Текст книги "Заметки журналюги"
Автор книги: Ольга Тулянская
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Корры и «кооры»
Вышла из редакции.
Вспомнила, что завтра съемка и надо бы камеру согласовать.
Завернула к координаторам, скрестила пальцы на удачу: хоть бы сегодня не Элькина смена. Заглянула с опаской…
…выдохнула.
Эльки не было. За всех отдувался Славик. Ну, как отдувался – это я зря. Славик – душка, с характером и харизмой, он ни за кого не отдувается, он руководит.
Кстати сказать, когда три года назад я пришла работать на этот телеканал, Славик был наряду с Элькой простым координатором (или коором), потом им добавили третьего. А три – это уже толпа, которой нужно руководить, соответственно, кто-то из тройки должен был стать главным. Элька была уверена, что это ее право, но тут, признаюсь, начальство удивило, впрочем, подозреваю, сработал все тот же пресловутый половой признак, по которому истеричной бабе у власти не место, если у нее нет существенной поддержки в этой самой власти. У Эльки не было. Главным среди кооров стал Славик. И мы все дружно вздохнули с облегчением!
Славик был умный, спокойный, гибкий в поисках компромисса, не лизоблюд, рассуждал здраво, плюс отличное чувство юмора и воспитанность. Общаться с ним было в радость, потому и с проблемами в организации съемок или монтажа обращались только к нему: он всегда старался помочь и, если в редких случаях у него не получалось, никто тем не менее не сомневался, что Славик сделал все от него зависящее. В отличие от той же Эльки, которая шла коррам навстречу крайне редко, под настроение, получая удовольствие от осознания того, что может помочь, но не хочет, потому что знает за собой безнаказанность. Об этом, к сожалению, и мы все знали. Знали, что крайним всегда остаётся корр. Конечно, это не голословно, ибо для убедительности пару раз проверили: претензии Эльке предъявили, нажаловались на нее начальству, и что? Эльке ничего, а себе мы тем самым жирнющую свинью подложили: пакостила потом Элька самозабвенно и с азартом.
Славик такие финты не выкидывал и, даже когда стал главным, не отлынивал от помощи, наоборот, оперативнее разруливал наши рабочие проблемы в силу бОльших возможностей.
Словом, Славку нельзя было не любить. А еще он был высокий, стройный и смазливый – допбонус, не так ли?
Конечно, мы понимали, что он не на нашей стороне, нет! Он – по другую сторону! Но и стену между собой и коррами он не воздвигал, избирательным не был, а главное: не подставлял – и на том спасибо!
– Привет, – заулыбалась я удаче в лице Славки.
– Привет, – ответил он. С вопросами не торопился, ждал, ведь просто так к ним мало кто заходит, а я и вовсе по крайней нужде.
– Чего один?
– Курить ушли.
– Мне повезло.
Славик улыбнулся краешком губ, об отношениях Эльки с коррами знал не понаслышке, но изменить ничего не мог. Максимум, одернуть Эльку при случае, если ее сильно заносило, но и этим не злоупотреблял, все-таки она была старше чуть ли не вдвое, работала на столько же дольше, к тому же некий напряг после его назначения между ним висел в воздухе. Сильно обиделась Элька, что не оказали ей честь и доверие за долгую и преданную, в ее понимании, службу. Сдерживалась она с трудом, выплескивая негатив на корров. Зная о ее сволочном характере и беспринципности лучше всех нас, Славик понимал: огня ему не потушить, но и масла подливать не за чем.
– Камеру дашь? – спросила я.
– Тема какая?
Славик пересел за Элькин стол и открыл график. Я назвала тему, он – дату съемки.
– Какую камеру хочешь? – прозвучал привычный вопрос, благо, был выбор.
– Как всегда, – и скорчила «милаху».
– А другую для разнообразия, не? – усмехнувшись, все же спросил Славик.
– Слав, вот весна придет и до разнообразия дело дойдет, а зимой надежнее с проверенными.
Я подмигнула, Славик засмеялся.
– Понял.
– Не сомневаюсь.
Он быстро напечатал рядом с моей фамилией состав съемочной группы. И я попрощалась.
Прошла мимо зеркала у центрального гардероба. Вернулась. Остановилась. Мешки под глазами от недосыпа, волосы шампуня просят. Чертова работа: либо некогда, либо сил уже нет.
Может, пора бы навсегда из этого ада?
Кличут нас журналюгами… И что?
