Текст книги "Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов"

Переписка митрополита Сергия с русскими архиереями за границей и предстоятелями Православных Церквей

В отличие от своих предшественников, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий с 1927 г. вел довольно обширную легальную переписку с церковными деятелями зарубежья. Среди его корреспондентов были в первую очередь Управляющий западноевропейскими русскими церквами митрополит Евлогий (Георгиевский), митрополиты Елевферий (Богоявленский), Сергий (Тихомиров), Вениамин (Федченков), епископ Иоанн (Поммер) и многие другие лица. В его переписке конца 1920 – начала 1930-х гг. с зарубежными церковными деятелями явно просматривается стремление оказать воздействие на представителей Русской Церкви в эмиграции с целью ограничить свободу их действий и высказываний, касающихся поддержки гонимой Церкви в СССР.

Начало нового периода в отношениях митрополита Сергия с зарубежными архиереями обозначилось еще до июльской декларации. 14 июля 1927 г. из Москвы в Париж отправлено его письмо митрополиту Евлогию, касающееся фундаментальных вопросов деятельности заграничного духовенства. Упомянув об упразднении зарубежного ВЦУ Патриархом Тихоном, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя подчеркнул подведомственность эмигрировавшего духовенства Московской Патриархии и связанную с этим ответственность его за деятельность, враждебную Советскому Союзу (в основном имелись в виду выступления в защиту гонимой Церкви). Письмо сопровождалось указом с требованием всем священнослужителям дать подписку о лояльности, а именно письменное обязательство в такой форме: «Я, нижеподписавшийся, даю настоящее обязательство в том, что, ныне, состоя в ведении Московской Патриархии, не допущу в своей общественной, в особенности же церковной деятельности, ничего такого, что может быть принято за выражение моей нелояльности к Советскому Правительству»[210]210
  Церковь и время. 1998. № 2 (5). С. 79.


[Закрыть].

Отказавшиеся дать такую подписку исключались из состава клира, находящегося в ведении Московской Патриархии. Срок, установленный для ответа на послание, истекал 15 сентября 1927 г.

Естественно, что бежавшие от большевиков эмигранты были шокированы подобным требованием, ставящим их действия в зависимость от советских властей.

В Сремских Карловцах указ проигнорировали. В Париже стали искать компромиссного решения.

Митрополит Евлогий писал в своих воспоминаниях: «Связь с Матерью Русской Церковью была мне очень дорога. Непримиримой позиции “карловчан”, которые после грозного патриаршего указа (от 22 апреля (5 мая) № 349)[211]211
  Имеется в виду указ об упразднении Карловацкого Высшего Церковного управления и подтверждении канонических прав митрополита Евлогия (Георгиевского) на управление православными русскими приходами в Западной Европе (см.: Акты Святейшего Тихона… С. 193).


[Закрыть] скрепя сердце признавали Московскую Патриархию, – я не разделял. Мне хотелось, не подчиняясь советской власти и оставаясь самостоятельным, найти какую-нибудь линию поведения, чтобы с Москвой не рвать»[212]212
  Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. С. 566.


[Закрыть].

На совещании у митрополита Евлогия деятели из его ближайшего окружения – архиепископ Владимир (Тихоницкий), протоиерей С. Булгаков, профессор протоиерей В. В. Зеньковский, И. П. Демидов, П. Б. Струве, А. В. Карташев и др. – высказались против подписки. «По мнению собравшихся, дать такую подписку значило бы совершить определенный политический акт, церковнослужители же, по требованию самого митр[ополита] Сергия, должны держаться в стороне от какой бы то ни было политики»[213]213
  Последние новости. 1927. 4 сент.


[Закрыть].

Выйти из трудного положения было решено оговорив объем понятия «лояльность», который должен был, по мнению митрополита Евлогия, означать лишь аполитичность, но отнюдь не подчиненность советской власти. Это удовлетворило часть паствы, хотя некоторые из влиятельных эмигрантских деятелей (например, барон Врангель) стояли за разрыв с Москвой.

Митрополит Евлогий в своем ответе митрополиту Сергию от 12 сентября 1927 г. уверял, что не допустит превращения церковного амвона в политическую трибуну, и вместе с тем просил «не отторгать» его и паству «от спасительного лона… родной Русской Церкви»[214]214
  Церковь и время. 1998. № 2 (5). С. 82.


