Текст книги "Сокрытые"

– Нет, конечно! Если б состоялось, ты бы заметила, все бы заметили. Адилин перезвонила через пару дней и сказала, что срочно должна уехать из Лардберга. Правда это или нет, я не проверял. Любопытно другое: этой весной она объявилась сама и попросила о встрече. Адилин вела себя очень мило, извинялась за внезапное исчезновение, интересовалась нашей газетой. Кстати, спрашивала, действительно ли на меня работает та самая Кержес, чья книга так популярна… Подожди-ка, она что же, тебя искала?

– Возможно.

– Ну дела… – Рив покачал головой. – Ладно, а ты знаешь, куда ехать? Ее адрес остался в записной книжке, которая лежит сейчас дома.

– Знаю, только разговаривать с ней будет непросто, – спохватилась я. – Мы уже успели крепко поругаться.

– Ясно, – кивнул Беккер и засмеялся. – Даже боюсь спросить, чем ты ее разозлила.

– Мы не сошлись во мнениях по одному принципиальному вопросу. Этот ответ тебя устроит?

– Ну разумеется. Ничего другого я не ждал. Только я могу годами выносить твой скверный характер!

– Ты? Человек, который за малейший промах отчитывает меня как ребенка?

– Неправда, ты сама себя отчитываешь. Знаешь, я впервые вижу женщину, до такой степени несправедливую к себе. Но давай обсудим это потом, если мы хотим попасть к Адилин до наступления ночи. Давно пора навестить ее.

Весело насвистывая, Беккер вышел на улицу; настроение у него явно улучшилось. Пришлось последовать за ним.

Мы ехали по широким улицам Лардберга, когда я спросила:

– А какую трагедию ты имел в виду?

– Так ты не знаешь? – удивился Рив. – Ну конечно, теперь об этом почти не вспоминают. Ладно, расскажу. Двадцать с лишним лет назад власти региона бросили все силы на развитие Сарфелда, поэтому предоставили предпринимателям различные льготы и взялись наводить везде порядок. Они хотели показать, что там можно не только трудиться не покладая рук, но и нормально жить, несмотря на ужасную экологию, дымящие трубы заводов и проблемы с транспортом. Вскоре проложили новые дороги, отремонтировали здания, разбили сады, сделали площадки для отдыха. Начали открываться новые фирмы, рестораны, магазины, парки развлечений, повсюду строилось жилье – места хватало всем. Город преображался как по щелчку, деньги в него рекой потекли. Промышленность, разумеется, никуда не делась, но гнетущее впечатление от нее сгладилось. Если раньше, выходя из дома, мы видели сплошь и рядом унылую серость, то потом – вполне приятные, чистые улицы. А как-то по весне власти решили провести фестиваль цветов на центральной площади. Бюджет мероприятия получился внушительный, оформить экспозиции пригласили лучших специалистов, но с парой условий: каждому выделяют определенную сумму и каждый обязан строго отчитываться за потраченные средства. То есть участники на этом не могли ничего заработать, но по итогам фестиваля должен был определиться победитель, который стал бы главным ландшафтным дизайнером Сарфелда.

– И многие согласились?

– О да! Каждый надеялся на контракт, хотя знатоки с самого начала прочили победу некой Аде Гербер. Я считаю, именно она сейчас называет себя Адилин Грюннер.

Он бросил на меня вопросительный взгляд, а я лишь развела руками: мне ничего не известно о прошлом нашей знакомой.

– В общем, мероприятие получилось великолепным, на открытие съехалось множество людей со всего региона. Я тогда писал для одной местной газеты и взялся сделать репортаж. Меня не интересовала ботаника, но даже я ходил там буквально открыв рот. Честно, Марта! А экспозиция Ады Гербер – жемчужина фестиваля – меня навсегда покорила. Каждая деталь, каждый цветок, листок, стебелек искусно вплетались в общую картину, и глядя на нее, дух захватывало. Никто и предположить не мог, что такая красота существует в природе и есть человек настолько хорошо ее понимающий. Казалось, все в тот день приобщились к чему-то действительно великому, попали в райский сад, перенесенный с небес на землю.

