Текст книги "Assassin's Creed. Отверженный"

В сам Санкт-Петер мы въехали около полудня, запыленные и усталые от дороги. Здешние улочки были узкими, похожими на лабиринт. Пока мы неспешно ехали по ним, я не переставал удивляться поведению местных жителей. Завидев нас, прохожие тут же отворачивались, а жители окрестных домов закрывали окна и задергивали шторы. Иногда даже было слышно, как гремит дверной засов. Может быть, люди каким-то образом чувствовали, что мы явились в эти края с намерением убить. Возможно, жители Санкт-Петера отличались повышенной пугливостью. Тогда я еще не знал, что мы были не первыми иностранцами, появившимися сегодня в этом городишке. Получалось, кто-то успел напугать жителей до нас.

Письмо для Дигвида было отправлено на адрес центрального магазина Санкт-Петера. Выехав на небольшую площадь, где в тени каштанов журчал фонтан, мы остановили первую попавшуюся горожанку и спросили, где находится нужное нам здание. Молча указав направление, перепуганная почти до смерти женщина поспешила удалиться, глядя себе под ноги. Вскоре мы добрались до магазина, привязали лошадей и вошли. Единственный покупатель, увидев нас, решил зайти в другое время и опрометью выбежал наружу. Мы с Реджинальдом удивленно переглянулись.

Магазин был по-немецки основательным. Вдоль стены в три ряда тянулись высокие, крепкие дубовые полки, уставленные банками и пакетами, аккуратно перевязанными бечевкой. За прилавком, тоже высоким, стоял хозяин магазина в чистеньком фартуке. Он улыбался в широкие усы, однако стоило ему увидеть нас, как улыбка быстро погасла, словно догоревшая свеча.

Слева от меня, на громоздкой приставной лестнице, с помощью которой доставали товары с верхних полок, сидел мальчик лет десяти. Судя по всему, сын хозяина. При виде нас мальчишка спрыгнул с лестницы и выбежал на середину магазина, где и остался стоять, держа руки по швам и ожидая приказаний.

– Добрый день, господа, – приветствовал нас по-немецки хозяин магазина. – Похоже, вы немало времени провели в пути. Желаете пополнить запасы провианта, прежде чем отправиться дальше? Может, желаете освежиться? Чего-нибудь выпить? – И он указал на вместительный сосуд, стоящий на прилавке. Затем махнул рукой, подзывая сына. – Кристоф, ну что ты стоишь как изваяние? Где твоя вежливость? Прими плащи от господ путешественников… Прошу вас, господа, располагайтесь, – предложил хозяин, указывая на стоящие перед прилавком стулья.

Я посмотрел на Реджинальда. Тот уже собирался воспользоваться хозяйским гостеприимством и сесть, но я едва заметно покачал головой.

– Благодарю вас, – сказал я хозяину. – У нас с другом нет намерений долго задерживаться здесь. – Краешком глаза я увидел, как понуро опустились плечи Реджинальда. – Нам от вас нужна не провизия, а сведения.

Казалось, на лицо хозяина набросили темное покрывало.

– Что вам угодно знать? – настороженно спросил он.

– Нам необходимо найти одного человека. Его зовут Дигвид. Джек Дигвид. Вы знакомы с ним?

Немец покачал головой.

– То есть вы его совсем не знаете? – продолжал допытываться я.

И вновь хозяин покачал головой.

Тон моего голоса был таким, что Реджинальд догадался о моем замысле.

– Хэйтем… – предостерегающе произнес он, но я проигнорировал его предостережение и задал хозяину новый вопрос:

– Вы уверены, что не знаете Джека Дигвида?

– Да, господин.

У него нервно подрагивали усы и двигался кадык.

Я сжал зубы, потом молниеносно, не дав опомниться ни Реджинальду, ни хозяину, выхватил меч и приставил его к горлу Кристофа. Мальчишка шумно глотнул воздух и перевел полные страха глаза с отца на лезвие меча. Я же смотрел только на хозяина.

