Текст книги "Все мои дороги ведут к тебе. Книга первая"

– От чего же вы готовы отказаться, юная леди? – пронеслись у нее в голове чьи-то слова.

– От всего, – прошептала она. – От всего!

От родителей, от дома, от комфорта, от выгодного замужества, от всеобщего уважения и обожания… Все, что окружало ее сейчас, было совершенно неважным по сравнению с тем, что кричало ее сердце. Оно, как живое существо, рвалось из клетки, готовое биться о стену, о прутья, разрываясь на части, ради одного – быть там, где Андрей!

Предательский мозг говорил: он женат, опомнись, ведь так нельзя!

Но она гнала эти тяжелые мысли. Они тоже были не важны!

Где-то совсем близко истошно закричала чайка…

Саша вздрогнула и едва не упала со скользкого камня. Она сидела совсем недалеко от того места, где в прошлый раз встретилась с Шацким. Мысль о нем заставила ее тяжело вздохнуть. Зачем этот человек оказался в их доме? Можно ли ему довериться? Способен ли он ей помочь?

Но ответов не было. Тревожные мысли крутились одна за другой. Отгоняя свои страхи, Саша побрела домой, понимая, что лучше не сердить отца долгим отсутствием.

++++

Павел Иванович сидел за столом, сильно склонившись над листком бумаги, и что-то напряженно писал. Он был так погружен в свои мысли, что не слышал, как Саша вошла.

Она замерла, прижавшись спиной к двери, немного замешкавшись. Уже хотела было выйти, несколько струсив, но сдержалась. Наблюдая за ним, она бесшумно подошла к нему сзади и искренне обняла, чувствуя, как слезы сами наворачиваются на глаза.

Отец вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– А, Саша, дочка, – свободной рукой от пера он похлопал ее по спине. – Сейчас, погоди немного, мне надо кое-что доделать.

Она осталась стоять у окна, не желая садиться на диван. Слишком много разных воспоминаний было связано с ним. В саду гуляли Машины дети, а сама Маша с мамой и Алешей сидели на садовых креслах возле ротонды. Оли не было.

– Ну, вот и все! – довольно сказал Павел Иванович. – Готово! – он сложил несколько листов мелко исписанных его рукой в конверт и, заклеив, поставил свою печать. – Знаешь, что это? – спросил с хитроватой улыбкой Сашу.

Она покачала головой: нет, невольно улыбнувшись довольному виду отца.

– Это мои условия и предложения для господина Шацкого. Он был у нас вчера, помнишь? Так вот, если все сложится, доход нашей семьи значительно вырастет, а? – он положил конверт на стол и, похлопав по нему рукой, подмигнул Саше.

– Что за дела у тебя с ним? – как можно беззаботнее спросила она, на самом деле желая прояснить, насколько сильно они были связаны. – Он, кажется, золотом занимается?

Кадашев усмехнулся и поднял палец вверх.

– Во! Но он не просто акционер, а владелец приисков! А мои с ним дела связаны с новым месторождением в Сибири, откуда он и приехал пару недель назад с экспедицией, – Кадашев потер руки с довольным видом. – Пока мы еще только обсуждаем условия партнерства. Но, думаю, дело задумали мы непростое, а золотое, – и он весело рассмеялся своей шутке. Потом внимательно посмотрел на дочь и уже по-другому, серьезно и ласково спросил: – Ну, что, подумала над тем, что я позавчера сказал, Александра?

Она решительно кивнула.

– Да, папа… Я поняла, что ты прав, – не в силах обманывать его прямо в глаза, Саша отвела взгляд к окну, чувствуя, как от вранья ее бросило в жар.

А Кадашев расплылся в довольной улыбке, встал и счастливо обнял Сашу, несколько раз чмокнув ее в лоб. Затем, глядя в сад на гулявших внуков и жену, с воодушевлением воскликнул:

– Умница, умница, ластушка моя! Вот ты меня и порадовала! Посмотри, детишки, семья – это ли не главное?

Сердце опять предательски сжалось. Особенно при виде на Машу, которая сидела чуть поодаль от мамы и брата, глядя перед собой, погруженная в собственные горькие мысли. Нельзя отступить! Саша отвернулась от окна и тоже обняла отца, стараясь вести себя естественно.

