Текст книги "Гранит науки и немного любви"

– Как ни прискорбно, девушки, сегодня без ужина, – извинился магистр.

Понимающе кивнули и оставили его наедине с Липнером. Ничего, переживем, благо плотно пообедали.

В комнате поджидал сюрприз. Осунта ничком лежала на постели, уткнувшись в подушку. При звуке шагов она подскочила, будто ее ужалила оса, и попыталась придать лицу насмешливо-злобное выражение. Увы, влажные волосы и неестественно блестящие глаза выдавали с головой.

Открыла рот от удивления.

Осунта умеет плакать? Так и есть, подушка влажная.

– Ну, что уставились? – гаркнула магистр Тшольке. – У меня на местную пыль аллергия.

Что такое аллергия, я понятия не имела. Какая разница, все равно Осунта лжет. Юлиана тоже не поверила, но возражать не стала: себе дороже.

Подумать только, Осунта Тшольке не стерва с ледяным сердцем, а тоже женщина! Плакала из-за мужика! Ну наорал, с кем не бывает? Мужчины любят кричать, усталый мужчина и вовсе рубит сплеча. Еще извиняться придет. Не знаю, есть ли между ними что-то, но придет.

Наутро от Липнера мы узнали, что магистр Лазавей плох. Он всю ночь скрежетал зубами и, покрывшись испариной, метался на постели. От помощи отказывался, утверждал, само пройдет. К утру затих, только дрожь не прошла.

– Минус, – глубокомысленно заметил за завтраком алхимик и незаметно под столом сжал мою руку.

– Магическая сила? – догадалась я.

Липнер кивнул, выводя узоры на моей ладони. Нужно бы осадить. Собственно, зачем откладывать? Закашлялась и выдернула ладошку.

– По-моему, пощечина – это «нет», а две пощечины – очень уверенное «нет». Куда ударить, чтобы понял?

Алхимик поджал губы и отвернулся.

Другая бы, наверное, наслаждалась мужским вниманием, благо семейная жизнь откровенно не ладилась. Муж становился все более требовательным, я – нетерпимее. Какие цветы, какие объятия – меня вечно во всем винили. Полагаю, дело в академии. Хендрик боялся, что превращусь из красивой хозяйственной глупышки в конкурентку. Глупо? Разумеется. Мне никогда не стать Хендриком в юбке, я и не стремилась, но как объяснишь это мужчине, который привык видеть женщину посреди кухни? Ничего, все наладится. Потребую академический отпуск, уделю время соскучившемуся супругу.

Липнер обрадовал известием об удачном исходе опытов. Он вытащил из кармана бумажку и монеты – копии местных денег. Мы пристально рассмотрели и не нашли отличий.

– Магистр велел одежду новую прикупить, – важно сообщил алхимик. – Агния, составишь компанию?

Вот настырный!

Задумчиво напомнила о хворях, от которых парни без рук остаются:

– Девчонки рассказывали. А по магазинам мы с Юлианой сами.

– Вот еще! – фыркнул Липнер. – Деньги мои, не отдам. Да и кто скажет, идут вам чулочки или нет, – лукаво подмигнул он.

– Смотрю, ты уже их снимать собрался, – усмехнулась Юлиана. – Не быстро ли?

Алхимик надулся и собрался уйти, сославшись на некое особое поручение. Мы встали стеной, чтобы отвоевать свою долю денежных средств.

– Магистру Тшольке отдам, – буркнул Липнер и без всякого перехода обратился ко мне: – На звезды сегодня посмотрим, Агния?

– С чердака? – хмыкнула я.

– Да нет, с улицы. Или из моей комнаты, – смело добавил алхимик, буравя алчным взглядом. Нет, точно послушник! – Магистр Лазавей сегодня в другую переедет, я вина добуду, а ты приходи.

– Липнер Гедаш, мы девушки приличные, – напомнила Юлиана. – Совсем обнаглели в своих лабораториях!

