Текст книги "Николай Васильевич Парин в письмах и воспоминаниях. Жизнь, посвященная океану"

Лидеры ленинградской морской ихтиологии: Л. С. Берг, АЛ. Световидов, АЛ. Андрияшев и Г. У. Линдберг. Зоологический институт АН СССР, Ленинград, 1949 г.

Лидеры московской морской ихтиологии: В. М. Макушок, Ю. Ю. Марти, Т. С. Расе, В. Э. Беккер, Н. В. Парин. Москва, 1960-е гг.

В квартире Анатолия Николаевича нас поражала прекрасная библиотека и не только ихтиологическая, но и искусствоведческая и энциклопедическая. Все 86 томов Брокгауза и Ефрона заполняли полки его шкафа. Тогда это потрясло меня, мечтающей иметь тома этих авторов. А.Н. и его супруга Елизавета Васильевна нас часто приглашали останавливаться на их даче в Комарово, порой на несколько дней, и мы всегда ощущали их радушие и гостеприимство. Желтые занавески на окнах озарялись яркими лучами солнца (любимый цвет Елизаветы Васильевны), которые бликами падали на стены их квартиры со стеллажами, заполненными книгами, где в кабинете вы вели нескончаемо долгие беседы на разные темы, в том числе о проблемах ихтиологии. Часто ходили на прогулку по побережью, наслаждаясь легким шумом волн. Ощущение душевного одиночества исходило от Анатолия Николаевича и Елизаветы Васильевны, и мы чувствовали, что они очень нуждались в нашем общении. А.Н. стремился излить душу собеседнику, который понимает его, и был ему приятен. Вместе с Елизаветой Васильевной мы ходили на комаровское кладбище, где под мраморной черной плитой покоится их трагически погибшая дочь почти рядом с каменной стеной, где черный крест на могиле Анны Ахматовой. Теперь здесь рядом с дочерью место успокоения всей их семьи. Спите спокойно…

Всю жизнь ты не терял интереса к изучению сложной таксономии семейства летучих рыб Exocoetidae, в котором насчитывается несколько десятков систематизированных тобой видов. С палубы корабля, вглядываясь вниз в воду, ты любовался их темносиними силуэтами и, плененный красотой этих изящных созданий, поражающих совершенством аэро– и гидродинамики, пишешь об этом в книге «Рыбы открытого океана», изданной в 1988 г.

«Кругом бесконечное синее небо с белоснежными хлопьями редких кучевых облаков и такая же бесконечная, но еще более синяя гладь воды, ослепительно сияющая под ярким солнцем… Ничто не нарушает однообразия приятного глазу, но безжизненного ландшафта. Вдруг совсем близко, всего в нескольких метрах от борта, выскакивают на поверхность воды и, недолго просколъзив по ней, стайкой взмывают в воздух, сразу разлетаясь широким веером, небольшие крылатые существа, кажущиеся такими похожими на привычных птиц. Это – летучие рыбы».

В этой книге ты описываешь как бы рассказы о рыбах, об их распространении и образе жизни. О стремительных тунцах с горячей кровью, златохвостых корифенах, чьих зубов, погибая, боялся Мартин Идеи, синем марлине – герое хемингуэйевской повести «Старик и море», о черном живоглоте, желудок которого растягивается как резиновый, а также о громадной, но мирной большеротой акуле мегахазме, чья гигантская пасть выстлана серебристой фольгой, чтобы привлечь добычу. Светящихся анчоусов, рыбу-лоцмана, глубоководного удильщика и других рыб, которые перемежаются сочинениями на вольную тему воспоминаниями о событиях в дальних морских экспедициях и поездках, рассказами о крупных ученых отечественных и зарубежных, учителях, коллегах и соплавателях (из рецензии Кира Несиса). Некоторые рисунки рыб выполнены замечательным художником, биологом, путешественником H. H. Кондаковым, который своим творчеством одаривал людей познанием чудесного мира природы и животных.

