Текст книги "Волчье правило"

Суета, хренобень и туфта…

… Вскоре все потихоньку задремали. Вдруг завыла сирена, и металлический голос командира корабля в динамиках известил.

– Внимание! Мы пересекли границу между СССР и Афганистаном!

Однако встревожены были не все – летевшие не впервые спокойно себе дремали.

– Да не дрыгайтесь вы, – буркнул шебутной танкист из-под фуражки, закрывшей пол-лица. – Это так – традиция, летуны завели. При возвращении на Родину – как же вы эти слова ждать будете! А пока приберегите силы на посадку в Кабуле, хотя вы – парашютисты, вам не так хреново будет, как остальным.

Зачем беречь силы для посадки в столице дружеского государства, было неизвестно, поэтому Александр с Романом снова закемарили. Но когда «Горбатый» повис над Кабулом, действительно пришлось вспомнить уроки десантирования: с десяти тысяч метров громадный Ил-76 быстро свалился на крыло и за считанные минуты, за каких-то три круга, довольно жестко ударился колесами об аэродромный бетон.

Парашютисты держались молодцами, хотя даже им не верилось, что такая огромная машина способна на подобные маневры. Иным заменщикам в самом деле поплохело, некоторые «хвалились харчами», одна женщина с перепугу вообще потеряла сознание, возле нее суетился капитан-медик.

– Сегодня летуны что-то на самом деле погорячились… – тяжело вымолвил танкист, переводя дух со вчерашним амбре.

Выйдя из кабины летчиков, командир борта жестко осмотрел своих пассажиров.

– Перед нами «духи» сбили АН-24, – обозленно сказал он. – Кто не верит, посмотрите на горы, когда выйдете!

Открыли рампу, но выходить почему-то не спешили – там работали представители Кабульской пересылки. Впереди респектабельно выступал в новой «эксперименталке»[32]32
  «Эксперименталка», «афганка». Полевая форма, «обязанная» своим появлением афганской войне: брюки защитного цвета с карманами чуть выше колен, куртка со шнурками вместо поясного ремня и застежками-«липучками», кепка с козырьком.


[Закрыть] здоровенный, упитанный, что твой хряк, старший прапорщик-десантник.

На широченной груди прапорщика красовались орденские планки, просто обязывавшие «союзных» заменщиков взирать на него с благоговейным уважением: два ордена Красной Звезды, орден «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в воинской службе» первой и второй степени! На всю остальную «песочно-юбилейную шелуху» ошарашенные молодые офицеры не обратили внимания.

– Наверное… спецназовец… – вслух высказал мысль Роман.

– Держи карман шире! Дальше дуканов кабульских нигде не бывал! – с презрительным пренебрежением бросил танкист. – Крыса тыловая!

– Как так?! – изумились парни.

– А так, – продолжал новый знакомый. – Этот прапор – начальник склада без склада (должность в штате есть, а склада такого по жизни не существует, в связи с определенными причинами), одного из полков славной 103-й десантной Витебской дивизии. Дивизия воюет в горах, «зеленках»[33]33
  Местность, покрытая тропической растительностью.


[Закрыть] и кишлаках, а прапор пригрелся и уже пятый год на пересылке настойчиво «сражается», не щадя живота своего.

– Как, пятый год? А награды? – не могли въехать парни, а с ними – и множество любопытных заменщиков.

– А так, задача у этого хряка колхозного не воевать, – презрительно глядя на прапорщика, продолжал танкист, – а быть «в-передок-смотрящим», отбирая на пересылке привлекательных особей прекрасного пола для штаба армии и командования 103-й дивизии. За это он регулярно получает награды, бабки у него водятся, генералы за руку здороваются, а десантники пяти «крайних» замен каждый раз обещают застрелить или, на крайний случай, кастрировать.

– А чего не кастрируют, а лишь обещают?! – вознегодовал кто-то из «союзных» заменщиков.