– Серьезно, райский сад?

– Вот только не надо смеяться! Я покажу тебе фотографии, которые у меня остались, и ты сама поймешь, – обиделся Рив.

Я спрятала улыбку и спросила:

– А что было дальше?

– Ничего хорошего. К вечеру первого дня площадь накрыл плотный туман и растения погибли в один миг: завяли, засохли, рассыпались прахом. Люди пришли в ужас, кто-то закричал, что в воздухе распылили отравляющие вещества и скоро все, кто там находится, умрут. И тогда началась паника, давка, нескольких человек затоптали насмерть, многие получили травмы. Вместе с растениями на экспозициях погибли деревья, кустарники, цветы, трава, в общем вся флора в радиусе пяти километров. Представляешь? Остались только бетон и стекло. Говорили, даже комнатные цветы превратились в пыль, хотя стояли в квартирах с закрытыми окнами. Конец истории.

– И за столько лет не удалось выяснить причины?

– Не-а. Специалисты взяли пробы воздуха и почвы, но ничего подозрительного не обнаружили. Тему быстро замяли. Потом кто-то пытался привлечь внимание к проблеме, но в основном старались сами пострадавшие. Им выплатили какие-то жалкие компенсации, город озеленили заново, и жизнь вернулась в прежнее русло. Люди очень быстро забывают трагедии, когда они не касаются их лично.

– А ты как оттуда выбрался?

Рив заерзал на сиденье и сделал вид, что не расслышал вопрос, внимательно всматриваясь то в зеркала, то на дорогу.

– Беккер! – мне пришлось окликнуть его. – Я знаю твои уловки! Давай-ка рассказывай.

– Ну да, так тебя не проведешь, – вздохнул он. Голос его изменился, стал тише, глубже. – Когда все начало увядать, я, как и остальные, не мог понять, что происходит. Но тут маленькая девочка в толпе рядом со мной вдруг начала дергать свою маму за край плаща и показывать куда-то в сторону экспозиции Ады Гербер. «Это она, мама, смотри, это она делает!» – повторяла девочка. Я пролез поближе и увидел в самом центре площади особенно плотную концентрацию тумана, а в нем, запрокинув голову, стояла госпожа Гербер, вся перепачканная землей. Она держалась за высокие стебли – последнее зеленое пятно среди окружавшей ее пыли – и смеялась. Как же она смеялась! А потом она побежала прочь. Я попытался ее догнать, но упустил. С тех самых пор я все мечтаю спросить у нее, почему она так поступила.

– Но если Адилин и вправду Ада Гербер, то наверно, нам не нужно ехать к ней.

– Как раз наоборот: у нас обоих есть шанс узнать много нового, но прежде всего придется мне помирить вас. Марта, я тоже беспокоюсь за Джиллиан и хочу помочь. Если честно, последние полчаса меня мучат угрызения совести.

– О чем ты? – не поняла я.

– Я познакомил ее с Колманом.

– Ну да. А зачем ты вообще это сделал?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Джиллиан подошла поздороваться, Колман сразу заинтересовался, она вроде бы тоже, было грубо не предложить пообедать всем вместе.

– Но почему? – продолжала допытываться я. – Ты же едва ее знаешь, Рив! Вы виделись всего-то пару раз мельком. Ты даже не сразу понял, кто перед тобой!

– Она твоя подруга, – просто ответил Рив. – Мне кажется, этого достаточно.

Глава шестая

Не успели мы переступить через порог калитки, ведущей в Каменный переулок, как наткнулись на Адилин, которая сосредоточенно вглядывалась в небо, застыв посередине мостовой с толстой тетрадью под мышкой. Заметив нас, пожилая женщина отшатнулась, но быстро справилась с волнением и мило улыбнулась Риву.

– Господин Беккер, – проворковала она, – какой сюрприз! Все же решили воспользоваться моим приглашением?

