Текст книги "Сказка о городе Горечанске"

– Мы знакомы? – холодно спросил парень, оборачиваясь к ней. – Если что, я предпочитаю обращение Ваня.

– Извините, – промямлила, покраснев, Аня. – Мне просто показалось…

Тут ворота конюшни распахнулись, и двор стремительно стал заполняться лошадьми и людьми. Некоторые так и выезжали из конюшни верхом, слегка пригибаясь в воротах, чтоб не шибануться башкой об притолоку. Большинство вело коней в поводу и запрыгивало уже во дворе.

К Ане Костя подвел невысокую гнедую лошадку.

– Это Гусарка. Не бойся, она спокойная. Ты доверься ей, распусти поводья, расслабься. Она сама тебя куда надо довезет. – И шепотом в самое ухо добавил: – Это мама моя, если что.

Аня посмотрела на Гусарку. Гусарка покосилась на Аню влажным горячим глазом с черными бархатистыми ресницами. В глазу отразилась Аня – маленькая, растрепанная (волосы все еще слегка топорщились после косичек), в длинном пестром свитере до колен.

Костя подхватил Аню под мышки и закинул в седло. Она и ахнуть-то не успела.

Народ вокруг гомонил, смеялся, шутил. Лошади колотили о землю копытами.

– Ну, погнали? – крикнул на весь двор Иванушка-Ваня.

И они погнали.

До этого дня Аня не то что галопом – рысью-то считай никогда не ездила. Сперва ей казалось, что она не столько едет на лошади, сколько летит над ней. А лошадь внизу отдельно от нее скачет. И они время от времени каким-то чудом встречаются. Потом Ане удалось уловить ритм и вписаться в него. Ветер свистел в ушах, топот копыт вокруг вторил стуку сердца в груди. В воздухе плясали нетерпеливые огоньки светлячков. По темнеющему небу быстро, точно наперегонки друг с другом, неслись облака, из-за которых то и дело выныривала луна и опять ныряла обратно.

Они проскакали где-то с полчаса, и перед ними открылась река. Довольно широкая, хотя, конечно, до Волги ей было далеко. Белесый туман стелился над водами, и в нем то и дело угадывались какие-то проступающие и тут же исчезающие фигуры.

– Русалки хоровод водят, – произнес кто-то.

– Дождя, значит, не будет! Проверено!

Все спешились. Кто-то побежал за дровами, кто-то с ведром за водой – чай же надо, а то позасыпаем все на фиг! – кто-то стаскивал из ближнего перелеска лапник – лежать же на чем-то надо, не все ж сидеть.

Аня сползла с Гусарки. Бедра с непривычки ныли. Несколько минут ей казалось, что она так и будет теперь всю жизнь ходить враскоряку.

– Ань, ее не надо стреноживать! – крикнул Костя откуда-то издалека. – Она сама никуда не уйдет, не волнуйся.

Аня, собственно, и не собиралась.

Вскоре запылал костер, высоко в небо уходя тремя могучими языками. Компания, разбившись на небольшие группки, расселась и разлеглась – кто на лапнике, кто на бревнах, кто на потнике от собственной лошади.

Митяй, как и обещали, достал из чехла гитару, и над берегом разнеслось нестройное:

Все очень просто. Сказки – обман.

Солнечный остров скрылся в туман.

Ане, то и дело посматривающей на реку, в какой-то момент показалось, что ритм движений в тумане замедлился и слегка сбился. Русалки, похоже, прислушивались к их импровизированному концерту.

Она сидела на лапнике, прислонившись спиной к теплому Костиному крупу, укутанная в попону. В руке у нее была заботливо поданная Володей кружка с горячим чаем. Чаинки в нем смешивались с хвоинками и с какой-то еще травой. Отвар бодрил, Ане от него окончательно расхотелось спать.

Кроме чая, из рук в руки потихоньку передавалась фляжка с каким-то таинственным содержимым, но Аня, когда очередь дошла до нее, пить из фляжки решительно отказалась. Костя тоже, она видела, когда ему предложили, помотал головой, сославшись на свой сложный и запутанный метаболизм.

– Костя, а скажи: правда, что русалки – это души утонувших девушек, сиганувших в реку из-за несчастной любви? – спросила Аня.

– Глупости, – уверенно отозвался он. – Русалки – это… ну явление такое, природное. Как бы духи воды, что ли.

