Текст книги "Русская гейша. Во имя мести"

Свиток девятый. Зрачки смерти, глядящие мимо меня

 
«Как соловей поет,
Как будто прутьев клетки
Не видит пред собой».
 

Тайги

Господин Ито решил снять на лето загородный дом. И устроил по этому поводу вечеринку. Он всем прислал красивые открытки, в которых было указано, что он приглашает друзей на «праздник любования цветением сирени». Пригласил и меня, но сказал, что хочет, чтобы я присутствовала, как Таня, а не как Аямэ. Я купила новое платье светло-сиреневого цвета и после небольшого раздумья надела кулон в виде лилии, подаренный мне Павлом Николаевичем. Он идеально подходил к моему наряду. За мной заехал господин Кобаяси с супругой, которая в этот раз была гораздо любезнее. Тим вышел провожать меня на улицу, и она незаметно окинула его фигуру в трикотажной майке и коротких джинсовых шортах оценивающим взглядом. И окончательно расцвела. Всю дорогу она обращалась ко мне исключительно, как к «Танечке» или «милочке». А когда мы подъехали к месту назначения, наклонилась ко мне и зашептала, какой у меня очаровательный дружок. Я не стала ее ни в чем разубеждать, а только молча кивала.

На первом этаже уже все было готово к приему гостей. Нам навстречу вышел сияющий господин Ито и, непритворно радуясь, показал дом. Потом лично проводил нас на второй этаж в заранее подготовленные комнаты. Я, правда, не знала, останусь ли до утра. Когда я привела себя в порядок, он заглянул в дверь и спросил, можно ли поговорить сейчас. Я пригласила. Господин Ито уселся в кресло напротив дивана, сцепив пухленькие руки между колен.

– Таня…, – начал он довольно серьезно.

И я сразу напряглась.

– Я обдумал все, что ты мне сказала по поводу бизнеса. И готов поделиться с тобой некоторыми соображениями.

Он поднял на меня черные блестящие глаза, утопающие в полных щечках.

– Я вся внимание, Ито-сан, – сказала я.

– Салон – это не совсем то, что тебе нужно. Понимаешь, такой вид организации неминуемо приведет к салону с интимными подпольными услугами, хочешь ты этого или нет. Я достаточно долго живу в вашей стране и уже хорошо понимаю специфику вашего менталитета. Ты согласна?

– Возможно, – ответила я.

– Но, может, ты хочешь именно бордель с японской стилистикой? – осторожно уточнил он.

– Ни в коем случае, Ито-сан! – возмущенно ответила я. – Я трепетно отношусь к вашей культуре и не хочу, чтобы гейши продолжали ассоциироваться в умах россиян, как дорогие шлюхи. Я хочу, чтобы это были настоящие гейши, насколько это возможно, во всем значении этого понятия. Я тоже подумала и поняла, что без курсов мне не обойтись. Нужно грамотно подготовить кадры. И я сама могу этим заняться. В Токио я прошла обучение у госпожи Цутиды, у которой свое дело с гейшами. И она приглашала для меня опытных учителей.

– Вот, значит, как, – задумчиво заметил господ Ито. – То-то я думаю, что ты работаешь вполне профессионально.

– И каков ваш план? – перешла я к делу.

– Нужно создать что-то наподобие агентства. У вас же есть театральные, концертные? Или снять офис в каком-нибудь уже существующем агентстве. Аренда одного кабинета не будет так дорога. Понимаешь? А твои кадры будут жить у себя дома. В агентстве тебе хватит и двух сотрудников. Они будут сидеть на телефонах, отвечать на звонки, принимать заказы и вызывать девушек. Конечно, необходимо будет хорошее портфолио для твоих работниц, чтобы клиенты могли выбрать. Ну и компьютер тоже необходим. Понимаешь идею? То есть это будет что-то наподобие сопровождения, только без интима. Поверь, организация чайного домика тебе обойдется намного дороже. Но, конечно, основной вопрос, как я тебе уже говорил, это кадры.

– Да, с этим трудновато, – согласилась я. – Может, дать объявление в газеты и журналы?