– Именно так, и надеюсь, не потревожу вас своей назойливостью, – ответил Рив, элегантно целуя даме руку. – Если вы сильно заняты, мы можем приехать в другой день, но Марта рассказала о вашей великолепной оранжерее, и я теперь просто умираю от желания ее увидеть!

– Знаете, Рив, – Адилин укоризненно покосилась в мою сторону, – ваша подруга слишком много болтает попусту, а потому пропускает мимо ушей самое важное. Удивительно, как вы только ее выносите?

– Ах, Адилин, терпения мне не занимать! – Беккер бережно взял госпожу Грюннер под локоть и повел вперед по дороге. Он понятия не имел, куда нужно идти, и крутил головой, оглядывая переулок, но раз спутница не сопротивлялась, значит, учтивыми манерами ему удалось подобрать первый ключик к ее сердцу. – Я ведь много лет знаком с Мартой и привык ко всяким чудачествам. Она и вправду бывает крайне несговорчивой, но ей просто нужно дать время подумать, успокоиться, расслабиться. К тому же она хорошо пишет. Вы читали «Темноту»?

– Да, – созналась Адилин. – Пишет она замечательно.

– Вот. А теперь представьте мое положение: я, человек, вложивший столько сил в ее обучение, был, наверно, последним, кто узнал, что книга поступает в продажу! Последним!

– Вы шутите? Я думала, вы помогали…

– Нет-нет, – театрально запричитал Рив. – Мне не позволили прочесть ни единой строчки, пока книга не оказалась на полках магазинов. Более того, я сам купил экземпляр, а Марта до сих пор в нем не расписалась, хотя давно обещала.

– Ужасная несправедливость! – язвительно произнесла Адилин, но, поднимаясь на крыльцо своего дома, спросила: – Почему она так поступает с вами?

Беккер обернулся и показал мне язык. Я плелась следом, поджав губы и слушая, как эти двое увлеченно обсуждают мое поведение. План примирения не отличался хитростью: сначала нужно завладеть вниманием Адилин, переманить ее на сторону такого же пострадавшего от моей беспокойной натуры, а потом перейти ко второй части, в которой я окажусь не так уж и плоха, а стало быть, ссориться нам ни к чему. Рив привычно продумал все наперед, но пока говорил, не уследил за интонацией и в его голосе совершенно отчетливо прозвучала обида. Она сорвалась с кончика языка неожиданно высокой нотой, ужалила меня прямо в горло и засела там, будто моя собственная.

Тесная гостиная Адилин, помимо основного назначения, служила еще и домашней лабораторией. Около окна стоял серый металлический стол; на нем помещались ноутбук, большой микроскоп, ящик с измерительными приборами и прочими инструментами. Хозяйка не стала отвечать на вопрос о своих исследованиях, а усадила нас на диван в другом конце комнаты и мужественно поддерживала светскую беседу, всем видом выказывая интерес к моим журналистским успехам. Она не спешила менять тему, не просила Рива поскорее перейти к сути, а холодно улыбалась ему, не забывая время от времени отпускать изящные колкости. Ко мне она не обращалась. Вскоре кто-то постучал в дверь и Адилин, извинившись, вышла. Я места себе не находила, Беккер же спокойно расхаживал по комнате, изучал обстановку, рассматривал гербарии на стенах, листал иллюстрированные книги по ботанике.

– Не знаю, что вы там не поделили, – сказал он, сунув нос в свежий букетик подснежников, стоящий на полке, – но повторю еще раз: она приятная женщина. Видишь, старается быть вежливой, хоть я ей совсем не нравлюсь.

– Легко двоим дружить против третьего, – кисло заметила я.

– Конечно, а главное, это всегда работает!

Адилин вернулась минут через десять – раскрасневшаяся, возбужденная – и объявила, что мы приглашены на ужин к соседям и отказа они не примут.

– Я рассказала им о вас, Рив, раз уж вы друг Марты. Они не прочь познакомиться, но вы должны пообещать: все услышанное останется строго между нами.