– А почему они только здесь у вас есть? Что, в других местах вода бездушная, что ли?

– Хрен знает. Я лично думаю, что они и в других местах тоже есть. Просто их там хуже видно.

Они помолчали. Митяй, допев одну, немедленно затянул следующую песню, про пуганую птицу удачи, которая нынче не верит людским рукам.

– А вот интересно, – начала снова Аня. – Кто-нибудь про это писал уже – ну про ваши местные аномалии и особенности? Кто-нибудь вообще знает про все, что здесь есть?

– Батя мой говорил, – вспомнил Ваня, – что видел раз в библиотеке книжку «Сказки и легенды Энской области». Старую, тридцатых годов, наверное. В Горечанской библиотеке видел.

– Ну! Так надо сходить туда, взять почитать!

– Куда?! В Горечанскую библиотеку сходить?!

– Ну да. А что здесь такого?

– А то, что уж сто лет как нет никакого Горечанска! Одно название от него осталось.

– Как нет?! А куда же он делся?

Ваня, сидевший до сих пор к ним спиной, обернулся и с изумлением воззрился на Аню:

– Опа-на! Да ты откуда ж взялась такая?

– Из Москвы приехала.

– Ну надо же! Кто б мог подумать! А с виду вроде на человека похожа. Да, тогда все ясно с тобой. В Москве, конечно, о Горечанске нашем слыхом не слыхивали.

– В Москве небось и не знают, что Горечанск вообще есть! – льстиво поддержал кто-то.

– Точнее, был. Теперь-то от него немного осталось.

– А я слышал, вода спадать начала. Колоколенку уже видать вроде.

– Ха, колоколенку! Мой брат с месяц назад в тех краях был – говорит, целые улицы из воды уже выступают. Ну верхние этажи домов то есть.

– Ничего удивительного, кстати! Всегда ж говорили – Горечанск в огне не горит и в воде не тонет!

– Ага! Поэтому он сперва сгорел, а потом потонул!

Аня с изумлением наблюдала, как еще минуту назад абсолютно спокойные и даже полусонные пацаны буквально на глазах проснулись и ожили. Орали практически все. Каждый отчаянно пытался перекричать другого:

– А я тебе говорю, не может быть, чтоб на этом все! Горечанск же заговоренный, все знают! С ним вообще ничего сделать нельзя!

– Да?! А почему ж он тогда преспокойно так, безо всякого сопротивления, раз – и бульк?

– А потому что, значит, так надо было!

– Ну кому, кому такое могло быть надо?!

– Смех берет, – произнес прямо у Ани над ухом Володин голос, – какой всегда кипеж поднимается, стоит кому-то упомянуть Горечанск. А самое смешное – никто ж из них Горечанска в глаза не видел. Они все родились уже после. Так что на самом деле Горечанск для них – пустой звук.

– Ты ошибаешься, – возразил ему молчавший до тех пор Костя. – Мы все видели Горечанск. И в любом случае пустым звуком ни для кого из здешних он быть не может.

– Ну где, где вы могли его видеть? В кино? На картинках? Во сне, может быть? Сплошные бабушкины сказки.

– Послушайте, – жалобно проговорила Аня. – Мне хоть кто-нибудь что-нибудь объяснит? А то ведь я совсем ничего не понимаю.

– Ах да! – спохватились все. – Ты ведь из Москвы!

– Стоял когда-то на берегу речки Горюхи город Горечанск, – начал нараспев Костя. Точь-в-точь как приемная мама ему, маленькому, перед сном рассказывала. – Небольшой, но очень красивый. С белоснежными стенами и причудливыми башенками. В нем даже свой кремль был, деревянный, без единого гвоздя выстроенный. Славился Горечанск своими плотниками и резчиками по дереву. Человеку приезжему чуть ли не каждый дом в нем казался игрушечкой, ярко изукрашенною шкатулочкой…

– Там почти на каждом доме доска была «Памятник архитектуры. Охраняется государством»!

– Толку от этих досок! Все равно же все затопили!

– А сперва еще и сожгли!

– И ничего не сожгли! Само все сгорело!

– Ага, конечно! Само! Тыщу лет стояло – и ничего. А тут на тебе – взяло и само.

– Да тихо вы все! Не наорались еще? Дайте человеку рассказать толком.