– Как завтра все пройдет?

– Ну, все очень достойно, не переживай. Я с утра уеду в контору, дела никуда не денешь. К пяти у нас назначен ужин с господином Кесояном в Метрополе. Вам с мамой придется приехать самостоятельно к этому времени, я за вами отправлю фаэтон. Приедете ко мне, и оттуда все вместе отправимся в ресторан. Ну, а потом – на закрытие сезона в оперу. Слышал, обещают что-то невероятное. Тебе, уверен, понравится. Твой будущий муж, Вазген Акопович, уже приглашен к нам в ложу. Думаю, там у тебя будет возможность хорошо его разглядеть, может, побеседуете о чем-то. А потом и обратно. Верю, что все пройдет замечательно, – он снова ласково чмокнул ее в лоб, заметно повеселев от Сашиной покорности.

– Хорошо, во сколько выезжаем? – спросила Саша, стараясь не выдать себя всеми силами, прокручивая в голове его слова и обдумывая свой план.

– Фаэтон отправлю за вами к часу, к этому времени надо быть готовой, – он подмигнул ей, – ты должна постараться и произвести впечатление, договорились?

Саша прямо посмотрела ему в глаза. Возможно ли не отступить? Способна ли она самостоятельно сделать выбор?

– Я постараюсь, – сказала она решительно и направилась к двери, чувствуя, как щеки ее горят, а совесть предательски распускает свои когти.

1.10.

Сборы Саша начала еще ночью, понимая, что все равно не сможет уснуть. Первым делом снова в полной темноте пробралась в кабинет отца и выкрала аттестат с выпиской из метрической книги. Это были единственные документы, удостоверявшие ее личность. Потом долго прикидывала, что же ей взять с собой, не могла же она бежать без всего. В довольно большой саквояж принялась складывать вещи. Долго сомневалась на счет саквояжа. Он мог привлечь внимание мамы или отца, но решила, что спрячет его под свое сиденье, надеясь, что никто не заметит. Сложила некоторое белье, тонкое домашнее платье, платье на выход, шляпку к нему, кое-какие аксессуары (перчатки, ремешок, шпильки и прочее), туалетные принадлежности. Места не хватало. Но что-то большее, чем саквояж, точно было не спрятать. Решительно выложила выходное платье и шляпу. Хватит того, что будет на ней. Вариантов не было. Даже после этого саквояж закрылся с трудом. В отдельный платочек собрала все подаренные ей на день рождения украшения: пара браслетов, броши с жемчугом и камеи, жемчужные серьги и бусы. Его она положила между одеждой, опасаясь карманников. Очень надеялась, что сможет все это продать. Других денег у нее не было. Как запасной вариант был только мешочек с самородком. Да, да, она отлично понимала, что обменять его она вряд ли сможет, не вызывая подозрений. Но больше ничего не пришло в голову. Ехать решила в новом под цвет глаз нежно-зеленом платье с красивым декольте, отороченным тонким кружевом и длинным рукавом с кружевными манжетами и светло-зеленой шляпе, украшенной розовыми цветами. Да, для дальней дороги это был не очень подходящий вариант. Но в нем она выглядела прелестно, а это было важным по двум причинам: во-первых, не вызвало бы подозрений у отца раньше времени, а во-вторых, был еще пункт с Шацким. Все-таки на него надо было произвести впечатление, это она понимала чисто интуитивно. К платью подобрала самые подходящие, но при этом удобные туфли с зелеными лентами, и перчатки.

К полудню Саша была полностью готова. Оглядев себя в зеркало, она решительно сунула в лиф платья мешочек с самородком и подошла к столику у кровати. Всю ночь она писала прощальное письмо. Это далось ей с трудом. Но сейчас письмо лежало перед ней на столике. Взяв его в руки, Саша бегло пробежала по строчкам. Нет, не будет читать, а то опять начнет плакать. Она сложила листы бумаги и сунула их под подушку. Так письмо не попадет в чьи-то руки раньше времени. Его начнут искать, только когда… не останется шансов ее найти.

