Текст книги "Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. и их влияние на решение белорусского вопроса"

Советско-польские переговоры В. Е. Снапковским [246–251] воспринимаются как отдельный эпизод внешнеполитической деятельности белорусских государственных структур. Отчетливо показан факт, что территория Беларуси выступала как объект военной политики и дипломатии Советской России и Польши, не представляла в отмеченныи период самостоятельной единицы международного права. Многочисленные усилия политических представителей, которые группировались вокруг идеи «независимости и неделимости Беларуси», сторонников идеи белорусской советской государственности, не могли быть реализованы в полном маштабе в существующей послевоенной геополитической ситуации. При помощи исследований В. Е. Снапковского произошло введение в научный оборот сложнодоступных для белорусских исследователей воспоминаний непосредственных участников мирной конференции польской делегации – Я. Домбского и В. Грабского. Воспоминания опубликованы частично: сосредотачивается внимание на вопросах определения пограничной линии между сторонами, ректификации границы; на основные статьи Прелиминарного мирного договора, касающиеся белорусских земель. Рассмотрена проблема выдачи и последующего использования мандата ВРК БССР на ведение мирных переговоров 10 сентября 1920 г. Основной причиной появления этого документа автор называет внешнеполитические акции деятелей БНР и «легитимную, организационно-политическую слабость ВРК БССР» [249, с. 243].

Современная российская историография представлена работами Г. Ф. Матвеева [185; 403; 404], И. В. Михутиной [189], И. С. Яжборовской [295; 363; 373], Д. А. Коротковой [118], В. А. Зубачевского [91], С. Б. Дронова [82], И. И. Костюшко [119], В. Н. Савченко [241]. Исследование И. В. Михутиной положило начало критического пересмотра основных концепций польско-советской войны 1919–1920 гг. советской историографии. Впервые ставилось под сомнение общепринятая теория миролюбивой политики Советской России. Абсолютизируя теорию мировой пролетарской революции, которой, по мнению автора, были подчинены все основные цели и задачи Советского государства, автор обратила внимание исключительно на освещение военных способов достижения мировой революции, без учета агитационно-пропагандистских методов. И. В. Михутина противопоставляет федералистическую идею бельведерского лагеря Польши федералистической концепции В. И. Ленина по созданию цепи советских государств при общем руководстве и лидерстве РСФСР. Впервые вводятся в научный оборот многочисленные исторические источники, открытые для доступа исключительно российским исследователям.

В современной польской историографии советско-польские переговоры выступают не как самостоятельное политическое, социально-экономическое явление, а как составная часть политической и военной истории, средство манипуляции соперника, агитации, навязывания идей. Наиболее полно в многочисленных исследованиях польской историографии представлена проблематика заключения и сущности Рижского мирного договора. Осмыслению заключительного этапа переговорного процесса посвящены как сборники научных статей [321; 331; 334; 407; 415; 417; 433; 439; 451; 453], так и отдельные монографии [327; 330; 335; 368; 444].

Необходимо выделить направление, которое осуществляет рассмотрение проблематики советско-польских переговоров 1918–1921 гг. путем отображения внутриполитических расхождений, что существовали в Польском государстве между представителями «бельведерского лагеря» и сторонниками идей народных демократов. К этому направлению необходимо отнести исследования К. Гомулко [354–356], В. Матерского [401; 402], В. Балцерака [318], П. Маршалка [400], В. Войдылы [449], Д. Михалюк [406], А. Глаговской [352]. Именно через призму внутриполитической борьбы и происходит раскрытие сущности белорусского вопроса. Белорусское политическое движение рассмотрено как противоречивое, неоднозначное явление. При этом в большинстве случаев процесс внутренней дифференциации белорусского политического центра, столковения между сторонниками польской ориентации (Наивысшая Рада БНР) и так называемыми «независимыми» (Народная Рада БНР) опускаются. Советско-польские переговоры показаны в рамках двух последних этапов (барановичско-минского, рижского) путем отображения взаимовлияния переговоров на общее внутриполитическое положение Польского государства, на изменения в позициях представителей инкорпо-рационистской и федералистической концепций к белорусскому вопросу.

