Текст книги "Иглы в воде"

О том, как одно время года сменяет другое и это считается правильным

Я знала Кирилла чуть больше девяти месяцев. Однажды я зашла в бар на Рубике[10]10
  Рубик – улица Рубинштейна, один из центров барной культуры в Петербурге.


[Закрыть], осталась там часа на два и оказалась очарованной коктейлями в исполнении паренька ростом два метра, худого, светло-русого, с маленьким хвостиком на макушке, что всегда украшает головы японских воинов. За стойкой он горел, из-под его шейкера выходили на вкус диковинные напитки, такие, что потом в холодную пору вспоминаешь с огромным удовольствием. Его подача была самой красивой, одним словом, это делалось с любовью.

Кирилл приехал из Сибири в Петербург три года назад. По моим наблюдениям, почти все работники общепита являются приезжими. Замечательными провинциалами, добрыми и отзывчивыми. Он был богат только своей бабушкой, девушкой и небольшим чемоданом, где вмещались пара кепок, сменные джинсы, набор для смешивания всяких вкусностей и, конечно, библия Гарри Джонсона[11]11
  Библия Гарри Джонсона – книга «Руководство бармена» (Harry Johnson's Bartender's Manual), вышедшая в 1882 в США.


[Закрыть]. Бабушка Кирилла осталась в родном городе, чемодан же и девушка отправились с ним. Стоял суровый октябрь. Особенно суровый для тех, кто решил в это время года переехать в Северную Пальмиру. Первые недели всё было хорошо – пара сняла неплохую комнатку в коммуналке и проводила там только несколько часов раннего утра, когда их головы всё же приземлялись на мягкие подушки в поисках целительного сна. Кирилл жаждал найти работу – он заходил каждый день по нескольку раз в самые разные современные бары, знакомился там с интересными людьми, пропускал через себя всю атмосферу и пытался понять, подходит ли она ему, пока однажды его левая нога не решила завернуть в местечко под названием «Чердак». Эта была любовь с первого взгляда, будто заведение ждало его всё это время, и наконец сын пришёл и оказался в сетях глубокого чувства, из которых невозможно выбраться. Теперь началась атака шеф-бармена. Он хотел здесь работать, хотел получать мозоли на пальцах и чаевые, поить людей, придумывать авторские смеси, колоть лёд и иметь дело с поставщиками только в «Чердаке» и нигде больше. За сорок восемь часов с ним познакомился весь персонал и уже без сомнения в голосе мог обращаться к нему по имени. Он заслужил уважение парой удачно брошенных шуточек, как бы вскользь. Одна чашка кофе, вторая, третья… Казалось, Кирилл всегда здесь был и все его знали. Когда пора знакомства прошла, парень решил пойти дальше – он сделал ценные замечания насчёт коктейля, который собиралась исполнить шеф «Чердака». Ей это понравилось. Пера обожала сильный пол. Ей было двадцать пять, Кириллу – чуть меньше. Он рисковал. Она позволила ему рискнуть, Лера была из тех, кто высоко ценит незаурядные способности людей, кем бы они ни являлись. Кирилл искал свой шанс и нашёл – левая нога его не подвела.

– Иди за стойку, сделай его, а я попробую, – они поменялись местами.

Чёрт возьми, он чудесно смотрелся там.

Так прошла ещё неделя. Лера давала возможность пареньку нет-нет да и что-нибудь приготовить. Она следила за каждым его движением, стараясь быть беспристрастной, но помимо её воли все уже зарождалось, тому была причина, плодородная земля, пропитанная чувством благодарности, ощущением риска и победы с одной стороны и пониманием себя женщиной, властным руководителем и одновременно с тем всего лишь гостьей за стойкой – с другой.

Его взяли на испытательный срок (во всех смыслах этого слова). То был конец ноября. Девушка вышвырнула Кирилла из комнаты, так как ей надоело зарабатывать деньги одной, не видеть молодого человека, зная, что он развлекается где-то в баре с другой.

