Текст книги "Assassin's Creed. Единство"

– Благодарю вас, месье, – крикнула я в тишине, вернувшейся во двор после сражения.

Пьяный фехтовальщик посмотрел на меня. У него были длинные волосы, стянутые сзади в хвост, высокие скулы и отсутствующий взгляд.

– Месье, вы соблаговолите назвать нам ваше имя? – спросила я.

Это вполне могло сойти за вежливую процедуру знакомства, если бы не два валяющихся на земле трупа и не то обстоятельство, что сам он держал в руках меч с окровавленным лезвием. Пьяница шагнул ко мне, словно намереваясь вернуть меч, потом сообразил, что вначале нужно обтереть лезвие. Не обнаружив ничего подходящего, он направился к ближайшему телу. Проведя мечом по одежде убитого, наш спаситель поднял палец и пробормотал:

– Прошу прощения.

Он отвернулся, и его вырвало прямо на стену «Оленьих рогов».

Мы с блондинкой переглянулись. Не опуская пальца, пьяница исторг из себя последнюю порцию блевотины, сплюнул и снова повернулся к нам. Взмахнув воображаемой шляпой, он церемонно поклонился и представился:

– Капитан Байрон Джексон. К вашим услугам.

– Капитан?

– Да. Я пытался сказать вам это в таверне, прежде чем вы довольно грубо отпихнули меня.

– Ничего подобного, – вспыхнула я. – Это вы вели себя довольно грубо. Толкнули меня в спину. Вы были пьяны.

– Позвольте уточнить: я и сейчас пьян. И возможно, вдобавок груб. Однако это никак не изменяет того факта, что я, невзирая на свое пьяное состояние и грубость, пытался вам помочь. Или хотя бы уберечь вас от лап этих негодяев.

– Увы, вам это не удалось.

– Удалось, – обидчиво возразил он. Затем, подумав, добавил: – Не сразу, но удалось. А сейчас нам лучше поскорее уйти отсюда, пока стража не обнаружила трупы. Вы ведь желаете попасть в Дувр? Я не ошибся?

Увидев мое замешательство, он махнул в сторону убитых громил.

– Надеюсь, я доказал вам свою благонадежность? Хотя мой внешний вид, нетрезвое состояние и некоторая грубость манер утверждают обратное, смею вас заверить, мадемуазель: я сущий ангел. Просто мои крылья немного опалились, только и всего.

– Почему я должна вам доверять?

– Вы вовсе не должны мне доверять, – пожал плечами капитан Джексон. – Мне ровным счетом плевать, кому вы доверяете. Возвращайтесь в таверну и там ищите себе пакет по вкусу.

– Пакет? – раздраженно повторила я. – Какой еще пакет?

– Пакетом или пакетботом называется любое судно, перевозящее почту и грузы в Дувр. Едва ли не каждый, кто торчит в этой таверне, является капитаном или матросом с какого-нибудь пакета. Сейчас они спешно допивают последние порции, поскольку прилив и ветер благоприятствуют для ночного плавания. Так что не теряйте время, возвращайтесь в таверну, раскошельтесь, и вы найдете себе надежное судно. Кто знает, быть может, вам повезет, и вы найдете себе спутницу вашего круга для совместного путешествия. Но может и не повезти… – сказал он, скорчив гримасу.

– Если я поплыву на вашем корабле – какая вам от этого выгода?

Капитан Джексон удивленно почесал затылок:

– Одинокий купец был бы рад, если бы кто-то составил ему компанию.

– Пока одинокому купцу что-нибудь не взбредет в голову.

– Что именно?

– Скажем, способы убить время в дороге.

– Смею вас уверить, подобная мысль ни разу не мелькала у меня в мозгу, – произнес он, явно задетый моими словами.

– И вы, конечно же, никогда и никому не лгали?

– Никогда и никому.

– В таком случае почему вы именуете себя купцом, когда на самом деле вы контрабандист?

– Нет, вы только послушайте! – воскликнул он, поднимая руки. – Эта особа никогда не слышала о пакете. Она считает, что отсюда можно доплыть до самого Лондона, однако у нее поворачивается язык называть меня контрабандистом.

– Так вы контрабандист?

– Послушайте, вы хотите плыть в Англию или нет?

Мои раздумья были недолгими.

– Хочу, – ответила я и шагнула к нему, чтобы забрать меч.

