Текст книги "Я знаю, кто меня убил"

– Да, я наконец-то звезда, – слишком широко улыбнулась Маша. – Ты с кем?

Гурам представил спутницу.

– Подруга? – переспросила Лавинская. – Не супруга?

– Она у него домашняя, – ответила ей журналистка. – Выгуливаю его я. – Ее статус любовницы не смущал вообще.

– Женился, значит?

– У него еще и сын есть, – бросила пассия и унеслась, увидев какого-то своего знакомого.

– Поздравляю. – Маша пожала руку Гураму. И как будто чуть отдалилась от него. Уже не давнего поклонника видела перед собой, но женатика с ребенком.

– А ты как?

– Лучше всех. Ты забыл, я звезда?

– Ты всегда ею была. Поэтому я ни на минуту…

– Я снова развелась, – выпалила Маша.

– Слышал. Твой брак с партнером по фильму давно дал трещину.

– Да я не о нем.

– То есть имел место третий муж?

– Да. Он югослав. Николас Панич. Слышал о нем? – Гурам покачал головой. – Призер международного конкурса «Золотой Орфей». Золотой голос Балкан.

– Странно, что я не читал о вас в прессе.

– Мы отношения не афишировали. И женаты были не официально. Но планировали заключить брак, и Ники собирался переехать в Москву. Вот только любовь на расстоянии – это такая мука…

– Может, все еще наладится?

– Уже нет. Николас женится на другой. У него свадьба завтра.

В тот вечер они так много общались, что даже пофигистка журналистка психанула и уехала из Дома кино с другой компанией, махнув на любовника рукой. Больше они не виделись.

А с Машей стали встречаться часто. Их отношения были сугубо платоническими. Даже Гурам уже не хотел переводить их в другое русло. Друг для друга они точно не созданы, а из-за пары-тройки интимных свиданий не стоит рушить многолетнюю дружбу.

Через пару месяцев Маша позвала Гурама в родной город в качестве спутника. В Энске у нее было назначено несколько творческих встреч, в том числе в НИИ, где трудился Химик.

– Я думал, на территорию секретного объекта не попадешь, – подивился Гурам.

– По спецпропускам запросто. Их надо заказывать уже сейчас. Так что, поедешь со мной?

– С удовольствием.

Через неделю они отправились в Энск. Встретились на перроне Ярославского вокзала. У обоих были билеты в вагон СВ, но в разные купе. Гурам думал, Маша поедет одна, но…

– Привет, Лирик! – услышал он знакомый голос.

– Семен? – поразился Гурам. Он не видел старого друга много лет. Думал, он сейчас где-то за границей. – А ты разве тут?

– Как видишь, – хохотнул тот.

– Да я просто слышал, что тебя направили в Чехословакию…

– Жил там, да. В Польше еще. В Союз вернулся в прошлом году. В Риге пришлось год просидеть, пока не перевели в Москву.

– С повышением?

– Не сомневайся. – Физик хлопнул товарища по плечу. Он был искренне рад его видеть. – А тебя можно поздравить с женитьбой и рождением сына? Молодец, Лирик. Я, честно говоря, думал, ты останешься холостяком.

– Тебе Маша рассказала обо мне? – Лавинская в этот момент давала автографы проводницам и стояла чуть в стороне.

– Нет, я изучил твое личное дело.

– Зачем?

– Мы едем на режимное предприятие. Я давал «добро» на то, чтоб тебе выписали пропуск.

– То есть ты отправляешься с нами? – Физик кивнул. – В качестве…?

– Друга.

– Или соглядатая?

Лицо Физика дрогнуло. Ему не понравилось то, что он услышал.

– К Маше в любом случае приставили бы чекиста, – холодно проговорил он. – Таковы правила. Но сопроводить ее вызвался я. Хоть мне и не по штату. Этим занимается младший офицерский состав.

– Эрнест знает, что мы нагрянем все вместе?

– Для него это будет приятным сюрпризом.

Последнее слово потонуло в тепловозном гудке. Проводницы засуетились и стали загонять пассажиров в вагоны. Маша и Сеня зашли в одно купе. Гураму же достался ужасный попутчик, он вез мешок воблы, она пованивала. Да он и сам пах не очень. Еще и храпел. Хорошо, что через сорок минут за ним зашел Сеня и пригласил «в гости». В их купе уже был накрыт стол. На нем коньяк армянский, шампанское, фрукты, шоколад. А вскоре из вагона-ресторана привезли салаты и горячее.