– Во-первых, – рассказывал танкист, довольный тем, что он снова оказался в центре внимания, – никто не хочет под конец своего пребывания в этой мясорубке марать руки об такое дерьмо. Во-вторых, он в здешней столице уже пять лет отирается, все привыкли к нему, он тут – некий раритет, визитная карточка воздушных ворот Кабула. А в-третьих: когда этот «орденопросец и медалист» чует в воздухе опасность, он сначала накрывает «боевикам» шикарную поляну, а потом прячется, суток на трое, в нору, имеющуюся у него в женском модуле. Оттуда его даже командарм не достанет!

– Ха-ха-ха!!! – вновь сотряслось смехом пол-«Горбатого».

Привлекательных женщин на борту на этот раз не было. За исключением молодицы, потерявшей сознание во время посадки; правда, сейчас ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, поэтому славный «орденопросец и медалист» демонстративно-безразлично проследовал мимо. Заменщиков пересчитали, забрали предписания и повели на пересылку.

При выходе из самолета они обратили-таки внимание на склон ближайшей заснеженной горы – там что-то дымило (наверное, догорал сбитый АН-24), кружили два вертолета Ми-8, а эскадрилья Ми-24 упорно долбила НУРСами и бомбами кишлак под горой. Прилетевшие в Афган не впервые, чувствовали себя намного вольготнее – не все из них пошли на пересылку. Кое-кого встретили на машинах, просто на краю аэродрома, а веселый танкист, забрав вещички, простившись с попутчиками, рванул к девчатам из инфекционного госпиталя.

Кабульская пересылка оказалась непревзойденным явлением военного зодчества. Если раньше (по рассказам старожилов), пересылкой именовали банальное сосредоточение дырявых палаток на обочине аэродрома, обнесенных колючей проволокой, тогда как сейчас это было некое «Сити» – несколько запорошенных вездесущей афганской пылюкой сборно-разборных сооружений (модулей) из фанеры, как и ранее, обнесенных колючкой, рядом с аэродромом.

В модулях стояли солдатские двухъярусные койки, тумбочки и табуреты. Туалет и умывальник располагались на дворе. Внутри модуля, где поселились приятели, был, правда, черно-белый телевизор, по которому как раз транслировали очередной доклад вездесущего и косноязычного Генсека.

Парни поспали, повалялись на койках второго яруса (оттуда лучше виден телевизор), покурили в курилке. Вечером за Романом приехали спецназовцы, забрав с собой, а в скором времени и Сашка улетел в свой гарнизон.

В бригаде старлея никто не встречал: на КПП показали, как пройти к штабу возле обелиска с БМД-1 на пьедестале. В штабе дежурный по бригаде приказал вооруженному автоматом посыльному, стоявшему возле входа, взять Сашкины вещи, рассказав – где находятся кабинеты командира бригады, начштаба, начальника политотдела, секретаря парткома, строевая часть и т. п. Отдав честь Боевому Знамени воинского соединения, Сашка направился к кабинету начальника политического отдела, подполковника Михалкина. Зашел, как требовали того воинские уставы – строевым шагом, приложив руку к фуражке, и представился.

– А, Петренко! Заявился, конец-с-концом! – даже не поздоровался начпо. – Рассказывай!

– О чем рассказывать? – не понял тот.

– Как ты там ЧВС Киевского Краснознаменного нах… послал, старлей! Об этом расскажи! – Начпо без старта набрал обороты.

– Не посылал я никого… – начал оправдываться Александр.

– У меня другие сведения. – Начпо, подполковник лет сорока, среднего роста, спортивного вида, крепкого телосложения, подошел к Сашке вплотную, принюхался (на всякий случай – может, старлей где-то с вечера хлебнул спиртного, можно сразу же – «на цугундер», или же – к партийной ответственности). Ничего не унюхав, Виктор Федорович (именно так его звали) мог бы успокоиться, но…

– Я тебя так обкатаю – шелковым вернешься в Союз, или вообще не вернешься! Что, думаешь, приехал на войну и все здесь тебе сразу пох…?! Ни тебе воинской, ни партийной дисциплины? Война все спишет? Ни х…! Здесь, если не будешь мне подчиняться, голову сложишь и поедешь домой в цинковом гробу. «Груз двести», слыхал о таком? Как бы ты ни служил, чтобы ты ни делал, даже если повторишь подвиги Гастелло и Матросова одновременно, ничего ты не выслужишь без меня, даже медальки юбилейной! Понял?!