– Скажите, а что это за надпись на лезвии, возле эфеса? – спросил Джексон, подавая мне мое оружие. – Я бы мог и сам прочитать, но от выпитого… буквы немного расплываются.

– Вы уверены, что сможете ее прочитать? – спросила я, поддразнивая его.

– О, горе мне. Мадемуазель ввели в заблуждение мои грубые манеры. Чем мне вас убедить, что в действительности я джентльмен?

– Вы вполне могли бы постараться вести себя как джентльмен, – парировала я.

Я взяла меч и, держа его в полусогнутых пальцах, прочла надпись возле эфеса: «Да ведет тебя отец понимания. С любовью, мама». Затем, не дав капитану опомниться, я приставила острие к его шее, слегка надавив на кожу.

– Клянусь ее жизнью: если только вы причините мне вред, я проткну вас насквозь, – свирепым голосом пригрозила я.

Он напрягся, раскинул руки, глядя на меня поверх лезвия. Однако глаза его улыбались.

– Обещаю, мадемуазель. Хотя было бы очень соблазнительно прикоснуться к столь совершенному созданию, как вы, я ни за что не позволю себе распускать руки. А кстати, как насчет вашей подруги? – спросил он, переводя взгляд на спасенную мной девушку.

– Меня зовут Элен, – дрожащим голосом сообщила блондинка, подходя к нам. – Я обязана мадемуазель жизнью. Теперь я принадлежу ей.

– Что-о?

Я опустила меч и повернулась к девушке:

– Ничем ты мне не обязана. И твоих жертв мне не надо. Ты должна разыскать своих родных.

– Нет у меня родных. Я ваша, мадемуазель, – сказала она.

Никогда еще я не видела более искреннего лица, чем у этой девчонки.

– Что ж, тогда решено, – сказал у меня за спиной Байрон Джексон.

Я посмотрела на него, затем снова на Элен. У меня не было слов.

Неожиданно в полку моих знакомых прибыло на одну горничную и одного капитана.

Как выяснилось, Байрон Джексон и в самом деле был контрабандистом. Англичанин, выдающий себя за француза, он нагружал свой кораблик со странным названием «Бабуля Смит» чаем, сахаром и прочими товарами, которые британское правительство облагало высокими пошлинами, и плыл к восточному побережью Англии. Там, применяя ухищрения, вскользь названные им «магией», он сбывал контрабандный товар, минуя отделения таможни.

Я верно угадала происхождение Элен. Она жила в деревне, пока у нее, один за другим, не умерли мать и отец. Тогда она отправилась в Кале, надеясь отыскать дядю Жана – своего единственного родственника. Дядю она нашла, но вместо новой жизни в его доме, на которую так рассчитывала Элен, он продал ее Посреднику. Теперь последний, конечно же, потребует вернуть ему деньги, которые дядюшка Жан наверняка успел потратить. Останься Элен в Кале, беда грозила бы ей с двух сторон. Поэтому я согласилась взять ее к себе в горничные.

«Бабуля Смит» – двухмачтовая шхуна. Кроме нас с Элен и Джексона, больше на борту никого нет. Но корабль у Байрона надежный и на удивление уютный.

До меня долетают звуки готовящегося ужина. Любезный хозяин шхуны пообещал нам обильный пир. По его словам, провизии у него хватит на все два дня плавания.

8 февраля 1788 г

– Если Элен собирается быть вашей горничной, ей нужно усвоить некоторые манеры поведения, – заявил вчера за ужином Байрон Джексон.

Учитывая, что сам он постоянно отхлебывал вино из фляжки, ел с открытым ртом и сидел, уперев локти в стол, подобные слова сложно было воспринимать иначе, чем открытое лицемерие.

Я посмотрела на Элен. Она отломила корку хлеба, погрузила в похлебку и собралась отправить все это себе в рот, но замерла и теперь недоуменно поглядывала на нас сквозь завесу светлых волос, будто мы говорили на незнакомом ей языке.

– Меня она устраивает такой, какая есть, – ответила я.

Я мысленно поморщилась, представив мадам Левен, отца, во́ронов и прислугу в нашем версальском доме. Все они с неприязнью отнеслись бы к тому, как Элен ведет себя за столом.

– Для ужина на борту судна контрабандиста ее манеры вполне сгодятся, – весело возразил Байрон, – но они совершенно неприемлемы для горничной, за которую вы собрались выдавать ее в Лондоне, во время вашей «тайной миссии».

– Нет у меня никакой тайной миссии, – возразила я, раздраженно посмотрев на капитана.

