Текст книги "Сокрытые"

Глава пятая

Я стояла у окна своей квартиры и смотрела через стекло на то, что когда-то называлось садом. За последние дни он стал выглядеть гораздо хуже. Насквозь пропитанная холодными дождями земля превратилась в грязь, остатки травы потонули в широких лужах, тускло отражающих серое небо. Одна лишь зима смогла бы исправить эту унылую картину, прикрыв ее пушистым чистым снегом, как погребальным саваном, через который не пробиться мольбам или упрекам. Но я не торопила зиму, мне нравился погибший сад: он устал притворяться, устал вспоминать себя прежнего – цветущего, полного жизни – и в нем появилась честность. Каждый год природа учит нас прощаться с иллюзиями и прощать самих себя за недостатки. Ах, если бы мы замечали ее мудрость!

Прошло два дня после моего бегства. Я не стала дожидаться Альберта, не поблагодарила Фабриса, а вышла из оранжереи, схватила сумку с вещами и покинула Каменный переулок, надеясь, что те люди прекратят попытки вовлечь меня в свой странный во всех отношениях союз. Я твердила себе, что поступила правильно, отвергнув их предложение, но необъяснимая симпатия к ним еще приводила в смятение. Они ведь с первого взгляда понравились мне, все трое, и, возможно, искренне хотели помочь, просто выбрали не самый подходящий способ, а я так грубо обидела их. С другой стороны, мне никак не удавалось справиться с мерзким чувством тревоги, понемногу выгрызавшим остатки самообладания. Грядет беда; я знала это как свое имя, я не могла ни есть, ни спать, а тем более – сочинять. В голове засело предсказание Адилин: те, кого я знаю, обязательно возненавидят меня. Эта женщина гораздо дольше вела жизнь Сокрытой и выглядела уверенной, а потому сомневаться не приходилось: она точно знает, о чем говорит.

Открыться людям – единственный способ выяснить все о себе от начала до конца. Родителей я не брала в расчет: они жили далеко, а их более чем однозначное отношение к Туманным людям давно перестало быть секретом. Мне нестерпимо требовался кто-то близкий, требовалось услышать, что я не одна, что меня тоже любят и могут поддержать вопреки всему. Я проклинала застрявший на нуле индикатор зарядки, пока позабытый на два дня мобильный телефон медленно выходил из спячки. Потом набрала номер.

– Алло. – Джил ответила не сразу, и за эти несколько секунд я успела почувствовать себя на грани сердечного приступа.

– Привет, дорогая.

– Привет, Эм, как ты? – весело спросила подруга.

От звука ее голоса на глаза навернулись слезы. А если она не поймет и я ее больше никогда не увижу?

– Нормально, – выдохнула я. – Джилл, мы можем сегодня встретиться? Пожалуйста, дело срочное.

– Ой, извини, Эм, – смущенно произнесла она, – я уезжаю с Максом на все выходные. Ну, ты понимаешь…

Я сверилась с календарем, висевшим на стене около письменного стола. Конечно же, она уезжает, сегодня пятница, а значит, ждать придется в лучшем случае до понедельника.

– Да, разумеется, понимаю. Куда вы едете?

– Не знаю, Макс обещал сюрприз. – Джилл как обычно полностью полагалась на своего мужчину. – Мне нужно собираться. Давай, я перезвоню тебе, когда вернусь в Лардберг.

– Ладно. У тебя все хорошо?

– Просто великолепно! – Джилл явно улыбалась. – Я никогда в жизни не была так счастлива. Он такой нежный и заботливый, мне иногда даже неловко становится.

– Почему неловко? Это же прекрасно, если кто-то заботится о тебе.

– Ну да, – засмеялась Джилл. – Но каждый раз рядом с ним я думаю, чем все это заслужила. А теперь извини, – спохватилась она, – мне действительно пора бежать. Не хочу заставлять Макса нервничать.

– Да, конечно, Джилл, иди.

– А ты чем займешься?