В ту ночь была не его смена, но он пришёл с чемоданом в «Чердак» и застал там хорошую официантку, которая вертелась между столиками как могла, пока администратор, качаясь, словно на ветру, вливала в себя десятый бокал красного сухого.

– Я могу переночевать в подсобке?

– Да, я думаю. Сегодня пьяная ночь – никто не удивится, – она мило улыбнулась и, не успев до конца произнести это, скрылась с гамбургерами во втором зале.

– Почему ты в кедах? – еле шевеля языком крикнула ему администратор, пытаясь быть громче динамиков, из которых на всю мощь гудел Тимберлейк. В её глазах танцевал хмель, ноги тоже хотели, но не могли. Она качалась по ту сторону барной стойки с бокалом в руке и странно подёргивала носом.

Кирилл решил пропустить это мимо ушей, он направился внутрь бара. Через кухню и узкую кладовую он наконец оказался в подсобке, где был небольшой красный диван, стояла пара стульев с подбитыми ножками, валялись чьи-то сапоги, несколько забытых гостями зонтиков и чей-то смычок. Кирилл посмотрел на свои кеды – да, его ноги замёрзли, но что делать, если денег нет и писать бабушке в Сибирь – дело более чем сомнительное… Двадцать седьмое, двадцать восьмое, девятое. Теперь он жил в баре, пока обо всём не узнала шеф.

– Это тебе, – в три часа ночи она зашла в подсобку, в её руках была обувная коробка.

– Как это? – Кирилл, так и одетый, поднялся с дивана.

Она подошла ближе, открыла коробку, развернула обёрточную дешёвую бумагу и достала пару отличных тёплых кроссовок на толстой подошве.

– На первое время, – она присела рядом и поставила обувь рядом с ним, старые кеды же засунула в коробку. – И ещё: жить здесь ты больше не будешь.

Они долго молча смотрели друг на друга. То был конец ноября.

Первого декабря Кирилл переехал к Лере. Паренёк отныне получал лучшие смены и часы. Шеф отныне носила кепки Кирилла. Парочка приходила на работу вместе. Флирт с другими был запрещён. Почему-то это очень задело администратора – она стала подстрекать других барменов, внушая им, что это нечестно, он, как и все, должен убираться в баре и быть на месте в дни, когда гостей почти нет. Вода камень точит. И стерпевший многое сплочённый коллектив дал трещину. Так совпало, что и самому заведению приходил конец. Такое бывает и в мире зоологии – животные чувствуют приближение смертельной опасности, и тучи надвигаются постепенно.

В конце произошло то, к чему всё вело – бар, в котором витала любовь, закрылся. Лера и Кирилл продолжали жить вместе, это событие их сблизило ещё больше. Кирилл пошёл в одну из лучших в России школу барменов, где посещал занятия с нескрываемым восторгом три недели. Там он даже научился писать сочинения. Он откровенно говорил о том, что вызывает в нём тот или иной коктейль, тот или иной бар, та или иная ночь. На курсах были талантливые люди, среди них выделялась одна молоденькая девушка с роскошными длинными волосами цвета льна и добрыми глазами, в которых цвела каждый день ежевика. Порой, когда слова в голову не лезли, он обращался за помощью к Наташеньке. И вместе они писали замечательные вещи, они смеялись до тех пор, пока ежевика не зацвела и в его глазах. Лера сидела это время без работы, она хотела отдохнуть, заняться немного хозяйством, научиться печь, почувствовать себя вновь графоманом. Она была настолько затянута собой же в мир рефлексии, что и перестала совсем откликаться на различные изменения, покрывавшие её сожителя новыми оттенками и запахами, неизвестными.