– Это вы обнаглели, – парировал Липнер. – Носом водите, смеетесь над нами, алхимиками, а сами к боевым магам льнете. Ничего такого я Агнии не предлагаю, просто провести вечер вместе. Верну в целости и сохранности.

Неопределенно повела плечами. Алхимик воспринял жест как согласие и пообещал разные вкусности.

– Меня ты, значит, не приглашаешь, – обиделась Юлиана.

– А у нас свидание, – огорошил Липнер.

Э, я не подписывалась!

Увы, алхимик ничего не желал слушать. Ладно, не маленькая, на месте разберусь и все объясню. Заводить любовные отношения с Липнером не собиралась, уже поняла, не стоило у реки целоваться. Знала бы, воды нахлебалась, но не позволила прикоснуться.

Деньги мы раздобыли. Сдавшись под напором двух скандалящих женщин, алхимик расстался с кровно созданными и поспешил сбежать к магистрам, ну а мы отправились за покупками.

Никогда еще улицы не казались такими опасными. Даже не знаю, чего страшилась больше: самодвижущихся экипажей или встречи со священником. Но волков бояться – в лес не ходить, а одеться нормально хотелось, заодно прикупить разных женских мелочей. Последние требовались в срочном порядке.

Любопытство вскоре взяло вверх, и я не дрожала осиновым листом, а примечала, как кто держится, во что одет.

Юлиана уговорила проехаться в повозке, которую волокли по железкам лошади, и потянула сквозь толпу к громыхающей колымаге. Я отчаянно упиралась, придумывая разнообразные доводы против, но магичка не слушала. Хотелось ей новых ощущений, а может, просто выяснить, что да как. Пришлось уступить, чтобы не болтаться хвостом за стремительной Юлианой. Больно, знаете ли, на людей натыкаться, а тут еще столбов понаставили! Одно дело – фонарь на улице, совсем иное – под глазом.

Пристроились у обочины, поджидая повозку вместе с другими пассажирами. Наконец она появилась. Как останавливать местный транспорт, не имела ни малейшего понятия, поэтому кокетливо поправила волосы и подалась вперед. Мелькнула шальная мысль приподнять подол юбки, но я отринула ее как неприличную.

– Осторожнее! – шикнула Юлиана, дернув за руку. – Упадешь, переедут. Вылечить не смогу: сила не восстановилась. Местным врачам я не доверяю. Да и станут ли они тебя по частям собирать?

Представила живописную картинку, сплюнула через плечо – надеюсь, ни в кого не попала – и поспешила спрятаться за подругу по несчастью.

Повозка притормозила аккурат напротив нас. На бортике, прямо у лесенки, висела табличка со стоимостью проезда: семь и какой-то значок. Ну не золотом и серебром же за проезд платят, остаются бумажки и медяки. Юлиана согласилась с доводами и, чуть стесняясь, протянула человеку в синей косоворотке семь медных монеток. Тот пересчитал и беспрекословно пропустил в недра странного экипажа. С опаской забрались внутрь. Повезло, не пришлось стоять. Пара скамеек поперек повозки оказались свободными, и мы пристроились на одной из них, поглядывая по сторонам, чтобы потом без труда вернуться обратно.

Повозка двигалась плавно, не трясло. Не отказалась бы от такой в Вышграде, а то семь потов сойдет, пока на горушку к академии взберешься! Только улочки в столице Златории не в пример у́же местных, там железки не уложишь.

Протяжный говор шойденцев изобиловал гласными. Особенно любили они звуки «а» и «э», вставляли чуть ли не в каждое слово. Безуспешно пыталась понять, о чем идет разговор, хотя бы научиться различать, где кончается одно предложение и начинается другое. Не проснулась во мне способность к языкам, без учебников не осилю.

Повозка вывезла в центр Номарэ и свернула на широкую, обсаженную тополями улицу. Ход стал еще легче, будто плыли по воздуху.

Юлиана решила: пора выходить, и начала пробираться через толпу – людей в повозке прибавилось, они висели на веревках, протянутых вдоль бортов. Сошли на первой же остановке и отправились по магазинам. Повозка покатила дальше, позвякивая колокольчиком на поворотах.

