Текст книги "Избранная и беглец"

Глава 2
Добропорядочная жена

…Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле неясно, что хуже – несколько свежих синяков и выбитые зубы или Про́клятые, что тенями бродят среди старых дубов.

Сон с драконом оказался вещим, ничего хорошего… Айрис бежала. Поскальзывалась на влажной тропе, падала, кое-как поднималась и снова бежала. Хватая ртом раскалившийся вдруг воздух, прижимая к груди левую руку. А в ушах все еще звучал рев мужа: «Убью, тва-а-а-арь!»

Она ведь честно терпела, ибо да убоится жена мужа, да подставит спину свою под плеть и длань мужнину. Терпела до рождения Микаэла, терпела после. Потом молоко пропало, пришлось искать кормилицу. Барон Ревельшон впечатлился размерами груди последней и… в общем, ее не бил. Всю злость оставлял дорогой жене. Сына, правда, не трогал – да и что тут трогать, только второй год пошел Мике, единственному наследнику. Почему-то получилось, что только Айрис и смогла родить чудовищу младенца.

Айрис перешла на шаг, задыхаясь. Прислушалась. Погоня вроде бы отстала, лишь где-то вдалеке трепетали крики и лошадиное ржание, запутывались в густых ветвях, цеплялись за вспученные корни и таяли, таяли…

Ничего. Она пересидит здесь до темноты, а потом вернется тихонечко… Если бы не Мика, то никогда бы, лучше волкам на съедение. Но – Микаэл, его маленькие пухлые ручки, пахнущие молоком, мягкие волосики, которые торчат смешным хохолком на макушке. Она постоянно вглядывалась в личико малыша с трепетом, каждый раз ожидая увидеть в нем черты барона. Но пока что Мика был до ужаса похож на нее. Возможно, именно это мужа и бесило.

Айрис опустилась на мох под деревом и закрыла глаза, давя рвущиеся на волю рыдания. Рука стремительно наливалась пульсирующей тяжестью, ее как будто распирало изнутри. Айрис посмотрела на нее – кисть начинала походить на багрово-синюшную подушку, а любая попытка шевельнуть пальцами отзывалась продирающей до позвоночника болью, такой сильной, что перед глазами свет меркнул.

Скотина. Проклятая тварь. Похоже, рука была сломана.

И этот простой вывод оказался последним камешком в чаше терпения. Айрис обмякла, прислонившись к стволу, и попросту тихо завыла.

Почему с ней все так?

Двуединый, почему родители продали ее, одну из шести своих дочерей, в семнадцать лет?

Почему решили, что нет для дочери судьбы лучше, чем стать баронессой Ревельшон, хотя все и так знали, что трех предыдущих своих жен чудовище забило до смерти?

А ведь тогда за ней ухаживал сын оружейника из лавки напротив. Милый, такой юный и чистый. Но родители распорядились иначе. Им ведь надо было собирать приданое для других дочерей и что-то оставить младшему из детей, самому любимому и единственному сыну Арнишу. Дочери – разменная монета. Сын все-таки наследник, с этим не поспоришь. Так уж заведено, что мальчиков любят, а девочки – обуза и сплошные неприятности. Поэтому, когда барон обратил свой взор на Айрис, ее попросту обменяли на сундучок с золотыми монетами. Отец устало махнул рукой, ему просто тащить на шее меньше девок, а вот матушка… Любимая когда-то матушка даже радовалась. Как же глупо…

Айрис выла, раскачиваясь из стороны в сторону. И теперь уже она и не знала, что делать дальше. Если вернется в замок… И если к тому моменту барон не напьется – точно прибьет.

Но в замке остался ее ангелок, такой же белокурый и светлокожий, как и она сама. Совершенно непохожий на своего отца. И от осознания того, что вернуться все же придется, перед глазами темнело, а во рту собиралась горькая, с привкусом желчи слюна.