– Разумеется. – Беккер слегка поклонился ей, прижав к груди правую руку.

– Хорошо. – Адилин сощурилась и впервые за этот вечер обратилась напрямую ко мне: – Марта, я помогу Фабрису, пока Альберт приводит себя в порядок после работы, а ты покажи гостю оранжерею. Гуляйте, где хотите, рвите букеты, мне не жалко. Но если проголодаетесь, будьте осторожны, не ешьте то, чего не знаете. У меня там хватает ядовитых плодов. Да, и особенно рекомендую посетить лунный сад справа от входа. Это моя главная гордость, а сегодня самая подходящая погода.

Едва хозяйка ушла, Рив заглянул в толстую тетрадь, которую Адилин принесла с собой и оставила на столе.

– Фенологические наблюдения, – прочитал он. – Любопытно.

– Положи на место, – сказала я. – Мы с ними отужинаем, узнаем про мертвецов и сразу же поедем домой. Кажется, ничего сложного.

– Не забудь про свое обещание. Мне нужно ее интервью, а терпит она меня здесь только из-за тебя. Приди я один, дальше калитки не прошел бы.

– Именно, а потому, мой друг, возрадуйся удаче и приготовься удивляться! Я провожу тебя в царство природы, как повелела ее земная мать!

Когда в оранжерее включилось автоматическое освещение, Рив, не сдержавшись, протяжно свистнул и воскликнул:

– Невероятно! Да здесь же сотни, нет, тысячи экземпляров!

Он пошел по дорожке, внимательно рассматривая все растения, попадавшиеся ему на пути, изучая их тщательно, с живым интересом, – настоящий исследователь, попавший в свой непознанный рай. Время от времени Рив наклонялся понюхать понравившийся цветок и тогда с улыбкой замирал, а то и сразу отшатывался, по-детски морща нос. Он осторожно трогал толстые стебли, поглаживал плоды, щупал массивные листья, нависающие над нашими головами, пару раз опускался на колени, обнаружив что-то занятное у самой почвы. «Фантастика! – то и дело бормотал он. – Это просто фантастика!» Мне никогда не доводилось видеть его более сосредоточенным.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил Беккер, стоя под высоченной пальмой.

– О выставке в Сарфелде?

– Нет-нет, у меня в памяти засели твои слова про идею, которая должна вырасти. Эта оранжерея – самый наглядный пример. Посмотри, какую работу Адилин здесь проделала, как все спланировала, организовала, связала воедино. Теперь я абсолютно уверен: она и есть Ада Гербер, но даже с ее уникальными способностями создать такое не просто.

– Верно, – согласилась я, любуясь редкой желто-фиолетовой орхидеей. – Адилин настоящий творец!

– Вот бы мне так, – пробормотал Рив. – Гореть идеей, воплощать ее в жизнь…

– А как же газета? – опешила я. – Без твоих усилий она бы до сих пор считалась вторичным источником скучных новостей!

– Да, но этого уже мало. Хочу новое дело и только мое, понимаешь? Сама посуди, когда тебе стало невмоготу, ты написала роман, а я топчусь на одном месте.

Он и правда топнул ногой, подняв мыском ботинка облачко песка, которое присыпало лаванду, цветущую в двух шагах от нас. Тонкие веточки смешно топорщились, придавая кусту вид ощетинившегося зверька, вылезающего на дорожку; я сорвала одну, стряхнула с нее песок и протянула Риву.

– Вот, возьми. Пусть лаванда будет символом твоего желания, почему бы и нет? Огромное целое всегда состоит из маленьких деталей, и если снова начнешь тревожиться или сомневаться, вспомни об этом. Каждое действие, даже каждая мысль ведет тебя вперед. Я не стану допытываться, о чем ты мечтаешь, не буду строить догадки, потому что уверена: я скоро увижу результат. Просто дай себе немного времени подготовиться. Ты не последний, Рив, и никогда им не будешь!

– И это говоришь мне ты, – улыбнулся он. – Беспощадная к себе, но милостивая к другим. Почему так, Марта? Почему других ты ценишь больше, чем саму себя?