Курсы закончились. Кирилл получил место в недавно открывшемся баре в центре, туда же он упросил пойти и Наташеньку. Пока что они называли друг друга братиком и сестрёнкой, пытаясь спрятаться за этими милыми определениями, точно малые дети. Лере стало интересно, где же работает её Кирилл – она стала навещать его, и вдруг её глаза открылись, женское чутьё проснулось, и гадкая ревность проникла в сердце. Она и виду не подала – то было ниже её достоинства, но соперницу Лера молча ненавидела.

Несмотря на холод большая часть барменов с курсов решила поехать с пикником на Финский залив, в числе которых были Кирилл и Наташенька. Они были в компании, но чаще положенного останавливали взгляд друг на друге, пока Кирилл не кивнул ей в сторону берега, предлагая пройтись. Девушка не раздумывая пошла.

Из пуховика парень достал бутылку портвейна.

– Разопьём дружка?

Ежевики рассмеялись.

– Разопьём.

Так вместе они шли и шли вдоль берега. То был конец февраля. Двадцать восьмое.

Первого марта началась весна. Кирилл и Наташенька съехались.

Впереди было лето. Мир огромен, сезоны сменяют один другой, в природе происходит круговорот, всё идёт вперёд. И Кирилл не отстаёт. Хорошо ли это, плохо? Просто он живёт.

О мере

Это утро, плавно переходящее в день, я решила провести на открытой террасе ресторанчика, что находится под боком шведского консульства в Петербурге. Вид заведения открывается на Малую Конюшенную, где в задумчивой и несколько недоверчивой позе застыл Николай Васильевич, положив руки на груди, и за ним больше похожий на робота, чем на человека, стоит городовой, выпятивший странно правое бедро в бок. Мне открывалась роскошная задняя часть памятников. В два ряда, немного отличающиеся по высоте, выстроились пяти-семиэтажные дома, первые этажи которых занимали кафе, овощные лавки. Между ними в зелени деревьев спрятались электронные часы-барометр, верхушку которых украшает золотой, как всегда пузатый ангелок, играющий на трубе. Много людей сидели на скамеечках рядом с ресторанами, раскуривая в своё удовольствие сигареты и попивая крепкий кофе в бумажных стаканчиках, тех, что они предусмотрительно взяли на вынос из ближайшего заведения. Все носили солнечные очки, рядом преспокойно лежал зонтик. Люди болтали ножкой и смотрели по сторонам, прекрасно ничего не делая. Это был один из тех июньских тёплых дней, когда солнце печёт – можно подставить к нему свою мордашку и загорать. Мамочки спешно вели куда-то за ручку своих детишек, которым было всё интересно, они смотрели по сторонам, и если человек, с кем они встречались глазами, им нравился, детки ему улыбались. Я считала их. За те четверть часа, что я сидела на террасе, мне улыбнулись ровно пять мальчишек. Я подумала – точно сын будет.

Я негодовала – мне не приносили меню, а пить хотелось. И оттого, что никто не торопился показаться на горизонте, мне хотелось ещё больше. Никого, кроме меня, в заведении не было. Я оглянулась – видимо, и официантов тоже. Ноги затекли, пришлось подтянуть к себе второй стул и расположить их на нём. Если официантам это не понравится, придётся им потерпеть мою наглость (в отместку за дурацкое ожидание). Появилась нимфа в дредах с двумя полностью забитыми рукавами, на левом я разглядела огромного бегемота – что же должно было случиться в жизни этой девушки, если ей захотелось такое запечатлеть на своей коже? Скорее всего, она очень юморная. Не промолвив и слова, она положила передо мной меню и салфетку, защитив бумажки от ветра не совсем чистой пепельницей. Я ознакомилась с выбором напитков. За соседний столик тем временем сели двое мужчин белых фартучков – очевидно, это был их перерыв на обед. По мановению палочки нимфа вынесла два бокала с красным вином. Надо же – я тоже не отказалась бы от такого обслуживания, чтобы всем ясно сразу было, что я хочу.

– Принести вам что-нибудь из напитков? – она задала вопрос таким тоном, будто я уже порядком её достала.