Шагали медленно, выбирая, куда бы зайти, на дорогу не смотрели, поэтому вздрогнули, когда над ухом фыркнула лошадь.

– Час от часу не легче! – недовольно пробормотала Юлиана.

На нас глазели двое всадников. Одеты щегольски, смотрят нагло. Блондины, у одного челка, у другого волосы коротко стрижены на висках, почти под ноль.

– Ну, чего встали? Девушек не видели? – огрызнулась я.

Знаю, что им нужно, только приключений на пятую точку в Омороне не хватало!

– Агния, зачем ты так? – укорила Юлиана. – Можно и вежливее.

Ответить не успела: заговорил один из парней. Кажется, он предлагал покататься, похлопывая по крупу коня. Юлиана покачала головой и увлекла к ближайшей лавке. Шойденцы оказались настырными. Спешились и в мгновение ока оказались впереди нас. Широко улыбаясь, одновременно потянулись к запястьям, активируя кругляшки-переводчики. Потом указали на губы: говорите, чтобы мы настроили.

Я и сказала, вернее, спросила:

– Где такие можно купить?

Понимать местный язык важнее платья.

– Здравствуйте, милые девушки, – мой вопрос благополучно проигнорировали. – Как вас зовут, как поживаете?

– Спасибо, не жалуемся, – сухо ответила Юлиана. – Извините, но мы спешим.

– Давайте спешить вместе.

Шойденец, тот, который с косой челкой, взял магичку за руку и поднес к губам. Поцеловав, он начал поглаживать большим пальцем ладонь.

– Мм, какие у вас интересные руки! Линия жизни длинная, а линия любви совпадает с моей, – беззастенчиво врал блондин, охмуряя. – Это судьба, прекрасная незнакомка. Как вас зовут? Меня Артеан.

Юлиана промолчала и высвободила руку. Укоризненно глянула на меня: добилась? Сама вижу, что раззадорила. Дернул же леший за язык!

Знать бы, кто такие Артеан с другом, явно птицы высокого полета. Простой люд пешком ходит и в повозке на рельсах ездит.

– И все же? – не унимался шойденец, вновь предприняв попытку завладеть рукой Юлианы.

– Это абсолютно неважно, потому что, увы, нам придется расстаться.

– Но мы не успели даже познакомиться.

Обе одновременно взвизгнули, когда парни обняли. Да не просто – как собственники, поглаживая ниже талии.

– Мальчики, – приторно улыбнулась, – вы нас ни с кем не перепутали?

Кавалер усмехнулся и ущипнул за попку. Наклонился и низким хрипловатым голосом прошептал:

– С кем же можно перепутать столь прекрасных девушек? Поехали с нами, не пожалеете. Вернем куда скажете.

– А давайте прямо сейчас скажем? – убрала пальцы шойденца с интересного места и уперлась ему локтем в живот. – Верните нас сюда. Будем считать, мы уже покатались.

– Э, нет, так дело не пойдет! – возмутился блондин. – Никогда еще с марейянкой не кувыркался. Сладкая ты, – парень стиснул попку до синяков, – вкусно пахнешь.

Не выдержав такой наглости, залепила ему пощечину. Ни стыда ни совести – сразу в постель! Коллекционер псовый, чтоб инструмент отвалился, а починить не смогли!

Только почему он назвал меня марейянкой? Так тут именуют продажных девок? Вряд ли, блондин наверняка все бордели обошел, а говорил, никогда с марейянкой не делал.

– Какая страстная!

Шойденец после пощечины начал лапать пуще прежнего, а потом, недолго думая, поволок к ближайшей арке. Постойте, он прямо там насиловать собрался? Ну и нравы!

Кинула умоляющий взгляд на Юлиану: ее только обнимали. Магичка с трудом сдерживалась, чтобы не выдать свои способности. Интересно, ей тоже пошлости на ушко шептали или только мне так подвезло? Помочь Юлиана ничем не могла: не видела, да и блондинчик удачно встал, загородил. Пока его оттолкнешь…

Худшие предположения оправдались: шойденец затолкал во двор и прижал к стене. То ли я сопротивлялась неубедительно, то ли кусалась не больно, только насильник не унимался. Дышал, как загнанная лошадь, лез целоваться и все норовил задрать юбки. Пришлось вспомнить про каблуки и луженую глотку.

