Текст книги "Assassin's Creed. Единство"

25 января 1788 г

Едва кончился обед, ко мне подошла Жюдит. Та самая Жюдит, рассказавшая мне и остальным о любовнике мадам Левен. Она не принадлежит ни к числу моих врагов, ни к тем, кто мне благоволил. Лицо Жюдит ничего не выражало. Она сообщила, что директриса незамедлительно требует меня к себе в кабинет для разговора о краже подковы с двери дортуара.

Я придала лицу страдальческое выражение. «Боже, неужто опять? Когда же кончится это пытка?» – говорила моя маска, хотя я с трудом скрывала ликование. Вызов к мадам Левен был мне только на руку. Директриса на блюдечке преподносила мне замечательную возможность. Сейчас я сообщу ей «благую весть», объявив, что мне известно про ее любовника Жака. Конечно же, она вознамерилась наказать меня тростью за кражу «подковы счастья». Но когда я выйду из ее кабинета, моя ладонь не распухнет от ударов, а душа не будет бурлить от очередной несправедливости. Я покину ее кабинет с письмом к отцу, где будет написано, что мадам Левен направляет его дочь Элизу для прохождения индивидуального обучения английскому языку в…

Если все пройдет по плану, так оно и будет.

Я громко постучала в дверь кабинета, вошла, расправила плечи, гордо подняла голову и уверенным шагом двинулась к окну, возле которого стоял стол директрисы. Подойдя, я шумно выложила на стол подкову.

На мгновение в кабинете воцарилась мертвая тишина. Затем глаза-бусинки впились в кусок ржавого железа – вещь явно постороннюю на столе директрисы. Оттуда они переместились на меня, но вместо привычного недовольства и плохо замаскированной ненависти в этих глазах читалось что-то еще. Непонятное чувство, которого никогда прежде я в них не видела.

– Превосходно, – с легкой дрожью в голосе произнесла директриса. – Итак, вы вернули украденную подкову.

– Вы ведь из-за этого желали меня видеть? – осторожно спросила я, вдруг почувствовав себя менее уверенной.

– Да. Такую причину я назвала Жюдит. – Мадам Левен наклонилась. Заскрипел выдвигаемый ящик. – Но был и другой повод, – добавила она.

Я похолодела.

– И что же это за повод, мадам? – едва осмеливаясь говорить, спросила я.

– Вот он, – ответила директриса, выкладывая на стол…

Мой дневник. У меня перехватило дыхание, а пальцы сжались в кулаки.

– Вы… – Не в силах продолжать, выдавила из себя я. – Вы…

Она нацелила в меня свой дрожащий костлявый палец. Ее глаза сверкнули, голос зазвучал громче, выплескивая накопившийся в ней гнев, по своей силе сопоставимый с моим.

– Нечего разыгрывать передо мной жертву, мадемуазель. Особенно после того, о чем я прочитала.

Указующий перст ткнул в обложку моего дневника. Такая знакомая, здесь, на столе директрисы, она выглядела более чем странно. Страницы дневника хранили мои самые сокровенные мысли. Я прятала дневник под матрасом. И теперь это хранилище моих тайн и чаяний находилось в руках моего злейшего врага.

Я старалась дышать ровно. Мои плечи вздымались и опадали, а пальцы, вторя им, сжимались и разжимались.

– Сколько… сколько вы успели прочитать? – сбивчивым голосом спросила я.

– Достаточно, чтобы узнать о ваших намерениях шантажировать меня, – лаконично ответила директриса. – Не больше и не меньше.

Даже в пылу гнева я понимала всю иронию нашего положения. Мы обе оказались пойманными. Застрявшими между стыдом собственных поступков и гневом на то, как противоположная сторона обошлась с нами. Во мне так и бурлила мощная смесь ярости, вины и откровенной ненависти. Мысленно я видела, как подскакиваю к директрисе, хватаю ее за горло, а она таращится на меня выпученными глазами из-под круглых очков…

В действительности я лишь смотрела на нее, едва понимая смысл происходящего.

– Откуда… вы узнали?

