Текст книги "Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов"

Косик Ольга Владимировна
Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

Светлой памяти моих родителей Владимира и Нины

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви ИС 12–122–2282

© Косик О. В., 2011

© Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2013

Вступление

Сопротивление насилию становится особенно трудным в условиях информационной изоляции. Поэтому важной составной частью гонений на Русскую Православную Церковь в XX в. была борьба с правдивой информацией о Церкви и ее служителях. Дело не ограничивалось сокрытием истинного положения в церковной сфере или облечением в покров тайны действий представителей власти. Средства массовой информации публиковали сведения, не имеющие ничего общего с реальностью, распространяли ложь и клевету, формируя сознание безрелигиозного человека, строителя «светлого будущего».

Блокирование каналов связи, развитая система дезинформации, запрет на объективное освещение событий легли в основу информационной деятельности властей в религиозной сфере. Почти все попытки распространения сведений об истинном положении Церкви стали расцениваться как контрреволюционная деятельность или антисоветская пропаганда, а если материал готовился к передаче за границу, то это характеризовалось как шпионаж.

Постепенно создавалась монополия на информацию с целью трансформации ее в выгодном для властей ракурсе.

В ответ на это развивалась деятельность по сбору, сохранению, копированию и распространению информации о Церкви. Выдающийся историк и собиратель церковных документов М. Е. Губонин писал: «…при всем (мягко выражаясь) “своеобразии” тогдашней церковной обстановки (20–40-е гг.) стремление к сохранению письменных памятников текущей церковной истории не ослабевало среди некоторых представителей общества, жившего интересами Церкви, хотя и было обставлено весьма значительными трудностями бытового порядка»[1]1
  Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943 / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 12–13.


[Закрыть].

Информация о церковной жизни в стране поступала в канцелярии высшей церковной власти; некоторые собиратели архивов хранили наиболее важные директивные партийные и государственные материалы, оригиналы и копии официальных церковных документов, письма, порой заменявшие архиерейские послания и обращения, богословские трактаты с анализом современной ситуации, вырезки и копии публикаций иностранной печати о положении Церкви в нашей стране, цитаты из опубликованных в Советской России и СССР статей, книг, авторам которых было дозволено цитировать церковные документы.

Церковные деятели искали и находили способы передачи важных документов или корреспонденций за границу, где эти материалы зачастую попадали на страницы эмигрантских газет и журналов. Сделав круг, эта информация иногда возвращалась на родину. Вновь попавшие в Россию материалы о Церкви распространялись с помощью копирования на машинке или от руки и становились известными значительному числу людей. Порой легче было ознакомиться с выпиской из зарубежного издания, чем получить доступ к информации о Церкви в своей стране.

Информирование зарубежья имело целью побудить религиозных политических и общественных деятелей других стран, правительств, общественных организаций к выступлению в защиту Русской Церкви, а также к оказанию материальной помощи ссыльным и заключенным. Другой причиной поиска этих контактов было ожидание моральной поддержки со стороны эмигрировавших церковных деятелей. Особенно это касалось выбора тактики действий в сложных и конфликтных ситуациях, зачастую спровоцированных властями, как, например, обновленческий раскол или отход части духовенства и мирян от митрополита Сергия (Страгородского) после выхода его декларации 1927 г.

И действительно, на страницах эмигрантских газет то и дело появлялись материалы, посвященные гонениям на Церковь, письма иерархов, указы высшей церковной власти, обзоры церковных событий.

Революция и Гражданская война разорвали народ, семьи, Церковь. Понятен острый интерес эмигрантов к тому, что происходило в оставленной ими стране. Положение Церкви волновало изгнанников, которые старались вникнуть в сущность сложных церковных ситуаций, возникавших в России. Материалы черпались из советской прессы, из частных писем, из рассказов беженцев и оказавшихся в командировке научных сотрудников. Находились люди, взявшие на себя переправку за границу сведений о том, что происходит в Русской Церкви. Их имена при публикации этой информации по понятным причинам не сообщались. Освещение событий было довольно оперативным, хотя тайна порой порождала фальсификации.