По-моему, очень даже метко. Какая работа, такое и прозвище. Глупо обижаться. Поездишь несколько лет по учреждениям да кантором, пообщаешься с разным людом, и характер закаляется, будь здоров, заматереешь, мало не покажется. Внешне-то, если не захочешь, так и не заметно будет – паинька да и только, а внутри – волчара. С годами, правда, все сложнее становится прятать тяжелый и цепкий взгляд…
А прятать надо. И особенно на работе. Ну, согласитесь, зачем сразу все карты на стол, кто ж так играет. Порой полезнее дурочкой прикинуться, глазки с поволокой подать, улыбочку отвлекающую нацепить, но бдительность не терять и при необходимости всех на место быстренько поставить, если работе мешают или саботируют.
Тем утром мне было тоскливо, вокруг одна серость, работать не хотелось, а надо. Приехали к одному дядечке пожарных дел. Тема заурядная – техника безопасности при работе с электроприборами и все такое. И как назло, спикер попался из тех, которых снимают часто, востребованной то бишь, а посему мнят такие себя профи в телепроизводстве.
Заметно это с порога: у них в кабинете, где обычно висит портрет президента или известного философа, красуется собственная физиономия. Увидела – смекнула – оценила. Субъекты эти порядком раздражают, потому как всегда с претензией, мол, я не я, а вы точно никто.
Оператор Ромик, пофигист и молчун, начал выставлять план на интервью. Дядя заявил, что сидеть будет только в своем большом кресле, переделанным из спецсидения гоночных болидов. Попытались переубедить: кресло слишком высокое, потому в кадре подголовник будет торчать огромными “ушами”. Дядя не проникся, настоял на своем. Махнули рукой.
Дальше больше. За креслом во всю стену висит рекламный плакат его фирмы. И дядя ставит условие – плакат должен быть в кадре.
– Нам нельзя не проплаченную рекламу в кадр, – не выдержал оператор.
– Другие же снимали! И в эфире было, сам видел, – заявил дядя резко и уверенно.
Оператор растерянно посмотрел на меня.
– А у нас не пройдет, – спокойно ответила я, давая понять, что очень сильно сомневаюсь в его словах.
– Ну, тогда интервью не будет! – встал в позу дядя.
Вот индюк самоуверенный. Ты кому тут условие ставишь! С подчиненными права качай. А сейчас здесь моя съемочная площадка, и делать будешь то, что я скажу. Разозлил.
Но я улыбнулась помилее, молча кивнула оператору, мол, выставляйся, а там решим, и навострила уши. Внимала каждому слову в его перебранке с моим оператором, как волк за добычей следила. Дядя решил, что задавил меня своим мужским эго, и продолжал напыщенно.
– И не вздумайте меня обмануть. Я все знаю. Перед началом кадр мне на согласование покажите. Я посмотрю. А то скажите, что баннер в кадре, а сами его обрежете.
– Что тут обрезать, его снять со стены надо, мы не можем на баннер снимать, – горячился Ромик. – Даже если я крупно возьму, все равно реклама читается.
– Не надо крупно! Баннер должен быть целиком! – давил металлом в голосе дядя.
У Ромки в глазах засветилось отчаяние. Он метнул на меня умоляющий взгляд. Решение-то за мной. Дядя уловил, что оператор ждет моей команды, но демонстративно в мою сторону не смотрел, обращался только к оператору, опрометчиво считая его главным. Я задумчиво прищурилась: неужто женоненавистник попался. Хм… Интересненько…
И тут дядя, видать, расслабился победно и сплоховал:
– Ну, вы, коллега, можете между собой посовещаться по поводу композиции кадра. Но снимать начнем, когда я одобрю.
Вот оно!
Повод оскалиться! Не спорить, не ругаться, не доказывать свою правоту, не кричать, даже голоса не повысить. Достаточно внимательно слушать и в нужный момент ухватить зубами и разорвать в клочья. Ибо мы – профессионалы, и никому не позволено в этом сомневаться! Мы же не учим других работать! Вот и нас учить не стоит.
Коллега? Какие мы тебе коллеги, дядя, если ты – пожарных дел мастер?
Улыбнулась и тихо так спрашиваю:
– А вы телеоператор?
Дядя на секунду растерялся, поначалу даже не понял, кто спросил. Повернул в мою сторону голову. Я того и ждала. Впилась в него взглядом насмешливым.
– Не понял? – переспросил он.
Я еще шире оскалилась, прищурилась игриво, взглядом цепко держу. В гляделки меня еще с детства не переиграть! И елейно так ему:
– Ну, вы же сейчас моего оператора коллегой назвали. Вы что, тоже телеоператор?