Самым трудным было встретиться с сестрами и братьями перед отъездом. Она не выходила из комнаты, тянула время до последнего, чтобы не допустить слишком долгих прощаний, боясь выдать себя. В половине первого в ворота влетел фаэтон, и Петрос, бросив поводья, побежал менять лошадей. В суматохе его сынишка, семилетний Мехак, никем не замеченный, по просьбе юной барышни, проворно занес саквояж в фаэтон и задвинул его под сиденье. За это еще с утра он получил от Саши целый куль со сладкой пахлавой с кухни. А потом, на заднем дворе мальчишка обнимал Аруську, которая в новом кружевном платье жалась к нему, всхлипывая, смахивая слезы толстыми темными косами. Онобещал ей защитить от всех, упрямо помалкивая, откуда у него столько сладостей.

Наконец, когда Оля и Маша с детьми вышли, чтобы проводить их, а Катерина Муратовна уже несколько раз прошлась туда-сюда, ожидая ее, Саша спустилась. Удивляясь своему хладнокровию, она поцеловала сестер, обняла Мурата и Алешу, попрощалась со старым Пурталесом, и, не глядя на маму, боясь не сдержать слез, села в коляску, ногой проверив: на месте ли ее саквояж? Катерина Муратовна с трудом поднялась по ступеньке фаэтона и села напротив.

– Ну, с Богом, дорогая, – сказала нежно мать и перекрестила Сашу. – Пусть эта дорога принесет тебе счастье!

Саша с замиранием сердца заглянула в добрые серо-зеленые глаза матери и, чувствуя, что краска сходит с лица, натянуто улыбнулась.

Коляска тронулась. Саша свесилась из нее, глядя, как оставались позади сестры, братья, племянники, родительский дом, утопавший в зелени сосен и сада. Вот и Майское осталось позади. Что-то сжалось внутри. Слезы сами навернулись на глаза. В это время пыль от несущегося на всем ходу фаэтона уже стеной закрыла все, что было связано с домом… Дышать становилось все труднее. Еще пытаясь разглядеть линию забора, Саша закрыла окно дверцы, с сожалением поняв, что через стекло вообще ничего не было видно.

– Не терзай себя, Саша, – ласково сказала Катерина Муратовна и дотронулась до ее руки.

Саша накрыла ее руку своей ладонью и, склонившись, горячо поцеловала. Прости, прости меня, мамочка!

Понимая, что не может скрыть свое волнение, Саша прижалась головой в угол коляски и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и еще раз обдумать свой план. Да и очень надеялась, что мама, думая, что она уснула, не станет пытать ее разговорами и вопросами. Саша отчаянно боялась себя выдать. Раздумывая, признавалась себе, что Баку знала плохо, бывала там только изредка с родителями. Но, не желая себя раньше времени пугать, Саша гнала эти мысли прочь. Наконец, усталость последних дней дала себя знать, и Саша тревожно заснула.

Катерина Муратовна, заметив это, нежно улыбнулась и, осторожно пересев на сиденье возле нее, ласково притянула к себе дочь. Эта долгая дорога обеим сулила счастье.

++++

Крики уличных торговцев и окрики фаэтонщиков заставили Сашу вздрогнуть и проснуться. Катерина Муратовна, обнимая ее, тоже спала, закинув голову на стенку коляски и слегка похрапывая. Понимая, что почти приехали, сердце бешено забилось. Стараясь не разбудить мать, Саша постаралась рассмотреть хоть что-то через стекло. Трапецевидные нефтевышки, вырывавшиеся из заводских труб клубы пара и дыма указывали на то, что они уже добрались до промышленной зоны Баку. Здесь находились основные нефтедобывающие и металлургические заводы. Звук конки раздался где-то рядом. Рабочие в грязной мешковатой одежде, навьюченные тяжелыми тюками ослы, без конца снующие туда-сюда фаэтоны и казалахи наполняли улицы нескончаемым шумом. Громко кричали торговцы газет и продавцы воды. Еще отчаяннее дребезжало сердце в груди.

Неожиданно их фаэтон резко затормозил, и Петрос важно и злобно на кого-то громко заорал:

– Дурень, куда прешь? Не видишь, господ везу! Осел!