– Так пусть толком и рассказывает. А то чего прям как из книжки, про что-нибудь постороннее. Тут надо, чтобы от сердца шло.

– Ну хорошо, – вздохнул Костя, – от сердца, так от сердца. Короче, хороший город был. Очень древний. Никто и не помнит даже, когда построили, но точно, что до татар. Батя рассказывал, давно, в его детство еще, собрались день рождения города отмечать. Так никто не мог вспомнить, тыща лет городу или больше. Ну и похерили идею, отмечать ничего не стали.

– Короче, он всегда тут стоял.

– Лесные, кстати, так и говорят, что всегда.

– Можно подумать, лесным в чем-то можно верить!

– А можно подумать, нельзя!

– Кому и верить-то, если не им?

– Так ведь для лесных время по-своему идет.

– Да ладно, всегда стоял! При Иване Грозном его построили. Нам в Горемычках училка рассказывала и документ даже какой-то приносила. Ну фотку с документа.

– Это в каких же Горемычках учителя такие продвинутые?

– В каких, в каких! В Третьих.

– Да что с ним произошло, с Горечанском? – попыталась всех перекричать Аня. – Расскажет кто-нибудь или нет?!

– И не надейся. Они теперь два часа как минимум бузить будут. Да ничего особенного и не произошло, на самом-то деле, – пожал плечами по-прежнему невозмутимый Володя. И негромко, практически в самое ухо Ане, продолжил: – Ничего из ряда вон выходящего. Обычная в те годы практика. Затопили, когда ГЭС здешнюю строили. Плотину поставили и затопили. Водохранилище там теперь.

– Жалко, – посочувствовала Аня. – Прям вместе со старинными домами и досками? И с кремлем?

– И с кремлем, и с церковью, и с колокольней. И с биржей, о которой директор наш забыть до сих пор не может. Там, кстати, при советской власти горсовет помещался.

– А при чем тут пожар тогда?

– А пожар притом, что он как раз перед затоплением был. Большой, говорят, пожар, прям-таки офигенский. Почитай, полгорода дотла выгорело. Благодаря ему и решение о затоплении приняли наконец. А то всё колебались. Интеллигенты местные возражали, письма всюду строчили: как же так, мол, древнее зодчество. Можно подумать, кто-то про этот медвежий угол знал и ездил сюда на это зодчество любоваться. Ну а когда полгорода как корова языком слизнула, им сразу крыть стало нечем.

– Получается, тот пожар кому-то на руку был? Нарочно, наверное, подожгли?

– Наверное. Но теперь это уже неважно. Сколько лет прошло! А они всё бухтят, как будто вчера.

Последнюю фразу Володя произнес чуть громче, немного вызывающе. Так что все разом смолкли и оглянулись на него. Чего он, похоже, и добивался.

Помолчав, Костя сказал негромко:

– А это потому, что время не только для лесных по-разному идет. Некоторые вещи, они для всех всегда как будто вчера. А Горечанск, он всем местным время от времени снится. Забыть о себе не дает. Ты вон кого угодно спроси – какая улица оттуда-то и туда-то идет, любой тебе с ходу отбарабанит, никто не собьется. А ты… тебе самому разве не снятся сны?

– Сны? – Володя задумался. На секунду даже как будто смутился. Поправил на переносице очки. – Не, никогда. Но даже если б и снились, я б не стал воспринимать их всерьез.

– А тот пожар, по-вашему, что? Думаете, так оно само собою и загорелось? Прям вот так, ни с того ни с сего в одночасье со всех сторон занялось?

– Ага, само собой! Сами собой одни кошки только родятся! Ясно, что подожгли!

– Да уж, тут либо Горыныч, либо поджог. Третьего не дано.

– Да какой там еще Горыныч! Что вы сказки всякие вспоминаете! Кто его видел-то, того Горыныча, после войны! Помните, даже анекдот ходил, что немцы его по ошибке грохнули.

– Ага! С евреем спутали. Идут типа такие эсэсовцы по деревне, а Горыныч навстречу чешет. Они ему: «Вас ист дас?» А он такой: «Змей Горыныч я!» А они опять: «Вас ист дас?» Они ж по-русски не понимают. «Да Змей Горыныч я! Чудо-юдо!» – «Ах, юде!»