Власти в России недаром боялись этих утечек информации – вмешательство Европы во внутреннюю политику большевиков было крайне нежелательным, мешало осуществлению задуманных проектов, создавало ненужные советскому правительству ограничения в дипломатических и экономических контактах с другими странами. Любая связь с заграницей, даже между родственниками, расценивалась как тяжелое преступление. В эти годы было прервано общение между самыми близкими людьми. Налаживание информационных каналов было делом крайне рискованным, их обнаружение влекло за собой большие сроки заключения или расстрел. Поэтому надо воздать должное тем, кто сопротивлялся гонениям на правду, разыскивая, собирая, копируя и передавая за рубеж церковные документы. Деятельность людей, взявших на себя подобный труд, должна быть изучена и оценена как особый подвиг во имя веры.

С целью ознакомить эмиграцию с положением Церкви в оставленной стране составлялись сводки, исторические обзоры, очерки. Так было положено начало первым трудам по истории Церкви эпохи гонений. Эти труды вошли составной частью в последующие обзоры, курсы истории и статьи, хотя имена многих первых собирателей первоисточников долгое время оставались неизвестными.

Задача этой работы – восполнить пробел, чтобы оценить по достоинству труды тех, кто в первые десятилетия советской власти собирал свидетельства церковной жизни, проникал в суть разворачивающихся событий, сохранял и передавал за границу эти материалы. Деятельность М. Е. Губонина, А. П. Вельмина, Г. А. Косткевича, М. А. Новоселова и других, еще неизвестных собирателей церковных материалов не может быть оставлена без внимания и должной оценки.

В изучении источников по церковной истории бывает особенно интересна судьба документа, его нелегкий путь к тем, кому он адресован. Изучение подобных сюжетов выявляет много неожиданного о создателях и распространителях документов, о восприятии их содержания, о подвиге первых летописцев эпохи гонений. Немало говорит о документе место его обнаружения – найден ли он в старых подшивках газет, в фондах ГА РФ или в архивах ФСБ.

Исследователю информационной деятельности надо постоянно иметь в виду работу органов власти в этой области. Время 1920–1930-гг. характеризовалось широким использованием фальсификаций, подделок, созданных для борьбы с Церковью, а также со всеми возможными группами людей и организациями, созданными вне официальных структур.

Один из авторов журнала русских анархо-мистиков «Рассвет»[2]2
  «Рассвет» – ежедневная газета российских рабочих организаций США и Канады, созданная при непосредственном участии А. А. Карелина и других анархо-мистиков. Выходила в Нью-Йорке с 8 декабря 1924 г. ежедневно под редакцией Ф. Кремера. В апреле 1926 г. издание перенесено в Чикаго, первый номер под новой редакцией вышел 1 мая 1926 г. и выражал идеи мистических анархистов. К 1930-х гг. газета отошла от анархизма, хотя некоторые статьи на эти темы продолжали публиковаться.


[Закрыть] писал о создании подобных фальсификаций: «В основание этих “документов” кладутся обычно подлинные материалы или же сведения, добытые агентурами ГПУ (технически эти данные в ГПУ называются “канвой”). Кроме того, содержание фальшивок тщательно подгоняется под определенные настроения при помощи “каэров”[3]3
  Автор имеет в виду бывших «контрреволюционеров», «которых в свое время пощадила ЧеКа. Часть этих “каэров” употребляется для “выяснений и раскрытий” (т. е. для осведомления чекистов и разъяснения им сущности тех или иных явлений), другая часть “каэров” занимается фабрикацией подложных документов (всякого рода листовок, воззваний, обращений, манифестов, писем, протоколов и т. д.)» (Дельта. Новые сведения о провокационной работе ГПУ // Рассвет. 1929. 30 июля. № 177. С. 2).


[Закрыть] соответствующей окраски. Затем, по изготовлении, фальшивки пускаются с определенной целью в обращение, как “нелегальные” документы (или издания) в России и за границей. Поэтому необходимо с большой осторожностью относиться к разного рода “документам”, поступающим из Москвы. Даже опытный деятель может быть введен в заблуждение противобольшевистским содержанием листовки, обращения или “манифеста”, если ему неизвестна цель, ради которой данный документ был изготовлен и пущен в обращение “кабинетом контра и дезо”»[4]4
  Дельта. Новые сведения о провокационной работе ГПУ // Рассвет. 30 июля. № 177. 1929. С. 2.


