Текст книги "Искупление любовью"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда Камал проснулся, ему показалось, что он находится в раю. Это ощущение возникало у него всю прошедшую неделю. И оно никак не было связано с живописным пейзажем за окном. Все дело было в прекрасной богине, с которой он провел ночь.

Скорее всего, это и есть рай – снова ощутить то, что он считал потерянным безвозвратно. Более того, на этот раз все было гораздо лучше, чем в прошлом. Он не мог назвать это иначе, кроме как райским наслаждением.

И все же ему хотелось большего.

Вытянув в сторону руку, Камал, к своему глубокому разочарованию, не обнаружил рядом с собой Элии. Должно быть, она, как обычно по утрам, работала в студии, оборудованной специально для нее.

Приняв душ и одевшись, он спустился вниз и, приоткрыв дверь студии, обнаружил Элию за мольбертом. На ней была длинная, заляпанная краской рубашка, с которой она отказалась распрощаться. Элия не заметила его присутствия, потому что слушала плеер.

Тогда Камал, желая немного понаблюдать за ней, тихонько прошмыгнул внутрь, и его сердце замерло.

Она рисовала его. И не с фотографии. По памяти. Он никогда не фотографировался в таком виде.

На картине, которая была почти закончена, он лежал поверх женщины. Поверх нее. Его смуглая кожа блестела в свете луны, глаза горели от страсти.

Камала захлестнула волна чувств, глаза начало покалывать. Никто никогда еще не делал для него ничего подобного. Портретное сходство было потрясающим, эмоции – точно переданными. Такого эффекта мог добиться только человек, заглянувший в душу другого во время первобытного таинства. Элия была так потрясена тем, что увидела в нем в эти волшебные мгновения, что решила запечатлеть свои ощущения на холсте. Это был портрет его души.

Сделав над собой невероятное усилие, Камал неслышно двинулся к двери.

Он мог бы овладеть ею прямо здесь, но Элия вряд ли сейчас этого хочет. Он знал, что не должен на нее давить, но ему хотелось быть рядом с ней, касаться ее. Сейчас.

– Камал?

Он вознес немую хвалу небесам. Она почувствовала его, позвала его!

– Я могу войти?

Элия ухмыльнулась.

– Камал Аль Масуд просит позволения войти в одну из комнат в его дворце? Объявляйте тревогу. Сейчас мир перевернется, – произнесла она, занавешивая картину.

Значит, она не хотела, чтобы Камал ее видел. Возможно, собиралась сделать ему сюрприз. Сохраняя спокойствие, он вошел в комнату.

– Оставь глобальную тревогу на случай, когда запретишь мне войти, и я подчинюсь.

– Я не разрешала тебе войти, – поддразнила его Элия.

В ее глазах был озорной блеск. Камал приблизился, и его ладони начало покалывать от желания обнять ее.

– Я уже вошел. Если хочешь меня прогнать, тебе придется драться со мной на кистях, – пошутил он.

– Я бы с удовольствием, но кисти нужны мне для работы.

Тогда Камал снял пиджак и начал расстегивать рубашку.

– Можешь использовать мое тело как холст, дорогая.

Поднявшись со стула, Элия обняла его.

– Это хорошая идея, но для создания из тебя шедевра понадобится несколько часов, а за мной через пять минут придут Анна и Фара. Я обещала помочь им выбрать детские вещи.

Камал заглянул ей в глаза.

– Я могу сделать так, чтобы за пять минут ты получила большее наслаждение, чем за пять часов, – сказал он, после чего стремительно накрыл ртом ее губы.

У него не было времени для церемоний, да они были и не нужны. Элия послушно приоткрыла губы и ответила на его поцелуй со всей страстью, на которую только была способна. Тогда он запустил руку ей под рубашку и сжал грудь.

– Ой, простите…

Голос Анны подействовал на Камала как удар между лопаток. С трудом оторвавшись от губ Элии, но не размыкая объятий, он пробормотал:

– Анна, Фара, доброе утро.