Перечитывая эту книгу вновь и вновь, невозможно остаться равнодушной и мне приходилось только завидовать тем, кому выпало счастье видеть этот описываемый тобой мир океана. Ты предполагал вновь отредактировать и дополнить ее, перепечатанную на компьютере, и попытаться издать в более впечатляющем виде. Замечательный переводчик и наш друг Роза Монакова хотела перевести эту книгу на английский язык. Но это так и не осуществилось – почему-то тебе казалось, что это совершенно невыполнимо, а главное, что в этом нет необходимости. Этот этап был пройден, и тебя захватили другие научные проблемы.

Увы, переиздание этой книги теперь не осуществится никогда, также как и издание книги по летучим рыбам Мирового океана, в которой ты планировал обобщить все полученные вновь данные при изучении их таксономии. Но, увы, не успел. Надеюсь, твой талантливый аспирант Илья Шаховской, имея научный контакт с высокопрофессиональным ихтиологом Брюсом Коллеттом, осуществит внесение новых данных в эту книгу и, по возможности, ее издание.

Впервые мне посчастливилось увидеть эту стайку разлетающихся летучек в Карибском море в 2005 г., когда плыли к острову Саона вблизи Антильских островов. Ты, вдруг, воскликнул: «Смотри, летучки…». Стремглав возникнув из толщи воды на фоне синего неба, эта небольшая стайка, раскрыв брюшные плавники, которыми, я уверена, они быстро машут как крыльями (ты, правда, это отрицаешь), столь же быстро исчезла, не появившись вновь, возможно, напуганная шумом мотора катера, или спасаясь от пасти змеиной макрели. Все это произошло столь стремительно и неожиданно и продолжалось, как казалось, всего несколько секунд, что я сразу не осознала, какое незабываемое прекрасное зрелище промелькнуло перед моими глазами.

Там, в море среди скопления кустов саргассов ты пытался показать мне с лодки наикрасивейшую рыбку клоуна привлекающей добычу специальной приманкой – удочкой, и удивительную рыбу иглу, хотя заметить их можно было лишь с большим трудом, настолько хорошо они маскируются в водорослях. Не уверена, видела ли я именно их или нет, но что-то симпатичное активно мелькало среди саргассов, кусты которых очень красивы в воде. Срывать их ты мне не посоветовал, возможно, из опасения, что я могу погубить икру летучек, которую они прикрепляют к водорослям клейкими выростами.

Написанная тобой в 2009 г. статья «Cheilopogon olgae (Exocoetidae) – новая летучая рыба из вод Австралии» посвящена мне, и так приятно теперь называться мадам Хелопогон.

Будучи во Вьетнаме в 1981 г., ты, проехав на машине 600 км вдоль берега Южно-Китайского моря, узнал, что там этих удивительных рыб «квасят», пересыпав солью, и делают из них белковую приправу к рису в виде соуса «нуокмам» или едят в вяленом виде, разложив под яркими лучами солнца на земляных площадках. Летучие рыбы употребляются ими в пищу в огромных количествах.

Исходя из собственного печального опыта, ты предупреждал меня об осторожном вхождении в воду Карибского моря, чтобы случайно не наступить на спину ската, который может оказаться электрическим и давать разряд до 200 вольт. Закопавшись в грунт, он оставляет на поверхности только глаза и брызгальца. Но покой вод нарушали лишь безобидные кузовки, которые мелькали здесь и там в изобилии. Систематикой скатов занимается твой хороший знакомый из Гамбурга Matthias Stehmann. Вот уже почти два года он хранит в душе благодатную память о тебе и присылает мне теплые слова утешения. В твою честь он назвал новый вид акулы Peanonosus parini.

Романтично и образно ты описываешь ловлю рыб, привлекаемых источниками искусственного освещения.

«Тихая темная ночь……Взрослые летучки подплывают к свету поодиночке или стайками, а иногда и подлетают под водой, с силой ударяясь головой о борт судна. Нередко они залетают и на палубу…Появление кальмаров и хищных рыб – змеиных макрелей и корифен – всегда неожиданно; их стремительные броски в световом пятне напоминают выпады разящего клинка или сверкание молнии. Крупные акулы пересекают зону света медленно и чинно».