[Закрыть].

Конечно, факт изготовления документа в органах ГПУ-ОГПУ доказать довольно трудно, ведь все такие свидетельства до сих пор не разглашаются. Историк может лишь указать на степень вероятности такого происхождения документа, распространяемого в церковной среде.

Пути документа, его анализу и рецепции в эмигрантской среде, его судьбе посвящены многие страницы этой книги. Она не претендует на полноту охвата зарубежной прессы и архивных материалов на поставленную тему. В центре внимания не столько отражение картины церковной жизни в СССР, сколько проблема контакта, преломления, взаимодействия отечественной церковной среды со средой церковно-эмигрантской, которая, будучи оторванной частью Матери-Церкви, постепенно обретала своеобразные черты и принуждена была строить самостоятельную жизнь в чуждом окружении.

Материалы, собранные и обобщенные церковными деятелями в России и попавшие за границу, печатались в зарубежных изданиях, обильно были использованы протопресвитером М. Польским в его собрании церковных документов[5]5
  См.: Польский М., протопр. Новые мученики Российские: В 2 ч. Репр. воспр. изд. 1949–1957 гг. (Джорданвилль). М.: Т-во «Светлячок», 1994.


[Закрыть] и другими русскими церковными деятелями за рубежом и в нашей стране, изучались митрополитом Мануилом (Лемешевским), архимандритом (будущим митрополитом) Иоанном (Cнычевым)[6]6
  См.: Библиотека Московской духовной академии. Иоанн (Снычев), иг. Церковные расколы 30-х и 40-х годов XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский, даниловский и другие. Их особенности и история. Кн. 2, 3. Машинопись. Куйбышев, 1963; Иоанн (Снычев), архим. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие. Их особенности и история. Машинопись. Куйбышев, 1965; Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие. Их особенности и история. Изд. 2-е, доп. Сортавала, 1993; Он же. То же название. Самара, 1997.


[Закрыть], М. Е. Губониным и др.

Таким образом, данная книга представляет собой в известной степени восхождение к истокам (или источникам) сведений, благодаря которым сложилось современное представление о событиях минувшей эпохи. Информация, как всякая отраженная действительность, в той или иной степени преломляла реальность. Определить степень, цель и добросовестность отражения – задача чрезвычайно сложная. С. Г. Петров справедливо задавал риторический вопрос: «Что значит “надежные источники информации” в советских условиях?»[7]7
  Русская Церковь. XX век. Кн. 1: Материалы конференции «История Русской Православной Церкви в XX веке (1917–1933 гг.)». Сэнтендре (Венгрия), 13–16 ноября 2001. [Мюнхен]: Изд. Обители Иова Почаевского в Мюнхене, 2002. С. 569.


[Закрыть] Тем не менее не только документ, но и, образно говоря, «угол его отражения» – является полем исторического исследования, способного дать информацию о тех, кто этой информацией обменивался. Конечно, на процессы такого обмена оказывали большое влияние личностные, политические и ситуативные факторы. Часто недостает свидетельств для проверки информации. Однако и небольшой шанс получить новые сведения об исторических коллизиях под углом зрения создания, циркуляции и восприятия источников дает интересную перспективу в историческом исследовании.

* * *

Выражаю свою признательность тем, кто помог мне в подготовке настоящей книги – поддержкой самой идеи, сбором материалов, консультациями, внимательным прочтением рукописи и указанием на ее недочеты – в первую очередь ректору ПСТГУ протоиерею Владимиру Воробьеву, иерею Александру Мазырину, высказавшему ценные замечания, преподавателям Джорданвилльской Свято-Троицкой духовной семинарии протоиерею Владимиру Цурикову и диакону А. В. Псареву, которые обеспечили мне работу в Архиве семинарии, директору Славянской библиотеки в Праге Лукашу Бабка и сотруднице этого архива Анастасии Копршивовой за помощь в сборе иллюстративного материала. Также благодарю сотрудников Центрального архива ФСБ РФ, Государственного архива Российской Федерации, Центрального Государственного архива общественных организаций Украины. Выражаю сердечную благодарность П. Г. Проценко и моим коллегам: Н. А. Кривошеевой, Л. А. Головковой, О. И. Хайловой, А. Н. Сухорукову, Л. С. Аристовой, Н. С. Соловьевой и многим другим за советы и поправки. Для биографических справок и иллюстраций наряду с другими ресурсами использовались материалы базы данных ПСТГУ «За Христа пострадавшие».