– Доброе утро, Ваше Величество, – произнесла Фара, подмигнув Элии. – Простите, мы, наверное, не вовремя…

Еще как не вовремя!

– Иди с ними, Элия. Я заглянул к тебе только на пять минут перед государственным собранием.

– Поторопись, Элия, а то еще станешь причиной какого-нибудь международного конфликта. Мы будем ждать тебя в гостиной.

Когда Фара с матерью удалились, Камал, поцеловав на прощание Элию, покинул студию.

Оказавшись в парадном зале, он первым делом перенес собрание. Ему нужно было побыть одному, чтобы успокоиться. Подойдя к окну с видом на море, Камал увидел на бесконечном полотне небесной лазури лицо Элии.

Он не мог думать ни о чем, кроме нее. Открывая в ней новые восхитительные качества, он чувствовал, как его привязанность к ней растет.

Его восхищала ее внутренняя сила, умение постоять за себя, открытость, дружелюбное отношение к Анне, способность отдавать всю себя без остатка. Все это делало его любовь к ней безграничной.

Да, любовь. Он больше не мог прятаться от своих чувств или давать им другое имя. И все же это слово не вмещало всех его чувств к ней.

Он любил ее в прошлом, но это было несравнимо с тем, что он испытывал к ней сейчас. Новая Элия не только поборола свою пагубную привычку, но и стала талантливой художницей. Она пробуждала в нем еще более глубокие чувства, чем любовь.

Элия вернула его к жизни, изменила его, стала его частью, и он делал все возможное, чтобы она была счастлива.

Но это никак не оправдывало того, как он обошелся с ней в прошлом. Он не только не поверил в нее, но и бросил в трудные для нее времена, чуть не погубив.

Что еще хуже, он обвинил ее в том, чего она определенно не могла совершить. Элия не могла изменить ему с другим даже под действием таблеток. Тому, что он увидел в тот злополучный день, должно было быть другое объяснение.

Достав из кармана мобильный телефон, Камал связался со своими людьми в Штатах и велел им разыскать мерзавца, который настроил его против Элии. Он заставит Шейна признаться во всем, а потом расквитается с ним.

Перелет был длинным, и с каждой прошедшей секундой Камал все больше скучал по Элии.

Но он не мог привезти ее кузена Шейна в Джудар. Он должен был встретиться с ним втайне от Элии, чтобы она ни о чем не догадалась. Ему не хотелось доставлять ей лишних волнений.

Приземлившись в Лас-Вегасе, он не стал выходить из салона своего частного самолета. Шейна должны были доставить к нему через две минуты.

Наконец в салон вошли королевские телохранители. Через мгновение к Камалу подвели какого-то обрюзгшего типа. Неужели это Шейн?

Осознав, что именно пороки превратили энергичного молодого человека в жалкую развалину с лысиной и выпирающим животом, Камал испытал чувство отвращения. Они были ровесниками, но Шейн выглядел лет на десять старше.

– Вот мы и встретились снова, Камал, – фыркнул Шейн. – Кажется, ты теперь управляешь какой-то страной третьего мира, которая сидит на нефтяной игле. – Он насмешливо поклонился.

Глубоко вдохнув, Камал приказал охране удалиться. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел, как он вытрясет из этого человека его жалкую душонку.

– Все лучше, Шейн, чем быть алкоголиком и игроманом, которого собственная мать предпочла бы видеть мертвым.

– Эта старая мегера довела бы до алкоголизма даже сатану, – заявил Шейн.

Очевидно, он уже успел с утра прикончить бутылку спиртного.

– Но я пришел сюда для того, чтобы говорить не о своей старушке, а о твоей сумасбродной женушке.

Камал поднялся.

– Еще одно оскорбление в адрес Элии, и я переломаю тебе все кости!

– О, Его Величество защищает честь своей невесты. Ведь только благодаря ей ты смог заполучить трон. Какая ирония судьбы! Помнится, однажды ты выбросил ее, как ненужную тряпку.

Камала задели его слова, но он сохранил спокойствие.

– Помнится, ты тоже был к этому причастен, Шейн, – процедил он сквозь зубы. – Я хочу знать правду.