Где народ? Под окнами, среди бела дня – хоть бы кто выглянул!

– Ты же марейянка! – цыкнул блондин и ловко обездвижил.

Колено шойденца привычно раздвинуло плотно сжатые ноги, тело навалилось. Ага, штаны уже приспустил. Быстро! А за окном светло, между прочим, зато мы у глухой стены, выступ прикрывает. Словом, знал, куда тащить. Одна надежда, что кровь заражу, зад расцарапаю под карту Златории.

Отчаянно борясь с попыткой лишить меня нижнего белья, задала вопрос:

– Кто такие марейянки?

Шойденец замер, перестал копошиться и уставился на меня, будто сморозила глупость.

– Ты, – недоуменно ответил он. – Ты говоришь на марейянском.

– А вы всех марейянок насилуете? – не унималась я.

Попробую заболтать и сбежать. Уже хорошо: колено, не слюнявит шею, штаны придерживает.

Вопрос вогнал насильника в ступор. Нестандартные методы определенно работают.

– Нет, – после длительного молчания ответил шойденец. – Марейя – соседняя отсталая цивилизация, их девушки приезжают сюда, чтобы заработать.

– И ты решил, что я… кхм… девка? То есть даю мужикам за деньги?

М-да, приплыли! Вдруг я действительно марейянка, и дело труба, потому как парень силен, а на мои крики никто не вышел.

– Разве нет?

Труба. Вот как доказать, что не кобыла?

– Нет. Я говорю на златорском.

Шойденец осклабился и покачал головой.

– Преобразователь речи не врет. Здесь, – он ткнул пальцем в кругляшок на запястье, – написано, твой язык ближе всего к марейянскому.

– Идиот он, твой преобразователь, – презрительно бросила я. – Кстати, где брал?

– Что? – не понял парень.

– Преобразователь. Купить хочу и мужиков насиловать на основе того, что он напишет.

Шойденец крепко задумался, затем оправился и потащил обратно на улицу. У самых ворот столкнулись с его приятелем, Артеаном. Под глазом наливался синяк, пальцы украсились ожогами. Ага, Юлиана уже поговорила с ним на тему девичьей добродетели.

– Они не марейянки, – скорчив горестную мину, сообщил Артеан. – Просто из другого мира, поэтому так странно одеты. Вдобавок маги. Преобразователь – дерьмо, языка не знает. Я уже вбил, что златорский.

Блондин тут же отпустил и принялся извиняться, чтобы загладить вину, приглашал поужинать.

– При свидетелях, тоэрада, и только поесть, – добавил он, испуганно косясь на Юлиану. – Цветы принесу, подарки – только не заявляйте на нас! Клянемся, никогда больше не будем! И проводим куда пожелаете.

Если честно, никуда идти с ним не хотелось, да и на извинения речь не тянула. Так и подмывало сообщить кому следует о нравственности парней, только кому и как?

Шойденцы быстро осознали: девушки попались упрямые, и опустились на колени. Мы стояли, они тоже.

Наконец я придумала, чем они могут откупиться:

– Купите нам по преобразователю, самому лучшему. Тогда сделаем вид, будто вы хотели просто познакомиться.

– А мы и хотим, – ляпнул незадачливый насильник. – Эликалэ, меня зовут Эликалэ.

– Хватит, познакомились уже! – буркнула Юлиана. – Вы нам не нравитесь, а вот идея Агнии – очень даже.

Парни переглянулись, вздохнули и согласились.

Мы чинно шли за ними, бдительно следя, чтобы ни одна вражеская рука не заняла стратегически важную позицию. Шойденцы усвоили урок и вели себя крайне вежливо и предупредительно. Вернувшись к лошадям, они предложили сесть в седло. Мы отказались, и парням пришлось оставить животных у коновязи.

