Текст книги "Нет следа"

– Доброе утро, – спокойно сказала она.

Он закашлялся, пытаясь ответить, и кивнул: «Доброе».

Неужели хоть часть ночи была правдой? Точнее, его интересовала та самая часть, где они…

– Нам нужно поговорить с моим отцом, – сообщила Хенна.

– Правда? – выдавил из себя Йоргос. Что бы это значило?

– А ты как думал? – она усмехнулась.

Значит, да, по крайней мере та часть ему не привиделась.

Он шёл за Хенной по лесу, думая о том, что теперь будет. Вождь изгонит его с позором? Обесчестил дочь… Чужак… С Хадиуля станется.

Прикажет жениться? Или не будет ничего? Может быть, разговор вообще пойдёт о другом.

Эти мысли, правда, не занимали его целиком. Они скорее проходили через сознание, не оставляя следа. Но были и другие: глядя на Хенну, на её узкую спину, покачивающиеся бёдра, лёгкие шаги, спутанные светлые волосы, Йоргос понимал, что не хочет уходить. Не собирается. Не оставит её.

Он хочет ещё, снова и снова – того, что было прошлой ночью.

На лугу она взяла его за руку. И так они вошли на базу «говорящих с животными». Хенна провела его по главной улочке к дому отца. Попавшиеся навстречу общинники здоровались – как обычно, но он видел мелькавший в их глазах потаённый интерес. Они тоже хотели знать, что будет дальше.

Хадиуль сидел на «троне», вытащенном во двор, лениво листал одну из своих старых книг и оторвался от чтения, только когда Хенна и Йоргос были уже в трёх шагах.

Вождь кивнул дочери и уставился на чужака, задумчиво закусив верхнюю губу. Что-то было новое в его взгляде, изучающее, но не как раньше, когда Хадиуль будто проверял, усвоил ли Йоргос очередную мудрость. Сейчас это был взгляд исследователя – так и сам Йоргос смотрел на людей и предметы, когда «включал учёного».

– Всё в природе создано парным, – заговорил Вождь вполголоса. – И подходящим друг к другу: и каждый зверь имеет пару, и каждое растение, и каждый человек. И мы идём по лесу превращений, меняясь и оставаясь неизменными, оглядываясь на мир вокруг, и ищем того, кто был выбран нам в пару судьбой. И проходят мимо нас страшные тени, и поднимаются к небу деревья, прорастая из малого семени, и меняют кожу зме́и, и рождаются, умирают и снова рождаются звери и звёзды, и катится солнце – от зимы к весне, от лета к осени, повторяется всё снова и снова и без конца, а мы всё идём и ищем…

Его голос затих. Вождь явно задумался о своём.

– Отец, – позвала Хенна.

– Да, дочь моя, – тут же откликнулся Хадиуль. – Не мне спорить с судьбой, тебя она всегда вела особыми путями. Добро пожаловать в общину, Йоргос. Больше ты нам не чужак, теперь ты один из нас и для тебя больше нет тайн, ты видел и знаешь всё… Будь осторожен с этим, прошу тебя. Отныне ты – тоже моя семья.

– Спасибо, – ответил Йоргос через секунду. Больше он ничего придумать не смог, но и не понадобилось: Хадиуль прикрыл глаза, кивнул, а потом вернулся к книге.

Хенна улыбнулась, потянула Йоргоса за собой.

– Ты можешь и дальше жить в доме Консула, – тихо сказала она, зачем-то оглядываясь на Вождя. – Но можешь остаться со мной, в моём доме. Решать тебе.

Он тут же согласился:

– Я остаюсь. Я только… соберу вещи. Останусь с тобой.

И лишь после этого в его голове всплыли слова Фалька: «Пожить в их общине… свести с кем-то дружбу…»

Как будто он продолжал выполнять приказы опекуна, всё время ненамеренно играя тому на руку.

—

конец июля, полгода назад

Эта ночь была тёплой и лунной, безветренной, сладкой, полной истомы – лето прошло свой пик, налилось соками и уже задумалось об осени.

Йоргос проснулся от ощущения пустоты, выбрался из кокона смятых, слегка влажных простыней. Окно в домике было приоткрыто, через щель в маленькую комнату входил, как к себе домой, пряный запах трав и костра.