– Я видела вас, Элиза Де Ла Серр. Я видела вас с тот вечер прячущейся возле хижины. Видела, что вы шпионите за мной и Жаком. И тогда я подумала, что ваш дневник может просветить меня по поводу ваших намерений. Моя догадка оказалась верной. Мадемуазель Де Ла Серр, вы будете отрицать, что собирались шантажировать меня? Шантажировать директрису вашей школы? – спросила она, и ее лицо стало еще краснее.

Но и у меня были причины для ярости.

– Непростительно читать чужие дневники, – выплеснула я.

– Непростительно то, что вы намеревались сделать! – почти закричала директриса. – Прибегнуть к шантажу!

Она выплюнула это слово, будто до сих пор не могла поверить в мои замыслы или вообще впервые слышала о подобных вещах.

– Я не собиралась причинять вам вред, – торопливо объясняла я. – Я увидела средство для достижения цели.

– Думаю, Элиза Де Ла Серр, вас тешили мысли о задуманном. – Директриса потрясла в воздухе моим дневником. – Теперь я точно знаю, какого мнения вы были обо мне. Что ни страница – то поток вашей ненависти… нет, даже хуже… вашего презрения.

– Разве вас это удивляет? – спросила я, дерзко передернув плечами. – И потом, разве вы не питаете ненависти ко мне?

– Глупая вы девчонка, – сердито ответила директриса. – У меня нет ни капли ненависти к вам. Будучи вашей директрисой, я забочусь лишь о вашем благополучии. И к вашему сведению, у меня нет обыкновения подслушивать под дверью.

Я недоверчиво посмотрела на нее:

– Мне тогда показалось, что мысль о моем грядущем наказании изрядно вас порадовала.

Мадам Левен опустила глаза:

– Сгоряча мы все произносим слова, которых не следовало бы говорить. Я сожалею о содеянном. И хотя вы не являетесь моей любимой ученицей, я по-прежнему остаюсь вашей директрисой. Вашей попечительницей. Что касается лично вас, вы попали ко мне еще довольно маленькой девочкой, не успевшей оправиться от тяжелейшего душевного потрясения – потери матери. Вы нуждались в особом внимании. Увы, мои попытки вам помочь скоро приняли облик битвы характеров. Думаю, меня это не должно было удивлять. Как и подозрения об испытываемой вами ко мне неприязни. Правда, тогда вы были на десять лет младше. Но сейчас, Элиза, вы взрослая девушка и должны бы понимать, что к чему. Я прочла из вашего дневника не больше, чем требовалось для установления вашей вины. Однако я прочла достаточно и теперь знаю: ваше будущее лежит совсем в ином направлении, чем будущее большинства здешних учениц. Это меня радует. Никого, кто обладает вашим духом, нельзя принуждать к жизни обычной придворной дамы.

Я едва верила своим ушам. Директриса сделала паузу, подождав, пока сказанное осядет в моем мозгу. Когда она заговорила снова, ее голос зазвучал мягче.

– Мы обе оказались в непростом положении, ибо обе совершили нечто ужасное, и каждая из нас может оказать другой столь желанную услугу. Мне от вас требуется молчание о том, что вы видели, а вам от меня – письмо к отцу.

Она пододвинула дневник ко мне:

– Я напишу такое письмо. Я солгу ради вас. Вашему отцу я сообщу, что часть выпускного года вы проведете в Лондоне, где сможете заняться тем, что важно для вас. И когда вы устраните причину, побуждающую вас туда ехать, я уверена, что ко мне вернется совсем другая Элиза Де Ла Серр. Она сохранит дух той десятилетней девочки, но расстанется с детским упрямством и сумасбродством.

Директриса пообещала, что к концу дня письмо будет готово. Я встала. У меня подкашивались ноги, а голова шла кругом. Возле двери мадам Левен окликнула меня:

– И еще одно, Элиза. Жак не мой любовник. Он – мой сын.

Сомневаюсь, чтобы мама сейчас была мной очень горда.

7 февраля 1788 г

Нынче я далеко от Сен-Сира. Два последних дня были весьма суматошными. Эти строки я пишу в…

Впрочем, давайте не будем забегать вперед. Начну с того момента, когда карета увозила меня из ненавистного Le Palais de la Misère. Я не оглядывалась назад. Подруг у меня не было, и потому никто не желал мне счастливого пути. И конечно же, мадам Левен не стояла на крыльце, махая платочком. Была лишь карета, увозившая меня и мой чемодан, привязанный на крыше.