– И кого ты пригласишь? – засомневался господин Ито. – Девушек с восточной внешностью, желающих обучаться на гейш? Догадываешься, какие кадры к тебе заявятся? Да, кстати, о помещении для курсов, – задумчиво проговорил он. – Надо мне переговорить с твоим директором Михаилом, чтобы он разрешил проводить занятия в школе.

– Да что вы, Ито-сан! Что я скажу?

– Это мы подумаем, – улыбнулся он. – Может, ты хочешь открыть филиал своей студии для взрослых? А Михаилу просто будем платить за аренду актового зала. Красивая подвеска, – без перехода заметил он.

Я машинально потрогала пальцами шершавую поверхность из алмазной крошки и поправила кулон.

– Это подарок, – нехотя ответила я.

– Дорогой, – заметил странным голосом господин Ито, и я опустила глаза.

И вот началась вечеринка. Вначале господин Ито действительно вывел всех гостей во двор к многочисленным кустам пышно цветущей сирени разных расцветок и сортов. Многие были удивлены, так как подумали, что на приглашении «праздник любования цветущей сиренью» указан для красного словца. Но я ожидала нечто подобное, так как была уже достаточно хорошо знакома с обычаями японцев. В одном углу сада, где сирень разрослась особенно густо и розоватые, лиловые, белые и сиреневые гроздья свисали чуть ли не с каждой ветки, уже стояли белые пластиковые стулья и горели развешенные на натянутой незаметной проволоке разноцветные бумажные фонарики. Гости уселись на стулья и не знали, что им делать. Им и в голову не могло прийти, что нужно просто молчать и любоваться прекрасными цветами. А если и разговаривать, то исключительно о красоте цвета, формы и аромата сиреневых гроздьев. Когда господин Ито решил, что все достаточно налюбовались, он пригласил гостей обратно в дом.

В гостиной был устроен шведский стол и играл приглашенный струнный квартет. Гости разбрелись с бокалами в руках, болтали, перемещались от одной группы к другой. Господин Ито находился, в основном, со мной. Я видела в зале много знакомых, но они не узнавали меня, так как привыкли видеть в облике гейши. Некоторые мужчины подходили к господину Ито и тихо интересовались, где прекрасная Аямэ. И тут произошел непредвиденный, но забавный случай. Господин Ито отошел от меня к какой-то даме и что-то быстро говорил ей, я общалась с господином Кобаяси и его супругой. И вдруг услышала за спиной негромкий разговор двух мужчин.

– Он тут без супруги? – спрашивал обладатель низкого голоса. – Говорят, гейшу из Японии привез.

– Да, чудную и неподражаемую Аямэ, – отвечал крайне высокомерно мужчина с более высоким голосом, показавшимся мне знакомым. – Жаль, но ее сегодня здесь нет.

– А с ним что за куколка? – поинтересовался обладатель низкого голоса.

– Бог его знает! – засмеялся его собеседник и еле слышно добавил: – Вот она, спиной к нам стоит, разговаривает с Кобаяси. Какая-то очередная подстилка!

Как тихо не старался он говорить, но я услышала и развернулась, глянув гневно и презрительно. Низкий голос принадлежал незнакомому мне довольно пожилому толстячку, а высокомерный – Павлу Николаевичу. Он замер на полуслове и воззрился на кулон на моей шее с непередаваемым выражением ужаса. Потом сделал шаг ко мне и рухнул на колени, прижавшись губами к моей туфле. Все ахнули и испуганно замерли. Господин Ито развернулся в нашу сторону с открытым ртом. Я мгновенно взяла себя в руки, подавила приступ смеха, резко наклонилась и зашипела ему на ухо:

– Встать, гаденыш! Погубить меня вздумал?!

– Слушаюсь, госпожа Юри, – обмирающим шепотом ответил Павел Николаевич и медленно приподнялся.

– Извините, господа, – сказал он прежним высокомерным тоном, – что-то голова закружилась. Я плохо переношу запах сирени. У меня на нее что-то типа аллергии. Спазмы начинаются.

– Что же вы меня не предупредили? – огорчился господин Ито.

– Думал, что обойдется, – тихо сказал Павел Николаевич, опуская глаза. – И мне лучше сегодня с вами попрощаться, господа.