– Ничем особенным: прогуляюсь, накуплю вкусной еды, а потом засяду в своей берлоге писать. Глядишь, что-нибудь дельное выйдет…

Мы быстро пожелали друг другу хороших выходных, и что-то неестественное, ядовитое проскочило в этих словах, ведь одной из нас досталось предвкушение, другой – досада. Уединение, обычно трепетно желаемое, вмиг потеряло прелесть, и из самого нутра его неожиданно выпрыгнуло одиночество, скользнуло по комнате ледяным дыханием, покрутило лысой головой, свыкаясь с обстановкой, выбирая, где бы поселиться, и, не найдя решения достойней, распласталось на полу, уставившись на меня белесыми глазами. И вся квартира, вещи в ней, с любовью собранные, нужные, вдруг оказались лишними, никчемными безделицами. Я стояла среди них – подобное к подобному – такая же ничтожная, и каждая моя мечта сравнялась с глупостью, стремление – с заранее угаданным провалом. Мир как умел терпел меня, еще одну живущую, но заодно и отвергал, как отвергает всякого, кто не находит в жизни места. А одиночество заерзало, заколыхалось, хлюпнуло, осклабившись во весь бездонный рот, сбилось в комок, запрыгнуло мне на ногу и поползло по ней наверх. Оно тащило свое липкое, густое тело как жирный слизень, ищущий еды, но, подобравшись к грудной клетке, будто врезалось во что-то, дернулось обиженно и плюхнулось обратно на пол. Я не пустила его в сердце, пнула в угол, где оно сразу задремало, готовое в любой момент проснуться и начать с начала. Я погрозила пальцем изломанной длинной тени на стене и, лишь бы разогнать волнение, громко сказала:

– Ты глубоко ошибаешься, я докажу тебе, всем докажу. Уж на вечер компанию точно сумею найти!

Тем не менее прошло довольно много времени, прежде чем я заставила себя набрать номер Беккера. Длинные гудки аккомпанировали моему беспокойному хождению по комнате, но Рив не отвечал. Глядя, как за окном опускаются сумерки, я выждала вежливые десять минут и перезвонила – безрезультатно. Тогда я надела теплое шерстяное платье, высокие сапоги, повязала на шею платок и накинула пальто. «Женщина в черном, – подумалось мне перед зеркалом. – Хотя так даже лучше. Сложнее будет заметить меня на улице, если кому-то опять захочется поиграть в шпионов. Рив не уходит из редакции рано, и если немного поторопиться, то я успею застать его и вытащить куда-нибудь поужинать. Если только у него нет других планов… К черту, если и он не захочет найти время, то пойду туда, где больше всего народу. И пусть видения снова начнутся, пусть все об этом узнают, пусть проклинают, плюют, да хоть убьют, зато мне не придется чувствовать себя брошенной!»

Выйдя из дома, я первым делом оглянулась по сторонам и тут же одернула себя, поймав на мысли, что на самом-то деле не боюсь преследования, наоборот, жду, когда из-за ближайшего дерева покажется Альберт, снова успокоит меня, сгладит инцидент в оранжерее, а я опять ему поверю, но попрошу не появляться впредь вот так из ниоткуда, без предупреждения и вздохну с облегчением, и хотя бы на день жизнь станет обыкновенной – непонятной, трудной, но полной надежды. С каждым новым часом, проведенным в забитой тишиной квартире, надежда таяла, съеживалась, истончалась, но только она – безгласный маяк будущего – заставляла теперь идти через грязные дворы, сокращая путь до редакции привычным маршрутом, уводила от бесплодных дней, насыщенных тревогой, к тому, что еще не случилось, но скоро произойдет. И где-то между ними, в промежутке между до и после, я двигалась по хмурой улице, не замечая под ногами лужи и не придавая значения тонкой фигуре, отделившейся от фонарного столба, пока высокий женский голос не произнес:

– Привет, Марта, приятно снова тебя видеть!

Она подбежала, громко цокая каблуками, откинула с головы капюшон и небрежно заключила меня в объятия. Наша встреча не радовала ее, в теле чувствовалась напряженность и брезгливость от необходимости дотрагиваться до кого-то; она просто вытянула руки, замкнула их в кольцо на уровне моих плеч и замерла. В нос мне ударил сильный запах мятной жвачки.