– Главное, не нужна теперь никому эта ГЭС. Стоит себе заброшенная, плотина потихоньку разрушается, вода из водохранилища уходит. АЭС с Журавликов играючи всю область обслуживает.

– Да что АЭС! Лесные ж еще тогда предлагали помочь. Говорили: вы только объясните толком, что вам нужно и для чего, а мы уж сами…

– Ну, лесные! Кто их слушать-то станет.

– А чего, представляете, в отчете б кто-нибудь написал: «Обошлись без затопления, справились силами местных водяных».

– Зачем сразу водяных? Просто местными силами. Аккуратненько так, дипломатично.

– Да какие местные силы, вы что? Им ведь главное, чтоб все по плану было. А планы, они ж всегда откуда-то сверху. Без учета местных реалий. Сказали тебе – четвертого жать, значит, жни. По фигу, что дож-дик. Им там, в Москве, виднее…

Все как по команде разом обернулись на Аню. И смотрели укоризненно, пока Митяй не вдарил по струнам и громко, на весь берег, не заорал:

– И-и-и все идет по плану!

Они голосили песни до хрипоты. И Аня орала со всеми на равных, ощущая себя частичкой чего-то целого.

А когда наконец-то смолкли и перевели дух, за перелеском послышался приближающийся треск мотоцикла.

– Начинается! – пробормотал Костя и хрипло выругался сквозь зубы.

Мотоцикл вырулил из-за деревьев и остановился у костра. Мотоциклист снял шлем и к полному Аниному изумлению оказался невысокой, сухонькой женщиной средних лет, в газовой косынке. Женщина быстренько отыскала глазами Костю – что было, как легко догадаться, нетрудно, уперла руки в боки и зычно завела на весь берег:

– Константин! Ну я так и знала! Красуется! На ветру в одной майке! Я тебе что велела: надень свитер серый! Нет, ему хоть кол на голове теши!

– Ну мам! Ну чего ты! Ну у меня ж шерсть!

– Это у тебя ниже пояса шерсть! А сверху весь небось мурашками покрылся! Первое сентября на носу. Вот все учиться пойдут, а ты будешь дома сидеть, носом шмыгать и кашлять. А ну надевай свитер сейчас же! В последний раз чтоб у меня такое! По косогорам за ним скакать, других дел у меня нет!

Под общее фырканье и смешки Костя послушно подогнул передние ноги и склонился чуть ли не до земли, позволяя натянуть на себя серую безобразную хламиду.

– Вот! – Мама удовлетворенно подтянула ворот свитера повыше, к ушам. – Чтоб горло было закрыто!

– Мам! Ну чего ты как маленького! Ну все ж смот-рят! Ребята ж смеяться надо мной будут. И вообще – колется же и дышать так нечем.

– Дураки смеются! Носом дыши! – посоветовала она. Окинула их всех грозным взглядом, вскочила на мотоцикл, нажала на газ и умчалась.

Несколько минут все вслушивались в затихающий постепенно треск мотоцикла – видно, опасались, как бы женщина не вернулась обратно. И только когда все окончательно смолкло, позволили себе рассмеяться.

Особенно громко хохотал Костя.

– Мамаша у тебя – жесть! – уважительно пробасил Иван. – Такой табун кентавров на воспитание дай – всех человеками сделает. Отец мой и то ее иногда побаивается.

– Да, она у меня такая. Ей хоть директор, хоть кто.

Петь больше не хотелось, да и голоса ни у кого уже не осталось. Аня откинулась посильнее на Костин круп, запрокинула совсем голову. Небо очистилось, туман улегся, облака разошлись. Ей показалось, что никогда в жизни она еще не видела столько звезд. Господи, и ведь все ж они как-то называются, как?! Ей в жизни этого не запомнить!

Далеко за рекой то и дело посверкивали зарницы.

– Точно Жар-птица хвостом играет! – сонно пробормотал кто-то.

– Тю! Где она теперь, та Жар-птица!

– Да, а раньше, говорят, ее минимум раз в год в небе видели!

– Да чаще даже!

– Что, и Жар-птица у вас здесь была? – Аня даже перевернулась на бок и приподнялась на локте, пытаясь разглядеть во тьме говорящего. – Настоящая прям? Живая?

