Текст книги "Нерассказанная история США"

В 1944 году на встрече с английским послом лордом Галифаксом Рузвельт набросал карту ближневосточных нефтяных залежей и сообщил собеседнику, что иранская нефть принадлежит англичанам, саудовская – США, а иракская и кувейтская – обеим державам. В следующем году Рузвельт заключил договор с Ибн-Саудом, пообещав тому американскую поддержку в обмен на исключительное право доступа к саудовской нефти. Трумэн понимал необходимость удержания американского контроля над этим жизненно важным ресурсом. В августе 1945 года Гордон Мерриам, глава ближневосточного отдела Госдепартамента, пояснил Трумэну, что нефтяные ресурсы Саудовской Аравии – «чрезвычайно важный источник стратегической власти и одно из величайших сокровищ в истории человечества»²⁵.

Трумэн и Черчилль приветствуют народ с платформы поезда по пути в Фултон (штат Миссури), где в начале марта 1946 года Черчилль произнесет свою воинственную речь о «железном занавесе».

Другим сокровищем был Иран. В сентябре 1941 года, недовольные непредсказуемым поведением шаха Реза Пехлеви и сомневаясь в его лояльности, Англия и СССР оккупировали Иран[54]54
  Такая мера предусматривалась, в частности, ст. 6 действовавшего на тот момент Договора между РСФСР и Ираном, заключенного в 1921 году: советские войска могли быть введены в Иран для предотвращения угрозы границам РСФСР (с 1922 года – СССР) со стороны третьих стран.


[Закрыть], отправив Реза Пехлеви в ссылку и посадив на престол его сына, которому исполнился 21 год²⁶.

США, внимательно следившие за богатым нефтью Ираном еще с 1920-х годов, стали плести интриги, надеясь расширить свое влияние, и предложили ему помощь в рамках ленд-лиза, а также гражданских и военных советников. В 1943 году госсекретарь Корделл Хэлл объяснил Рузвельту, почему необходимо ограничить влияние Англии и СССР: «В наших интересах не допустить, чтобы какая-нибудь великая держава обосновалась в Персидском заливе, напротив ключевых американских районов нефтедобычи в Саудовской Аравии»²⁷.

Как и у Англии с Соединенными Штатами, у СССР были свои планы в отношении иранской нефти. Сталин хотел разрабатывать нефтяные месторождения на севере Ирана. Его также беспокоила безопасность нефтепромыслов в Баку, расположенных всего лишь в 1,5 километра к северу от советско-иранской границы. Сталин добивался у Ирана нефтяных концессий, сопоставимых с предоставленными англичанам и американцам, и, поскольку после Второй мировой войны здесь еще оставались советские войска, поддержал сепаратистское восстание в северных областях Ирана[55]55
  Речь идет о массовых выступлениях в Иранском Азербайджане, жители которого (азербайджанцы и курды) подвергались дискриминации со стороны персидской верхушки. Вскоре после вывода частей Советской армии, в декабре 1946 года, иранские войска подавили восстание, а вскоре разделили единую область на три отдельные (Западный и Восточный Азербайджан и Ардебиль), часть территории вошла в состав соседних провинций-останов. Волнения на национальной почве в этом регионе продолжались и впоследствии, в последний раз – в 2006 году.


[Закрыть], стремясь форсировать события.

Черчиллю не терпелось столкнуться с Советским Союзом. Оголтелый антикоммунист и бесстыдный империалист, он еще в 1918 году пытался втянуть США в военное противоборство с Советской республикой. И хотя на время войны ему пришлось сдержать свои давние мечты о столкновении с Советами, он нанес удар, как только представилась такая возможность. Советские пробные бурения в Иране и Турции угрожали британскому влиянию на Ближнем Востоке и Средиземном море, да и о контроле над Индией Англия тревожилась всегда. Разоблачение группы советских шпионов в области атомных исследований в Канаде в начале февраля добавило достоверности предупреждениям Форрестола, Лихи и других противников компромисса. Речь, произнесенная Сталиным в том же месяце, вызвала очередную волну возмущения, хотя на самом деле она была далеко не такой подстрекательской, как пытался утверждать эксперт по СССР Джордж Кеннан и некоторые другие.