[Закрыть]. В другом письме, датированном этим же числом, митрополит Евлогий решается посвятить митрополита Сергия в сущность его конфликта с митрополитом Антонием (Храповицким) и просить его вынести свое суждение по ряду принципиальных вопросов, в частности о полномочиях Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей[215]215
  См.: Церковь и время. 1998. № 2 (5). С. 83–89.


[Закрыть], сопровождая письма соответствующими документами.

Несмотря на суровые письма из Москвы, митрополит Евлогий не оставлял надежды получить от митрополита Сергия поддержку в конфликте с Архиерейским Синодом, запретившим митрополита Евлогия в священнослужении и отстранившим от управления вверенными ему церквами[216]216
  См.: Там же. С. 94.


[Закрыть], прося вмешательства сверху и подчеркивая свою каноническую подчиненность митрополиту Сергию и Временному Патриаршему Синоду (письмо от 29 октября 1927 г.).

Однако нажим Москвы становился все более тяжелым. 4 января 1928 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя потребовал от Высокопреосвященнейшего Евлогия объяснение по поводу панихиды по «жертвам революции», отслуженной по инициативе некоторых членов епархиального управления 23 октября 1927 г., что было расценено в Москве как политическая демонстрация. В связи с этим митрополиту Евлогию предлагалось сформулировать требование о лояльности в выражениях, гарантирующих от подобных случаев в дальнейшем, а также прислать списки тех, кто дал подписку о лояльности[217]217
  См.: Там же. 1998. № 3 (6). С. 106.


[Закрыть].

Митрополит Евлогий был вынужден написать в свое оправдание, что по просьбе родственников почивших он совершил обычное богослужение. Список духовенства, давшего подписку, был послан в Москву.

В ответ последовало постановление Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Синода от 28 мая 1928 г., в котором подтверждалось административно-каноническое подчинение Московской Патриархии митрополита Евлогия и давших подписку священнослужителей, возглавление митрополитом Евлогием русских приходов в Западной Европе и упразднение Карловацкого Синода, распоряжения которого отменялись[218]218
  См.: Там же. С. 102–103.


[Закрыть].

При выполнении требования Москвы снова возникли большие трудности. «Не могу скрыть от Вашего Высокопреосвященства, – писал митрополит Евлогий 10 сентября 1928 г. митрополиту Сергию, – насколько трудно в условиях эмигрантской жизни отстаивать эту позицию. Наши искренние стремления к тому, чтобы сохранить неразрывную связь и полное единение с Матерью-Церковью, с подчинением Вам истолковываются в смысле подчинения неприемлемой для нас советской власти только потому, что нам вновь было предъявлено требование выражения “лояльности” по отношению к этой власти»[219]219
  Церковь и время. 2004. 1998. № 3 (6). С. 107–108.


[Закрыть]. Чтобы решить эту проблему, митрополит Евлогий настаивал на предоставлении зарубежной Церкви «права известной самостоятельности или автономии во внутреннем ее управлении»[220]220
  Там же. 1998. № 2 (5). № 3 (28). С. 109.


[Закрыть].

Несмотря на все старания Высокопреосвященнейшего Евлогия сохранять мирные отношения с Московской Патриархией, в его адрес постоянно шли упреки в политических выступлениях под видом церковных священнодействий. Событие, которое вызвало новый протест из Москвы, – панихида по Ф. К. фон Мекку, П. А. Пальчинском и А. Ф. Величко[221]221
  См.: Там же. № 3 (6). С. 137–138.


[Закрыть], расстрелянных Советской властью в 1928–1929 гг. по делу Промпартии.

«Каждое мое неосторожное слово, – писал Управляющий русскими церквами, – подвергалось в Москве критике и осуждению. В течение трех лет между митрополитом Сергием и мною поддерживалась тягостная, безрезультатная полемика. Митрополит укорял меня за нарушение данного ему слова о невмешательстве в политику, а я обвинения опровергал, разъясняя, почему то или иное мое выступление нельзя назвать политическим – надо назвать молитвенно-церковным и религиозно-нравственным пастырским воздействием на паству, от которого ни я, ни мое духовенство никогда не отказывались и отказаться не можем. Свою позицию я разъяснял и моей пастве»[222]222
  Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. С. 367.