– Хочешь знать правду? Ха! У тебя есть целое королевство, миллионы долларов, самая восхитительная женщина, которая когда-либо жила на свете, но ты хочешь большего. Что вы хотите знать, Ваше Величество? Что я так сильно любил Элию, что мне было трудно дышать? Что я желал тебе смерти с того самого момента, как увидел? Что я сходил с ума от ревности? Но, видимо, стоит начать с того момента, когда ты узнал о моем существовании.

Внутри у Камала все кипело от ярости. Как бы он хотел размазать по стенке этого наглеца!

– Именно так, – отрезал Камал.

Налитые кровью глаза Шейна наполнились ненавистью.

– Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя в машине возле ее дома? Что это мой шанс выставить тебя перед ней жестоким мерзавцем, которым ты и был на самом деле! Итак, я позвонил ей и сказал, что со мной случился обморок. И наша великодушная подруга поспешила домой. А ты сделал собственные выводы, не так ли? Поверил в худшее, потому что это был отличный повод уйти от женщины, которая тебя боготворила, с гордо поднятой головой и чистой совестью. Ты растоптал чувства Элии, и это чуть не убило ее.

На душе у Камала скреблись кошки, но он должен был знать все.

– Ты был с ней после того, как я ее бросил? – спросил он.

– Хочешь знать, как на нее подействовала твоя жестокость? Она уничтожила ее. Наблюдая за тем, как она угасает, я ненавидел тебя. Ненавидел ее за то, что она позволила тебе так с ней обойтись. Ненавидел и себя за то, что стал причиной долгих месяцев ее страданий, которые чуть не погубили ее, за собственное бессилие.

Камал отвернулся. Он больше не мог слушать жестокие откровения этого негодяя.

Король нажал на кнопку в подлокотнике, и охранники вернулись.

– Проводите нашего гостя, – с трудом произнес он.

Шейн направился к выходу, бросая оскорбления, которые Камал уже не слышал. Внешний мир перестал для него существовать, когда он осознал, что подонок во многом был прав.

Бросив Элию, он нанес себе удар в сердце, зато избавился от проблем, которые могли отрицательно повлиять на его имидж, его репутацию. Он панически боялся нести ответственность, именно поэтому и выгнал ее, даже не дав ей возможности оправдаться. Он выбрал легкий способ решения проблемы, позволивший ему скрыть свои страхи и слабости.

Если все это было правдой, если он причинил ей такую боль из-за собственной трусости, он заслуживал самого страшного наказания. Собственный стон отчаяния вернул Камала к реальности, и король ощутил вспышку ярости, направленной на самого себя.

Как он смел страдать? Он давно лишился этой привилегии. Единственное, что ему оставалось, это попытаться искупить зло, а затем умолять Элию о наказании.

Камал уронил лицо на руки. Что ему делать? Что ей сказать? Как поступить, чтобы не причинить ей еще больший вред? Он видел только один выход, который не требовал слов.

В любом случае красноречие не было его сильной стороной, и он не знал, как выразить словами всю глубину своих чувств. Камал Бен Харет Бен Эссам Эд-Дин Аль Масуд был человеком действия.

Он сделает все, чтобы вернуть ее доверие и любовь. Посвятит этому остаток жизни.

Жизни, которая отныне принадлежит ей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Элия уставилась на полоску в своей дрожащей руке. На ней начала проявляться линия. Когда она приобрела отчетливый розовый цвет, у Элии подкосились колени.

Беременна.

Опустившись на кровать, девушка застонала. Скользнув рукой по плоскому животу, она почувствовала, как ее душат противоречивые эмоции. Она снова потеряет Камала. И на этот раз навсегда. Но…

Может, она его и не потеряет. Может, все изменилось. Они изменились. После их первой брачной ночи. Тогда Камал словно забыл о прошлом, обо всех обидных словах, которые наговорил ей. Словно стал новым человеком, еще более восхитительным, чем тот, которого она знала семь лет назад. А главное – их брачная ночь, которую она посчитала неповторимой, стала нормой их супружеских взаимоотношений.