Он спрашивал искренне; я смутилась, отвела глаза и сказала:

– Мне кажется, вон та дверь ведет в лунный сад. Пойдем посмотрим. Кстати, пока не забыла, где-то здесь точно есть любисток. Вдруг ты соскучился по его вкусу…

– О нет! – простонал Беккер, аккуратно убирая ветку лаванды в карман рубашки, и от души захохотал.

Как только следующая дверь открылась, мы одновременно охнули и зажали носы. Потребовалось не меньше минуты, чтобы привыкнуть к густому цветочному аромату, обретшему наконец свободу, и войти в помещение. Электрические лампы в оранжерее, громко щелкнув, погасли, но над нами, разгоняя темноту, висел огромный шар луны. Она озаряла своим сиянием пространство сада через стеклянные, едва заметные сейчас стены и крышу. Узкая дорожка игриво мерцала, извиваясь среди листвы; идя по ней, можно было осмотреть каждый уголок, не упустив ничего из виду, а по обеим сторонам белой скатертью расстелилась коллекция цветов. Самые высокие растения вытянулись вдоль стен, гордо подняв к небу крупные венчики, отливающие серебром, словно живые фонари. Тонкие лепестки более низких экземпляров насквозь пропитались холодным светом и казались невесомыми, почти прозрачными – не меньше сотни хрупких мотыльков, прилетевших с неизведанных планет, расправили крылышки и приготовились вспорхнуть ввысь. Им пора возвращаться домой, пройдет еще секунда – они исчезнут навсегда! Хотелось задержать их, сберечь в своих ладонях, но у нас с Ривом от восторга закончились все силы. Мы сидели на скамейке в самом конце сада, укрытые изящными ветвями магнолии цвета снега, оглушенные тишиной, опьяненные запахом тубероз и жасмина. Мы наслаждались совершенством живой природы, обманчивой магией света и гениальностью человеческого замысла в немом восхищении, объединенные иллюзией, что каждое мгновение, проведенное здесь, – это путешествие сквозь ночь к далеким звездам.

Подобные замыслы рождаются в голове мастера из глубочайшей любви к искусству, но далеко не все из них должны выставляться публично. Поистине сокровенные вещи следует хранить как можно дальше от людских глаз, оберегая шедевры от судьбы оказаться однажды осмеянными, оскверненными, изуродованными неверным пониманием самой их сути. Адилин сотворила лунный сад исключительно для собственного удовольствия, нас же она наградила за что-то, известное только ей. Она дала нам шанс увидеть красоту души человека, воплощенную в красоте сада. Если хоть одна фотография попадет в газету, будет сенсация, но сотни любопытных в тот же день атакуют Каменный переулок, разрушив волшебство.

Рив тронул меня за руку и грустно покачал головой. Снова просить об интервью не честно, мы двое получили роскошный подарок, и единственное, что теперь нужно сделать, – это бросить последний взгляд и уйти, плотно закрыв за собой дверь, заперев среди стекол настоящее чудо и спрятав в сердцах общую тайну, где она навсегда и останется.

Датчики на двери сработали безукоризненно, и лампы снова вспыхнули, когда мы направились осматривать огород – последнюю часть оранжереи. Живя столько лет в Лардберге и закупая продукты в супермаркетах, мы оба почти забыли, как приятно срывать с куста сочные помидоры и есть их без соли, сидя прямо на земле, вытирая руками стекающий по подбородку розовый сок с мелкими семечками; как одуряюще пахнут пряные травы, если растереть их в зеленую кашицу. Рив долго изучал ряды плодовых деревьев, предлагая попробовать какие-то экзотические фрукты и ягоды, но, помня наставления Адилин, я отказывалась, поэтому в конце концов он выбрал темно-синие сливы. Взяв из его ладони одну, я сразу сорвала вторую, не менее спелую, и протянула ему, а потом мы рвали их вместе снова и снова, менялись ими, угощая друг друга. В этих простых жестах умещалось поразительное, но вместе с тем приятное, естественное желание делиться, а не забирать все лучшее себе. Можно было давить сладкую сливовую плоть языком о небо, сплевывая косточки в кулак, подмигивать заговорщически, ловя в ответ довольную улыбку на перепачканных губах, вновь протягивать руку, зная, что тут же протянется навстречу другая, крупнее моей и с широким запястьем, на котором блестели стальным браслетом часы, настойчиво отсчитывая время и выпроваживая нас.

