Текст книги "Переплетения"

Уводя Ольгу Феодосьевну в сад, Федор Кириллович делал это намеренно. Он также переживал, но он был тверд в своем намерении и сомнения все уже отбросил. Усадив Ольгу Феодосьевна на скамеечку, с которой ветерок унес первые осенние листочки, словно освобождая для них место Федор повернулся к Ольге и посмотрел ей в глаза.

– Дорогая Ольга Феодосьевна, уважаемая Ольга Феодосьевна, нам необходимо поговорить, объяснится, так больше продолжаться не может. Знаю, мы оба уже не молоды, но все же считаю своим долгом объясняется, впрочем, вы, может быть, иного мнения. Ах, что я говорю? Понимаете, Ольга Феодосьевна, вы мне очень дороги. Все эти дни, что мы знакомы, только о вас и думаю, мне непривычно это состояние, но мне вас будет очень не хватать, если Вас не будет рядом.

Ольга, просияв, поняла, что они оба на верном пути, что она зря волновалась и переживала, потому что он думает то же, что и она.

– Федор Кириллович, дорогой, вы не представляете, как мне тяжело было вас не видеть все эти дни.

– Значит, вы ждали меня, значит, ждали?

– Ждала и очень хотела видеть.

– Я думал, я думал, что вдруг тешу себя пустыми мечтами. А значит вы то же… А впрочем, может быть, я зря забегаю вперед.

– Нет, нет, вы не забегаете вперед. вы говорите все по делу.

– Ольга, но ведь я беден, у меня нет ничего, зачем я вам такой? Вы такая особенная, вы встретите там, в Петербурге, другого. А что я вам могу дать? Только свою любовь и заботу.

– А мне и нужна только Ваша любовь и забота. И другого мне не нужно, или вы отказываетесь от меня?

– Нет, нет. Как я могу, вы для меня словно солнце на восходе. Но меня мучает вопрос как мы будем жить, ведь у меня ничего нет. И поэтому я не смею, я не могу вам предложить стать моей женой, нет, нет, я не имею на это права, вы и так натерпелись в своей жизни.

– Но я согласна.

– Согласна?

– Согласна.

– Согласна, согласна стать моей женой?! Согласна на то, что у меня нет за душой ни копейки?

– Но у меня же есть. Пусть и не очень большие доходы, но мы проживем, Федор.

– Оленька, радость моя. Если бы ты только могла представить, как я сильно люблю тебя.

Они оба плакали, плакали… Со стороны могло показаться что эти двое чудаковатых стариков кого-то жалеют. А они жалели каждый себя и друг друга. Он прижимал ее руку к своим губам, а она не переставая гладила его по голове. Не было в этот момент счастливее пары на земле. И никакого разумного объяснения этому выбору не существовало. Они обо всем договорились, что жить будут скромно в одной из ее деревенек. Ходить за грибами и ягодами, по вечерам читать. И будут счастливы только присутствием друг друга, потому что это важно для обоих и каждого в отдельности. Возможно, они еще долго бы мечтали, но мальчик, прибегавший уже дважды, сообщал, что все ждут их к обеду, что барин очень нервничает. Им так не хотелось уходить с этой скамеечки, словно в уютном углу сада был весь смыл их жизни. Пересилив себя, они потихоньку пошли к дому.

Возвращаясь из сада, держа Ольгу Феодосьевну под руку, Федор Кириллович не переставая шутил, рассказывая, как сегодня утром к нему ворвалось все семейство, думая, что он преставился, а он решительно не собирается этого делать, а еще надумал жениться.

– Но, слава Богу, кажется, все образовалось, – замечание Веры Алексеевны, произнесенное вслух, заставило Варвару Васильевну подойти к окну. Увидев двух счастливых людей, она обменялась взглядом с Верой Алексеевной, и обе поняли, что имеют в виду разрешение одной и той же задачи.

– Мы сегодня обедать будем или нет? – Тимофей Васильевич, любивший вкусно поесть, проявлял крайнею нетерпеливость в этом вопросе.

– Да, да. Сейчас дождемся Федора Кирилловича с Ольгой Феодосьевной и садимся за стол.