Камал посвящал ее в свои дела, советовался с ней, позволял ей распоряжаться во дворце. Казалось, он был в восторге от всего, что бы она ни говорила и ни делала, проявлял интерес к ее проектам, поддерживал ее в новых начинаниях. Она чувствовала себя так, словно у нее выросли крылья.

Камал тоже словно парил. Он выполнял большую часть своей работы дома и строил свой рабочий график таким образом, чтобы как можно больше времени проводить с женой и дарить ей незабываемое наслаждение. Она еще никогда не видела его таким воодушевленным.

Элия больше не думала о нем как о человеке, который принудил ее выйти за него замуж. Ей уже было безразлично, что заставило его так измениться. Она брала все от каждой минуты, проведенной с ним. Говорила себе, что все его слова и поступки означают, что он передумал с ней разводиться после рождения ребенка. Но она могла и ошибаться…

Возможно, он просто старается получить максимум удовольствия от их брака, пока не добьется своей цели.

И он уже ее добился.

Элия застонала, уткнувшись лицом в подушку.

Она должна перестать об этом думать и помнить только о последних счастливых шести неделях. О том, что у нее будет ребенок. Славный малыш, который унаследует от Камала его силу и красоту.

Проведя рукой по животу, она снова застонала. На этот раз от радости.

Шум в передней прервал ее размышления, и она, соскочив с кровати, побежала в ванную. Камал вернулся из своей поездки. Заперев дверь, Элия завернула полоску теста в бумажную салфетку и выбросила в мусорную корзину, после чего открыла кран и сбрызнула лицо холодной водой.

Она должна ему сказать. Лучше сразу узнать о его намерениях, чтобы быть морально готовой ко всему.

Чувствуя себя словно перед прыжком со скалы, Элия вышла из ванной. Камал стоял у качелей и водил пальцем по шелковистому канату. Он выглядел так, словно у него на плечах лежал груз всего мира. Боже, как она его любила!..

Затем он поднял глаза, и ее сердце остановилось.

Его мрачное лицо, тревожный взгляд… что все это значит? Господи, неужели это конец? Сейчас он скажет ей, что ничего не изменилось и условия их сделки остаются в силе. Она поймет, что все это время жестоко себя обманывала и ее чувства были безответными.

Казалось, он колеблется, и именно эта его нерешительность заставила ее действовать. Она не могла позволить ему сказать об этом сейчас.

Подойдя к мужу, Элия бросилась ему на шею. Застонав так, словно внутри у него что-то оборвалось, Камал крепко сжал жену в объятиях, после чего опустился на качели. Оседлав любимого, Элия принялась покрывать поцелуями его лицо, при этом помогая ему избавляться от одежды.

– Элия… – взмолился он, но она накрыла губами его губы.

– Ничего не говори, позволь мне все сделать самой.

И Камал подчинился. Мгновение спустя они уже были единым целым, и Элия, поднимаясь на вершину наслаждения, забыла о своих страхах.

Элия уставилась на свои брюки, висевшие на ней как на вешалке.

Она очень похудела. Камал снова сказал ей об этом сегодня утром. С тех пор как она сделала тест на беременность, прошло три недели. Она была беременна девять недель и не сомневалась, что это произошло в их первую брачную ночь.

Но причиной потери веса была вовсе не утренняя тошнота. Со дня возвращения Камала из Америки ее изнутри что-то глодало, и его, казалось, тоже.

Он по-прежнему уделял ей много внимания, оказывал поддержку, его ласки стали еще нежнее, но у нее создавалось такое ощущение, словно он страдает от какой-то непонятной душевной болезни, которая с каждым днем угнетает его все больше.

Когда, думая, что Элия поглощена работой, муж наблюдал за ней, в его глазах вместо привычного вожделения была пустота. Разговаривая с ней, он теперь взвешивал каждое слово. Она тоже боялась сказать или сделать что-нибудь не то и усугубить ситуацию. Казалось, они оба ходят по лезвию ножа.