От этой остановки проснулась Катерина Муратовна и со своего места тоже с любопытством смотрела на Баку через стекло. Коляска снова тронулась, свернула и понесла в сторону Московского бульвара, по сторонам которого были высажены высокие раскидистые деревья. Вывески магазинчиков и лавок, прогуливавшиеся бакинцы мелькали с обеих сторон. Коляска, не останавливаясь, свернула на Александровский бульвар, стремительно приближаясь к конторе Павла Ивановича. Оставалось не так много времени до встречи с отцом. Саша откинулась на спинку сидения и закрыла глаза, собираясь с духом, но чувствуя, как мелкая противная дрожь охватила ее пальцы.

– Город удивительно разросся, – с восхищением говорила мама, оборачиваясь из стороны в стороны, пытаясь рассмотреть Баку со всех сторон. – Сколько новых домов и настоящих дворцов! – она с интересом разглядывала мелькающие кварталы Баку, не глядя на Сашу.

Так было лучше. Саша чувствовала, что все холодеет у нее внутри. Осторожно ногой потрогала саквояж. Лежит. Шире расправила юбки своего платья. Лишь бы отец ничего не заподозрил.

Фаэтон остановился. Коляска качнулась – это Петрос соскочил на землю и, открыв дверцу фаэтона, суетливо протараторил:

– Катерина Муратовна, благодетельница вы наша, приехали. Даже чуток рановато прибыли-с, – добавил он довольно.

Катерина Муратовна тронула Сашу за руку, мол, давай выйдем. Но Саша боялась, что ее саквояж может быть замечен в пустом фаэтоне, а потому покачала головой.

– Мама, поторопи, пожалуйста, папеньку, – и, сделав страдальческое лицо, добавила: – Хочется уже в прохладу ресторана. Сил нет.

Катерина Муратовна согласно закивала головой и распорядилась:

– Петя, ступай, доложи, что мы приехали. Мы здесь подождем.

Петрос шмыгнул в двухэтажное здание пассажа, где располагалось множество контор. Над одним из входов висела дорогая, недавно замененная вывеска «НАДЕЖДА транспортная компания П.И.Кадашева», в ночное время подсвечиваемая иллюминацией.

– Точно не хочешь пройтись, доченька? – Катерина Муратовна обмахивалась веером. – Безумно жарко. Кажется, сегодня жарче обычного.

– Да, душно. А снаружи пыльно. Лучше уж здесь, – проронила Саша.

– Ты очень бледна. Все в порядке? – встревожено спросила мать.

Саша несколько испуганно взглянула на нее, и принялась покусывать губы, пытаясь придать им естественный цвет.

– Душно просто…

– Доченька, не переживай. Все устроится, вот увидишь, еще спасибо скажешь отцу, – Катерина Муратовна нежно ее обняла, явно пытаясь поддержать.

Однако слова матери неожиданно вызвали досаду. Саша посмотрела на нее и еле сдержалась, чтобы не сказать: как у Оли? Она вдруг поняла, что мама ничего не знала и даже не догадывалась. Не знала, как Оля глубоко несчастна, что изменяет мужу отчаянно и вульгарно, что Маша не хочет возвращаться к предавшему ее Аслану. Только сейчас Саша догадалась, что мама жила в розовых мечтах, а все проблемы ее детей от нее тщательно скрывались отцом. И то, как она сейчас пыталась убедить Сашу, что отец печется о ее счастье, возмущало.

Саша с тяжелым сердцем отвернулась к окну и ничего не сказала. Дверь фаэтона открылась, и коляска сильно накренилась под грузным телом отца. Он был в приподнятом настроении, а накрахмаленная белая рубашка и темно-синий костюм-тройка, из нагрудного кармана пиджака которого свисала золотая цепочка часов, ему очень шел. Саша невольно отметила, что отец для своих лет весьма моложаво выглядел.

– О, мои дорогие! Сашенька, – отец с удовольствием ее оглядел, качая головой, – просто красавица! Ну, а вы, моя дорогая, всегда прекрасны, – он нежно поцеловал ручки жене, склоняясь к ней.