[Закрыть].

Осуществляя нелегкий труд по управлению западноевропейскими церквами, митрополит Евлогий был вынужден постоянно согласовывать претензии из Москвы с требованиями своей паствы, что было почти невозможно. При этом он постоянно подвергался жесткой критике Карловацкого Синода.

Очевидно, что так не могло длиться долго. Гром грянул после того, как митрополит Евлогий принял участие в богослужении, устроенном по инициативе архиепископа Кентерберийского в защиту страждущей Русской Церкви. Сам митрополит Евлогий так писал об этом: «В начале поста 1930 г. архиепископ Кентерберийский пригласил меня в Лондон на однодневное моление о страждущей Русской Церкви. Я решил ехать. За нас будет молиться вся Англия, а я останусь в Париже безучастным свидетелем единодушного сочувствия всех Церквей к страждущей нашей Церкви? Невозможно! Моя совесть повелительно требовала моего участия в этих молитвах; так же, несомненно, была настроена и моя паства.

Я провел в Англии с неделю. Давно я не испытывал такого светлого чувства братской христианской любви между Церквами, какое испытал в эти незабываемые дни, когда вся церковная, верующая Англия коленопреклоненно молилась о прекращении тяжких страданий нашей Русской Православной Церкви… Политических целей я никаких в Англии не преследовал и с политическими речами нигде не выступал. Всюду, где мне приходилось говорить речи, я лишь благодарил за сочувствие, просил и впредь поддерживать нашу страдалицу Мать Церковь своими молитвами. И вот эти выступления и послужили поводом к строгому запросу из Москвы от митрополита Сергия: на каком основании Вы позволили себе разъезжать по Англии, призывая к протесту против СССР? Тут же было высказано требование свою поездку осудить и дать обязательство такого рода выступления более не повторять… Горько мне было читать эти несправедливые упреки, продиктованные внушениями советской власти, и я резко ответил митрополиту Сергию, что моление в Англии имело не политический, а религиозный характер: это был протест религиозной и вообще человеческой совести против страшных гонений на Церковь в советской России…»[223]223
  Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. С. 569.


[Закрыть]

10 июня 1930 г. митрополит Евлогий был отстранен от управления русскими церквами в Западной Европе, которое поручалось Высокопреосвященному Владимиру (Тихоницкому). Удовлетворение требований Московского Патриархата во имя сохранения церковного единства не спасло митрополита Евлогия от разрыва с ним. Он очутился в худшем положении, чем постоянно осуждающий Владыку за компромиссы с Москвой Архиерейский Синод, отделение которого произошло по инициативе эмигрантского духовенства на базе прочно сложившейся организации – Высшего Церковного Управления Русской Православной Церкви за границей.

В ответ на запрещение последовали письма в Москву архиепископа Владимира (Тихоницкого) и митрополита Евлогия. Первый отказался от вступления в должность Управляющего русскими приходами. Таковое вступление, по его словам, привело бы в полное расстройство церковную жизнь в приходах, устранение митрополита Евлогия он назвал обезглавлением «епархиального тела»[224]224
  Церковь и время. 1999. № 1 (8). С. 220–221.


[Закрыть]. Намекая на вынужденность указов митрополита Сергия, архиепископ Владимир писал: «Положение наше сейчас столь отлично от Вашего, общение с Вами столь затруднительно, разъяснения зачастую совершенно невозможны… <…> Поэтому мы принуждены признать, что наступил период временного перерыва нормальных административных отношений с Патриархией…»[225]225
  Там же. С. 222.


[Закрыть] При этом было подчеркнуто, что каноническая связь с Матерью-Церковью не прерывается.