Нащупав на полу одежду и ботинки, Йоргос вышел в гостиную – полупустую, из всей мебели – грубо сколоченный стол и три разномастных стула. Ещё шкаф, на полках грустят три книги, как будто ждут, что однажды сюда переселится библиотека Хадиуля… перейдёт по наследству.

Именно это поразило Йоргоса в первый раз, когда он вошёл в дом Хенны – ощущение ожидания… чего-то, перемен, какого-то движения, иного поворота. Тут всё будто ждало. Было временным.

Планшет лежал на столе, инфоком валялся там же. Было полвторого ночи. Йоргос сгрёб инфоком, подумал – взял и планшет. Тот пискнул, выходя из спящего режима, и показал уведомление: очередное письмо от Фалька.

Вот уже месяц Йоргос удалял сообщения опекуна не читая. И сам писать перестал. Он чуял, что незамеченным это останется недолго. И ждал последствий: что перекроют тоненький финансовый ручеёк, отчислят, лишат гражданства Университета. Поставят на нём крест.

Ему в одночасье это стало безразличным. Он и сам удивлялся: променял всю прошлую жизнь, все карьерные планы, всё то, что у него было и чем хотел заниматься – будущие исследования, засвеченное городское небо, шум сотен тысяч голосов, – на общество странных людей. На право быть сейчас в этом доме.

В нём что-то изменилось в ночь солнцестояния. Психический сдвиг – он понимал это. Возможно, это было безумие в буквальном смысле слова.

Но возвращать всё, как было, не хотел. Либо «как было», либо Хенна. И это даже не выбор.

Он стёр сообщение Фалька, сложил планшет и сунул в большой карман куртки, подхватил её и вышел на улицу.

Дымом тянуло всё сильнее. К запаху трав теперь примешивался другой… знакомый, но смутно, слишком смутно.

Он вдохнул поглубже, задрал голову: луна была бледной, близкой, повисла низко над кедрами, задевая их, расплёскивая по верхушкам молоко. Йоргос закрыл глаза… и услышал то ли вскрик, то ли громкий стон, а потом – удар и треск, шум падения. Странно, должно же быть наоборот, сначала – падение, потом – стон…

Йоргос очнулся. В который раз не мог понять, приснилось ли ему услышанное – может быть, он сумел задремать стоя – или же всё-таки… Крик повторился, в этот раз более пронзительный и жалкий.

В соседнем доме вспыхнул свет.

Йоргос недоуменно завертел головой: откуда прозвучал крик? Справа? Впереди, около ограждения базы?

Из соседнего дома вышел заспанный человек; Йоргос не смог узнать его и не мог вспомнить, кто вообще там живёт. Ночь казалась нереальной, просто сон, в котором уже начинают путаться события.

Треск, третий крик – с другой стороны.

Дым, смутно знакомый запах.

– Скорее! – Хенна налетела на него сбоку, он покачнулся и оступился. Она же тянула его влево, на восток, к центру поселения. – Нужно сказать отцу!

– Что? – Он пошёл за ней, потом побежал, огибая людей, их внезапно стало много, больше десяти, когда они только успели выбраться на улицу?

– Уходите! – зашипела на них Хенна. – Прячьтесь! Заприте двери! Быстро!

Они послушались, и Хенна и Йоргос остались одни.

– Я почуяла их приближение, – шептала она, обгоняя его, оборачиваясь, бросая слова на ходу. – Издали. Они на это не рассчитывали. Откуда им знать про меня? И включила «охранку». Она старая, она такая старая, Йоргос, ещё со времён горнолыжной базы, ты знаешь, что здесь была горнолыжная база? – Они уже остановились у дома Вождя – тихо, тёмные окна.

– Такая чертовски старая, – повторила Хенна, шевеля носом, нервно вертя головой. – Она не удержит их надолго. Но теперь им не застать нас врасплох.

– Что происходит? – спросил Йоргос. Он только теперь понял, что она по-настоящему испугана. Она никогда такой не была, ни разу он не видел в ней ни капли страха. – О ком ты говоришь?

– Он не здесь, – ответила она невпопад. – Он в лабе, он наверняка там. Скорее!

Она опять дёрнула его за руку – они оббежали дом. Во дворе «трон» Хадиуля был сдвинут, а часть газона оказалась свёрнута, будто ковёр. И там, на том месте в лунном свете блестела металлом плита.