Баюкая распухшую руку, откинувшись спиной на шершавый ствол, Айрис пыталась думать. Все это… просто не могло больше продолжаться. Муж ее убьет рано или поздно. А она?.. Жить все равно хотелось. Мике будет плохо без нее. Кормилица, конечно, добрая женщина, но не пожалеет, не приголубит, как родная мать. Да и теплилась надежда, что, быть может, она понесет второй раз, и тогда? А что тогда? Айрис замотала головой и стиснула зубы. Беда в том, что она не хотела больше детей. Не хотела видеть самодовольную, сальную ухмылочку на лице мужа. К своему ужасу и стыду ей очень хотелось, чтобы ему было так же больно, как и ей.

Мысли, обежав круг, вернулись к вопросу о том, как незаметно попасть в замок и что нужно предпринять, чтобы благочестивый Рато Ревельшон не овдовел еще раз.

«Надо пожаловаться патеру Сколту, – внезапно подумалось Айрис, – он хороший человек и, хоть и не пойдет против Рато, возможно, уговорит его быть милостивым к матери единственного наследника».

Идея про патера ей понравилась. Благообразный и серьезный, патер выслушивал ее исповеди с таким искренним и сердечным состраданием, что Айрис убедила себя: когда он увидит распухшую и посиневшую руку, обязательно поговорит с мужем. Припугнет его небесными карами, наконец. Нельзя же так… с собственной женой. Смущало немного то, что патер знал о том, что барон скор на расправу, и при этом ничего ему не говорил. Но до сего дня ведь были просто синяки и разбитое лицо. А нынче вот… рука.

Айрис вздохнула. После слез накатывала усталость. Хотелось свернуться клубочком у корней дуба, закрыть глаза и наконец побыть одной среди баюкающих шорохов леса. Не возвращаться никогда. Но в замке остался ее Мика, ее шелковое сокровище, ее ниточка, последняя, что соединяла ее с этим миром, не давая затянуть петлю на шее. Поэтому… в замок придется вернуться.

Айрис вытерла глаза и огляделась. Несмотря на то что день был в разгаре, под кронами вековых дубов царил сумрак. Пахло сыростью и травой. Неподалеку журчала вода, наверное, родник. Айрис покрутила головой, озираясь. Она и сама не понимала, что ее так настораживает. Все казалось привычным – где-то рядом веселый ручеек, шелест листьев в густых кронах… И все равно что-то было не так. Странное, необъяснимое чувство… как будто за ней внимательно наблюдают. И все вокруг словно замерло. А потом густой душной волной накатил страх, дышать стало нечем, и Айрис несколько минут просто хрипела, с трудом втягивая воздух.

Она так бежала, так старалась уйти от гнавшихся за ней на лошадях мужа и его егеря, что впопыхах не заметила, как свернула не туда. А теперь что? Бежать отсюда, пока не попалась на обед Проклятым.

И не отпускает это ужасное, давящее чувство чужого внимания, словно она, Айрис, стала крошечной козявкой, и некто страшный и могущественный держит ее на ладони, рассматривая и думая – придавить или отпустить?

Айрис откинулась головой на ствол.

Ну почему, почему именно ей не везет настолько, что угораздило свернуть в Проклятый лес? Никто не ходил сюда по доброй воле, потому что, как правило, те, кто отваживался на это, не возвращались. А если и возвращались, то уже не людьми. И что с ними делали Проклятые, было неведомо.

Она все еще боролась с паникой, озиралась по сторонам.

Ощущение, как по коже скользит чужой взгляд, никуда не пропало. Но ведь… никого рядом? Возможно, она еще успеет уйти?

Однажды кузнец из их переулка искал своего мальчишку, Зольку. Тот ушел за грибами и пропадал несколько дней. Думали, уж никогда не вернется. А когда вернулся, все решили – лучше бы и сгинул там. Потому что пришел Золька домой уже не тем, кем уходил. Что-то с ним было не так. И странные знаки были начертаны на запястьях. Живые знаки, они то проступали пятнами, то вытягивались в линии, то складывались в замысловатый орнамент. Отец Зольки хотел сам его убить, но не дали служители Двуединого. Схватили Зольку, чтобы зашить в мешок и бросить в озеро, как всегда поступали с теми, кто избран проклятием. А мальчишка взял и вспыхнул так, что пламя взвилось до неба. Разворотил два дома, раскидал углями. Сам рассыпался пеплом и с собой забрал еще десятерых.