– А то! Да она не только здесь, она над всей землею раньше летала. Ну типа навроде спутника. Правда, ее где видно было, где нет, – ответил на полном серьезе цыганистый паренек. Тот самый, что в первый день прискакал на занятия верхом. Но его немедленно перебили со всех сторон.

– Зависит от того, насколько небо над тем местом прозрачное!

– Сейчас же загазованность большая, дымы везде всякие столбом.

– Самолет еле разглядишь, а не то что птицу.

– Но это же не суть важно, видно ее или не видно. Тут фишка в чем: где она пролетит, где крылышками своими помашет – в том месте удача всем сразу и счастье вагонами. А где нет ее, там сами как-нибудь справляйтесь, как уж у вас получится. И вот раньше она летала то тут, то там, ну и счастье вроде как по всей земле равномерно распределялось.

– А теперь что? Больше не летает? – Ане даже смешно сделалось. Взрослые ж почти люди, мозоли от работы на руках у всех, а верят во всякую глупость!

Впрочем, такой ночью да у реки во что только не поверишь! Она вздохнула глубоко-глубоко, и самый воздух показался ей сладким.

– А то! Потому и бардак такой везде творится!

– Да, сейчас бы нам Жар-птица не помешала! А то хоть телевизор не включай.

– Хоть на одну минуточку!

– А вот интересно, если она прилетит, мы это сразу узнаем? Ну там… почувствуем как-нибудь?

– Зачем? Мы вон у Ваньки спросим.

– Чего? А я-то здесь при чем?

– Да, небось, она ж, как прилетит, сразу по старой памяти к вам в сад за яблочками ломанется?

– А, Вань? Уж она-то не перепутает, она-то точно знает, где у вас какой сорт растет!

«Интересно, над чем они все смеются?» – лениво подумала Аня, чувствуя, как глаза у нее сами собой закрываются. Чья-то рука заботливо расправила у нее на плече попону, и Аня окончательно провалилась в сон.

* * *

Когда ранним утром Аня возвратилась в общагу, комната ее оказалась заперта. Аня нетерпеливо заколотилась в дверь.

– Кто там? – сонно отозвалась Лёка.

– Да свои, свои. Открывай!

– Свои по ночам дома сидят. – Разбуженная Лёка выглядела хмурой и злой.

Бумс тем временем закинул Ане лапы на плечи и норовил облизать лицо. По свитеру на нее карабкался Арчи. Добрался до шеи, нежно куснул за ушко. Аня погладила и того и другого. Обернулась к Лёке:

– Извини, пожалуйста. Я не подумала, что придется тебя будить.

– Да это-то как раз фиг с ним. Но знаешь… Не знаю, как там у вас, в Москве, а у нас тут девок, которые по ночам за парнями бегают, называют всяко, и в основном непечатно.

Аня искренне удивилась. Попыталась припомнить – да, пожалуй, и вправду, кроме нее, в ночном девочек не было. Она как-то не обратила на это внимания. Ясно ж было, что Костя ее в обиду не даст. С такими копытами, как у него, бояться ей нечего.

– Да мы же просто коней пасли! Картошку пекли в золе. Песни пели, сказки рассказывали. Ничего такого.

– Хм. Я-то тебе, допустим, верю, но вот другой кто-нибудь вполне мог бы подумать…

– Ой, да пусть думают что хотят! Буду я еще себе голову забивать! У некоторых людей слишком развито воображение!

– Напрасно ты думаешь, что…

Аня стянула с себя один кроссовок, потом другой. Глянула на часы. На сон осталось максимум часа полтора. Потом вставать, идти мыть полы… Короче, раздеваться уже не имело смысла. Она зевнула, вытянулась на кровати, повернулась лицом к стене, закрыла глаза и постаралась отключиться от Лёкиной воркотни.

Не тут-то было! Лёка безжалостно потрясла ее за плечо:

– Слышь, не спи пока! Скажи лучше: вы с Володькою вместе ездили?

– Ну да, он там тоже был. Там вообще много народу было, всех и не упомнишь. А что?

– А ничего. Не мое, конечно, дело, но ты с ним поосторожней.

– В смысле?

– В прямом! Ну что я тебя учить буду, как парней на расстоянии от себя держать?

Аня едва сдержалась, чтоб не сказать, что в этом вопросе Лёка явно ей даст сто очков вперед. Спать хотелось неимоверно.

