Текст книги "Поехали со мной? Истории на коленке"

Надира немного помолчала, будто набираясь смелости для чего-то, что ей совсем не хотелось делать. Тяжело вздохнула и быстро выпалила:

– У тебя был очень сильный порез, в котором врачи нашли стекло. На тебя напали? Скажи честно. Никто об этом не узнает.

– Повторяю, упала в автобусе. Это всё, что случилось вчера вечером. Смотрите, вот билет до Джодхпура. Правда, он испачкан. Но место прибытия и время отправления можно прочитать.

С недоверием женщина взглянула на билет, отрицательно покачала головой и вышла, не проронив ни слова.

Вскоре меня попросили собрать вещи и отвели в общую палату. Большая холодная комната с обшарпанными стенами. Вдоль стен стояло около двадцати незастеленных кроватей, половина из которых были заняты. Соседи обрадовались новой гостье, угостили горячим чаем с лепёшками и сделали пару памятных фото. На одной кровати лежала в ярко-розовом сари хрупкая девушка с преждевременно родившимся ребёнком, а на другой – семилетний мальчик со сломанной рукой, вокруг которого постоянно шептались родственники. Между ними стояла свободная кровать, на которой я решила устроиться. На дальних койках были старики, в окружении семей. Они пели песни, громко смеялись, шумно спорили. Пока мы знакомились, ко мне подошёл работник из миграционного офиса в компании низкой коренастой старушки лет семидесяти. Её тёмное лицо было с такими глубокими морщинами, что казалось, что в них скопилась пыль пустыни. Горчичного цвета сари и тяжёлый шерстяной платок делали женщину похожей на большой недвижимый камень. Но её яркие серые глаза и широкая улыбка убеждали в её силе и доброте.

– Ольга, эту женщину зовут Сумати, она твоя помощница на всё время, пока ты останешься в больнице. Она не говорит на английском.

– Как же она может мне помочь? Я же не говорю на раджастхани.

– Сумати ухаживает за больными больше пятидесяти лет, вам не надо разговаривать, она всё знает.

Новая знакомая с улыбкой энергично закивала головой.

– Вы уверены, что это так необходимо?

– Да. Её работа уже оплачена. Ни о чём не переживай.

– Кстати, сколько я должна заплатить за операцию и за лекарства, вы знаете?

– Знаю, – мягким голосом ответил мужчина. – Тебе ничего не надо платить. Ассоциация поддержки туристов в Раджастане заплатила за тебя. Мне пора идти, пока. Запомни, если что нужно, обращайся к Сумати.

Пожилая помощница, которой я годилась во внучки, уже устраивала рабочее место. На пол, у моей кровати, она постелила шерстяное одеяло, накрыв его полинявшим покрывалом. Достала из сумки термос с чаем, кусок мыла, подушку и плед. То, что старушка спит на полу, меня коробило все дни, проведённые в больнице. И как я ни уговаривала Сумати спать рядом со мной, нам двоим хватило бы места на кровати, она отрицательно качала головой и указывала на пол. Моё место там, жестом показывала она. Вечер я провела, отвечая на вопросы любопытных посетителей, и в коротких беседах с бабушкой-помощницей.

Первая половина следующего дня прошла в поисках нужных поворотов в лабиринте коридоров, чтобы отыскать нужные кабинеты врачей. Везде меня сопровождали любопытные и сочувствующие взгляды прохожих.

«Когда же люди перестанут разглядывать меня, замолкать, когда я приближаюсь к ним. Они ведут себя так, словно у меня не порез, а инфекция. И просьбы о фото, хотя иногда даже не спрашивают. Тяжело ходить пока что. Вляпалась же в историю! Подождите, а что в больнице делает собака? Да к тому же не одна! Хотя чему я удивляюсь, в палате опять утром крысы бегали».

Я продержалась до обеда, когда слезы бессилия и страха готовы были политься горячим потоком. Но в тот самый момент по коридору бежали Фабьер, Лукаш и Агнешка.

– Ребята! Как вы вовремя! И как я счастлива вас видеть!

Они крепко обняли меня и усадили на кровать.