На острове Хоккайдо с вершины горы Хокадате Яма ты вместе с ученым ихтиологом и прекрасным человеком Кунио Амаока сан и его женой Рейко сан ночью видели, как от поверхности черной воды Японского моря в окружении сияющего огнями города, отсвечивался яркий свет от огромных фонарей на бесчисленных лодках рыбаков, которые сетями ловили кальмаров, а утром продавали их на рынках. Ты долго смотрел, не отрывая глаз от этого незабываемого зрелища, сияющего и таинственного.

На всех световых станциях из рыб эпипелагиали также ловились тобой всех размеров доверчивые рыбы-ежи диодоны – оригинальные и милые создания, которые защищая себя, при малейшем прикосновении набирали воздух в плавательный пузырь и выпячивали острые иглы. Но от твоего сачка им спастись не удавалось. Помню, как ты мне, однажды, рассказывал, что твой любимый сотрудник Г. К. Фисунов или просто Касьяныч, вечный путешественник по морям и океанам, уверял тебя, что в Атлантическом океане он видел привлеченного на свет морского змея, плавающего у поверхности и волнообразно изгибающего длинное тело с темными пятнами, причем голова его была поднята кверху. Тебе не хотелось разочаровывать его, объяснив, что, возможно, это был сельдяной король с красным спинным плавником, увидеть которого тоже большая удача. «Oh, yes, может быть», – разочарованно, но не уверенно сказал он. Хорошо, что не дискутировал, потому что твой авторитет для него был непоколебим.

В шестидесятые годы ты получил приглашение продолжить в Америке твои ихтиологические изыскания, которые там высоко ценились. Но в то время оформление на научную работу на два года в Вашингтон оказалось невозможным по только «им» одним известным причинам (конечно, не объявленным) и тебя не выпустили. Помимо стран Южной Америки, ты был приглашен в Ихтиологический музей в Гоа в Индию, но медкомиссия не пропустила теперь уже меня – сердце подкачало. Поездки так и не состоялись. Обидно было больше мне, чем тебе, потому что в Гоа ты всё же хоть недолго, но побывал.

Итак, всю жизнь мы приближались к чему-то и ждали чего-то.

Совместные научные труды с известным ученым-ихтиологом Брюсом Коллеттом, касающиеся летучих рыб, способствовали твоему пребыванию в Вашингтоне в National Museum of Natural History, где ты занимался изучением интересующего тебя материала, внимая его речам, сотрясающим стены ихтиологической лаборатории, заведующим которой он являлся. В его поместье в Pageland в Вирджинии у него есть лошадиная ферма, в которой тренируют лошадей для их участия в соревнованиях, и ты после работы в Музее с удовольствием проводил время, купаясь в бассейне и поедая черешню с дерева, а я – после хождения по длиннющему Молу от Великого обелиска из черного мрамора, посвященного Вашингтону, до здания Капитолия, под куполом которого изображен Джордж Вашингтон в масонском облачении с огромным перстнем на пальце. С вершины обелиска ты любовался открывающейся необозримой панорамой огромного города, воздвигнутого на побережье Атлантического океана 200 лет тому назад.

H.B. Парин и Б. Коллетт, Вашингтон, 1988 г.

После представления директору Смитсоновского института неотразимому Джиму Талботу ты был принят им в необыкновенно красивом кабинете среди кораллов и чудо-раковин, где вы общались, сидя за овальным столом из отполированного спила огромного аммонита. Помимо интереса к твоей работе, Тальбот рассказывал о своих путешествиях и показал ужасные следы на теле от укуса акулы, в пасть которой он неожиданно попал во время заплыва у побережья Австралии, и как ему чудом тогда удалось спастись живым. Вскоре он покинул Вашингтон ради любимой Австралии.