Оценка и анализ советско-польских переговоров 1918–1921 гг. в рамках современной польской историографии происходит через осмысление процесса формирования территории Польского государства, в том числе ее восточных границ. К этому направлению в историографии относятся исследования А. Чубинского [335], А. Василевского [444], Г. Доминичека [347], Г. Батовского [320], А. Айненкеля [297, 298], 3. Ковальского [376]. В этих работах находят свое отображение этапы формирования восточной границы Польши, которые частично совпадали с этапами советско-польских переговоров. Белорусский вопрос характеризуется как незначительный, который польская сторона рассматривала в период до декабря 1919 г. только в виде автономной части Польского государства. По мнению большинства авторов, граница, установленная в Риге, была менее удачной, чем линия фронта, особенно на северо-восточном участке. Рижский договор положил конец двухлетним военным действиям, ситуации нестабильности на восточной границе.

Вторая попытка в польской историографии (после Ю. Куманецкого) рассмотреть советско-польские переговоры 1918–1921 гг. как целостную систему, на которую оказывало влияние военно-оперативное положение, была сделана Е. Баженцким [327; 328]. В соответствии с версией автора, польско-советская война представлена как вынужденная мера, шаг в ответ на агрессию Красной Армии, которая занимала «этническо польские земли» [327, s. 48–49]. Е. Баженцкий утверждает, что основной причиной раскола белорусского национального движения в середине ноября 1919 г. стало стремление эсеровского большинства к сотрудничеству с Советской Россией, с целью вхождения в будущее коалиционное правительство [327, s. 98–99]. На основе мандата ВРК БССР 16 сентября 1920 г., ошибочно утвеждается о стремлениях советской стороны требовать дипломатического представительства БССР в рамках Рижской мирной конференции в противовес акциям «правительства В. Ю. Ластовского» [327, s. 182]. Тем самым автор не обращает внимание на факт выдачи БССР двух мандатов 10 и 16 сентября 1920 г., на многочисленные высказывания Г. В. Чичерина о неготовности БССР к выступлению на международной арене.

Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. с точки зрения истории международных отношений рассматриваются в исследованиях Я. Гмитрука [352], Б. Стачевской [434], П. Ласовского [157; 348; 395; 396], А. Новака [408–411], В. Сулейя [436], П. Патирона [421], И. Кобзинской [367]. По мнению этих авторов, отношения Советской России и Польши находились в тесной взаимосвязи с позицией стран Антанты и США к «польскому» и «русскому» вопросам, особенно сильно чувствовалось влияние Великобритании на советское руководство, Франции на польское правительство в период минских и рижских переговоров. Рижский мирный договор, хоть и определял линию разграничения между сторонами, которая значительно расходилась с представленной линией Керзона, однако он закончил военное противостояние в восточноевропейском регионе, которое продолжалось с 1914 г., стал основой Версальской системы международных отношений.

1.2. Источники исследования

Наиболее полное описание советско-польских переговоров 1918–1921 гг. дано в многочисленных исторических источниках. Группа законодательных источников представлена комплексом постановлений, официальных обращений, заявлений ВЦИК РСФСР, СНК РСФСР, обращенных к Польскому государству, польскому народу или странам Антанты, в которых содержались основы внешнеполитического курса Советского государства. Данная группа характеризуется достаточно хорошей опубликованностью в рамках сборников «Декреты Советской власти» [68], периодического издания «Собрание узакононений» [252; 253]. Законодательные источники польской стороны представлены постановлениями, распоряжениями Совета Министров Польши, Совета обороны государства. Они почти полностью опубликованы и представлены в “Dzienniku ustaw Rzeczypospolitej Polskiej” или в рамках публикации А. Лейнванд и Я. Маленды [389].

