Текст книги "Волчье правило"

Армянское радио

Сигареты с зажигалкой и портмоне старлей оставил себе, распределив все по карманам. Магазины с патронами, гранатомет, сумку с гранатами, автомат и эфки Хантер закинул в десантный отсек, приказав Соболю присматривать за трофеями. Порожний «лифчик» отдал наводчику, попросив при случае отстирать от козлячьей крови и заштопать пулевые отметины. Кепку-паккуль выпросил себе Шаман, и Александр с легкой душой отдал ее. Китайский штык нацепил себе на пояс. Документы жмура и дикарские фотографии старший лейтенант закинул в полевую сумку, хранившуюся на броне, – для отчетности. Едва старлей управился с распределением аннексий и контрибуций, как подбежал насмерть перепуганный сапер.

– Т-т-тов-вва-ррищ с-с-ттар-шший л-лей-тте-нна-нт! – заикаясь, едва выговорил он. – Там к-коб-бра б-больш-шая тт-ак-кая! К-как ан-нак-кон-нда! – махнул «крот» рукой, туда, где покоился «почин».

Ничего никому не говоря, Хантер стремглав бросился в указанном направлении. Возле трупа среди пшеницы действительно шаталась огромная (метра три длиной и толщиной с руку) светло-серая кобра – она качала маятник, раздув блестящий на солнце капюшон.

– Королевская кобра! – сзади послышался голос Логина, подбежавшего следом. – У них в эт у пору брачный сезон, они сейчас очень агрессивны! Наверное, где-то рядом кубло. – Сержант охотно поделился своими знаниями и предостережениями.

– А мне по херу и ее кубло, и их брачный период! – Хантер вскинул автомат, нажав на крючок.

– Так-так-так! – откликнулся безотказный калаш.

Змея погибла мгновенно, только длинное тело еще выкручивалось в агонии, обвивая само себя. Так и остались валяться рядом два трупа: человека и змеи.

– Что ж ты шланга испугался? – с иронией спросил Петренко сапера, покрасневшего так, что стало заметно сквозь загар и пылищу, толстым слоем покрывавшую его лицо. – У тебя ж есть самое надежное в мире оружие – автомат Калашникова? – подначивал старший лейтенант.

– Да я просто с детства змей не люблю, – теряясь, пробубнил «крот». – А так, в бою, я не боюсь. А всякие там растяжки, мины и фугасы – так это для меня вообще мелочи… – оправдывался он.

– Да ладно уже, проехали! – не стал нагнетать обстановку Александр. – Заминируй лучше трупы тех козлов, лежащих на пожарище, и кяриз тот!

– Кяриз уже заминирован! – обиделся солдат. – А козлов я сейчас заминирую. Разрешите взять «феньки», что вы с убитого сняли, так как я все свои запасы использовал, – обратился он с просьбой.

– Да забирай! – легко согласился Хантер. – На что только не пойдешь, дабы воздать последние почести «хорошим» людям! – разрешил он себе юморнуть.

Возле родной БМП его ждали с обедом. Штатный взводный кок (он же ефрейтор Шаймиев) приготовил новое кушанье под интересным названием: «Каша Нангархарского шамана». Состав содержал колдовские, почти мистические ингредиенты, как-то: вода питьевая, консервы с кашами, выдаваемые на сухпай, тушенка армейская свиная и… зерна пшеницы, выковырянные проворным Шаманом из колосьев и прожаренные на костре.

Шаманско-нангархарский кулеш оказался очень вкусным и питательным; Хантер не заметил, как проглотил огромную порцию, от души накиданную Шаманом. Больше есть не стал, как не упрашивал тувинец.

– Попить бы чего… – сказал старлей, поблагодарив солдата.

– Так вот, чай будем пить. – Повар (он же высококлассный механик-водитель, по совместительству) показал на большой, литров на семь, чайник, кипятившийся на костре из пшеницы.

Чайник был удивительный – медный, ручной работы, старинный, закопченный до неузнаваемости, под нагаром угадывались типичные мусульманские орнаменты – всяческая там растительность и чудные узоры (Коран запрещает рисовать людей и животных), с загнутым крючком носиком. Чего только не возил в своей броне хозяйственный Шаман…

Попили чайку, расслабились. Тем временем с горки донесся грохот мощных двигателей. Присмотревшись в бинокль, Александр увидел, что на «пупке» заметно движение техники.

– Всем полная готовность! – прилетело радиопредупреждение.

Действительно, зеленая ракета начала свой неторопливый подъем к зениту. На горке задвигались быстрее – вперед покатились две тяжелые БМР-2[21]21
  Боевая машина разминирования с двумя тяжелыми катками («яйцами») на длинных «оглоблях», прикрепленных спереди для обезвреживания мин и фугасов.