Пауза. Шах и мат! Взглядами сцепились не на шутку. Секунда, две, три, пять…
Инженер с оператором затихли, боялись шевельнуться.
Дядя первым взгляд отвел. Не дурак, смекнул, что ловко его подловили и на место поставили. Гнев подавил. Не сразу, конечно, с трудом, но поражение принял, больше не капризничал, в работу нашу не вмешивался, на вопросы отвечал споро и с уважением, даже угодить старался. Признал, что в каждом деле свой хищник, и вслух сомневаться в этом следует поосторожнее.
Вот когда работа в удовольствие. От таких баталий настроение поднимается, адреналин зашкаливает. Кайфово!
И ведь убиваешь, как минимум, двух зайцев: и спикер шелковым становится, и съемочная группа уважением проникается.
– Круто ты его! – похвалил Ромка.
– А толку! – скривилась я. – Все равно другого спикера записывать придется – реклама-то в кадре все равно частично, но осталась.
– Она по-любому осталась бы, а так дядю хоть притушили, а то борзый сильно.
Ну, да, так и есть – свора мы, алчущая…
Свора и есть, жадная до сенсаций, славы и первой полосы.
Всё верно! И свора, и жадная, и алчущая… Признаю, ибо работа обязывает.
Вот только и нам самим обходится это недешево. Играем с совестью в поддавки. Где-то она возьмет вверх, а где-то смолчит и уступит – у каждого своего ставка, которая ему по силам или по степени испорченности.
Да и в самой своре все разные: кто-то беспринципный, другой – человечный…
Дружба среди корров – явление из ряда вон. Руководству гораздо выгоднее конкуренция, а уж здоровая или нездоровая, не суть. Да и нам дружить некогда, в лучшем случае – нормальные отношения, а если ненормально складывается, как с Элькой, то график работы позволяет избегать друг друга максимально.
Так что негласно корры разделяются на тех, с кем ты не прочь перекинуться словом и поплакаться при случае, и тех, кого стороной обходишь, просто кивнув в знак приветствия. Маруська для меня была из первых. Мы с ней на одной волне схоже смотрели на мир.
Однако увидеть ее в своей редакции было странно. Не принято у нас это, ну, вроде как в чужую квартиру без приглашения.
– Марунь, ты че тут? – удивилась я.
Маруська захлопнула какую-то брошюру и развернулась ко мне.
– Зашла переждать присутствие Эльки у нас.
– А читаешь что? – я посмотрела на обложку брошюры. – М. А. Федотов?
– Хороший мужик, – серьезно заявила Маруська.
– Знакомый?
– Нет. Правильные вещи пишет.
– Про альтернативу закона в СМИ, – прочитала я заголовок.
– Тут не только об этом, – Маруська открыла страницу и процитировала: – послушай: «…среди владельцев СМИ доминирует убеждение о том, что журналисты не более чем их холопы, которым можно платить сколько сочтешь нужным, но зато заказывать любую музыку». Так-то! Холопы мы с тобой!
– Что это вы мне всё холоп да холоп! – невесело вспомнила я другую цитату.
– Твой «Иван Васильевич» сейчас ни к месту, – скривилась Маруська.
– Зато про «меняет профессию» уместней некуда, – парировала я.
– Все мы – холопы, хоть на дядю работаем, хоть на государство, – вздохнула Маруська и бросила книжку на стол. – Видела в новостях про врача, который алкашу наподдал за дело, а тот скопытился?
Я кивнула и нахмурилась, намекая тем самым, что не хочу это обсуждать, но подруга проигнорировала и продолжила:
– Противно, что СМИ как распоследнего задрота использовали. А ты в курсе, что нам за новость выдали протухшую историю? Все произошло две недели назад! Две! Быльем поросло, алкаша уже похоронили давно.
– Но… – растерялась я.
– Вот тебе и НО! Какая-то гнида усмотрела в этом свою выгоду и слила уже протухшую инфу в интернет.
– Хм, такое сплошь и рядом, – брезгливо скривилась я. Таковы реалии и нашей профессии, и жизни в целом. А подруга запальчиво продолжала.
– А наши-то хороши! Покричали пару дней и забыли, и никто не удосужился ни факты проверить, ни с разных сторон на историю посмотреть, ни продолжение отследить…
– А ты отследила? – скрыть сомнение в голосе у меня не получилось, и Маруська ощетинилась.