Из-за всех этих переживаний Элия и начала терять в весе. Она заставляла себя есть только ради своего ребенка. Ребенка Камала. Ребенка, о котором ей рано или поздно придется ему сказать.

Но Элия продолжала откладывать этот разговор. И чем больше проходило времени, тем труднее ей было решиться сообщить ему, что его желанный наследник уже на подходе. Она постоянно думала о том, что последует за этим.

Ей придется еще три месяца жить в аду, пока они не узнают пол ребенка. Если это девочка, то весь этот кошмар повторится заново. Точнее, он будет повторяться до тех пор, пока они не добьются желаемого результата. Если мальчик, то через семь месяцев Камал отберет у нее сына и разведется с ней. Оба варианта были одинаково невыносимы, и Элия боялась что-либо предполагать.

Ее мысли путались, но одно она знала наверняка: сейчас ей прежде всего нужно думать о собственном здоровье. Ради ребенка.

Налив себе стакан воды, Элия подошла к комоду и, выдвинув ящик, достала оттуда флакончик, вытряхнула на ладонь таблетку и поднесла к губам. Когда взгляд девушки случайно упал на зеркало, стакан выскользнул у нее из руки и ударился о комод, а вода расплескалась. За спиной у нее раздался громоподобный голос:

– Что ты делаешь, черт побери?!

После поездки в Лас-Вегас жизнь Камала превратилась в настоящий ад. После того восторженного приема, который ему оказала Элия, он почти не выпускал ее из вида, пытался дать ей все, что мог. Но его снедало чувство вины. Он считал себя самым ужасным чудовищем, которое когда-либо порождала земля, и чувствовал, что должен быть за это жестоко наказан. Преследовавшие его мысли были хуже, чем мучительная смерть. Еще хуже было только ее потерять.

Камал хотел страдать, хотел, чтобы Элия причинила ему боль. Но он знал, что она этого не сделает. Напротив, жена была с ним как никогда ласкова, и от этого его ненависть к самому себе только усиливалась.

Сейчас он пришел сюда, чтобы положить конец всему этому.

Ему нужно было, чтобы она вынесла ему приговор. Немедленно.

Но, войдя в спальню и увидев ее несчастное лицо, он понял, что даже самого сурового приговора будет недостаточно.

Затем Камал увидел, что она глотает таблетку так, словно это было ее спасением, и весь ужас прошлого обрушился на него, лишив самообладания.

Бросившись к ней, он с такой силой схватил Элию за плечи, словно пытался оттащить ее от края пропасти, в которую она снова собиралась прыгнуть.

– Что это? Что ты приняла? Выплюнь сейчас же!

– Камал… что?.. – недоуменно пробормотала Элия, пытаясь вырваться.

Она казалась худее и бледнее обычного, и это его до смерти напугало.

Он начал ее трясти.

– Я сказал, выплюнь! Я не позволю тебе снова это с собой делать.

– П-перестань… отп-пусти меня… о чем ты говоришь?

– Я говорю о транквилизаторах, которые ты больше не будешь принимать. Если понадобится, я для этого прикую тебя к себе наручниками.

– К-какие еще транквилизаторы? Я принимала мультивитамины!

Эта сцена словно перенесла его в прошлое, когда он оставил ее на растерзание боли и отчаянию. Все повторялось с мучительной точностью, и его ужас и чувство вины вырвались наружу.

– Не лги. Я знаю, Элия. Знаю. Помнишь, как я спросил тебя, не было ли причиной твоего агрессивного поведения употребление наркотиков в юности, а ты все неистово отрицала? Я задал тебе этот вопрос только потому, что обнаружил упаковку транквилизаторов в твоей квартире, куда ты никогда меня не приглашала. И будь я проклят, если позволю тебе, моей жене, королеве Джудара, снова себя губить!

Ему еще никогда не было так страшно, как в тот момент, когда он произнес эти слова. Казалось, ее съежившееся тело рассыплется на части в его руках, а из покрасневших глаз хлынут слезы.

Тогда он, полный раскаяния, крепко прижал ее к себе, словно желая спрятать внутри себя.