Так что иди, принимай четвертую роту, – гремел начпо, – она у нас в партийно-политическом плане самая запущенная. Твой предшественник – покойник Новиков, мать его, завалил там все, что мог! Если за месяц не будет улучшений морально-политического климата в подразделении – ждет тебя выговор по партийной линии и аттестационная комиссия. У меня все учатся правильно Родину любить, чтоб правое ухо было выше левого! Иди!

Ошалевшим вышел Сашка из кабинета начпо.

«Все они такие, в голову ударенные? Или они специальный, “неестественный” отбор проходят?» – с такими мыслями, ругаясь и недоумевая, приблизился Сашка к кабинету секретаря парткома. Зашел уже без пафоса.

– Петренко, – сухо представился он.

– Николай Александрович Ветла, – прозвучало в ответ. Хозяин кабинета – высокий (спокойный!), чем-то похожий на артиста Талашко из фильма «В бой идут одни старики», подполковник с сединой в волосах, которая заметно начала пробиваться на висках, вышел из-за стола, прошел к Александру, приветливо протянул руку и поздоровался.

– Присядь, Александр Николаевич, – показал он левой рукой на стул. – Что, уже побывал у начпо? – проникновенно спросил подполковник, перехватив злой взгляд Сашки, без официоза, как-то по-товарищески. – Тогда понятно, отчего такой невеселый!

Теперь послушай меня, Александр, я, как опытный офицер, который уже второй срок на этой войне тянет, как отец двух взрослых сыновей – курсантов первого курса славного Рязанского десантного командного училища, немного тебя поучу. По-доброму, не волнуйся, не стриги ушами! Не так, как в предыдущем кабинете!

Вообще я свой первый срок в Афгане отпахал во время вторжения – или при вводе войск, как сейчас модно говорить, – когда служил в славной сто третьей Витебской дивизии на должности заместителя командира батальона. – Ветла встал, включил какой-либо непонятный прибор на тумбочке в уголку кабинета.

– Трофейный электрочайник, новое достижение науки проклятых империалистов, в плане организации быта – объяснил он Сашке. – Главное, что очень удобно, не то что наши кипятильники, с которыми что-то не так сделаешь – и пробки повыбивает. Сейчас попьем чайку, у меня из дуканов есть такой, что такого, наверное, ты некогда не видел и не нюхал – трофейный, настоящий «Липтон с бергамотом».

Он нагнулся, открыл тумбочку и в кабинете словно что-то расцвело и вдруг изменилось: таким замечательным был аромат того самого чая с таким неизвестным и привлекательным названием – «Липтон с бергамотом». Сашка сглотнул слюну.

– Я и не знал, что чай может так вкусно пахнуть, – сказал он. – Однако, товарищ подполковник, вы – секретарь парткома соединения, большой и уважаемый человек, а я – обычный старший лейтенант, уже наслушавшийся матюгов от партийно-политического руководства, поэтому, наверное, неудобно как-то, ежели кто-то сейчас зайдет сюда и увидит, как мы с вами чаи гоняем.

– Отвечаю откровенно на все твои вопросы, Александр, – спокойно ответил секретарь парткома, заваривая чай и вытягивая разнообразные пакетики с цветистыми надписями: там было печенье и конфеты. – Понимаешь, на эту должность меня не назначили, а выбрали. Если потеряю доверие людей, меня просто не изберут в следующий раз. Это, во-первых.