– Да! Представь себе! Вообще-то, так профи и должны работать, а не глотку драть по указке! И с каких это пор у нас алкаши – цвет и свет народа? У того врача, между прочим, отец от инфаркта умер после этой тухлой и никчемной шумихи, и самого его из петли вытащили, чтобы потом посадить. И за что?
– Человека убил, – напомнила я.
Маруська дернулась, как от удара, глянула недобро. Она родом была из того города, где все произошло.
– Человека? – сверкнула на меня глазами недобро, я поежилась. Давно ее такой не видела. – Это алкаш тот – человек?
– Марусь?
Но взывать к разуму, когда она в состоянии агрессивной беспомощности бесполезно.
– Ну, конечно, человек! – сипло продолжила она, зло усмехнувшись. – Еще какой человек! На зависть просто! Пил, да жену бил! Человечище, не иначе! – Маруся хрипло засмеялась. – Никчемный, плюнуть-растереть! Сдох бы где-нибудь под забором, чтоб свет белый от себя освободить. Так нет же! Он напоследок своей смертью еще и стольким людям нагадил, столько судеб искалечил. Ты только вдумайся!
– Не хочу, – призналась я устало. – И я бы не взялась делать об этом репортаж. Совесть не позволила бы.
– У тебя совесть есть? На нашей-то работе? – недоверчиво прищурилась Маруська.
– А у тебя?
Маруська вздохнула и как-то сразу сдулась. Слетела с нее спесь. С реальностью не поспоришь, она тяжким бременем ложится на нашу мораль, нравственность, чувства, здоровье, и не скинуть ее никак, не избавиться. А смириться? Нет. Только задвинуть в самый дальний угол памяти и стараться не вспоминать, хотя… это вряд ли, особенно с нашей-то работой.
– Куда ж без нее, без совести нашей пресловутой, – обреченно согласилась подруга. – В книжке вот этой написано, что по закону журналист имеет право отказаться от освещения материала, противоречащего его принципам.
– Принципам? Профессиональным или человеческим?
– А есть разница?
Я пожала плечами, мол, кому как, а Маруська продолжила:
–Еще я всё думала о твоих словах, о том, что мы не можем доказать принуждение.
– И?
– Мы не холопы, мы – волки. И раз нас так нагло используют, имеем право ответить тем же.
– Ты о чем?
– О том! На все брифинги, обсуждения и редакторские расклады ходить с включенным диктофоном. Случись опять такое, как у шепелявого, ап, и запись под нос.
– Уволят сразу же.
– А тебе че, при такой зарплате есть, что терять? – удивилась подруга. – Что ты вообще тут до сих пор делаешь за копейки?
– Не умею я больше ничего, – сквозь зубы ответила я. – Куда идти?
– В новости? – предложила Маруська.
– Там еще больше брехни! Тут хотя бы выдумка для совести не так напряжна.
– В большинстве случаев! – поправила Маруська, и мы обе, не сговариваясь, одновременно тяжело вздохнули.
Про совесть…
Я тряслась в метро по пути домой. Огляделась по вагону.
Однажды, мой вузовский препод рассказал, что есть такое упражнение у сценаристов: в транспорте обязательно выбирать какого-то пассажира и придумывать о нем историю, пока едешь. Хорошее упражнение и не только для сценаристов.
На следующей станции в вагон вошли парень с девушкой неформального вида, студенты. Они сели на свободные места напротив друг друга через проход. Им не терпелось о чем-то поговорить. На следующей станции вошли еще люди, и встали в проходе. И тогда девушка достала блокнот, что-то в нем написала и передала парню, тот прочитал и ответил. Так они передавали блокнот туда-сюда. Стоящие люди вежливо отодвигались, с удивлением, но пониманием не мешали переписке. Но потом людей стало больше, и движение блокнота замедлилось.
Я улыбнулась. Странно, почему не по смс, вай-фай же есть в метро? Да просто ребята креативные.
Вот так же и нас определяет сделанный выбор профессии. И, признаваясь кому-то, что ты журналист, видишь, как у него бегущей строкой мелькает в мозгу ассоциативный ряд той самой своры, и хорошо, если волков, хуже, если шавок. И бессмысленно переубеждать, даже если ты в высшей степени порядочный человек. Впрочем, не будем лукавить: честность как таковая – непозволительная роскошь для журналиста. Ведь она зачастую прозаична, тогда как наше дело обязывает заманивать зрителя, удерживать, развлекать, и не выпускать из цепких рук, подсаживать на телеиглу. Честности такое не под силу!