– Пожалуйста, прости меня… Я не хотел тебя расстраивать… Я просто сошел сума от беспокойства. Не позволяй отчаянию тобой завладеть. Все будет хорошо, только не сдавайся. Клянусь, на этот раз я буду рядом и сделаю все, чтобы помочь тебе преодолеть эту ужасную зависимость.

Но ее рыдания только усилились, когда она между всхлипами произнесла слова, заставившие его похолодеть.

– О боже… з-значит, вот почему т-ты испытывал ко мне отвращение… я всегда боялась, что это п-произойдет, если т-ты узнаешь…

– Нет-нет, я только хотел тебе помочь, но ты не говорила мне правду, а я долго не знал, что делать, затем решил заставить тебя признаться, принять мою помощь…

Внезапно Камал остановился. Он понимал, что за этим должно последовать объяснение, почему он не только не помог Элии, но и бросил ее. Не было слов, которыми Камал мог бы выразить свой стыд, свою вину, но он знал, что должен как-то ее поддержать.

Элия попыталась высвободиться из его объятий, но ей не хватило сил. Тогда он поднял жену и отнес на диванчик у окна с видом на море. Бережно усадив ее, он опустился на колени перед ней.

По-прежнему не глядя на него, она наконец прошептала:

– Перестань так на меня смотреть. Я не наброшусь на тебя под воздействием наркотиков, если тебя это беспокоит. Я действительно принимала мультивитамины.

Тогда он коснулся дрожащими пальцами ее мокрого от слез лица, умоляя посмотреть на него.

– Единственное, о чем я думаю, это о том, как тебе помочь.

Наконец она посмотрела на мужа, и он с радостью принял боль, которая пронзила его при виде ее страданий.

– Так же, как хотел помочь тогда? Ты проделал огромную работу. Как мои родители до тебя. Благодарю, но мне не нужна ни твоя помощь, ни еще чья-либо. Кстати, те таблетки, которые ты нашел моей квартире, когда меня там не было…

– Элия, дорогая… Я клянусь тебе…

Но она неумолимо продолжала:

– Я их спрятала, потому что стыдилась своей грязной маленькой тайны, но это не то, о чем ты подумал. Мои родители заставляли меня их принимать с шести лет, думая, что у меня синдром повышенной активности. Вскоре они поняли, что либо врачи поставили неправильный диагноз, либо лекарства совершенно не подходили мне. Перед ними стоял выбор: либо продолжать давать мне таблетки, и я была бы как зомби, либо прекратить, и я была бы на грани самоубийства. Они выбрали второе и заперлись вместе со мной в четырех стенах.

Застонав как от боли, Камал склонился над ней, но Элия выставила вперед ладонь.

– Тогда я поняла, почему мне всегда казалось, будто я наблюдаю за миром через забор. Клянусь, что больше никогда не употребляла этих таблеток. Борьба была длительной и трудной, но я победила, и родители меня отпустили. Первые месяцы своей самостоятельной жизни я прожила словно в аду. Я отчаянно боролась с депрессией, чтобы не сорваться снова. Отвыкание проходило очень болезненно. У меня были все симптомы «ломки». Я терпела изо всех сил, но люди сторонились меня. Но мне было все равно, что думали обо мне люди. Я была решительно настроена продержаться до конца. Но период отвыкания затянулся надолго, и я уже начала думать, что зависимость от таблеток и их ужасный побочный эффект лучше, чем «ломка». Затем я встретила тебя, и у меня появилась надежда. Теперь мне было что терять. Во мне забурлила энергия, и я испугалась, что она может перелиться через край, как в детстве. Мне нужна была психологическая поддержка. Поэтому я купила таблетки и спрятала их лишь для того, чтобы мне было спокойнее. Клянусь, что никогда их не принимала. Но когда ты спросил меня, не употребляла ли я в юности наркотики, я запаниковала. Мне было так стыдно осознавать, особенно перед тобой, таким уверенным в себе и лучшим во всех отношениях, что я большую часть своей жизни находилась в зависимости от таблеток, а оставшуюся – в «ломке». Я думала, ты начнешь испытывать ко мне отвращение. Именно поэтому я и сказала «нет». Но это не было ложью. Я никогда не принимала наркотиков добровольно. Затем ты меня бросил, и в беспросветном отчаянии, которое за этим последовало, я нуждалась в притуплении чувств, которое давали таблетки. Боль была такой невыносимой, что я чуть было не сдалась. Но все же выстояла. За два года я научилась смотреть в глаза реальности и твердо стоять на ногах. Я начала рисовать, научилась ездить верхом и сражаться на мечах. И вот теперь, когда я думала, что нашла свой жизненный путь, мой мир снова перевернулся и уже ничего не будет как прежде…