– Что случилось с тобой? Сегодня утром Сурадж показал нам местную газету с твоей фотографией, на которой ты прикрываешь лицо забинтованной рукой. Он сказал, что ночью белая девушка с глубоким порезом приехала в больницу. Мы не поверили сначала, потому что были уверены, что ты уже давно гуляешь по голубой крепости Джодхпура. Сейчас ты как себя чувствуешь?

– Всё хорошо. Мне все улыбаются, просят сфотографироваться, угощают лепёшками и чаем. Теперь вы приехали, стало ещё лучше. Кстати, познакомьтесь, это Сумати, моя сиделка. Я не понимаю, зачем её попросили за мной ухаживать, потому что пока со всем справляюсь сама или с помощью прохожих.

В это время с дальней койки громко застонала бабушка, прося позвать доктора, а по коридору с лаем пробежала рыжая дворняга. Фабьер долго разглядывал комнату, больных, потом наклонился ко мне и тихим твёрдым голос произнёс:

– Не могу представить, как бы вёл себя, окажись я на твоём месте. И что чувствуешь сейчас ты, ведь больница, мягко сказать, не класса люкс.

В его глазах я увидела искреннюю заботу, смешанную с тревогой.

– У тебя, так же как у меня, просто не было бы выбора. Поэтому надо расслабиться и принять условия игры. Кстати, ребята, хотите познакомлю вас с общительной крысой из соседней палаты?

Они громко засмеялись, и я почувствовала себя под большим и тёплым пледом поддержки и заботы.

Каждый день приезжал Фабьер с маленькими подарками – любимыми фруктами, горячими лепёшками и с колодой карт. Мы заполнили холодную грязную палату смехом и шутками. Так прошли три дня, на четвёртый он пришёл без фруктов, но со словами: «Оля-ля, собирайся. Даже если врач тебя сейчас не выпишет из больницы, ты поедешь со мной обратно в отель к Сураджу. Я договорился, что ты можешь остаться у него ещё на неделю. Он одолжил нам машину, поехали. Это место не для тебя».

Друг был прав: я очень устала от навязчивого внимания со стороны местных, от бесконечных расспросов от незнакомых и от мусора по углам коридоров, в которых искали еду крысы и собаки. Поэтому в спешке попрощалась с Сумати и с новыми знакомыми и уехала обратно в отель, пообещав доктору, что вернусь через неделю, чтобы снять швы. Я была уверена, что переступлю порог больницы ещё только один раз, но Индия вновь распорядилась по-своему, и в Биканере пришлось задержаться на две недели.

Добрый Сурадж освободил меня от работы, но сидеть без дела мне не хотелось, поэтому каждое утро готовила завтраки, варила кофе и подглядывала рецепты блюд у индийского повара. А днём мы с Фабьером ездили за город. Окрестности оказались неожиданно богатыми на интересные места – парк аттракционов, на входе которого встречает гигантская статуя Шивы, мусульманские деревни, запрятанные в песчаных дюнах, пастбища верблюдов.

День, когда мне сняли швы, был последним в Биканере для Лукаша и Агнешки, поэтому мы решили устроить праздник.

На крышу отеля вынесли большой стол, на полу расставили свечи, приготовили острый суп-карри и раздобыли по бутылке рома с джином в единственном баре в городе. Мы громко смеялись, вспоминая нелепые приключения в Биканере, пытались представить, из каких стран будут следующие волонтёры, делились планами на путешествия. Ближе к ночи ребята вспомнили, что не упаковали рюкзаки, и, попрощавшись, спустились в дом. Мы же решили, что рома оказалось мало, поэтому отправились на поиски пиратского напитка.

На пустынной улице звучала громкая музыка из единственного освещённого жёлтыми фонарями дома. Двухэтажный особняк, украшенный яркими гирляндами и разноцветными фонариками во дворе, ворота, которые были распахнуты, оркестр играл индийскую мелодию.

– Фабьер, дорогой, смотри, как там много людей! Какой красивый праздник! Давай посмотрим?

– Главное, чтобы нас не приняли за приглашённых звёзд. Иначе фотографироваться до утра будем. Пошли.

Пройдя через деревянные тяжёлые ворота, оказываемся в компании нарядных мужчин, завидев нас, которые чуть ли не в унисон закричали:

– Ребята, привет! А мы вас ждём!