Мария сияла. Сеня угождал ей, но без раболепства. В отличие от Гурама и Эрнеста он в ее присутствии не превращался в размокшую вафлю. А ведь она тоже ему очень нравилась! Не меньше, чем им. Физик как-то проговорился об этом Гураму. Но он отлично собой владел даже в детстве. А уж сейчас – и подавно. Сеня был живым олицетворением идеального чекиста. Внешне – сто процентов. Красивый, статный, сдержанный, уверенный, внимательный, умеющий к себе располагать, он совершенно точно добьется больших успехов на своем поприще. И ему однозначно не по штату сопровождать звезду не первой величины на творческую встречу. Даже если она будет проходить в учреждении, работающем на оборонку.

– Сеня, а ты женат? – спросила Мария. Естественно, это ее волновало в первую очередь. Она опять осталась одинокой, а Физик был прекрасной партией.

– Фиктивно.

– То есть с супругой вы… не живете?

– Даже не видимся в последнее время. Она осталась в Прибалтике. Приезжала на банкет, когда я новые звездочки обмывал с начальством, мы изобразили счастливую пару, и вскоре Эльза вернулась на свое любимое Балтийское море.

– Она латвийка?

– По паспорту русская. Родилась в Пскове. Но вообще полька. Ей нужно было выехать из СССР, чтобы повидать родственников, а мне для этого же жениться. Мы стали полезными друг другу.

– То есть между вами вообще ничего не было?

Он покачал головой.

Врун, но хороший, подумал Гурам. Эта пара в Чехословакии и Польше жила под одной крышей. Оба супруга молоды, здоровы, значит, имеют потребности. Пусть редко, но они точно друг с другом спали. Гурам, к примеру, совершал половой акт со своей второй половинкой раз в квартал. Приурочивал его к праздникам. Лилю секс не особо интересовал, но и без внимания она оставаться не хотела.

– Но у меня есть сын, – огорошил друзей Сеня.

– Произошло непорочное зачатие? – усмехнулся Гурам.

– Все гораздо прозаичнее: взял женщину с ребенком. Он называет меня папой и пока даже не знает, что я не родной. Позже скажем, когда вырастет.

– И что, тебе не хочется любви? – все о своем, о женском, спрашивала Мария.

– Не до нее мне. Да и нечестно будет давать женщине, с которой я начну отношения, надежду. С Эльзой я не разведусь, а она именно этого будет ждать.

Машенька нахохлилась. В ее мире все жили эмоциями. Но Гурам отлично понимал Сеню. Сам он не зарекался. Возможно, если встретится женщина, которая вскружит голову, и он разведется. Но он был рад тому, что этого не случалось. Он обожает сына, жена его устраивает и что-то менять не хочется. Тем более если он уйдет, то вынужден будет оставить недавно полученную квартиру семье. В двадцать с небольшим в общаге жить нормально, но когда ты разменял четвертый десяток и уже вкусил прелести отдельного санузла…

Когда мужчины выпили коньяк, а дама шампанское, решили расходиться. Всем нужно было хотя бы пару часов поспать.

В Энске Марию Лавинскую встречали с оркестром. Самодеятельным – и все же. Ее тут же увезли в гостиницу, в холле которой должна была состояться первая творческая встреча. Сеня отправился с ней, а Гурам поехал к своим. Бабушка, увы, уже скончалась. А родители все еще жили в коммуналке. В отличие от родственников Сени. Забродин посодействовал тому, чтоб им дали отдельную квартиру.

К зданию НИИ они втроем подкатили на шикарной «Чайке». Ее выделил сам министр химической промышленности специально для Марии. Управлял авто солидный дядечка в белоснежном костюме, больше похожий не на шофера, а на адмирала. У крыльца стояла толпа зевак. На нем же рядком выстроились партийные шишки города и руководство института. Был и оркестр, уже филармонический. Журналисты присутствовали, и областные, и столичные. Был корреспондент программы «Время». Мария Лавинская, естественно, решила, что все устроено ради нее, будто забыв о юбилее НИИ и о том, что она всего лишь приглашенная на торжество артистка. Сеня и Гурам не стали ее разубеждать. Пусть тешится!

Празднество удалось. Если не считать скучной торжественной части с награждениями, разумеется. Но концерт, банкет и танцы впечатлили. Мария уехала раньше всех, ей нужно было успеть на следующее выступление. Физик, Химик и Лирик остались втроем. Много болтали, смеялись. Эрнест был необычайно радостен, общителен, воодушевлен.