– Лимонад. С лопухом. И льда, пожалуйста. Побольше.

Она удалилась.

Как же здорово ничего не делать, никуда не спешить, а просто тратить деньги на вкусный лимонад и распивать его в центре Петербурга, восхищаясь задом Николая Васильевича. Небо в культурной столице редко захватывало дух. Оно как бы сковано крышами многочисленных домов, его мало, проще говоря. В провинции всё иначе – его слишком много, там дышится свободнее, что ли. Не знаю, что лучше. Мне кажется, нужно умело перемежевывать и то и другое в своей жизни, ведь небо – это очень важно для поддержания в норме психического здоровья.

Наконец пришла моя подруга, с которой мы договорились накануне встретиться. Одетая с ног до головы в тёплое, она изнемогала от духоты, на её лице уже как пару часов сохранялась гримаса уставшей от всех и вся грусти и пренебрежения. Мы обнялись. Ноги пришлось убрать.

– Как ты?

– Аздесь меню дают вообще? – её тон был продолжением гримасы.

– Вначале я задалась таким же вопросом. Оказалось, подают, – я ухмыльнулась.

Нимфа принесла мне долгожданный лимонад и карту напитков.

– Желаете выпить что-нибудь сразу?

– Нет, – рявкнула моя подруга.

Я внимательно посмотрела на лицо обладательницы бегемота на руке – а оно, на моё удивление, преобразилось, стало добрым и мягким.

– Что случилось? – я старалась звучать отстраненно, чтобы не придавать драме Дины много значения – я знала, она только нагнетает тучи всё время, не больше.

– Была репетиция. Хочу умереть.

Пришлось из неё выжимать горькую воду дальше.

– И?

– Я не могла поднять крышку рояля, – она оторвалась от меню и жалобно на меня посмотрела. – Шеф не пришёл на репетицию. Я не знаю, как звучу. Мне кажется, ужасно. Но точно я не знаю. Сорок минут хренью какой-то занималась.

– А ты позвонила шефу? – мои ноги заняли прежнее удобное положение.

– Да, к сожалению. Он забыл о репетиции и посетовал, что я не напомнила ему о ней. А ещё я одета как дура и мне жарко, – она порывистым движением сдёрнула с шеи платок, я думала, она себя задушит. – И эта чёртова причёска – я похожа на летающую тарелку. Скажи, это нормально? – она издала стон касатки. Свой фирменный.

Я открыла бутылочку и наполнила красивый хрустальный стакан лимонадом, в котором было полно пузырьков. Я подставила его к солнцу. Очень красиво, надо сфотографировать.

– Ты опять? – она сложила руки на груди, точно Николай Васильевич.

– Ну не тебя же я запечатлеваю…

– Я ужасно выхожу на фотографиях. Вечно унылое выражение лица и эти морщины. Кошмар.

– Вы выбрали?

– Лимонад. Какой ты взяла? – она посмотрела на меня озадаченно.

– С лопухом.

Она поморщилась.

– Воду без газа.

Когда девушка с тату бегемота ушла, Дина пролепетала:

– Надеюсь, не из крана нальют.

Рядом проезжала машина.

– Сейчас меня повалит и я умру.

– Так пересядь, – лимонад был ужасно вкусным.

Дина не ответила.

– Ты вообще мне сочувствуешь?

Я рассмеялась.

– Да, как могу.

– Хреново, если честно. Можно получше.

– Я над этим поработаю. Где-нибудь в августе, – я продолжала с удовольствием загорать под тентом.

– Тебе никто и не нужен.

Пришлось открыть глаза.

– Знаешь, вчера я подумала, – она запнулась – принесли воду. – И поняла, я себя очень люблю, больше всех.

– Ну да, просто всё вокруг тебе не соответствует. Вокруг идиоты, их жизни, их желания и решения, случаются не так, как тебе хотелось бы. Почему ты дружишь со мной?