– Да-да, конечно, – пробормотал господин Ито. – Вас отвезти?

– Нет, я сам доеду, – сказал Павел Николаевич и украдкой глянул на меня.

Я приняла холодный вид и посмотрела в его глаза сурово и презрительно. Увидев, как его нижняя губа начинает мелко трястись, я спокойно повернулась и вышла из гостиной.

А после вечеринки ко мне заглянул господин Ито.

– Таня, что это было? – строго спросил он.

– Ничего такого, – ответила я, невинно улыбаясь. – У Павла Николаевича закружились голова, только и всего.

Он молча погрозил мне пальцем и вышел из комнаты.

Через день я вернулась домой. Сонный Тим вышел в коридор, зевнул, спросил, как я отдохнула и, не дождавшись ответа, вновь пошел спать. Я приняла душ и тоже решила прилечь. Ближе к вечеру меня разбудил телефонный звонок. К моему удивлению это был Павел Николаевич.

– Госпожа Юри, – робко начал он, – Ито дал ваш телефон и я набрался смелости вас побеспокоить.

– Говори кратко, слизняк, – равнодушно сказала я.

– Не соблаговолите ли вы, моя прекрасная госпожа, посетить меня сегодня? Умоляю! – быстро и чуть не плача заговорил он. – Я пришлю за вами водителя!

– Но я только сегодня вернулась, раб, – сурово ответила я. – К тому же мне не понравилось твое поведение. Ты посмел оскорбить меня! Я даже подумываю, чтобы прекратить наше знакомство.

– Нет! Только не это! – закричал он с таким отчаянием, что я на мгновение почувствовала к нему сострадание.

Я слушала, как он плачет, потом сказала:

– Прекрати хныкать! Я подумаю, как наказать тебя, раб.

– Я на все готов, госпожа! – тут же обрадовался Павел Николаевич.

– Я приеду к тебе завтра, – решила я. – Пришлешь водителя к шести вечера. Повтори!

– К шести вечера, госпожа Юри, – умильно прошептал он.

Я положила трубку и увидела Тима, молча стоящего в дверях.

– С кем это ты? – вяло поинтересовался он и зевнул.

– Да так, один придурок, – ответила я. – Я завтра опять уеду на ночь. Пользуйся!

– Хорошо, – улыбнулся Тим. – Повезло мне с тобой! Я в таких условиях и не жил никогда.

И тут я впервые подумала, что почти ничего о нем не знаю. Мы пошли на кухню, я заварила чай и сделала бутерброды.

– А ты, вообще, из какого района? – осторожно поинтересовалась я.

Тим ясно на меня глянул и заулыбался, убирая со лба сильно отросшую высветленную челку.

– Что, решила, наконец, выяснить, кто у тебя тут живет? – рассмеялся он.

– Ну, да, – хмуро ответила я.

– Да ты не бойся, Танюха! – сказал Тим. – Я вполне нормальный мальчик… но из детдома и никогда семьи у меня не было. А в нашем городке, ты даже и представить не можешь, в каком состоянии находится детдом! Поэтому я и сказал, что никогда не жил в таких условиях, как у тебя, понимаешь? Здание там совсем развалилось, в комнатах вечная сырость и холодина, даже кое-где плесень на стенах. И мы там голодные постоянно были. Эх! Что говорить!

Он замолчал, опустив глаза.

– Я не знала, – тихо проговорила я.

– Ну, понятно, кто ж тебе скажет? Одна надежда: жениться здесь на богатой тете, – добавил он.

– У тебя это просто идея-фикс! Почему именно жениться?

– А что ты предлагаешь? Заработать на квартиру у меня не получается. Не умею я экономить! Да и мой образ жизни много денег требует. Да ты сама все знаешь! А вечно скитаться по съемным квартирам тоже надоедает. Хорошо, что хоть сейчас у тебя немного отдохну. Но ведь не вечно же я здесь жить буду!

– Все образуется, вот увидишь, – сказала я, подливая ему чай.

– Знаешь, Танюха, я часто наш детдом вспоминаю. Хоть бы кто им помог! Жалко ребятишек! Сейчас же много всяких спонсоров и меценатов.