В обширном послании митрополита Евлогия (21 июля 1930 г.) наконец сказано все, что переживалось Владыкой в трудные три года общения с митрополитом Сергием. Вновь и вновь доказывая свою непричастность к политике, митрополит Евлогий коснулся некоторых болезненных вопросов, касающихся церковной жизни в СССР и действий самого митрополита Сергия. Он пишет:

«Вообще, мне кажется, что Вы недостаточно уясняете себе настроение моей заграничной паствы. Вы не знаете, какое волнение и даже негодование вызвало в ней в своей время предложение мне и вверенному мне духовенству о выражении лояльности к Советской власти, поскольку самое наше пребывание за границей, в качестве вынужденных эмигрантов, является отрицанием этой лояльности. Мне стоило больших усилий успокоить это волнение. Даже мое скромное обязательство не вмешивать Церковь в политику встречено было весьма неодобрительно в значительной части нашей эмиграции, стоило мне потери нескольких приходов и вызвало постоянные, не прекращающиеся доселе обвинения меня в соглашательстве с большевиками, в подчинении Церкви Советской власти и т. п. Я не говорю уже о том, как расценивается в этих кругах Ваша деятельность, – особенно после столь нашумевшего и, простите, Владыко, очень смутившего многих сообщения об интервью с представителями иностранной прессы о том, что в СССР нет гонений на Церковь…»[226]226
  Там же. С. 227.


[Закрыть]

Митрополит Евлогий напомнил о своей самоотверженной деятельности в защиту митрополита Сергия в эмигрантской среде, деятельности, которую разрушал последний указ Заместителя. Высокопреосвященнейший Евлогий решился прямо сказать, что «церковное управление в СССР лишено свободы, порабощено Советской властью и т. п.»[227]227
  Церковь и время. 1999. № 1 (8). С. 227–228.


[Закрыть], другими словами, что митрополит Сергий действует в отношении Управляющего русскими приходами не самостоятельно, а выполняя недобрую волю большевиков.

К этому письму прилагались акты совещания епископов, постановления епархиального собрания и епархиального совета, где было высказано, что изложенные в указе митрополита Сергия мысли являются политическими, и по этим не церковным, а политическим соображениям и было вынесено его постановление об увольнении митрополита Евлогия[228]228
  См.: Там же. С. 227–232.


[Закрыть]. Таким образом, обвинение митрополита Евлогия в политической подоплеке деятельности было обращено против самого митрополита Сергия. Надо сказать, что в том и другом случае, хоть и в разной степени, обвинения имели под собой основания.

Запрещению из Москвы было решено не подчиняться. В драматические моменты противостояния между свободной церковной эмиграцией и порабощенной Московской Патриархией вопросы послушания отходили на второй план.

На собраниях были приняты решения, «не порывая канонической связи с Матерью Церковью», признать «временно невозможными дальнейшие сношения с Заместителем Местоблюстителя и состоящим при нем временным Патриаршим Синодом»; «согласно… постановлению высшей Всероссийской Церковной Власти от 20-го ноября 1920 года[229]229
  Имеется в виду известное постановление № 362 Святейшего Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета о мероприятиях на случай прекращения своих церковно-административных функций.


[Закрыть], законному правящему епископу православных русских церквей в Западной Европе Митрополиту Евлогию воспринять полноту власти во вверенной ему епархии…»[230]230
  Церковь и время. 1999. № 1 (8). С. 235.


[Закрыть].

На совещании епископов, состоявшемся 30 июня 1930 г., была выражена просьба к митрополиту Евлогию просить Заместителя Местоблюстителя и Временный Патриарший Синод об отмене принятого ими решения как утвержденного на неверных основаниях и угрожающего полным расстройством церковной жизни в русских православных приходах Западной Европы[231]231
  См.: Церковь и время. 1999. № 1 (8). С. 231.


[Закрыть].

В течение всего 1930 г. продолжалась переписка с перечислением все тех же доводов, ссылками на каноны и взаимными упреками в политизированности без особой надежды убедить друг друга в своей правоте.

28 октября 1930 г. митрополиту Евлогию было послано обширное письмо от митрополита Сергия, полное жестких обвинений и угроз, требования упразднения Епархиального управления и пр. Верил ли сам митрополит Сергий в то, что Епархиальное управление в Париже «просто объединяет собою демобилизованные армии белых»[232]232
  Там же. С. 245.


[Закрыть], трудно сказать. Скорее всего, не верил, хотя суровые, недружественные интонации письма производят впечатление убежденности в своей правоте. Срок для окончательного решения был дан 1 декабря 1930 г. Ответным шагом митрополита Евлогия (письмо от 9 декабря 1930 г.) было объявление об отделении от Московского Патриархата на основе указа от 29 ноября 1920 г.

Постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Патриаршего Священного Синода от 24 декабря 1930 г. указ об увольнении митрополита Евлогия от управления русскими церквами в Западной Европе признавался вошедшим в силу, самому митрополиту Евлогию и единомышленным архиереям запрещалось совершение рукоположений до решения церковного суда. Духовенству, состоящему в юрисдикции митрополита Евлогия, предлагалось перейти в подчинение митрополиту Литовскому Елевферию (Богоявленскому)[233]233
  См.: Там же. С. 259–260.


[Закрыть].

После этого произошло событие, которого, пожалуй, не предвидел никто. В парижском центре русской церковной эмиграции было принято решение о переходе западноевропейских приходов в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. 17 февраля 1931 г. произошло торжественное принятие митрополита Евлогия с паствой в лоно Вселенской Церкви, а 30 апреля 1931 г. последовало запрещение митрополита Евлогия и его сторонников в священнослужении митрополитом Сергием и Священным Синодом.

После этого переписка прекратилась.

Указом митрополита Сергия и Синода от 24 декабря 1930 г. Временно Управляющим западноевропейскими русскими приходами был назначен митрополит Литовский и Виленский Елевферий (Богоявленский), 30 апреля 1931 г. он вступил в должность.

Митрополит Елевферий был пострижен в монашество вскоре после окончания Санкт-Петербургской духовной академии ректором СПбДА архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским). 21 августа 1911 г. Высокопреосвященный Сергий хиротонисал его в епископа Ковенского, викария Литовской и Виленской епархии. 28 июня 1917 г. в связи с избранием 21 июня на Московскую кафедру Литовского и Виленского архиепископа Тихона (Беллавина), будущего Патриарха, епископ Елевферий был назначен управляющим Литовской епархией. Принимал участие в работе Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. В связи с изменением государственных границ оказался в эмиграции в Литве. 28 июня 1921 г. епископ Елевферий Патриархом Тихоном и Священным Синодом Русской Православной Церкви был возведен в сан архиепископа и утвержден правящим архиереем Литовской и Виленской епархии с местопребыванием в г. Вильно (Вильнюсе), который оказался на территории Польши. Вследствие непризнания им Польской автокефалии Высокопреосвященный Елевферий в 1922 г. был польскими властями задержан в Свято-Духовом монастыре и помещен в католический монастырь в пригороде Кракова. В феврале 1923 г. выслан из Польши. Он обосновался в Каунасе, находящемся в пределах независимой Литовской республики. Виленская и Литовская епархия оставалась в юрисдикции Московской Патриархии. 4 октября 1924 г. распоряжением Святейшего Патриарха Тихона архиепископ Литовский и Виленский Елевферий был награжден бриллиантовым крестом на клобуке.

В ноябре 1928 г. по приглашению митрополита Сергия (Страгородского) Высокопреосвященнейший Елевферий совершил поездку в Москву для доклада на Временном Священном Синоде о деятельности Церкви за рубежом, во время этого визита он был возведен в сан митрополита. Это был первый заграничный иерарх, посетивший Советский Союз. Литовский Владыка оставил свои заметки об этой поездке в книге «Неделя в Патриархии», где он проявлял непонятную для искушенного иерарха наивность в восприятии того, что ему демонстрировали в Советском Союзе. Протопресвитер В. Виноградов писал: «Книга эта поражает той наивной, почти детской доверчивостью, с какой заграничный иерарх, незнакомый с условиями советской жизни и психологией подсоветских церковных деятелей, и к тому же человек чистой и открытой души, взирал на искусственно, специально для показа ему созданные фикции свободной церковной жизни и свободного церковного управления. Ему и на мысль не приходит, чтобы так гостеприимно принимающие его члены Синода, русские иерархи, могли почему-либо на его вопросы об условиях и обстоятельствах церковной и их личной жизни давать ответы не те, которые они хотели бы ему дать, а те, которые угодны ГПУ (агенты которого, как они хорошо знали, в той или иной форме непременно всюду и везде в патриархии)»[234]234
  Виноградов В., протопр. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923–1935 гг.) // Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 32.


[Закрыть].