– Можете меня дурачить и дальше, – улыбнулся Байрон. – Речь сейчас не об этом. Вам придется научить Элен поведению на публике. Прежде всего, она должна привыкнуть обращаться к вам «мадемуазель». Недурно бы также познакомить ее с азами этикета и внешних приличий.

– Благодарю вас, Байрон, за замечания, – сухо ответила я. – Но вам незачем говорить мне о правилах поведения за столом. Этому я научу Элен сама.

– Как вам угодно, мадемуазель, – сказал он с улыбкой.

Он постоянно улыбался во весь рот и называл меня «мадемуазель» с легкой издевкой в голосе.

После ужина Байрон взял фляжку с вином, несколько меховых шкур и отправился на палубу, оставив нас укладываться спать. Интересно, что он делал там холодной ночью? О чем думал?

Наше плавание продолжалось весь следующий день. Байрон закрепил рулевое колесо веревкой, и мы устроили учебное состязание. Мои утраченные было навыки начали потихоньку возвращаться. Словно в танце, я двигалась по палубе. Звенела сталь наших мечей. Могу сказать, что сноровка Байрона произвела на меня впечатление. Он смеялся, улыбался и подбадривал меня. Он был более изящным партнером, нежели мистер Уэзеролл, хотя и менее дисциплинированным.

Вечером, поев, Элен отправилась спать вниз, в каморку, называвшуюся здесь каютой. Байрон остался управлять кораблем. Сегодня я тоже осталась на палубе, завернувшись в меховую шкуру.

– Вам прежде доводилось в разгневанном состоянии обнажать меч? – спросил он, когда я подошла к штурвалу.

Байрон сидел, потягивая вино из фляги. Его ноги покоились на рукоятках штурвала.

– Вы называете разгневанным состоянием…

– Хорошо, я перефразирую. Вы когда-нибудь убивали?

– Нет.

– Значит, я был бы первым, если бы попытался без разрешения притронуться к вам?

– Совершенно верно.

– В таком случае мне нужно лишь получить ваше разрешение?

– Смею вас уверить, сэр, что вы его никогда не получите. Я обручена с другим, а потому прошу направить ваше внимание в иную сторону.

Разумеется, я соврала. Мы с Арно не были помолвлены. Но здесь, на палубе корабля, где волны, озаренные луной, бились о борт и тишина была почти полной, я вдруг остро почувствовала, что нахожусь вдали от родного дома. Но еще острее я ощутила тоску по Арно. Я впервые поняла, что наша детская дружба переросла в нечто большее. Это не была «влюбленность» десятилетней девчонки. Это была любовь взрослой женщины.

Байрон кивнул, словно мог читать мои мысли. Он почувствовал серьезность моих слов и понял, что я вне его притязаний.

– Понятно, – пробормотал капитан. – Повезло же этому «другому».

– Можно сказать и так, – ответила я, поднимая голову.

Лицо Байрона сделалось решительным. Он поднял свой меч.

– Начнем. Итак, вам приходилось скрещивать оружие с противником?

– Разумеется.

– А с противником, намеревающимся причинить вам вред?

– Нет, – созналась я.

– Понятно. А вы когда-нибудь обнажали меч с целью самозащиты?

– Естественно.

– Сколько раз?

– Один.

– Там, в таверне?

– Да, – нехотя ответила я.

– И ваш маневр не удался, верно?

– Не удался.

– А как вы думаете – почему?

– Спасибо, я сама знаю причину, – почти огрызнулась я. – И в подсказках не нуждаюсь.

– И все же сделайте мне одолжение.

– Я замешкалась.

Байрон задумчиво кивнул, затем глотнул из фляги и протянул ее мне. Я тоже сделала глоток и почувствовала, как от спиртного по телу разливается теплая волна. Я отнюдь не была наивной. Я знала: чтобы уломать женщину и затащить в постель, нужно вначале ее напоить. Но на палубе было холодно. Меня вполне устраивало общество Байрона, если не считать некоторой его докучливости… Ничего страшного не случилось. Я просто глотнула из его фляжки.

– Верно, – продолжил разговор Байрон. – А как вы должны были бы действовать?