И тут в моей голове появилась мысль, какое наказание получит мой раб.

Когда я приехала к Павлу Николаевичу, все стало развиваться по отработанной схеме. Перевоплотившись в образ госпожи Юри, я выполнила процедуру порки. Но, видимо, мой настоящий облик, который Павел Николаевич увидел на приеме, навел его на новые фантазии.

– Я слышал, госпожа, – робко начал он, лежа на полу возле моих ног, – что в Японии есть способ связывания. Мне бы очень хотелось, чтобы моя прекрасная госпожа связала меня своими божественными ручками.

– Что, ублюдок?! Ты еще смеешь высказывать какие-то желания?! – грозно спросила я.

– Простите, госпожа, – тут же опомнился он и отполз от меня на безопасное расстояние.

– Придется удвоить твое наказание! К непростительному поведению на приеме у господина Ито добавилось еще и сегодняшнее твое нахальное заявление!

– Простите, госпожа, – заплакал Павел Николаевич. – Я выполню все, что вы мне прикажете, только не оставляйте меня!

Вот тут-то и настал момент помочь детдому Тимура. Через месяц на счет была перечислена крупная сумма денег от неизвестного дарителя, которая была использована для проведения капитального ремонта. Кроме этого куплена новая мебель, одежда и игрушки детям. Также детдом получил новый микроавтобус, три видеодвойки и музыкальный центр.

Вернувшись домой, я достала тетрадь с лекциями Сайюри и нашла раздел о шибари. Внимательно прочитав и уяснив себе, что мастером шибари так просто не становятся и обучение длится не один месяц, я призадумалась. И прежде чем экспериментировать на Павле Николаевиче решила попробовать на себе. Но где найти мастера в Москве?

Я купила несколько газет и обзвонила салоны, но результат оказался нулевым. Мастеров не было, хотя приглашали весьма активно для сеанса японского эротического связывания. Пришлось звонить господину Ито, хотя я чувствовала определенное неудобство, обращаясь к нему с подобной просьбой. Он внимательно меня выслушал, потом надолго замолчал. Я терпеливо ждала.

– А это необходимо? – наконец спросил он. – Может, какие-нибудь печатные пособия?

– Я хотела бы попробовать на себе, – упрямо сказала я.

– Тебе что, это нравится? – немного напряженно поинтересовался господин Ито, видимо испугавшись, что я захочу, чтобы он периодически меня связывал.

– Не пробовала, поэтому наверняка сказать не могу, Ито-сан, – рассмеялась я.

– Ох, Таня, Таня! – тоже засмеялся он. – И что только ты придумываешь!

– Мне это нужно для важного дела, – сказала я, думая о детдоме, которому Павел Николаевич обещал помочь. – И я полагаю, что мне хватит и одного сеанса, чтобы вникнуть в суть процесса.

– Хорошо, – наконец, решился господин Ито. – Но прошу тебя, об источнике своих новых знаний никому никогда ни слова!

– Обещаю, – тут же став серьезной, сказала я.

Мы договорились, что я поеду к мастеру, когда он мне позвонит и назначит встречу. Это произошло через два дня. Я без опозданий явилась в полдень по указанному адресу. Дом был обычной высоткой возле метро «Полежаевская». Пока я поднималась в лифте на четвертый этаж, терялась в догадках. Но когда мастер открыл мне дверь квартиры, я открыла рот от неожиданности. На пороге стоял господин Кобаяси в коротком темно-синем кимоно и спокойно мне улыбался. Вот этого я никак не ожидала.

– Здравствуй, Таня, – ласково произнес он. – Проходи.

Я замерла на пороге, чувствуя замешательство и желание немедленно уйти. Он, видимо, понял.

– Тебе нужна консультация? – спросил он. – Я – мастер шибари и обучался этому сложному искусству в Токио.

– Но вы же секретарь посольства, – растерянно сказала я, снимая туфли.

– Одно другому не мешает, – тихо засмеялся он. – Шибари – это стиль моей семейной жизни и гарантия ее долговечности.

«Вот, значит, как! – удивилась я про себя, вспомнив бледное лицо госпожи Кобаяси. – Кто бы мог подумать, что эта дама – мазохистка!»