Связь с митрополитом Елевферием, входящим в юрисдикцию Московской Патриархии, а также с митрополитами бывшим Севастопольским Вениамином (Федченковым), Японским Сергием (Тихомировым) и другими иерархами, как правило, осуществлялась легальным путем, часто обычной почтой[235]235
  См.: Церковь и время. 1999. № 1. С. 245–249); 2000. № 1 (10). С. 303–325; № 3 (12). С. 288–330; 2001. № 3(16). С. 271–300; № 4 (17). С. 243–302; 2002. № 2 (19). С. 229–262; 2003. № 1 (23). С. 209–256.


[Закрыть]. Письма регистрировались в канцелярии и имели входящие и исходящие номера.

В переписке с митрополитом Елевферием отражены события, связанные с отстранением митрополита Евлогия от должности Управляющего русскими церквами в Западной Европе, – в частности, попытки митрополита Литовского и Виленского убедить митрополита Евлогия не порывать с Московской Патриархией. Поручая западноевропейские приходы митрополиту Елевферию, митрополит Сергий уверял его: «Попечение о заграничных церквах собственно возлагается на Вас только на первое время, пока несколько выяснится тамошнее положение»[236]236
  Там же. 2000. № 1 (10). С. 303–304.


[Закрыть]. Однако послушание затянулось на годы, вплоть до кончины Высокопреосвященного Елевферия в 1940 г.

В письме от 30 марта 1931 г. Высокопреосвященный Елевферий, приняв на себя послушание, предлагает ряд мер, для «если не восстановления канонического духовного строя в русском церковном зарубежье <…> то пробуждения в какой-либо мере канонического сознания» в русской массе»[237]237
  Там же. № 3 (12). С. 288.


[Закрыть]. Исходя из целей духовного попечения о митрополите Евлогии и его пастве, митрополит Елевферий считает целесообразным довершить указ от 24 декабря 1930 г. запрещением в священнослужении до принесения искреннего покаяния. Как указывалось, эта мера была применена уже в следующем месяце.

В докладе, приложенном к письму, митрополит Елевферий подробно описал свою совместную с епископом Вениамином поездку к митрополиту Евлогию, когда эти архиереи – сторонники митрополита Сергия – безуспешно пытались отговорить митрополита Евлогия от перехода к Константинопольскому Патриарху. Переписка продолжалась и в последующие годы.

Здесь необходимо коснуться и контактов митрополита Сергия с деятелями других Православных Церквей. В 1927 г. после издания документов, свидетельствующих о новом курсе церковной политики, митрополит Сергий вступил в переписку с Восточными Патриархами. В ответ на его обращения были присланы грамоты Патриарха Антиохийского Григория IV от 2 ноября 1927 г. и Патриарха Иерусалимского Дамиана от 21 октября 1927 г., которые содержали общие благопожелания. Патриарх Антиохийский добавил свои теплые воспоминания о пребывании в России. Прислал грамоту и Вселенский Патриарх Василий III (от 7 декабря 1927 г.)[238]238
  ГА РФ. Ф. 5991. Оп. 1. Д. 1. Акты Святейшего Тихона… С. 534–535.


[Закрыть], где призвал к объединению с обновленцами на общем Соборе. Подобное обращение послал он и обновленческому митрополиту Вениамину. Эти документы в копиях, в большинстве случаев заверенных в канцелярии Священного Синода при митрополите Сергии, распространялись среди верующих. Можно предположить, что это делалось с благословения самого митрополита Сергия с целью уверить паству в каноничности своего управления и признании со стороны Восточных Патриархов[239]239
  Подробнее см.: Мазырин А., свящ. Константинопольская Патриархия и обновленческий раскол. Интернет-ресурс http://www.bogoslov.ru/text/477054.html


[Закрыть].

Отдельного упоминания заслуживает переписка с Патриархом Константинопольским Фотием II по поводу перехода митрополита Евлогия в Константинопольский Патриархат[240]240
  См.: Церковь и время. 2001. № 3 (16). С. 271–274; 2002. № 2 (19). 247–250.


[Закрыть]. В письме от 8 июня 1931 г. митрополит Сергий обратился к Вселенскому Патриарху с письмом, в котором, изложив все обстоятельства дела, убеждал Патриарха отказаться от принятия митрополита Евлогия, который не имел канонических прав на такой шаг, в частности даже не являясь главой епархии, а лишь управляя отдельными храмами в Западной Европе.