Антисоветские чувства явно находились на подъеме в начале марта 1946 года, когда Черчилль выступал в Фултоне (штат Миссури) в присутствии сидевшего в президиуме Трумэна. Агрессивная речь бывшего (и будущего) премьер-министра Великобритании нанесла мощный, а возможно, и смертельный удар по любым перспективам взаимопонимания после войны:

«От Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике на весь континент опустился “железный занавес”… Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами… Коммунистические партии, или пятые колонны, представляют собой все возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации… Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин»²⁸.

Сталин возмутился и обвинил Черчилля в том, что тот «стоит на позиции разжигателей войны», которые придерживаются «расовой теории», считая, что «только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира»[56]56
  Цит. по: Сталин И. В. Cочинения. Т. 16. М.: Издательство «Писатель», 1997. С. 25–30.


[Закрыть]²⁹.

Речь Черчилля повсюду вызвала нешуточные страсти. Реакцию руководителей освещали крупнейшие газеты. Так, New York Times одобряла резкость Черчилля, заявляя, что тот выступал «с жаром пророка, чьи предсказания уже сбывались»³⁰. Washington Post также восхваляла кое-какие моменты выступления, но критиковала «нелогичный» призыв Черчилля к организации «международной полиции», считая, что политик «переусердствовал с акцентом на применении силы»³¹.

Chicago Tribune согласилась с анализом событий в Восточной Европе, но выступила категорически против предложенного пути исправления ситуации и раскритиковала его аргументацию в пользу британского империализма: «Он предлагает союз наполовину рабский и лишь наполовину свободный, причем рабство в нем представлено Британской империей. На самом деле он выступает как проситель, умоляя помочь старой порочной империи и искренне ожидая получить желаемое на своих условиях». Такой союз потребовал бы от Америки смириться с «порабощением и эксплуатацией миллионов британских подданных». Tribune сурово предостерегала США от использования своей мощи для того, «чтобы поддержать британскую тиранию по всему миру. Мы не можем стать партнерами по рабовладению»³².

Несколько сенаторов резко осудили защиту Черчиллем империи. Республиканец от штата Мэн Оуэн Брюстер заявил: «Мы не можем принять наследие колониальной политики, представляемой английским Министерством иностранных дел и Министерством по делам колоний. Девять десятых населения мира не относятся к англосаксам. Мы должны задуматься о том, каким образом можно завоевать доверие мира, чье основное население не относится ни к славянам, ни к англосаксам. Я боюсь, что союз с англичанами станет катализатором, а в результате его действия именно мы выпадем в осадок. Мы должны строить американскую политику относительно русских независимо от Британии». Клод Пеппер от Флориды заявил: «Он очень красиво говорил об империализме – но речь всегда идет именно о британском империализме. Я думаю, что именно его консервативные взгляды настраивают его как против России, так и против лейбористского правительства в собственной стране. Нам нужно англо-американское сотрудничество, но не за счет остальной части мира». Позже Пеппер присоединился к своим коллегам по Демократической партии: Харли Килгору от Западной Вирджинии и Глену Тейлору из Айдахо, – и вместе они опубликовали заявление, в котором отклоняли предложение Черчилля создать «старомодный, основанный на политике силы военный союз между Великобританией и США», который бы «перерезал горло ООН»³³. Пеппер сказал репортерам: «Ужасно видеть, как господин Черчилль… присоединяется к старым тори Чемберлена, которые помогали нацистам во время антисоветского крестового похода… люди мира, если они действительно хотят мира, должны принять во внимание этот ропот консерваторов в Англии и США, поскольку он приведет к войне. Новый британско-американский империализм, предлагаемый и отстаиваемый господином Черчиллем, заставит нас изменить тем самым идеалам, за которые сражались обе державы»³⁴.