Сбор информации о гонениях в комиссии Священного Собора и в канцелярии Святейшего Патриарха Тихона. Распространение посланий Патриарха

Начало вытеснения объективных данных о событиях в Русской Православной Церкви из информационной среды было положено уже декретом СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января (5 февраля) 1918 г., в котором было сказано, что «никакие церковные религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют»[8]8
  Следственное дело Патриарха Тихона. Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ. М., 2000. С. 815.


[Закрыть]. Этот параграф дал юридическое обоснование захвату полиграфических средств, создал непреодолимые препятствия для публикации религиозных изданий, в том числе книг Священного Писания, церковной литературы, периодической печати.

С помощью захвата синодальных, лаврских и монастырских типографий Церковь, ее правящие учреждения: Синод, епархиальные власти и сам Священный Собор – почти лишены были возможности сноситься между собой и с паствой, наставлять, осведомлять и поучать ее.

Протоиерей Павел Лахостский в своем докладе 29 марта (11 апреля) 1918 г. назвал этапы гонений на русскую Православную Церковь. Он говорил, что «гонения совершаются планомерно, по какой-то команде, с известной постепенностью. Сначала отнимаются средства оповещения о деятельности Собора, отнимаются типографии, синодальные и провинциальные, потом начинается грозный натиск на обители, попытка овладеть ими… <…> Затем начинается реквизиция монастырского имущества, денег, зданий, хуторов, земли, архиерейских домов <…> Далее идет реквизиция духовно-учебных заведений, свечных заводов и консисторий, и одновременно происходят аресты лиц, которые часто виновны лишь в том, что в момент реквизиции находятся на месте службы <…>. Наконец совершаются убийства, жестокие, зверские, совершенно бессмысленные, большею частью без предъявления обвинения…»[9]9
  Священный Собор Православной Российской Церкви. 1917–1918 гг.: Обзор деяний. Вторая сессия / Сост. А. А. Плетнева, Г. Шульц; Под общ. ред. Г. Шульца. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 2001. С. 380.


[Закрыть].

Первым ответом Церкви на попытку лишить ее информации о происходящих событиях была организация сбора сведений о гонениях на Церковь. Постановлением Святейшего Патриарха и Священного Синода от 21 февраля (6 марта 1918 г.) № 49 было предписано епархиальному начальству сообщать обо всех случаях насилия по отношению к Церкви и ее служителям и учинять на местах надлежащие расследования[10]10
  См.: Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Т. 8. Деяния 102–108. М.: ГА РФ: Новоспасский монастырь, 1999. 1-я паг. С. 43–44.


[Закрыть]. На заседании от 15 (28) марта 1918 г. было решено образовать комиссию для разработки вопросов, связанных с гонениями на Церковь в составе членов Собора архимандритов Вениамина[11]11
  В данном случае неясно, речь идет об архимандрите Вениамине (Кононове) или Вениамине (Федченкове).


[Закрыть] и Матфея (Померанцева), протоиереев П. Н. Лахостского, П. А. Миртова, мирян Г. И. Булгакова, И. И. Беликова, М. Ф. Глаголева, В. И. Зеленцова, Н. Н. Медведкова и Т. Н. Нечаева. Комиссия была предназначена собирать все факты преследования за веру. На местах создавались особые комиссии для расследования каждого случая ареста, убийства, пролития крови, акты таковых расследований передавались в Священный Синод и докладывались на Соборе.

В вышеупомянутом докладе П. Н. Лахостского обобщался собранный комиссией материал, основанный на официальных данных, донесениях епископов и сведениях в официальных органах печати. Сведения к этому времени поступили лишь из семи епархий, однако докладчик отметил, что гонения распространяются на всю Россию и становятся все сильнее и сильнее[12]12
  См.: Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Т. 9. Деяния 118–136. М., ГА РФ: Новоспасский монастырь, 1999. 1-я паг. С. 8.