– По-моему, они совсем потеряли счет времени. Больше часа уже гуляют по саду. И доктор как будто не нужен? – подумал Тимофей.

– Не мудрено, – ответила Вера Алексеевна и добавила: – Они уже возвращаются, и думаю, обед у нас сегодня особенный.

– Дамы, приглашаю к столу.

В этот момент Федор Кириллович пропустил в дверях Ольгу Феодосьевну и, заметив, что Тимофей подхватил под руку жену и Варвару, также проявил свою ловкость, подхватив под руку Ольгу Феодосьевну и Веру Алексеевну.

– Что-то я сегодня очень проголодался. Сам себе удивляюсь, – просияв, сообщил Федор.

– Не мудрено, – повторилась Вера Алексеевна.

Ольга Феодосьевна только раздавала всем счастливые улыбки и в частности ярко улыбнулась Варваре, садясь за стол. Та ей ответила легким кивком, давая понять, что ей все ясно.

За столом царило небывалое оживление, словно не пять человек обедало, а все десять.

Федор подыскивал минуту, чтобы сделать объявление, и такой момент настал. Когда он, встав, объявил всем присутствующим, что Ольга Феодосьевна оказала ему честь и согласилась стать его женой, Тимофей Васильевич уронил прибор на пол и некоторое время пребывал с раскрытым ртом. В свою очень женщины встретили эти слова возбужденно.

Пришедший к способности разумно мыслить, Тимофей Васильевич заметил вслух, что, вероятно, он один ничего не замечал. И когда только они успели до всего договориться? Получив ответ, что они шли к этому всю жизнь, рациональный Летлинский ответ не принял, потому как его сразу начал терзать вопрос, где и на что они жить собираются. Но произносить вслух свои вопросы он не посмел, дабы не нарушить праздничного настроения.

***

Долго со свадьбой было решено не тянуть. На все приготовления потребовалась пара месяцев, и уже к Рождеству назначили свадьбу.

Ольга Феодосьевна и Федор Кириллович сразу после праздничного венчания окончательно обосновались в доме Лапшиной. Они и впрямь, вероятно, ждали этого тихого семейного счастья. Посмотрев на их идиллию, можно было предположить, что они вместе очень и очень давно. Рано вставали, завтракали, гуляли по снежному лесу и вечером в уютном кабинете, сидя у камина читали друг другу, мечтая о путешествии.

Лапшина писала им и интересовалась их жизнью. Она была чрезвычайно практичной и постоянное пребывание тетушки в загородном доме решало несколько важных вопросов; главное, все хозяйство Лапшиной оставалось под постоянным контролем. Федор Кириллович применил все свои деловые качества и направил их исключительно на дело, открыв для окружающих множество своих скрытых талантов. В доме в некоторых комнатах меняли полы, готовили к ремонту хозяйские постройки. С точки зрения Федора Кирилловича, было несправедливым попусту тратить зимнее время. О всех своих намерениях он непременно сообщал племяннице своей жены и, ни разу не получив упрека, был окрылен своими действиями.

Глава 9

Накануне рождественских праздников Тимофей Васильевич привел в дом высокого красивого мужчину.

– Анастасия Серафимовна, позвольте представить вам Николая Александровича Терпольского, только что прибывшего из Ташкента. Я с ним имел честь познакомиться когда мы теснили кокандцев из их крепостей весной 1865 года под руководством генерала Черняева.

– Добро пожаловать, Николай Александрович, проходите.

– Хочу добавить, что в полку его любили, уважали, и я горжусь своим знакомством с ним, – продолжал Летлинский.

Николай Александрович, молодой человек с явной выправкой военного, прошел в комнату и присел в предложенное ему кресло.

Мужчины не скрывали радости по поводу встречи друг с другом.

– Надолго ли в наши края, Николай Александрович?

– Пока точно не определился, но думаю, задержусь. Остановился у соседей ваших, Андреевых, хочу встретить у них Рождество.

– Отчего же мне не сообщил, что приезжаешь? У нас поживи, – предложил Тимофей Васильевич.