– Но это секрет, – добавил он, серьезно на меня глядя.

– Да, господин Ито предупредил, – ответила я, проходя в комнату.

Она была небольшой и выдержанной в сугубо японском стиле. На полу цветные циновки, у стены раздвижные ширмы и напротив двери ниша токонома, в которой висела старинная на вид гравюра в жанре сюнга[28]28
  сюнга – букв. «весенние картинки» – средневековые японские эротические гравюры, запрещенные в современной Японии.


[Закрыть] с изображением девушки и юноши, лежащих рядом. Верхние части их тел были скрыты складками цветной одежды, а нижние – обнажены. Несоразмерно большой «нефритовый стебель» юноши входил наполовину в «яшмовые ворота» девушки, хорошо видные между ее широко раздвинутых, согнутых в коленях ног.

Я отвела взгляд от картины и заметила в углу комнаты длинный узкий шест, закрепленный вертикально от пола да потолка. На низком бамбуковом столике, стоящем недалеко от шеста, были аккуратно разложены в ряд цветные веревки. Тут же находились несколько плеток.

– Эти веревки должны быть только из натуральной пеньки или джута, – сказал господин Кобаяси, проследив за моим взглядом. – Текстура у них грубая и даже колючая и это усиливает эффект. Приступим? – спросил он.

– Хорошо, – согласилась я. – Но я должна быть полностью раздета?

– Таня, – мягко проговорил он, – это особый вид взаимодействия, основанный на полном доверии верхнего и нижнего. Никто никого ни к чему не принуждает. Все делается только по взаимному согласию и к удовольствию обоих партнеров. Ты никогда не подвергалась связыванию?

– Никогда, – подтвердила я.

– Если ты почувствуешь дискомфорт, то сразу говори мне об этом, – предупредил господин Кобаяси. – А решать, будешь ли ты в одежде или без, только тебе.

– А как лучше? – уточнила я.

– Конечно, обнаженной. Только тогда эффект будет полным, потому что ты будешь чувствовать прикосновения непосредственно кожей.

Господин Кобаяси закрыл бамбуковые жалюзи на окнах, и комната наполнилась мягким полумраком. Он зажег красные свечи в круглых керамических подсвечниках и поставил их на пол. Его движения были неторопливы, лицо приобрело умиротворенное выражение. Он спокойно скинул кимоно, и я увидела, что у него тело хоть и худощавое, но пропорциональное и с отлично развитыми группами мышц. «Нефритовый стебель» был небольшим, но толстым. Он был не эрегирован, выглядел гармонично. Я, как загипнотизированная, смотрела на обнаженное тело господина Кобаяси. Потом спокойно разделась. Сняла даже трусики. Мы находились в одной комнате, были без одежды, но никакого неудобства я не испытывала. Господин Кобаяси внимательно смотрел на меня и словно медитировал. Потом тихо и восхищенно сказал:

– Ты прекрасна! У меня дух захватывает от красоты твоего великолепного тела.

Я подошла к нему и остановилась, опустив руки. Господин Кобаяси медленно, едва касаясь, провел теплыми пальцами по моей щеке, шее, потом спустился по ложбинке между грудей до живота и остановился. Я замерла. Мое тело явно ждало продолжения. Он взял веревку со столика и коснулся ею низа моего живота. Это было и щекотно и приятно одновременно.

– Есть несколько способов обвязки, – прошептал он. – Самые простые – это «вишенка» и «рыбка». Посложнее «карада» – это обвязка торса в виде сетки. Но не думаю, что ты должна знать способы.

Господин Кобаяси завел мне руки за спину и связал запястья веревкой синего цвета. Потом отошел и внимательно посмотрел на меня. Я стояла спокойно. Немного, правда, возбуждало, что моя грудь как бы выступила вперед, из-за того, что руки были заведены назад и зафиксированы.

– Главное в шибари – это красота и техника безопасности, – тихо говорил господин Кобаяси, проводя концом красной веревки по моим соскам.