– Не может быть… – тупо произнёс Йоргос. Дурацкий сон, шпионские игры. Хенна бросила на него быстрый взгляд:

– На самом деле, Йоргос, – она на секунду прижалась к нему, шепча в ухо. – На самом деле, всё это – есть.

И опустилась на колени, прижала ладонь с растопыренным пальцами к плите. Та ухнула и исчезла, скользнув вниз и в сторону.

Там был колодец – технический, один из тех, что ведут в обслуживающие туннели. «Это всего лишь кабель», – с облегчением осознал Йоргос. Под землёй общины проходят туннели с кабелем, на котором «сидит» Консул. Конечно.

Хадиуль легко мог превратить один из таких туннелей в убежище. Это на него похоже.

– Спускайся, – попросила Хенна. И он послушно приблизился к дыре в земле, встал на колени и опустил туда руку. Сработали датчики движения, и стенки мягко засветились. Да, классический технический колодец – старый, как и всё здесь. Но в рабочем состоянии.

Йоргос осторожно спускался, нащупывая ногой скобы. Колодец был не таким уж глубоким – метров пять всего – и внизу обнаружились площадка и распахнутая дверь – такая же стальная плита, только иной формы. Наклонившись – проём был низким, неудобным, он протиснулся через узкий шлюз и попал… в лабу, да. В лабораторию.

Наверное, здесь раньше был техпункт. Или что-то такое. Системы наблюдения. Помещение для техников. Под землёй… но раньше так иногда строили. Очень давно и очень недолго, никому не нравилось работать в таких условиях, так что стандарты быстро поменяли.

Но вот это место осталось.

Пещера, иначе не скажешь: выпуклый потолок, обшитый металлом, решётки вентиляции, круглый стол управления в центре – спящий, только попискивает что-то, но мониторы темны. Железные шкафы по стенам, тоже металлические. Действительно убежище. Бункер.

Наверное, всё осталось с тех же времён, что и «охранка».

А вот и вещи Вождя: два деревянных стола, коврик на полу – но, наверное, всё равно холодно сидеть там вот так… Приборы. Современные высокоточные приборы и мощные вычислительные системы. Такие же стоят в лабораториях Университета.

– Откуда? – вслух спросил Йоргос. Хенна проследила его взгляд:

– От Павла.

Он двинулся было к приборам, потом замер: над одним из столов в голографической «вечной» рамке сияла трёхмерная модель… памятный знак и имя на нём – Аргон Эде́рев. Имя, которое так просто не забудешь, редкое.

«Человеческое тщеславие, – успел подумать Йоргос, – всегда в конечном счёте…»

Потом его мысли понеслись по кругу.

Кто же в академии не знал городскую легенду об Аргоне Эдереве?

По учебным корпусам ходили байки о нём. На его лаборатории висела мемориальная табличка.

Его именем был назван один из парков.

Всё это осталось напоминанием о времени, когда Эдерев ещё не сошёл с ума и не создал свой центр где-то на просторах Евразии. Даже в Университете то место считалось полумифическим. Но миф был доведён до конца: в нём было и про то, как, пережив три волны исследований, центр рухнул, погребя под собой всё и всех. Или, возможно, был кем-то разграблен.

Но основатель покинул центр ещё до конца первой волны – разругался с остальными. Потому и сменилось направление исследований: некому было постоять за первую волну. И с тех пор и уже некоторое время никто не видел Эдерева – ни мёртвым, ни живым. Он по-настоящему исчез.

Нобелевский лауреат. Гений биологии. Генной инженерии. Дополненной телесности.

Пропавший двадцать лет назад. Восемнадцать лет назад признанный мёртвым на основе каких-то доказательств.

Для него создали золотую урну. Действительно золотую: кто-то из бывших покровителей разорился. Захоронили её пустой среди других гениев, в лучшем квартале кладбища.

Говорят, он мог всё. И хотел – хотел всего, тайн жизни и смерти, бездны и небес. И это он положил начало движению дополненных. Тех, кого ненавидят «естественники». С его подачи люди стали лепить из себя новую, лучшую версию, всё дальше и дальше уходя от себя самих.