– Привет. Да? Мы можем войти?

– Ну конечно!

Вперёд выступил пожилой подвыпивший мужчина с рюмкой в руке и объяснил:

– Сегодня большой праздник – моя единственная племянница вышла замуж! Посмотрите на сцену! Красавица же, да?

На сцене среди красных и белых роз сидели молодожёны. Костюм жениха блестел искусно вышитым узором, руки украшены рисунками хной, а на голове, словно корона, удивительным узлом был завязан алый тюрбан. Юноша немного смущённо улыбался и нежно держал красивую невесту за руку. Молодая, облачённая в красное шёлковое сари, видимо, больше думала о тяжёлых украшениях, которые ей мешали. Звенящие браслеты, золотое кольцо в носу, длинные серьги. При каждом движении девушка звенела, как монеты в копилке. К ним подходили гости и, желая счастья, надевали на шею молодожёнам длинный венок из пушистых цветов.

Ведущий-балагур попросил нас подняться на сцену, чтобы поздравить пару.

Растерянная, я шёпотом спросила у Фабьера, как мы их поздравим, если даже не знаем имён. Он взял меня крепко за руку и повёл к сцене, отвечая:

– Я в Париже был на стольких вечеринках, где даже не знал ихповодов. И почти всегда приходилось говорить тост. Не переживай, просто улыбайся своей прекрасной улыбкой, и никто меня и слушать не станет.

Под громкую музыку оркестра и крики дяди невесты, мы поднялись к молодым. Фабьер взял в руки микрофон:

– Друзья, мы счастливы быть гостями на этом волшебном празднике! Посмотрите на лица жениха и невесты, они светятся счастьем и любовью. Я приехал в Индию из Франции, страны, как вам известно, прославившейся своим романтическим характером. И знаете, что я хочу сказать, на улицах родной страны я очень редко встречал столь влюблённу х друг в друга! Мы с моей подругой желаем вам любви на долгие годы, а вашим семьям – здоровых весёлых внуков!

Дядя, поднимая полную рюмку в воздух, выкрикнул, что это лучшие слова, и попросил всех гостей выпить за любимую племянницу и жениха. Не успели мы сойти со сцены, как на неё для танцев поднялись девушки и ребята. Красотки окружили Фабьера, стараясь произвести на него впечатление плавными движениями тела, кокетством, очаровательными улыбками, а юноши по очереди приглашали на танец меня. Вскоре мы попрощались с дядей, который позвал нас прийти завтра на продолжение свадьбы.

На тёмной улице появился авторикша, который после вопроса, где в такой поздний час можно купить ром, уверенно ответил, что он знает секретный бар в городе:

– Я провожу вас туда, где не бывает белых людей. Этот бар только для местных и притом для избранных, про него мало кто знает. Но у меня есть одно условие – я приглашаю вас.

– В чём подвох? – в один голос спросили мы.

– Вчера у меня родился сын. Первый сын после четырёх дочек, понимаете? Я счастлив, наконец-то у меня есть сын! Так что, вы согласны?

– Оля-ля, сегодня нам везёт! Поехали!

Через пятнадцать минут мы остановились у пустого торгового центра, на входе которого на полу под тонким покрывалом спал старик. Мы прошли мимо него и оказались в длинном коридоре. Вскоре попали в неработающую, заваленную кастрюлями и сковородами кухню, а оттуда прошли в единственную дверь, которая привела нас в бар. Подсвеченный красным неоном небольшой зал, за столиками в густых клубах дыма сидели мужчины. Кто-то играл в карты, другая компания громко спорила о крикете, а в дальнем углу молодой парень с безразличным ко всему выражением лица пил из горла бутылки пиво.

Габи, новый знакомый, заказал для нас у старого бармена ром и начал развлекать скучными рассказами:

– Слушайте, слушайте, друзья, мы с женой живём на соседней улице, в оранжевом доме. Завтра я жду вас на ужин! Ведь вы же понимаете, сын родился! Моя жена очень вкусно готовит! Сейчас вам покажу её фото и моих девочек… где же они? Ах, вот. Нашёл. Смотрите. Это старшая дочка Заира. Она учится в последнем классе школы. Это вторая, Кали. Красивая, правда? Недавно болела, как мы за неё переживали.