Шагать пришлось недолго: шойденцы остановились под вывеской, переливавшейся всеми цветами радуги. Как оказалось, в ней жила магия, которая водопадом обрушилась на нас. Мы завизжали, инстинктивно присев и обхватив головы руками, а парни рассмеялись.

– Водопад ненастоящий, он сквозь тело проходит. Иллюзия. Разве у вас так не делают?

Осторожно выпрямились и насупились, пытаясь скрыть краску стыда. Как девчонки, опозорились на всю улицу!

Эликалэ поднялся по ступенькам и толкнул дверь.

Тонко звякнул колокольчик.

– Прошу! – Шойденец посторонился.

Стоило Юлиане переступить порог, глаза ее загорелись. Она бросилась к полкам, разглядывая разнообразные вещицы – будто я в магазине эльфийского платья.

Руки зудели – значит, тут полно магии. Так и есть – разные колбочки, амулеты и прочие артефакты, а еще странные сосуды из бесцветного металла. На каждом – надпись.

– Что это? – указала на один из таких сосудов.

– Заклинания, – равнодушно ответил Артеан. – Мы иногда в быту пользуемся. Например, для самоходов.

– Чего? – не поняла я.

– Самодвижущихся повозок. Без такой колбочки, – шойденец указал на один из запаянных сосудов, – она не поедет.

Оставив нас наслаждаться достижениями местной торговли, парни подошли к приказчику. Опасалась, обманут – нет, нам вынесли два блестящих кругляшка на кожаном ремешке и объяснили, как ими пользоваться. Мы, разумеется, тут же проверили и через пару минут разговаривали, не зная языка.

Эликалэ оплатил покупку и, улыбнувшись, посоветовал купить защитный крем:

– А то обгоришь, златовласка.

Что верно, то верно, солнце тут злое.

Юлиана с трудом, подавив тяжкий вздох сожаления, оторвалась от законсервированных заклинаний. Понимаю, на ее месте тоже хотелось бы что-нибудь прикупить. Эх, удобно не мучиться, а со всем готовеньким сдать выпускные экзамены. Только магистры не разрешат забрать домой колбочку и цилиндр с секретом. Даже если бы вещицы оказались по карману – а стоили они так, что забудешь в лавке челюсть, – их бы отобрали, а то и из академии выгнали бы за нарушение устава и общественно опасное поведение. Зато теперь понятно, каким образом не владеющие волшбой священники проникли в Златорию: купили заклинания. Разумеется, не здесь, смерть продают исключительно из-под полы.

Кое-как избавились от кавалеров – век бы их не видеть! – и занялись тем, ради чего и выбрались из гостиницы – покупками. Оморону нашлось чем удивить. Шойденская мода отличалась от нашей. Кое-какие усовершенствования понравились, другие вызывали недоумение.

У них такие тонкие чулки! Не шерстяные, а блестящие, гладкие, с кружевом и без. Белье разноцветное, льняное и атласное. Соблазнительное, к слову: чуточку прикрывает грудь и бедра.

Устали ахать при виде очередной вещи на полочке или вешалке. Честно пытались обойтись минимумом, но чулки и белье перевесили. Какое мощное женское оружие! Если б я в таком перед нашим деканом разделась, тотчас же диплом с отличием бы получила.

Юлиана, покраснев, ухватила что-то невесомое и унеслась мерить за шторку – в магазине предусмотрели места для переодевания. Интересно, кого собралась порадовать по возвращении магичка?

Когда, нагруженные свертками, переодевшиеся по-местному в блузы и юбки, вышли на улицу, от выданных Липнером денег почти ничего не осталось, ровно столько, чтобы вернуться на рельсовом конном экипаже в гостиницу. Он, как пояснил человек в синей косоворотке, назывался конкой.

Я наконец вернула Юлиане туфли и щеголяла в местных на любимом, но жутко вредном каблучке. Тачали их на совесть – очень удобно, будто в тапочках.

Поездка в экипаже по рельсам не внушала былого панического ужаса, да и с преобразователем речи жить сразу стало веселей. Разговоры прохожих помогли узнать много нового, заодно сами «научились» говорить.

