Текст книги "Все мои дороги ведут к тебе. Книга первая"

– Дамы и господа, минуточку вашего внимания. Наш чудесный вечер обязательно продолжится, но сейчас с прискорбием сообщаю, что наш добрый друг, доблестный офицер, полковник гвардейского полка Андрей Николаевич Бессонов заехал к нам попрощаться. Его срочно отправляют в Казань. Прошу вас, Андрей Николаевич, – Кадашев откашлялся после громкой речи и сделал шаг назад, уступая место Бессонову.

Полковник был сильно взволнован, его походная зеленая форма и сапоги были в пыли, было видно, что он очень спешил сюда. Окинув взглядом зал, он почти в тишине сказал:

– Добрый вечер, дамы и господа, приношу извинения за свое неуместное вторжение, но я не мог уехать, не попрощавшись, – он медленно переводил взгляд от одного лица к другому, как будто кого-то искал. – Я много лет прослужил в Бакинском гарнизоне. Здесь много моих хороших друзей… и даже больше, – голос его осекся, когда он увидел огромные, полные слез серо-зеленые глаза Саши.

Она стояла далеко от него, загораживаемая другими людьми, но, казалось, что никого не было рядом, только он и она.

– Я приношу искренние поздравления Павлу Ивановичу и Катерине Муратовне по случаю рождения… дочери… И искренне желаю… – он отвел взгляд от нее на чету Кадашевых, – процветания Кавказу и прекрасным людям, которые здесь живут! – с этими словами он коротко поклонился и, не глядя ни на кого, быстро прошел в зал к группе офицеров.

Расталкивая гостей, приподнимая свои пышные юбки, Саша пыталась добраться до него. Но, как на грех, в зале началось движение, очередной танец был объявлен распорядителем. Пары кружились в озорном танце, а Саша искала глазами Андрея, чувствуя, как слезы наполняют глаза от чудовищной новости: он уезжает!

Неистово звучала кадриль. Ворох женских платьев и перьев так и мелькал перед глазами. Голова нестерпимо кружилась и сердце рыдало: он уезжает! Распорядитель бала Иван Иванович Оболенцев активно жестикулировал, поддерживая танцующих, и бросал на Сашу красноречивые взгляды, приглашая встать к парам. Но она только качала головой, пробираясь вдоль стен, мимо стоявших гостей, не спуская глаз с группы офицеров и с темно-зеленого мундира Андрея.

…Наконец, она увидела его. Он стоял у входа в столовую и разговаривал с Муратом. Из-за широкой спины брата Саша с трудом его могла разглядеть. Сердце отчаянно запрыгало в груди, а щеки стали бледны, как никогда. С трудом переводя дыхание, Саша коснулась Мурата рукой.

Брат обернулся. И Саша встретилась с его глазами.

Бессонов глубоко ей поклонился и, не сводя с нее глаз, произнес:

– Добрый вечер, Александра Павловна. Вы ослепительны. Примите мои поздравления…

– Добрый вечер, – она не слышала свой голос, настолько он был тих, не в состоянии отвести от него глаз.

Каким-то чудом они остались совсем одни. То ли кто-то окликнул Мурата, то ли он сам куда-то скрылся – она не понимала. Она вообще не замечала и не понимала ничего, кроме одного: Андрей приехал и срочно уезжает навсегда! Что-то невыносимо защемило в груди, когда Андрей тихо произнес:

– Я уезжаю. Сегодня, последним поездом… Я хотел вас увидеть. Мы можем?…

Не дав ему договорить, она быстро кивнула. Андрей осекся и вдруг резко двинулся в сторону выхода на веранду и скрылся в темноте.

Сглотнув, невзирая на охватившее ее волнение, не задумываясь над тем, мог ли кто-то ее видеть в таком состоянии, Саша стремительно выбежала за ним, приподнимая свои юбки, боясь потерять Андрея из виду.

++++

В саду было безлюдно, лишь официанты проворно сновали туда-сюда, готовясь к праздничному ужину. Времени было в обрез, с минуту на минуту должны были объявить ужин. Сейчас или никогда – стучало ее сердце. Сейчас или никогда – чеканили ее каблучки по деревянному помосту вдоль сада, ведущему к ротонде.