Группа актовых материалов в основном представлена огромным комлексом дипломатических документов, в виде публично-правовых договоров: соглашения об обмене военнопленными 1919 г., договор о перемирии и прелиминарных условиях мира, окончательный мирный договор 1921 г., которые являлись итогом различных этапов советско-польских переговоров. Документы этой группы опубликованы в сборниках «Документы внешней политики СССР» (тома первый, второй, третий) под эгидой Комиссии по изданию дипломатических документов при Министерстве иностранных дел СССР [77–79], «Документы и материалы по истории советско-польских отношений» (тома второй и третий) [80; 81] и в аналогичном польскоязычном сборнике документов [344; 345], публикация которых происходила с конца 1950-х гг. и до конца 1960-х гг., в сборнике “Dokumenty z dziejow polskiej polityki zagranicznej”, изданного уже в 1980-я гг. [346]. В 1994 г. по инициативе и при активном участии Института славяноведения и балканистики были подготовлены два тома ранее неопубликованных документов и материалов в рамках «Польско-советской войны 1919–1920» [224; 225]. В сборнике размещены архивные документы частично с РГАСПИ, ГАРФ, РГВА и других хранилищ.

Широко представлены материалы официального делопроизводства: распорядительная документация, информационно-справочные материалы, текущая и дипломатическая переписка, протоколы и стенограммы. Огромный массив информации разнохарактерный, частично опубликован, позволяет проследить процесс принятия той или иной программы мирного урегулирования в регионе, определенной формы решения белорусского вопроса. В рамках материалов официального делопроизводства выделяется группа дипломатических материалов. Тесная связь советско-польских переговоров 1918–1921 гг. с общемировым международным положением, внутренней и внешней политикой Советской России и Польши заставляет исследователей данной темы обратить пристальное внимание на группу дипломатических документов. Ее можно выделить в самостоятельную категорию для исследования, она находит взаимосвязь с группой материалов официального делопроизводства и группой актовых материалов. Протокольный принцип дипломатической переписки позволял сторонам спрятать истинные намерения. Широко представлены личные и вербальные ноты, направленные от имени Народного комиссариата иностранных дел РСФСР, Министерства иностранных дел Польши, с помощью которых происходило установление дипломатических отношений, делались предложения мирного решения спорных территориальных вопросов, ходатайства о начале мирных переговоров. Выделяется группа памятных записок Г. В. Чичерина, А. А. Иоффе, Я. Сапеги, которые направлялись для подтверждения сделанных ранее заявлений с целью усилить их значение. Меморандумы Рады Народных Министров ВНР представляют авторское видение вопроса истории белорусской государственности, легимности государственных образований на территории Беларуси. Официальные послания направлялись на адрес Парижской мирной конференции, странам Антанты и США, участникам мирной конференции в Риге. К этой группе необходимо отнести ряд личных писем участников советско-польских переговоров: А. А. Иоффе, Г. В. Чичерина, Я. Домбского, Я. Сапеги, А. Г. Червякова, содержание которых по причине чрезвычайной секретности не могло быть представлено в виде официальных дипломатических документов.

Основные статистические материалы представлены данными, полученными в итоге переписи 1919 г. и обработанные Е. Ромером и В. Студницким. В первую очередь это материалы, которые касались национального и религиозного состава местного населения, вопросов хозяйственной жизни края. Сложности при верификации этой группы источников требуют перед использованием статистических данных уточнения и перепроверки. Нельзя не обратить внимания на источники личного происхождения, составленные в большинстве своем после польско-советской войны 1919–1920 гг. Некоторые деятели оставили свидетельства в форме дневниковых записей (диариушей): М. С. Коссаковского [374–375; 419], А. Луцкевича [176; 177], содержание которых частично опубликовано. «Диариуш» М. С. Коссаковского – чрезвычайно информативный, а по отдельных аспектам уникальный источник по проблеме советско-польских переговоров 1918–1921 гг. (беловежско-микошевичский, барановичско-минский этапы). Положительной стороной названного источника является подача информации в ежедневном варианте, что дает исследователям возможность восстановить хронологические рамки описываемого события, выявить эволюцию взглядов автора по вопросу польской политики на «восточных кресах». К этой группе относятся воспоминания участников: Ю. Ю. Мархлевского [398], М. Ратая [423], Е. Осмоловского [322], Э. Войниловича [445], С. Грабского [361], И. Бернера [386], Л. Фишера [379], В. Витоса [448], М. Обезерского [377; 414], А. И. Цвикевича [58], И. Падеревского [416], Э. Ромера [426], которые позволяют не только реконструировать хронологию событий, но и сам дух эпохи. С другой стороны, субъективный характер этой группы источников требует вдумчивого отношения и критического использования.