Я наклонилась к Фабьеру, чтобы моих слов не расслышал Габи:

– Святой Шива, когда он замолчит? Даже ром от его историй пресным кажется.

Друг засмеялся:

– Видимо, это называется «индийский сервис». Встретить, поторговаться, пригласить, угостить и надоедать. Да-да, Габи, мы тебя слушаем. Что стряслось с твоей младшей дочкой на той неделе? Упала с велосипеда, говоришь.

– Но ведь когда-то это должно закончиться!

Повернувшись к новому знакомому, прощебетала:

– Габи, друг, возьми мне, пожалуйста, ещё ром. Сам понимаешь, если белая девушка подойдёт к бармену, меня примут за проститутку. Сходи, пожалуйста.

– Конечно, friends. Сейчас вернусь и закончу рассказ.

Как только он отошёл, Фабьер обрадовался:

– Оля-ля, прекрасно придумано! Наконец я могу сделать то, что давно хочу.

– Что же это?

Наклоняясь ко мне, он ответил:

– Поцеловать тебя.

И уже ни ром, ни истории Габи не были интересны. В спешке мы попрощались с Габи, обещая заглянуть к нему в гости, проведать сына, и вернулись домой. Как в песне, счастливые и пьяные.

На следующий день Лукаш и Агнешка уехали на юг поближе к пальмам и морю. Я планировала поехать по той же дороге через пару дней, потому что меня попросили зайти ещё раз в больницу. К тому же я уже соскучилась по поездкам, по чувству дороги, поэтому, несмотря на заботу Фабьера, доброту Сураджа и красоту пустыни, мне не терпелось вновь отправиться в путешествие. Но Индия предложила вариант интереснее, задержав в Биканере ещё на неделю.

Фабьер проводил меня в больницу, пообещав подождать в старой палате. Врач коротко объявил, что теперь всё в порядке, и попросил сфотографироваться со мной, с первой за долгое время белой пациенткой. Фотосессия затянулась на полчаса, казалось, что даже хирурги, побросав больных, притягивали медсёстрам телефоны, чтобы те нажали на кнопку затвора. На прощание две молодых медсестры подарили мне рисунок, на котором была изображена семейная пара в национальных костюмах. На обратной стороне они подписали «Дорогой Ольге от любопытных жителей Биканера. Береги себя и счастливого путешествия!»

Французского друга я увидела сидящим на кровати у ног худенького мальчика со сломанной рукой. Жестом он подозвал меня:

– Оля-ля, познакомься, это мой новый друг Али.

– Привет, Али! Как поживает твоя рука?

Симпатичный мальчишка, натягивая, смутившись, дырявое одеяло на подбородок, тихо ответил:

– Оля, привет. Уже не болит, значит, хорошо.

И окончательно застеснявшись, накрылся одеялом с головой.

Его мама, молодая красивая женщина в чёрном сари и в звенящих браслетах на тонких запястьях, рассказала, что Али попал под колёса моторикши, когда играл с друзьями в мяч во дворе школы. Но водитель даже не остановился после случившегося. Мальчуган сильно ударился головой и сломал руку, и лежит в больнице уже третью неделю.

Я почувствовала, что кто-то тянет меня за подол платья. Оборачиваюсь и вижу босую пятилетнюю малышку с большими тёмными глазами и двумя хвостиками-фонтанчиками на голове. Она уверенно взяла меня за руку и повела к койке хрупкой, словно прозрачной старушки, вокруг которой сидели дети и внуки. Спокойным ровным голосом один из внуков поведал, что бабушка упала с лестницы, из-за чего они находятся с ней здесь уже второй месяц. Семья живёт в другом городе, в ста километрах от Биканера, но там нет бесплатного госпиталя. А каждый день ездить сюда у них нет ни денег, ни транспорта («Даже верблюда не можем купить! Это так дорого!» – перебила рассказчика пожилая сестра). Поэтому они спят в коридоре на полу или около бабушки. Добавили, что в палате удобней, не так много крыс.