– Я как никогда счастлив, друзья! – то и дело восклицал он.

– Этой медальке радуешься? – хмыкнул Сеня и щелкнул по коробочке с наградой.

– Или очередному званию? – Порядком нагрузившийся Гурам уже начал поглядывать на танцующих дам. Среди младших научных сотрудниц были премиленькие барышни.

– Звание у меня то же. В должности повысили. Теперь я не зам, а начальник лаборатории.

– Самый молодой в НИИ?

– В РСФСР.

– За это надо выпить! – Гурам разлил коньяк по стопкам. Притянул к себе тарелку с тарталетками, наполненными черной и красной икрой. Не на каждом банкете такое подают, да еще в подобном изобилии. Не по одной, а бери сколько хочешь.

Сеня с Гурамом хлопнули по полной, а Эрнест только лизнул и тут же запил горечь морсом.

– Ты, Химик, наша гордость, – хлопнул его по плечу Забродин. Он тоже захмелел, но чуть-чуть. А на дамочек не смотрел вовсе. Зато они с него, бравого, глаз не сводили. – Светило советской науки! А с чего все начиналось? С бомбочек-вонючек.

– Это вы еще о моих новых разработках не знаете. Они изменят мир.

– Но ты расскажешь нам о них?

– Не могу. Они секретные.

– Правильный ответ, Эрнест, – похвалил его Физик.

Тут к их столику подбежала девушка, пьяненькая, веселая. Она начала поздравлять Субботина и пыталась чмокнуть в щеку. Тот, бедный, не знал, как от нее увернуться. Пришлось Гураму друга спасать. Он пригласил даму на танец и дрыгался с ней под кошмарные, по его мнению, песни группы «Бони М».

К счастью, вскоре они сменились лирической композицией, и Гурам смог отдышаться, а заодно продемонстрировать свои танцевальные способности. В медляках ему не было равных.

Когда парочка вернулась за стол, все стулья оказались пустыми. Химик и Физик куда-то ушли и не появились больше. Впрочем, Гурам недолго оставался на банкете. Прихватив со стола бутылочку и несколько бутербродов с бужениной, он и его дама сердца на этот вечер переместились в ее комнату в общежитии. Девушка очень понравилась Гураму. Он пробыл у нее аж до обеда, пообещал звонить и искренне верил в то, что так и сделает. Но едва он покинул гостеприимный дом младшей научной сотрудницы, тут же о ней забыл.

В Москву все возвращались по отдельности. Семен уехал первым, вызвав служебную машину, Мария следом, уже на поезде, а Гурам купил билеты на теплоход. Себе только до Москвы, а родителям туда и обратно. Решил побаловать их. И дать возможность лишний раз увидеть внука. Теплоход в столице весь день стоял, Лиля привезла Марка на речной вокзал, и он гулял с дедушкой и бабушкой по набережной.

Потом жизнь завертелась. Гурам новую работу нашел, Марии дали главную роль в премьерном спектакле, и она пропадала на репетициях, Эрнест так глубоко погрузился в свои разработки, что дневал и ночевал в лаборатории, а на редкие звонки друзей отвечал через раз. Сеня же совсем пропал. Все решили, что опять уехал за кордон по своим чекистским делам.

Спустя полгода Эрнест позвонил Гураму. Сообщил, что в Москве, и предложил встретиться. Решили сходить на премьеру в театр оперетты. Мария контрамарки оставила, а после спектакля пригласила в свою гримерку.

– В ресторан не пойдем, – сказала она. – Тут спокойнее.

– Поклонники одолели? – догадался Гурам.

– Я рада тому, что меня узнают, берут автографы, но после спектакля я выжата как лимон. – Она встала у зеркала и принялась стирать грим. – Трудно улыбаться, быть милой и сногсшибательной, даже говорить трудно (связки два часа напрягала). А еще я сегодня не в голосе, потому недовольна выступлением, это портит мне настроение.

– Ты пела великолепно! – с искренним восторгом воскликнул Эрнест. – Как ангел.

Маша тут же просияла. Она понимала, что для Субботина все, что она делает, великолепно, но это так здорово, иметь столь преданного поклонника.

– У меня, мальчики, отличная новость, – уже другим тоном заговорила она. – Наш фильм-мюзикл принят к участию в конкурсной программе Венецианского фестиваля. – Мария сделала паузу, но не смогла ее надолго удержать: – И меня включили в состав группы.

– Это же потрясающе! – захлопал в ладоши Гурам, аплодируя Лавинской.