Во-вторых, я уже говорил, но ты, возможно, не обратил внимания, что в Афгане я уже второй раз, поэтому я свое отбоялся по первому разу. А в-третьих, мой юный друг, и ты в в недалеком будущем увидишь это собственными глазами: мой авторитет в бригаде, даже среди технарей и тыловиков, является довольно знаковым, как любит говорить наш Генсек. Я могу себе позволить подходить к людям открыто и относиться к ним так, как они того заслуживают, в рамках, конечно, нормальных, офицерских отношений…

* * *

…Видения прошлого промелькнули перед глазами, и Хантер спохватился – негоже расслабляться на войне! Вылез из окопа, приблизился к хорошо замаскированному длиннющему окопу, практически траншее, где скрывалось трое – Болгарин, Хакимов и Наваль. Приказав Хоакину оттащить пленного в сторонку, Сашка прилег на пшеницу неподалеку, с удовольствием растянувшись на теплой земле. Взяв в руки тангенту с наушником, приказал Диордиеву выйти на СТО. Ответил Ошейков, доложил, дескать, все нормально, технари чинят технику, Пол-Пот спит в кунге машины ТО, на «Головке» все спокойно, а его знакомый армейский сапер уже возвратился из отпуска, где отдыхал на пляже. Поговорив со старшим техником, Петренко поручил Болгарину выйти на ротного.

Лесника в эфире не оказалось. Ответил Дыня. Из разговора с ним Хантер понял – у ротного снова проблемы с печенью, поэтому он наелся лекарств и отдыхает, а дежурит Денисенко. Где именно сейчас находится и чем занимается, Хантер не сказал, даже не намекнул. Перекинувшись двумя-тремя ничего не значащими фразами со взводным, он прекратил эксплуатацию эфира.

– Слушайте «духов», где-то через час начнется! – на всякий случай приказал старлей подчиненным, хотя и сам сомневался в своих словах.

Тройка вновь занялась шпионским делом. Александр направился к своему окопу, огородив его веревочкой из шерсти, подаренной Ломом. Окоп он выкопал тоже довольно длинный, в форме английской буквы «W», чтобы можно было стрелять в разные стороны, к тому же резкие углы окопа могли взять на себя осколки мин, ежели «духи» начнут палить из минометов. Про такие окопы ему рассказывал дед-фронтовик. К тому же рядом мог комфортно разместиться радиотелефонист с радиостанцией. Маскировка оказалась удачной, с двух шагов не было заметно ямы – то постарался Татарин, чей окоп был выкопан неподалеку.

– Спишь, Баскаков? – Хантер осторожно приблизился к снайперу.

– Какой спишь, я е…ль такой спишь! – тихо запричитал Татарин, копируя языковые обороты азиатов, впервые попавших в армию.

– Хорошо, наблюдай за местностью, – улыбнулся старший лейтенант.

Луна в небе то появлялась, то пряталась за тучи. Обманчивые пятна света романтично освещали пейзаж, но, сколько не вглядывался Сашка в ночной бинокль, ничего достойного внимания так не увидел.

«Может, “уета, хренобень и туфта” все это? – подумал молодой офицер, припомнив чью-то пародию на чьи-то стихи. – Может, сняться тихонько и возвратиться на СТО? А там, возможно, и покемарить часок-другой? – крадучись, проскользнула в мозг предательская мыслишка. – Чем я хуже Волка позорного?»

И вновь молодую голову посетили воспоминания…

* * *

– Народ в бригаде подобран боевой, – между глотками горячего чая сообщил подполковник Ветла. – В большинстве своем обстрелянный и видавший виды. Хотя недавно получили мы пополнение из союзных учебных частей, а это очень сырой человеческий материал, предстоит тщательно над ним поработать, прежде чем взять на первый боевой выход. Кстати, офицера или прапорщика мы тоже сначала обкатываем внутри соединения, как правило – около месяца, и лишь потом берем его на боевые. Так что не шибко рвись в атаку, успеешь навоеваться до одури.