Пока я слушала этот грустный рассказ, заметила, что и Фабьера повели знакомиться с больными. Люди желали высказаться и быть услышанными. Измученные холодом и грязью, они делились переживаниями. Ни одна семья не ждала, что белые люди сейчас сотворят чудо. Для них видеть, что кто-то с участием их слушает, уже казалось волшебством. Мы прощались с очередной семьёй, и родственники обнимались и поддерживали друг друга.

– Оля-ля, нам пора идти. Придём завтра, перед твоим отъездом.

– Никуда завтра не поеду.

– Почему ты так говоришь?

– Мне кажется, я задержусь тут на несколько дней. Можно приходить и играть с детьми, особенно с теми, кто уже несколько месяцев не выходил на улицу из этой грязной больницы. Можно послушать истории семей и увидеть настоящую жизнь Раджастана. Как ты думаешь, дорогой?

Француз мягко улыбнулся, нежно провёл рукой по моим волосам и ответил:

– Я думал об этом пару минут назад. Мне кажется, замечательная идея.

– Спасибо, Фаби. А теперь пошли и выпьем по стаканчику пряного чая к Радхе, который варит его лучше всех, и выкурим по биди.

Каждый день мы приходили к ребятам. Рисовали вместе с детьми желания, пели мантры и детские песенки, играли в солдатиков, в машинки и просто хлопали в ладоши. Малыши зарядили холодные комнаты звонким смехом и криками радости. Взрослые рассказывали нам о деревенской жизни, угощали домашней едой, повторяли английские слова. Однажды я увидела, как девушка, которая пришла проведать больную маму, рисовала на бумаге витиеватые узоры – мехенди. После с десяток неудачно поставленных капельниц мои руки от запястья по локоть были фиолетово-коричневыми от синяков, и я стеснялась носить майки с коротким рукавом. Поэтому попросила юную художницу Шакти перенести красивые узоры мне на кожу. Сперва она засмущалась, но когда её отец протянул ей тюбики с краской, хной, то с удовольствием принялась меня разукрашивать.

Но Дорога стала звать меня громче. Одним утром Фабьер отвёз меня на вокзал, откуда я уезжала в священный для индуистов город Пушкар.

– Как долго ты ещё останешься Биканере с Сураджем?

– Не знаю, Оля. Помнишь, пару дней назад мы были на крыше старой гостиницы?

Я ухмыльнулась:

– Конечно, ведь перепрыгивая через забор, я упала в кактус. Такое просто так не забудешь.

– Мне кажется, это отличная скейт-площадка. Пока обкатаю её, помогу Сураджу закончить стройку печки для горячей воды и позанимаюсь немного с детьми в больнице. Они к нам привязались. И, может, исполню старую мечту – начну учить скейтбордингу ребят с улицы. Посмотрим.

Он наклонился, мягко поцеловал меня и, смотря прямо в глаза, пожелал весёлого путешествия.

Тогда мне не хватило ни смелости, ни времени поблагодарить его за уроки доброты и честности. Честности в первую очередь перед собой, когда готов признать, что внешне красивая обёртка не стоит ни копейки без содержания. И своим примером он показал, что ты не можешь быть бедным, пока делишься с кем-то временем, едой, объятием, доброй историей или тишиной.

Где сейчас французский друг, через полтора года после нашего прощания на станции? Высокий красивый парень в красной вязаной шапке остался в Индии, организовал в Бангалоре для детей школу скейтборда, встретил любовь и часто участвует в соревнованиях на скейте. Похоже на сказку с банальным концом, но так всегда бывает, когда живёшь как чувствуешь.

«Ola-la, I guess that we are good because we have the chance to evolve with good people. You being a part of my story. From India with love».

«Оля-ля, я думаю, что мы становимся лучше, когда развиваемся вместе с хорошими людьми. Ты часть моей истории. Из Индии с любовью».

У всех людей на земле кровь одного цвета

– Девушка, посмотри, какое покрывало. Я сама его вышивала. Видишь, как красиво на солнце переливаются разными цветами блёстки! Погляди!