– Хэйтем… – снова произнес Реджинальд.

– Реджинальд, позволь мне самому решить это дело, – перебил его я и снова обратился к хозяину магазина: – Письма для Дигвида приходили на адрес вашего магазина. Я еще раз спрашиваю: где Джек?

– Господин! – взмолился хозяин.

Его глаза тоже метались между мной и сыном. Мальчишка негромко сопел, словно ему было трудно глотать.

– Прошу вас, не причиняйте вреда моему сыну!

Я оставался глух к его мольбам.

– Где нам искать Джека Дигвида?

– Господин… – Немец умоляюще сложил руки. – Я не могу вам этого сказать.

Лезвие меча еще сильнее уперлось в горло Кристофа. Мальчишка всхлипнул. Недовольства Реджинальда, находящегося по другую сторону от меня, я не видел, а лишь чувствовал. Я продолжал безотрывно смотреть на хозяина магазина.

– Пожалуйста, господин, смилуйтесь! – забормотал хозяин. Его руки двигались так, словно он пытался жонглировать невидимыми бокалами. – Я не могу вам сказать!

– Вот оно что! – усмехнулся я. – Это почему же? Вам кто-то угрожал? Может, сам Дигвид? Он? Отвечайте!

– Нет, господин, – замотал головой хозяин. – Мастера Дигвида я не видел уже несколько недель. Это были… другие люди. Но я не могу вам сказать, кто именно. Эти люди… они были настроены очень серьезно.

– Думаю, вы убедились, что я тоже настроен очень серьезно, – сказал я, награждая немца холодной улыбкой. – Единственная разница, что тех людей здесь нет, а я стою перед вами. А теперь отвечайте: сколько их было, кто они такие и о чем они вас спрашивали?

И опять глаза хозяина магазина заметались между мной и Кристофом. Надо отметить, мальчишка вел себя стоически, показывая всю храбрость, на какую был способен в свои десять лет. Таким я хотел бы видеть собственного сына, если мне суждено иметь потомство. Однако напряжение для детской души все-таки было чрезмерным, и мальчишка вновь заскулил. И тут отцовское сердце не выдержало. Широкие усы задрожали, сотрясаясь в такт его словам, которые посыпались из немца как горох.

– Господин, они были здесь… всего час назад… или около того. Два человека в длинных черных плащах поверх красных мундиров британской армии. Как и вы, они вошли в магазин и спросили о местонахождении мастера Дигвида. Я, не подумав, сказал им. Тогда, господин, их лица сделались очень суровыми. Они сказали мне, что если еще кто-то станет разыскивать мастера Дигвида, чтобы я говорил, что впервые слышу о таком, иначе мне не жить. И о том, что они здесь были, я тоже должен молчать.

– Так где он сейчас?

– Километрах в двадцати пяти к северу отсюда, в лесной хижине.

Мы с Реджинальдом понимали: сейчас дорога каждая минута. Без угроз, не попрощавшись и даже не извинившись перед Кристофом за то, что напугали его до полусмерти, мы выбежали из магазина, отвязали лошадей и помчались в указанном направлении.

Более получаса мы неслись во весь опор, покрыв за это время половину расстояния. Наш путь пролегал по зеленым пастбищам. Дорога все время шла в гору. Лошади начали уставать. Завидев деревья, мы устремились туда, но это был не лес, а всего лишь сосновая рощица. Миновав ее, мы снова выехали на открытое пространство. Вокруг поднимались холмы, поросшие лесом. Однако теперь дорога пошла под уклон. Стали попадаться перелески, перемежавшиеся ровными травянистыми лугами и полями.

Проехав еще немного, мы остановились. Я попросил у Реджинальда подзорную трубу. Лошади пофыркивали и устало перебирали ногами. Я направлял трубу то влево, то вправо, сам не зная, что́ рассчитываю увидеть. Страх заглушил во мне способность рассуждать и делать выводы. Спохватившись, я заставил себя успокоиться и некоторое время глубоко дышал, зажмурив глаза. Затем я возобновил наблюдение, но теперь уже медленно перемещал трубу, внимательно оглядывая каждый участок местности. Я мысленно разбил территорию на квадраты и стал обследовать их один за другим. Ко мне вновь вернулась способность действовать систематично, руководствуясь логикой, а не эмоциями.