С командованием нашей бригаде, за редким исключением, повезло, – с удовольствием продолжал чаевничать Ветла. – Комбриг, полковник Ермолов Андрей Викторович (кстати, по какой-то там линии – наследник того самого славного героя Отечественной войны 1812 года и покорителя Кавказа, генерала Ермолова!). Кремень, а не человек! Начштаба – тоже нормальный и порядочный человек, подполковник Егоров Иван Васильевич, боевой офицер и прекрасный военспец.

А вот во втором батальоне у нас проблемы. Старый командир – подполковник Шлапак – подорвался на фугасе, сейчас лечится в Союзе, получив компрессионный перелом позвоночника, его место занял выпускник академии имени Фрунзе майор Пост Юрий Леонидович, немец по национальности.

Человек храбрый и офицер грамотный, однако страдает очень серьезным недостатком – жадностью. Забирает у бойцов все, что захочет, все, что старшины найдут, любую мелочь: платочки с люрексом, фирменные пакеты «Мальборо», сигареты, зажигалки, щипчики для ногтей и т. п. Подобное поведение едва не привело к трагедии: когда он мылся в бане, кто-то из солдат подложил в топку в бане «феньку», то есть гранату Ф-1!

Хорошо, что граната была с чекой, хорошо, что солдатик-истопник оказался отчаюгой: увидев раскаленную докрасна гранату, взял лопату и выкатил ее, вызвав дежурного по батальону.

Тем самым спас жизнь и Посту, и прапорщице-фельдшерице (с которой тот «мылся»), и, возможно, самому себе. После того досадного инцидента провели расследование, хотя виновников, конечно же, не нашли. С Постом поговорили – комбриг, я и начпо, но вижу, что пока он не сделал для себя правильных выводов.

Замполит твоего батальона – капитан Бовсиков. – Гримаса перекривила загорелое лицо подполковника. – Это уже проблема сама по себе, бойцы за глаза прозвали его Почтальоном Печкиным, так его величают и офицеры, и прапорщики батальона. Мне иногда кажется, что он и сам забыл свою настоящую фамилию.

Несчастье это закончило когда-то Рязанское училище войск связи, попало в Прибалтику, в нашу учебку, в Гайжюнай, которая тогда носила название «почтовое отделение Рута-8». Потом оно не справилось ни с одним видом офицерской деятельности, таким образом оказавшись на комсомольской выборной должности…

На беду воздушно-десантных войск, у него проявилось дарование к оформлению ленкомнат, протоколов и всяческой документации, его заметили, и вот так попал Почтальон Печкин в замполиты батальона… – Ветла усмехнулся, словно рассказывал анекдот или байку.

Начпо его ценит, поскольку у него имеется великий «плюс» (по мнению Михалкина) – документация партийно-политическая отработана на высочайшем уровне: планы, протоколы, дневники индивидуальной работы, все как в аптеке! – продолжал уже без эмоций подполковник. – Если прилетает проверка из окружной политуправы или политотдела армии, их прежде всего ведут в твой батальон: там бумаги в ажуре, имеется образцово-показательная ленинская комната и тому подобный бред.

«Ни фига себе, вот молодец!» – про себя достойно оценил Сашка такую откровенность, но вслух ничего не сказал (подполковник пришелся ему по душе, рубит правду-матку, видно – калач тертый, вояка!).

– Кстати, – понизил голос Ветла. – В нашем соединении когда-то, в начале войны, был начальник политотдела, так вот он уже после Афганистана получил срок заключения в шесть длинных лет…

– За что?! – подскочил со своего места Сашка.

– Перевез в Союз контрабандой трофейный пистолет ТТ, и в ресторане в Бресте по пьяни устроил драку со стрельбой… – спокойно сообщил Ветла. – Но мы отклонились от темы нашего разговора, а тема нашего разговора – отношение к политработникам. Так вот, благодаря позиции начпо, отношение к нам является, к сожалению, не всегда адекватным. Существует в бригаде кучка «приближенных к императору персон», делающих все, чтобы нас не любили…

Теперь о твоем подразделении. Твой ротный командир – капитан Лесовой Владимир Иванович, казак лихой и упрямый, к тому же – довольно решительный. Военспец высокого класса, кавалер ордена Красной Звезды, спортсмен (альпинист, в горах ему равных нет).