К тому же и общественность не поддержала воинственные призывы Черчилля. Как утверждал один читатель Washington Post: «Сенатора Пеппера и его коллег следует поздравить со смелым ответом на воинственную речь Черчилля. Кто президент Соединенных Штатов: Трумэн или Черчилль? Почему же Черчилль указывает нам, как строить свою политику, если даже сами англичане на последних выборах отвергли политику Черчилля? Черчилль – поджигатель войны, и сенатору Пепперу пора так его и назвать. Нам нужна вторая Декларация независимости от британского правления»³⁵.

Еще в поезде, направляясь вместе с Черчиллем в штат Миссури, Трумэн полностью прочитал речь Черчилля и горячо одобрил ее. Но с учетом негодования общественности на воинственные призывы Черчилля он заявил, что не знал, о чем тот будет говорить. Журналисты быстро разоблачили беспардонную ложь президента.

Прогрессивные сторонники «Нового курса», возглавляемые членами семьи Рузвельт, осудили Черчилля и просили Трумэна изменить курс, пока не стало слишком поздно. Во время публичного выступления Элеонора Рузвельт раскритиковала подстрекательскую речь Черчилля. Джеймс Рузвельт, старший сын Франклина и Элеоноры, аналогично высказался на собрании Независимого гражданского комитета искусств, наук и преподавательской деятельности. Он объявил: «Давайте четко поясним всему миру, что достопочтенный[57]57
  В англоязычных странах: уважительное обращение к лордам, министрам и другим сановникам.


[Закрыть] Уинстон Черчилль, гостящий в нашей стране, говорит только от своего имени, когда нападает на мир во всем мире – когда он снова предлагает человечеству разделиться на два лагеря. Слишком часто в прошлом его закадычные друзья – и здесь, и за границей – оказывались заядлыми реакционерами. Именно мы, а также все, кому дорог мир, должны поднять голос осуждения того, о чем говорит и замышляет достопочтенный Уинстон Черчилль и его политические союзники». Дж. Рузвельт знал, что может сделать Трумэн, если захочет ослабить международную напряженность: «Я бы хотел, чтобы министр торговли Генри Уоллес полетел в Россию». Благодаря его репутации «человека справедливого и цельного», объяснил Рузвельт, личные переговоры Уоллеса со Сталиным могут сделать для укрепления мира и взаимопонимания больше, «чем любые резкие ноты или заявления»³⁶.

Джеймса Рузвельта в комитет ввел Гарольд Икес, долгое время занимавший пост министра внутренних дел в администрации Рузвельта, – поборник прогрессивного «Нового курса» Икес постоянно причинял головную боль Трумэну. Месяцем ранее Трумэн наконец избавился от Икеса – после того, как оклеветал его перед репортерами и назвал «сраным Иксом»³⁷. В отставку Икес ушел из-за возражений против выдвижения Трумэном на должность помощника министра ВМС калифорнийского нефтяного миллионера Эдвина Поули, политическим махинациям которого Трумэн был обязан своей карьерой. Икес выступил против президента, обвинив Поули во лжи, когда тот заявил, будто не создавал лобби против намерения правительства придать федеральный статус нефтяным залежам у побережий страны. Икес утверждал, что Поули сделал «самое грубое предложение, которое я когда-либо получал»: нефтяники в 1944 году пожертвуют Демократической партии 300 тысяч долларов, если правительство откажется от посягательства на прибрежные зоны, инициатором которого был Икес. Икес сообщил, что во время чрезвычайного заседания кабинета министров, состоявшегося неделей ранее, Трумэн попросил его «обращаться с Эдом Поули помягче», а председатель Национального комитета партии Роберт Ханнеган «сделал все возможное», чтобы Поули получил должность в правительстве. Икес проявил последовательность, отказался от мягкости и достаточно резко заявил: «Я не хочу оставаться в кабинете, где от меня требуют лжесвидетельств в узкопартийных интересах». Он начал обмен едкими письмами с Трумэном по вопросу своей отставки и предупредил: если правительство не откажется от сомнительных махинаций, то разразится скандал, не уступающий делу «Типот-доум»[58]58
  «Типот-доум» – нефтяное месторождение в штате Вайоминг, вокруг которого в 1921–1922 годах разразился крупнейший в политической истории США скандал. В нем оказались замешанными руководящие члены правительства Гардинга, которые содействовали незаконной передаче этого месторождения, находившегося на государственных землях и к тому же считавшегося топливным резервом ВМС, нефтяной компании Mammoth Oil. В ходе судебного процесса бывший министр внутренних дел А. Фолл был признан виновным в получении взяток от нефтепромышленника Э. Догени.