Слабый ветерок донес до наших ушей птичье щебетание.

– И ты бы это сделал? – вдруг спросил Реджинальд.

– Сделал… что? – в свою очередь спросил я, хотя понял, о чем он: решился бы я на убийство мальчишки?

– Я про хозяйского сына. Ты бы его убил?

– Мало толку угрожать, если ты не в состоянии осуществить угрозу. Тогда отец мальчишки сразу бы распознал мое притворство.

Реджинальд ерзал в седле. Чувствовалось, мой ответ ему не понравился.

– Надо полагать, твой ответ – «да»? То есть ты бы без колебаний убил этого ребенка?

Он замолчал. Я продолжал методично осматривать местность.

– Хэйтем, разве убийство невиновных входило в программу твоего обучения?

– Реджинальд, если ты учил меня убивать, – усмехнулся я, – это не дает тебе окончательного права диктовать мне, кого убивать и с какой целью.

– Я учил тебя всегда помнить о чести. Соблюдать принципы, отличающие тамплиера от разбойника. Быть справедливым.

– Я очень хорошо помню, как однажды ты намеревался восстановить справедливость. Помнишь тот случай на улице возле «Шоколадного дома Уайта»? Ты тогда был милосерден и великодушен?

Неужто мне удалось вогнать Реджинальда в краску? Чувствовалось, ему не по себе от моих слов.

– Тот человек был вором, – буркнул он.

– А люди, которых я разыскиваю, – убийцы, Реджинальд.

– И все равно твое рвение отомстить мешает тебе рассуждать здраво.

Я опять презрительно фыркнул:

– Кто бы говорил, Реджинальд! Твое страстное увлечение Теми, Кто Пришел Раньше – оно вообще согласуется с целями и задачами тамплиеров?

– Конечно.

– Ты серьезно? А ты уверен, что ради этого увлечения не манкировал другими своими обязанностями? Скажи, Реджинальд, много ли писем ты написал за последнее время? Отчетов? Сколько книг прочел?

– Предостаточно! – возмущенно бросил он.

– Я имею в виду не те, что связаны с твоим увлечением, – добавил я.

Он вспыхнул и стал похож на рассерженного гостя, которому за обедом подали недожаренное мясо.

– Однако я здесь, с тобой, – напомнил он.

– Конечно, Реджинальд, – примирительно сказал я.

В этот момент я заметил тонкую струйку дыма, вьющуюся над деревьями.

– Вижу дым над деревьями. Возможно, хижина Дигвида там…

Я едва успел произнести эти слова, как увидел всадника. Вынырнув из ельника, он поднимался по склону отдаленного холма.

– Реджинальд, смотри! Ты его видишь?

Я навел на резкость. Естественно, всадник находился далеко и ехал спиной к нам. Но мне показалось, что я хорошо разглядел его уши. Они у него были заостренными.

– Одного я вижу, – сказал Реджинальд. – Но где второй?

– В хижине, где же еще? – ответил я, натягивая поводья. – Едем!

Мы подъехали к убежищу Дигвида минут через двадцать. Двадцать минут, в течение которых я нещадно гнал свою лошадь, заставляя ее перепрыгивать через поваленные деревья и сорванные ветром ветви. Реджинальд отстал, но мне было некогда его дожидаться. Я мчался туда, где заметил дым, – к хижине, где вскоре увижу Дигвида. В этом я не сомневался.

Но каким я его увижу? Живым или мертвым? Хозяин магазина говорил, что Дигвидом интересовались двое. Мы пока что видели только одного, поэтому мне не терпелось разузнать про второго. Может, он уже уехал? Или все еще находился в хижине?