– Можно и у вас пожить, – согласился Николай Александрович.

– А чего не в городе нынче решил Рождество встречать?

– Устал от городской суеты, Тимофей Васильевич. Хочется настоящего Рождества, деревенского, с морозными днями, снегом, лесом.

Мужчины с удовольствием беседовали до поздней ночи. Так что Николай Александрович решил на ночь остаться у Летлинских.

На утро следующего дня, присоединившись к завтраку, Николай Александрович отметил про себя привлекательность Анастасии Серафимовны. На все её вопросы он с удовольствием отвечал.

– Расскажите мне, Николай Александрович, про Ташкент. Каков этот город вашими глазами? Где в городе вы живете? Как у вас там сейчас, жарко, небось?

– Извольте, Анастасия Серафимовна. Там действительно тепло, оттого и приехал сюда, вспомнить настоящее Рождество. А живу я в новой части города, его от старого города отделяет канал Анхор. При кокандском владычестве Ташкент был окружен рвом и глинобитной зубчатой стеной около 19 верст, с 12 воротами.

Анастасия Серафимовна внимательно слушала Николая Александровича, ей действительно стало интересно.

– Среди населения сложилось условное разделение города на две части – старую и новую, – продолжал собеседник. – Старый город является сосредоточением ремесленной и торговой жизни, а новый город промышленной, образован на месте садов, полей. Поскольку Ташкент – место пребывания генерал-губернатора, то он сейчас становится не просто торгово-промышленным центром, а одним из самых многолюдных городов Средней Азии.

– Как интересно, вероятно, там можно встретить людей разных национальностей и вероисповедания?

– Вы абсолютно правы. Среди жителей города есть узбеки, казахи, татары, русские, евреи и другие народности.

– А что генерал-губернатор, планирует развитие города?

– Да, Анастасия Серафимовна. Там уже действует мужская гимназия, ремесленное училище и приходская школа, планируется открытие женской гимназии.

– Позвольте, как интересно, – Анастасия Серафимовна неожиданно для себя отметила, что ей приятно общество этого молодого человека и он отвлекает ее от мрачных мыслей о муже и его любовнице.

После слегка затянувшегося завтрака Николай Александрович отбыл к Андреевым, но обещал непременно приехать еще. Слово свое он сдержал. Затем стал приезжать каждый день, много беседовал с Анастасией Серафимовной, и встречи эти стали настораживать Тимофея Васильевича. Он решил побеседовать с супругой по этому волнующему его вопросу.

Вечером, надев домашний халат, Тимофей Васильевич отправился в спальню жены и отчасти удивился: она не спала, сидела в кресле возле окна. Свет луны, падающий на ее лицо, только слегка подчеркивал грусть.

– Не спишь, мой друг. Отчего же не ложишься?

– Не хочется, – тихо ответила Анастасия Серафимовна.

– Позволь поговорить, – осторожно произнес Тимофей Васильевич.

– Извольте, – ответила хозяйка, но в голосе ее нельзя было и намека почувствовать на внутреннее напряжение, сковавшее её.

– Сегодня целый день я наблюдал, как наш гость не отходит от вас, и, на мой взгляд, вы вовсе не против его общества, даже порой поощряете его.

Она оставалась спокойно-равнодушной к этим вопросам, поникла головой и смотрела в пол. Её реакция ещё больше насторожила Летлинского.

– Думаю я, что подобное поведение может спровоцировать помыслы нехорошие в ваш адрес. Хотел бы впредь попросить вас быть более внимательной к репутации семьи, – и в этот самый момент он заметил взгляд Анастасии Серафимовны, который мог убить его самого.

– О чьей репутации вы сейчас говорите? Быть может, стоит самому подумать о своем поведении?! Вы отняли то единственное, что у меня было: веру в вашу любовь. Я хотела бы все забыть, но как обмануть свою память, посоветуйте, если сможете.