Они мгновенно отреагировали и напряглись. Господин Кобаяси медленно обвязал красной веревкой мой корпус, сделав из нее что-то наподобие веревочного корсета. Грудь была охвачена сверху и снизу. И эти шершавые веревочные путы, нежно сжимающие ее, вызвали во мне прилив необычайного возбуждения. Я странно стала чувствовать именно свою грудь, а потом, по мере обвязывания, и талию, и все тело. Словно мой ум с внешнего мира обратился к внутреннему. Я увидела свое тело как бы внутренним зрением, чувствуя его контур, обозначенный длинным постоянным касанием веревки и легким давлением шершавых узлов. Я невыносимо возбудилась и закрыла глаза. Господин Кобаяси словно видел меня насквозь и знал, что со мной происходит. Он взял со столика черную полотняную полумаску и закрыл ею мои уже закрытые глаза. Я вздохнула с облегчением, окончательно расслабилась и стала воспринимать господина Кобаяси исключительно, как Мастера.

И вот я почувствовала, как Мастер пропускает веревку между моих ног, аккуратно заводя ее сбоку уже набухших «яшмовых ворот» и между ягодиц. Я не смогла сдержать стона. От невыносимого, все нарастающего желания я была уже влажной. Беспомощность в сочетании с ощущением обхвата моего обнаженного тела и беспрерывного касания теплых нежных пальцев вызвали взрыв возбуждения. И я, впервые в жизни, получила оргазм бесконтактно. Мастер бережно, не снимая маски, опустил меня на пол, перевернул на бок и перерезал, судя по ощущениям, одну из веревок. Я почувствовала, как она медленно скользит у меня между ног. Убрав ее, он согнул мои ноги в коленях и связал их. Я замерла, лежа на полу со связанными руками, закрытым маской лицом и свободными для доступа «яшмовыми воротами». И вот, наконец, с неизъяснимым наслаждением я почувствовала, как Мастер прилипает ко мне сзади, аккуратно вводя «нефритовый стебель» мягкими плавными толчками. «Яшмовые ворота» раскрылись, словно цветок, навстречу этому долгожданному проникновению и плотно обхватили «нефритовый стебель», чувствуя его каждым жаждущим миллиметром своей возбужденной влажной поверхности…

Я приехала домой в странном настроении. Испытанные ощущения немного напугали меня. Наслаждение оказалось невероятно острым, «фрукт лопнул» не один раз. Неужели я мазохистка? Я не знала, что и подумать. И плохо представляла, как мне применить такую технику к Павлу Николаевичу.

– Помни, Таня, – сказал мне на прощание господин Кобаяси, – основной постулат шибари звучит так: тело модели – чистый лист, а веревка – краска, которой Мастер рисует картину.

Он подарил мне набор цветных веревок.

Но Павел Николаевич любил более жесткое и грубое воздействие. И я не представляла, как смогу применить к нему изысканную технику шибари.

Из тетради лекций Сайюри:

«В период правления Токугава (18 век) был введен в действие уголовный кодекс, регламентирующий четыре разрешенных способа пытки преступников. Пытка первой степени состояла в бичевании, второй – в сдавливании камнями, третьей – в связывании веревкой, четвертой – в подвешивании на веревке. Именно эти воздействия и легли в основу современной японской садо-мазохистской практики. Отточенная, отработанная техника связывания была разработана специально для лишения свободы. Причем в разных областях связывали по-разному. И секреты техники вязки передавались из поколения в поколение по наследству.

Современная игра с веревкой не является жестокой или мучительной. Она строится так же, как и западные BDSM[29]29
  BDSM – садомазохистские практики


[Закрыть] – практики: осуществляется добровольно и в рамках оговоренных ограничений. Японские Мастера, работая с веревкой, уделяют огромное внимание вопросам безопасности, так как связывание считается гораздо сильнее именно из-за психологического воздействия, чем, скажем, флаггеляция[30]30
  флаггеляция – порка плеткой.


[Закрыть]. Японское связывание – это не насилие над жертвой, а совместная работа художника и модели.

В образе веревки заложен глубокий любовный символизм. Недаром говорится: узы любви, любовная связь, привязанность, пленительный образ.

В шибари психологический аспект один из важнейших, потому что путы на теле развязывают путы в голове. Нижний полностью доверяется верхнему, и это абсолютное доверие, иначе – абсолютный уход на какое-то время от проблем и тревог повседневной жизни, отлично разгружают психику.