– Не узнаешь? – поинтересовалась она, отстранившись. – Недели не прошло!

Передо мной стояла Вероника, розовое платье она сменила на черный спортивный костюм, облеплявший гибкое тело, и кожаную куртку. Слова хлынули из девушки рекой: восторги от коллектива «Мнения», восхищение вечеринкой – отлично сложенные, подходящие для светской беседы предложения, в которых не было ни капли искренности. Ее рот нетерпеливо кривился, но она не торопилась переходить к делу, а сыпала свои отрепетированные фразы одну за другой, задавала вопросы и тут же отвечала на них сама, изображая увлеченность диалогом за нас обеих. Актриса, играющая две роли, режиссер дешевого уличного спектакля. Иногда она посмеивалась, но в ее глазах плескалось безразличие, их холодная голубизна казалась непробиваемым льдом; я всматривалась, всматривалась в удивительные черты Вероники и внезапно вздрогнула: это же она сидела как статуя в поезде, идущем из Калмси в Лардберг, и мучила меня эмоциями.

– Что тебе нужно? – перебила я ее, сделав на всякий случай шаг назад.

– Нужно? – переспросила она невинным голосом. – О, я всего лишь хочу поговорить и попросить о помощи. Вообще ничего сложного, особенно для тебя.

– Как неожиданно, – пробормотала я. – Прости, у меня нет настроения решать чужие проблемы, своих хватает.

– Ну же, не убегай! – Вероника обиженно надула губы. – Если откажешься, придется рассказать всем твой малюсенький секретик. А кому он понравится? Дураков нет!

Она топнула ногой и рассмеялась уже искренне.

– Не понимаю, о чем ты, так что заканчиваем разговор, у меня еще куча дел, – отрезала я и тут же охнула от пронзительной боли.

Кто-то выкрутил мне руку и дернул назад. Я повернула голову; за моей спиной стоял Макс Колман, улыбаясь во весь свой красивый рот.

– Ты здесь откуда? – простонала я, пытаясь вырваться. – Разве ты не должен быть с Джилл?

– Мы встретимся с ней чуть позже, – ответил он. – А для начала договоримся с тобой.

Колман был намного сильнее меня, и рука болела уже нестерпимо, поэтому пришлось согласиться на его условие.

– Ладно, отпусти, – взвизгнула я, когда он, играючи, потянул меня вниз, к земле. – Мы взрослые люди, почему нельзя договориться спокойно?

– Все поняла? Тогда давай без глупостей, – предупредил Колман, ослабив хватку.

Я высвободилась и терла руку, радуясь, что она еще шевелится. Вывиха нет, хотя наверняка останется огромный синяк.

– Слушаю вас, – жестко сказала я.

– Ну ты только посмотри, Макс, она нас слушает! – захохотала Вероника, но Колман оборвал веселье коротким взглядом.

– Послушай, Марта, – начал он и поморщился, заметив, как по-дурацки это прозвучало. – Ты одна из Туманных, ты видишь эмоциональное состояние других людей. Не вздумай отрицать это, нам все известно, и мы хотим предложить честную сделку.

– Да о чем ты говоришь? Какие Туманные? Какая сделка? – Я прикинулась ничего не понимающей.

– Мы щедро заплатим, если ты сможешь связаться с одним человеком.

– Мне что, позвонить ему? – опешила я. – Что это значит?

– Нет, Марта, – Макс начинал заводиться, его не обманул мой удивленный тон. – У нас есть записи о Туманных и достаточно доказательств того, что вы используете специальные практики для общения с мертвыми. Мы долгое время искали такую, как ты. Не волнуйся, это безопасно, и ты не первая, кто будет это делать.

– Общаться с мертвыми?

– Да.

Колман подавил гнев и снова превратился в ожившую мечту большинства романтично настроенных девиц, только меня это не трогало.

– Хм-м, всего один человек, значит? – Я сделала шаг назад, сложила руки на груди и постаралась придать голосу деловитое звучание, будто бы мне есть над чем поразмышлять, хотя все оказалось яснее некуда: инвесторы газеты «Мнение» – обыкновенные сумасшедшие, да к тому же склонные к насилию. Вот Рив обалдеет!