Ошарашенный смелым замечанием в свой адрес, Тимофей Васильевич потерял дар речи и безмолвно опустился на стоящую рядом кушетку. Он, как побитый зверь, смотрел на жену и не мог найти слов в свое оправдание, только смотрел на нее и молчал. И вдруг ему стало стыдно за самого себя, он осознал глубину своей вины перед женой и как будто только сейчас заметил, насколько сильно ранил ее сердце. А ведь она, именно она является его законной женой перед Господом и людьми. И не ее вина в том, что Бог не дал им детей. Быть может, с другим мужчиной она смогла бы стать матерью. Но эту мысль он тут же отмел, не представляя свою Анастасию Серафимовну женой другого мужчины.

– Дорогая моя, я так перед тобой виноват, но видит Бог, готов искупить свою вину, если это возможно, – взяв ее руку, он нежно прикоснулся к ней губами.

– Я хотел, хотел тебе признаться в своем грехе, даже готовился, насколько это возможно, спокойно поговорить, но так и не решился. Ты гораздо смелее меня.

Странно, но Анастасия Серафимовна вдруг ласково посмотрела на мужа, всю вину за происходящее она давно возложила на себя. Они долго сидели и молчали.

Вдруг Тимофея Васильевича охватила невероятная страсть. Он встал, подошел к жене, крепко ее обнял, поднял и отнес на большую двуспальную кровать, стоящую изголовьем к стене. Запнувшись в темноте за ширму отгораживающую кровать, барин чертыхнулся, чем вызвал смех у хозяйки. Ее приподнятое настроение передалось ему.

– Как же я мог тебя забыть, Настенька, – шептал он, зацеловывая жену до потери ощущения реальности.

***

Утром, проснувшись в комнате Анастасии Серафимовны, Тимофей Васильевич с удовольствием отметил для себя, что у него сегодня невероятно легко на душе; воспоминания о прошедшей ночи заставили его улыбнуться и переполненный счастьем он повернулся на кровати к жене. Не обнаружив супругу, он резко встал и вызвал горничную колокольчиком, приказав немедленно явиться Степану.

Степан, удивленный требованием явиться к барину в будуар хозяйки, бегом влетел в спальню, сбив подвернувшуюся лампу.

– Да что б тебя, Степан! – прикрикнул на него барин, завязывая халат, – Ты видел, куда так рано отправилась Анастасия Серафимовна?

– Они на веранде с утра были, а оттуда по аллее пошли.

Удовлетворенный ответом, Тимофей Васильевич быстро оделся и отправился на поиски жены, которую обнаружил задумчивой, но со счастливой улыбкой, около большого замерзшего пруда. Вода в пруд поступала по специальным каналам из речки, и поэтому прошлой весной в нем прижились лебеди, но сейчас пруд затянуло льдом и припорошило серебристым снегом.

– Вот ты где, мой дружок, – с нежностью, тихо, произнес Тимофей Васильевич, обняв жену.

«Пусть. – думала Анастасия Серафимовна, смотря на сверкающее зеркало пруда – он совершил целую череду ошибок, но сегодня он был со мной, и он меня любит, я точно это знаю.».

От мыслей своих она невольно ближе прижалась к мужу, который, почувствовав ее настроение, еще крепче обнял ее. Так они стояли довольно долго. Каждый был счастлив по-своему, но вместе им было гораздо лучше.

Голоса дворовых вернули их в настоящее. Тимофей Васильевич, поцеловав жену в шею, предложил позавтракать вместе. Он сегодня ни на минуту не хотел расстаться с супругой, да она, похоже, тоже этого не хотела.

Пробило десять часов. Они пили чай, когда зашел Степан и доложил о приезде управляющего.

– Пригласи его сюда, Степан.

Мельников зашел низко поклонился и остановился не зная как быть, Господа обычно не предлагали садиться в их присутствии. Просьбы не прозвучало.

– Докладывай, Александр Сергеевич, какие у тебя сегодня дела. Мы с Анастасией Серафимовной с удовольствием послушаем тебя, – повернувшись к жене, Летлинский нашел в ее лице одобрение.

Анастасия Серафимовна ему ответила легкой улыбкой и кивком.

Заметив хорошее настроение хозяев, управляющий решил плохих новостей сегодня не доводить до них, а, напротив, сообщил о возможном найме вольных работников с хорошей репутацией.