Подготовка к ужину в соседнем доме шла полным ходом: аромат жареного мяса встречал на пороге, а из кухни доносились громкие голоса. Мужчины спорили, сколько перца следует добавить в еду. Альберт – снова в затемненных очках – выскочил в прихожую, крикнул через плечо, что уж лучше принесет из погреба вина, чем будет зря переводить продукты на пресные блюда, и отправил меня помогать остальным, а Рива, как почетного гостя, уволок пропустить по стаканчику. Расположившись подальше от шипящей сковородки, я кромсала листья салата, прислушиваясь к бормотанию в гостиной, часто прерывавшемуся то удивленными возгласами, то взрывами смеха.

– Быстро же они поладили, – заметила Адилин. – Беккер умеет найти подход к любому.

– Вы все еще злитесь? – спросила я.

– Брось, Марта, злиться в моем возрасте неприлично. Меня беспокоит, что привело тебя сегодня обратно, да еще в компании этого журналиста?

– Дамы, а ну отложите споры! – вмешался Фабрис. – Давайте сядем за стол и спокойно во всем разберемся. Марта, дорогая, достаньте-ка тарелки из шкафа позади вас и найдите большие бокалы, они нам пригодятся. И займитесь уже кто-нибудь спаржей! А где сервировочные салфетки? Такое чувство, что мы совсем разучились принимать гостей!

Я вытащила посуду и принялась накрывать на стол, стараясь не обращать внимания на мрачную мину Адилин. Мы ей не нравимся? Ничего не поделаешь, зато остальные нам, кажется, рады. Рив, нагруженный бутылками вина, появился в дверях и многозначительно кивнул мне: все в порядке.

– Фабрис, у вас не дом, а мечта эстета, особенно погреб! Вы ведь разрешите мне пожить там? – пошутил он.

– Ну уж мечта! Просто с бокалом вина любой день сразу становится лучше, а когда предстоит долгий разговор, то без него и подавно не обойтись, – отозвался старик, поглаживая бороду. – Здесь, безусловно, красиво, но человек должен баловать себя красивыми вещами.

– Очень, очень понимаю вас.

– Вот как, Рив? – вскинулась Адилин. Она снова не упустила возможности поддеть его. – Хотите сказать, вы тоже долго продумывали интерьер своего дома, подбирали материалы, оттенки, заказывали мебель?

– Нет, моя квартира выглядит довольно аскетично. Видите ли, Адилин, в отличие от вас или Фабриса, у меня плоховато получается созидать, но мне не трудно оценить красоту, которая меня окружает. Наоборот, я во всем ищу именно ее.

– И в людях тоже? В женщинах, например? Неужели вы так поверхностны?

Рив широко ухмыльнулся, будто бы ждал подобной колкости, и твердо ответил:

– Разумеется, внешняя красота всегда привлекает внимание, но она ничего не стоит, если человека не любят.

– Прекратите, пожалуйста! – взмолилась я. – Сейчас не время ругаться.

– Кого тут не любят?! – воскликнул Альберт, заходя в кухню. – Тебя, Беккер? Или мы просто рассуждаем о высоком, лишь бы не слушать урчание в животе?

– Мы делимся наблюдениями, – проворчала Адилин.

– И в этом есть особенная красота, – ловко орудуя штопором, подытожил Рив.