– Лёк, ты или говори толком, чего хотела, или отстань на фиг! А то у меня глаза слипаются.

– Так ты разлепи глаза-то! Думаешь, ты первая, кто на Вована запал? Да он вечно, как очки свои снимет, сразу девки кругом штабелями валятся.

– И что? – Аня почувствовала, что краснеет, и натянула одеяло повыше, на уши. – Глаза у него и вправду красивые.

– Да пустые они у него! Пустые абсолютно! Ты в другой раз присмотрись! Сплошная же пустота!

Ане резко сделалось не до сна. Она села на кровати и сочувственно посмотрела на подругу:

– Слушай, я, конечно, не знаю, что у вас там с ним произошло. По-моему, ты все-таки преувеличиваешь. Володя умный, начитанный парень…

– Вот! Вот все так и думают – умный, начитанный парень! А он, если хочешь знать, вовсе и не человек даже. Он – черная дыра!

– Чего?!

– Ну, может, не дыра пока еще, а так, дыреныш. Но не волнуйся, он подрастет и всех вас, идиоток, рано или поздно поглотит.

– Лёка, что ты мелешь? Ты из зависти, что ли, что тебя с собой не позвали? Ну так надо было самой на своем пони напроситься. Не думаю, чтобы кто-то стал возражать. Хотя ему, может, трудно было бы угнаться за всеми.

– Ты мне не веришь? Сама у Володьки спроси, кто он такой! Побочное, непредвиденное следствие эксперимента! С которым никому теперь не ясно, что делать. И отстань от моего пони! Он, если хочешь знать, мчится, когда надо, как ветер! Из зависти! Придумала тоже! Было б чему завидовать! Просто предупредить хотела, как подруга подругу! Тебе ж, дуре, добра желаю!

В этот момент, видимо, в качестве иллюстрации к ее словам, Лёкин тяжелый ортопедический ботинок сам собою подскочил с пола и с шумом просвистел над Аниной головой. Та едва успела пригнуться. Раздался громкий дребезг и звон. Ботинок вместе с осколками стекла вылетел во двор и громко шмякнулся где-то там, под окошком.

– Девки, что у вас стряслось? – сунулась в комнату перепуганная Лиза. За ней в коридоре просматривалось еще пять-шесть заспанных морд.

– Да ничего особенного. Окно нечаянно разбили.

– Ой, как же это вы?! – Лиза сочувственно поцокала языком. – Сейчас-то еще ладно. А завтра с утра ветер обещали и дождь.

* * *

На ферме Ане легко удавалось избегать Володи. Тем более что работали они в разных подгруппах. Володю нынче послали на конюшню, Аню же в телятник для мелких телят. Там горели теплые инфракрасные лампы и пахло распаренной кашей из комбикорма.

С помощью Лизы она довольно шустро сгребла навоз и вымыла из шланга решетчатые полы в клетках-манежиках. Они с Лизой выгуляли телят во дворе и вычистили их жесткой щеткой. Телята были размером с небольшую овчарку, но Лиза уверяла, что им от роду не больше недели.

– Да как же коровы рожают сразу таких больших?

– Ну коровы же и сами не маленькие!

Они подоили с помощью аппарата трех приписанных к телятнику буренок, разлили по алюминиевым бутылкам молоко и теперь кормили своих огромных лобастых младенцев. Младенцы не желали смирно ждать своей очереди, вопили «му-ма!» и норовили оттолкнуть, а то и сбить с ног счастливчика, завладевшего вожделенным соском из толстой черной резины. Приходилось их слегка шлепать по плюшевым головенкам с пробивающимися рожками, чтоб не мешали друг другу.

– И здесь борьба! – посетовала Аня, в очередной раз отодвигая в сторону одного особо упорного. – Ну вот куда ты лезешь, я ж тебя уже покормила! Лиз, а может, ему не хватает?

– Может, и не хватает. Но что тут сделаешь? Мы ж с тобой всем поровну разлили. Молока больше нет.

– А если на коровнике у других каких-нибудь коров надоить?

– Вообще-то так не положено, – засомневалась Лиза. – Оттуда же молоко на продажу идет.

– А если потихоньку? Без аппарата, просто руками, и сразу в бутылочку?

– А получится у тебя? Я-то с тобой не пойду, тут же еще дел выше крыши: кашу им запаривать, опилки чистые рассыпать…

– Попробую! – Аня подхватила фляжку-бутылку.