Вскоре я увидел само строение. Оно стояло на опушке, со всех сторон окруженное лесом. Нехитрая приземистая постройка, возле которой топталась привязанная лошадь. Хижина глядела на лес своим единственным окном. Из трубы поднимался дым. Дверь была распахнута настежь. Не успел я выехать на эту опушку, как из хижины послышался пронзительный крик. Я направил лошадь прямо к двери, на ходу выхватывая меч. Мы шумно подъехали к дому. Я привстал в седле и заглянул внутрь.

Дигвида я увидел привязанным к стулу, ссутулившимся, с запрокинутой головой. Я с трудом его узнал – лицо бывшего отцовского камердинера превратилось в окровавленную маску. Губы Джека шевелились – он был, несомненно, жив. Над ним застыл человек с кинжалом. Кривое, зазубренное лезвие было густо залито кровью. Палачу оставалось только взмахнуть кинжалом и перерезать Дигвиду горло.

Мне еще не доводилось превращать меч в копье. И по-моему, это не самое идеальное для него применение. Однако в тот момент мне прежде всего нужно было предотвратить убийство. Я рассчитывал на разговор с Джеком. И потом, если уж кому и убивать Дигвида – так это мне. Словом, я метнул меч, мысленно превратив его в копье. Бросок получился не слишком сильным, но меч попал в цель. Лезвие ударило в руку убийцы как раз в тот момент, когда он был готов нанести решающий удар. Человек зашатался, взвыв от боли. Я мгновенно спрыгнул с лошади, вбежал в хижину, перекувырнулся и успел подхватить свой короткий меч.

Этих мгновений оказалось достаточно для спасения Дигвида.

Я очутился напротив него. Руки и ноги Джека были крепко привязаны к стулу; все веревки – в крови. Кровью была залита и вся его изорванная одежда, казавшаяся из-за этого черной. Губы Дигвида и сейчас шевелились. Его глаза медленно переместились, остановившись на мне. Интересно, о чем он подумал, увидев меня? Узнал ли, кто перед ним? Что ощутил: жгучее чувство вины или вспышку надежды?

Хижина имела и второе окошко, выходившее, так сказать, на задворки. Повернувшись туда, я успел увидеть лишь ноги истязателя. Потом он с глухим стуком упал на землю. Повторять его путь было опасно. Я бросился к двери, выбежал наружу и пустился в погоню. Реджинальд был уже на подъезде к хижине. Он заметил беглеца. То, что Реджинальд находился в седле, давало ему лучший обзор. Вскинув лук, он прицелился.

– Не стреляй! – заорал я, но он успел выстрелить и тоже закричал – от досады.

Стрела пролетела далеко от цели.

– Если бы не ты, я бы его уложил! – недовольно бросил мне Реджинальд. – А теперь ищи иголку в стоге сена.

Я завернул за угол хижины. Ноги утопали в трескучем ковре сухой хвои. Фигура беглеца скрылась между деревьями.

– Реджинальд, Дигвид нужен мне живым, – отдышавшись, произнес я. – Он в хижине. Стереги его до моего возвращения.

И бросился в лес.

Кустарники цеплялись за ноги, ветви норовили ударить по лицу. Равнодушный к их атакам, я несся вперед, сжимая в руке короткий меч. Впереди, среди листвы, мелькала темная фигура. Мы оба двигались отнюдь не бесшумно и без грациозности, свойственной оленям и ланям.

Наверное, в моем противнике было еще меньше грациозности, чем во мне. Да и двигался он медленнее, поскольку я его нагонял.

– Ты был там? – крикнул я на бегу. – Ты был в нашем доме, когда убивали моего отца?

– Нет, мальчик, не имел удовольствия, – ответил он, обернувшись через плечо. – О, как бы мне хотелось там быть! Но я сделал свою часть работы. Я был… посредником.

Манера разговора выдавала в моем противнике уроженца западных графств. Так вот кто шантажировал Дигвида! Наверняка он же угрожал Вайолет и показывал ей «жуткого вида нож».

– Остановись и прими бой! – крикнул я. – Ты же такой охотник до крови семейства Кенуэй. Давай проверим, сумеешь ли ты пролить мою!