В свете электрической иллюминации, которой был украшен весь сад, она видела его темно-зеленый мундир, почти слившийся с зелеными резными листьями плюща, увивавшего белые своды и колонны ротонды.

– Сюда, – услышала она его тихий голос, и в ту же секунду его рука потянула ее под крышу строения.

Здесь было темно, свет иллюминации почти не попадал под своды ротонды. Саша едва видела лицо Андрея. Он стоял совсем близко, слегка склонившись, чтобы разглядеть ее лицо, и она чувствовала его теплое дыхание.

– Вы уезжаете… – прошептала она, чувствуя, как комок подкатывает к горлу, во все глаза глядя на него.

– Да, – он сдержанно вздохнул. – К семье в Казань. Моя жена серьезно больна, – еще тише сказал он.

– Жена? – голос ее дрогнул, сердце мгновенно упало в самые ноги, и во все глаза смотрела на него.

Он поднял ее руку и коснулся пальцев губами. Голова закружилась от передавившего дыхание корсета и от его прикосновения, ноги стали слабы. Андрей ловко подхватил ее второй рукой, продолжая касаться губами кончиков ее пальцев.

– Не уезжайте, – из последних сил прошептала Саша. – Я вас люблю…

Она увидела, как он закрыл глаза, целуя ее пальцы, после этих слов.

– С той самой встречи в библиотеке… – тихо прошептал он и вдруг весь подался вперед, обхватив обеими руками ее тонкую талию. – Какая вы тоненькая! – выдохнул он с каким-то изумлением и в ту же секунду губами коснулся ее губ. Его горячее дыхание теплом разлилось по всему ее телу. Поцелуй становился все настойчивее, она неловко и неумело пыталась ему отвечать. И чувствовала невероятное счастье и волнение! Все плыло перед глазами от первого в ее жизни поцелуя. Саша закрыла глаза и прижалась к его груди, чувствуя, как глухо билось его сердце… Он здесь! Он здесь! – стучало в такт у нее в груди.

…Андрей сдавленно вздохнул и мягко отстранился от нее. Его руки еще продолжали держать ее в объятьях, но сам он с усилием попытался совладать с собой.

– Простите меня, – пробормотал он смущенно и даже виновато. – Благодарю вас, Саша, за ваши слова и этот поцелуй… Господи! – он закрыл лицо одно рукой и сдавленно пробормотал: – Так не должно быть… Ради бога, простите мне мою слабость, Саша! Я не должен был сюда приезжать… – он отстранился от нее и, стараясь не смотреть ей в глаза, убрал руки, выпуская ее. Потом как-то неловко поднял со скамейки свою фуражку и, сделав шаг к ступенькам, еще тише сказал: – Простите меня за это. И забудьте о том, что произошло. Вы достойны самого лучшего… Умоляю вас, будьте счастливы, Александра. Прощайте!

С этими словами он стремительно спустился со ступенек ротонды и скрылся в темноте, лишь его золотые галуны на погонах поблескивали в свете иллюминации. Саша даже вымолвить ничего не успела.

Однако, как только осознала, что он ушел, силы совершенно покинули ее. Не в состоянии удержаться на ногах, она сползла на деревянный пол ротонды, пытаясь хоть немного ослабить корсет. Но добросовестно стянутый старшей сестрой, он не поддавался. Она облокотилась о скамью и, уронив голову, сдавленно заплакала.

В саду началось движение. Музыканты из залы перешли на площадку перед верандой. Лежа на полу ротонды, Саша слышала, как гости шумно двигали стульями, готовясь к банкету, а сад наполнился звуками настраиваемых инструментов. В то время, как у нее не было ни сил, ни желания вернуться к гостям. Новость об отъезде Андрея, да еще и к жене, совершенно ошарашила ее, окончательно разрушив все ее мечты о счастье.

Словно находясь не в себе, она слышала, как несколько раз голос отца и мамы громко звал ее:

– Саша, Саша! – но выйти к гостям и родителям у нее не было сил. Единственное, что ей хотелось, это броситься за ним следом, или сброситься со скалы Шоуланского мыса прежде, чем разорвется на части ее несчастное сердце.

– Что с тобой, милая? – голос Ольги из темноты Саша услышала как в тумане и медленно обернулась на него.