У гостиницы поджидала недовольная магистр Тшольке. Она смотрела так, будто мы дети, припозднившиеся к ужину. А ведь и правда, время пролетело незаметно: солнце садилось. Стало немного стыдно: сами с покупками, а остальным ничего не принесли. Тому же Липнеру.

Бесовы танцы, блондин! Надеюсь, забудет о свидании. Играть в любовь с алхимиком не хотелось. Опрометчивое поведение дорого аукнулось. Сама виновата, конечно.

– А я уже думала поисковое заклинание посылать, – язвительно прокомментировала наше появление Осунта. – Никакой ответственности!

– Вот! – гордо закатала рукав и показала преобразователь речи.

Глаза магистра округлись. Она хлопала ртом, как рыба, а потом задала резонный вопрос: «Откуда?» Юлиана уклончиво ответила: «Магов везде ценят» – и увлекла меня внутрь, попутно шепнув: «Про тех парней не болтай!»

В холле валялись наши скудные пожитки. Точнее Юлианы, потому как мне озаботиться вещами не дали. Екнуло сердце. Неужели выселяют? Но почему, мы ведь заплатили?

Перевела испуганный взгляд на магистра Тшольке. Для человека без крыши над головой она хранила поразительное спокойствие.

– Сами перенесете в комнату, – сообщила Осунта, пресытившись зрелищем чужого беспокойства. – Мне чужого не надо.

– Какую комнату? – одновременно поинтересовались две выселенные особы.

– Вашу. Я остаюсь, вы переезжаете. Студент Гедаш тоже.

– К нам? – неудачно пошутила Юлиана.

Точнее, она-то шутить и не собиралась, вопрос напрашивался, а вышло смешно.

Магистр одарила ее осуждающим взглядом.

– Нет, в отдельную комнату, госпожа Ганса. Хотя я не стану препятствовать вашему тесному общению, главное, чтобы не во вред делу. И осторожнее: беременеют именно после таких связей, – то ли издеваясь, то ли всерьез предупредила Осунта. – В академии магистр Аластас даст нужное снадобье, но здесь не Златория.

– Лекарские лавки и тут есть, – отрезала Юлиана. Она стояла красная как мак и с трудом сдерживалась. – Благодарю за заботу, магистр, но мы предпочитаем спать в одиночестве.

Осунта смолчала и соизволила указать, куда идти.

– После спускайтесь на ужин, – напутствовала она.

Липнер зря времени не терял, наши две комнаты превратились в четыре. Все на одном этаже, но в разных концах коридора. Магистры рядышком, мы с алхимиком тоже.

– Нужно зайти к магистру Лазавею. – Юлиана кинула свертки на постель и попросила вернуться в холл за сумкой. – Жалко, никто из нас не целитель!

– Полагаешь, до сих пор плохо?

Я досадовала на мстительную Осунту. Она специально вышвырнула наши вещи, чтобы унизить или отомстить за внимание мужчины. Что у них с Эдвином Лазавеем? Магистр Тшольке просто так в подушку рыдать не станет.

Магичка кивнула и, усмехнувшись, шепнула:

– Я у магистра Тшольке настойку одну видела. Ту, которой тут якобы нет. Интересно, зачем она ей?

Понятно зачем: виды имела. Сомневаюсь, чтобы готовилась к изнасилованиям – да она сама кого хочешь уложит! – или планировала завести интрижку с местными. Выходит, надеялась на ласки коллеги. Вот так и ничего, Агния, любовники. При всей моей антипатии, Осунта – интересная женщина.

На лестнице столкнулась с Липнером. Алхимик приосанился, напомнил о предстоящем вечере и мигом перетащил сумку Юлианы. Сама магичка появилась через пару минут, в полном недоумении сообщив, что не нашла магистра. Тот обнаружился за ужином. Цвет лица заметно улучшился, но все равно Лазавей мало походил на живого человека. Когда мы спустились, он уже сидел за столом и молчаливо поглощал местный суп из крошечных вилков капусты. Магистр ел с непонятной отстраненностью, очень много, будто после длительной голодовки. Руки чуть подрагивали. Преобразователи речи заметил, кивнул и попросил отдать один:

– Завтра верну.