В этот же день Николай Александрович привез приглашение от соседей отметить Рождество вместе в усадьбе Андреевых.

– А что, как думаешь, Анастасия Тимофеевна, может и впрямь принять приглашение и всем вместе Рождество встретить? Вот и Николай Александрович там будет.

– Замечательное приглашение. Всем вместе будет очень весело, можем устроить маскарад, – ответила, не переставая сегодня улыбаться, Анастасия Серафимовна.

– Маскарад! Точно, Николай Александрович. Давайте устроим маскарад. Вот что, мой друг, передай наше согласие, а впрочем, я сейчас напишу.

Мужчины ушли в кабинет, где продолжали громко что-то обсуждать, смеяться. Оживление в доме радовало барыню. Ей казалось в этот день, будто она, не ходит, летает. Она не накинулась на неуклюжего Степана, разбившего маленькую фарфоровую вазочку в дополнение к утренней лампе, а только слегка пожурила его.

Она не ругала девок по дому, и даже повара, который пережарил курицу. Последняя в свою очередь отправилась на растерзание коту.

Барыня была счастлива сегодня, очень счастлива и совсем не намеревалась портить настроение окружающимх.

Приглашение Андреевых отодвигало решение вопроса о необходимости присутствия за праздничным столом Анны. Эта мысль порадовала хозяйку и ее хорошее настроение еще несколько дней замечали дворовые.

Наступил сочельник. Весь день и баре, и дворовые, и крестьяне сочевниковали и никакой пищи не ели весь день до сумерек.

С утра началась хлопотливая возня по всей усадьбе. Полы натирали, мыли потолки и стены. Даже в деревенских избах скоблили пол, натирая его можжевельником. Затем парились в жаркой бане. А с вечера начались колядки. Анастасия Тимофеевна заранее побеспокоилась, чтобы приготовили конфеты, выпечку, денежки.

Под окном барской усадьбы собралась большая компания с разукрашенными лицами, вывороченной одеждой и Колядой на санях – девкой, одетой поверх шубы в белую рубашку. Вся эта разнопестрая толпа пела довольно складно:

Коляда, коляда,

Подай пирога.

Не подашь пирога –

Мы корову за рога.

А подашь пирога –

Полный двор живота.

Барин, стоя в открытых дверях, смеясь, с удовольствием отсыпал конфеток ряженым и бросил горсть денежек, а барыня передала огромный сверток с пирогами. С хорошим настроением они отправились в гости к Андреевым. Ехать по легкому морзцу – одно удовольствие, тем более не так далеко.

– Смотри, Настенька, небо усыпано звездами, будет много грибов и ягод.

– Да, хорошо бы еще иней на деревьях завтра увидеть.

– Да, – поддержал ее супруг, – урожайный год всегда в радость. Отметив про себя заботу жены о благосостоянии семьи, он нашел ее ручку и слегка сжал в своей руке. Анастасия Тимофеевна осталась очень довольна таким, казалось бы, простым действием, но чрезвычайно важным для них обоих.

Андреевы их ждали. Михаил Александрович вышел на крыльцо, встречать гостей.

– Рады, рады вас видеть.

– А мы-то как рады вашему приглашению.

Троекратно расцеловавшись, со смехом вошли в дом.

В передней стояли вешалки для верхнего платья, стойки для тростей, вдоль стен разместили рундуки, на которые складывали шинели, шубы гостей. На них же ожидали своих хозяев приехавшие с ними лакеи. От постоянного пребывания в передней мужской прислуги передняя «благоухала» особым запахом. Поскольку такой запах являлся характерным для всех господских домов, то к нему все принюхались и никто не находил его странным.

Из передней одна дверь вела в гостиную, а другая – в переполненную лакейскую. Пройдя малую гостиную гости с хозяевами направились в большую, основную гостиную, где проходил званый вечер. Мебель была сплошь из карельской березы с гобеленовой обивкой. Небольшие уютные уголки отделяли легкие жардиньерки с цветами и вьющейся зеленью. Дамы присели на удобный диванчик. Камин, закрытый ширмой, не слепил глаза. На каминной доске стояли часы в бронзовом корпусе, по сторонам -старинные канделябры. Светильники располагалась по всем углам, бра над диваном с дамами, огромная люстра, расположенная по центру освещали стены, украшенные легкими тканями, гравюрами, акварелями. В гостиной царил уют и радостная атмосфера.