– Да, старшая сестра.

– Ясно-ясно. В принципе, неважно, кто это и как давно умер, но, сам понимаешь, есть определенные условия, нельзя соглашаться вот так сразу, не разобравшись…

Я говорила первое, что приходило в голову, строя из себя эксперта, задумчиво терла подбородок, подражая Альберту, лишь бы потянуть время, пока на дороге наконец не появилось несколько фигур. Люди шли в нашу сторону: раздалось детское хныканье и женские увещевания, двое мужчин, торопясь, обогнали мать с ребенком и приближались к нам. Я взмолилась про себя, чтобы они не оказались такими же любителями загробного мира.

– Ты уникальна, Марта! – покосившись на прохожих, Колман попытался польстить мне. – На такой талант нельзя закрывать глаза…

– А вот вы ненормальные. Оба. И если я снова услышу от вас о Туманных, то сдам полиции!

– Стой смирно, – угрожающе прошипела Вероника.

Я сделала еще один шаг назад и завопила во все горло:

– Вы ненормальные! Оставьте меня в покое!

Мужчины, прибавив шаг, крикнули: «Эй, вы, там, что происходит?» Мать, наоборот, испуганно застыла, прижав к себе малыша. Макс и Вероника обернулись, рассмеялись, замахали руками: «Да все в порядке, проходите», – а я, воспользовавшись моментом, помчалась со всех ног, петляя между жилыми домами.

За семь лет я хорошо изучила этот район, поэтому бежала так быстро, как могла, но все равно, оборачиваясь, видела в нескольких метрах позади фигуру Колмана. Через пару минут я выскочила на оживленную улицу, надеясь затеряться в толпе, но с ужасом поняла: это было самое неудачное решение. Чувства других людей снова окружили меня. Прикрывая ладонью глаза, чтобы прохожие как можно меньше попадали в поле зрения, я летела дальше, а чужие эмоции проносились мимо слепящими вспышками. Я натыкалась на пешеходов, выкрикивая извинения в ответ на недовольные восклицания, не глядя выбежала на проезжую часть в неположенном месте и едва успела увернуться от бешено сигналящего автомобиля. Кто-то окликнул меня и попытался задержать, схватив за рукав; я заметила полицейскую фуражку среди сияющих потоков этого человека, рявкнула, что спешу, вырвалась и побежала дальше. Он не стал догонять, всего-то проорал вслед сумму положенного штрафа, которого я обязательно дождусь, если буду и дальше мешать движению. Еще минут через пять бега у меня совсем не осталось сил. Я сделала последний рывок, растолкала веселую компанию гуляющих и, хватаясь за обшарпанную стену кирпичного здания, ввалилась в узкий проезд около редакции. Его дальнюю часть занимала парковка. Если проскочить через нее, можно позвонить Лили и попросить открыть служебную дверь. Спотыкаясь, я преодолела почти половину дистанции и сползла за одной из машин прямо на мокрый асфальт. Ноги перестали слушаться, сердце выпрыгивало из груди, горло саднило, воздух вырывался из легких короткими толчками – мне требовалась помощь, но еще больше – отдых.

Шум работающего мотора заглушил остальные звуки: кто-то уезжал отсюда. Несколько секунд – и все стихло. Я осторожно выглянула из своего укрытия, пытаясь хоть немного отдышаться. На улице окончательно стемнело, но преследователи не отчаивались меня найти.

– М-маар-таа! М-маар-таа! – нараспев позвала Вероника, задерживаясь на первой букве моего имени. Девушка совсем не устала от погони и пританцовывала, пока шла через парковку, качая головой в ритм музыке, играющей только у нее в голове. – Вы-хо-ди-и! Мы просто хотим поговорить!

– Выходи! – гаркнул Макс. – Ты тратишь наше время!

– Не кричи, и так уже все испортил! – шикнула на него Вероника. – Наша писака оказалась пугливой, как воробушек, но мы же не причиним ей вреда, правда?