Юлиана поделилась своим. Логично, по-моему: она магичка, а я совсем не приспособлена к иным мирам.

В отличие от Эдвина Лазавея, Осунта оказалась на редкость разговорчива: пытала насчет того, что видели, слышали, и записывала в тетрадь.

Первым, пожелав доброй ночи, из-за стола поднялся магистр. За ним подскочил Липнер, выразительно косясь в мою сторону. Обойдется!

Догнала магистра и спросила, не нужно ли чего:

– Сойду за лекаря.

– Помню я вашу настойчивость и врачебные способности, – усмехнулся Лазавей. Уф, если смеется, то пошел на поправку. – Боюсь, тут ваши знания не пригодятся. Завтра пройдет.

– А может, все же?.. – осеклась.

Он прав: восстанавливать магические резервы не умею, а иным не поможешь.

– Ну, что вы планировали в меня влить, Агния? – Глаза впервые за вечер стали живыми. – Отвар по старинному бабушкиному рецепту? Без резолюции магистра Аластаса пить не рискну.

– Боитесь, отравлю? – с вызовом спросила я.

Теперь точно найду рынок и прикуплю трав.

– С пропорциями напутаете. Раньше все на глазок делалось, а у старых людей не всегда хорошо с памятью. Спасибо за заботу, но увы! – развел руками Лазавей.

Ладно, не хочет так не хочет, пусть спит. Сон – лучшее лекарство.

Едва успела закрыть дверь комнаты, как в нее постучали. Мысленно проклиная настырного Липнера, изображала глухую, но визитер оказался настойчивым, пришлось открыть. Разумеется, на пороге стоял алхимик. С цветами.

– Магические? – покосилась на синие лепестки.

Ромашки канули в мир иной, поблекли и растворились. Видимо, Липнер действительно напутал с чарами.

Алхимик рассмеялся, покачал головой и практически сунул цветы в лицо – нюхай. Пахнут. То ли магия так далеко шагнула, то ли они настоящие.

– Надо в воду поставить, а то завянут. Обидно!

Липнер шагнул в комнату и огляделся в поисках стакана или кувшина. Стакан обнаружился у умывальника. Наполнив его водой, блондин забрал васильки и водрузил в «вазу».

– Пойдем! – алхимик протянул руку.

– Я замужем, – напомнила ухажеру.

– А мы ничего дурного не делаем, – подмигнул паршивец.

– У каждого свои понятия о дурном.

Правда, откуда мне знать, как далеко простираются планы Липнера на вечер?

Алхимик заверил: все будет невинно.

После безуспешных попыток выставить кавалера за дверь смирилась и согласилась зайти на минутку.

В комнате Липнера был накрыт стол. Бутылка, два бокала, свечи, фрукты – настоящий романтический ужин! Только я не голодна и действительно замужем.

Больно кольнуло: Хендрик ни разу после свадьбы сюрпризами не баловал, а тут какой-то студент расстарался.

Не желая обижать парня, присела на стул. Липнер пристроился напротив. Разлил вино по бокалам и провозгласил тост за скорейшее возвращение в Златорию.

Алхимик начал свидание с новости, от которой я едва не подавилась местными фруктами.

– Агния, хочешь, я тебе кое-что скажу? – с таинственным видом спросил он. – За поцелуй.

– Оно того стоит? – скептически фыркнула.

– Это касается тебя. Я разговор магистров подслушал, – таинственно добавил кавалер.

Целоваться с Липнером отказалась, но он все равно поведал секрет:

– В Номарэ приедет твой отец.

Смысл сказанного дошел не сразу. Какой отец, отчим остался в деревне. Потом в мозгу щелкнуло, и я замерла с долькой чего-то сладкого в руке. В голове роились вопросы, самый главный: кто мой отец и что делает в Омороне?