– Представляете, я полечу в Италию, на родину Софи Лорен и Марчелло Мастроянни, Феллини, Бертолуччи.

– А еще Казановы.

– И Леонардо да Винчи, – мечтательно вздохнул Эрнест. – Как бы я хотел побывать в его музее. Он, кстати, есть и в Венеции.

– Ой, до этих ваших бабников и гениев мне дела нет, – отмахнулась от них Мария. – Я грежу кинематографом. И председателем жюри будет, как думаете, кто? Сам маэстро Антониони.

О таком даже Гурам не слышал. Что уж говорить об Эрнесте? Он саму Софи Лорен, скорее всего, слабо себе представлял. Было кино, что ему нравилось. Об ученых, изобретателях, первопроходцах. Обожал «Двух капитанов». В детстве с упоением смотрел югославские вестерны. Но ни в одном из этих фильмов не снималась Софи Лорен.

– Гурамчик, ты ведь владеешь итальянским?

– На троечку. – Он скромничал. Все языки романской группы ему легко давались. А итальянский магически действовал на женщин, поэтому Гурам в первую очередь освоил его.

– Научишь меня?

– Боюсь, у меня времени на репетиторство нет.

– А мы прямо сегодня начать можем. Урок сейчас, парочку после…

– Машенька, так языки не учат. Но я запишу тебе несколько фраз и предложений, которые пригодятся.

– «Бон жорно» и «грация» я без тебя знаю, – надулась Маша.

– С вами наверняка будет переводчик, – подал голос Эрнест.

– Естественно. Но через него разговаривать как целоваться через пакет. Будет переводить сухо, безэмоционально, еще и про партию и правительство ввернет что-нибудь, даже если речь будет идти о макаронах. Ездили мы в Варну в позапрошлом году. Казалось бы, дружественная Болгария, социалистическая республика. Так переводчик все наши реплики исковеркал. А тут Италия, капиталистическая страна…

– Гурам сейчас работает в «Советском экране»?

– Работает, – гордо кивнул тот. Попасть в штат самого популярного журнала о кино – большая честь. И в этот раз Гураму никто не помогал, он сам туда пробился.

– Значит, может советскую группу сопровождать не только в качестве журналиста, но и переводчика. Вам обоим нужно похлопотать, и отправитесь в Венецию вместе.

– Гениально, – выдохнула Мария и с такой нежностью, теплотой и благодарностью посмотрела на Эрнеста, что он зарделся. – Гурамчик, похлопочем?

– Я был бы не против побывать на родине Казановы.

– Будем кататься по каналам на гондоле…

– Пить вино, есть пасту.

– Купим карнавальные маски с перьями и бокалы из муранского стекла, – наперебой мечтали они, забывая о том, что в загранкомандировках не развернешься: суточные настолько малы, что их едва хватит на сувениры.

– Если у вас получится, сходите в музей Да Винчи, – вклинился Эрнест. – Купите мне открытку с витрувианским человеком. Я буду рад. У меня есть плакат с ним, но он куплен в обычном книжном магазине. Тут, у нас. Это как будто не то.

– Придет время, когда ты сам попадешь в Италию, и…

– Нет, не придет, – горько усмехнулся он. – Меня не выпустят из страны… НИКОГДА!

– А если ты за свои разработки Нобелевскую получишь? – Он мотнул головой. – Ты же что-то грандиозное изобрел!

– У меня не вышло. Но даже если бы и получилось… За меня поехал бы ее получать какой-нибудь министр. Иностранных дел, например. Или химической промышленности.

– Это из-за того, что ты работаешь на режимном предприятии? – решил уточнить Гурам. Раньше они эту тему не обсуждали.

– Наш директор выезжает за рубеж. Бывает на конференциях. Ему можно. А мне нет.

– Твой мозг слишком ценен. Тобой нельзя рисковать. Одно дело, фокусник политического убежища попросит, – это он вспомнил бывшего своей богини бескрайних степей. – Или артист балета. Но гениальный химик – лакомый кусок для любого империалистического государства.

– Все понимаю, поэтому не ропщу.

– Кстати, мы не спросили, что тебя привело в столицу, – спохватилась Мария. – На ВДНХ проходит какая-то научная выставка. Ты туда завтра поедешь?

– Нет, на Лубянку, дом 20.

– В штаб-квартиру КГБ? Но зачем?

– Вызвали для беседы.

– Ты Сене звонил?

– Он мне.

– Физик в Союзе? Мы думали, опять уехал за границу.