Теперь идет 2014 год. У меня на столе лежит копия статьи из журнала «Copeia», под страшным заголовком

Obituaries

NIKOLAY VASIL’EVICH PARIN (1932-2012)

Brace B.Collette

Нестандартный некролог с подробным описанием твоих биографических данных и научных достижениях в области ихтиологии. Много слов, обращенных к тебе, написаны заведующим лабораторией ихтиологии Брюсом Коллеттом с подробностями описания твоих биографических данных, в том числе при хождениях на судах Института океанологии и о достижениях в области ихтиологической науки. А заведующий лабораторией палеонтологии Джимом Тайлером оставил много теплых воспоминаний о совместных экскурсионных поездках в различные штаты Америки. Превалирует преклонение перед выдающимися научными заслугами Н. В. Парина, посвятившего свою жизнь изучению морской ихтиологии и привнесшего так много нового в эту науку. Твое реноме как специалиста широко признано в мире. Ты разработал теоретические основы зоогеографии пелагиали Мирового океана, обосновал классификацию океанических рыб по биотопам и ареалам, выявил пути формирования океанической ихтиофауны, о чем свидетельствуют научные работы, многие из которых опубликованы в журналах США, Японии, ФРГ, Австралии и других стран. Трижды избирался вице-президентом Европейского ихтиологического союза, был почетным иностранным членом Американского общества ихтиологов и герпетологов и Японского ихтиологичского общества. Постоянный участник международных монографий по фауне рыб в целом и по отдельным группам рыб (например «Рыбы Южной Африки» (Йоханнесбург, 1986) или «Каталог рыб северо-восточной Атлантики и Средиземного моря» (Париж, 1984).

Издано около 400 научных статей. Описано лично и с соавторами 166 новых видов и подвидов рыб из 38 семейств, 17 родов и подродов рыб из 13 семейств и 2 ископаемых семейства. В твою честь названо 34 вида и 1 род рыб из 30 семейств. Есть таксоны, названные в честь тебя и среди беспозвоночных.

С Джимом и Дайэн Тайлерами ты свершил поездку в штат Пенсильвания через уютный город Танаванда к грандиозному Ниагарскому водопаду, где на маленьком катере «Maid of the Mist» плыл к пенящемуся центру Подковы, которую, дугообразно изгибаясь, образуют отвесные скалы. Грозно ревущий грохот ниспадающего потока воды, разбивающегося о громоздящиеся внизу огромные куски упавших каменных глыб, оглушал и завораживал. И ты, потрясенный, в ярком ореоле радуг стоял на палубе катера в пропасти, заполненной туманом искрящихся брызг. Всё вокруг кипело и грохотало, заглушая издаваемые вопли восторга.

На озере Эри, на берегу которого возвышаются небоскребы Баффало Сити, ты совершал прогулки, стоя за штурвалом моторной лодки, а потом на берегу с интересом посетил церковь староверов. Ты опускался в пещеры, где на таинственно освещенном подземном черном озере мерцали удивительные по цвету и форме сталактиты и сталагмиты, и исполнялась нежная мелодия скал. Эти впечатления запомнились как незабываемые и неповторимые.

Тайлеры доставили нам много радости от почти месячного проживания в их очаровательном домике на улице Silver spring.

Мы тогда были вместе.

По приглашению заведующего лабораторией Музея сравнительной зоологии при Гарвардском университете проф. Карстона Хартела в предрождественское время в канун нового Миллениума ты вновь посетил Америку для работы в этом музее в городе Бостон. Там, в лаборатории рядом с мемориальным письменным столом, где работал Владимир Набоков, перед произведениями которого ты преклонялся, и выставкой систематизированных им бабочек, с утра до позднего вечера ты занимался определением заформалиненных в баках рыб, а свободное время проводил в квартире Милы и Юры Рудяковых, которые приветливо встретили нас.

Карстон помог осуществить замечательную поездку на полуостров Кейп Код в Вудсхолловский Институт, которая отвлекла тебя от работы, почти задохнувшегося от формалина. В штате Коннектикут остановились около огромного камня, где 400 лет тому назад высадились пуритане и основали поселение Плимут Рок, а затем колонию Новая Англия. С интересом слушали, как Карстон с воодушевлением рассказывал о ритуальном празднике Дне Благодарения и о традиционном праздничном блюде – жареной индейке, которую индейцы преподнесли пуританам.