– Что же вы без Веры Алексеевны приехали, Анастасия Серафимовна? – поправляя накидку, интересовалась Наталья Николаевна Андреева.

– Тетушка совсем в преклонном возрасте и чувствует себя плохо. Не пожелали приехать.

– Жаль, она у вас очень веселая.

– Да, тетушку мы все любим и уважаем. Она уже позаботилась о завещании и не скрывает своих намерений.

– Вот как?

– Отписала свои деревни на мое имя. Тимофей Васильевич летом непременно с инспекцией поедет.

– Что же, рада за Вас. Пойдемте к столу.

Стол ломился от напитков и яств. Домашний оркестр играл увертюры из опер.

– Помнится, Михаил Александрович, вы обещали мне двоих музыкантов еще летом, – напомнил Летлинский.

– Помню, Тимофей Васильевич, слово свое сдержу: сразу после рождественских праздников приезжайте, забирайте двоих флейтистов, но и про свое обещание вспомните.

– По поводу сказанного обещаю Вам: борзого щенка отправлю. А еще предлагаю поохотиться весной совместно. Как вам мое предложение?

– С удовольствием его принимаю.

После ужина мужчины отправились в малую гостиную, где лакеи заблаговременно уже расставили столы, покрытые зеленым сукном. В широкой обвязке столешницы в неглубоких гнездах расположились завернутые в бумажки мелки и круглые щеточки.

Чтобы не оставлять женщин одних, мужчины решили играть в мушку, домашняя игра оказалась веселой. Во время нее можно было вставать, отходить. Гости много смеялись, дурачились, тем более что ставки были мизерными, по копейке, так что самый большой проигрыш составил аж целых три рубля. К этой веселой несложной игре присоединились все гости, молодежь, и так же старики.

На следующий день гости все встали ближе к полудню. Те, кто уже подкрепился, отправились на мороз, смотреть, как играет солнце.

Летлинские вернулись в усадьбу к вечеру в хорошем расположении духа.

Сразу после рождественских праздников Михаил Александрович прислал двоих молодых музыкантов. Их поместили в чистую избу, назначенную для служивших в доме людей. Им выдавали содержание провизией и даже назначили денежную плату. Купили недорогие инструменты и заказали ноты в Петербурге.

Глава 10

Анна уже совсем скоро должна была разродиться. Она ждала этого событиякаждую минуту.

Тимофей Васильевич распорядился, чтобы ему сразу же сообщили о приближающихся схватках. Он позаботился, и рядом с Анной уже несколько дней жила бабка-повитуха.

Через некоторое время после Рождества. Анну очень начали беспокоить боли внизу живота. Они неожиданно приходили и вдруг покидали ее.

Беззубая бабка– повитуха буквально заставила Анну лежать; впрочем ,боли стали появляться чаще, и ноги практически уже не держали девушку.

Тимофей Васильевич получил известие о начале родов, будучи в кузнечных мастерских. Он без промедления отправился в гостевой домик.

Когда он шел в дом и услышал крики Анны, сердце его сжалось, он хотел, но не знал, как может помочь. Марья с охапкой белья пробежала мимо него, потом сломя голову выбежала, вернувшись с огромным ведром воды. Стоны из комнаты и крики не прекращались. Так продолжалось больше двух часов в его присутствии. Закрыв руками голову, сидя в кресле в столовой, он умолял Бога помочь Анне.

Наконец-то в наступившей тишине сквозь крики послышался голос орущего младенца.

Тимофей Васильевич вскочил, но, не решившись войти в комнату, остолбенел. В этот момент вышла бабка и, улыбнувшись беззубым ртом, сообщила.

– Девочка, барин. Здоровенькая.

Тимофей Васильевич влетел в комнату и увидел заплаканное, но безумно счастливое лицо Анны.