[Закрыть]. Он также напомнил Трумэну, что Министерство внутренних дел «должно всегда стараться избегать объединения денег с политикой». Икес также объяснил репортерам, что ни одному нефтяному магнату нельзя предоставлять должность в правительстве, если она подразумевает работу в области нефтяной политики³⁸. Газета Los Angeles Times опубликовала передовицу под названием «Взрыв Икеса сотрясает капитал не хуже атомной бомбы», где описала то, что репортер Билл Генри назвал «крупнейшей пресс-конференцией в вашингтонской истории»³⁹.

Представляя Джеймса Рузвельта собранию, Икес дал своему бывшему боссу Трумэну мудрый совет, как вести себя с русскими: «Народ… хочет, чтобы президент Трумэн решительно следовал принципам внешней политики президента Рузвельта. Людям не по себе от нападок на Россию, которыми мы то и дело грешим. Они понимают, что, не будь России, мы бы до сих пор еще не закончили войну. Они не могут представить себе мирное будущее без взаимопонимания с Россией».

Через месяц, в первую годовщину смерти Рузвельта, Уоллес выступил в мэрии Нью-Йорка, где осудил речь Черчилля и изложил совершенно иное представление о соревновании между двумя странами:

«Единственное, в чем мы хотим соревноваться с Советами, – это стремление в ближайшие 20 лет поднимать свой уровень жизни быстрее, чем это сделает Россия. Мы должны соревноваться с Россией в служении духовным и материальным потребностям простого человека… Единственный способ победить мировой коммунизм – быстрее и лучше его достичь максимального производства и оптимального распределения благ… Пусть это будет честная гонка, целеустремленная, но прежде всего – мирная гонка в служении человечеству… Россия не может безнаказанно тиранить Восточную Европу, но и мы не можем этого делать в Латинской Америке, а Англия – в Индии и Африке… Источник всех наших ошибок – страх… Россия боится англосаксонского окружения. Мы боимся вторжения коммунистов. Если эти страхи не исчезнут, то наступит день, когда наши сыновья и внуки заплатят за них реками крови… из одного лишь чувства страха великие нации действовали, как загнанные в угол звери, думая только о выживании… Месяц назад господин Черчилль выступил за Англосаксонское столетие. Четыре года назад я отрекся от Американского столетия. Сегодня я еще более решительно отрекаюсь от Англосаксонского столетия. Простые люди всего мира не потерпят возобновления империализма даже под владычеством просвещенных англосаксов – покровителей атомной бомбы. Предназначение англоязычных наций – служить миру, а не властвовать над ним»⁴⁰.

После выступления Черчилля американо-советские отношения резко ухудшились. В ООН Соединенные Штаты провоцировали конфронтацию по иранскому вопросу, несмотря на согласие СССР вывести оттуда свои войска. Когда наступило 2 марта – срок вывода советских войск, – а они по-прежнему оставались на территории Ирана, Трумэн пригрозил СССР войной. Он писал: «Если бы русские, прямо или косвенно, взяли под контроль иранскую нефть, баланс сырья в мире понес бы серьезный урон, и это стало бы серьезной потерей для экономики западного мира». Форрестол позже отметил, что «тот, кто сидит на ближневосточной нефти, может вершить судьбы Европы». Трумэн решил раз и навсегда объяснить всем, что сидеть на ней будут именно США, а не СССР⁴¹.