В Институте произошла радостная встреча с сотрудниками ихтиологической лаборатории, многие из которых были тебе знакомы или лично, или по научным статьям. Каждый стремился пожать руку и рассказать о своей работе.

Во время экскурсионной поездки на три дня в Нью-Йорк, с остановкой в штате Нью-Джерси, ты любовался красочной Рождественской елкой и катком вокруг нее, грандиозными башнями Международного торгового центра, поразившими своим внутренним убранством (увы, уже не существующие). Не отрываясь, смотрели на широкие просторы реки Гудзон и слушали гудки барж, бороздящих реку. В туманной дымке моросящего дождя возвышалась вдали на острове Либерти величественная статуя Свободы. Город потряс своим величием и красотой. Но почему-то радости не было, и душа была зажата, как в тисках, возможно, от того, что мы были совсем чужими и никому не нужными существами в этом грандиозном прекрасном городе.

Величие Америки, безусловно, поразило и покорило, особенно меня. Джим и Дайэн усиленно приглашали вновь посетить их на более длительное время. Но к эмиграции, ты относился отрицательно, прекрасно понимая, что так уже сложилась наша жизнь. Когда убежишь из этой страны, она тоже сделается частью тебя, частью твоей личной истории, и при всем желании, никуда от нее не убежишь.

Своей родиной ты, по воспоминаниям раннего детства, считал Удмуртию, ее природу, бурные воды красивейшей реки Камы и город Пермь, где ты родился. На одной из фотографий ты, еще маленький, с палубы теплохода с грустью смотришь на уходящую вдаль реку, как бы навсегда прощаясь с ней, на проплывающую мимо суровую красоту ее скалистых берегов, постепенно исчезающих за поворотами.

С детством у тебя связано пребывание вашей семьи в городе Уфе, куда вы были эвакуированы во время войны. В твою душу запало мгновенье, когда ты вместе с отцом, который выбирал время и приезжал в этот город, чтобы проведать семью, стоял на берегу реки Белой и воздух дрожал и голубел от бесчисленных, «ведущих хоровод» стрекоз. Их ярко-синие спинки отражались в синеве глаз мальчика Коли, и ты слышал их голоса. Они звали тебя:

 
«Дитя, подойди к нам поближе
Тебя мы научим летать…»
 

Ты любовался ими и шел, протягивая к ним руки…

И они пели тебе:

 
«Мы песенок знаем так много,
Тебя мы так любим давно,
Смотри, какой берег отлогий,
Какое песчаное дно».
 

И там, на берегу реки ты внимал весеннему жужжанию жуков, бронзовые крылья которых блестели и переливались всеми цветами радуги на солнце. Всё это осталось в твоей памяти на всю жизнь, как неповторимое чудо, связанное с детством. Какое счастье, что ты тогда поведал мне об этом.

Тогда тебе, еще совсем маленькому, конечно, трудно было предположить, что в возрасте за 40 лет, уже обремененному семьей, суждено будет вновь побывать в тех местах в Башкирии, которые запали в твою душу. Но случилось так, что в 1973 г. на трех байдарках вместе с нашими друзьями, мы втроем в одной лодке без Айки будем спускаться по реке Юрюзань от Усть-Катава и далее по реке Белой до Уфы.

 
«И поплыл мой Гайавата
Вниз по быстрой Таквамино – Юрюзани,
По ее водоворотам
Через омуты и мели
Проплывал в каньонах диких,
Средь высоких скал отвесных».
 