[Закрыть] с «яйцами», за ними осторожно, нюхая воздух стволиками пушек, спускались четыре БМП четвертой роты, танк тоже тронулся с места.

«С Богом!» – сказал Хантер про себя, но креститься не стал (как-то неудобно было замполиту делать это перед подчиненными).

Однако мулла Сайфуль и не думал сдаваться. Как только бронетехника втянулась на многострадальную дорогу вдоль кишлака, как из-за дувалов заработали внезапно воскресшие после артиллерийского обстрела основные силы сопротивления. Сварочным огнем вспыхнули базуки, вновь загавкали ДШК, а огоньки многочисленных стрелков плотно опоясали внешние обводы населенного пункта.

Стало очевидным – каким-то образом мулла сохранил основные боевые силы (наверное, укрылись в кяризах во время артиллерийской атаки). БМП второго взвода, выполняя маневр «Веер», получила прямое попадание гранаты в борт. В бинокль было видно, как через десантный отсек солдаты выскакивают на землю, отстреливаясь из автоматов. Одного вытянули из брони – он пылал факелом.

Солдата бросили на землю, забросали пылью, потом набросили плащ-палатку. Двое других раненых, с помощью товарищей вытянутых из техники, перепрятывались под защитой уже горевшей брони…

– Вот тебе и мулла, мать его так! – вылетело у Хантера. В эфире носились бешеные матюги, команды и взрывы, вперемежку с выстрелами.

– Откатываемся назад! По кишлаку будет работать авиация! – прозвучал в эфире голос ротного. – При подлете вертушек обозначить передок оранжевыми дымами!

– Есть указать дымами! – принял приказ Петренко. Броня, отгавкиваясь бортовым оружием, отступала, пятясь задками на горку. Бойцы, отстреливаясь, не высовывались из-за техники. Подбитая БМП пылала, языки желтого пламени были заметны издалека.

Рванули боеприпасы – донесся сухой треск, было видно, как качается на своем месте башенка. На душе стало противно: роте пришлось в одиночку бороться с многочисленным и хитрым противником, потери среди людей и техники ошеломляли.

– Ара, слышишь меня? – в эфире вновь возник Лесовой.

– Слышу вас хорошо! – немедля откликнулось «Армянское радио» сквозь помехи.

– Электрика есть? Электроспуски работают? – как-то обыденно спросил ротный.

– Электрика в наличии, все работает, боезапас практически полный, – в тон ему ответил «Голос Еревана».

Сдавалось, разговор идет о каком-то ремонте электропроводки в доме – спокойно, без шума и мата.

– Тогда с нетерпением ждем армянское соло! – распорядился Лесник.

Перестрелка между кишлаком и отходящей ротой достигла своего апогея: все вокруг курилось от выстрелов и разрывов. Душманы не успокаивались, огонь с их стороны был не менее плотным, чем два часа назад, когда дозор впервые получил по морде.

Только сейчас Хантер оценил тактический ход ротного: в горячке боя душманы напрочь позабыли о подбитой БМП, торчащей у них под носом, как памятник советскому ВПК. Но ведь Ара является наилучшим наводчиком-оператором в батальоне, он со своей пушки попадал не хуже Татарина с его СВД.

Поэтому сейчас, когда перед ним открылись практически все огневые точки муллы, он, со всем своим мастерством и боевым опытом, мог нанести моджахедам значительный урон. На все-про-все у Ары было максимум минуты полторы жизни, после чего он должен отойти к своим. Но как, каким способом? Об этом не знал никто.

Арутюнян, вероятно, знал, поскольку сам согласился на такое. Чем была вызвана его самоотверженность – пролетарским интернационализмом? Желанием отличиться и получить награду? Ответы на все эти вопросы Петренко хотел получить после боя, если сержант, ясное дело, уцелеет.

Поведение Ары удивляло и тем, что армяне в Советской армии, по обыкновению, не отличались дисциплинированностью, желанием служить и осваивать воинскую науку, предпочитая должности, максимально приближенные к кухне и разнообразным материальным ценностям…

Однако Арутюнян, очевидно, и не помышлял о высоких материях, выбирая самые опасные и интересные (как для него) цели. Рота пятилась раком на высоту, «духи», возликовав, прибавили огня.