– Эй, Кержес, ты вроде из Калмси, да? – громко спросил Колман. – Любишь птичек убивать? Мы тоже хотим! Возьми нас с собой на охоту, вы же там все с ружьем в руках родились!

– Нет, – возразила ему Вероника, – нам же объясняли, эта поговорка относится исключительно к мужчинам. Женщины в Калмси полные бездари, им даже перья ощипывать не позволяют!

Взрыв хохота заполнил проезд. Парочка увлеченно глумилась, придумывая все новые и новые издевательства, стараясь разозлить и выманить меня, а может, они привыкли развлекаться, унижая других. Пока они обсуждали мою внешность, характер и полное отсутствие таланта, которое уж им-то, жизнь познавшим, четко видно, я рискнула немного проползти мимо машин к служебному входу. «Ничего сложного, – успокаивала я себя, – здесь всего пара десятков метров, а потом нужно свернуть за угол». Моя одежда и ладони испачкались в грязи, острый камешек попал под левое колено, разорвав тонкие колготки и процарапав до крови кожу, но я упорно продвигалась вперед. Вдруг послышались приближающиеся шаги, и я замерла. Пискнула сигнализация, глухо хлопнула дверь: еще один человек сел в автомобиль. Яркий свет фар высветил Веронику и Макса. Им пришлось отойти в сторону, чтобы дать машине проехать, и теперь оба стояли спиной ко мне. Это был единственный шанс. Когда водитель повернул в замке ключ зажигания, я вскочила на ноги, миновала последние метры и с размаху врезалась в кого-то.

– Марта?! – изумился Беккер. – Ты здесь откуда?

– Молчи, пожалуйста, молчи! – в испуге шипела я, пока тащила его обратно за угол. Я вжалась в узкую нишу в стене, надеясь, что он сделает то же самое и не выдаст меня разговорами.

– Кержес, мы не собираемся до ночи бегать за тобой по улице! Давай решим вопрос по-хорошему! – заорал Макс.

Рив напрягся: его брови сдвинулись и нависли над глазами, губы поджались, подбородок задрался. Такое выражение лица появлялось у него всякий раз, когда ему требовались комментарии или предстояло принять важное решение. Прижавшись к стене, он выглянул из-за угла и застыл, а когда я потянула его к служебной двери, шепотом умоляя не вмешиваться, оставить все как есть, резко отодвинул меня и протянул свой ключ.

– Жди внутри! – приказал он.

Я не двинулась с места. Совсем близко раздался звук глухого удара и визг сигнализации.

– Мы упустили ее! – прорычал Колман. – Куда она делась?

– Это же их редакция, – спокойно отозвалась Вероника, – наверно, успела добежать. Пойдем-ка спросим.

– А все-таки круто тебя отшили, да? – Макс захохотал. – Не забывай, дорогуша, ты проспорила! Гони должок!

– Ой, да отдам я тебе. Нашел проблему!

Рив сосредоточенно наблюдал из-за угла, пока голоса моих преследователей не стихли, а я пыталась бороться с потоками, которые тянулись от него, освещая пространство между нами ярче любой иллюминации. Но Рив не мог, не должен был узнать об этом вот так, на бегу, поэтому, когда он, скомандовав: «Быстро», потащил меня к черному ходу, я прижимала к лицу грязные, вспотевшие ладони, мечтая освободиться от его беснующихся эмоций.

– Так, а теперь скажи, что это были твои поклонники и они просто хотят получить автограф! – потребовал он, затолкав меня в хорошо знакомый, безопасный подъезд.

Я отчаянно замотала головой, вытряхивая из себя остатки видения, и только справившись с ним, сумела прошептать:

– Нужно поговорить, Рив. Срочно!

Он оглядел меня полностью, чуть задержавшись взглядом на перепачканном пальто и подольше – на рваных колготках, взял под руку и повел вверх по лестнице. Молча мы преодолели восемь пролетов и как солдаты, нога в ногу, прошли через служебные помещения до кабинета главного редактора. Лили собиралась оставить свой пост до завтра и красила губы перед большим зеркалом в приемной; ее отражение весело подмигнуло мне и приготовилось выдать что-нибудь подходящее к неожиданной встрече, но стоило девушке повернуться, она резко стушевалась и даже отступила на шаг. Наверно, выглядели мы с Ривом и впрямь устрашающе: едва на столе пискнул телефон, Лили молниеносно схватила трубку.