На пыльной улице меня окликнула продавщица покрывал и полотенец. Она разложила товар на обочине, под большим балконом, чтобы спрятаться в его тени от беспощадного солнца. Я хотела молча пройти мимо неё, но резко остановилась, увидев девушку, с которой сидела женщина, расхваливающая свой товар.

– Посмотри, посмотри. Вот это синее я закончила совсем недавно.

Но моё внимание приковала к себе её соседка. Немного стесняясь, я медленно произнесла:

– Ты очень красивая. Мне кажется, что красивее девушки ещё не видела в своей жизни.

На смуглой матовой коже проступил румянец, и красавица тихо ответила:

– Это неправда, но спасибо.

Совсем юная девушка-подросток, лет пятнадцати, сидела на асфальте и играла с толстым рыжим котёнком. Худая, очень изящная, что стало понятно по плавным движениям, когда она кидала моток красных ниток животному. Золотистая кожа цвета свежезаваренного кофе, пухлые тёмно-сливовые губы, блестящие чёрные длинные волосы, убранные в незамысловатую причёску, и глаза, которые заставили меня остановиться посреди дороги. Большие глаза, светло-оливкового оттенка, с ярким огнём во взгляде. Это были глаза не подростка, а молодой женщины, осознающей свою красоту.

Я перевела взгляд на продавщицу. Невероятно, они оказались похожи друг на друга, словно близнецы, только с разницей лет в десять:

– Вы сёстры? Так похожи. И так необычно прекрасны.

– Нет, – с улыбкой сказала женщина. – Это моя дочь. Ей всего двенадцать лет. А вот этот неугомонный карапуз – мой сын.

Тут я заметила младенца, который разбрасывал вокруг себя кожуру сочного мандарина.

– Ваши глаза…

Она мягко меня перебила:

– Расскажи, откуда ты, как тебя зовут. Это интереснее, чем комплименты. Но спасибо за них.

– Я из России. Знаете, где это?

– Да, когда была ребёнком, отец рассказывал. А имя твоё?

– Оля. А ваши?

– Меня зовут Бхария. Дочку – Пари, а сына – Шива.

– Скажу честно, купить у вас ничего не могу. Но мне бы хотелось познакомиться. Могу присесть?

– Конечно. Садись здесь.

Она расчистила место рядом собой и попросила прелестную Пари принести чай.

За несколькими стаканами масала-чая, который мы пили весь оставшийся день, Бхария рассказала свою историю.

Ей было всего четырнадцать лет, когда родители выдали её замуж за соседского мальчишку, с семьёй которого они договорились ещё до рождения девочки. Уйдя в семью мужа в ветхий деревянный домишко, беременная Бхария начала его обустраивать, а также училась читать. После рождения дочки надо было думать о заработке.

– Все женщины моей семьи были ткачихами и вышивальщицами. Мы научились вдевать нитку в тонкое ушко иглы раньше, чем говорить. Поэтому, когда появилась Пари, мы с мужем решили, что я могу вышивать на покрывалах и продавать в Пушкаре. Здесь всегда много туристов, богатых людей, путешественников.

– Но ты сказала, что ваша деревня находится далеко отсюда?

– Да, поэтому мне приходится просыпаться очень рано, чтобы приготовить еду себе на день, а также мужу, он пасёт коров, сложить ткани, собрать детей и идти пешком в Пушкар.

– Ты торгуешь здесь уже двенадцать лет?

– Да, но в последние годы стало трудно. Владелец этого крошечного кусочка асфальта поднимает каждые полгода цену за его аренду.

Мне показалось, что я неправильно расслышала слова из-за мычания коров.

– Ты должна платить за квадрат холодного асфальта? Но вот этот дом, под стенами которого мы сидим, даже не отель!

С грустью в голосе Бхария ответила:

– Когда-то это был дом богатых людей из высшей касты. Нынешний владелец, узнав историю дома, решил заработать на красивой легенде пару сотен рупий.

– Ты приходишь сюда каждый день?

– Первые годы да, приходила каждый. Но последние лет шесть четыре месяца в году я вышиваю, а оставшиеся восемь – продаю.

Мы немного помолчали. Вокруг нас гуляли обгоревшие туристы, спали посреди дороги коровы, а в их тени лежали рыжие дворняги. Вдруг к нам подошёл полицейский и, не поздоровавшись и не обращая внимания на Бхарию, обратился ко мне:

– Всё хорошо? Почему вы тут?