Неожиданно заговорила воскресшая БМП: пушка 2А42 и пулемет ПКТ не замолкали ни на секунду. Арутюнян не экономил боеприпасов, перегрев стволиков (как и вынужденный их выход из строя после этого) Ару не тревожил. Сержант просто уничтожал врагов и их огневые точки смертельным кинжальным огнем, плотным и точным. «Армянское радио» оказалось полной неожиданностью: духовская оборона вдруг закашлялась, стало слышно, как из боевой какофонии исчезают узнаваемые голоса ДШК, базук и РПГ.

Секундная стрелка трофейного «Ориента» сделала полтора круга вокруг собственной оси: выходило, что армянский боезапас вот-вот должен приблизиться к концу, и тогда… Страшно было даже подумать – на что мог нарваться этот мастер штрафных ударов. Вдруг пушечный огонь БМП прекратился, бешеным бесконечным лаем заливался лишь ее пулемет.

– Гильза застряла в канале ствола! – В эфире прорезался армянский крик. – Не экстрагируется! Покидаю броню, прикройте!

Это было болевой точкой неплохих (после неудачных «Громов» на БМП-1) скорострельных пушек, стоявших на вооружении БМП-2. Застрявшую гильзу следовало удалять… снимая ствол. Правда, ассы срочной службы изобрели диковинный способ экстрагирования таких гильз (о котором на Курганском заводе сельскохозяйственного машиностроения даже не догадывались) – гильзу выбивали… выстрелом из СВД, с дульной части.

– Внимание! – Хантер снова услышал в наушниках ровный голос командира роты. – Все прикрываем отход армянского солиста! Каждый выявляет свою цель и поражает без команды!

В ответ послышались голоса взводных и старших приданных подразделений. Внезапно на высокой ноте боезапас пулемета Калашникова танкового на армянской броне закончился. Из десантного отсека стремглав выскочила длинноногая сержантская фигура в шлеме и бронежилете, надетых задом наперед (передние пластины крепче, да и лоб шлема толще), с автоматом на спине.

Ара с места в карьер начал стремительный и петляющий забег наперегонки со смертью. Первыми же выстрелами его недвижимая бээмпэшка была преобразована в нечто среднее между грудой металлолома и пионерским костром. Душманы, офонарев от неслыханной армянской наглости, лупили по беглецу со всех видов оружия. Вокруг того поднялась стена разрывов от пуль и осколков, тем не менее Бог берег армянина – он и далее передвигался бешеными прыжками, петляя во все стороны просто с фантастической скоростью.

– Давай, Ара, давай!!! – кричали десантники, глядя на этот невиданный спринт.

Кричал Хантер, орал Соболь, наблюдая за Арой в прицел. Дико горланили Лом с бойцами, взгромоздившись верхами на броню, зашкаливал децибелами в эфире кто-то из взводных (кажется, это был Арин командир – Грач).

И армянин бежал. И стреляли «духи»…

И вновь до Александра дошел весь тактически гениальный замысел ротного – ведь душманы стреляли по одному-единственному Арутюняну, полностью открыв свою систему огня!

А в то же время ООД ответным огнем уничтожал их огневые точки: они исчезали одна за другой и, как правило, – навсегда. Таким образом, Ара сыграл две роли одновременно. Во-первых, роль Троянского коня, в виде неожиданно воскресшей БМП, которая нанесла «духам» существенный урон. А во-вторых – роль живца, на которого душманы и клюнули. Еще как клюнули!

Правда, шансов уцелеть у живца оставалось все меньше и меньше: невзирая на чемпионскую спринтерскую скорость забега, фонтанчики пыли, взбиваемые пулеметными очередями басмачей, все чаще заслоняли фигуру легкобронированного Борзова.

Вдобавок вокруг него обозначились взрывы гранат – «духам» не терпелось рассчитаться с наглецом. До спасательной каменной гряды возле дороги оставалось чуть-чуть, когда сержантскую фигуру вновь заслонили разрывы.

Это вызвало грозный рев десантников. Тем не менее, Ара возник, уже прихрамывая, из туч пыли и сделал, из последних сил, стремительный и длинный прыжок рыбкой в спасительном для себя направлении. Бахнул очередной взрыв, поднялась пыль, видно было, как армянское тело подбросило взрывной волной – Ара исчез за камнями…

Брань, нормативная и ненормативная лексика заполонили все вокруг, эфир – в том числе.

– Внимание! На подлете вертушки! – в эфире раздался трезвый и спокойный голос Лесового. – Всем обозначить передок! Как понял, прием?

– Я Хантер! Дозор передок обозначил, прием! – ответил замполит, запаливая НСП и передавая Лому.

Невооруженным глазом было заметно, как оранжевые дымы закачались над бронеобъектами дозора и над горкой, где скучилась рота, продолжая упорную огневую дуэль с кишлаком. В воздухе послышался мощный гул, в сопровождении характерных для вертолетов стригущих звуков лопастей.