– Вот мы и на месте, – сказал кучер, когда наш экипаж подкатил к причалам гавани Кале.

Время было позднее. За мощеными проездами гавани плескалось темное море. От него исходило странное мерцание. Покачивались мачты кораблей, стоявших на якоре. Над головой кричали чайки. Местная публика курсировала между тавернами. Вечер был в полном разгаре. Вокруг царило шумное, грубое веселье. Кучер неодобрительно огляделся по сторонам, затем встал на подножку, отвязывая мой чемодан. Когда же он открыл дверцу, у бедняги округлились глаза. К нему в карету садилась совсем другая девушка.

Почему? Да потому, что за время поездки я успела переодеться. Сорвав с себя опостылевшее школьное платье, я облачилась в бриджи, рубашку, жилетку и камзол. Дурацкую шляпку я тоже сняла, а волосы связала сзади, предварительно освободив их от всех булавок. Выйдя из кареты, я нахлобучила на голову треуголку. Кучер онемел от такой метаморфозы. Я наклонилась и открыла чемодан. Он был полон ненавистной мне одежды и разных штучек, которые я так и так собиралась выкинуть. Из всего содержимого мне требовалась только моя сумка и короткий меч. Мамин подарок я прицепила к поясу, прикрыв сумкой.

– Если хотите, возьмите этот чемодан себе, – сказала я кучеру.

Достав из жилетки кошелек, я отсчитала ему деньги за поездку.

– А кто же будет вас сопровождать? – спросил кучер.

Он быстро убрал деньги и вновь окинул хмурым видом вечерних гуляк, враскачку бредущих по набережной.

– Никто.

– Это шутка? – спросил он, искоса поглядывая на меня.

– С какой стати мне шутить?

– Вам нельзя в столь поздний час одной бродить среди причалов.

Я бросила ему на ладонь еще одну монету. Кучер уставился на нее.

– Нет, – твердо сказал он. – Я не могу этого допустить. Я за вас боюсь.

Я бросила вторую монету.

– Ну ладно, – согласился он. – Если вам угодно действовать на собственный страх и риск, хотя бы выслушайте несколько советов. Держитесь подальше от таверн и поближе к фонарям. Будьте осторожны на самих причалах: они высокие, а края у них щербатые. Немало бедняг падали вниз, подходя из любопытства слишком близко к краю. И вот еще что: не привлекайте к себе внимания. Ну и конечно, спрячьте понадежнее кошелек.

Я любезно улыбнулась кучеру, зная, что приму все его советы, кроме одного: «держаться подальше от таверн», – поскольку как раз туда и собиралась направиться. Поглядев вслед отъехавшей карете, я зашагала к ближайшему питейному заведению.

Названия у него не было. Над окнами болталась деревянная вывеска с грубо нарисованными оленьими рогами. Хорошо, пусть это заведение так и будет называться – «Оленьи рога». Пока я стояла на мостовой и набиралась храбрости, прежде чем войти, дверь отворилась сама собой. Меня обдало волной теплого воздуха, громким бренчанием клавикордов и зловонным запахом эля. Из таверны вышли раскрасневшиеся мужчина и женщина. Оба пошатывались на нетвердых ногах, поддерживая друг друга. Я мельком увидела зал таверны. Мне показалось, что я заглянула в пылающую печь. Дверь тут же закрылась, и снаружи вновь стало тихо. Весь шум и гам «Оленьих рогов» превратился в слабый гул.

Я собралась с духом. «Все прекрасно, Элиза, – сказала я себе. – Тебе же хотелось убраться из этой чистенькой, благопристойной школы. Ты ненавидела все тамошние правила и предписания. За этой дверью – мир, совершенно непохожий на школу. Теперь вопрос: ты и в самом деле такая смелая и крепкая, какой кажешься самой себе?»

(Ответ на этот вопрос, который мне вскоре предстояло получить, был: нет.)

Перешагивая порог питейного заведения, я словно входила в новый мир, целиком состоящий из дыма и шума. Ко мне в уши хлынули волны скрипучего смеха, пронзительные птичьи голоса, тренькающие звуки клавикордов и пьяное пение.