Старшая сестра стояла перед мраморными ступенями ротонды и встревожено смотрела на Сашу. Поймав ее взгляд, она быстро поднялась и, присаживаясь рядом с ней на пол, ласково погладила по спине.

– Саша, ты в порядке?

– Да… – так учили в Институте, что показывать свою боль и слабость ни к чему. Леди всегда должна сохранять лицо. А сердце отчаянно рвалось на части, ком сдавил горло, от чего подбородок предательски дрогнул, и Саша отвернулась. – Я не хочу идти к гостям, Оля, пожалуйста, – прошептала она, не поворачиваясь к сестре.

– Как скажешь, – Ольга быстро поднялась и крикнула: – Все в порядке! Саша нашлась! Она немного утомилась с непривычки. Пожалуйста, продолжайте! – с этими словами она вернулась к Саше и нежно ее обняла. – На тебе лица нет. Может, воды?

Саша покачала головой: нет.

– Ты сегодня разбила кучу сердец, – попыталась пошутить Ольга. – И этот Шацкий… Он ушел так стремительно, даже на ужин не захотел оставаться. Что между вами произошло?

– Оля, прошу, оставь меня, – сдавленно прошептала Саша, совсем не желая слушать про Шацкого и про кого бы то ни было. – Я хочу побыть одна.

Ольга хмыкнула, помедлила немного, затем дотронулась до Сашиной руки:

– Ты уверена? – Саша постаралась твердо кивнуть. – Без глупостей, хорошо?

Не дождавшись ответа, Ольга поднялась, встряхнула платье и, еще раз взглянув на Сашу, пошла в сторону веранды.

Издалека послышались голоса:

– Ольга Павловна! Богиня, ну, где же вы были? Просим вас к столу…

Ужин обещал быть продолжительным. Утомленные танцами гости явно были голодны.

Саша начала замерзать, сидя с оголенными плечами и спиной на полу ротонды. Ну, и пусть. Замерзнуть и умереть! Так даже лучше… Почему, почему он уехал?!

Она провела пальцами по губам, которые еще помнили тепло его губ… «С той самой встречи в библиотеке,» – пронеслись в голове его слова. – «…Я хотел вас увидеть…»

Саша подняла голову, уставившись вдаль сада. Глаза ее были заплаканы и вдруг заблестели внезапной надеждой.

– Он приехал ради меня! – прошептала она, осознав, что произошло.

Эта мысль током прошлась по ее телу, ее охватила сильная внезапная дрожь. Возможно, просто замерзла. Но хрупкая надежда забрезжила для нее, и, словно утопленник, она готова была ухватиться за любую соломинку. Ведь он сам сказал, что только ради нее примчался сюда! Руки и ноги совершенно не слушались, дрожа с неистовой силой не то от холода, не то от всех переживаний, что свалились на нее в этот чудовищно длинный день – день ее восемнадцатилетия. Саша с усилием поднялась. Оправив свои юбки и оттерев слезы, она обхватила себя руками, пытаясь унять колотившую ее дрожь, и постаралась незамеченной пройти мимо веранды в дом. Благо гости были скрыты занавесками и слишком были увлечены едой, чтобы заметить Сашу.

Она с опаской вошла в залу, но, к счастью, в ней никого не было. Поспешно прошла в гостиную, чтобы незамеченной выйти к лестнице, и заметила на банкетке свой веер и вуаль. Замешкавшись, Саша все же решила их забрать, чтобы никому не пришло в голову стучаться к ней, чтоб это вернуть. Видеть кого бы то ни было не было сил! Подняв веер, обнаружила под ним черный бархатный мешочек.

Черт!

Помедлив в раздумье, Саша все же подняла и его и, сжав в руке, поспешила в коридор к лестнице, скорее в свою комнату, надеясь ни с кем не столкнуться.

Уже в комнате она, бесшумно и плотно закрыв дверь, бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушки. Лежала так долго, наслаждаясь тишиной, прислушиваясь к звуку своего сердца, касаясь рукой губ, которые еще помнили вкус губ Андрея. Невозможно сжалось сердце от мысли, что он уехал. И он женат! Слезы снова потекли по щекам.

Наконец, перевернулась на спину, затем села. Это платье, чулки, перчатки, украшения дьявольски надоели! В отчаянии принялась стаскивать с себя перчатки и только тут вспомнила про мешочек в руке.