Камал чувствовал мучительную боль, которая простиралась в бесконечность без надежды на исцеление. Ту, которая побуждает людей сводить счеты с жизнью.

Но собственные чувства не имели для него значения. Только ее. Он должен дать ей объяснение. Не оправдывать себя, а показать, что в своих поступках руководствовался фактами, хоть и ошибочными. Надеяться, что когда-нибудь Элия сможет его простить.

Тогда он впервые попытался выразить словами свою первую боль, которая таилась в его душе все эти годы.

– Когда мне было двадцать два, мой кузен и друг детства Хоссам умер от передозировки. Но душевную рану мне нанесла не его смерть, а то, что происходило в предшествующие годы. Он стал наркоманом в пятнадцать, и происходящие с ним перемены медленно подтачивали меня изнутри. Его родители и я пытались сделать все возможное, чтобы его спасти, а он в ответ обрушивал на нас свою ярость и ненависть. Затем поддерживающая терапия начала приносить положительные результаты, он стал потихоньку выкарабкиваться, и мы боялись нарушить этот хрупкий баланс. Но ему все же удалось выскользнуть из-под нашего наблюдения и взяться за старое. Его ложь, вспышки ярости и наши неоправдавшиеся надежды опустошили нас. Затем он умер, оставив нам еще одну причину для угрызений совести – наше облегчение от того, что все наконец кончилось.

Воцарилось тяжелое молчание. Элия заговорила первой.

– Так вот почему ты меня бросил. Думал, что из-за меня тебе придется пройти через тот же ад. – Ее шепот отзывался болью у него внутри.

– У меня были такие мысли, но я не поэтому.

Язык и губы еле шевелились, словно его парализовало. Камал знал, что наступил момент истины. Он должен быть честен перед ней и самим собой. – Нет, ты права. Я еще недостаточно тебя любил и потому искал причину не бороться за тебя, чтобы избежать повторения ужасных мук. Я обвинил тебя по всем статьям, даже не выслушав.

– По всем статьям? – удивилась она. – Я была виновата перед тобой в чем-то еще?

Сгорая от стыда, Камал, не в силах смотреть жене в глаза, опустил голову ей на колено и признался в остальном. Когда Элия наконец нарушила молчание, последовавшее за этим признанием, ее голос был полон горечи:

– Шейн… Я никогда даже не подозревала… Я поверила всему, что он мне сказал… Шейн был так добр ко мне, как брат, которого у меня никогда не было, и он воспользовался моим доверием. О боже… Когда ты меня бросил, со мной случилась истерика прямо у него на глазах. Я искала объяснение нашему разрыву, и Шейн рассказал мне о твоем визите. О том, как он пытался тебя убедить, что между нами ничего нет, но ты якобы сказал, что тебе это безразлично, потому что я тебе не нужна. И твое поведение во время нашей последней встречи подтверждало его слова. Это Шейн во всем виноват. Это он настроил нас друг против друга…

Камал поймал ее дрожащие руки.

– И поплатился за то, что сделал с тобой, обернув свою ненависть против самого себя и разрушив свою жизнь, как почти разрушил твою. Но я единственный, кто во всем виноват. Не имеет значения, что он сделал. Это я обвинил тебя во всех смертных грехах, нанес тебе сокрушительный удар, причинил боль.

Элия покачала головой.