Материалы периодической печати – совокупность изданий, которые выходили в определенные отрезки времени, выступали в качестве самостоятельных (независимых) информационных площадок или печатного органа того или иного партийного образования, управляющей структуры. Обращалось внимание на официальные советско-польские переговоры 1918–1921 гг., не затрагивая неофициальный формат и процесс обмена нотами. Во время написания монографии было проведено изучение ряда периодических изданий, которые выходили на оккупированной территории Беларуси в 1918–1921 гг. (“Беларускае слова”, “Беларуская думка”, “Беларускiя ведамасцi”, “Беларусь”, “Звон”, “Рунь”, “Echo Grodzieńskie”), советских газет (“Звезда”, “Савецкая Беларусь”, “Młot”), а также различных иностранных изданий (“Воля России”, “Голос России”, “Сегодня”, “Gazeta Warszawska”, “Kurjer Poranny”, “Robotnik”, “Temps”). Материалы, помещенные в этих изданиях, могут не только уточнить данные, но и получить более полную картину при реконструкции событий того времени и ответить на некоторые, до этого времени неразрешенные вопросы. Большинство этих изданий (особенно польскоязычных) сохранилось частично, что создает значительные сложности при попытке их объективного и критического анализа.

Из рассмотрения историографии видно, что существует ряд вопросов советско-польских переговоров 1918–1921 гг., которые до этого времени или вообще не поднимались, или исследовались в недостаточном размере. Белорусский вопрос во время неофициальных и официальных советско-польских переговоров 1918–1921 гг., как отдельный предмет исследования до этого времени не поднимался в отечественной и иностранной историографии. Неразработанной проблемой остаются неофициальные переговоры сторон на беловежско-микошевичском этапе (июнь-декабрь 1919 г.), частично затронут историками борисовский этап переговоров (декабрь 1919 г. – июнь 1920 г.), полностью не разработан второй этап рижских переговоров (ноябрь

1920 г. – март 1921 г.). Неизученным остается вопрос периодизации советско-польских переговоров, так как существует проблема определения начальной точки отсчета. Поэтому описание событий чаще начинается с декабря 1919 г. Спорным аспектом является интерпретация содержания и итогов Рижского мирного договора: каждой стороной этот документ воспринимается с точки зрения историографической парадигмы, соответствующей пространству и времени. Остается невыясненным вопрос ректификации линии разграничения, деятельности и функционирования смешанной пограничной и военной согласительной комиссии. Также не изучена проблематика, связанная с созданием и существованием нейтральной зоны; до конца не определено влияние белорусских национальных сил и организаций с «краевой» идеологией на ход советско-польских переговоров, особенно на их последнем этапе. Раскрытие сущности белорусского вопроса чаще всего происходит путем противопоставления государственных альтернатив, представленных БССР и БНР, вариант их взаимосотрудничества не рассматривался. Сложной по своим научным оценкам остается проблематика, связанная с военными действиями отрядов С. Н. Булак-Балаховича и сил Красной Армии, с событиями Слуцкого вооруженного выступления.