– Послушайте! Я не нуждаюсь в…

– Не нуждаетесь? Да вас там чуть не похитили. Думаю, вы догадываетесь, что́ они сделали бы с вами, если бы сумели увезти со двора. Вы бы не сидели на палубе, попивая винцо с капитаном. Вас бы держали в трюме, где вы доставляли бы известные утехи команде. Всем ее членам, сколько бы их там ни было. В Дувр бы вы приплыли, сломленная душевно и телесно, а там вас с Элен продали бы, как скот. И это случилось бы, не окажись меня в таверне. И вы до сих пор считаете, что я не вправе указывать на ошибки в ваших действиях?

– Моей главной ошибкой было то, что сунулась в эту чертову таверну, – призналась я.

– Вы уже бывали в Англии? – спросил Байрон.

– Нет, но владению оружием меня учил англичанин.

Капитан усмехнулся:

– Будь он здесь, он бы сказал, что промедление едва не стоило вам жизни. Короткий меч не является оружием предостережения. Это оружие действия. Раз уж вынули меч из ножен, пускайте его в ход, а не размахивайте, как палкой. – Он опустил голову, надолго припав к кожаному горлышку, затем протянул фляжку мне. – Есть множество причин для убийства: долг, честь, отмщение. Все они требуют времени на обдумывание. Они же после вызывают угрызения совести. Но самозащита или защита другого человека – единственная причина для убийства, которая позволяет вам действовать незамедлительно.

На следующий день мы приплыли в Дувр, где простились с капитаном Байроном Джексоном. Он сказал, что у него дел по горло, поскольку нужно обойти таможенные службы. До Лондона нам с Элен предстояло добираться самостоятельно. Он с учтивым поклоном принял от меня плату за проезд, и на этом мы расстались.

Немного отойдя от берега, я обернулась. Байрон глядел нам вслед. Я помахала ему и обрадовалась, когда он помахал в ответ. Затем контрабандист повернулся и быстро исчез, а мы с Элен двинулись к вершине скалы, держа ориентир на Дуврский маяк.

Меня предупреждали, что ехать до Лондона в карете небезопасно, поскольку на дороге попадаются разбойники. Однако наша поездка прошла без приключений. Увидев Лондон, я поняла, что он очень похож на Париж. Только здесь над крышами висела плотная стена тумана, а по угрюмой реке Темзе в обе стороны безостановочно двигались корабли и лодки. Едкий запах дыма, нечистот и лошадиного пота ничем не отличался от парижского.

Наняв кеб, я обратилась к кучеру на безупречном английском языке:

– Прошу прощения, месье, не могли бы вы отвезти нас со спутницей в Мейфэр, к дому семейства Кэрролл?

– Четытамгришь? – С этими звуками кучер уставился на нас через окошечко в передней стенке кеба. Оставив попытки объясниться словесно, я подала ему клочок бумаги с адресом. Когда кеб тронулся, мы с Элен опустили шторы на окнах и занялись переодеванием. Переднее окошечко мы поочередно закрывали спиной. Со дна сумки я достала сильно помятое и далеко не новое платье, запоздало пожалев, что не сложила его аккуратнее. Элен, сбросившая крестьянский наряд, облачилась в мои бриджи, рубашку и жилетку. Это было немногим лучше ее коричневого платья, поскольку за три дня пути моя одежда успела запачкаться, но другого выбора не было.

Наконец кеб добрался до Мейфэра и остановился возле дома Кэрроллов. Открыв дверцу, кучер снова выпучил глаза, но теперь уже по поводу нашего нового облика. Он предложил постучаться в дверь и известить о нашем прибытии, но я отказалась, расплатившись с ним золотой монетой.

Мы с моей недавно обретенной горничной оказались на величественном крыльце, по обе стороны которого высились колонны. Заслышав шаги, каждая из нас глубоко вздохнула. Дверь открылась. На пороге появился круглолицый человек во фраке. От него слегка пахло средством для чистки серебра.

Я назвалась. Он кивнул, после чего провел нас через просторный вестибюль в устланный коврами коридор. Там он попросил подождать у двери помещения, оказавшегося столовой. Оттуда доносились слова учтивой беседы и негромкий стук посуды.

Дверь оставалась приоткрытой, а потому я услышала, как он доложил:

– Миледи, к вам посетительница. Вас желает видеть некая мадемуазель Де Ла Серр из Версаля.

В столовой стало пугающе тихо. Я перехватила обеспокоенный взгляд Элен. Наверное, я выглядела не менее встревоженной.

Затем дворецкий вернулся к нам:

– Прошу входить.