– Слушаю, – она приподняла бровь, повернулась к Риву свободным ухом. – Очень рада вашему звонку! Ожидайте, пожалуйста.

Тонкий палец опустился на кнопку удержания вызова.

– Лили, кого бы там ни принесла нелегкая, я уехал два часа назад. А Марта в отпуске и не появлялась тут несколько дней, – распорядился Беккер.

Девушка кивнула, присела на край стола и, рассматривая свои ногти, затараторила в трубку:

– Простите, совсем вылетело из головы, наверно магнитная буря сегодня, обычно я не такая рассеянная! У шефа встреча и он давно уехал! О, к сожалению, не подскажу куда, но завтра утром первым делом доложу ему…

Лили мастерски обращалась с назойливыми просителями, оберегая от них своего руководителя. Без нее Рив погряз бы в бесконечных телефонных разговорах с людьми, желающими сообщить ему одному эксклюзивную информацию о преступлениях соседей, слишком поздно и подозрительно тихо возвращающихся каждый вечер домой, или о заговоре в правительстве, блестяще раскрытом очередным любителем детективных сериалов. Она умела выслушать человека так, что тот мог не сомневаться: газета безмерно благодарна за предложенный материал и непременно вернется к нему, как только появится возможность. Лили не отказывала – она вообще в таких случаях не использовала слово «нет» – но ничего не обещала, и, хотя люди на другом конце провода общались с ней легко, словно с давней приятельницей, вытянуть из нее лишнее не удавалось никому.

Кабинет главного редактора почти не изменился с тех пор, как я впервые переступила его порог: то же кожаное кресло, тот же стол, два стула перед ним, шкаф для верхней одежды, шкаф для документов, низкий диван в углу – каждый предмет занял свою территорию, и всерьез думать о перестановке или новом гарнитуре казалось кощунством. Только компьютерный монитор теперь был другой – шире. Рив не признавался, что стал хуже видеть, не носил ни очки, ни контактные линзы, но щурился чаще, сильнее сутулился, когда читал, и машину водил осторожнее. А еще он велел снять с окна жалюзи. Если вечерами лампы на потолке не горели, то в комнату забирался свет рекламной вывески с крыши дома напротив и располагался по полу аккуратными белыми полосками. Ни одна из них не задевала обстановку.

Мы с Ривом застыли друг напротив друга, каждый на своей полоске, и я всячески старалась игнорировать его эмоции, но ничего не выходило. Казалось, он заполнил собой все пространство: тревога, недоумение, ярость вихрем носились вокруг, однако в этот раз не трогали меня. Его злость не имела ко мне отношения, я смотрела на нее как на движущуюся в воздухе картину, яркую, красивую галлюцинацию. От души налюбовавшись, я снова подняла к глазам ладони, но Рив перехватил их и сказал:

– Расслабься, со мной ты в безопасности.

И я поверила, сразу и всем сердцем поверила ему – видение растаяло моментально.

– Рассказывай по порядку, – потребовал Рив. – Что бы ни произошло, мы найдем решение.

– Помнишь те старые истории о Туманных людях? – спросила я и, когда он утвердительно кивнул, продолжила: – К сожалению, это не выдумки, они действительно существуют, а я теперь одна из них.

Я помедлила, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но Беккер ничего не сказал, даже не поменялся в лице.

– Несколько дней назад у меня начались неконтролируемые видения. – Я все еще не решила, в чем именно могу признаться ему, поэтому ограничилась главным. – Тот припадок в пабе был первым случаем. Похоже, когда я чувствую опасность, то вижу эмоции окружающих. Не знаю, как объяснить. Но находясь в таком состоянии, я почти сливаюсь с другим человеком и смотрю на мир его глазами.

Рив сдвинул брови, на лбу залегла вертикальная складка. Мне она почему-то всегда нравилась.