Я был проворнее его. Быстрее. Расстояние между нами значительно сократилось. Он говорил с хрипотцой и присвистом, что свидетельствовало о его усталости. Мой противник сознавал: еще минута-две – и я его догоню. Он решил не растрачивать силы на бег, а вступить со мной в поединок. Отодвинув последнюю преграду в виде раскидистой ветки, он выскочил на полянку. Там он стремительно повернулся, держа наготове уже знакомый мне кинжал. Да, такое оружие могло испугать, особенно слабых женщин. Лицо у него было землистого цвета, испещренное оспинами. Он тяжело дышал, рукавом вытирая пол со лба. Шляпу он потерял на бегу. Его коротко стриженные седеющие волосы тоже были мокрыми от пота. Его плащ точно соответствовал описанию хозяина магазина. Сквозь дыры просвечивал красный армейский мундир.

– Значит, ты британский солдат, – сказал я.

– Носить форму не значит служить, – огрызнулся он. – Я служу не королеве.

– Тогда кому же? Кому ты верен? Уж не ассасинам ли?

Он покачал головой:

– Я, мальчик, сам по себе. В отличие от тебя.

– Меня давно уже никто не называет мальчиком, – заметил я ему.

– Ты, видно, думаешь, будто составил себе имя. Как же! Хэйтем Кенуэй. Убийца. Разящий меч тамплиеров. И чем ты гордишься? Тем, что убил пару толстопузых купцов? Но для меня ты – мальчишка. Мальчишка, потому что мужчина встречает своих противников лицом к лицу. Он не крадется за ними под покровом ночи, как змея… Или как ассасин.

Он начал перебрасывать свой кинжал из одной руки в другую. Зрелище было почти гипнотическим. Во всяком случае, я старался, чтобы так ему казалось.

– Думаешь, я не способен с тобой сразиться? – спросил я.

– Это ты еще должен доказать.

– Могу прямо сейчас. Место здесь вполне подходящее.

Он сплюнул и поманил меня к себе, продолжая другой рукой выделывать фокусы с кинжалом.

– Ну давай же! – подзадоривал он. – Стань наконец воином. Прочувствуй на своей шкуре, что это такое. Иди же, мальчик. Будь мужчиной.

Он рассчитывал меня разозлить, но его слова лишь добавили мне сосредоточенности. Мне этот человек был нужен живым.

Я перепрыгнул через надломанную ветку и сразу же принялся размахивать мечом. Это заставило моего противника попятиться назад, но он тут же снова встал в боевую стойку, а потом ринулся в контратаку. Некоторое время мы ходили по кругу, и каждый выжидал, когда другой сделает выпад. Кончилось тем, что мне осточертели эти бессмысленные танцы. Я атаковал его и тут же отступил.

Поначалу он думал, будто я промахнулся. Но когда у него по щеке потекла струйка крови, и он, дотронувшись рукой, удостоверился, что это действительно кровь, а не пот, его глаза удивленно округлились. В нашем поединке я первым пролил кровь.

– Ты меня недооценил.

На этот раз его улыбка была уже не такой самоуверенной.

– Второго промаха я не допущу, – пообещал он.

– Допустишь, – возразил я и снова ринулся в атаку.

Я сделал ложный выпад влево, потом мгновенно поменял направление и, воспользовавшись брешью в его обороне, ранил в левую руку. По замызганному рукаву потекла кровь. Ее капли падали на землю, напоминая красные ягоды, вдруг выросшие среди зеленых иголок.

– Я более искусен в поединке, чем тебе думалось, – сказал я противнику. – Тебя ждет неминуемая смерть, если только ты не расскажешь мне все, что знаешь. На кого ты работаешь?

Танцующей походкой я приблизился к нему. Он отчаянно взмахнул кинжалом, но я успел полоснуть его по второй щеке. Теперь на его морщинистом, загорелом лице красовалось сразу две красных полосы.

– Почему убили моего отца?