Зал таверны был невелик. В другом его конце был устроен огражденный помост. С балок свисали птичьи клетки. Посетителей – яблоку негде упасть. Про себя я называла их выпивохами. Они сидели не только за столами, но и на полу. Помост тоже был ими полон, и те, кто находился там, перевешивались через перила, разговаривая и споря с сидевшими внизу. Я осталась стоять возле двери, прячась в тени. С ближайших столов на меня вовсю глазели. Я даже услышала восхищенный свист, прорезавший весь этот гам. Вскоре я сумела обратить на себя внимание подавальщицы. Поставив на стол пару больших кружек эля, она повернулась в мою сторону. К счастью для меня, сидевшие за тем столом смотрели лишь на выпивку.

– Я ищу капитана корабля, отплывающего завтра утром в Лондон, – громко произнесла я.

Подавальщица вытерла о передник руки и выпучила на меня глаза.

– Имя хоть знаешь? – спросила она. – Или название корабля?

Я покачала головой. Мне было все равно.

Подавальщица кивнула, смерив меня взглядом:

– Видишь тот стол?

Я сощурилась. Клубы дыма и обилие двигающихся теней застилали мой обзор. Наконец мне удалось разглядеть стол в дальнем углу.

– Ступай туда. Говорить будешь с тем, кого называют Посредником. Скажешь ему, что тебя послала Клеманс.

Я напрягла зрение и увидела троих мужчин. Все они сидели, подпирая спинами стену. Облака дыма делали их похожими на призраки. Наверное, так выглядят души пьяниц, которым и после смерти не оторваться от любимой таверны.

– Который из них Посредник? – спросила я у Клеманс.

– Да тот, что посередине, – усмехнулась она и отошла.

Чувствуя себя лишенной всякого прикрытия, я двинулась туда, где сидели Посредник и двое его друзей. Я пробиралась между столами, ловя на себе заинтересованные взгляды.

– Надо же, какая соблазнительная малышка забрела в это местечко, – услышала я у себя за спиной.

Пару раз я уловила чьи-то предположения о цели моего появления здесь. Оба были за гранью приличия, и потому у меня рука не поднимается написать их. Слава богу, зал тонул в дыму и сумраке. Меня видели (а значит, и проявляли интерес) лишь те, мимо кого я шла.

Я добралась до трех «призраков» и встала возле их стола. Все трое, сжимая в руках кружки, оторвались от созерцания окружающего хаоса, переместив взгляды на меня. Если до сих пор на меня глазели, подмигивали или делали предложения, подстегнутые элем и похотью, эта троица смерила меня оценивающим взглядом. Потом Посредник, который был ниже спутников, глянул куда-то мимо меня. Я быстро повернулась и успела заметить улыбающуюся Клеманс, тут же исчезнувшую где-то в полумраке зала.

Вот так. Я вдруг сообразила, что оказалась слишком далеко от двери. Здесь было куда темнее. Мне показалось, что выпивохи за спиной дышат мне в затылок. Отсветы от пламени очага плясали по стенам и лицам троих незнакомцев, наблюдающих за мной. Мне вспомнились мамины советы. Следом я подумала, что́ сказал бы про эту ситуацию мистер Уэзеролл. Наверное, тоже посоветовал бы сохранять бесстрастное выражение лица и внимательно наблюдать за обстановкой. Оценивать положение. (И гнать от себя докучливые мысли о том, что все это нужно было бы проделать прежде, чем открывать дверь таверны.)

– И что такая нарядная молоденькая женщина делает одна в столь заурядной таверне? – спросил человек, сидящий посередине.

Он не улыбался. Из нагрудного кармана Посредник достал трубку с длинным черенком, сунул в щель между кривыми, почерневшими зубами и надавил на нее розовой десной.

– Мне сказали, что вы поможете мне найти капитана корабля, – ответила я.

– И зачем же тебе понадобился капитан?

– Для плавания в Лондон.

– В Лондон? – переспросил Посредник.

– Да, – подтвердила я.

– Ты хотела сказать, в Дувр?

У меня покраснели щеки, но мне было некогда корить себя за глупость.

– Разумеется.

В глазах Посредника я прочла изумление.

– И ты ищешь капитана для этого путешествия?

– Совершенно верно.

– В таком случае почему бы тебе не пристроиться на пакет?[6]6
  Имеется в виду пакетбот – пассажирско-почтовое судно.