Значительная часть источников по проблеме советско-польских переговоров 1918–1921 гг. опубликована и введена в научный оборот. Однако, к сожалению, исследователи не имеют широкого доступа к архивным материалам ряда хранилищ Российской Федерации (например, Архива внешней политики). Требуют более голубого изучения и публикации материалы личного происхождения, такие как «Диариуш» М. С. Коссаковского и воспоминания Е. Осмоловского. Многие источники (особенно периодическая печать) находятся на грани уничтожения, требуют перевода в электронный вид. Накладывает отпечаток специфика дипломатических документов, наблюдается частичное расхождение содержания официальных документов с неофициальными формами взаимоотношений. Только комплексный анализ источников позволит пополнить фактологическую базу по проблеме. К этому моменту неизвестным остается местонахождение части протоколов заседаний рабочих комиссий польско-российско-украинской мирной конференции в Риге, особенно территориальной комиссии. Проведенный историографический и источниковедческий анализ показывает, что формирование целостной системы советско-польских переговоров 1918–1921 гг. в советской и постсоветской историографии сталкивалось с проблемами недостаточной обеспеченностью архивным материалом, по причине его секретности и сложнодоступности для исследователей, до конца оставалась неизученной белорусская проблематика на отдельных этапах советско-польских переговоров.

Глава 2
Белорусский вопрос в рамках неофициальных и официальных советско-польских переговоров: ноябрь 1918 г. – сентябрь 1920 г

2.1. Политика советской и польской сторон в отношении белорусских земель на начальном этапе советско-польских переговоров (ноябрь 1918 г. – май 1919 г.)

Позиция Польского государства в отношении белорусских земель формировалась под влиянием идеи возрождения Речи Посполитой в границах 1772 г. Однако существовали различные подходы по ее реализации. Так, представители федералистического лагеря белорусский вопрос оценивали только с позиций возможности использования его в деле борьбы за восстановление Речи Посполитой. Наилучшим вариантом будущего развития земель Беларуси и Литвы, по их мнению, являлось возрождение Речи Посполитой на принципах федерации при доминировании польской культуры [120, с. 152–153].

Идейные вдохновители и сторонники инкорпорационистской концепции высказывались против привлечения белорусов и представителей других наций бывшего Великого княжества Литовского к совместной борьбе с Советской Россией путем обещаний создать новую Реч Посполитую на основе добровольной федерации [391, s. 78–80]. Будущее Польское государство желали видеть унитарным, а ее граждан – сознательными носителями именно польской культуры. Согласно этой концепции, ту часть белорусских земель, которую Польша сможет оторвать от России, необходимо было включить в состав Польского государства на основе инкорпорации, а ее жителей-белорусов ждала полная асимиляция поляками [187, с. 4; 110, л. 102].

На беловежско-микошевичском этапе советско-польских переговоров (июль-декабрь 1919 г.) представители партии народных демократов рассматривали советские мирные предложения исключительно как проявление пропаганды, которая ставит своей целью распространить коммунизм на территорию Западной Европы. Вероятность начала мирных переговоров рассматривали только в случае освобождения литовских и белорусских земель от войск Красной Армии, а также в случае полного отказа советской стороной от революционных лозунгов. В деле советско-польского урегулирования члены партии эндеков настаивали на привлечении представителей стран Антанты. В случае проведения Польшей самостоятельной внешней политики, она может оказаться в положении борьбы на два фронта: против Германии и Советской России. Выступали против реализации идеи создания литовско-белорусского государства в границах бывшего Великого княжества Литовского. Они считали, что литовцы могут получить государственное самоопределение только в границах своей этнографической территории. Однако, эндеки не исключали возможность установления союзных польско-литовских отношений. К сожалению, белорусы, по версии представителей отмеченной политической партии, находились еще на стадии государствообразующего формирования, их потенциал будет реализован в будущем. Как активные противники федералистической концепции бельведерского лагеря, эндеки выступали категорически против воззвания Ю. Пилсудского от 22 апреля 1919 г. и Виленской операции в целом. Правда, военные успехи польского войска несколько изменили их отношение: резко негативные оценки восточной политики Польши уступили место индифферентному поведению. Такая политическая линия, к сожалению, не касалась деятельности Генерального комиссариата восточных земель, созданного в мае 1919 г., и личности Ю. Осмоловского. После достижения польскими войсками линии р. Двина – р. Березина, они фактически подошли к линии 1772 г., эндеки одни из первых подняли, как на заседаниях сейма, так и страницах периодической печати, вопрос необходимости дальнейшего продвижения на восток. Они считали, что наступательные военные операции Польши должны полностью согласовываться с позицией стран Антанты и США. Так, известный представитель партии народных демократов В. Козицкий считал, что Польша может вести только оборонительную войну [377, s. 12–18].