Ты старался преодолевать хоть незначительные, но всё же каменистые пороги, взбирался по крутым откосам к черным проломам пещер, ожидая встретить там даже неандертальцев, а, возможно, «и джинов и див», как в находящейся здесь огромной Каповой пещере, на сводах и ярусах которой художниками каменного века были изображены мамонты и бизоны. Тебя поражали сплошные еловые леса на склонах гор, огромных размеров грибы-дождевики, разбросанные, как белые валуны, по берегу реки. Высоченные папоротники достойные быть в эпоху динозавров, один лист которого мог скрыть от любопытных глаз мой отнюдь не худощавый стан. На вершине горы ты изображал тореадора в накинутом красном одеянии среди стада коров и быков, настороженно, но с некоторым удивлением смотрящих на тебя. А Юниору удалось поймать одного и, наверное, единственного хариуса, которого он с гордостью демонстрировал всем. Ночевки в палатках, запах дыма от костра, аромат ухи в котелке (не из хариуса, конечно). Суровые, нескончаемые горно-еловые дали и вьющаяся в горной долине река Юрюзань – всё вызывало твое восхищение. Туманный рассвет и багровый закат. На гору Янгантау ты взбирался по ступеням отвесного склона, чтобы увидеть скважину, пышущую жаром, из которой вырывались из недр горы лечебные газы и пары, и люди, сидя на краю разлома, лечили, опустив в него больные ноги.

Как ни странно, в Уфе ты хорошо помнил многие места, связанные с тем далеким детством: и Мединститут, где работал Василий Васильевич, и парк, и бульвар напротив и, конечно, широкие воды реки Белой. Правда, тогда хоровод стрекоз, у которых «бирюзовые спинки, а крылышки, точно стекло», уже не приветствовал тебя.

Об этой прекрасной реке ты узнал от Димы Зилинга – твоего двоюродного брата – геолога (увы, тоже ушедшего). Всё и всех ты часто вспоминал. И уже ушедших Алёшу и Димочку. Где вы все сейчас?

Постараюсь написать о некоторых наших поездках на машине, которые осуществлялись, когда Юниор работал в Музее палеонтологии и минералогии в небольшом гессенском городе Дармштадте.

Из Дармштадта через Франкфурт поехали в Хайдельберг, где ты, стоя на мосту через широкие и спокойные воды Неккара, смотрел на эту благословенную долину с мягкими ее очертаниями купающихся в зелени домов на фоне туманных холмов. На отрогах скалы, нависающей над долиной, возвышались, как и лет двести тому назад, гигантские буро-красные развалины величавого, пришедшего из сказок, замка. Помню твои слова:

«Все это видение, мираж, который при соприкосновении должен исчезнуть, так же внезапно, как и возник». Выпили по чашечке кофе в кафе «Золотая щука», где побывал Гете.

Хайдельбергский Университет привлек твое внимание потому, что в нем стажировался в области медицины твой дед – Василий Николаевич Парин. Посетили университетский город Майнц, где в 15-м веке Гуттенбергом была напечатана Библия, и бальнеологический курорт Висбаден, где по берегу Рейна на высоких горных массивах возвышаются древние замки, а на уступе скалы, врезающейся в реку, завлекает корабли в пучину прекрасная, но коварная Русалочка.

Далее Трир с готической красотой соборов на реке Мозель и маленький город в долине – Люксембург с собором Нотр-Дам и скульптурами в стиле Ренессанса. В пещерах собора стояли гробы, и тускло мерцали свечи.

Во Франции – город Метц и древний Страсбург с таинственным великолепием величественных средневековых соборов, пронизанных воздухом и светом, где Босх и Шагал приложили свою руку. Ты любил готический стиль соборов – устремление души к небу, их симфонию света, камня и стекла. Посетил квартал «маленькой Франции» из сказок Шарля Перро, изрезанный сетью каналов, заостренный средневековыми домами с островерхими крышами.

Дневниковых записей с описанием тех мест на планете, куда заносила тебя фортуна в странствиях по Мировому океану ты, к сожалению, не вел, хотя это были самые интересные годы твоей жизни. Краткие записи, буквально в несколько строк, иногда встречаются в твоих многочисленных рабочих тетрадях, исписанных во время рейсов мелким почерком, в которых преобладают страницы с сотнями измерений рыб, к несчастью для них, попавших в сеть. Эти тетради я отдала Илье Шаховскому, кандидатская диссертация которого посвящена летучим рыбам.