Айрис всхлипнула и поднялась на ноги. Тут же закружилась голова, а в поломанной руке забухало болью с новой силой.

«Надо идти, – сказала она себе, – к патеру. Он поможет».

Потом конечно же ей придется вернуться в замок. Она не могла украсть Мику, его слишком хорошо охраняли, а кормилица тоже дорожила собственной жизнью. Да и если бы могла забрать своего ангелочка, куда бы с ним пошла? В отчий дом нельзя, там будут искать, да и отец не пустит. Прислуга с ребенком на руках тоже никому не нужна. Оставался местный дом развлечений, но, во-первых, там ребенок тоже особо никому не был нужен, а во-вторых, при одной только мысли о том, что с ней там будут делать разные мужчины, Айрис покрывалась ледяным потом. Наверное, только во сне и бывает приятно. Так уж получилось, что барон в самом начале продемонстрировал Айрис все то, что праведные мужья делают с женами. Айрис теряла сознание от боли и омерзения, и поэтому… нет. Лучше вернуться в замок и быть просто ненужной вещью, чем туда, где иллюзорная свобода и мужчины. Да, ненужной вещью, но все же вещью, вопреки всему произведшей на свет наследника.

Айрис медленно побрела в направлении, откуда, как ей казалось, она пришла.

Время от времени она оборачивалась убедиться, что никто не идет следом. А тяжелый взгляд буравил спину, жег меж лопаток.

За спиной хрустнуло. Обмерев, Айрис медленно обернулась.

«Нет, это не может быть со мной», – успела подумать она.

Прямо в двух шагах, посреди леса, маячил высокий силуэт, замотанный по самые глаза в длинный плащ. Как он подкрался так неслышно?

Вмиг задохнувшись от ужаса, Айрис все еще рассматривала его. И ничего не было видно в густой тени капюшона, только кошмарные оранжевые отблески радужек.

– Нет, – выдохнула она, – пожалуйста… не надо…

Ей послышалось, что Проклятый хмыкнул.

Покачал головой.

Потом медленно, уверенный в том, что жертва и так никуда не денется, поднял руку. Айрис увидела, как на раскрытой ладони пульсирует живой синий огонь, и этот огонь вдруг метнулся к ней, поплыл радужным пузырем, охватывая тело. Странно. Больно не было. Скорее неприятно, как будто она утопала в заливном из поросенка. Потом все вокруг поплыло, смазалось. Мимо скользнули коричневые стволы, взгляд уперся в старый трухлявый пень. И все это как сквозь мыльную пленку.

«Нет, пожалуйста, только не со мной».

И эта мысль исчезла, втянулась с хрустом в ледяную беспроглядную темень.

⁂

Мутная пелена беспамятства отступала. Медленно и неохотно, но все же растекалась тонкими вязкими нитями, обнажая действительность. Айрис покрутила головой, подумала, отчего так сильно болит шея. Туман в голове рассеивался, и она вспомнила, как Рато хотел ударить ее кочергой, а она выставила вперед руку. Дальше пыхнуло болью, перед глазами потемнело, и вот она уже бежит, мимо вскачь несутся серые каменные стены с цветными пятнами плесени. За спиной – рев разъяренного барона, стук лошадиных копыт. «Стой! Куда? Убью-у-у!» Куда? Да хоть куда-нибудь, хоть в лес, лишь бы не достал. Подвывая от боли и ужаса, здоровой рукой дернуть калитку, выскочить на отсыпанную ракушечником дорожку. Лес тут подступает почти к самому замку, надо только пересечь полосу, где давным-давно выкорчевали деревья.

«Лес, – подумала Айрис, – я была в лесу».