Он вообще чувствовал себя как дома: ел, пил, много шутил, не переставая восхищался обстановкой и ужином, легко подхватывал любую тему, успевая вовлекать в разговор даже Адилин. Я и представить не могла, что он умеет так свободно общаться с людьми, которых видит первый раз в жизни. А еще Рив периодически пинал меня под столом ногой, заставляя быть поактивнее. Но мое настроение совсем упало. Я выдавливала улыбку, пару любезных слов и снова погружалась в тревожные раздумья. Пока мы тут развлекаемся, Джилл находится в опасности.

– Сейчас сложно представить, но Каменный переулок когда-то был самой настоящей площадью, – рассказывал нам Фабрис. – По мере того, как город развивался, сюда съезжалось все больше людей, и им требовалось жилье. Мой прапрадед одним из первых купил здесь землю, он же вырыл погреб – как чувствовал, что вам понравится. Дома тогда строили деревянные, и вскоре вся площадь выгорела дотла. В то время это никого не удивляло. Я могу показать вам старые карты Лардберга, и вы увидите, насколько часто менялась планировка этого района, как все постепенно застраивалось. Площадь превратилась в улицу, а уже на моей памяти – в переулок. Власти давно мечтают выселить нас отсюда, предлагают новые большие квартиры; для них наши дома в самом центре как бельмо на глазу. Но поскольку это частная собственность, сделать они ничего не могут. Мы давно воюем с администрацией: кто-то поддался на уговоры и их дома снесли, отобрав у нас еще кусок земли, а мы трое пока держимся. У остальных участков, мимо которых вы проходили, тоже есть владельцы, но они не приезжали с тех пор, как построили эти отвратительные стены вокруг. В них не было необходимости, это всего лишь очередная попытка выжить нас отсюда, и пришлось долго жаловаться во все инстанции, даже судиться, но кое-чего мы добились: из проектов зданий убрали все окна, выходящие на нашу сторону. Я не представляю, как люди работают в этом Гнилом зубе, как сидят в его слепых кабинетах, но благодаря стенам в нашем переулке вообще перестали появляться посторонние. Такая удача!

Дружно рассмеявшись, все подняли тост за здоровье хозяев дома.

– Ах, ты всегда в моем сердце, никто мне тебя не заменит! – сощурившись произнес Фабрис и указал на фиолетовую ветку, случайно выглянувшую из нагрудного кармана рубашки Рива. – Очень интересно, молодой человек, почему из всей коллекции Адилин вы выбрали именно лаванду? Хотя не отвечайте, вам она подходит. Она ведь красива, и ее красота трогательна, нежна, но в то же время донельзя чувственна. Посмотрите, сколько эмоций она вызывает, а уж пахнет как! Природа умело соединила в одном растении и роскошь, и простоту. Такие вещи способны принести нам утешение в минуты отчаяния. Хотите открою вам секрет? Подарить кому-нибудь ветку лаванды – значит признаться в самой искренней любви!

– Вы серьезно? – Рив прищелкнул языком, подняв брови. – Спасибо за информацию, впредь буду обращаться с цветами осмотрительнее.

– Да уж, пожалуйста. Поиски красоты часто бывают опасны; они манят нас, а потом оставляют с разбитым сердцем.

– Да чего вам осторожничать, – буркнула Адилин. – Вы всего-то публично признались в своем эгоизме.

Я закашлялась, поперхнувшись вином, и тут же получила под столом еще один выразительный пинок. На этот раз он означал, что Беккеру нравится наблюдать замешательство на моем лице и ради такого зрелища побыть эгоистом он совсем не прочь.

– Итак, друзья, – Фабрис внезапно отложил в сторону вилку, – скажу начистоту: нам всем приятна ваша компания, но мы понимаем, что заехали вы сегодня не просто повидаться.

Непринужденность беседы испарилась окончательно. Сокрытые глядели на меня. Напряженная поза Альберта выдавала крайнюю заинтересованность, будто он ждал чего-то значительного и долгое время ломал голову: прав он на мой счет или нет. Адилин с подозрением щурилась и косилась на Рива, прося: не нужно обсуждать при нем слишком много. Только у Фабриса на лице застыло печальное выражение, как если бы он приготовился услышать дурные вести.