Так болтали в коридорах академии. В ветках конференций. До сих пор загадка Эдерева не даёт многим покоя. Что он открыл, куда пропал, своей ли смертью умер?

Да и умер ли вообще?

Чем бы закончилась первая волна, не покинь Эдерев свой волшебный степной остров?

Йоргос пару раз видел кадры с Эдеревым – молодым, сильным, рыжеволосым, с выражением превосходства в глазах. Трансляция вручения Нобелевки. Выступление в общественном лектории. Какие-то исторические переговоры времён получения Университетом статуса Города. Конечно, Эдерев был одним из тех, кто всеми силами этому способствовал. В Хадуиле – бородатом, заросшем, раскрашенном, с листьями и перьями в волосах, выдающим бессмысленные и пафосные сентенции, Аргона Эдерева было не узнать.

Если только не сравнивать специально.

Глаза ведь те же. Выражение превосходства исчезло, но и только. И голос – голос лектора.

И наверняка что-то ещё.

Чем больше Йоргос думал об этом, тем яснее ему становилось: да, это один и тот же человек.

Избавившийся от всего из прошлой жизни, он не мог отказаться себе в последней слабости – в этом голографическом знаке. Памяти о том, кем он был.

– Аргон Эдерев, – произнёс Йоргос.

– Да. – Хенна что-то делала со столом управления, теперь два из шести мониторов светились, кажется, на них шла трансляция с камер наблюдения. Оказывается, и они здесь были. Где? В кедрах? На крышах домиков?

– Да, – повторила она. – Это мой отец.

Йоргос подошёл к ней: на картинках с камер движения не было.

– Ты уверена, что…

Она посмотрела на него сердито.

– Почему «охранка» была отключена? – тогда спросил он.

– Слишком старая, – повторила Хенна в который раз. – Потребляет много энергии. И сбоит, а это опасно. После второго сбоя отец решил отключить её. Он сказал: что лучше покажет нашу миролюбивость? Что лучше покажет нашу открытость миру и готовность принять всякого, кто пожелает прикоснуться к мудрости?

Ей хорошо удавалось передать интонации Хадиуля. И всё равно эти аргументы были… глупыми. Слишком беспечное поведение для того, кто скрывается столько лет. Или Эдерев вовсе не прятался? Просто стал кем-то другим? Он имел право изменить свою жизнь, как и любой человек.

Только Йоргосу было тяжело в это поверить.

Он заметил в пещере вторую дверь, лишь когда в неё что-то глухо ударило.

Хенна подскочила к двери и открыла её, также прижав раскрытую ладонь.

Покачиваясь, в пещеру вошёл Хадиуль. Скользнув по ним взглядом, он кивнул:

– Молодцы, что пришли сюда… Правильно…

Его левая кисть была прижата к рёбрам, и что-то тёмное сочилось сквозь ткань всегдашнего балахона, пачкая пальцы и стекая тонкими струйками вниз.

Что-то? Да как же…

Подхватив Хадиуля, Йоргос помог ему добраться до кресла оператора.

– Тут есть… что-нибудь? – спросил он у Хенны. – Аптечка?

– Нет тут ничего стоящего, – ответил за неё Хадиуль. Его дочь продолжала стоять у двери, бледная и дрожащая, опираясь одной рукой о стену, другой перебирая пальцами в воздухе.

– Но нужно же…

– Ты врач? – перебил его Вождь. У него ещё нашлись силы на раздражённые и властные нотки. – Ты мне не поможешь. Я был готов к этому последние лет двадцать. Сам удивлён, что меня хватило на столько. Столько лет водить их за нос…

Он пробормотал что-то ещё. Хенна отпустила стену и неловко, спотыкаясь, дошла до одного из шкафов. Порывшись на полках, она достала аптечку.

Хадиуль сам запустил туда руку, нащупал порошок для сращивания тканей.

– Помоги, – бросил он Йоргосу. – Режь рубаху.

Йоргос вскинулся, нашёл в аптечке ножницы, почему-то старые, в ржавых пятнах. Скорее порвал, чем разрезал ткань.

Вождь присыпал рану – похоже, колотую, но с рваными, неровными краями; Хенна подала ему тампон-губку. Хадиуль прижал его к ране и так и замер.