Черт, еще этот Шацкий! Откуда он только взялся?!

Вспомнив танец с ним, Саша зарделась, отчаянно злясь на себя за то, что вообще пошла с ним танцевать. Разжав руку, она почувствовала, что там еще что-то лежит, кроме самородка. Пальцами раскрыла приятную бархатную ткань и вынула плотную рифленую бумагу. В комнате было довольно темно, а потому пришлось встать и подойти к окну, чтобы разглядеть, что на ней. Отсюда попадал свет иллюминации и фонарей, поэтому Саша сразу поняла, что это была визитная карточка гостиницы.

– Да за кого он меня принимает?! – вырвалось у нее.

Оскорбленная этим наглым намеком, где его можно найти, Саша в бешенстве принялась рвать кусок бумаги, не сразу заметив, что на обратной стороне было что-то написано рукой. Еще негодуя, но поддавшись любопытству, она принялась складывать обрывки, пытаясь восстановить все фрагменты. Восстановив визитку, прочитала карандашом написанный текст:

«А.П., прошу принять мой подарок.

Он ни к чему вас не обязывает.

P/S Благодарю вас за танец. Н.Ш.».

Краска огнем залила ее лицо. Не надо было с ним танцевать!

Злясь на саму себя, она снова перечитала карандашом написанные слова. Возможно, мелькнула мысль, что эта визитка – единственное, что подвернулось ему под руку? Ярость потихоньку отступала, сменяясь грустью и смущением. Саша подняла мешочек с кровати и высыпала на ладонь самородок. Он слегка поблескивал в свете иллюминации. Его причудливая форма завораживала. Саша догадывалась, что он стоил немало. Как он сказал? Цену вещам назначаем мы, люди? Странно, что он так легко с ним расстался. Странный…

Она снова подошла к окну, снова перечитала его записку. Потом перевернула другой стороной все кусочки и прочитала:

«Гранд-Отель. Гостиница и ресторан для благородных дам и господ».

В углу стоял штамп гостиницы «N 37». Вернуть?

Она снова посмотрела на камень на своей руке. Утро вечера мудренее, промелькнуло в ее усталой голове. Она прижалась лбом к прохладному стеклу окна, машинально сложила самородок и кусочки визитки в мешочек. Затянув шнурок, небрежно бросила на столик у кровати и принялась раздеваться.

1.9.

После тяжелой бессонной ночи, когда сотни лиц и слов хороводом крутились в ее голове, после нескончаемых попыток восстановить в памяти до мельчайших подробностей встречу в ротонде, после тысячи раз шепотом произнесенного «Я тебя люблю», к утру у нее был готов план. Лежа на постели с первыми лучами солнца, раскинув руки в стороны и глядя в одну точку на балдахине, она точно знала, что надо делать. План был прост и сложен одновременно. Она не понимала, как именно его осуществить, но готова была действовать. За ночь она тысячу раз прокрутила в голове все, что с ней произошло, и теперь была уверена, что все знаки сводились к одному – к побегу.

Завтра. Это было заветное слово. Завтра отец повезет ее на знакомство с предполагаемым женихом. Завтра они будут в Баку. Из Баку десятки поездов и пароходов отправляются в Россию каждый день. А, значит, у нее есть шанс. В огромном городе у нее был шанс затеряться и броситься в погоню за Андреем. Ведь не зря же он приехал ради нее? Он дал ей понять, что она ему небезразлична! Эта мысль не выходила из ее головы. И даже когда охватывали сомнения, вспоминая, что Андрей женат, решительно гнала их прочь. Любовь важнее всего! Все прочее – досадные препятствия!

Довольно рано в комнату вошла Амина, охая и ахая, несколько раз подходила поцеловать Сашу в лоб.

– Устала, пташка моя, вчера? И куда же ты пропала? Напугала всех. Мы ее ищем, ищем, а она уже и спать ушла, лебедушка моя, – она мелодично причитала, собирая с кровати разбросанные вещи. Сложила их в кучу у двери, занялась платьем. Всплеснула руками. – И где же вас опять носило? Весь подол в листьях и траве, – она косо поглядела на Сашу, которая все также молча лежала на спине.

Не добившись ничего, нянька собрала всю одежду и, осторожно прикрыв за собой дверь, ушла.