– Аннушка, – произнес он.

Она улыбалась в ответ, глядя на него и прижимая к груди маленькое теплое тельце, плод их любви.

Николай Тимофеевич осторожно протянул руки. Взял на руки ребенка.

– Девочка моя. Как долго я тебя ждал.

Он готов был уткнуться в этого младенца, но очень боялся неловко повредить ему.

– Я все для вас сделаю, все, что в моих силах, – повернувшись к Анне, он повторил: все для тебя, Аннушка, – и глаза наполнились слезами.

Анна поняла: он любит ее, и этот ребенок будет для него смыслом жизни. Ради этого стоило здесь оказаться.

Выходя из дома, Тимофей Васильевич был очень счастлив. И пусть эта маленькая, только что родившаяся девочка незаконная его дочь. Но она его единственная дочь, а он ОТЕЦ. Гордость, счастье, радость расцвели в его душе.

Прямо противоположные ощущения в это время охватили Анастасию Серафимовну. Внешне она не подала виду, догадавшись о сегодняшних событиях, но, смотря на мужа и видя его радость, очень хотела быть на месте Анны.

Рождение девочки – долгожданное и счастливое событие, тем более, что и мать, и ребенок чувствовали себя хорошо и обе были здоровы. Естественно, Тимофей Васильевич возблагодарил Бога за этот дар и просил у него, чтобы тот и впредь поддерживал Анну и малютку, защищал их от бесовских наваждений и опасных случайностей.

Ему очень хотелось поделиться своею радостью, но прийти к супруге он не мог. Тогда по его распоряжению тут же запрягли коней, и барин отправился к Андреевым. Он почти на ходу выпрыгнул из кареты, когда увидел стоящего на крыльце Николая Александровича.

Озадаченный таким поведением, друг с обеспокоенностью в голосе спросил:

– Что случилось у Вас, Тимофей Васильевич?

– Радостное, радостное событие.

– Ну, пойдем в дом, там всё и расскажешь. К сожалению, Андреевых сейчас нет, ну, да они присоединятся к этой радости, думаю.

Тимофей Васильевич все без утайки, откровенно рассказал Николаю Александровичу, тем более, что он очень хотел выговориться и найти понимание в его действиях хоть у кого-нибудь. В возбуждении он не присел, во время своего рассказа непрерывно ходя по комнате. Он рассказывал как нашел Анну, как она перевернула его мир. Он поведал свои тайные мысли и переживания и как он жил все эти месяцы, как мечтал о ребенке многие годы.

Друг его внимательно выслушал, не перебивая, и на просьбу стать крестным отцом девочки согласился без промедления.

На восьмой день после рождения девочки пришло время крестин.

В церкви собралось несколько человек.

Анастасия Серафимовна, безусловно, знала о предстоящих событиях и даже распорядилась собрать два праздничных стола: один для Тимофея Васильевича, Николая Александровича, домашних и других гостей, а другой в домике Анны.

Девочка на удивление вела себя в церкви спокойно и наблюдала за происходящими вокруг нее действиями. Конечно, она не понимала зачем батюшка освящает воду и в это время молится, затем помазает ее священным елеем. Узнает она о всех таинствах гораздо позже, но для окружающих ее людей наречение ее именем Ольга установило особую связь с Церковью и Святой покровительницей.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», – разносились слова священника под куполом церкви. Батюшка помазал крестообразно лоб, грудь, ушки, ручки и ножки и погрузил малютку в святую воду со словами:

– Крещается раба Божья Ольга во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И святого Духа. Аминь.

Затем священник с молитвой попросил:

– Ризу мне подаждь светлу, одеяйся яко ризою, Многомилостиве Христе Боже наш, – надевал на новокрещеную белую рубашку, а затем и нательный крестик.

После погружения в купель Николай Александрович принял из рук батюшки Оленьку, тем самым дав молчаливое обещание перед Господом об обязанности воспитывать ребенка в православном духе.