Заместитель командира роты по воздушно-десантной подготовке – старший лейтенант Анциферов Константин Игоревич, москвич, – на память, не заглядывая в ни одну бумажку, характеризовал Ветла свою паству. – Также рязанский выпускник. Парень неплохой, однако (как это ни удивительно) к нашему общему делу – воевать – неприспособленный. Два месяца назад был откомандирован в Хайратон – сдавать битую технику и принимать новую, чтобы перегнать потом сюда.

На данный момент времени, по официальной версии, – подчеркнул Ветла, – заболел тяжелой формой гепатита и сейчас находится в инфекционном отделении Термезского госпиталя на излечении, а вот по версии неофициальной – забашлял медикам, числится у них на госпитальной койке, а сам неплохо себя чувствует в столице, дома… – совсем невесело прокомментировал Ветла деятельность замкомроты по ВДП.

Командир первого взвода у тебя – старший лейтенант Денисенко Владимир Леонтьевич, белорус с Пинских болот, – оживился подполковник, переходя на другую кандидатуру. – Душа коллектива, бесстрашный воин и прекрасный спортсмен – рукопашник, но он не в ладах с Почтальоном Печкиным.

Командиры взводов – лейтенанты Воронов и Редькин, ребята бесшабашные, молодые и еще не совсем владеют обстановкой в коллективах. Стоит присмотреться к ним, если нужно – помочь.

Старшина роты – старший прапорщик Оселедец, с Западной Украины, настоящий старшина, отец двух детей. В целом – положительный персонаж, но имеет один недостаток – гонит, зараза, самогон (неплохая, я тебе скажу, горилка у него выходит! Говорят такое…), начпо тоже об этом знает, но поймать на горячем никак не может! Да еще и немного жадноват наш Оселедец. Хотя, как для украинца, – абсолютно нормальная черта характера!

Старший техник роты, – протяжно вздохнул секретарь парткома, – он же секретарь партийной ячейки подразделения, старший прапорщик Ошейков Николай Павлович. Человек со сложной судьбой и тяжелым характером. Когда-то давненько, в стабильные года, на границе шестидесятых – семидесятых служил он срочную службу на Дальнем Востоке в Погранвойсках КГБ СССР, собаковожатым, то есть кинологом. Во время заварушки на Даманском показал себя наш Николай Павлович с лучшей стороны, за что был награжден медалью «За отвагу»! По окончании срочной службы (кстати, он был награжден еще и пограничными наградами), Ошейков направил стопы в военно-политической училище Погранвойск КГБ СССР, что под Москвой. Все шло хорошо, однако в начале летнего отпуска после третьего курса, Ошейков с друзьями под хмельком хорошенько потягали по столичному асфальту нескольких патрульных милиционеров… Все было бы ничего, однако случилось это в самом центре столицы, возле Александровского сада. Объединенные силы московской победоносной милиции все же повязали бравых курсантов-пограничников. После принудительного возвращения на гражданку Николай Павлович пошел опять-таки в армию, легко закончив учебку для прапорщиков ВДВ, в Прибалтике, и получил-таки звание. Правда не офицерское, но получил! После учебки служил в Магдагачах, что на Далеком Востоке, в отдельной десантно-штурмовой бригаде ДальВО, выучил всю, какая существует, технику ВДВ, а потом подал по команде рапорт с просьбой отпустить его в Афган воевать.

Не хотели отпускать, но он настоял на своем и добился-таки перевода сюда. Воюет он хорошо, умело, его даже первым среди прапорщиков бригады наградили офицерским орденом – «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» третьей степени…

Ермолов его поддерживает, так как бригадир очень любит собак и разбирается в них, а Ошейков – кинолог по первой армейской специальности и собачник в душе. Так вот, по распоряжению бригадира старший прапорщик Ошейков является нашим нештатным главным кинологом, он вместе с начальником инженерно-саперной службы майором Студенёвым курируют собачью службу. Вдвоем на профессиональном уровне тренируют собак для минно-розыскного дела и занимаются племенной работой. Разводят собак разных пород: немецких и восточноевропейских овчарок и местных волкодавов – афганских овчарок.