Мы проследовали в столовую. До нашего появления люди за столом наслаждались обильным обедом. Сейчас мистер и миссис Кэрролл застыли с открытым ртом, а Мэй Кэрролл, которая из девочки успела превратиться в настоящую женщину, по-детски захлопала в ладоши и произнесла со знакомым мне сарказмом:

– О, никак к нам пожаловала сама мисс Вонючка.

Я легко могла подскочить к ней и отблагодарить пощечиной за такое приветствие. Но меня остановили слова еще одного участника трапезы, который при моем появлении резко поднялся из-за стола.

– Какого черта ты здесь делаешь? – багровея, спросил мистер Уэзеролл.

11 февраля 1788 г

Мой покровитель дал мне пару дней на то, чтобы прийти в себя, а сегодня утром навестил меня в моей комнате. За это время Мэй Кэрролл великодушно одолжила мне кое-что из своей одежды. Она на разные лады повторяла, что платья эти «старые» и «давно вышли из моды», а потому «в нынешнем сезоне такие ни за что не наденет».

– Зато тебе, Вонючка, они вполне подойдут.

– Если ты еще раз так меня назовешь, я тебя убью, – тихо сказала я.

– Я что-то не расслышала. Что ты сказала?

– Так, пустяки. Большое спасибо за платья.

Моя благодарность была вполне искренней. Я унаследовала материнское равнодушие к нарядам. Пусть эти платья считались вышедшими из моды, пусть Мэй намеренно подбирала их, чтобы меня позлить, они не вызвали у меня ни капли раздражения.

Что, а вернее, кто меня раздражает, так это Мэй Кэрролл.

Меж тем Элен стойко выносила жизнь на половине для слуг, убедившись, что ее коллеги ведут себя еще презрительнее и надменнее, чем их господа. Надо сказать, с ролью моей горничной она пока что справляется ужасно. Делает странные реверансы невпопад и без конца бросает испуганные взгляды в мою сторону. Вне всякого сомнения, нам придется поработать над ее манерами. Хорошо еще, что Кэрроллы заняты исключительно собой. Они сочли поведение Элен «слишком французским», отнеся туда же и ее наивность.

– Ты одета? – постучавшись, спросил мистер Уэзеролл по-английски.

– Да, месье, вполне, – ответила я.

Едва войдя, мой покровитель тут же прикрыл глаза рукой.

– Черт тебя побери, девчонка, ты же говорила, что одета, – хрипло проворчал он.

– Я и сейчас могу это повторить.

– Но ты же встречаешь меня в ночной рубашке!

– Однако я тем не менее одета.

Он покачал головой:

– В Англии ночная рубашка за одежду не считается.

Надо сказать, что ночные рубашки Мэй Кэрролл были достаточно закрытыми, однако мне не хотелось смущать мистера Уэзеролла. Он вышел, а когда вошел снова и уселся на стул, я пристроилась на краешке кровати, закутавшись в одеяло. Последний раз я видела мистера Уэзеролла в тот вечер, когда мы с Элен свалились Кэрроллам на голову. Вид у нас был такой – как же тогда выразилась миссис Кэрролл? – будто нас притащила сюда драная кошка. Я мигом выдумала историю о том, как по пути из Дувра в Лондон мы подверглись нападению разбойников.

Я внимательно изучала лица тех, с кем впервые встретилась более десяти лет назад. Миссис Кэрролл и ее муж ничуть не изменились. Оба улыбались слегка смущенно. Высшие слои английского общества обожали подобные улыбки. Мэй Кэрролл, конечно же, выросла за это время, однако выглядела еще противнее и высокомернее, чем во время нашего знакомства в Версале.

Бедняге мистеру Уэзероллу пришлось сделать вид, будто он знал о моем скором приезде, а вполне оправданное удивление – замаскировать под беспокойство за мою жизнь. Однако это не спасло нас с моим наставником от въедливых вопросов. Ответы мы сочиняли на ходу, держась с надлежащей уверенностью, поскольку оба не хотели быть немедленно выставленными за дверь.

По правде говоря, у нас с ним составился великолепный дуэт врунов.

– Что за игру ты ведешь, черт побери? – сердито спросил меня мистер Уэзеролл.

– Вы сами знаете, как она называется, – ответила я, пристально глядя на него.

– Ей-богу, Элиза, твой отец меня за это убьет. Я и так не числюсь в его фаворитах. Однажды меня разбудит кинжал, приставленный к горлу.

– С отцом все улажено, – успокоила я мистера Уэзеролла.

– А с мадам Левен?