Мне будет тебя не хватать, Амина…

Завтра. Снова и снова она доставала мешочек и разорванную визитку. Шацкий. Он пугал и волновал ее. Мысль о том, что ей придется к нему обратиться, смущала, пугала, щекотала ее нервы и не отступала. Ведь не зря же судьба пару раз свела их? Может быть, говорила она себе, это и есть ее единственный шанс? Конечно, размышляла она, он ей мало знаком, но он-то как раз и мог бы помочь ей уехать. Ей надо-то было всего лишь покинуть Баку, выехать за его пределы, потому что здесь у отца все было схвачено. А выбравшись из города, можно было выдохнуть. Там ей Шацкий уже и не нужен будет. Конечно, была еще одна проблема. Его надо было как-то уговорить помочь. Вспоминая, какое смятение он вызывал в ней, Саше было не по себе. Но, признавалась она, никто другой ей точно не поможет. А, значит, придется потерпеть.

Как придется потерпеть и усиленно делать вид послушной и милой дочери, находясь со своей семьей. Это было непросто. Обманывать Саша не любила, ложь доставляла ей страшный, даже физически осязаемый дискомфорт. Но сама мысль, что Андрей приехал ради нее и тот поцелуй толкали ее бороться, сопротивляться, отстаивать свое право на счастье. Даже с помощью лжи и притворства. Даже с помощью чудовищного обмана, который она затеяла. Правда, в душе у нее шла непримиримая борьба. Совесть и дочерний долг велели ей одуматься, остановиться, пожалеть маму и отца. Но любовь отчаянно сжимала сердце и шептала: «А Андрей? Ведь это любовь всей твоей жизни!»…

За завтраком мысли ее вертелись все вокруг одного: Андрей уехал. Но собравшаяся вместе впервые за долгое время семья непременно пыталась обратить на себя ее внимание. То мама заговаривала с ней, и Саша едва могла уловить суть вопроса, сильно краснея и смущаясь. То Ольга насмешливо намекала на то, что Саша с непривычки вымоталась от танцев и гостей. То Алеша, сидевший прямо рядом с ней, периодически брал ее за руку и, заглядывая в глаза, тихо говорил:

– Саша, ты в порядке?

Столовая уже была приведена в порядок. Стол, ковры и прочая мебель заняли свои места, словно ничего и не было, лишь вазоны и композиции со свежими цветами напоминали о событиях вчерашнего Вальса цветов. Вся семья была в сборе. Косыгин без конца бросал тайные взгляды на Ольгу, которая словно бы вовсе этого не замечала. Павел Иванович сидел во главе стола, слева от него – мама. Семья обсуждала вчерашний прием, восхищаясь умением и вкусом Катерины Муратовны. Она же, в свою очередь, ласково улыбалась детям, переводя взгляд с одного на другого, и говорила:

– Вечер удался, что верно, то верно. А наши девочки были просто неотразимы, правда, дорогой?

Павел Иванович улыбнулся, целуя ее ручку, и неожиданно произнес:

– Да, вечер удался на славу. Даже несмотря на некоторые огорчения. В голове не укладывается вчерашний конфуз.

– Слава богу, обошлось, – улыбка мгновенно сошла с лица Катерины Муратовны, а сама она прижала руку к груди и, глядя на мужа, едва слышно прошептала: – Бедная девочка.

Саша невольно вздрогнула от этих слов и покосилась в сторону матери и отца. На мгновение ей показалось, что они говорят про нее. И про Андрея. От этого ноги стали тяжелы, а сердце совершенно остановилось в груди. Может, они знают про поцелуй? Краска мгновенно прилила к лицу.

В это время раздался голос Алеши:

– И все же на вашем месте, отец, я бы привлек этого подонка к ответу, – младший сын в упор смотрел на отца.

Саша испуганно во все глаза уставилась на брата. Тем временем Павел Иванович недовольно поежился, слегка передернул ворот рубашки и бросил:

– Гайджи-оглы поступил скверно, что уж тут говорить… Но вообще-то он мой давний партнер. В конце концов, конфликт разрешен. Оставим это.

Гайджи-оглы? Саша снова взглянула на отца, пытаясь понять смысл его слов, но бешено пульсирующая в висках кровь мешала ей соображать. И лишь заметила, как Алеша возмущенно подался вперед, в упор глядя на отца.