Вот и приходится самообманываться и мириться с тем, что нужно приврать, перевернуть, перефразировать, приукрасить, завуалировать, и благо, богат и разнообразен русский язык, который позволяет лихо владеющему им (впрочем, последнее время, к ужасу нашему и сожалению, и это уже не главное в профессии корра) выполнять эти свои – не иначе – прямые обязанности.
Врут все и привирают! А если уличают нас в этом, мы просто списываем всё на недостоверные источники, и взятки с нас гладки!
– А как же совесть?
– Так ее ж не видно, не слышно, если не прислушиваться, – ответим мы, – но с содроганием про себя думаем, какой потом счет она выставит нам в уплату. А совесть не поленится и ведь непременно выставит и моральный, и материальный…
– Кажется, мне выходить?
На улице накрапывал дождик, зонта не было. И, конечно же, тут же, как всегда не вовремя позвонила мама. Я вздохнула, но ответила. Иначе нельзя – мама ведь! Погода на нее влияла сильнее, чем на меня. Она плотно сидела на своем излюбленном коньке: поиске у себя болезней. Нашла очередную. Я вздохнула: лучше просто молча слушать, спорить бесполезно.
Все-таки врачи – это ходячий парадокс. На них жалуются, что они плохо диагностируют, а то и вовсе не выявляют ту или иную болезнь у кого-то там. Но, как по мне, чересчур уж лихо они находят у самих себя весь спектр самых невероятных заболеваний. И что из этого хуже, я бы еще поспорила.
Быдло?
Заехали за комментарием к знакомому программисту. Тема была связана с мошенниками в сфере онлайн-технологий. С Дарьей мы познакомились много лет назад, еще когда она студенткой фанатела от “железа”, так что для меня съемки с ней – отдых. Записали небольшое интервью, и я отпустила группу, а сама осталась на чашку чая.
– Как работается? – спросила Даша.
– С переменным успехом, – не стала я вдаваться в подробности, расценив, что вопрос был задан из вежливости. – А сама как?
– Решила податься на вольные хлеба. Буду сотрудничать с отделом “К”.
– Ого! – удивилась я. – Но ты же ведь возглавляла целый отдел в какой-то там крупной компании, почему вдруг решила все бросить?
Даша не спешила с ответом, налила еще чаю, поставила на стол печеньки.
– Да я бы не ушла, но у них политика изменилась, а я с ней была не согласна.
– Интересно.
– Я бы сказала – противно.
– А подробнее? – я сгорала от любопытства.
– Да все просто. Сменились владельцы и наняли психолога для работы с сотрудниками.
Обычная практика в крупных корпорациях, срисовывают с западных.
– Верно, – согласилась Даша. – Так вот вызывает меня эта психологиня и говорит, цитирую: “Вы, Дарья Семеновна, как руководитель отдела с этого дня должны следовать моим советам”. “Каким именно?” – уточняю. А она, глядя мне в глаза: “У вас в отделе нет порядка”. Я протестую, само собой. Но она: “Ваши сотрудники опаздывают…” Я ей: “Зато сидят до поздней ночи…” Она: “А должны укладываться в рабочее время…” Я ей: “Их задача – работу выполнять вовремя, и с этим нет проблем…” А она: “Их задача – работу выполнять вовремя и в рамках рабочего времени”.
– Крепкий орешек, – резюмировала я.
– На то и психолог.
– И чем ваш интересный диалог закончился?
– С этого дня, – говорит она мне тоном, не терпящим возражений, – вы будете руководить своим отделом в точности так, как я вам буду диктовать, потому что люди – это быдло, и ими нужно управлять железной рукой. А у вас таковой не имеется, как я вижу”.
– Ого! Жестко, – ахнула я.
– Не то слово. Я ей ответила, что мне такой расклад не подходит. И уволилась.
– Быдло, значит? – Дашка кивнула. – Надо было еще плюнуть ей в лицо перед уходом.
– Не сориентировалась от растерянности, – призналась Дашка. Я улыбнулась.
Но смеяться не хотелось. Наоборот, ее рассказ словно придавил меня к земле. Кто дает людям так думать о других? И ладно думать, но заявлять об этом громко и нагло? Как же мне захотелось посмотреть на ту психологию.
В голове быстро созрел план: компанию, где работала Дашка, я знала, психологиню вычислить нетрудно, пробить ее по нашим каналам – проще простого, остается только согласовать тему под каким-нибудь безобидным предлогом… Вот она какая, корпоративная психология…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