Она не раздумывая брякнула:

– Ты веселишь меня.

Облака нужно перемежевывать. Смех и грусть – тоже.

О гостях на праздниках

То был мой день рождения. Середина марта. Я пригласила человек пятнадцать друзей – все из моего университета. Людей из моего детства не было – все они остались там, во Владивостоке. Я никогда не понимала, зачем непременно нужно отмечать этот праздник день в день? Кто сказал подобное? И какую кару понесёт осмелившийся ослушаться? Вторник, знаете ли, ужасно неудобный день для учащихся, так что мой глаз упал на субботу, а точнее, на её вечер.

За две недели до того я и моя лучшая подруга (хрупкая девушка из Японии) отправились на дегустацию в новые для обеих нас рестораны (т. е. те, что высвечивались первыми в поисковой системе Гугл). Мы заказывали такси и разъезжали, точно настоящие буржуйки, по центру Петербурга, заказывая обязательно белое сухое, к нему рыбу и какой-нибудь десерт. Признаюсь, это время года для меня является самым затратным! Спустя пятнадцать точек мы решили всё же остановиться на той, что примостилась уютно на канале Грибоедова. В ней распахивали свои двери два роскошных зала с высокими потолками и стенами в рисунках – на одной красовались розовые фламинго (яркие представители отечественного поп-арта), на другой, казалось, прилипшие друг к другу огромные алые клубники, вместо окон там были устроены витражи с изображением бананов на голубом фоне. Нас это, не скрою, впечатлило сразу. Может, сие и повлияло на вкус блюд – сделало всё на йоту изумительнее, чем было на самом деле, и тем не менее. Хотите верьте, хотите нет, такую редиску, как там, я больше нигде не пробовала! А если там такая редиска подаётся в качестве комплимента, то каким прекрасным должно быть все остальное?!

Зная по опыту, что гости, какие хорошие они ни были бы, всё равно имеют уникальную способность опаздывать, я решила приехать ровно к шести, предварительно проведя пару часов в салоне красоты, пытаясь соорудить что-то сносное на голове (я назвала причёску Екатерина в Греции. От первой там был высокий помпезный верх, от второй – аутентичная полураспущенная косища). В салоне меня встретили радостно – двумя бокалами игристого сухого и конфетами из молочного шоколада. Я быстро охмелела и зарделась, точно в щеках включилось два китайских красных фонарика. Я больше обычного смеялась, всё казалось приторно-милым, язык порой предательски развязывался, и я говорила быстро-быстро. Встав со стула, я поняла, что слегка пьяна, и если позволю себе выпить ещё и в ресторане, то на обратной дороге меня придётся сопровождать в такси. Чтобы скрыть аромат влитого в меня французского алкоголя, я попросила на месте несколько кофейных зёрен, которые в принципе картину не изменили, но мне казалось, что я свежа, как роскошный пион поутру, выглядывающий из лесных полян.

Как всегда бывает в подобных случаях, гости, как назло, приехали вовремя. Только я успела занять место в центре стола и заказать крепкий американо, как на пороге зала появилась первая пара вечера. Я чертыхнулась. Протрезветь не успела, запах заглушить – тоже.