– Вам нужно идти, бежать, милая, – сказал он, морщась. – Бери всё, ты знаешь, где оно. Все данные. Это нужно спасти. Уйдёте по туннелю, только не к Павлу…

Хенна кивнула и обошла пульт, вернулась к включённым мониторам. Двигалась она по-прежнему будто во сне, и взгляд у неё был отрешённым. Йоргос смотрел на неё: что происходит? Что вообще происходило на этой базе?

Хадиуль свободной рукой ухватил его за запястье и сжал – сильно, до боли.

– Они начали с дома Павла, – Вождь смотрел ему в глаза, но говорил громко – для своей дочери. – Консул включил тревожную кнопку, я здесь услышал тревогу, но она сразу замолчала. И я подумал: ошибка, так уже было, старая, старая глупая система, но ещё работает. И пошёл проверить – на всякий случай. Я такой же старый, как эта система, я успел поверить, что мы все в безопасности, привык к этому. Не думал, что там меня будут ждать. Павла я не нашёл. Но они не знают, куда я исчез, туннель ещё нужно обнаружить. А потом – вскрыть. Но они уверены, что я вернулся на базу, куда мне ещё идти?

Хенна отрешённо кивала, Йоргос видел это краем глаза.

Хадиуль почти засмеялся, это был хриплый клёкот:

– Павла ещё взять нужно. Вряд ли они знали, кто он такой. А потом – дипломатическая неприкосновенность, как только он доберётся до людей, пустит в ход и это. Их всех возьмут за жабры, милая, главное – вам до этого времени дотянуть.

Она кивнула в очередной раз.

Хадиуль посмотрел на неё, потом снова уставился на Йоргоса и продолжил тихо, с нажимом:

– Не стоило потакать Камилу, – голос его неуловимо изменился. – Бедный безумец хотел спасти нас. Он считал, что если сдастся на милость врагу, то отстрочит неизбежное. Из его памяти изгладились те страшные вещи, которые с ним делали много лет назад.

– Он говорил… он сбил меня с толку, – признался Йоргос. Запястье болело, а хватка Хадиуля не ослабевала. Откуда у него столько сил?

– Верю, – кивнул Эдерев. – Он всегда это умел. Говорить не говоря. Даже после лёгкого помутнения рассудка в нём это осталось. Инстинкт манипулятора. Он был моим учеником, одним из немногих, кто что-то знал. Когда мне стали угрожать, когда посягнули на мои исследования, я понял, что должен исчезнуть. Слиться со средой. Сделать вид, что я – больше не я, что все эти прекрасные вещи меня больше не интересуют. Я был ещё относительно молод и наивен, не думал, что предпринятого окажется недостаточно.

Они взялись за моих учеников, лаборантов, за всех, кто хотя бы раз приветствовал меня в коридорах. Кто-то что-то рассказал, стремясь спастись. Кто-то исчез… был убит? Я до сих пор не знаю этого, и оно гложет меня – чувство вины. Камил утверждал, что не сказал ни слова. Его пытали, но он держался, он верил в наше дело. Потом отпустили – в надежде, что он приведёт их ко мне.

Он привёл. Я не понимаю, как он нашёл меня. Может быть, его сюда привезли, может быть, они прекрасно знали, где я. Просто им нужен был повод, нужна была причина, доказательства, что я – по-прежнему я.

Но я рискнул и поверил Камилу. Он был безумен, бедняга. Не всегда понимал, что реально, а что нет. Но оставался преданным до самого конца.

– Я…

– Ты не знал, – кивнул Эдерев, наконец выпуская его. – Это был благородный поступок – его и твой. Только очень и очень глупый.

Йоргос зачем-то кивнул.

– Как дела, милая? – Вождь повысил голос.

– Сорок процентов, – тускло ответила Хенна.

– Она не выносит вида крови, – как будто извиняясь и снова вполголоса заговорил Хадиуль. – Бедная девочка. Я нашёл её в приюте, в Горном…

– Она не ваша дочь? – Йоргос не знал, почему из услышанного это поразило его больше всего. Возможно… дело в генах. Дело в этих превращениях. Он уже решил, что это передалось Хенне по наследству.