[Закрыть]

– Пакет? – переспросила я, вновь почувствовав зыбь под ногами.

– Не бери в голову, красавица, – подавляя усмешку, ответил Посредник. – Ты откуда будешь?

Кто-то грубо толкнул меня сзади. Не оборачиваясь, я двинула плечом. Пьянчугу, толкнувшего меня, отбросило к ближайшему столу, где он расплескал чужую выпивку, за что был награжден отборной бранью, после чего сполз на пол.

– Я из Парижа, – ответила я на вопрос Посредника.

– Значит, из Парижа?

Он вынул трубку изо рта и указал на меня. За трубкой потянулась нитка слюны.

– И поди живешь там, где обитает парижская знать. По тебе видно, провалиться мне на этом месте.

Я молчала.

Трубка вернулась на свое место – в щель промеж гнилых зубов.

– А зовут тебя как, красавица?

– Элиза, – коротко ответила я.

– Элиза… А дальше?

Я пробормотала что-то невразумительное.

– Боишься, что мне может быть знакома твоя фамилия?

– Нет, просто не люблю, когда суют нос в мою частную жизнь.

Середняк опять кивнул.

– Что ж, думаю, я найду капитана, с которым ты сможешь договориться. Более того, ты подошла в удачный момент. Мы с друзьями как раз собирались отправиться к этому господину и пропустить с ним по кружечке-другой. Почему бы тебе не пойти с нами?

Он сделал вид, будто собирается встать.

Я внутренне напряглась. Дело начинало принимать скверный оборот. Вокруг по-прежнему шумели и толкались пьяные посетители, однако я почему-то чувствовала себя полностью отгороженной от внешнего мира. Не сводя с троицы глаз, я слегка поклонилась и сказала:

– Господа, благодарю вас за потраченное время, но у меня появились некоторые сомнения.

Посредник несколько опешил. Его губы скривились в улыбку, обнажая соседние зубы – такие же кривые и черные, как и те, между которых торчала трубка. Нечто подобное видит мелкая рыбешка перед тем, как ее проглотит акула.

– Сомнения, значит? – переспросил он, бросая косые взгляды на своих рослых спутников. – Как прикажешь это понимать? Ты вдруг передумала ехать в Лондон? Или мы с друзьями выглядим… не слишком моряками на твой вкус?

– Что-то вроде того, – ответила я.

Я сделала вид, будто не заметила, как дружок Посредника, сидевший слева, отодвинул стул, явно готовясь встать, а тот, что сидел справа, подался вперед.

– Стало быть, мы вызываем у тебя подозрение?

– Возможно, – согласилась я, выпятив подбородок.

Я сложила руки на груди, что позволяло мне подвинуть правую руку ближе к эфесу меча.

– И что же тебя настораживает? – спросил Посредник.

– Начнем с того, что вы даже не спросили, сколько я могу заплатить за проезд.

Его губы опять скривились в улыбку.

– Свое путешествие в Лондон ты отработаешь.

Я пропустила эти слова мимо ушей, будто не поняла их.

– Не волнуйтесь, господа. Еще раз спасибо, что уделили мне время, но о своем путешествии я позабочусь сама.

– Мы-то как раз и имели в виду заботу о твоем путешествии, – расхохотался Посредник.

И вновь я намеренно проигнорировала его слова.

– Я, пожалуй, пойду, месье.

Слегка поклонившись, я собралась повернуться и начать пробивать себе дорогу к двери.

– Никуда ты не пойдешь, – возразил Середняк.

Он махнул рукой, отдавая молчаливый приказ своим двуногим псам. Оба стояли, положив руки на эфесы мечей. Я сделала шаг назад, затем вбок. Выхватив свой меч, я помахала им перед первым дружком Посредника. Это остановило обоих.

– Ого, – произнес один из них, и оба загоготали.

Их смех меня разозлил, но уже следующее мгновение повергло в смятение. Посредник достал из камзола кинжал с кривым лезвием. Второй его дружок перестал улыбаться и шагнул вперед.

Я попыталась отпугнуть его мечом, но мне не хватило напористости. К тому же окружающее пространство было плотно заполнено людьми. Я намеревалась полоснуть ему по лицу и убедительно предостеречь от дальнейших выпадов, однако из моей затеи ничего не вышло.

«Используй этот меч для отработки своих навыков».