– В Союзе. В Москве. На Лубянке. Сеня и вызвал меня для беседы.

– Значит, можно выдохнуть? Он же не навредит тебе?

– Не сможет. Я ничего дурного не сделал. Работаю исключительно на благо родины.

– Сажают и невиновных, – пробормотал Гурам.

– От меня больше пользы на свободе. Поэтому не переживайте за меня. Все будет хорошо. И то, что меня в Москву выдернули, даже плюс. С вами повидался, на премьере в театре оперетты побывал, купил себе новые ботинки, маме сапожки, а бате спиннинг финский, у нас таких не найти. А еще в Третьяковку впервые в жизни сходил (надо было где-то дождь переждать, пока в гостиницу не заселили).

– Почему ты не остановился у кого-то из нас?

– Не хотелось усложнять жизнь.

– Ты бы не помешал ни мне, ни Гураму, – заверила его Мария. Хотя ее сожитель точно был бы против. Он не терпел гостей. Поэтому приходилось принимать их в гримерке.

– А он не о нас, – хмыкнул Лирик. – Себе жизнь усложнять не хотел.

– И вам, и себе.

– А к брату? Он же в Москве.

– Мы в ссоре.

– Из-за чего?

– Не понимаем друг друга. Я считаю, что Александр, как истинный гений, себе не принадлежит. Он дар вселенной человечеству. А он обзывает меня идиотом. Еще заблудшим. – По лицу Эрнеста было ясно, как он переживает из-за этого. – Говорит, главная задача человека – сделать счастливым себя. Если получится, то остальных.

– Я с ним согласен. Перед тем как помогать другим, нужно обрести гармонию с собой.

– Это все понятно, – начал злиться Эрнест. – Но давайте мыслить глобально. Если ты можешь спасти миллионы, разве важно, каково тебе? Отдай людям все свои знания, умения, а потом сиди себе в железной будке, паяй.

– Отсылка не ясна.

– Сашка ушел из науки. Насовсем! Перевелся в технический отдел на должность обычного инженера, штаны в конторе протирает по будням, а в выходные на радиорынке чинит бытовые приборы.

– Если ему это нравится…

– Уверяет, что да! Я не говорю, что это плохая жизнь. Для простого обывателя – отличная. Но Саша избранный. Представьте человека, у которого есть крылья, но он не летает, а ездит на трамвае.

– И правильно делает. Зачем привлекать внимание? Ты посвятил себя науке, и что же? Завтра тебя станут допрашивать на Лубянке, а Сашка будет сидеть в своей будке и паять фен.

Мария не могла не спросить:

– Как у него на личном?

– Хорошо. Женат, сын есть. Родители говорят, обычным ребенком растет. Не бестолковым, но и не заумным. Они считают это плюсом.

– С вами, гениями, намучились.

– Разве мы доставляли много хлопот?

– Ты точно – да. Дома химичил постоянно, чуть квартиру не спалил. А сколько мебели попортил!

– Еще крыс туда таскал для опытов, – припомнила Мария.

– Тебя даже на учет в детскую комнату милиции поставить хотели за бомбочки.

– Но и за Сашу они переживали. Он слишком рано начал взрослую жизнь. Студент в пятнадцать, аспирант в девятнадцать. И чем занимается, они не понимают. Родители ведь у вас простые люди. – Оба работали в гараже, папа начальником, мама диспетчером. – В кого вы такими гениальными уродились?

– В прадеда по отцовской линии. Он самородком был, типа Кулибина. Чего только не изобрел! Но знаний ему не хватало (из семьи крепостных – читал по слогам), поэтому двигатель собрал неправильно, упал и разбился.

– Откуда упал?

– С неба. Летательный аппарат соорудил. А лучше б плуг, как говорила бабушка. Она историю о заумном предке поведала.

Тот вечер хорошо прошел. Оставил приятное послевкусие.

Эрнест через день домой уехал. Друзьям сообщил, что все нормально. Проблем нет. Гурам с Машей принялись хлопотать. И вроде бы все складывалось. Журналист, он же переводчик, и артистка готовились к поездке в Италию, как вдруг обоим пришел отказ.

^-– Меня не выпускают, – ревела в трубку Мария, когда звонила Гураму.

– И меня.

– Но почему?

– Никто тебе этого объяснять не будет. КГБ ни перед кем не отчитывается.

– А передо мной будет! – Мария была в бешенстве. Она уже месяц мысленно блистала на красной дорожке фестиваля, каталась на гондолах, ела джелато с Софи Лорен и крутила роман с Марчелло Мастроянни. – Сейчас же позвоню Семену.