– Да, хотя меня самого это удивляет, – голос Эдерева был полон тепла и любви. – Она как будто и вправду унаследовала что-то от меня, минуя гены. Но нет, она мой эксперимент. Лучший из них. Лучшая из нас. Никаких имплантов, ничего чужеродного. Эта сущность вшита в её плоть и кровь. Полное превращение невозможно, закон сохранения массы не дремлет, но Хенна ближе всех к этому. И она единственная может передать это своим потомкам. Она не просто человек. Новое существо, чуткое, доверяющее инстинктам, умное, принимающее правильные решения, основываясь на критериях, которые мы не понимаем. Способная выбрать безупречное будущее. Я люблю её больше всего и всех на земле. Но сейчас я должен отпустить её. Только так она спасётся. И отыщет других…

Эдерев вздохнул.

– Кого? – после паузы спросил Йоргос. Его начинало душить что-то… мутное. Когда оно поднимется и войдёт во вкус, добра не жди.

Хадиуль не ответил, только вяло шевельнул головой.

– Тогда скажи, кто пришёл за вами? – Йоргос наклонился вперёд и зашептал уже зло, чувствуя приближение приступа бешенства, семейного, неукротимого, не раз подводившего под монастырь его родственников. Он раньше гордился, что с ним такого не бывает, – пока не встретил Хенну.

– А это тебе лучше известно, чем мне, – парировал Эдерев. – Ко мне двадцать лет периодически кого-то подсылали. Исследователи, туристы, журналисты, всякой твари по паре сюда заезжали и спрашивали, смотрели, вынюхивали. Всем я морочил голову своим Хадиулем. Павел помогал мне. А я помогал ему кое с чем, с интересными заказами на интересные исследования. Мы создали прекрасные симбиотические отношения. Он всегда знал, что идёт на риск. Но община… мои несчастные, доверчивые «Говорящие с животными», почти все они не представляют, кто я такой, нас, «животных», тут несколько человек. Остальные – ширма. Но разве это волновало тех, кто прислал тебя сюда?

– Фальк, – процедил Йоргос, немного отстраняясь. – Я знаю только Хадерата Фалька. Я и сам не знал, что на кого-то работаю. Меня просветили недавно.

Эдерев едва заметно пожал плечами:

– И всё же что-то ты им написал, что-то узнал. Или, может быть, дело в Камиле. Уже не важно.

– Я ничего им не писал, – с горечью ответил Йоргос. – Уже месяц. Дело в этом.

– Возможно… Хенна! – позвал Хадиуль.

– Почти всё, – её голос был всё таким же тусклым.

– Я обошёлся с тобой, как и с остальными, рассказал всё и ничего, – Эдерев заговорил быстрее. – Но Хенна приняла другое решение. А она никогда не ошибается. Она была права: ты перешёл на нашу сторону. Её инстинкты безупречны, её выбор безупречен…

– Я закончила. – Хенна поднялась, теперь они оба увидели её лицо – потухший взгляд, бледные трясущиеся губы.

– Тогда уходите. Возьми старые образцы, они там… ты знаешь где, – мягко сказал Хадуиль. Она покорно отправилась к шкафам.

– Это всё нужно сохранить, – его слова звучали как приказ, – данные об исследованиях, там годы наблюдений, формулы и схемы, технологии. Абсолютно всё, что я вывез из центра, когда наши пути разошлись, и дополнил за двадцать лет. Образцы – это старые импланты. От них лучше избавиться. Они нестабильны. И не нужны… Главное – Хенна…

Его дочь, между тем, складывала коробки из шкафов во взявшуюся откуда-то сумку. Туда же она положила и две карты памяти – в непромокаемые защитные карманы внутри. И после этого протянула сумку Йоргосу.

Он выпрямился, забрал сумку, задев пальцы Хенны – холодные и скользкие, как стекло на зимнем окне.

– Пора идти, – произнёс Хадиуль. Он приподнял руку и взглянул на промокший насквозь тампон: то ли порошок был старым, то ли Вождя ранили чем-то, содержащим антикоагулянты. Запрещённое оружие.

– Надо зашивать, – с сожалением прокомментировал Хадиуль. – Да вряд ли поможет.

– Может быть, мы останемся? – почти умоляющее спросила Хенна.

– Нет, вы уйдёте, – ответил Вождь. – Немедленно. Туннелями кабеля, и выходите через юго-западный туннель. Спрячьтесь в лесу. А я выберусь наверх и запечатаю убежище. Отвлеку их ненадолго… Планшет при тебе?

