивали.

– Покуда Ярополк княжит на Волыни, не будет нам покоя, брат, в наших городах, – молвил Володарь. – Только что вот с Коломаном баил, а он возьми да и брякни: неплохо, мол, было б вам от вашего недруга избавиться. Шёл когда сюда, подумал: прав ведь угорец, лис горбатый!

– Ну, у Коломана свои заботы. Ему бы нас всех меж собой перессорить, а самому за наш счёт поживиться, оттягать городок-другой. Или вмешаться в наши свары, пограбить Русь Червонную – от такого тож, мыслю, не откажется он николи. – Рюрик раздумчиво покрутил пышный ус. – О Ярополке же баишь ты верно. Ворог он! Спит и видит отнять у нас земли.

– Говорят, его мать Гертруда ещё сильнее жаждет этого, – обронил осторожно Халдей.

Он больше молчал, слушал толковню братьев – Ростиславичей, и втайне радовался, что вот ему, а никому другому так доверяют князья.

– Вот что я думаю, Володарь, – продолжил Рюрик. – Много у нас во Владимире доброхотов – то верно. Но хотелось бы, чтоб в дружине Ярополковой наши с тобой люди были. Ну, даже один хотя бы, токмо чтоб ловок был, умён да пронырлив. Чтоб, что надо, завсегда услыхать мог и нам с тобою втайне передать.

– Где же ты найдёшь такого человека? – Володарь пожал плечами. – Ярополк ведь не всякому доверится.

– Есть у меня на примете один. Вот, думаю, пошлю его во Владимир. Слух есть, набирает Ярополк в дружину отроков да гридней. После смуты недавней многие от него сбежали. Заместо ушедших всяко новые ратники умелые ему надобны. Вот и…

– Что за человек, брат? – нахмурил чело Володарь.

– Тебе покуда ведать о нём ни к чему. – Рюрик выразительно глянул на Халдея.

Лукавый хазарин сразу обо всём смекнул.

– Извиняйте, князи! Час поздний, пора бы мне и честь знать, – сказал он и, узрев одобрительный кивок старшего из братьев, исчез за высокими дверями покоя.

– Отца человека сего в Киеве пятнадцать лет назад брат Ярополков покойный, Мстислав, казнил смертью лютой, – прошептал Рюрик. – Помнишь, когда встань200200
  Встань (др.-рус.) – восстание.


[Закрыть] в стольном была супротив Ярополкова отца201201
  Речь идёт о событиях 1068—1069 годов, когда в Киеве вспыхнуло восстание против князя Изяслава Ярославича и его приближённых. Изяслав вынужден был бежать в Польшу, но спустя полгода вернулся. Его сын Мстислав, старший брат Святополка и Ярополка, жестоко подавил восстание.


[Закрыть]? Тогда. А кличут сего парня – Нерадец. Запомни, брат.

Слова последние прозвучали как-то неожиданно зловеще. Володарь невольно вздрогнул: «Нерадец! Имя какое-то странное. И где его Рюрик выкопал?!»

– Не договариваешь ты чего-то, брат, – сказал он, видя, что Рюрик отводит в сторону глаза. – Только ли оповещать этот самый Нерадец тебя будет о делишках лихих Ярополка и его мамаши?

– Ну, может статься, и не токмо, – нехотя бросил Рюрик.

Помолчав немного, он добавил:

– Ты уразумей, брат. Ярополк зло супротив нас измышляет. И надобно нам его упредить. Прав тыщу раз Коломан твой!

– Это так. – Володарь согласно кивнул. – Об одном тебя прошу, Рюриче. Княгиня Ирина – она здесь ни при чём. Давеча узнал я – это она нас упредила тогда. Помнишь, после того лова под Владимиром? Коломан-то через неё сведал о Гертрудином замысле. Не ворог нам – княгиня Ирина.

– Выходит, пользой для нас обернулась встреча твоя с нею в лесу? – Рюрик презрительно усмехнулся. – Да ты, я погляжу, влюбился в княгиньку сию, что ли?

– Княгиня Ирина мужу своему верна. Не присочиняй всяких небылиц! – огрызнулся Володарь. – Но что помогла она нам – то верно!

– Вчера помогла, завтра – предаст! – проворчал Рюрик.

– Не такая она! Мира жаждет меж нами всеми.

– Ты откель ведаешь?

– От неё самой. Вот, взгляни. – Володарь показал брату мизинец, на котором переливалось синеватым блеском кольцо.

– Ого! И ты ей поверил?! Да она, верно, всё выдумала!

– Нет, брат. Не лгала княгиня Ирина. Да и на что я ей, если подумать?

– Может, её Гертруда надоумила. Бабы, Володарь, они хитрые! Не верил бы ты им! Ну а о Нерадце, ясно дело, ни единой душе ни слова. Тем паче Ирине твоей.

Понимал Володарь с горечью, что брата ему не убедить. Смутно догадывался он, что замыслил Рюрик нечто коварное и злое. Впутывались все они в липкую паутину страстей и противостояний. Одного желал он, одно сам себе обещал – не допустить, чтобы княгине Ирине и её малым чадам было причинено лихо.