[Закрыть].

Среди мер, предложенных на Соборе, обсуждались возможности использования средств оповещения о гонениях на Церковь, поскольку порой отсутствовали сведения даже об аресте членов Собора[13]13
  См.: Там же. С. 12.


[Закрыть]. Предлагалось даже издание отдельной брошюрой соборного постановления о правовом положении Церкви в государстве. В те месяцы еще было возможно такое предложение: «Напечатать и раздать членам Священного Собора к их отъезду из Москвы краткое сообщение о пострадавших в нынешние дни гонений за Православную Веру и Церковь для распространения среди православного народа»[14]14
  См.: Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. М., 1994. 3-я паг. С. 56.


[Закрыть].

В определении Священного Собора Православной Российской Церкви о мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь, от 5 (18) апреля 1918 г. указывались такие меры оповещения, как печатание и раздача членам Собора сообщений о пострадавших за православную веру в дни гонений, сбор сведений Высшим Церковным управлением и оповещение посредством печатных изданий и живого слова обо всех случаях гонений на Церковь, издание соборного постановления о правовом положении Церкви в государстве с разъяснениями для широкого распространения[15]15
  См.: Там же. С. 55–56.


[Закрыть].

Усиление гонений, в частности в сфере информации, сделало невозможным осуществление большинства из намеченных мероприятий. В 1918 г. закрылось большинство церковных изданий – издаваемые Священным Синодом «Церковные ведомости», «Московские церковные ведомости» и др. Одновременно в официальной печати стало широко практиковаться распространение ложных известий, клеветы, сокрытие правдивых сведений о Церкви и пресечение их передачи частным путем, отбор информации компрометирующего характера. В обращении Патриарха Тихона Совету народных комиссаров от 26 октября 1918 г. говорилось: «Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства»[16]16
  Следственное дело Патриарха Тихона. С. 840.


[Закрыть].

Это обращение было издано отдельным листком, который удалось напечатать в значительном количестве экземпляров[17]17
  В докладе об основаниях и причинах содержания Патриарха Тихона под домашним арестом, составленном в январе 1920 г., указывалось, что послание о невмешательстве в политическую борьбу было издано Комитетом по делам духовенства тиражом 50 000 экз. Проверить это сейчас, по-видимому, невозможно.


[Закрыть]. Оно попало и на территорию, занятую Белой армией[18]18
  См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С. 94.


[Закрыть]. Листовки были предъявлены Патриарху Тихону во время допроса, причем его обвиняли в том, что он не реагирует на распространение его посланий среди населения, «особенно на юге, каковые послания выставляются как ценные аргументы, носящие имя и подпись высшего церковного авторитета всей России»[19]19
  Следственное дело Патриарха Тихона. С. 96.


[Закрыть]. Патриарх отвечал, что он не в состоянии противодействовать распространению посланий, которое является делом частной инициативы. Это обращение послужило причиной заключения Патриарха под стражу.

После отобрания типографий и закрытия периодических церковных изданий единственным средством оповещения верующих о событиях в Церкви, в частности о посланиях Патриарха, стали листовки и небольшие брошюры, которые удавалось напечатать при помощи небольших полиграфических средств, уцелевших от реквизиции.

Вскоре властями была выработана платформа для отказа в печатании любых церковных изданий. В октябре 1919 г. заведующий VIII отделом НКЮ П. А. Красиков писал в Центропечать в ответ на ходатайство одной из религиозных общин издать воззвание Патриарха Тихона от 8 октября 1919 г. «О невмешательстве в политическую борьбу»: «…с формальной стороны с точки зрения декрета от 23 января 1918 г. ходатайство религиозной общины о предоставлении ей права и возможности издавать и распространять воззвания является незакономерным, и разрешение в этом смысле было бы нежелательным прецедентом, так как религиозные общины не имеют прав юридического лица»[20]20
  Там же. С. 81.


[Закрыть].