– Скажи что-нибудь, – взмолилась я.

Он неопределенно дернул плечом, прошелся по кабинету, открыл окно. Звуки большого города ворвались в помещение, наполнив его шумом машин. Снизу доносились радостные голоса, которые время от времени приглушал заливистый собачий лай, где-то вдалеке играла музыка. Усевшись на подоконник, Рив закурил, глубоко затягиваясь, а затем неторопливо выпуская сигаретный дым на улицу.

– Ладно, – наконец сказал он, – я уж думал, у тебя проблемы посерьезнее. Марта, я помню о Туманных людях. Вроде бы знаком с одним таким человеком. Точнее, уже с двумя. Меня всегда занимала Сарфелдская трагедия, поэтому, когда появляются новые зацепки, я их отрабатываю. Это давний личный интерес.

Беккер вырос в Сарфелде и начинал там карьеру, но ни разу не упоминал при мне ни о какой трагедии.

– Так тебя все это не пугает? – уточнила я.

– Прыгать от радости не хочется, врать не буду, – поморщился Рив. – Понимаешь, мне с детства твердили, что Туманные люди – всего лишь чьи-то глупые фантазии. Тебе, наверно, тоже. Но однажды я своими глазами увидел Туманного. Тот человек стоял передо мной лицом к лицу, и это было самое невероятное зрелище за всю мою жизнь! Хотя… зачем ты спрашиваешь, Марта? Да, меня немного шокировал твой рассказ, но что он вообще меняет? Конкретно в тебе я уверен, не первый день знакомы, дальше разберемся. Поэтому давай здесь поставим точку. По крайней мере сегодня.

– Спасибо, Рив, – прошептала я. – Ты не представляешь, насколько для меня это важно.

Он насмешливо скривился. Короткого спасибо Беккеру обычно хватало, а избитые фразы вызывали у него раздражение: в них он слышал банальность, граничащую с лицемерием, а вовсе не признательность. Будто человек усердно соблюдает принятые в обществе приличия, не утруждая себя искренностью. Я попыталась объяснить, почему это надменное, набившее оскомину выражение лучше других подходило к нашему положению, но, едва начав, с ужасом вспомнила об одном совершенно вылетевшем из головы разговоре.

– Джилл!

Ее мобильный телефон оказался вне зоны действия сети, а городской вообще отключен или сломан; после первого короткого гудка динамик заполняла тишина. Я мерила шагами кабинет, судорожно думая, куда Колман мог увезти мою подругу, перебрала в памяти нашу встречу в музейной кофейне, ища какие-нибудь зацепки, намеки, но ничего полезного на ум не пришло. Только предчувствие неотвратимой беды снова сдавило сердце.

– А зачем нам понадобилась Джилл? – осведомился Рив.

– Она уехала с Колманом на выходные. Нужно срочно сообщить в полицию. Ты знаешь номер его машины? Мне нужен номер его машины, и адрес, и телефон, и вообще все, что у тебя на него есть!

– А когда ты успела повысить Макса из простого лгунишки в отъявленного злодея?

– Да это он гонялся за мной по парковке, Рив! Он и Вероника. Они заставляют меня связаться с его умершей сестрой.

– Если это были они… – Рив не закончил, задумавшись, но и без того стало понятно: из-за меня его таинственные планы на Колмана готовы вот-вот рассыпаться. – Подожди-ка… умершая сестра? А ты и такое можешь?

– Нет, конечно! Я вообще понятия не имею, о чем они болтают. Я же не экстрасенс, не медиум или как там их называют! Безумие какое-то!

Я упала на стул в полной растерянности. Вот уж подходящий сюжет для книги, только почему-то все происходило на самом деле, и эти события вовсе не захватывали воображение неожиданным развитием, зато основательно пугали.

– Тогда у нас нет вариантов, – мрачно сказал Рив, – нужно обратиться к тем, кто разбирается в таких вопросах. А это точно не полиция, это Туманные люди. Поехали, отвезу тебя к своей знакомой. Надеюсь, она окажется дома и согласится помочь нам.