Но ей не удалось связаться с Забродиным. Домашнего номера она не знала, а в базу справочной он не был внесен, по рабочему же ей отвечали: «Товарищ майор сейчас не может ответить!» Но Марию это не остановило.

– Поедем на Лубянку, – заявила она Гураму. – Подкараулим его.

– С ума сошла?

– Да. От несправедливости. Почему мне отказывают? Я благонадежная. И родственники мои такие. В нашем роду даже никто не сидел. Мы пролетарского происхождения. Пионеры, комсомольцы, отец член партии…

– Но у тебя был роман с иностранцем.

– С югославом, а не итальянцем или, не дай бог, американцем.

– Я на Лубянку не поеду, – отрезал Гурам.

– Но мы должны встретиться с Сеней. Где мы можем это сделать?

– Помню, он говорил, что каждую последнюю субботу месяца ходит в Сандуновские бани. Традиция еще со студенчества. Получали стипендию, шли париться и выпивать символическую кружку «Жигулевского».

– И завтра…

– Последняя суббота месяца.

– Будем караулить Сеню у Сандунов.

Маша была так напориста, что Гурам не смог с ней сладить. Пришлось ему подчиниться. На одно наделся: Физик пропустит этот поход. Не каждый же раз получается выбраться…

Но нет, Сеня приехал на черных «Жигулях» пятой модели. Не «Волга», но тоже хорошо. У Гурама вообще машины нет. Но и не будет, потому что водить он боится. Лучше на пассажирском. Благо есть такси и друзья-автовладельцы. Один из таких и привез их к баням.

– Сеня! – прокричала Мария, выскочив из машины. – Привет, мой дорогой!

Забродин улыбнулся, но скупо. Похлопал по спине налетевшую на него Машу.

– Мне передавали, что ты звонила, но я сейчас в постоянных делах, разъездах…

– И все же мы встретились.

– Ты тут какими судьбами?

– Попариться пришла.

– Маш, ты ненавидишь это с детства, – напомнил ей Сеня. Все знали о том, что Маша противница любых бань. Когда ей было лет семь, мама взяла ее с собой в сауну. У девочки случилась паническая атака. Ей показалось, что она тает, как конфета, и через пару минут от нее останется лишь лужица. – И ты, смотрю, не одна, – Сеня заметил Гурама. – Что вы хотите, ребята?

– Не догадываешься?

– Нет.

– Мы должны были лететь на кинофестиваль в Венецию.

– Знаю.

– Но нам запретили выезд.

– Об этом тоже. Так что вы от меня хотите?

Гурам подошел, мужчины обменялись рукопожатиями.

– Помоги нам, – сказал он, – выехать.

– Никак не могу.

– Тогда объясни, что с нами не так! – Маша аж ногой топнула, так ее выводила из себя ситуация.

– Эрнест Субботин без пяти минут враг государства. Он скрывает от него свои исследования.

– Речь идет о разработках, упомянутых на юбилее НИИ? – догадался Гурам. – Открытиях, способных изменить человечество? – Семен кивнул. – Но Эрнест сказал, что его эксперимент не удался.

– Он обманывает. И вас, и меня, и государственные органы. Профессор Субботин совершил свое открытие, но решил им не делиться. Он намеренно запорол испытания.

– Почему?

– Как считает мое руководство, Эрнест собирается выгодно продать свои разработки НАТО.

– Сеня, что ты несешь? – Маша не только не успокоилась, а стала еще злее, она уже кричала. – Эрнеста деньги не волнуют. Зачем ему продаваться? Тем более НАТО. Оба его деда в Великую Отечественную погибли. Единственный праздник, который он отмечает, – это 9 Мая.

– Я в нем не сомневаюсь. Но по Эрнесту не я принимаю решения.

– А по нам… Ты?

– Да. И как ближайшие друзья профессора Субботина, вы не имеете права покидать страну. Через каждого из вас он может передать секретную информацию вражеской стороне.

– Фуфло ты позорное, а не друг! – такого от Марии никто услышать не ожидал. Особенно Сеня. Но и Гурам обалдел. Певчие пташки в человеческом обличье так не выражаются.

– Машенька, не надо…

– Пошел ты! – Она плюнула Забродину под ноги, развернулась и зашагала прочь.

– Гурам, ты хотя бы меня понимаешь?

Тот покачал головой и бросился догонять Марию.

В тот день закончилась дружба Физика, Химика и Лирика.