Саша всеми силами пыталась улыбаться и беззаботно отвечать на его вопросы. Только вот смотреть ему в глаза не могла. И не понимала, от чего больше: от обиды за себя или за маму, которая его стараниями вообще не знала ничего о жизни своих дочерей. Интересно, как бы она повела себя, узнав и про Машу, и про Олю? А, может, она и не хотела знать, счастливо пребывая в неведении?

Фаэтон остановился.

– Приехали, ваше благородие! – скороговоркой проговорил Петрос, спрыгнув на многолюдную мощеную улицу и открывая дверцу перед роскошным входом в ресторан гостиницы «Метрополь», невольно бросив презрительный взгляд в сторону высокого азербайджанца в униформе и белых перчатках, встречавшего гостей.

Павел Иванович, кряхтя и обмахивая себя шляпой, вылез и галантно подал руку жене и дочери. Взяв Сашу под руку, он ласково похлопал ее по ладони и подмигнул. Саша изобразила улыбку, тогда как сердце упало куда-то в самые ноги, которые просто одеревенели от сковывавшего все внутри страха: вдруг не получится?

Чтобы отогнать эти пугающие мысли, Саша усиленно разглядывала высокое двухэтажное, ничем не примечательное здание, которое особо не выделялось на фоне других богатых домов Баку. Правда, вспомнила Саша, что оно несколько раз перестраивалось, даже пережило в конце 19 века пожар. Кажется, именно здесь одно время размещалось Бакинское общественное собрание. А теперь это была гостиница и ресторан. Разглядывая высокие окна и парадный вход, Саша нарочно замешкалась, наклонившись, как будто завязывая ленту на туфле, а сама украдкой взглянула на противоположную сторону. Сердце еще отчаяннее запрыгало в груди, а кровь застучала в висках, когда взгляд уперся в широкую парадную дверь доходного дома на другой стороне угла Ольгинской и Михайловской улиц. Вывеска «Гранд-Отель» большими витиеватыми буквами так и смотрела на нее в упор. Сашины ладошки взмокли, и именно в этот момент ничего не заметивший отец потянул ее за руку. Саша поднялась и с тяжело бьющимся сердцем вошла в зал «Метрополь».

Здесь было довольно свежо, хотя бакинская пыль чувствовалась повсюду. Ресторан занимал большой роскошный зал. Официант провел их в середину за круглый стол, накрытый белой с ниспадающими краями скатертью. Тяжелые стулья с высокой, обитой парчовой обивкой спинкой выглядели помпезно, но были не очень удобны. Саша села между отцом и матерью, нарочно лицом к окну, в ожидании выгодного жениха.

Она заметила, что отец несколько нервничал: он пару раз доставал часы из кармана, постукивал пальцами по столу, затем убирал их обратно в карман. Спустя пятнадцать минут г-н Кесоян Вазген Акопович прибыл. Честно говоря, когда он подошел к их столику, маленький, сухощавый, с высоким морщинистым лбом и темными с проседью курчавыми волосами, Саша поначалу и не догадалась, что это и был предполагаемый жених. Когда же по приветственному жесту отца поняла, что это действительно он, невольно с недоумением взглянула на отца и тут же потупила взгляд, пытаясь придать себе невозмутимый вид.

Г-н Кесоян тоже мельком взглянул на Сашу, то ли также от смущения, то ли потому, что она не произвела на него впечатления, и, целуя ручки дамам, довольно формально произнес:

– Очень приятно видеть вас, Павел Иванович, уважаемая госпожа Кадашева, милая Александра Павловна… Жаль, что пришлось заставить вас ждать.

– Ничего страшного, дорогой Вазген Акопович, – благодушно отозвался Кадашев, слегка приветственно приподнимаясь и жестом приглашая гостя присесть. – Надеюсь, что ничего дурного не случилось?

– Нет, нет, благодарю, Павел Иванович. Все вполне сносно, – он мельком поглядывал на Сашу, наконец, словно вспомнив, произнес, несколько смущаясь: – Позвольте вас поздравить с прошедшимиименинами, сударыня.

– Благодарю, – Саша слегка кивнула в его сторону, снова бегло оглядывая его. Ее возмутил выбор отца. Господину Кесояну было не менее шестидесяти лет, а его неприглядность вызывала более, чем брезгливость. Мельком бросая на него взгляды, она поняла, что встреть она его в толпе, то вряд ли бы смогла запомнить: настолько он был невыразителен.