В коровнике дойка была в самом разгаре. Группа медленно продвигалась справа налево, по четыре человека на ряд: подсоединили аппарат к корове, переждали, сняли, перешли к следующей. В большинстве рядов не дошло еще и до середины. Коровы мирно стояли, помахивая хвостами и позволяя делать с собой что угодно. Казалось, что они в нирване и им давно уже все до фени.

Пригибаясь и прячась за массивными телами буренок, Аня незаметно прокралась в самый дальний угол. Такими темпами очередь сюда и за час не дойдет! Присев на корточки под крайней в ряду, Аня похлопала ее по-свойски по шее. Поскребла изо всех сил ногтями за ухом – шкура у коров грубая, иначе и не почувствует. Погладила вымя, потрогала за соски. Корова вроде не возражала. Тогда Аня решительно ухватила один сосок и с силой потянула вниз. Корова приподняла ближайшую к Ане ногу и лениво, без особого замаха, врезала ей копытом под дых. Копыто оказалось тяжелым и твердым. На миг задохнувшись, но тут же опять обретя способность дышать, Аня взвизгнула от неожиданности и боли и повалилась на пол. К счастью, на только что смененные опилки.

А к месту происшествия уже поспешал Васисуалий. Только его маленькие острые ушки могли расслышать Анин крик сквозь мотор доильного агрегата.

– Ну и что же это мы делаем? И чем же это мы таким развлекаемся?

– Да вот, – обретя наконец дар речи и с трудом встав на ноги, ответила Аня. – Решила тут немножко поучиться доить.

– И как, получается?

– Да не особенно, если честно.

– О, я особенно уважаю в юных дарованиях честность! Осмелюсь спросить, а что ты собиралась сделать с надоенным в эту емкость молоком? Конечно же, перелить его в сепаратор в молочной?

– Н-нет, – слегка запинаясь, ответила Аня. – Я хотела выпоить его теленку. На добавку. Ему, по-моему, не хватает молока.

– А спрашивать тебя не учили? А я не говорил, чтобы вы, пока не привыкнете, держались все вместе? А если бы она тебе в лоб копытом заехала? Или, не дай бог, в живот? Да еще и наступила бы потом на тебя всем весом? Ты хоть представляешь себе, сколько корова весит? Как минимум пятьсот килограмм!

– Сколько-сколько?! – Аня представила себе, как на нее рушится полтонны. А она еще так смело между ними разгуливала! Ведь если бы кто-нибудь из них действительно вздумал…

– Да не трясись ты! – смягчился Васисуалий. – Обычно-то они смирные. Просто ты ей, наверное, сделала больно. Покажи мне, как ты доила.

С опаскою косясь на корову, Аня опять присела на корточки и нерешительно потянула за сосок. На сей раз корова не стала лягаться. Она всего лишь слегка мазнула Аню хвостом по лицу, отмахиваясь, как от назойливой мухи. Впрочем, Аня была уверена, что след от этого «слегка» останется теперь на щеке надолго. Кричать тем не менее она не стала. Сдержалась и только молча закусила губу.

– Н-да. Рук-то у меня нет, чтоб тебе показать. Как бы тебе объяснить на словах… Постой, есть идея. Ты на пианино играла когда-нибудь?

– Играла, но при чем тут…

– Тут примерно такое же самое движение, как при легато. Кулак ставишь на основание соска, захватывая немножко часть вымени, и нажимаешь каждым пальцем поочередно, сверху вниз. Жмешь, точно на клавиши, когда гамму до мажор играешь. Понятно?

Аня попробовала, и у нее получилось. «Интересно, – подумала она, – откуда Васисуалий знает, как играть гамму до мажор?»

* * *

В сумерках под Аниным окном тихо, но очень настойчиво засвистели. Бумс приподнял уши и насторожился. Читавшая в постели Лёка с шумом выдохнула и демонстративно отвернулась со своей книжкой к стенке.

Проигнорировав первый свист, и второй, и третий, Аня заколебалась. Она просто выглянет и скажет ему, чтобы шел отсюда по-хорошему. А то же он так до утра не уйдет!

Ведь невозможно всю жизнь избегать друг друга! Тем более они живут в одном общежитии, учатся в одной группе. И лично ей Володя ничего плохого не сделал. Мало ли что там Лёка про него говорит! В конце концов, каждый, неважно, человек он или кто, априори заслуживает человеческого отношения.