– Да, – кивнул Йоргос.

– Оставь здесь. Всё, в чём есть хоть одна микросхема.

Йоргос послушался. Эдерев же продолжал давать указания:

– Вы оба должны выжить. Ты позаботишься о моей дочери. Это теперь твоя судьба… Так уже сложилось, что это – твоя судьба… – он усмехнулся. – Судьба человеческого вида зависит от вас. Судьба истины, бывший чужак, в твоих руках… – и захохотал, но тут же скривился от боли. – Когда столько лет носишь чужую шкуру, она к тебе прирастает… Видимо, по своим счетам я заплачу уже как Хадиуль. Всё, бегом!

Хенна дёрнулась… Потом склонилась, обняла отца и произнесла что-то тихо, с болью и печалью, на своём странном клекочущем языке.

Хенна вела его по тускло освещённым туннелям; гудящий кабель два метра в диаметре занимал пространство в центре, но по бокам ещё оставалось достаточно места для одного человека.

Кабель казался Йоргосу живым: он не просто гудел, он вибрировал, сотрясал землю под собой, хотя чему там гудеть, чему вибрировать? Стиснутая материальными границами информация рвалась наружу, стремилась покорить всё, захватить мир, переменить его. Она была оружием и прекрасно это знала. Йоргос же знал, что дрожание кабеля – просто иллюзия, что его повело от замкнутого, душного и сумрачного пространства, и всё же…

Путь до юго-западного туннеля занял у них двадцать минут. Наверное, до дома Консула было намного ближе.

Они вылезли на поверхность в лесу, Йоргос сразу потерял ориентацию: луна успела зайти, были только звёзды, но он и в лучшее время мог найти на небе разве что Млечный путь.

– Куда нам идти? – спросил он. – Где спуск к дороге?

– Там, – Хенна махнула рукой. Она уже не была такой потерянной, как в пещере, сейчас она сосредоточенно принюхивалась и прислушивалась. – Ты чувствуешь? Этот запах?

Он втянул воздух: да, слабый аромат, тот самый, что он ощутил ещё на базе.

– Я его уже слышала сегодня.

– Да, – согласился он, ставя сумку на землю. – Я тоже. И в нём что-то такое…

Что же это? Что-то подгоревшее и сладкое. И такое слабое…

Жжёный зефир!

Дурацкий жжёный зефир!

Он даже обрадовался, но сразу понял… всплыло в памяти ненужное знание. Нет в мире столько жжёного зефира, да и незачем ему тут быть. Это другое.

– НО23, – сказал он вслух.

– Что? – она настороженно обернулась, впилась в него глазами. – Ты понял, что это?

– НПГ, – неохотно ответил он. – Распространяется медленно… анализами не выявляется. Нервно-паралитический… поэтому запрещённый. И даже уничтоженный, как говорят. Врут. У Легиона наверняка припрятан запас…

До него тут же дошло, что говорить этого не стоило. Хенна опять переменилась: будто ощетинилась, подобралась, как готовая к прыжку кошка, пальцы её скрючились, а уши зашевелились.

– Ветер дует от базы, – сообщила она. Да он и сам об этом догадался.

– Я сказала им прятаться, сказала запереть двери, – в её голосе уже слышался клёкот.

– Стой! – он схватил её в охапку, прижал к себе. – Стой… Если это НО23, они уже мертвы. И ты умрёшь, если пойдёшь туда.

– Я устроена иначе… – прошипела она, вырываясь.

– Не настолько! – отчаянно возразил Йоргос, он чувствовал, как напрягаются её мышцы. Она сильнее, чем может показаться.

– Ты не понимаешь… – Хенна как будто задыхалась. – Я устроена иначе. Я не оставлю их там, это мой народ.

– Какой народ! Ты приёмыш, сирота, на которой Вождь… Эдерев ставил эксперименты.

– Он мой отец!

– Он травил тебя с детства! Отравил и твоё тело, и твой разум. Он дополнил тебя, изменил, отвратил от природы, он сделал тебя…

Она вдруг сжалась и спокойно выскользнула из его рук, как будто песок просыпался сквозь пальцы.

На её голове уже шевелились перья, руки утолщались и растягивались, превращаясь в крылья.