– Я не рискнул задумывать подарка, милая сударыня, пока не познакомлюсь с вами лично, – оправдываясь, продолжал г-н Кесоян, неловко кашлянув. – Хотелось бы сперва понять, что бы вам было приятно получить.

Кадашев многозначительно взглянул на дочь, делая знаки глазами, что надо бы что-то сказать в ответ, но Саша делала вид, что не замечает его взглядов, все больше возмущаясь тому, на что готов обречь ее отец ради своей выгоды. Видя, что Саша не расположена к беседе, Кадашев несколько нахмурился, а потом произнес, желая поддержать разговор:

– Александра Павловна любит книги, прекрасно играет на фортепиано. Я вам говорил, что она блестяще закончила Тифлисский институт?

– Да, да, говорили, уважаемый Павел Иванович. Это очень хорошо. Вы знаете, Александра Павловна, у меня от первого брака осталась дочь, ей уже девять. Как вы порекомендуете, стоит ее тоже отправить туда учиться или же нет?

Этот прямой вопрос к ней вызвал еще большую досаду. Отвертеться не получится. А потому, формулируя ответ, Саша вынужденно вскинула на него глаза, имея возможность лучше его рассмотреть. Стареющая кожа его лица была довольно смуглой. Мохнатые пучками брови, кое-где седые, нависали над впалыми глазами. Морщинистая сухощавая шея была туго стянута воротником белой рубахи и отчаянно напоминала сморщенную куриную кожу. Под крупным утолщенным книзу носом виднелись тонкие слабо выраженные губы, из-за которых во время речи проглядывали потемневшие зубы. Саша с отвращением представила, каково позволить этим губам коснуться себя. И боясь показать свои чувства, поспешно отвела взгляд.

– Пожалуй, порекомендовала бы, – стараясь говорить уверенно, произнесла она и пригубила стакан с водой, пытаясь избавиться от отвращения. Г-н Кесоян участливо закивал головой.

Наконец, принесли ужин. Проворный тат в белом фартуке и маленьком бордовом арахчыне ловко расставил на круглом столе блюда с люля, с фаршированными цукини, с рулетиками из баранины с рисом и прочие закуски. Откупоренная бутылка красного Мадраса быстро наполнила хрустальные бокалы. Павел Иванович при виде еды и вина, добродушно заулыбался и предложил тост: За молодых! От чего Саша невольно метнула на него сердитый взгляд, но отец и не смотрел на нее, с силой вонзив вилку в рулетик и засунув его себе в рот, попивая вино.

Саша взглянула на маму. Катерина Муратовна ела очень мало, сидя с прямой спиной, и не спускала глаз с мужа и господина Кесояна, пытаясь поддерживать беседу. Казалось, до Саши никому и дела не было.

Именно в этот момент она поняла: это и был ее шанс!

Сидя лицом к окну, Саша видела сквозь прозрачное стекло, что Петрос куда-то смылся, пока хозяева ужинали. Еще бы! Кто высидит в одной позе на такой жаре в центре душного промышленного города? Фаэтон стоял двумя колесами на тротуаре. Мимо то и дело сновали люди, мчались какие-то повозки. Саша снова взглянула на родителей: они сидели к окну вполоборота, занятые едой и беседой. А Саше кусок не лез в горло. Нервно теребя льняную салфетку в руке, она решилась.

Взглянув на заставленный блюдами и посудой стол, Саша коснулась руки отца, отчаянно пытаясь унять дрожь в пальцах, и тихо сказала:

– Папа, мне надо выйти. Простите… – с трудом изобразила смущение.

– Конечно, дорогая, – ничего не подозревая, отец поднялся, чтобы помочь ей выйти из-за стола.

Небрежно бросив белую салфетку на свой стул и снова прошептав «Простите», Саша быстро оправила платье, стремительно пересекая многолюдный зал в сторону выхода. Свернув за угол витой кованой колонны, скрывшись от глаз родителей в коридоре, что вел в уборные, Саша прижалась к стене, переводя дух. Гул голосов, шум открывающихся бутылок и звон бокалов и посуды совершенно сливался с грохотом в ее висках. Глубоко вздохнув, спустя пару секунд Саша осторожно выглянула в зал. Отец, мама и г-н Кесоян мило беседовали за вечерней трапезой.