Алхимик пересказать слова магистров отказался, перевел беседу на другую тему. Но я не слушала и все думала об отце.

Значит, не вампир, мама действительно врала. Впрочем, от сосущих кровь только в легендах рожают. Матушка хоть и тесно познакомилась с обитателем кладбищ, понесла от человека, и он собрался нас навестить. Зачем? Явно не из любви к доченьке. Положим, обо мне он вообще не догадывается – столько лет минуло, ни разу не объявился. Я тоже никогда не горела желанием разыскать папочку. Меня вырастил отчим, его и считала родным.

Таскаться годами по бездорожью, тратить деньги, чтобы заглянуть в глаза, ляпнуть про дочь и уйти? Пфф, я не наивная дурочка, чтобы верить во внезапно проснувшуюся любовь, родство душ. Мне не нужен чужой человек, а я ему и подавно.

– Липнер, – невежливо оборвала алхимика посредине фразы, – с чего ты решил, будто тот некто – мой отец?

– Магистр Лазавей говорил магистру Тшольке. Очень удивлялся, между прочим.

Задумалась. Неужели отец – кто-то важный, и ректор не просто так в академию принял? Однако дара во мне нет, подтверждено экзаменационной комиссией и собственной посредственной бытовой магией.

Расстроенный небрежением к собственной особе, алхимик неохотно передал разговор магистров. Оказалось, дело в крови. Магистр Аластас взял ее у того человека, чтобы сделать препарат, быстро восстанавливающий силы владельца, и по ошибке поставил колбу рядом с заборами крови студентов. Подписать забыл, запомнил основные свойства и обнаружил, что ими обладает содержимое двух колб. Вот и возникло предположение об отцовстве. Однозначно магистр Аластас сказать ничего не мог: кровь неидентична, но совпадений много. Словом, одни сомнения.

– Агния, неужели тебе больше ничего не интересно? – с укором поинтересовался Липнер. Он придвинулся ближе и взял за руку. – Я тебе совсем не нравлюсь?

Начинается!

Нет, Липнер – парень хороший, была бы свободна, погуляла, поцеловалась в академическом парке, но роман закрутить не готова.

– Выполз из лаборатории на мою голову! – буркнула и выдернула ладонь из цепких пальцев.

– Вот так?

Паршивец попытался поцеловать, но натолкнулся на удачно поставленную бутылку.

– Я замужем и изменять мужу не собираюсь.

Да, именно так. Слабость слабостью, но матери краснеть за меня не придется. Понятия верности и совести никто не отменял.

Липнер, похоже, обиделся. А я предупреждала! И Юлиана тоже.

Поставила бутылку на место и встала, оправив блузу. Алхимик поднялся следом, подошел и положил руки мне на плечи. Аккуратно убрала их и твердо повторила: «Нет».

– Агния, ты мне очень нравишься, – упавшим голосом признался Липнер и с вызовом добавил: – И мужа ты не любишь.

– То есть как не люблю? – опешила от небывалой наглости.

– Любящие жены с парнями не целуются и в разлуке с мужьями долго не живут.

Влепила блондину пощечину и хлопнула дверью.

На душе скребли кошки, будто и вправду что-то плохое сделала. Вспомнился Хендрик, его губы, руки, поцелуи. Как я по ним соскучилась! Вот бы оказаться в нашей спаленке, тесно прижаться, уткнуться носом в шею мужа…

Улыбнулась, вспоминая, как Хендрик из-за меня от злющих псов мельника бегал. Я, желая проверить чувства, потребовала подвига в виде украденного горшка. Глупая была.

Как там мой зеленоглазик? Благослови его Марра! Пусть Хендрик называет дурой, часто не понимает, отпускает обидные шуточки, но я его люблю.

Юлиана бросала выразительные взгляды, однако я ничего рассказывать не стала. Быстро умылась и легла. Согретая теплым чувством к оставшемуся в Златории мужу, заснула, даже Липнер с неведомым отцом из головы вылетели. Ночью привиделся наш городок, и Хендрик, весь грязный, только что вернувшийся с работы.