Но за десять лет, проведенных в школе, я почти не брала меч в руки. Крайне редко, когда дортуар был пуст, я доставала из потайного места шкатулку с подарком, поднимала крышку, проводила пальцем по надписи на лезвии и… снова закрывала ее. Еще реже я уходила в укромный уголок, чтобы поупражняться. Моих мизерных усилий хватало лишь на то, чтобы не утратить навыки совсем, но они у меня пребывали в «заржавленном» состоянии.

Это или моя неопытность по части настоящих поединков – а, возможно, и то и другое – увы, привело к прискорбному результату: я оказалась неподготовленной к сражению с этой троицей. Когда оно началось, я через считаные секунды очутилась на мокром, провонявшем элем полу, доски которого были посыпаны опилками. И причиной моего падения стал не какой-нибудь блестящий выпад моих противников. Первый громила попросту толкнул меня обеими руками. Он видел то, чего не видела я. Позади валялся тот самый пьяница, которого я двинула плечом чуть раньше. Я попятилась, споткнулась, потеряла равновесие и через мгновение рухнула прямо на него.

– Месье, – произнесла я, надеясь отчаянием в своем голосе прорвать хмельную завесу, окружавшую этого человека.

Увы, его глаза остекленели, а лицо было мокрым от пролитой выпивки. В следующую секунду я завопила от боли: сапогом мне придавили руку, заставив выпустить меч из пальцев. Другой сапог отшвырнул мое оружие. Я перевернулась, попытавшись встать. Меня подхватили, рывком поставив на ноги. Мои глаза наполнились отчаянием. Я беспомощно взирала на посетителей таверны, многие из которых хохотали, наслаждаясь зрелищем. Пьяница, о которого я споткнулась, лежал, не шевелясь. Мой короткий меч валялся теперь под столом, и мне было до него не дотянуться. Я лягалась, пытаясь вырваться, когда внезапно, будто из-под земли, передо мной вырос Посредник, размахивающий кривым кинжалом. Он невесело усмехался, по-прежнему сжимая трубку между зубов. Сзади послышался скрип открываемой двери. В лицо ударил холодный ветер, а затем меня потащили в ночную тьму.

Все произошло слишком быстро. Только что я находилась в набитой под завязку таверне, и вдруг – почти пустой двор, где, кроме меня, Посредника и двух его дружков-громил, не было никого. Меня толкнули на землю. Рыча, я пыталась успокоить дыхание, одновременно не давая страху вырваться наружу. Я повторяла про себя, почти как мантру, неутешительный вывод: «Глупая, неопытная и самонадеянная маленькая девчонка!»

Как я вообще могла столь глупо вляпаться?

Двор выходил на набережную, что тянулась напротив «Оленьих рогов». Прохожие либо не видели, либо делали вид, что не видят, в какой переплет я угодила. Неподалеку стояла маленькая карета. Посредник вскочил на кучерское сиденье. Один из громил бесцеремонно схватил меня за плечи, другой распахнул дверцу. Внутри я мельком увидела девицу. Та была явно моложе меня: лет пятнадцать или шестнадцать. Длинные светлые волосы закрывали ей плечи. На ней было порванное коричневое платье, какие носят крестьянки. Девица смотрела широко раскрытыми глазами и о чем-то просила, однако из-за собственных воплей и визгов я ничего не слышала. Громила легко подхватил меня, но когда попытался втолкнуть внутрь кареты, мои ноги нащупали опору, и я, согнув колени, отпихнула его. Он качнулся назад, отпуская ругательства. Я воспользовалась силой толчка и снова вывернулась. На этот раз громила потерял равновесие, и мы оба упали.

Наш «танец» вызвал взрыв хохота Посредника и второго громилы, держащего дверцу. Сквозь их гоготанье слышались всхлипывания блондинки. Я понимала: если этим мерзавцам удастся запихнуть меня в карету, мы обе пропали.

Затем задняя дверь таверны открылась. Пахнуло жаром и дымом. Шум зала на мгновение заглушил смех. Кто-то вышел во двор, на ходу расстегивая ширинку.

Это был уже знакомый мне пьяница. Он встал, расставив ноги и явно собираясь оросить стену таверны, однако в последний момент обернулся через плечо.