Я громко сглотнула. О мадам Левен я предпочитала не думать.

– И с нею тоже.

– Мне, наверное, об этом лучше не знать? – спросил мистер Уэзеролл, искоса поглядев на меня.

– Да, вам об этом лучше не знать.

Мой покровитель нахмурился:

– Ну, раз уж ты здесь, мы должны…

– Оставьте всякие мысли о моем возвращении домой, – перебила его я.

– Я бы с радостью отправил тебя домой, если бы мог. Но твой отец захочет узнать причину твоего скорого отъезда, и это лишь усугубит мое бедственное положение. И потом, у Кэрроллов есть замыслы насчет тебя…

– Замыслы насчет меня? – вспыхнула я. – Я не их служанка. Я – Элиза Де Ла Серр, дочь великого магистра французских тамплиеров, которая в будущем сама станет великим магистром. У них нет власти надо мной.

Мистер Уэзеролл закатил глаза:

– Опомнись, дитя мое. Сейчас ты не дома, а в Лондоне. Ты – их гостья. Более того, в поисках Раддока мы рассчитываем на помощь их доверенных лиц. И потом, если ты не хотела оказываться в их власти, лучше было сюда не ехать.

Я попыталась возражать, но он махнул рукой, требуя закрыть рот.

– Быть великим магистром значит не просто уметь размахивать мечом и строить из себя большого начальника. Это значит быть дипломатом, уметь тонко вести дела, в том числе и государственные. Твоя мама это знала. Отец тоже знает. Теперь настал твой черед.

– И что потом? – вздохнула я. – Что я должна делать?

– Кэрроллы хотят, чтобы ты внедрилась в один лондонский дом. Ты и твоя горничная.

– Они хотят, чтобы я… Как вы сказали?

– Внедрилась. Проникла.

– Шпионила для них?

Мистер Уэзеролл смущенно почесал свою белоснежную бороду.

– Можно сказать и так. Им нужно, чтобы ты выдала себя за другую особу и оказалась в том доме.

– Но это же шпионаж.

– В общем-то… да.

Я подумала и решила, что, невзирая ни на что, эта затея мне нравится.

– Это опасно?

– Тебе бы хотелось, чтобы это было опасно, не так ли?

– Всяко лучше прозябания в Королевском доме. Когда мне расскажут подробности моей миссии?

– Узнаешь, когда Кэрроллы сочтут нужным тебе рассказать. А пока есть время, предлагаю заняться приведением в божеский вид твоей так называемой горничной. Пока что от нее ни красоты, ни пользы. – Мистер Уэзеролл вновь посмотрел на меня. – Одна только собачья преданность, о причинах которой я вряд ли когда-нибудь узнаю…

– Думаю, вам лучше не знать.

– Понятно. Но некоторые вопросы у меня все же остались.

– Какие именно, месье?

Мистер Уэзеролл откашлялся, затем уперся глазами сначала в свои башмаки, затем перевел взгляд на свои руки.

– Вопросы о твоем плавании через Ла-Манш. И о капитане, перевозившем тебя и Элен.

– Что вас интересует? – спросила я, чувствуя, что краснею.

– Кто он по национальности?

– Англичанин, как и вы.

– Так, – кивая, произнес мистер Уэзеролл. – Так.

Он снова прочистил горло, после чего глубоко вдохнул и поднял голову.

– Вот что, Элиза, – начал он, глядя мне в глаза. – Плавание из Кале в Дувр никогда не занимает двух дней. При попутном ветре это чуть больше двух часов, а при неблагоприятных условиях – девять или, самое большее, десять часов. Почему ж это он катал вас по Ла-Маншу целых два дня?

– Сама не знаю, месье, – сухо ответила я.

Мистер Уэзеролл кивнул:

– Элиза, из симпатичной девочки ты превратилась в красивую женщину. Бог мне свидетель, этим ты пошла в маму, а она… Стоило ей войти, как все головы поворачивались в ее сторону. Но на красоту все падки. Поверь, тебе в жизни встретится более чем достаточно разных мерзавцев и негодяев.

– Я это знаю, месье.

– Арно поди ждет не дождется твоего возвращения в Версаль?

– Вы совершенно правы, месье.

Я очень на это надеялась.

Мистер Уэзеролл встал, собираясь уходить.

– И чем же, Элиза, ты занималась в течение тех двух дней, что длилось ваше плавание по Ла-Маншу?

– Фехтованием, месье. Мы с капитаном упражнялись часами.