– Отец! Стало быть, любой негодяй, с которым у тебя дела, может творить беззаконие в нашем доме?! Только потому, что он – твой партнер?! Слава богу, обошлось, потому что Мурат спугнул этого подонка! Но она могла пострадать в твоем доме!

Саша во все глаза смотрела то на брата, то на отца, то на явно расстроенную мать, и ничего не могла понять. Кто мог пострадать?

Тем временем Павел Иванович гневно встал, яростно глядя на сына, позволившего себе обвинять его, и загремел на весь дом:

– У меня с ним миллионный контракт! Что мне прикажешь, из-за прислуги разорвать его? Неустойку платить?! Черта с два! Девчонке ничто не угрожает. Да еще и неизвестно, как все было! Может, она сама хвостом крутила перед ним. Может, дура, надеялась, что Гайджи-оглы в жены ее возьмет!

На этот раз не выдержал Мурат и, стараясь сохранять спокойствие, заметил:

– Отец, посмотри фактам в лицо. Аруся нам все равно, что сестра, всю жизнь прожила в этом доме, никогда не поверю, чтобы она допустила такое. А вот насчет Гайджи-оглы не уверен. Всем известно, как он относится к армянам, удины – те же армяне. Нельзя такое спускать с рук. Девочка живет под нашей защитой!

– Ишь ты, герои, все до одного! – протянул с досадой Павел Иванович, переводя взгляд с одного сына на другого. – Ну, давайте! Ваш план действий? В полицию? Так! Пусть еще во всех газетах напечатают, что на приеме у Кадашева купец Абдуллаев пытался совратить служанку!

– Паша! – возмущенно воскликнула Катерина Муратовна, густо краснея, хватая мужа за локоть. – Здесь же Сашенька… и дети…

Павел Иванович грозно взглянул на нее, но, заметив ее испуганный и осуждающий взгляд, осекся, покосился в сторону Саши, которая сидела, в недоумении наблюдая за всем происходящим, с трудом понимая, что вчера что-то произошло помимо ее личной трагедии. И, кажется, это что-то было ужасным.

Наконец, отец рухнул на свой стул, тяжело распуская галстук и ослабляя ворот рубашки, и бросил:

– Вопрос закрыт. Я еще вчера выразил свою позицию Гайджи-оглы. Девчонка в порядке, – и обращаясь к жене, ласково похлопал ее по руке. – Дорогая, надо бы прикупить ей платьиц каких-нибудь, ну, там еще чего, чтоб успокоилась и не болтала лишнего…

– Платьиц?! – еще более возмущено произнес Алеша, поднимаясь во весь рост со своего места. – И после этого ты еще хочешь, чтобы я остался здесь и работал в твоей конторе?! Чтобы что? Закрывать глаза на их пороки? Пожимать руки и радоваться выгодным сделкам с насильниками и развратниками? Ей тринадцать, отец! Я никогда не пойду на это! Я не стану прогибаться и пресмыкаться перед твоими компаньонами!

– Вот, значит, как?! – Кадашев снова вскочил, как ужаленный, яростно сверля сына глазами. – Вчера вылупился из гнезда, а сегодня, видите ли, тебе скорлупа не нравится! Ну, конечно, ты же у нас птица знатная, столичная! Где мне, бывшему батраку, с тобой, благородным, тягаться? Я, значит, с развратниками и насильниками дела веду? Стало быть, на мои грязные деньги ты, неблагодарный, учишься, в столице живешь, да еще и нос от меня воротишь?! Вот те на! Полюбуйтесь, кого мы воспитали! – он низко склонился к Катерине Муратовне, которая сидела, ни жива, ни мертва, глядя то на мужа, то на сына, прижимая руки к груди.