Несмотря на позицию П. А. Красикова, воззвание удалось опубликовать отдельной листовкой[21]21
  В опубликованном тексте послания, несмотря на протесты Патриарха, слова «светская власть» заменены на «советская власть». В письме протопресвитера Николая Любимова председателю Исполнительного комитета по духовенству (Исполкомдуха) А. Ф. Филиппову от 8 октября (25 сентября) 1919 г. говорилось: «…от поправки в последнем абзаце Святейший отказался, и, конечно, по очень простой причине: ведь послание ко всем архипастырям и пастырям Церкви Российской, под какой бы гражданской властью они ни находились… нельзя же им говорить: “Подчиняйтесь Советской власти”, которой, может быть, в данный момент у них и не имеется…» (cм.: Новые документы о послании Святейшего Патриарха Тихона от 25 сентября (8 октября) 1919 года / Публ. и коммент. И. Н. Смоляковой // Вест ник ПСТГУ: II История (История Русской Православной Церкви). 2006. Вып. 2 (19). С. 162).


[Закрыть].

Подобные листовки с посланиями Патриарха Тихона появлялись до 1922 г. включительно («О помощи голодающим, лето 1921 г.», «Об усилении помощи голодающим, 6 февраля 1922 г.» и др.). Однако печатание подобных публикаций постепенно подпадало под разряд подсудных дел и все чаще расценивалось как антисоветское и контрреволюционное деяние с соответствующей трактовкой и мерами пресечения. Так, в приговоре по делу Совета объединенных приходов г. Москвы, по которому проходили А. Д. Самарин и Н. Д. Кузнецов, обвиняемым инкриминировалась контрреволюционная деятельность, которая выразилась, в частности, в «распространении среди отсталых рабоче-крестьянских масс всевозможных брошюр, воззваний и листовок явно контрреволюционного характера»[22]22
  Следственное дело Патриарха Тихона. С. 87.


[Закрыть].

В 1922 г. была широко распространена листовка с посланием Заместителя Святейшего Патриарха митрополита Агафангела (Преображенского) к архипастырям и всем чадам Православной Церкви от 5 (18) июня 1922 г. Она попала за границу и была опубликована в ряде изданий[23]23
  См., напр.: Последние новости. 1922. № 715.


[Закрыть].

Порой власти не препятствовали распространению посланий, но затем изымали их. Так, в одном из писем из России этих лет, о котором пойдет речь дальше, говорилось: «Пробовали печатать определения Синода отдельными листками для рассылки по церквам и епархии. Несмотря на то что на это всякий раз испрашивалось разрешение цензуры и все печаталось с соблюдением общих законов, готовые листы отбирались агентами ГПУ, как только их привозили из типографии в Донской монастырь»[24]24
  Архив Свято-Троицкой Джорданвилльской духовной семинарии. Ф. «Тальберг». Кор. 12. Папка 8.


[Закрыть].

К середине 1920-х гг. Церковь почти полностью лишилась возможности издания полиграфической продукции. Тем важнее был поиск способов распространения сведений о Церкви в России и передачи их за границу, в среду эмигрировавшего духовенства. Благодаря мужественным действиям лиц, близких к Патриарху, наиболее важные его послания увидели свет на страницах зарубежных изданий.

Первые списки архиереев и епархий. Сводки Н. В. Нумерова

Списки гонимых архиереев стали составляться непосредственно после октябрьского переворота[25]25
  См.: Косик О. В. Списки архиереев Русской Православной Церкви в 1920–1930 годы // XVIII ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. М., 2008. С. 238–240.


[Закрыть]. Создание этих списков в годы гонений XX в. было крайне важным и вместе с тем весьма опасным делом. С ноября 1917 г. понятия «епископ» и «гонимый епископ» стали синонимами. Архиереи постоянно подвергались арестам, ссылкам, нередко их предавали смерти, кроме того, большевистская власть направляла свои усилия на дезорганизацию церковного управления. Поэтому в условиях репрессий важнейшей и весьма трудной задачей стал сбор информации о составе епископата, о территориальном местонахождении архиереев, их юридическом статусе (например, заключенный, ссыльный) и пр. Известны слова Святейшего Патриарха Тихона: «Я посылаю архиерея на юг, а он попадает на север, посылаю на запад, а его привозят на восток»[26]26
  Акты Святейшего Тихона Патриарха Московского и всея России; позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943: Сб. в 2 ч. / Сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во ПСТБИ, 1994. С. 348.