К счастью, то, что тебе пришлось увидеть и пережить, ты довольно подробно описываешь в написанных днем, а порой и ночью письмах, прочитав которые, можно ясно представить себе твою жизнь на корабле, погруженную в ихтиологические изыскания, восхититься вместе с тобой красотами незнакомых городов и сказочных тропических островов, вникнуть в твои не раскрываемые вслух мысли, не всегда относящиеся к рыбам, проникнутые тоской и заботой о доме. Многое, конечно, ты мог бы еще вспомнить и рассказать о том,

 
«Что в мире есть иные области
Луной мучительно томимы».
 

Но у тебя никогда не было на это – ни времени, ни желания.

1968 год. Защита в Институте океанологии докторской диссертации «Ихтиофауна океанской эпипелагиали», которая была издана в виде отдельной книги (1968) и переведена на английский язык. В сферу исследования входили вопросы, касающиеся видового состава и географического распространения ихтиофауны в связи с гидрологическим режимом, количественное распределение важнейших групп по акватории океана, некоторые аспекты экологии разнообразных групп рыб этого биотопа. Именно в эпипелагиали обитают рыбы крупного размера, способные к быстрому плаванию и ведущие активный образ жизни такие, как китовая акула, меч-рыба и синий тунец.

После защиты ты возглавил лабораторию океанической ихтиофауны, но ограничиться определенной областью исследования систематики рыб – только поверхностных вод открытого океана, ты не мог. Ты писал, что, смотря с палубы корабля на однообразную поверхность океана, трудно было поверить, что где-то под килем в толще воды проходят незримые, но реальные зоогеографические границы обитания ихтиофауны. Благодаря знанию морской зоогеографии, глядя на улов, ты сразу же мог определить место, откуда была получена проба, и дать прогноз не только видового состава улова на каждом горизонте траления, но и примерное число экземпляров всех видов. Ты обладал сногсшибательным чутьем на новые виды рыб и в области от классификации океанических рыб по биотопам и ареалам до схемы происхождения и пути формирования океанской ихтиофауны.

Твой научный размах был настолько широк, что от изучения рыб эпипелагиали океана и рыб, живущих среди коралловых рифов, залитых тропическим солнцем, ты перешел после введения в практику экспедиционных работ разноглубинных тралов Айзекса-Кидда к изучению рыб, обитающих по всей многокилометровой толще океана, включая и фауну глубоководных пелагических, мезопелагических и донных рыб, где в мрачных океанских глубинах бати– и абиссопелагиали обитают прожорливый черный зубастый удильщик с люминесцирующей приманкой на эске, хаулиодовые рыбы-гадюки с устрашающими клыками, напоминающие мифических драконов, и суперхищные живоглоты, чей желудок растягивается как резиновый. Один из светящихся живоглотов Pseudoscopelus parini назван А. Прокофьевым и Е. Кукуевым в твою честь. Так сбылось предсказание твоего друга ихтиолога Виктора Макушка, когда он еще в конце 60-х годов изрек:

«Твоя эпипелагиаль скоро распространится до самого дна».

Исследованием глубоководных хищных рыб занимался Э. Бертельсон, с которым ты плавал на НИС «Витязь-4» в 1988-1989 гг. Его чудесный подарок художественно выполненное керамическое чудище – глубоководный удильщик с выростами в виде рогов на голове, с большими саблевидными зубами и вращающимися глазами великолепен. Пойманный тобой небольшого размера темно-коричневый удильщик-карлик, уже без устрашающих клыков и, конечно, без светящейся эски, представлен на полке в высушенном состоянии, как и собранные тобой в рейсах экземпляры различных морских рыб, тоже глубоководных. Но так и осталась несбыточной твоя мечта увидеть этих рыб в их естественной обители, а не только полуживыми – после изъятия из родной стихии на палубу корабля.