Последних, по распоряжению командира, используют как сторожевых псов на «точках» и постах, а также для вытравливания душманов из кяризов, пещер, домов, из-за дувалов, чтобы напрасно не рисковать бойцами во время боевых, когда «чешут» кишлаки и зеленые зоны. Кстати, хорошая минно-розыскная собака здесь стоит хороших денег, за нее афганцы могут дать несколько баранов или цветной телевизор и даже видеомагнитофон. Поэтому Ошейков чувствует себя довольно уверенно.

Александр, мы должны закругляться, у меня через пятнадцать минут совещание, необходимо немного подготовиться, – начал подводить черту Ветла, вновь по заговорщицки понизив голос. – Еще должен тебя предостеречь – бойся особистов-контриков! Они хитрые и подлые. Этот сталинский рецидив мешает всем нам нормально жить, служить и воевать. На боевые, как правило, не ходят, на «точках» тоже не бывают, стараясь все знать, везде и всюду сунуть свое свиное рыло и доложить – прежде всего! Дескать, в таком-то подразделении случилось то и то или творится то и сё.

Естественно, – развел руками Николай Александрович, – иногда они помогают, выдают полезную информацию. Но, к сожалению, такое случается очень редко. Вреда от них намного больше, чем пользы, а отрицательные эффекты от их дешевых трюков с вербовкой мизерной частицы личного состава, так называемых «стукачей», зашкаливают все, даже условно преувеличенные в несколько раз, «плюсы» от их деятельности в подразделениях.

Советую пристально присмотреться к их вождю – майору Иванову, твоему земляку с Полтавщины, помни – все, сказанное в его присутствии (этим же принципом можешь руководствоваться и при установлении отношений с начпо) или же в присутствии его подчиненных или «стукачей», будет использовано против тебя. Полезно также знать, что Иванов с начпо, как говорится, корефаны…

И еще одно – на территории нашей провинции (то есть в зоне ответственности бригады) действует агитационно-пропагандистский отряд. – Секретарь парткома словно забыл, что у него есть иные занятия, кроме инструктажа Петренко. – Но под прикрытием агитотряда оперируют представители известной тебе Спецпропаганды, под руководством интереснейшего человека – майора Чабаненко Павла Николаевича.

Он с начпо не очень ладит: Михалкин, как заместитель начальника гарнизона по политчасти, требует от Чабаненко покорности и докладов, но у Павла Николаевича в Кабуле надежные друзья в политотделе армии, плюс ко всему свое начальство в Ташкенте – полковник Худайбердыев.

Чабаненко уже спрашивал о тебе, интересовался – где ты запропастился, а он такой человек специфический, что из простого интереса никем и ничем не интересуется. Твоего предшественника Новикова (Царство ему небесное!) ни разу за год с лишним не вспомнил, а ты еще не появился, а он о тебе уже расспрашивает! – подмигнул Сашке подполковник.

– Таким образом, могу предсказать, мой юный друг, нелегкую и интересную службу в нашем соединении. Бывай здоров, десантник! – Ветла встал, вытянулся в свой весь высокий рост, Сашка тоже вскочил. – Заходи, как будет возможность, всегда буду рад чем-то помочь. – Он протянул загорелую сильную руку.

– Благодарю, товарищ подполковник, – с благодарностью молвил Александр. – Наверное, еще много раз буду к вам заходить, советоваться…

– Всенепременно! – весело отреагировал секретарь парткома. – А ты помнишь анекдот, когда на всемирном конкурсе фильмов ужасов в Каннах первую премию взяла наша отечественная лента под названием «Я потерял партбилет»?

Так вот, советую перед каждыми боевыми заходить в партком и сдавать партийные документы на хранение.