В бинокль Хантер рассмотрел, как со стороны Джелалабада прямо на глазах нарастала туча: то неуклонно приближался Джелалабадский вертолетный полк в полном составе! На подлете к Темаче воздушная армада перестроилась в так называемую «этажерку».

На обреченный населенный пункт посыпались бомбы. Неуправляемые реактивные снаряды, оставляя темные кометные хвосты, втыкались в невысокие строения. Пушки с пулеметами завершали дело. Вдобавок смекалистые борттехники наладились поражать наземного противника из дополнительно оборудованных огневых точек – на каждом вертолете в боковой дверце было установлено нештатное огневое средство.

У кого-то это был автоматический гранатомет, у кого-то пулемет Калашникова, у других – крупнокалиберные пулеметы «Утес», ДШК или даже КПВТ[22]22
  Крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый.


[Закрыть]. Огневая сила воздушного удара вертолетного полка оказалась немалой – за считанные минуты кишлак затянуло пылью, пеплом и дымом, с новой силой вспыхнули пожары. Со стороны даже страшно было смотреть на кишлак, сдавалось – он аж подскакивает от взрывов, не верилось, что там кто-то может остаться в живых.

– Хантер, прием! – выкрикнуло радио.

– Я Хантер, прием! – Александр уже засиделся без дела.

– Воздух передает – проселком из кишлака прут четыре джипа «Тойота», на них ДШК, базуки, установка залпового огня. Хотят прорваться в Пакистан, до которого всего километр. Не пропустите! Как понял, прием? – ротный старался быть лаконичным при любых обстоятельствах.

– Понял тебя хорошо, Лесник, не выпустим! – заверил Александр возбужденно.

– Конец связи! – ротный выключился.

– Дыня, слыхал? – спросил в эфир Александр.

– Слыхал! Готов к встрече. Вижу джипы! – заорал радостно Дыня, словно один из джипов после боя должен был перейти в его личную собственность.

Дальнейшие события происходили стремительно, даже как-то по-киношному. В бинокль наблюдалось, как три «Тойоты» (четвертая не доехала) помчали к Дыне, стреляя во все стороны.

Два джипа летели одним проселком, третий – боковым. Намерения «духов» были нахрапистыми и бесшабашными – за счет скорости ворваться в створ между БМП и «Шилкой», тем самым нейтрализовав пушки, потом – уничтожить или подавить их и прорваться за кордон.

Однако фортуна распорядилась иначе. На головной джип спикировал вертолет командира полка с изображением коршуна на борту. Уклонившись от пулеметной очереди, командирский «Мишка» выпустил несколько НУРСов, добавив перца курсовым пулеметом.

Поднялась земля, джип подбросило вверх, в разные стороны полетели колеса, останки людей, оружия, еще что-то непонятное. Командирский коршун стремительно взмыл вверх – расстояние до Дыниных позиций было уже минимальным.

И тут старший лейтенант Денисенко со товарищи немедля продемонстрировали боевые качества: «Шилка» и бээмпэшки короткими точными очередями просто разорвали духовские джипы, не дав им возможности приблизиться. За минуту лишь обгорелые авторазвалины напоминали о безумной попытке прорыва.

Нетерпеливый комвзвода-1 в момент довершил доброе дело – пешие группы прочесали вокруг недавней гордости японского автопрома, добив уцелевших раненых, заминировав трупы и собрав остатки оружия для отчетности. Дыня знал себе цену!

– Лесник, я Хантер! Прием! – замполит вызвал командира, удовлетворенный боевой работой подчиненных.

– Слушаю тебя, Хантер! – ротный пребывал в хорошем настроении и, как всегда – наготове.

– Попытка прорыва не удалась, – доложил Александр. – Один автомобиль уничтожил вертолет командира полка, двух остальных – Дыня с подчиненными. Потерь с нашей стороны нет. Последние почести павшим «духам» организовали, образцы оружия для отчетности захватили. – Он боролся между законной гордостью за боевые успехи и желанием быть лаконичным.

– Я уже знаю о результатах. Через авианаводчика вертуны сообщили, – ответил капитан. – После того как авиация уберется, жди от меня красную ракету, – перешел он к делу. – Собирай возле себя колонну и возвращайся в семью. Сбор возле БМП Ары. Как понял, прием?

– Все понял, жду красную ракету! – подтвердил Хантер.

В эти минуты вертолетный полк, исчерпав боезапас и запасы горючего, выстроился походным порядком и двинулся в обратном направлении, очевидно, довольный результатами своей боевой работы и отсутствием потерь.