Первой не выдержала Маша. Она быстро поднялась и подошла к матери, взяв ее за плечи. Тут же поднялась Ольга, направившись к Алеше, пытаясь его успокоить. Тем временем Кадашев продолжал, обводя взглядом всех и обращаясь к старому Пурталесу:

– Вот так, Егор Денисыч, что толку, что у меня двое сыновей? – старик, сидевший с понурой головой, вздрогнул и подслеповатыми глазами уставился на него, слегка наклонив в сторону голову, подставляя более слышащее ухо. – Плевать они хотели на все, что я создал в своей жизни. Наши сыновья, дорогая, плевать хотели на все, что я делаю! Конечно, кто я такой? Бывший батрак, сын крепостного, мало ли что мне пришлось пережить, да? Подумаешь, горбатился всю свою жизнь, чтобы вас, неблагодарных, в люди вывести. Не нравятся им мои методы и дела! Не слишком благородны? Так? Да-ааа, – протянул он в бешенстве. – Похоже, что все придется Сашке отдать, жених-то у нее поумнее будет моих собственных сыновей! – он яростно бросил вилку и рухнул на стул, схватив графин с водой, трясущейся рукой плеснул себе в стакан и залпом выпил. Но, очевидно, злоба и обида отчаянно душили его, потому что вполголоса, нервно, он продолжал бормотать под нос: – Не спускать с рук! Как, позвольте узнать? Я всю жизнь добивался признания в этих кругах. Всю жизнь из кожи вон лез, чтобы со мной считались. А теперь что же, мне против местного бека пойти? Тяжбу затеять? И за кого? За дворовую девчонку? За пьяницы и пропойцы дочку?

– Дети не в ответе за отцов, – буркнул мрачно Мурат и тут же осекся, поймав полный отчаяния взгляд матери.

Саша во все глаза смотрела на отца и мать, переводила взгляд на братьев и встревоженных сестер, чувствуя, как сжалось сердце от слов отца. На отца было больно смотреть, хотя и всплывшая история возмутила Сашу до глубины души. Бедная Аруся! Саша снова вскинула глаза на родителей. Они сейчас казались такими несчастными. Сможет ли она пойти против отца? Оставить маму? Что-то болезненно заныло под ложечкой.

Тем временем, явно желая сменить тему, Катерина Муратовна мягко похлопала по руке среднюю дочь и с надеждой спросила:

– Машенька, вы останетесь еще хотя бы на пару дней?

Маша, с тревогой поглядывая на красного от негодования отца, низко склонилась к матери, целуя ее в волосы, и, перехватив взгляд Ольги, с мягкой улыбкой отозвалась:

– Да, мы с Олей решили пробыть у вас до пятницы, а затем они с Егором Денисовичем любезно предложили нам погостить у них в Астрахани.

Саша невольно восхитилась самообладанию своей сестры. Ни один мускул не дрогнул на лице Маши, когда она говорила «погостить у них в Астрахани». Саша-то понимала, что это была единственная возможность пока не возвращаться к мужу, а попытаться разобраться в себе и будущем своей семьи.

Но ничего не подозревавшая Катерина Муратовна от счастья принялась целовать тонкие ладони дочери, быстро моргая, боясь расплакаться.

– Господи, благодарю вас! Еще пару дней вся семья будет вместе!

Эти ее слова снова заставили сжаться Сашино сердце. Она опустила глаза, пытаясь взять себя в руки.

Тем временем Мурат тоже подошел к матери, нежно обняв ее за плечи.

– Мама, мы с Алешкой и поручиком тоже отбудем в конце недели. Так что время еще есть, – он обнял Машу, долгим взглядом глядя на хмурого недовольного отца. И вдруг подошел к нему, взяв за плечо, и произнес, явно желая сгладить ссору: – Папа, начальник гарнизона Оболенцев остался весьма доволен приемом. И даже намекнул, что готов повторить, например, в случае очередной свадьбы, – с этими словами он невольно взглянул в Сашину сторону, отчего она вздрогнула и потупила взгляд, чувствуя, как предательски заалели ее уши, а сердце снова сжалось.

– Ну, что ж, – протянул Кадашев, стараясь сохранить пристойный вид, – как распорядитель бала, он оказался хорош. Что скажете, дорогая?

– Замечательная идея, – Катерина Муратовна отзывчиво улыбнулась и вдруг сказала с грустным вздохом: – Жаль только, что Андрея Николаевича перевели в Казань. Столько лет он служил в нашем гарнизоне. Помнишь, Маша, как он виртуозно танцевал вальс на вашей свадьбе?

От ее слов Маша лишь на мгновенье замешкалась, а потом, не подавая виду, как ей было горько, мягко улыбнулась и кивнула матери.

– Не уж, правда, дело в семье? Может, не угодил кому? Здесь, вроде, ему сулили повышение, – отозвался Павел Иванович, откидываясь на спинку стула, взглянув на Мурата.