– У вас все в порядке? – хрипло спросил он, мотнув головой в сторону громил и Посредника, и тут же вернулся к расстегиванию ширинки.

– Нет, месье… – успела произнести я, и тотчас же первый громила схватил меня, зажав рот.

Я вырывалась, пыталась кусаться, однако все было напрасно. Посредник взирал на нас с высоты кучерского сиденья. Я распласталась на земле, рука первого громилы сдавливала мне рот. Пьяница до сих пор возился со своей ширинкой. Второй громила, задрав голову, ждал распоряжений своего командира. Посредник выразительно провел пальцем по горлу.

Мои попытки вырваться стали еще неистовее. Я кричала прямо в руку громилы, сдавливающую мне рот, я билась о его колени и локти, но не чувствовала боли. Я извивалась ужом, надеясь каким-то чудом вырваться из мертвой хватки или хотя бы наделать достаточно шума и привлечь внимание пьяницы.

Глянув в сторону выезда со двора, второй громила бесшумно вытащил меч и стал подбираться к ничего не подозревающему пьянице. Крестьянская девчонка робко выглядывала из дверцы. «Да крикни же, предупреди его!» – хотелось заорать мне, но мои губы были плотно сжаты. Оставалось лишь скрежетать зубами и пытаться укусить потную ладонь громилы. Блондинка глянула в мою сторону, и на мгновение наши взгляды встретились. Я попыталась подать ей сигнал: лихорадочно моргала и косила глазами в сторону пьянчуги. Тот был поглощен штанами, не догадываясь, что смерть совсем рядом.

Напрасно я рассчитывала на ее помощь. Девчонка была сильно напугана. Страх сдавил ей горло и обездвижил. Еще мгновение, и пьяница будет убит. Громилы затолкают меня в карету и повезут нас обеих к какому-нибудь кораблю, а потом… Словом, в тот момент я уже начинала жалеть, что не осталась в школе.

Громила поднял меч, и вдруг… Пьяница резко повернулся. Я и подумать не могла, что он повернется с такой быстротой. У него в руках сверкнул подарок моей матери, которому было суждено впервые отведать крови. Пьяница полоснул мечом по горлу громилы, и воздух двора наполнился ярко-красным туманом.

На мгновение все замерло. Единственным звуком было бульканье крови, стремительно вытекающей из располосованного горла. Затем, взревев от гнева и желания отомстить, первый громила убрал колено с моей шеи и кинулся к пьянице.

Я было поверила, что этот человек лишь выдавал себя за выпивоху. Ему, прекрасно умеющему владеть оружием, зачем-то понадобилось прикидываться пьяным. Но нет: он действительно не был трезв. Он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь сосредоточиться на приближающемся громиле. Вероятно, этот человек и в самом деле прекрасно владел оружием, но сейчас воплотить эти умения в жизнь почти не представлялось возможным. Разъяренный громила атаковал своего противника, размахивая мечом. Движения пьяницы не отличались изяществом, однако ему довольно легко удалось увернуться от удара громилы и самому напасть слева, ранив противника в руку. Тот вскрикнул от боли.

– Н-но! – послышалось сверху.

Я вскинула голову. Посредник тронул поводья. Для него сражение кончилось, а уезжать с пустыми руками явно не входило в его планы. Карета покатилась к выезду, хлопая незакрытой дверцей, как крылом. Я вскочила на ноги и бросилась следом, нагнав карету возле узкой арки.

У меня был всего один шанс. Одно мгновение.

– Хватайся за мою руку! – крикнула я девчонке.

Слава богу, на этот раз ей достало решимости. Глядя отчаянными, испуганными глазами, она не то закричала, не то замычала, после чего метнулась к дверце и уцепилась за протянутую руку. Я отскочила назад, таща за собой девчонку, в тот момент, когда карета миновала арку и загремела по булыжнику набережной. Слева раздался крик второго громилы, потрясенного вероломством своего командира.

Пьяный фехтовальщик заставил его дорого заплатить за этот выкрик. Он проткнул громилу насквозь, и мамин подарок вторично вкусил крови.

Однажды мистер Уэзеролл заставил меня пообещать, что я никогда не дам мечу имени. Сейчас, глядя, как тело громилы соскальзывает с окровавленного лезвия и оседает на землю, я поняла смысл его требования.