Тепловые ловушки тоже, наверное, закончились, а может – вертолетчики уже не считали целесообразным их использовать: ни с одной машины не отстреливались их желтые шары.

Гул вертолетных двигателей, свист лопастей, гром взрывов, стрельба наконец утихли. Наступила какая-то гнетущая тишина, десантники удивленно смотрели друг на друга – такая навалилась экстремальная тишь. Среди этой тишины прозвучал негромкий выстрел, и над командирской БМП взвилась красная ракета.

– Все ко мне! – скомандовал заместитель командира роты.

Повернули башни к кишлаку и рванули через речку назад, на то самое место, что оставили недавно. Прибыли без приключений.

Кишлак молчал, разнесенный вдребезги, оттуда доносились треск пожара, какой-то монотонный плач или вой, предсмертные крики скотины, очевидно, живьем сгорающей в своих хлевах. Неполная колонна ООД стояла в ожидании дозора. Хантер быстро распорядился – бдить кишлак, соскочил на землю и побежал к машине ротного.

Лесовой устало сидел на раскладном стульчике возле своей техники, глаза его приобрели желтоватый оттенок, шлем и автомат лежали рядом, белым носовым платком он вытирал с лица грязно-серые струйки пота. Платок на глазах менял цвет.

Петренко намеревался доложить по всей форме, однако командир опередил его, указав рукой на камень близ себя.

– Садись, замполит, рассказывай, – негромко промолвил ротный.

– Что рассказывать? – Хантер присел, с облегчением скинув шлем, автомат оставил возле себя, удерживая коленями.

– Не о чем? – совсем не удивился ротный. Он продолжал свое занятие, отыскивая на носовом платке белые пятна.

– Ты ж все слышал, – замполит вытянул из кармана зажигалку и пачку «Честерфилда», добытые на приз, угостил ротного, закурил сам и молча отдал зажигалку Лесовому, всем своим видом демонстрируя – дескать, держи подарок!

Ротный закурил, взял бакшиш, с любопытством осмотрел его, но возвратил заместителю.

– Завалил кого? – поинтересовался он.

– Есть чуток, – заскромничал Петренко.

– Тогда с почином тебя. – Лесник вяло пожал охотничью руку. – А у нас потеря. – Он без предупреждения перешел на другую тему.

– Кто?! – спросил замполит, ощущая, как немеют руки и ноги.

– Младший сержант Нехорошев из второго взвода, – сообщил ротный между затяжками.

Хантер хорошо знал Нехорошева – веселого и упорного «черпака»[23]23
  Военнослужащий, прослуживший от года до полутора лет.


[Закрыть] из Смоленска, с его любимой пословицей: «Чего это я нехороший, я – парень зае…сь!», за что и получил в роте свою погремуху Зашибись (в ненормативной интерпретации).

– Так это он горел? – тихо спросил Александр.

– Он, – подтвердил командир, выпуская дым вверх. – Вкололи промедол, оттянули к медикам, все напрасно: общая площадь ожогов девяносто процентов, отмучился Зашибись.

– Царство небесное! – лишь и сказал замполит, пораженный смертью подчиненного. – А что с Арой? – с надеждой в голосе спросил он.

– Жив наш Ара! – уже веселее сообщил капитан. – В правую ногу – сквозное пулевое, ничего не зацепило. Но получил тяжелую контузию.

– Как это ему повезло? – не поверил собственным ушам Хантер.

– Бывает и такое. – Ротный менял настроение, как погода, вновь затворившись в своих невеселых раздумьях. – Сейчас, почти без сознания, лежит в медицинской «таблетке», вместе с другими…

– Как, их никуда еще не отправили?! – аж подскочил старлей, не сдержавшись.

– Ты не ори! – рассердился Лесовой. – Куда ты их отправишь – по заминированным обочинам, навстречу движению огромной колонны, на тот свет, что ли? Вертушки санитарные, пока шел бой, не могли их забрать; вскоре, минут через двадцать прилетят, дай-то Бог, – сообщил он, болезненно держась за правое подреберье.

– Что-то, командор, неважнецки ты выглядишь, – присмотрелся к ротному заместитель. – И глаза у тебя с желтинкой, как у кота мартовского, – легко подначил Александр.

– И, б…, печень увеличилась, словно мяч футбольный, – позволил себе жалобу капитан. – Я ж три месяца назад условно-досрочно дезертировал из Кабульской инфекционки, не долечившись…

– Чего это здесь расселись?! – раздался с брони грубый командный голос. – Где личный состав, почему не строитесь, где приказ на продолжение марша? – Сверху мешком рухнул подполковник Леонидов в своем цирковом наряде.