– Но Джилл нужно спасти! – Я снова и снова набирала ее номер в бестолковой надежде отобрать родной голос у полной неизвестности тишины в телефонном динамике.

– Марта, – возразил мне Рив, – во-первых, Джилл уже взрослая и в состоянии позаботиться о себе, а во-вторых, ну что ты собираешься сказать полиции? Что обеспеченный мужчина увез свою девушку отдохнуть? Это не повод начинать розыск, никто и слушать не станет!

Иногда я завидовала его умению сохранять концентрацию и направлять все внимание на решение проблемы, не увлекаясь беспокойством, но сейчас любое хладнокровие приравнивалось к жестокости. Впрочем, жестокость отличала и мои поступки; при желании ее даже получилось бы измерить, подсчитав количество секунд, которое я провела в редакции, так и не предприняв ничего стоящего. Мир раскачивался маятником, вытряхивая меня из убежища привычных представлений о добре и зле, он становился непредсказуемым, и в этом новом мире мне не хватало смелости официально заявить об исчезновении Джиллиан Флеминг. Одно я знала наверняка: в любом из миров она не простит мне ошибки и обвинений в адрес любимого мужчины, а значит, придется успокоиться и подождать до вечера воскресенья.

– Кто твоя знакомая? – спросила я Рива. Мне совершенно не хотелось ехать к очередной Сокрытой и снова выслушивать то, от чего я сбежала из Каменного переулка, но идей получше не было.

– Она точно тебе понравится, – пообещал Беккер, галантно открывая передо мной дверь кабинета. – Это очень приятная, степенная дама. Ее зовут Адилин Грюннер.

– Ты знаком с Адилин? – Я застыла на пороге, уставившись в изумлении на совершенно спокойное лицо. Хотя чего я ожидала? Наверняка, в Лардберге не так уж много людей с необычными способностями.

Рив хмыкнул и пробормотал под нос что-то нечленораздельное, а после сказал внятно:

– Не устаю поражаться, Марта. Всего пару дней Туманная, а уже нашла себе друзей.

– Это они меня нашли. А остальных ты тоже знаешь? – поинтересовалась я, едва поспевая за ним.

Голова шла кругом, мысли путались: похоже, мне вообще ничего не известно о том, чем Рив занимается в нерабочее время, однако азарт уже гнал его по коридору на два шага впереди меня навстречу новому, увлекательному предприятию.

– Остальных? – переспросил он, оглянувшись через плечо, и сбавил скорость. – Никого я не знаю, просто искал в архивах информацию о той выставке в Сарфелде, понемногу опрашивал очевидцев или их родственников. Но года три назад со мной связалась женщина, которая представилась как Адилин Грюннер, доктор биологических наук, и попросила перестать ворошить прошлое, мол, этим я не сделаю никому лучше. Она очень нервничала, но я упросил ее встретиться со мной на следующий день. Она пришла с большим опозданием, сказала, что та, кого я ищу, давно умерла. На вопросы Адилин отвечать отказывалась, и слово за слово мы переключились на ее работу. И знаешь, меня это увлекло, я почти забыл, зачем пришел. Адилин говорила много, все больше и больше воодушевляясь, и я понял: передо мной сидит та самая Туманная. Она сильно изменилась за столько-то лет, но ошибки быть не могло. Я просил ее дать нам интервью, и она даже оставила свой домашний адрес. Хотела показать редкие растения, которыми в тот момент занималась.

– О, ты тоже видел ее оранжерею? – вырвалось у меня.

Я ничего не поняла из его рассказа. Какая выставка? Причем здесь Адилин? Но старые истории могли подождать. Любопытство победила обида: от меня требовали изоляции, а та Сокрытая соглашалась на интервью в крупнейшем печатном издании города и принимала малознакомых гостей!

– У нее есть целая оранжерея? – Рив остановился как вкопанный перед дверью запасного выхода. – Слушай, если ты поможешь устроить интервью и сделать фотографии, то я твой должник. Серьезно, Марта! Она же рассказывает о растениях словно сама мать-природа! Представляешь, какой материал из этого может выйти?

– То есть интервью не состоялось? – уточнила я.