Эта пара была к тому моменту уже женатой. Красавцы. Он – морской офицер, она – талантливая пианистка. Их роман вспыхнул моментально и разрастался с каждым днём до огромных размеров, апогеем чего стало венчание. Цветы. Много цветов. Помню, что часто просила милого официанта – брюнета в очках – о вазах. Много пакетов – маленьких, больших, всяких. На одном из них красовалась Эйфелева башня (такое повторяется из года в год). Бутылка красного сухого. Испания. За ним ещё одна, но уже родом из Франции. Чуть погодя мы распили ещё две, что доехали до Петербурга из Германии. И признаюсь, оно оказалось на удивление крепким. Самым стойким из нас вдарило в голову. Я с неудовольствием отмечала, что мой друг, сидящий по правую руку от меня, то и дело поднимал пальчик вверх, тем самым распоряжаясь о добавке, которую ему несли сразу же. Стакан виски, первый, второй, третий. Офицер предложил испить настоящей самбуки, мой товарищ подхватил эту идею. И вот через пять минут они уехали разговорами в прекрасную Японию. Девушка моего товарища была всему рада. Ей редко когда можно было угодить, и мне льстил такой исход. Единственное, она тоже хорошо работала пальчиком, и перед ней не оставался пустым стакан с ромом. Моя подруга-японка опоздала – ей пришлось сесть в конце стола, почти на углу, чему она не обрадовалась – как же она замуж выйдет, если каждый год будет сидеть на углу? Она пила исключительно мартини и закусывала его зелёными оливками, которых она заказала море – целую вазу. Японка была журналисткой, в её остром взгляде я прочитывала работу – она в голове записывала самые интересные подробности из жизни окружающих её людей. Встречаясь взглядом со мной, она просила меня пересесть ближе, чтобы мы могли поболтать о том о сём. Но я, как хорошая хозяйка вечера, не могла никому отдавать предпочтение – я обязана была находиться со всеми и ни с кем. Спустя пару кругов осушенных бокалов леди изъявили желание пройти в уборную припудрить носики. Это было целое событие. Сначала спрашивали официанта, затем медленно следовали туда, после была общая фотосессия кадров на двести. Собственно, если хочешь угодить гостям, выбирай заведение по туалетам – если они, как это принято сейчас говорить, топчик, тогда и всё остальное будет аналогичным (как и с комплиментом-редиской).

На другом краю стола вспомнили о тостах – все дружно принялись решать, кто будет первым. Решили идти по кругу от меня. Товарищ, любитель самбуки, уверенно встал, в его стакане плескалась водка. Он взъерошил свои волосы и прочистил горло. Все улыбались в предвкушении красноречивого монолога.

– Дорогая Галя! Я не хочу быть банальным, – он оглядел присутствующих обворожительным сладким взглядом и продолжил: – Всё остальное и без меня пожелают, но я… – он вновь взял паузу.

Пока мой товарищ силился произвести фурор своими словами, я наблюдала искоса за братом – по всей видимости, он ссорился со своей девушкой. Я силилась что-нибудь услышать, но всё было тщетно – оратор подле меня не желал быть тихим. Я вздохнула с досадой и тогда устремила глаза на симпатичного официанта с длинными упругими ногами, ногами футболиста – они прямо очаровали меня. Я простила себе такую вольность – ведь день рождения всё-таки.

Мои гости устали держать бокалы навесу. Мне казалось – я свой уроню. Наконец официант меня заметил. Я опять чертыхнулась. На моё удивление мы улыбнулись друг другу – теперь придётся оставить ему на чай.

– Так вот, дорогая, – товарищ посмотрел на меня в упор, я очнулась. – Я говорю совершенно серьёзно, – капля из его бокала попала на моё платье, я небрежно махнула рукой. – Желаю тебе хоть немного быть похожей на меня.

Что ж, это было в его духе, меня не поразил. Я внимательно посмотрела на него – если я последую этому совету, то скоро стану алкоголичкой. Желание выпить пропало – я решила выйти на свежий воздух.

У входа в ресторан стояла пустая скамейка – я села и выдохнула. Надо же, всё, что происходит там, внутри, происходит в мою честь. Это так сюрреалистично. Я – здесь, мои гости – там. Если оставить всех и уйти – что будет? Бред. Глупая мысль. Я обожаю своих друзей, обожаю эти тосты. Мой праздник, мой и не мой день. Я вдохнула, улыбнулась и пошла обратно.

Когда я вернулась, брат рассказывал какой-то уморительный анекдот – все смеялись от души. Моё сердце ликовало от радости. Как же хорошо среди людей.