При упоминании об Андрее Саша уже несколько минут сидела бледнее мела, сжав пальцами вилку так, что ногти впились в кожу, не решаясь поднять ресницы, но вся обратившись в слух. Алеша давно уже сидел на своем месте, нервно ковыряясь в тарелке. Ольга, успокоив его, легким, едва заметным движением, коснулась плеча Косыгина, и столь же быстро перешла на другую сторону стола, усаживаясь на свое прежнее место подле мужа. Косыгин исподлобья пытался поймать ее взгляд, но она, наслаждаясь своей пыткой, вся обратилась в сторону отца и матери.

Тем временем Мурат, усаживаясь рядом с матерью, предположил:

– Насколько мне известно, его жена тяжело больна. Недругов у него вроде не было. Так что, наверное, дело совсем плохо, и встал вопрос с бумагами? – Мурат пожал плечами, не замечая, как, впрочем, и остальные, что Саша совершенно стеклянными глазами смотрела в свою тарелку.

Ей не хотелось это слушать. Вообще не хотелось, чтобы кто-то обсуждал Андрея. Сердце тяжело билось в груди, а каждое слово о нем в таком обыденном духе, словно гвоздь, вбивалось в сердце. Но ей нельзя было себя выдать. Ни в коем случае нельзя было хоть как-то заронить подозрения в отце. А потому она терпела. Превозмогая себя, терпела.

– Ну, вопрос с бумагами – дело важное. Если речь о наследстве. Кажется, он говорил, что имение принадлежит жене, – Кадашев взглянул на Катерину Муратовну, та согласно кивнула. И тут же Павел Иванович бросил небрежно: – Да и Бог с ним. Он мне никогда особо не нравился. Ни должности, ни капитала не нажил. Как большинство военных, совершенно неприспособлен к жизни, – с этими словами Кадашев в упор посмотрел на Мурата, словно всем своим видом вынуждая его парировать.

Саша метнула возмущенный взгляд на отца. А Мурат действительно помрачнел и сдержанно отозвался:

– Папа, я знаю твое отношение к военным. Но Бессонов – честный и порядочный офицер, не имеет нареканий по службе. Он – пример для многих.

– Я так и сказал – не приспособленный, – усмехнулся Павел Иванович, словно не замечая того, что задевал этим и Мурата, и Катерину Муратовну. И даже не подозревал, как задевал этим Сашу! После чего он вытер губы салфеткой, швырнул ее на скатерть и встал из-за стола, всем своим видом, показывая, что здесь и обсуждать нечего.

Катерина Муратовна пристально посмотрела на мужа, но ничего не сказала по этому поводу, а лишь сильнее сжала руки Маши и Мурата, попытавшись улыбнуться. Но улыбка получилась грустной, вымученной. А как в этот миг горько забилось Сашино сердце! Она смотрела на маму, осознав вдруг со всей ясностью, что вопрос ее счастья для отца был непостижим!

Поэтому сразу после завтрака Саша убежала к себе. Лежа на кровати, старалась собрать мысли воедино. Угрызения совести перед родителями неумолимо накатывали на нее. Она вскакивала, заламывала руки, снова падала на кровать, зарывая голову в подушки. Потом вспоминала Андрея и поцелуй в ротонде. А потом жестокие слова отца о нем. И гнев поднимался в ней. Почему? Почему кто-то, пусть даже отец, смеет решать за нее? Ведь это ее жизнь! Одна-единственная!

Слезы снова потекли по лицу, когда всплыло перед глазами лицо мамы. Она будет раздавлена. Боже!

Саша снова вскочила, наспех прибрала волосы и побежала. Не видя никого и ничего, она выкатила свой велосипед и помчалась что было сил туда, где никто, никто не мог ее видеть…

…На Шоулане было привычно пустынно и хорошо. Взобравшись на камень у самой воды, она обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком. Раскаты бушующего моря в унисон совпадали с биением ее измученного за эти дни сердца. Бескрайняя даль увлекала своей неизвестностью и, стало быть, возможностями. Саша посмотрела влево. Там, за линией берега, на север уходили пароходы и поезда в сторону Астрахани. Где-то все дальше и дальше от нее уезжал Андрей. Она не может остаться здесь!