[Закрыть]. Патриарх благословлял составление и уточнение списков архиереев, без чего невозможно было осуществлять церковное управление.

В конце 1918 г. был составлен документ под названием «Иерархия Российской Православной Церкви»[27]27
  РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 32. Л. 40–42.


[Закрыть]. Он состоит из машинописи, рукописи и типографской верстки, из которой видно, что список готовился к помещению в церковном календаре на 1919 г. Документ просматривался Святейшим Патриархом Тихоном, о чем говорит его собственноручная правка.

Документ представляет собой список епархий, систематизированный в алфавитном порядке, после наименования епархии указаны имена архиереев и точные даты хиротоний.

В 1921 г. делопроизводителем Священного Синода и Высшего Церковного Совета при Святейшем Патриархе Тихоне Николаем Васильевичем Нумеровым был составлен список архиереев, содержащий сведения о хиротониях, полные титулы иерархов. Список был вывезен за рубеж неким Г. Вальтером, уезжавшим в Берлин из России, и передан управляющему западноевропейскими русскими приходами архиепископу Евлогию (Георгиевскому), который переслал копию списка в канцелярию Высшего Церковного Управления за границей в Сремских Карловцах (Королевство сербов, хорватов и словенцев) вместе с сопроводительным письмом от 9 ноября 1921 г. «Имею честь препроводить при сем в копии присланную мне Секретарем при Священном Синоде при Святейшем Патриархе Н. Нумеровым записку о состоянии Православной Церкви в России. Архиепископ Евлогий».

Машинописная копия этого списка хранилась в архиве Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей, ныне находящемся в ГА РФ в папке под названием «Положение Православной Церкви в России» (д. 263)[28]28
  ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 114–123. Опубл.: История иерархии Русской Православной Церкви. С. 871–878. В книге адресат документа ошибочно определен как митрополит Антоний (Храповицкий).


[Закрыть]. В эту папку попадали различные письма, вырезки из газет, воззвания, статистические материалы, которые поступали из России.

Н. В. Нумеров в письме архиепископу Евлогию (Георгиевскому) перечислил лиц, составивших новый Синод: митрополит Евсевий (Никольский), митрополит Михаил (Ермаков), митрополит Сергий (Страгородский), от северо-западной группы епархий был вызван архиепископ Иннокентий (Ястребов), от центральных – епископ Серафим (Александров)[29]29
  ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 114.


[Закрыть].

Затем, описав некоторые подробности работы органов высшего церковного управления, Нумеров поместил подробную справку о состоянии каждой епархии. Это был первый известный нам список епархий с указаниями на места пребывания на кафедрах и перемещений архиереев. Здесь сообщались сведения об арестах, болезнях, смертях и даже ходивших слухах. Пример такой справки:

«ВЛАДИМИРСКАЯ[30]30
  Здесь и далее в книге выделения источника.


[Закрыть]: Митрополитом Владимирским и Шуйским остается митрополит Сергий, который в 1919 г. в большинстве случаев жил во Владимире и только изредка показывался в Синод, но с Декабря 19 г., когда арестован был домашним арестом Патр[иар]х и взяты в В. Ч.К. митрополиты Арсений и Кирилл, он прибыл в Москву и с того времени непрерывно жил в Москве. В Январе 1921 г. был арестован, долго сидел в Чрезвычайке и в Бутырской тюрьме, но к Пасхе получил свободу: был взят на поруки знаменитым Путятой. Арест произошел из-за какого-то бракоразводного дела: будто бы он назначил произвести расследование обвинений, за это присужден к ссылке в Н[ижний] Новгород, куда отправился в Июне месяце и там по сие время живет в женском Крестовоздвиженском монастыре и пользуется полной свободой совершать богослужения. В епархии шесть викариатств»[31]31
  ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 112.


[Закрыть].