Не раздумывая больше ни секунды, Саша подхватила край платья и выскочила на шумную широкую улицу.

++++

Жар города резко ударил в лицо. Десятки лиц, крики, шум заставили ее на мгновение замереть в растерянности. Однако страх быть настигнутой заставил взять себя в руки. Саша бросилась к фаэтону со стороны дороги, боясь быть замеченной из зала ресторана, и едва не угодила под колеса несущегося на всей скорости казалаха. Вскрикнув, прижалась всем телом к отцовской коляске, зажмурившись и чувствуя, как коляска пролетела в паре дюймов, едва не задев ее. Пытаясь совладать с собой, стремительно вытащила свой саквояж и, захлопнув дверь фаэтона, перебежала улицу, двигаясь в направлении гостиницы «Гранд-Отель». Только спустя минуту вспомнила про вуаль на шляпке. Лихорадочно рукой одернула ее, закрывая лицо, ниже опустила широкие поля, пытаясь спрятаться за ними от всего мира. «Быстрее! Еще пара шагов! Ну же!» – командовала сама себе, не чувствуя ног. Наконец, Саша с силой потянула на себя массивную деревянную ручку двери гостиницы «Гранд-Отель».

С трудом удерживая битком набитый саквояж, не помня себя, она вбежала в парадную гостиницы и замерла, переводя дыхание и пытаясь взять себя в руки, чтобы не навлечь подозрений. Вспомнив Олины наставления, быстро покусала губы, чтобы придать им более естественный вид, догадываясь, что от страха была бледнее собственной кружевной манишки.

Здесь было намного прохладнее, чем снаружи. И слишком многолюдно. Этот факт заставил ее сильнее опустить поля шляпы, скрывая лицо. С трудом привыкая к полумраку фойе после ослепительного солнца, заметила, как щуплый в возрасте консьерж уже несколько секунд с любопытством смотрел на нее, стоя за высокой красного дерева стойкой.

– Чем могу вам помочь, сударыня? – досадно громко произнес он, любезно подманивая ее рукой.

Набравшись храбрости, стараясь не смотреть на сновавших туда-сюда гостей, Саша быстро подошла и, удивляясь тембру своего голоса, тихо заговорила:

– Добрый вечер, уважаемый. Мне надо пройти к моему брату, он остановился в вашей замечательной гостинице. Никита Васильевич Шацкий. Кажется, номер 37, – она постаралась изобразить милую улыбку, не поднимая вуаль, боясь посторонних глаз.

Консьерж ответил дежурным кивком и больше ради приличия спросил:

– Вы одна или?…

– Ну, что вы? Одной даме довольно рискованно путешествовать. Мой жених неподалеку, заехал за презентом для брата, должен прийти с минуты на минуту. Куда же мне пройти? – настойчиво спросила она, чувствуя, что силы ее покидают, а голос начал предательски подрагивать.

– Как вас записать, сударыня?

– Шацкая Александра Васильевна, – и глазом не моргнув, сказала Саша, давно все придумав.

– Вам на второй этаж и напра…

Не дожидаясь, когда он договорит, Саша подхватила край юбки и направилась к массивной дубовой лестнице, с трудом удерживая саквояж. Скрывшись из поля зрения консьержа, она прибавила шаг, практически взбежав по лестнице на второй этаж, богато украшенный лепниной и картинами в тяжелых покрытой бронзой рамах. Быстрее, быстрее! – колотило ее сердце. В античных одеяниях весталки и с римским профилем юноши пристально смотрели на нее с картин, наблюдая за тем, как она бросилась сначала в одно крыло коридора, затем, сообразив, что ошиблась, вернулась и побежала в правое крыло, лихорадочно выглядывая номер 37 на дверях комнат.

Когда, наконец, глаза нашли заветный номер, вздох облегчения вырвался из груди, а кровь отчаянно забурлила в висках, словно бы Саша убегала от целой своры собак.