– У тебя была причина… слишком много причин… считать меня не только наркоманкой, но и… шлюхой. Боже мой, я помню, как ты меня так назвал той ночью. Но что еще ты мог обо мне подумать?

Камал взял в ладони ее лицо. Он должен был ее остановить.

– Нет, милая, тебе не снять с меня бремя вины. Ничто не может оправдать то, что я сделал. Я был жестоким, эгоистичным мерзавцем, который из-за своей гордости чуть не разрушил твою жизнь. И уцепился за возможность быть оправданным. Я заслуживаю самого сурового наказания. Накажи меня, Элия. Ты должна меня наказать, а потом потребовать любую компенсацию.

В ответ на это Элия разразилась слезами. Тогда он, вне себя от отчаяния, притянул ее к себе и крепко обнял.

– Не плачь, я не стою твоих драгоценных слез.

Покачав головой, Элия еще сильнее затряслась от рыданий. Он продолжил:

– Скажи мне, любимая, что я могу сделать, чтобы искупить свою вину? Умоляю тебя, требуй от меня все, что угодно.

Элия пыталась что-то сказать, но ее всякий раз душили рыдания, и она замолкала. Тогда она, закрыв глаза, прижалась к нему и постепенно рыдания утихли.

Не открывая глаз, она неожиданно прошептала:

– Ты всегда был моей любовью, моей душой, моей жизнью. Я всегда тебя боготворила.

– Ты моя жена, моя королева, властительница моей жизни. Ты для меня все.

Ее глаза распахнулись, и, к своему облегчению, Камал больше не увидел в них следов пережитой боли. В них снова появился озорной блеск, придававший им особую красоту.

– Ты правда хочешь понести наказание? Знаешь, это отдает мазохизмом. Но раз ты к этому готов… Знаешь, я всегда хотела довести тебя до беспамятства на нашем брачном ложе.

У Камала закружилась голова от переполнявших его эмоций.

– Это не наказание, а высочайшая из наград. Не делай этого, Элия. Не прощай меня так легко.

– А кто сказал, что будет легко? Любить всю жизнь – это тяжелая работа.

Заглянув в ее глаза, он прочитал в них спокойствие и прощение.

– Элия…

– Займись со мной любовью сейчас, чтобы я знала, что ты любишь меня так же сильно, как я тебя.

Подавшись вперед, он зарылся лицом в ее грудь.

– Как ты можешь продолжать меня любить, когда я заслуживаю лишь презрения и ненависти?

Запустив пальцы в волосы мужа, она приподняла его голову и посмотрела ему в глаза.

– Осмеливаешься перечить королеве Джудара?

Не веря своему счастью, Камал подхватил ее на руки и отнес на кровать, где доказывал ей свою любовь всю ночь напролет. Если он думал, что она отдала ему всю себя прежде, то теперь он знал: это произошло только сейчас.

Только сейчас, когда их сердца были полностью открыты друг для друга, они смогли стать по-настоящему единым целым и достичь новых вершин наслаждения.

Затем, когда Элия забылась сном в его объятиях, Камал осторожно высвободился, быстро оделся и направился в парадный зал. Сейчас он сделает то, что должен был сделать с самого начала.

Освободит их обоих.

Элия проснулась в новом мире. Мире абсолютной свободы. Свободы от обид, от тягостных воспоминаний. От законов притяжения и осознания собственной смертности. Она ощущала себя богиней.

А разве могло быть иначе, когда такой мужчина, как Камал, любил ее всем своим существом?

И он всегда ее любил. Чувства, которые она к нему испытывала, были безграничны, потому что даже если ее разум и молчал, сердце всегда знало, кто был его властелином.

Да, в прошлом у них все пошло наперекосяк, но она тоже была виновата в этом. Разумеется, Камал взял всю ответственность на себя. Он всегда так поступал.

Теперь, когда она знала, что произошло семь лет назад, прошлое словно исчезло. Это счастье показалось бы ей незаслуженным, если бы они оба не заплатили за него страданиями. Теперь они могли спокойно им наслаждаться. Ее беременность означала не конец, а, напротив, радостное начало.