Чисто физический эффект шибари – ощущение веревки на теле, ощущение ее шероховатой раздражающей нервные окончания текстуры, ее обхвата.

Веревка кажется теплой. Это тепло заботы Мастера, который играет с телом модели, украшая его цветными веревочными узорами и любуясь делом своих рук.

Тело, чувство, разум обретают редкую гармонию. Вдруг оказывается, что растворение в Мастере и уход в себя – это одно и то же.

Психологические узы остаются даже тогда, когда веревка снята и тело свободно. И Мастер и его модель помнят о своей связи и чувствуют ее на расстоянии».

При следующей встрече с Павлом Николаевичем я попробовала применить технику шибари. Но эффект был абсолютно другим. Когда я связала его, он ждал с любопытством продолжения. И когда оно не последовало, то попросил исхлестать его плеткой, как обычно.

 
«Там на тростниковом болоте
Раздается грустный птичий напев…
Не вспоминает ли она то,
Что лучше было бы забыть?..»
 

японская народная песня

Я решила, что мне нужно съездить домой, хотя бы ненадолго. Господин Ито сказал, что пока особо не нуждается в сопровождении Аямэ, и я могу отдыхать. Многие его знакомые уже начали разъезжаться по дачам и курортам.

– Отдохни, как следует, – ласково сказал он на прощание, – а когда вернешься, начинай подыскивать кадры для своего дела.

Я собрала вещи, но домой пока не звонила, так как не определилась с датой отъезда. Тим обещал присмотреть за квартирой. Но все получилось совсем не так, как я планировала.

11-ого июня около девяти вечера, после целого дня беготни по магазинам, я возвращалась домой на метро. Я стояла в углу вагона, обвешенная пакетами с подарками родным, закрыв глаза и предвкушая, как приеду и сразу упаду в ванную с ароматическими маслами. Мы уже приближались к станции «Нагатинская». И вдруг раздался оглушительный грохот, визг, крики, вагон сильно дернулся, на меня что-то упало. И я потеряла сознание.

Как потом выяснилось, сработало взрывное устройство на перегоне «Тульская – Нагатинская». По всем законам жанра в этом вагоне должен был оказаться Степан. Он как раз тогда жил недалеко от станции «Нагатинская». Но оказалась я. Четыре человека погибли на месте, двенадцать были госпитализированы. Среди последних оказалась и я.

Очнулась я на следующий день в больничной палате. На мое счастье особых повреждений не оказалось. Хуже было с головой. Я получила сильный удар при падении. Врачи поставили диагноз – сотрясение мозга. И предписали покой и только покой. Когда медсестра осторожно спросила, кому сообщить о моем местонахождении, я сказала, что живу одна.

– Но друзья, знакомые? – настаивала она.

– Не хочу никого напрягать, – упрямо ответила я и отвернулась.

– Хорошо, хорошо, – ласково сказала она.

И больше к этому разговору никто не возвращался.

Я лежала в палате, закрыв глаза и инстинктивно избегая разговоров с больными. Голова постоянно болела, и мучили приступы дурноты и тошноты. Испытанный шок повлиял на психическое состояние, мне снились устрашающие кошмары, и наутро я просыпалась в поту. Лечащий врач решил назначить мне мягкие седативные препараты. Через неделю я почувствовала себя значительно лучше. А еще через неделю была готова продолжить лечение в домашних условиях.

– А там за тобой, Танюша, молодой человек пришел, – в день выписки сообщила мне, радостно улыбаясь, медсестра. – И это замечательно! Он проводит тебя до дома, а то ты еще слабенькая.

Я удивленно ее выслушала. Потом решила, что это Тим узнал, где я, и решил помочь. Медсестра говорила, что фамилии пострадавших были размещены в Интернете.

Надев ситцевое платье, которое по моей просьбе купила мне медсестра, я спустилась в вестибюль. И сразу почувствовала легкий, но такой узнаваемый запах ванильного табака. Почему я не повернулась и не убежала обратно в палату? Но заторможенное от приема транквилизаторов сознание не отреагировало должным образом. Я, буквально оцепенев от ужаса, смотрела, как ко мне приближается улыбающийся Степан. Он быстро, не успела я пикнуть, подхватил меня под руку и вытащил на улицу, мгновенно втолкнув в машину.