Бывший президент Колумбийского университета Николас Мюррей Батлер, лауреат Нобелевской премии мира за 1931 год, президент Фонда Карнеги по поддержанию мира, заявил, что в данном случае все крутится вокруг нефти, а не демократии. «Вопрос Ирана – целиком и полностью вопрос нефти, – объяснил он. – Англичанам предлагали большие уступки и делали их. Необходимо найти возможность выделить России долю в нефти, не накаляя военно-политическую обстановку». Кое-кто счел это предложение вполне приемлемым. В передовице Washington Post, посвященной кризису, высказали предположение, что «у России, возможно, есть законные интересы в Иране. Мы неоднократно утверждали, что план совместной разработки нефтяных ресурсов Востока определенно целесообразен»⁴².

Клод Пеппер смог в ходе поездки по Ближнему Востоку поближе рассмотреть разворачивающийся кризис и тогда же имел беседу со Сталиным. После возвращения в США Пеппер выступил в сенате, оправдывая политику СССР и осуждая империалистические хитрости англичан: «Негоже всем известной мировой державе, чьи представители находятся во всех странах от Египта до Сингапура, раздувать мировой пожар из-за того, что несколько воинских частей углубились на несколько километров на территорию соседней страны в попытках противостоять нефтяной монополии упомянутой державы». И далее: «Если ради такого империализма американскую внешнюю политику делают козлом отпущения, это настолько глупо, что я и представить себе не мог». Washington Post сообщала, что, когда Пеппер закончил выступление, к нему подошли несколько сенаторов и конгрессменов и пожали ему руку⁴³.

Общественность не пришла в восторг из-за перспективы столкновения с СССР ради иранской нефти. Washington Post опубликовала письмо, которое проливало яркий свет на события в Иране, открыто указывало, что поставлено на карту, и осуждало военный путь решения вопроса:

«Я не считаю, что судьба нефтяных залежей в Иране оправдывает войну с Россией. Если бы эта нефть залегала в Северной или Южной Америке… США защищали бы залежи ради возможности использовать их в любой будущей войне и гарантировали бы, что никакая другая великая держава не сможет присвоить наши нефтяные месторождения. Если бы иранская нефть залегала у границ любого британского доминиона подобно тому, как сейчас она залегает у границ советских республик, я не сомневаюсь, что Англия защищала бы эту нефть… Поддержка иранской свободы еще никогда не выдвигалась в качестве оправдания ведения Штатами войны за рубежом. Иранской свободы в нашем понимании никогда не существовало, а следовательно, те, кто предлагает начать войну в поддержку такой свободы, на самом деле не могут выдвинуть ни единой уважительной причины… Я твердо убежден, что огромное большинство американцев не хотят воевать с Россией ни по одной из уже возникших причин. Я также убежден, что большинство американцев надеются и считают, что если оставить Россию в покое и дать ей возможность самой разбираться с безопасностью своих границ (в разумных пределах, конечно), то Россия будет оказывать помощь в поддержке мира во всем мире и развивать собственные громадные природные ресурсы для будущих поколений»⁴⁴.

Под давлением США и Великобритании советские войска были выведены из Ирана. Позднее Трумэн сказал сенатору Генри Джексону, что вызвал в Белый дом советского посла А. А. Громыко и заявил: если советские войска не уйдут через двое суток, «мы сбросим ее на вас». По его словам, через сутки они уже ушли⁴⁵. Хотя реальная история вывода советских войск намного сложнее, Трумэн понял: когда Советы сталкиваются с превосходящей силой, они отступают. США решили сделать упор на свое преимущество. В мае они прекратили поставку из западных зон Германии репараций, в которых крайне нуждался СССР. В июле решили оставить свои войска в Южной Корее, а еще через месяц – сохранить присутствие своих военно-морских сил в Восточном Средиземноморье.