Далее Николай Васильевич описывает церковную жизнь, которая пришла в упадок в связи с невозможностью работы духовных школ, благотворительных учреждений и пр. Отсутствие школ пастырства вызвало оскудение кандидатов в иереи: «…ставят недоучившихся диаконов и даже псаломщиков». Из принявших сан он отметил только архимандрита Сергия (Шеина) (который спустя год принял мученическую кончину), сенатора Утина, члена Собора Градусова. Сообщив о закрытии и разрушении монастырей, Нумеров пишет: «Но все-таки не падаем духом. Храним твердую веру в промысел Божий и в этой вере находим источник для своего существования»[32]32
  Там же. Л. 112 об.


[Закрыть].

Николай Васильевич Нумеров вел летопись церковных событий этих лет. Будучи делопроизводителем канцелярии Священного Синода, он имел возможность знакомиться с поступавшей в Синод информацией и составлять сводки событий. 22 апреля 1922 г. в помещении Нумерова был произведен обыск, и затем он был допрошен. Во время обыска были изъяты сводки, которые заинтересовали следователя. Во время допроса между следователем и Н. В. Нумеровым произошел следующий диалог:

«Вопр[ос]. Церковная хроника составлена лично Вами?

Отв[ет]. Составлена мною.

Вопр[ос]. Какие материалы Вы использовали?

Отв[ет]. Большей частью постановления или [пропуск в копии] поступавшие бумаги.

Вопр[ос]. Скажите. Где можно найти эти бумаги и постановления, как оправд[ательный] д[окумент] к составленной Вами хронике?

Отв[ет]. В делопроизводстве Синода.

Вопр[ос]. По каким бумагам составлялся Вами параграф о Соборе в Карловцах и высш[ем] церк[овном] Правлении в хронике от 15/28 октября?

Отв[ет]. Не припомню, по каким документам составлялся мною этот параграф, он мог быть составлен из писем Антония, Евлогия или официальной бумаги высш[его] Церк[овного] Правления за границей.

Вопр[ос]. Каким путем получал Синод письма от Антония и Евлогия?

Отв[ет]. Точно ответить не могу, как будто через епископов, находящихся за границей (в Эстонии), а быть может, и случайной оказией»[33]33
  ЦА ФСБ РФ. Д. Р-25384. Л. 7–7 об.


[Закрыть].

В следственном деле Н. В. Нумерова хранятся сводки, в которых сообщается о хиротониях, перемещениях, награждениях, кончинах священнослужителей, действиях раскольников и сопротивлении им, приводится большой фрагмент письма архиепископа Анастасия (Грибановского) о его поездке в Палестину[34]34
  См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С. 697–699.


[Закрыть]. Сообщается о послании Патриарха Сербского Димитрия с извещением о восстановлении Патриаршества в Сербии и об избрании его на Патриарший Престол и приводится большая выдержка из этого письма.

Некоторые сводки весьма любопытны, поскольку в них содержатся фрагменты не дошедших до нас посланий первоиерархов. Так, говорится о том, что от Патриарха Антиохийского[35]35
  Имеется в виду Григорий IV (Аль-Хаддад), Патриарх Антиохийской Церкви (с 1906 г.).


[Закрыть] получено послание с соображениями о подчинении Сирийской Церкви в Америке непосредственно управлению Антиохийского Патриаршего Престола[36]36
  См.: Неизвестные обращения и послания Святителя Тихона // Богословский сборник. Вып. 6. М., 2000. С. 244–247.


[Закрыть].

Хроника, вероятно, представляла собой выписки для быстрого ознакомления с текущими известиями Патриарха и членов Священного Синода.

В заключении по делу В. Н. Нумерова от 19 ноября 1922 г. говорилось:

«Произведенным следствием и показаниями самого Нумерова установлено, что он, занимая техническую должность делопроизводителя Синода, в церковной политике играл самую незначительную роль»[37]37
  ЦА ФСБ РФ. Д. Р-25384. Л. 17.


[Закрыть].

Найденный материал был признан не имеющим компрометирующего характера. Под арестом Нумеров не содержался. Если бы ГПУ попался на глаза список епархий и письмо Николая Васильевича к архиепископу Евлогию, вероятно, вывод сотрудника 6-го отделения Секретного отдела ГПУ был бы совсем другим.