Вселенский Патриарх 25 июня 1931 г. написал ответное послание, в котором он, обосновывая каноничность своих действий, утверждал:

«То, что было решено и сделано в данном случае Матерью Великой Христовой Церковью, есть не что иное, как выполнение возложенного на нее канонического и нравственного долга…»[241]241
  Церковь и время. 2002. № 2 (19). С. 247.


[Закрыть] Вселенский Престол, писал Патриарх Фотий II, «имеет канонические юрисдикционные права над находящимися в диаспоре приходами»[242]242
  Там же. С. 248.


[Закрыть].

15 октября последовал ответ. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя не без веских оснований утверждал, что «первенство в долге» попечения о нуждающихся Церквах «не дает предстоятелю старейшей Церкви полномочий на какие-либо начальнические действия в отношении другой автокефальной Церкви…»[243]243
  Там же. С. 248. С. 253.


[Закрыть]. Он пишет: «Небесспорным представляется нам и утверждение послания, будто территория Западной Европы, где возникло дело митрополита Евлогия, подчинена юрисдикции Константинопольского Патриарха»[244]244
  Там же. С. 254.


[Закрыть]. Каким образом заграничные русские приходы, существующие в Западной Европе более 30 лет, «без согласия Русской законной церковной власти, и даже без сношения с нею, можно отторгнуть из ее юрисдикции, пусть даже временно?»[245]245
  Там же. С. 255.


[Закрыть] Вновь митрополит Сергий призвал Вселенского Патриарха «возвратить митрополита Евлогия и его последователей на путь канонического послушания их “законному церковному начальству” и тем утвердить колеблемый мир в нашей Православной Русской Церкви»[246]246
  Там же. С. 256.


[Закрыть].

Анализ каноничности действий участников коллизии не входит в задачи данного исследования, однако скорбная картина происходивших разделений показывает, как гнет большевистской власти ломал церковные структуры не только в России, но и в общинах беженцев, вынуждая их возглавителей принимать порой весьма неоднозначные решения.

Обзор контактов митрополита Сергия с Патриархами Православных Церквей будет неполон, если хотя бы вкратце не упомянуть переписку митрополита Сергия с Патриархом Сербским Варнавой, который пытался со своей стороны помочь преодолеть разделения в Русской Церкви. Патриарх Варнава (в миру Петр Росич) был выпускником Санкт-Петербургской духовной академии, в 1906 г., по ее окончании ректор епископ Сергий постриг его в монашество и возвел в сан иеродиакона, а затем иеромонаха. После возвращения в Сербию иеромонах Варнава в 1910 г. был хиротонисан во епископа. В 1916 г. он вновь оказался в России, был свидетелем Священного Собора, сослужил Святейшему Патриарху Тихону. На Патриарший Престол он взошел в 1930 г. Преданный друг России, он всемерно помогал беженцам, нашедшим приют в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Уникальное положение Сербского Патриарха, бывшего в хороших отношениях и с митрополитом Сергием, и с митрополитом Антонием (Храповицким), сделало его центральной фигурой в коллизии, связанной с попыткой восстановления единства Русской Церкви.

Патриарх Варнава, единственный из предстоятелей автокефальных церквей, признал неправомерным принятие Константинопольским Патриархом митрополита Евлогия в свою юрисдикцию. По словам епископа Вениамина (Федченкова), «переписка М[итрополита] Сергия с П[атриархом] Варнавой началась в 1932 году по поводу запрещения митрополита Евлогия. Тогда П[атриарх] Варнава выражал М[итрополиту] Сергию свое почтение как законному главе Русской Церкви («Тихоновской») и осуждал М[итрополита] Евлогия и Константинопольского Патриарха»[247]247
  См.: Троицкий С. Митрополит Сергий и примирение русской диаспоры. Сремские Карловцы, 1937. С. 8.


[Закрыть].

23 марта 1933 г. митрополит Сергий обратился к Патриарху Варнаве с обширным посланием, которое было опубликовано в «Журнале Московской Патриархии» (1933. № 14–15). Жестко критикуя архиереев-беженцев, «оставивших свои епархии, но не пожелавших вместе с тем оставить и свои иерархические полномочия»[248]248
  Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М., 2001. С. 157.