Аня высунулась в окно, благо оно было разбито и ей даже шпингалет открывать не пришлось. Володя стоял очень прямо, запрокинув голову вверх. Обещанный Лизой дождь шел вовсю, и капли стекали по Володиным волосам, по носу и щекам. Заливали стекла очков, которые Володя даже не пытался протирать, сознавая, видимо, что при данных обстоятельствах это бесполезно. Просто стоял и свистел ей в окно.

Все заготовленные слова разом вылетели из Аниной головы. Она крикнула:

– Я сейчас! – накинула куртку и выпрыгнула прямо в окно.

Дождь усилился и хлестал их немилосердно по плечам.

– Понимаешь, под влиянием искривления пространства и поля дыры иногда принимают такую вот причудливую форму. Ты не поймешь, тут нужно биофизику знать. Я и сам этого не знаю! Просто – вот тут я есть, а там меня уже нет. Сейчас есть, а до какого-то момента не было.

– То есть ты себя маленьким не помнишь?

– Почему? Лет с двух, наверное, помню, причем довольно-таки отчетливо. Я жил тогда в лаборатории, и при мне все время кто-то дежурил. Иногда меня выводили гулять. И сравнительно часто демонстрировали на всяких закрытых конференциях и симпозиумах, где постоянно задавали одни и те же тупые вопросы.

– А мама у тебя была?

– Вот мамы у меня действительно не было.

– Но ты же постоянно растешь, развиваешься?

– Черные дыры имеют свойство увеличиваться в пространстве.

– И ты… совсем-совсем ничего не чувствуешь?

– Почему? Чувствую то же, что и люди вокруг меня. Ну такой типа эффект зеркала.

– А если нет никого?

– Тогда я чувствую пустоту.

– И тебе от этого плохо?

– Почему? Ведь пустота – это я. Я ею питаюсь, я из нее состою. И еще – в нее можно положить что захочешь. Можно плохое, можно хорошее.

Они вошли в теплый коридор общаги, и Володины очки, мгновенно запотев, окончательно потеряли прозрачность. Он снял их и долго, тщательно протирал специальной тряпочкой.

Аня стояла рядом, чувствуя, как сладко кружится голова от внезапно открывшихся бездонных головокружительных перспектив.

* * *

– Брр, какой дубак! – поежилась Лиза, заглянув к ним на следующий день. – Надо бы вам окно поскорее вставить. А то вы тут еще до зимы совсем заколеете!

– Комендантша сказала – сами разбили, сами вставляйте. Или ждите планового ремонта.

– Да по плану тут ремонт в четверг после дождичка! Девки, я вот чего надумала. Надо отца моего попросить. Он у меня во всех Горемычках стекла, у кого где какие разбились, вставляет. Да и здешние окна небось отцова работа.

– Так ты позвони ему! – вырвалось наивно у Ани.

– Чего?! Как позвонить, куда?! – Лёка с Лизой дружно расхохотались.

Аня смущенно покраснела. Просто в голове не укладывается, что где-то на свете еще нет телефонов. Не то что мобильных – любых.

– Не, за отцом самим нам идти придется. На самом деле, не так уж это и далеко. Лесом если, конечно. За день вполне можно взад-вперед обернуться. На крайняк у меня заночуем. А утречком нас отец на тракторе отвезет.

– Боюсь, со мной вы далеко не уйдете. – Лёка красноречиво указала рукой на виновника всех хлопот – тяжеленный ортопедический ботинок. – Но за стекло я, конечно, заплачу, вы не думайте.

– Никто ничего не думает! – отмахнулась от нее Лиза и продолжала, обращаясь уже к одной Ане: – Давай ты сейчас быстренько полы все поперемоешь… я, если чего, помогу. Потом сбегаем на ферму, отпросимся у Васисуалия. Объясним ситуацию, он умница, он поймет. Засветло успеем вернуться. Если, конечно, маманя меня с ходу в оборот не возьмет.

По дороге с фермы они, не заходя уже в Учгородок, свернули к лесу. На повороте им встретилась компания ребят в банданах и Сероволков. Все ожесточенно спорили, размахивая руками, непечатно ругаясь и абсолютно не слушая друг друга.