На борисовском этапе советско-польских переговоров (январь-июнь 1920 г.) вероятность достижения мира между сторонами рассматривалась только при выполнении следующих условий: 1) признание независимости и восточных границ Польши странами Антанты; 2) возвращение культурно-исторических ценностей и реквизированных капиталов; 3) выплата компенсации жителям Польши за утрату имущества; 4) признание права оптации; 5) демобилизация Красной Армии; 6) получение согласия на создание нейтральной зоны, в которую входили бы земли, которые находились на восток от Двины и Днепра. С. Галомбинский считал, что сам факт обмена дипломатическими нотами с Советской Россией можно расценивать исключительно как «польскую ласку». Дальнейшее продолжение мирных переговоров он рассматривал как «яркое проявление слабости Польши». Переход войск Красной Армии в активное наступление в июле-августе 1920 г. привел к возникновению ситуации жестокой политической конфронтации между бельведерским лагерем и эндеками. Неоднократно озвучивался план отклонения Ю. Пилсудского от дел внешнеполитических отношений. «Чудо на Висле» незначительно изменило настроения народных демократов. Они настаивали на уточнении целей войны, что отчетливо было видно на заседаниях Совета обороны государства, коалиционного органа управления, созданного 1 июля 1920 г. для повышения обороноспособности страны. Несмотря на достаточно добродушные отношения к вопросу заключения союза между Польшей и монархическими кругами, к вопросу сближения с П. Н. Врангелем отнеслись резко негативно. Так как считали, что ни одна российская политическая сила не гарантирует для Польского государства более выгодные границы, чем большевики. В то же время, когда представители Советской России сообщили дипломатам Польши, что предоставят им широкие территориальные уступки, дело российско-польского сотрудничества перестало быть настолько актуальным. После подписания Прелиминарного мирного договора 12 октября 1920 г., эн деки настаивали на быстрейшем заключении окончательного мира. Несмотря на тот факт, что этот дипломатический документ не был признан странами Антанты и США (это произошло только на Генуэзской конференции в 1922 г.), представители народных демократов рассматривали его как возможность стабилизации экономической и политической ситуации в стране, что может благоприятным образом сказаться на проведении плебисцита в Верхней Силезии.

Раздвоенность общественно-политической мысли, непоследовательность, а в некоторых случаях нелогичность, сказывались на политике польской стороны на белорусских землях. Это было заметно уже на начальной стадии советско-польских переговоров (ноябрь 1918 г. – май 1919 г.), во время направления специальной миссии А. И. Венцковского. Лидеры национал-демократических кругов страны рассматривали вероятность начала дипломатических отношений с Советской Россией только для решения вопросов гуманитарной проблематики (дела Регентского Совета, убийства российской делегации общества Красного Креста). Деятели, объединенные вокруг бельведерского лагеря и личности Ю. Пилсудского, рассматривали упомянутую миссию только как прикрытие военных акций Польского государства. Однако между двумя направлениями польской идейно-политической мысли было много чего общего. Во-первых, как представители федералистического лагеря, так и инкорпорационисты настаивали на создании сильной и процветающей Польши, которая будет иметь устойчивую, обороноспособную границу на востоке, наилучше за неё принять уже созданную линию бывшей немецких окопов. Во-вторых, наблюдалась определенная взаимоподчиненность лозунгам большевиков о праве наций на самоопределение, что заставляло оказывать поддержку национальным движениям на территории бывшего Великого княжества Литовского, манипулирование и заигрывание с белорусским национальным движением, в том числе и идея сотрудничества местных политических сил со структурами Генерального комиссариата восточных земель.