– Он мой отец. А это – мой народ, – её речь стала менее разборчивой, слова будто пробирались по каменистому руслу, разбивались о препятствия. – Невинные люди. Они не знают ничего о нас. Мы их использовали. Теперь мой отец почти мёртв. И я наследую его ответственность.

– Твой отец просил защитить тебя! – Йоргос сделал к ней шаг, и она тут же отпрыгнула сразу на два метра, помогая себе крыльями.

– Ты не понимаешь, – она не слушала его. – Никто не понимает. Не понимает. Я надеялась, что ты поймёшь. Будешь одним из нас. Но нельзя впитать мудрость чужого народа. Я знала это всегда. Нужно искать свою. Возвращайся к своим. Ищи своих. Ищи свою истину.

Она пятилась, скрываясь за деревьями, а он шёл за ней, не в силах отвести взгляд. И, конечно, споткнулся, потерял равновесие. Отвёл глаза от Хенны.

И она исчезла. Он в отчаянии заорал, не боясь выдать себя, не боясь ничего, кроме того, что она оставит его навсегда:

– Если знала, зачем выбрала меня?!

Не было никакого ответа, только эхо.

Сжимая кулаки, царапая ладони ногтями, скрипя зубами, он стоял один в темноте. В животе нарастала судорога – фамильное бешенство поднимало голову. Чужак? Всегда он для них чужак? И для неё – чужак! Везде, нигде ему нет места. Чужак – вот как они его называли!

Ну ладно, он это изменит. Ей не уйти от него, не избавиться, нет, уже поздно. Он её с потрохами, он будет преследовать её до конца жизни. Всегда. Он станет таким же. Он учует её. Пойдёт по следу.

Он отыскал сумку, вытряхнул содержимое на землю. Рылся в нём, раскидывая коробки и раздувая ноздри. Чужак! Хватит с него!

Дрожащими руками он вскрыл коробку с самой недавней датой – пятнадцать лет назад. Не так плохо. Может быть, Эдерев колол что-то такое и Хенне. Пятнадцать лет назад она уже могла жить здесь.

Три ампулы. Как это действует? Обычно импланты выстраиваются из собственных тканей носителя. Нужно лишь вколоть раствор со строителями. Мерзкими маленькими творениями рук человеческих. У строителей должна быть программа. Как быстро?

Он нашёл пистолет для инъекций, вставил ампулу и воткнул в левую руку – мгновенно, не думая, не давая себе времени на сомнения. И замер.

Бешенство стучало в висках. Ничего больше не происходило. Беспомощные старые импланты…

Он отбросил пистолет и с наслаждением прыгнул на раскиданные коробки. Пластик треснул под его подошвами. Он танцевал на остатках коробок, на ампулах, вгоняя осколки глубоко в землю. Он представлял, как роботы-строители умирают, не в силах исполнить программу, не находя следов человеческой ДНК, как гибнут годы исследований проклятого Эдерева, извращенца, выродка, твари, недостойной имени человеческого.

Осталось ещё одно: он схватил сумку, карты памяти всё ещё были в ней. Носители мерзости, древней, грязной мерзости, вечного желания быть кем-то другим…

И метнул их яростно в ближайшее дерево.

«Триггеры стары как мир», – услышал он голос Хенны.

Верно. Нужно проверить. Старые импланты. Всё-таки не такие, как у Хенны. Он облизнулся и обернулся: тут полно деревьев. Вряд ли нужно какое-то особое.

Бросив сумку, он подошёл к кедру, на котором остались царапины от расколовшихся карт. Приблизил лицо, понюхал ствол. Смола и холод. Звёзды мигнули над головой.

Нужно обойти справа налево или наоборот?

Против солнца, сказал он себе. Определённо.

С севера несло жжённым эфиром. Восток был тёмен.

Медленно, почти торжественно он пустился в путь. Перед ним растились травы и мхи, деревья качали кронами, где-то уже занимался рассвет, скоро и эта часть планеты встретится с солнцем. Но его тут не будет, будет кто-то другой, иная форма, иное существо. Новое имя – у эвенков ещё осталась парочка. Эдерев выбрал народ, который исчез десятки лет назад, и язык их тоже стал мёртвым. Но когда-то они жили и в этих краях. Хотя это не их родина, но всё же. В память о них…