Особенно тебя интересовали закономерности пространственного распределения мезопелагических видов в соответствии с распределением естественных участков среды обитания, т. е. замкнутых или частично замкнутых круговоротов течений, в которых циркулируют водные массы, что тобой было написано в главах томов «Океанология». Ты предложил «генерализованную схему заселения океанических биотопов рыбами в ходе их эволюции. Придонные рыбы шельфовой зоны, распространяясь вглубь, дали начало рыбам материкового склона, от которых, в свою очередь, произошли нижнебатиальные рыбы и рыбы, обитающие на ложе океана. И сейчас происходит вытеснение на большие глубины примитивных представителей тех или иных таксонов, не выдержавших конкуренции с более прогрессивными формами. В противоположность этому заселение разных горизонтов пелагиали происходило от придонных и неритических предков и шло, главным образом, по пути прогрессивной эволюции.

Занимаясь изучением сообществ геотермальных источников, обнаруженных в Тихом и Атлантическом океанах на глубине 2000 м, ты выявил, что в состав этих биоценозов входят и рыбы в основном в периферической области, а в глубоководных желобах до 6000 м – только несколько видов рыб. При десятках уловов разноглубинным тралом в разных желобах, в частности, в Марианском, только из Японского и Южно-Сандвичевых желобов они приносили рыб.

Твоя работоспособность поражала всех сотрудников, когда после непрерывного взятия тралов в любое время суток и при любой штормовой погоде, ты сидел в лаборатории для систематизации выловленных рыб. Но именно на палубе у трала с уловом, и в лаборатории за бинокуляром или с рентгенограммой какой-нибудь еще не известной науке рыбой в руках, и было твое настоящее место в науке. И это интересовало тебя больше всего в рейсах.

«Все остальное, как вдруг выяснялось впоследствии, мне казалось, что я уже видел, везде уже побывал, а что не видел, мог бы представить себе, домыслить, довспомнить. Все повторялось, те же дома, те же улицы, как будто лишенные смысла».

И «Лиловые моря в венце вечерней славы

Морские города в тиаре из лучей…»

– рождали в тебе тоску.

Но, уверена, что эти слова ты не смог бы сказать после посещения в 2002 г. Праги – города, окруженного тайнами и мрачными легендами, в котором раз в год оживают все страшные духи прошлого в виде Голема, а мрачные предчувствия становятся реальностью в городе Йозефов, где жил алхимик-кайзер Рудольф II, ищущий эликсир жизни. В этом удивительном граде, где обитает Фауст – «дух изгнания», царит всё – готика, ренессанс, барокко. Ты любовался красотой и величием храмов, в том числе собором св. Витта, где в крипте «лежат три Кайзера в Праге в гробу», где изливают немыслимый свет лампады в капеллах, и Карловым мостом через Влтаву – удивительным средневековым творением, где галерея скульптур святых поражает своей древностью. Ты давал советы, чтобы я смогла осуществить свое желание и найти в Праге своих родственников по линии дедушки – уроженца Австро-Венгрии и моего отца проф. медицины В. Г. Штефко, трагически ушедшего в 1945 г. (по паспорту мой папа – чех).

Вспоминая рейсы, изредка у тебя всплывали в памяти отдельные события из повседневной палубной жизни, о которых ты мимоходом повествовал. Тогда ты, полный сил и желания проявить себя, свершал необдуманные поступки в весьма нестандартных ситуациях, требующих хладнокровия и присутствия духа. Как, например, по необходимости тебе приходилось взбираться по бьющему о борт канатному трапу на палубу корабля «Рифт», когда могучие пенящиеся валы время от времени захлестывали судно, и его швыряло как щепку под напором волн – только верхушки мачт были порой видны в бушующем океане. «Memento mori», – гласит моя подпись под этой фотографией почти тонущего корабля. Я уверена, что океан с радостью принял бы тебя в свои бездонные объятия. Или, как, рискуя сломать позвоночник, в Бенгальском заливе ты вынужден был прыгать во время жестокого шторма с борта корабля в шлюпку, подбрасываемую на гребнях волн, разбивающихся о корму. К тому же шлюпку атаковали вал за валом длиннокрылые акулы, высовывая из воды свои головы и хватая зубами весла и багор, которыми их пытались отогнать. Всё это очень напоминало тебе сцену последней погони капитана Ахава за Моби Диком, описанную Г. Мелвиллом, когда бесчисленные разъяренные акулы крошили зубами лопасти весел его вельбота.