– Мне нужна информация, – твердо произнесла я. – Кое-кто прознал о моей способности и теперь требует, чтобы я научилась общаться с мертвыми.

– Нет! – воскликнул Альберт, ударив кулаком по столу. – Ты не будешь этого делать!

– Подожди, почему ты…

– Я сказал «нет»! – Стул с грохотом отлетел, когда Альберт вскочил на ноги. – Забудь об этом, Марта, и больше не вспоминай! – Он ткнул пальцем в сторону своих компаньонов. – Я запрещаю вам ей рассказывать! Никто больше не пострадает от нашего невежества. Хватит!

– Сядь на место, пока ты тут все не разнес, – приказала Адилин. – Марта имеет право знать, о чем ее просят.

– Да что знать-то, если нам самим до сих пор ничего не понятно? – снова закричал Альберт и повернулся к тестю. – А ты чего молчишь? Ты не хуже меня помнишь, чем все закончилось.

Старик тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку.

– Давайте успокоимся и начнем с самого начала. Кто от вас это требует, Марта, и зачем?

– Да какая разница, Фабрис?! – Альберт схватился за голову. – Какой смысл вообще это обсуждать? Чтобы говорить с мертвыми, нужно самому быть мертвым! Живые этого не могут! Не могут!

– Его зовут Макс Колман, с ним есть помощница Вероника, – ответила я. – У них моя подруга Джиллиан. Я не знаю, где она сейчас, и мне кажется, ей грозит опасность.

– Ты в этом не уверена? – Адилин наклонилась ко мне через стол, ее глаза потемнели от беспокойства.

– Не уверена. Но мне очень страшно.

Все замолчали, обдумывая ситуацию. Альберт швырнул очки на кухонную стойку, растер лицо и застонал, отчаянно мотая головой.

Первым заговорил Фабрис:

– Моя дочь пыталась общаться с мертвыми, за то и поплатилась, хотя прекрасно владела своей способностью. Она вела дневники, но после ее смерти мы не сумели найти их. Может быть, она все сожгла, может быть, где-то закопала, не знаю. У нас совсем ничего нет, Марта, мы бессильны здесь помочь. Но одно я знаю совершенно точно: даже если вам в подробностях расскажут, как общаться с мертвыми, вы все равно не справитесь. Альберт прав, забудьте об этом и надейтесь на лучшее.

– Хоть в чем-то мы согласны, – заметил зять, уставившись в пол.

– Пожалуйста, расскажите то, что знаете, – попросила я. – Поймите, любая информация может оказаться полезной!

– Да нечего рассказывать, Марта, – глухо произнес Альберт, – Изабелла мертва, только это на самом деле важно. Она умерла у меня на руках, вон там, на Центральном бульваре, среди толпы зевак. Неужели ты хочешь закончить так же?

Рив издал какой-то странный звук. Он сидел, приоткрыв рот, и, сощурившись, смотрел на Альберта. Конечно, Рив не мог не обратить внимания на большой портрет, висящий в гостиной, а теперь наконец-то понял, с кем имеет дело. Я с силой сжала его широкую ладонь:

– Спокойно, я все объясню!

– Думаю, нам пора, – сказал он бесцветным голосом. – Здесь вряд ли помогут.

– Рив, не делай поспешных выводов, – быстро проговорила я. – Доверься мне. Пожалуйста.

Он поглядел на меня как на умалишенную и еле заметно покачал головой.

– Пожалуйста, – повторила я как можно убедительнее.

– Соберитесь, молодой человек, – буркнул Фабрис, снова принимаясь за еду. – В этом доме никому ничего не угрожает.

– Простите за грубость, – машинально ответил Рив, слегка повернув голову к Фабрису, но глаза от меня не отвел.

Смирившись, я выпустила его руку. Через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, Рив взял со стола бутылку вина и разлил остаток в наши бокалы.

– Маловато я принес из погреба, – заявил он. – Вечер обещает быть даже интереснее, чем ожидалось.