Оглядываясь по сторонам, беглянка, что было сил, постучала. В ответ – тишина. Снова постучала, но уже сильнее, прислушиваясь к шуму за дверью. И ничего не услышала. Сердце замерло в панике. Испуганно озираясь, боясь быть увиденной, принялась стучать и стучать без перерывов, чувствуя, как сердце от ужаса спускается все ниже и ниже, а ноги подкашиваются. «Неужели, уехал? Господи! Неужели все зря?»

Панический страх охватил ее, а костяшки пальцев до боли продолжали стучать, когда Саша, чуть не плача, прижалась лбом к двери, прислушиваясь снова и снова к звукам за ней, совершенно теряя надежду. Как на грех, в этот момент открылась соседняя дверь, и в коридоре показалась пожилая супружеская пара. Дородная высокая дама в широкополой шляпе с пером с любопытством оглядела Сашу с ног до головы, а ее муж, худой, сморщенный старичок, расплылся в беззубой улыбке, приветственно раскланявшись. Столкнувшись с ними, Саше показалось, что она сейчас лишится сознания. Сильнее прячась под шляпой, она прижалась всем корпусом к двери, продолжая стучать. Чета, будто нарочно, очень медленно удалялась, а длинное серебристое перо дамы все виднелось сквозь перила лестницы. В этот момент Саша с последней надеждой вскинула глаза к небу, вспоминая все молитвы, что знала.

Неожиданно, словно действительно услышав ее мольбы, за дверью послышался неясный шум, а потом и шаги. Красивая бронзовая ручка слегка наклонилась – и дверь раскрыл Никита Шацкий! Пожалуй, она никогда еще не была так рада кого-то увидеть и лишь воскликнула, глядя на него во все глаза:

– О, слава богу!

– Вы?…

– Умоляю вас! – не дожидаясь приглашения, с трудом затаскивая саквояж, Саша просто ввалилась в его номер. – Заприте дверь, прошу, заприте же ее!

Пропуская ее, Никита недоуменно выглянул в коридор, то ли для того, чтобы понять, от кого она бежала, то ли желая убедиться, что ее никто не видел. Наконец, закрыл дверь и в полном изумлении уставился на нее.

– Что вы здесь де… – однако, он не успел договорить, потому что совершенно обессиленная Саша прижалась к стене, выпуская поклажу из рук, и медленно начала сползать на подкосившихся ногах. И точно бы упала, если бы Шацкий не подхватил ее обмякшее тело…

1.11.

Она очнулась от окатившей ее холодной воды и, как ошпаренная, вскочила с кресла, возмущенно округлив глаза. Шацкий со стаканом в руке быстро поднялся и предупредительно отступил на пару шагов, став посреди комнаты и глядя на нее.

– Вы с ума сошли?! – она возмущенно глядела на него, оттирая воду с лица, шеи и мокрого лифа платья.

– Вы потеряли сознание, что я должен был сделать? Скажите, зачем так затягивать корсет в этой адской жаре? – он смотрел на нее удивленно и весело одновременно. – Что вы здесь делаете, Саша?

Она, не спуская с него глаз, чувствовала, что корсет действительно слишком стягивает ее. Еще ощущая слабость, оправила юбки, оттерла остатки воды с лица, бегло огляделась, стараясь не смотреть на Шацкого, чувствуя, как под его взглядом на ее бледном лице пополз предательский румянец.

В довольно большой комнате было сумрачно от тяжелых штор, закрывавших высокое окно. Оттуда раздавался шум улицы, бесконечно проезжавших повозок и лошадей. В углу комнаты справа от окна стояла не заправленная кровать, на ней лежали вещи. Он явно готовился к отъезду. В противоположном углу почти в темноте скучало второе, глубокое кресло, на нем висел темно-синий пиджак. Еще дальше была слегка приоткрыта дверь в уборную, из-за которой была видна наполненная водой ванна, а пол возле нее был мокр. Очевидно, она помешала ему.

Конфузясь, Саша перевела взгляд на большой овальный стол, заваленный бумагами, картами, письмами. Сверху лежал конверт, который Саша сразу узнала, с оттиском отцовской печати. Вид этой отцовской вещи неприятной тоской отозвался в сердце.

Оглядевшись, Саша медленно вынула рукой шпильку из волос и сняла шляпку, переводя, наконец, взгляд на Шацкого.