– Попалась, птичка! – злобно прошептал он, защелкивая наручники на моих запястьях и залепляя мне рот пластырем.

Я была настолько напугана и все произошло так быстро, что о сопротивлении у меня даже мысли не мелькнуло. Мне казалось, что я неожиданно попала в свой собственный кошмар и пока не проснусь, он не закончится. К тому же я все еще была очень слаба.

Ехали мы, как мне показалось целую вечность. И вот машина остановилась. Я, ожидая самого худшего, закрыла глаза. Степан вытащил меня из машины и быстро поволок в какую-то дверь. Вместо того чтобы внимательно оглядываться по сторонам, я еще крепче зажмурилась. Я думала только о том, что он сейчас силой заставит меня подписать документы на квартиру, а потом убьет. Но все оказалось намного хуже. Он втащил меня в какое-то помещение, отлепил пластырь, расстегнул наручники. Но оставил их на левой руке. Потом чем-то звенел, больно дергая меня за эту руку. И, судя по шагам, ушел.

Я стояла, ничего не понимая и боясь открыть глаза.

– Чего замерла, сестричка? – услышала я грубый женский голос и, наконец, решилась посмотреть.

Я находилась в крохотной квадратной комнате с одним зарешеченным окном, за которым сквозь мутное от грязных разводов стекло с трудом просматривались сплошные ветки сирени. В комнате из мебели был только стул, стоящий в углу. За ним я увидела ржавое ведро. От моей руки тянулась самая настоящая металлическая цепь, которая приковывала меня к батарее центрального отопления. К этой же батарее таким же способом были прикованы еще двое. Одна цепь тянулась к совсем юной на вид девушке, сидящей в углу комнаты на полу. Ее темно-каштановые волосы были распущены и закрывали почти все ее тело. Большие карие глаза смотрели затравленно. На ней был надет вылинявший ситцевый халатик с большой рваной прорехой на подоле. Рядом стояла алюминиевая миска с водой и прямо на полу лежала надкусанная горбушка черного хлеба. Второй цепью была прикована женщина лет сорока. Она сидела в метре от меня, скрестив ноги. Ее огромная грудь практически вываливалась из туго натянутой трикотажной майки. Старые тренировочные штаны обтягивали толстые ляжки, похожие на бочонки. Ярко-рыжие на концах и наполовину седые у корней волосы топорщились в разные стороны и делали ее одутловатое морщинистое лицо с большими, навыкате, водянистыми глазами похожим на маску старого клоуна. Возле нее тоже стояла миска с водой.

– Садись, девонька, – сказала женщина. – Ты тут надолго, если не навсегда.

Но я была словно в столбняке.

В этот момент дверь распахнулась. Девушка в углу вздрогнула и сжалась в комок, низко опустив голову и завесив лицо волосами. В комнату вошел парень, одетый в обычные джинсы и черную футболку. В руке у него я увидела резиновую дубинку и алюминиевую миску. Он подошел ко мне, ни слова ни говоря ударил дубинкой под коленями, потом поставил миску на пол и налил в нее воды из пластиковой бутылки. Он вышел, а я попыталась сесть, потирая ушибленный локоть.

– Говорила же тебе, сядь, – спокойно и тихо произнесла женщина. – Как тебя зовут-то?

– Таня, – ответила я и всхлипнула.

– Не вздумай реветь, – тут же предупредила она. – Изметелят!

Я мгновенно взяла себя в руки и замолчала, испуганно на нее глядя.

– Так-то лучше. Меня зовут Галина, а девчонку – Лиза. И сразу привыкай говорить тихо.

– Что это? – спросила я шепотом.

– Ты в рабстве, – ответила она. – Скоро все поймешь, и, может, жить не захочешь. Лучше сразу приготовься к самому худшему. А то мне Лизки хватает. Она неделю тут, а я уже второй месяц. Я сама из Молдавии, на рынке работала. И мой хозяин кому-то сильно задолжал и, спасая свою поганую шкуру, мной откупился.