– Здравствуйте. Не понимаю вашего вопроса.

– Почему вы сидите здесь? Да ещё с этой женщиной?

– Мы пьём чай и разговариваем. Разве что-то не так?

Толстый мужчина в форме бросил взгляд, полный пренебрежения и брезгливости на мою красивую собеседницу.

– Будьте осторожны, мало ли что.

– Будьте аккуратны и вы, господин полицейский. У вас сейчас мороженое упадёт на красивую форму. Всего хорошего.

Я повернулась к Бхарии и замерла – её яркие светлые глаза пускали молнии.

– До чего же глуп мир! Я из низшей касты, но воспитана лучше, чем этот идиот. Они до сих пор верят, что у людей из разных стран, каст, племён и кровь разного цвета! Дикари! Он считает, что раз ты, красивая белая девушка, сидишь на дороге и разговариваешь со мной, значит, я околдовала тебя с помощью цыганских штучек, чтобы стрясти деньги. Молю Вишну, чтобы он послал им чуточку ума! Оля, ты видела, как нас фотографировали? Потому что ты белая, а мы чёрные торговцы. Они никак не поймут, что и у меня, и у тебя кровь одинакового красного цвета!

Резкими движениями она принялась смахивать пыль с тканей, чтобы унять негодование.

– Расскажи про свою касту. Что это значит?

Прекрасная индианка тяжело вздохнула и продолжила рассказ вновь ровным бархатистым голосом:

– Я из низшей касты. И моя семья всегда была из низшего племени. Как я сказала, моя семья – ткачи, а семья мужа – перегонщики коров. Ниже нас – цыгане и неприкасаемые. Но мы обречены на бедность и насмешки.

Она достала из большой плетёной сумки альбом с фотографиями.

– Смотри, когда-то я снималась в кино и для журналов.

– Твои глаза на фото светятся, – сказала я, завороженно рассматривая снимки.

– Когда жизнь была чуть легче, поводов и для радости было больше. А в глазах ведь можно прочитать всё, что на душе. На этом фото на мне золотые серьги, которые стоят как два года моей работы. Но заплатили мне тогда мешком риса и молоком. Выйти из своей касты невозможно.

– А твоя дочь? Пари? Она же необычайно прекрасна! Вдруг такое случится, что на ней захочет жениться парень из богатой семьи. Что тогда?

Бхария грустно улыбнулась:

– Для людей из высших каст мы не существуем. Мы мебель. Или как эти коровы на дороге – создаём неудобства, но трогать нас нельзя. Если бы богач и увлёкся моей дочерью, вряд ли бы она стала для него больше, чем красивой куклой. В такие сказки в наших деревнях даже маленькие девочки не верят.

Мы разговаривали об Индии, о женщинах, о красоте и любви до захода солнца. Вечером меня ждал автобус в следующий город. Я не могла ничего купить, потому что у меня почти не осталось денег. Но подарила несколько матрёшек, привезённых из Москвы. Шива и Пари сразу разобрались, как их собирать, и с интересом выкладывали на дороге кукол. Бхария же удивилась.

– Что это такое?

– Это игрушка из моей страны. Милая Бхария, к сожалению, я не могу купить у тебя хотя бы одно покрывало. Но этих матрёшек ты можешь продать тут, в Пушкаре. И купить что-то себе и своим чудесным детям.

Она крепко меня обняла и поблагодарила.

– Оля, спасибо тебе, что слушала меня. Береги себя в дороге!

Люди привыкли думать, что границы мира ограничиваются их собственным представлением о мире.

Герман Гессе

Из дневника:

Четыре месяца прошло с начала азиатского путешествия. Позади остались шумный Китай, настроение которого мне не удалось поймать, дружелюбный Лаос, суетливый Вьетнам, неоднозначная Камбоджа и вкусный Таиланд. Я отправилась в Хампи, маленькую индийскую деревню, известную тем, что она находится среди руин древней империи. А недалеко от деревни, среди пальмовой рощи и рисовых террас, возвышается на горе Храм Ханумана – храм обезьян, которые бесцеремонно отнимают у туристов бананы, а иногда могут и подзатыльник дать, если животным покажется, что белый человек скуп на пожертвования.