Я снова оказался рядом с ним, ранив тыльную сторону его правой руки. Увы, мой маневр не заставил его выронить кинжал. Но я на это и не рассчитывал, а потому не особо огорчился. Я решил продемонстрировать ему свои навыки, и на его лице добавилась третья рана. Теперь все оно было в крови, и он больше не улыбался.

Однако он не утратил решимости сражаться. С неожиданной быстротой и проворством он двинулся ко мне, снова перебрасывая кинжал из руки в руку, чтобы сбить меня с толку. Его затея почти удалась. Почти. Потому что раны, нанесенные мной, явно ослабили его силы.

Я пригнулся, и кинжал просвистел над моей головой. А через мгновение я выпрямился во весь рост и ударил противника в незащищенный бок. Нанеся удар, я тут же отругал себя за нерасчетливость. Удар оказался слишком сильным и задел его почку. Похоже, я его убил. Теперь откроется внутреннее кровотечение, и где-то через полчаса его не станет. Это в лучшем случае. Он мог умереть в любую минуту. Трудно сказать, знал ли он об этом, поскольку вновь бросился на меня, оскалив окровавленные зубы. Я легко увернулся от его удара, схватил за правую руку, прижал к туловищу и сломал в локте.

Он не столько закричал, сколько шумно и болезненно втянул в себя воздух. Я еще приналег на сломанные кости руки, и они хрустнули. В этом не было никакой надобности; я просто показывал ему свое умение расправляться с такими, как он. Кинжал выпал из его ослабевших пальцев, мягко шлепнувшись в хвою. Потом и сам мой противник рухнул на колени.

Я отпустил его руку, повисшую плетью вдоль туловища. Раны на лице не переставали кровоточить. Вокруг талии расплывалось темное пятно. Плащ упал с его плеч, накрыв землю. Поверженный противник осторожно пощупал сломанную руку. Когда он посмотрел на меня, в его глазах было что-то невыразимо жалкое. Казалось, я сломал ему не только руку, но и душу.

– Зачем ты убил моего отца? – бесстрастным тоном спросил я.

Он был похож на бурдюк, из которого вытекала вода. Вскоре он завалился на бок. Сейчас его заботила лишь смерть, неотступно приближающаяся к нему.

– Говори! – требовал я, склонившись над ним.

На его окровавленное лицо успели налипнуть сухие хвоинки. Пахло лесным перегноем. Это будет последний запах в его жизни.

– Твой отец… – начал он и закашлялся, выплюнув сгусток крови. – Твой отец не был тамплиером.

– Без тебя знаю! – огрызнулся я. – И за это его убили? – У меня напряглось лицо. Я чувствовал каждую морщину на лбу. – Его убили за отказ вступить в орден?

– Он был… ассасином.

– И тамплиеры его убили? За это?

– Нет. Его убили за то, что у него было…

– Что у него было?

Я почти приник к умирающему, силясь разобрать его слова.

– Что? Что было у моего отца?

Ответа не было.

– Кто? – в отчаянии выкрикнул я. – Кто убил моего отца?

Человек, называвший себя посредником, был при последнем издыхании. Его рот открылся, а веки, слегка вздрогнув, закрылись. Я хлестал его по щекам, надеясь, что жизнь еще не окончательно ушла из его тела. Все было напрасно. Он умер.

Ассасин. Мой отец был ассасином… Я перевернул умершего на спину, закрыл его невидящие глаза, после чего вывернул карманы его мундира. На землю выпало несколько мелких монет и потертых бумажек, свернутых в трубочку. Развернув одну из них, я увидел солдатские призывны́е формуляры, относящиеся к пехотному полку. Точнее – к Колдстримскому гвардейскому полку. Записываясь туда, солдат получал за это полторы гинеи наградных. Его жалованье составляло шиллинг в день. На всех формулярах значилось одно и то же имя казначея. Эдвард Брэддок.

Вместе со своей армией подполковник находился сейчас в Нидерландах, воюя против французов. Я вспомнил остроухого всадника. И вдруг понял, куда он направлялся.