Политика Советской России по отношению к белорусским землям была тесным образом связана с общим курсом государства на реализацию идеи мировой революции. Советское руководство декларировало права наций и самоопределение, осуществляло поддержку национальных движений, которые строили свою деятельность на социалистической основе. Итогом отмеченного курса стало провозглашение ССРБ на рубеже 1918 г. и 1919 г. и признание ее независимости в конце января 1919 г. Она фактически получила статус субъекта международных отношений. Однако, на деле она была лишена возможности его реализовать. Само провозглашение Советской Беларуси было итогом желания руководства РСФСР создать на своих западных границах «буферное» государство, которая могла быть прикрытием для концентрации советских войск около границы буржуазных стран с тем, чтобы в необходимый момент помочь западным революционерам в разжигании огня мировой социалистической революции. Руководители БССР были вынуждены действовать в соответствии с партийной дисциплиной и теми указаниями, которые поступали из Москвы. Именно этим можно объяснить то, что на раннем этапе существования БССР ее внешнеполитическая деятельность характеризовалась пассивностью, сводилась к реализации планов, которые разрабатывались руководством Советской России.

Более самостоятельную внешнюю линию проводило руководство созданной в феврале 1919 г. ЛитБел ССР. Несмотря на неоформленность внешнеполитического ведомства «буферной» республики, общей зависимости ее курса от решений центрального руководства РКП (б), была предпринята попытка представить это государственное образование в виде отдельного, самостоятельного субъекта международного права. Еще до начала активных военных акций польской стороной 16 февраля 1919 г., Временное революционное рабоче-крестьянское правительство Литвы и ЦИК Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Беларуси направили ноты протеста правительству Польши и с предложением решить все спорные вопросы путем создания смешанной комиссии для «установления государственной границы между созданной ЛитБел ССР и Польшей», решить все территориальные споры «с полной готовностью, полюбовно и миролюбиво» [78, с. 38–39]. Также руководство ЛитБел ССР положительно высказалось за проведение и международной конференции на Принцевых островах (1 марта 1919 г.) [78, с. 85–87]. Кроме этого, члены ЦК КП (б) ЛиБ активно выступали за допуск представителей ЛитБел ССР к переговорам Г. В. Чичерина и А. И. Венцковского [208, л. 52–54]. Эта независимая внешнеполитическая деятельность новосозданного государства активно поддерживалось со стороны Советской России. Так, в конце февраля-начале марта 1919 г. в Москве была создана дипломатическая миссия ЛитБел ССР в РСФСР, во главе которой находился К. Ю. Гедрис [20, л. 1–6]. Практически во всех дипломатических документах, направленных в адрес Польского государства, советское руководство выставляет ЛитБел ССР в качестве самостоятельной международной единицы. Предлагалось решить все спорные территориальные и другие вопросы непосредственно путем переговоров с представителями этой республики. Действия способствовали международному авторитету молодого государства.

Окончание Первой мировой войны и иностранная интервенция стран Антанты и США против Советской России скорректировали политику большевиков: концепция мировой революции трансформировалась в революционную геополитику, в которой революционная составляющая выступала доминантой восприятия пространственно-политических изменений. Однако, все чаще руководство внешнеполитического ведомства РСФСР склонялось к осуществлению реальной политики, направленной на установление миролюбивых взаимоотношений с соседними странами и другими государствами европейского континента. Основным идейным вдохновителем этого курса Советской России был народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин, который пробовал противопоставить военной альтернативе дипломатические средства решения спорных вопросов (мирные договоры с Эстонией, Латвией, Литвой и Финляндией). Именно по его инициативе делались попытки по признанию ВНР де-юре и де-факто, велись переговоры РСФСР с представителями белорусского национального движения [87, с. 336–337, 412]. Однако, этот план не получил поддержки среди других членов Политбюро ЦК РКП (б).