Пока Трумэн не скупился на атомные угрозы, общественность содрогалась при мысли о возможности атомной войны. В начале 1946 года женский журнал Ladies’ Home Journal советовал читательницам: «Чем бы вы ни занимались, вы должны вставать, ложиться спать и выполнять свои обязанности с одной мыслью» – как не допустить ядерной войны⁴⁶. Генри Уоллес согласился с этим и стал убеждать Трумэна более настойчиво добиваться международного контроля над атомным оружием. В январе 1946 года Трумэн назначил Ачесона, который тоже высказывал подобное беспокойство, на пост главы комитета по данной проблеме. Ачесон выдвинул Дэвида Лилиенталя, руководителя Управления ресурсов бассейна Теннесси, на пост главы консультативного совета ученых. Ачесон по секрету сообщил Лилиенталю, что у Трумэна и Бирнса нет «ни фактов, ни понимания того, что поставлено на карту в вопросе атомной энергии – самой серьезной туче, нависшей над миром». Бирнс, находясь в Лондоне, брал от имени США новые обязательства, потом они множились «без малейшего понимания, что это адская проблема – в буквальном смысле!». Ачесон сожалел, что «Военное министерство, а точнее – конкретный человек в министерстве, генерал Гровс, благодаря праву вето по вопросам, связанным с “военной безопасностью”, определяет и фактически управляет внешней политикой».

Составленный в итоге отчет Ачесона–Лилиенталя, который упрямый Ачесон назвал «блестящим и глубоким документом», оказался в значительной мере результатом работы Оппенгеймера⁴⁷. Согласно плану, международное Управление по ядерным разработкам должно контролировать добычу, очистку и использование всего атомного сырья в мире, денатурацию расщепляющихся материалов и превращение их в материал, применимый в мирных целях. Самостоятельную деятельность государств в этих «опасных» областях следует запретить. План преднамеренно сводил к минимуму потребность в проверке на местах, чтобы увеличить шансы на получение согласия Советского Союза.

Надежды на заключение международного соглашения оказались разбиты, когда Трумэн и Бирнс поручили земляку Бирнса, уроженцу Южной Каролины, 75-летнему финансисту Бернарду Баруху представить данный план ООН. Расплачиваясь по другому старому политическому счету, Трумэн уполномочил Баруха пересмотреть текст соглашения на собственное усмотрение. В 1940 году Барух пролил на Трумэна деньги дождем, когда тот сильно отставал от соперников по выборам в сенат и отчаянно нуждался в средствах. Все авторы соглашения, включая Ачесона, Лилиенталя и Оппенгеймера, пришли в ярость, поскольку понимали: Барух, ярый антикоммунист, считавший бомбу «оружием, гарантирующим США победу», непременно переформулирует план так, что Советы категорически откажутся его подписывать. Лилиенталь записал в дневнике: «Когда я вчера вечером прочитал эту новость, мне стало дурно… Нам нужен человек, который был бы молод, энергичен, нетщеславен и о ком русские не станут думать, что его главная цель – поставить их в затруднительное положение, а вовсе не способствовать международному сотрудничеству. У Баруха нет ни одного из этих качеств». Выбор Барухом коллег-бизнесменов на роль советников снова возмутил тех, кто так усердно трудился над планом, устраивающим всех участников переговоров. Он решил не нанимать ученых, поскольку, как он позже объяснил, «я пришел к выводу, что ученых лучше не брать, ведь (я им так и сказал) я и без них знаю все, что нужно. Эта штука сделала “бабах” и убила миллионы людей». Ванневар Буш, ранее входивший в Комитет Ачесона–Лилиенталя, презрительно окрестил советников Баруха «бизнесменами с Уолл-стрит». Он дал Баруху понять, что считает его самого и его команду совершенно неподходящими для такой работы. Барух заметил, что по техническим вопросам, в случае нужды, он может обратиться к Гровсу и промышленникам. Столкнувшись с массовой критикой, Барух наконец уступил и попросил Оппенгеймера присоединиться к его группе в качестве главного научного советника. «Не беспокойтесь насчет моих партнеров, – сказал он физику. – Хэнкок симпатизирует правым, но (тут он подмигнул) я прослежу за ним. Серлс чертовски умен, но ему всюду мерещатся “красные”». Он добавил, что пора «готовить американский народ к тому, что русские откажутся», и тогда Оппенгеймер отклонил приглашение⁴⁸.