Выходя их церкви и осторожно неся младенца, Николай Александрович очень тихо сказал Анне:

– На меня сегодня возложена огромная ответственность воспитания своей крестницы, и я теперь отвечаю за нее перед Богом. Даю Вам слово, Анна, мы обязательно найдем Ваших родных, где бы они ни были.

От таких сердечных слов Анна не смогла сдержать слез, которые, абсолютно не управляемые ею, сами собой брызнули из глаз, несмотря на ее счастливое в этот день душевное состояние.

Мужчины отправились обедать в господский дом.

Тимофей Васильевич отметил про себя, что Анастасия Серафимовна постаралась, стол был уставлен изысканными блюдами, несмотря на Великий пост. Поэтому Николай Александрович произнес тост за здоровье крестницы, выплеснул рюмку водки вверх, приговаривая:

– Чтобы наша Оленька так подпрыгивала.

Тимофей Васильевич от души рассмеялся. Он сегодня был в особо приподнятом настроении. Анна Серафимовна мило улыбалась им обоим, но только ей было известно, какие кошки в этом момент скребли в ее душе.

Мужчины с удовольствием уничтожили стерляжью уху, заливное из осетрины, кулебяки с грибами и под лимончик пили вино, оживленно беседуя, не замечая, что уже давно хозяйка дома покинула это застолье.

***

Крестильную одежду с девочки сняли аккуратно, убрали.

Аннушка, от счастья готовая расцеловать каждую частичку тела дочери, была удивлена реакцией Марии, которая просто оттолкнула ее от девочки.

– В чем дело?

– Извините, барыня, но нельзя пяточки ей целовать.

– Почему?

– Пойдет рано.

Успокоенная таким ответом, Анна решила поинтересоваться:

– А что еще нельзя делать?

– Ногти стричь нельзя, щечки целовать, а то поздно зубки прорежутся.

– Надо же, я этого не знала, – произнесла Анна, с нежностью посмотрев на Оленьку. – Ну, тогда и не будем, и зубки вовремя прорежутся, да, моя родная?

Девочка довольно угукала маме в ответ.

– Я еще, барыня, чеснока в колыбельку положу для защиты от ведьм и злых духов.

– Дай, я сама положу, – согласилась Анна с предложением Марьи.

– И в зеркало, барыня, с ней не смотритесь, – продолжала не останавливаясь болтать Марья, – чтобы бедность ей не сулить.

– Не буду, не буду, – прижимая доченьку, отвечала на очередные наставления молодая мать.

Малышка окончательно связала Анну и Тимофея кровными узами. Он заходил в дом так часто, как мог. Анастасия не препятствовала этому, да и что она могла сделать, учитывая ситуацию? Она молилась, молилась Господу и просила поскорее послать им вести о родных «девки», поскорее отправить ее туда, откуда она пришла.

Скоро наступила весна, конец зимним холодам, колючему ветру и стуже. А новостей о родных Анны все не было. На все запросы поступали уклончивые ответы или вовсе не приходили.

Аннушка продолжала жить в гостевом домике и бояться хозяйки. Она, конечно, верила, что во имя дочери Тимофей ее постарается защитить, но понимала и предсказывала другой вариант событий, когда ее выгоняют, а девочку оставляют в усадьбе. Если Анастасия Серафимовна так решит, то Оленьку заберут в барский дом, и тогда для Анны не будет смысла жить. С этими мыслями она засыпала и с ними вставала. Она тоже молилась и просила Господа. И просила того же, что и Анастасия, так ей хотелось поскорее уехать отсюда, но не одной, а обязательно с крошкой.

Глава 11

Летлинский, получив письмо от Тербольского, немедленно начал отдавать приказания к отъезду. Супруга, заметив приготовления, отправилась на разведку к мужу.

– Что-то Степан с вещами бегает? – спросила Анастасия Тимофеевна.

– Получил я сегодня письмо от Николая Александровича. Он сообщает, что, возможно, нашел родных Анны и просит приехать для вмешательства в процесс расследования. Завтра же отбываю в Петербург.

– Надолго?

– Не знаю пока. Но есть и другие дела, хочу еще несколько дельных людей прикупить, да изучить вопрос строительства маслодельного заводика, нужно знающего человека найти.