В Хампи я приехала эмоционально разобранная из-за любовных переживаний. В той меланхоличной каше томилась на медленном огне несколько месяцев, отчего перестала видеть возможность выбраться из тягучего варева.

В один день, когда я ехала на мопеде среди гор и рисовых плантаций, меня на дороге остановил парень, который выглядел как индийский баба (монах) в третьем поколении: заросшая красивая борода, камень на груди, широкая белая рубаха и отличный загар.

«Я не помню твоего имени, но твоё лицо мне очень знакомо. Где мы встречались?» – говорит мне.

Вглядываюсь в лицо и понимаю, что мы виделись в ненамного большей по размеру, чем Хампи, тайской деревушке – Пай. Правда, выглядел Саймон тогда более урбанистически. И он был хорошим другом моей тайской влюблённости, из-за которой вся каша и заварилась.

– Мы познакомились в Таиланде, несколько месяцев назад. В Пае.

В недолгом разговоре он сказал простые слова, которые не раз меня поддерживали позже.

– Куда ты едешь, Саймон?

– Послезавтра мне надо быть в Пушкаре, но нет билетов.

– Это возможно, – бросила я банальную и дешёвую фразу.

Обгоревший под жарким солнцем парень пристально посмотрел мне в глаза, широко улыбнулся и ответил:

– Конечно. Я и не сомневаюсь в этом.

«Anything possible», – напомнила я себе, заходя в багажное отделение поезда в Мумбаи.

«Anything possible», – сказала, садясь в автобус на чайные плантации Дарджилинга.

«Anything possible», – ответила мне та самая влюблённость и позвала жить в другую страну.

Саймон, спасибо тебе. За напоминание, что всё возможно. А границы, вновь и вновь возвращаюсь к этому, только в голове.

– Натали, я задам сейчас странный вопрос, но мне нужно знать честный ответ. Скажи, мы же не спим сейчас?

Я застала подругу, прилетевшую ко мне в Индию на пару недель, в дверях гостиницы. Застыв на пороге, она с нескрываемым удивлением посмотрела в мои глаза и всё поняла. Звонко рассмеялась, взяла меня за руки и уверенным, но мягким голосом ответила:

– Нет, Оленька, мы не спим. Всё происходит по-настоящему.

– Понимаешь, мне начало казаться, что я во сне. Даже написала себе записку, что существую наяву, а не во сне. Зачем я только йогурт с марихуаной выпила? Священный напиток монахов для общения с Шивой! Конечно, монахи его начали пить одновременно с молоком матери, я же за последние четыре месяца ничего крепче апельсинового сока не пробовала.

Натали в предвкушении интересной, словно новый фильм с необычным сюжетом, ночи, стала готовить чай на старой горелке, одолжённой у хозяина гостиницы. Я же продолжала лепетать, что сомневаюсь в реальности сегодняшнего вечера.

– Не могу же быть настолько глупа, чтобы согласиться на бханг-ласси! А раз я не такая дура, значит, мне всё снится. Но ты уверяешь, что мы не спим. Всё же я дура, да?

Нервными быстрыми шагами я будто измеряла комнату. Подруга пожаловалась, что от суеты, с которой я двигалась, у неё закружилась голова, и она попросила меня сесть на пол, успокоиться и выпить чай, привезённый мной с гор Дарджилинга.

Это был день празднования Холи, самого любимого индийского праздника. Наверное, вы видели на открытках из Индии разукрашенных разноцветными порошками людей. Так отмечается приход весны и считается, чем больше на тебе красок, тем удачнее будет следующий год. Города и деревни в день Happy Holi превращаются в заминированное поле: невозможно представить в какую минуту и откуда могут атаковать прохожие, обсыпав краской, или с какой крыши озорные дети выльют на голову литры холодной воды. Вернувшись после сражения в гостиницу и осмотрев друг друга, мы с Натали с удовольствием решили, что в предстоящий год нам можно ни о чём не беспокоиться – на нас не было ни единого места чистой кожи!