Финансист Бернард Барух (данное изображение датируется 1920 годом), которому Трумэн поручил представить ООН американский план международного атомного контроля. Барух отказался от помощи ученых и внес изменения в исходный текст, нашпиговав его проверками и другими условиями, которые наверняка заставят Советский Союз отказаться от подписания документа.

Взрыв на атолле Бикини в июле 1946 года во время испытаний атомной бомбы, которые Гарольд Икес назвал «дипломатией запугивания», организованный для того, чтобы оказать давление на СССР.

Барух стал вносить изменения в первоначальный текст проекта соглашения, шпигуя его проверками и другими условиями, которые наверняка заставят Советский Союз отказаться подписывать документ. Мало того что Ачесон и Лилиенталь пытались убедить его убрать эти условия; их поддержали даже Трумэн и Бирнс. Барух остался непреклонным, угрожая уйти в отставку, если его план не примут, и Трумэн, которому катастрофически не хватало лидерских качеств, отступил. Накануне 14 июня, когда Барух представил проект соглашения ООН, Бирнс признался Ачесону: назначение Баруха было «ужаснейшей ошибкой в моей жизни». Даже Трумэн позднее по секрету признался, что назначение Баруха было «грубейшей ошибкой, которую я когда-либо совершал»⁴⁹.

Советские руководители выждали 10 дней и лишь после этого разгромили предложение американцев. «Правда» заявила, что план Баруха – «продукт атомной дипломатии и отражает очевидное стремление к мировому господству». Из текста плана становилось ясно, что США намереваются «укрепить свою монополию» на производство атомного оружия. В газете также указывалось, что американское правительство заключило контракт на производство бомб «с частными компаниями-монополистами, такими как E.I. du Pont de Nemours, вся довоенная деятельность которой была теснейшим образом связана с германской I. G. Farbenindustrie»⁵⁰. Советский Союз представил встречный проект, предлагавший полностью запретить производство, хранение и применение атомного оружия. Существующие запасы подлежали уничтожению в течение трех месяцев.

Решение США продолжать подготовку к испытанию атомной бомбы 1 июля на атолле Бикини в архипелаге Маршалловых островов усилило тревогу СССР относительно намерений США. Генеральная ассамблея универсалистской церкви осудила испытания как «противные смыслу и духу христианского учения»⁵¹. Икес назвал испытания на атолле Бикини «дипломатией запугивания» и отметил, что, если бы испытания провели Советы, «американцы нашли бы повод для глубокого беспокойства о будущем мира во всем мире». Радиокомментатор Реймонд Грэм Свинг сказал слушателям ABC, что многие американцы, включая ученых-атомщиков и конгрессменов, осудили это решение. «С одной стороны, мы стремимся избавить мир от оружия, которое может отбросить цивилизацию на многие столетия назад… С другой стороны, учимся применять это самое оружие. Таким образом, мы стремимся спасти цивилизацию и выясняем, как ее уничтожить, – и все в один и тот же день». Советский Союз, как и ожидалось, ответил в том же духе. Корреспондент «Правды» Борис Изаков ставил вопрос: зачем американцам заходить так далеко в попытках усовершенствовать свои бомбы, если они всерьез относятся к разоружению?⁵²

В разворачивающейся гонке ядерных вооружений было безумие, которое лучше всех выразил Льюис Мэмфорд, когда узнал о грядущем испытании. В статье, опубликованной в газете Saturday Review – редактором газеты тогда был Норман Казинс – под заголовком «Господа, вы безумны!», Мэмфорд писал:

«Мы, американцы, живем среди безумцев. Эти безумцы правят нашими делами во имя порядка и безопасности. Главные безумцы претендуют на чин генерала, адмирала, сенатора, ученого, госсекретаря, министра и даже президента. Главный же симптом их безумия таков: они совершают поступки, которые в конечном счете приведут к уничтожению человечества, но при этом искренне считают себя нормальными, ответственными людьми, живущими нормальной жизнью и работающими ради логически обоснованных целей.