[Закрыть], митрополит Сергий ставил им в вину игнорирование указа Святейшего Патриарха Тихона об упразднении «Карловацкого управления»[249]249
  См.: Там же. С. 158.


[Закрыть]. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя предлагал архипастырям, пастырям и мирянам «Карловацкой группы» примириться с Матерью-Церковью в лице ее законной представительницы – Московской Патриархии. Патриарха Варнаву митрополит просил быть посредником между ним и духовенством Архиерейского Синода в деле возвращения последней в лоно Матери-Церкви. Однако условия возвращения были все теми же. В частности, главным было обязательство воздерживаться в своей церковно-пастырской деятельности от нелояльных выступлений[250]250
  См.: Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М., 2001. С. 157–164.


[Закрыть]. При неисполнении этого требования архиереям и иереям Русской Православной Церкви за границей предлагалось перейти в другую юрисдикцию. Храмы и другие церковные учреждения, если они были в ведении Святейшего Правительственного Синода, предлагалось передать Московской Патриархии. Архиерейские Синод и Собор должны были закрыться.

Митрополит Антоний (Храповицкий) отозвался письмом от 6 мая 1933 г. Он писал: «Я оказываюсь вынужденным ответить… хотя бы частным письмом к Вам, как к бывшему своему ученику и другу, дабы молчание мое не было истолковано Вами как признание с моей стороны неопровержимости Ваших искусственных положений и согласие на выражение лояльности богоборцам, гонителям и хулителям Св[ятой] Христовой Церкви или, напротив, как выражение полного презрения к Вам, как к богоотступнику»[251]251
  Антоний (Храповицкий), митр. Избранные труды. Письма. Материалы. М., 2007. С. 659.


[Закрыть].

Задетый упреками в оставлении паствы, митрополит Антоний горячо защищался, доказывая, что оставление родины иерархами было оправдано в условиях поражения Белой армии и массового исхода русских беженцев. Он отказывал митрополиту Сергию в праве быть судией над архиереями-эмигрантами, причем оправдание быстро перешло в энергичное наступление. Глава Архиерейского Синода писал: «Мы готовы выслушивать… подобные укоризны, если заслуживаем их, от тех, кто и ныне являет пример исповедничества, а не продал, как Вы, чистоту веры за чечевичную похлебку мнимой свободы, на самом же деле тягчайшего и позорнейшего рабства». Епископату Русской Православной Церкви за границей больше подошла бы евангельская заповедь: «блаженни изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное», – считал митрополит Антоний[252]252
  Там же.


[Закрыть].

Миротворческая миссия Святейшего Патриарха Варнавы, как и весь задуманный митрополитом Сергием план воссоединения на условиях Москвы, потерпели полный провал. Заместитель Патриаршего Престола в своем предложении Священному Синоду заявлял: «…посланием своим от 25 мая сего года [1934] Святейший Патриарх [Варнава] сообщил мне, что Карловацкий Синод 7 того мая прислал ему на предложение ответ совершенно отрицательный: они теперь не только не подчиняются, но уже не считают для себя возможным и какое бы то ни было соглашение со мною под довольно избитым предлогом моей якобы несвободы в словах и действиях»[253]253
  Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. С. 228.


[Закрыть].

Ряд наиболее значительных архиереев Зарубежной Церкви: митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Анастасий (Грибановский), архиепископ Мелетий (Заборовский), архиепископ Серафим (Лукьянов), архиепископ Нестор (Анисимов), епископ Тихон (Лященко), епископ Тихон (Троицкий), епископ Виктор (Святин) постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и при нем Священного Синода от 22 июня 1934 г. были запрещены в священнослужении.

Так, отделяя от Русской Церкви тех зарубежных архиереев и их паству, которые, защищая свободу выражения своих взглядов, пытались воспротивиться требованиям, идущим из Москвы, митрополит Сергий оказывался все в большей изоляции. Многостраничные послания вряд ли выражают его подлинные мысли, они, скорее, позволяют судить о политике соответствующего отдела ОГПУ, чем об истинных взглядах митрополита Сергия. Как было написано в газете «Последние новости», «Сергий стоял перед мировым микрофоном и остался нем…»[254]254
  Последние новости. 1930. 1 марта.


[Закрыть].