Неуклонно, день за днем безумцы совершают безумные поступки – столь стереотипные, столь банальные, что они кажутся нормальными поступками нормальных американцев, а не массовыми импульсивными желаниями людей, помешанных на всеобщей гибели. Без какого-либо согласия со стороны общества безумцы взяли на себя смелость постепенно вести нас к тому заключительному акту безумия, который обезобразит лицо планеты и уничтожит род людской, а возможно, положит конец всей жизни на земле»⁵³.

Генри Уоллес пытался остановить это безумие. В июле 1946 года он написал большую докладную записку Трумэну, отказываясь смириться с «растущим ощущением, что… очередная война уже на пороге, и единственный способ избежать ее – вооружиться до зубов… вся история указывает, что гонка вооружений приводит не к миру, но к войне». Он считал, что ближайшие месяцы – вполне вероятно, «критический период, который решит, погрузится ли цивилизованный мир в небытие через пять или десять лет, необходимых для того, чтобы несколько государств могли вооружиться атомными бомбами». Он убеждал Трумэна подумать над тем, как «воспринимаются другими странами действия американцев после победы над Японией», и особенно указал на «13 миллиардов долларов, выделенных Военному министерству и Министерству ВМС; испытания атомной бомбы у атолла Бикини; непрекращающееся производство новых бомб; план снабдить нашим оружием Латинскую Америку; производство стратегических бомбардировщиков B-29 и запланированное производство B-36; попытки покрыть сетью авиабаз половину земного шара, откуда удобно бомбить его вторую половину… [Создается] впечатление, что мы либо 1) готовимся к победе в войне, которую считаем неизбежной, либо 2) пытаемся обеспечить себе превосходство в силе, чтобы запугать остальную часть человечества. Как бы мы отреагировали, если бы у СССР была атомная бомба, а у нас – нет? Если бы у СССР были бомбардировщики с дальностью полета 16 тысяч километров и авиабазы в пределах 1500 километров от наших берегов, а у нас – нет?».

Уоллес призвал резко сократить расходы на оборону, поскольку поддерживать мир путем «превосходства военной силы больше не представляется возможным». В 1938 году США потратили на оборону меньше миллиарда долларов. Теперь же, по его расчетам, Военное министерство и Министерство ВМС, демобилизация и проценты по государственным займам, а также льготы ветеранам войны, представляющие наследие прошлых войн, поглотили 28 миллиардов долларов, или 80 % бюджета, в который было заложено 36 миллиардов долларов. Уоллес напомнил о предупреждении ученых, что «атомная война – дешевая война» и что даже десятикратное преимущество над противником в количестве бомб не обеспечивает решающего преимущества. «И самое главное: сам факт, что у нескольких стран есть атомные бомбы, неизбежно приведет к невротическому, паническому поведению, навязчивому желанию нажать на кнопку… В мире, напичканном атомным оружием, достаточно любого предлога, чтобы это оружие было пущено в ход». Он с негодованием отвергал пользу «превентивной войны», ибо такие «схемы не только безнравственны, но и глупы». Единственное решение, заключил он, «состоит во взаимном доверии и уверенности между народами, в атомном разоружении и эффективной системе осуществления этого разоружения»⁵⁴.

Мирному наступлению Уоллеса способствовали две важные публикации, увидевшие свет тем летом. В конце августа журнал The New Yorker посвятил целый выпуск «Хиросиме» Джона Херси, внесшей куда больший вклад в очеловечивание жертв атомных бомбардировок, чем любая другая тогдашняя публикация на английском языке. В сентябре журнал Look начал публиковать серию из четырех статей Эллиота Рузвельта, где детально описывалось, как планы его отца и Сталина о сотрудничестве в послевоенном мире были пущены под откос Трумэном и Черчиллем. Позднее Трумэн отмахнется от Рузвельта-младшего, презрительно назвав его «результатом утреннего перевозбуждения».