И вспомнила окончательно черный мужской силуэт, поднятую руку, пляшущий шар синего пламени в раскрытой ладони.

От страха тело мгновенно сделалось ватным, и в горле пересохло. Айрис дернулась неосознанно, в предплечья, в шею, в бедра тут же впились ремни.

Привязали.

Она распахнула глаза, с губ сорвался сиплый стон. Закричать не получилось. Прямо над ней, распростертой на чем-то жестком и ровном, стоял Проклятый и с кривой полуулыбкой смотрел на нее.

Айрис просто задохнулась от ужаса. Все. Это был конец, самый настоящий. И вообще не было смысла убегать из замка, потому что там бы ее забил насмерть Рато, а теперь выпьет всю кровь древнее зло. А у зла, оказывается, было лицо, и вполне себе человеческое. Только кожа угольно-черная, на лбу и щеках – темно-синие узоры, то ли нанесенные краской, то ли выросшие под кожей. И радужки ярко-желтые, и зрачок узкий, змеиный, и на лысой голове как будто костяной гребень, формой похожий на корону.

Проклятый что-то сказал. У него был приятный голос. Синие узоры на его лице посветлели, мягко замерцали. И Айрис вдруг поняла все то, что он сказал. Невозможно. Проклятые не могут разговаривать на том же языке. Да он и не говорит на том же, с его губ срываются новые слова и звуки, которые – вот чудеса! – понятны.

– Неплохие характеристики, – усмехнувшись, произнес Проклятый, – возможно, переживешь имплантацию. Тебя развяжут, дадут одежду, поживешь пока здесь несколько дней. А потом мы продолжим.

«Я его понимаю. Понимаю!» – Айрис бултыхалась в своем ужасе, кровь стыла в жилах, и тут бы просто потерять сознание и окунуться в спасительную тьму, но… не получалось. Наоборот, мысли прояснились – от отчаяния и осознания безнадежности происходящего. И внезапно Айрис окутало спокойствие. Такое спокойствие бывает у людей, с которыми уже произошло все самое страшное.

Она посмотрела еще раз на Проклятого.

Он был одет в черный облегающий комбинезон из неизвестного Айрис материала, под тканью прорисовывались хорошо развитые мышцы.

«Черный на белом», – мелькнула глупая мысль, и она же показалась Айрис внезапно забавной.

Они находились в совершенно белой комнате с такими гладкими стенами, каких Айрис отродясь не видела. А еще у стены, сразу за широкими плечами Проклятого, виднелись странные белые короба, испещренные светящимися точками. Красными, зелеными, синими. Они мигали, и в тот момент, когда гасла или загоралась очередная точка, в недрах коробов что-то тихо и тонко попискивало.

Взгляд снова вернулся к Проклятому.

Интересно, когда он будет пить ее кровь?

Или зачем еще она им?

Снова вспомнился бедный Золька, его загорелые, покрытые царапинами и ссадинами руки, и узоры на запястьях сродни тем, что на черном лице Проклятого.

– Зачем я вам? – прошептала Айрис.

По коже прошелся холодок. Сама того не осознавая, она произносила незнакомые прежде слова, и они внезапно обретали смысл.

Она, прости Двуединый, говорила на языке Проклятых. Но… откуда? Почему? Нет ответа…

Орнаменты, странно вплавленные в черную кожу, мягко засветились.

– Еще рано, ты не готова узнать. Если выживешь, мы тебе расскажем.

– А вы… кто?

Глупый вопрос. Она ведь и так знает кто. Патер Сколт очень любил рассказывать, что в начале времен это было племя, блуждающее по миру и отринувшее Двуединого, за что он их проклял и принудил жить только под сенью лесов, не показываясь возлюбленным чадам его.

Зрачки в глазах Проклятого, и без того узкие, вытянулись в ниточки.

– Любопытная девочка, – пробормотал он, и Айрис, к собственному ужасу и одновременно восторгу, осознала, что действительно понимает. Абсолютно все понимает.

– Мы – поддержка, – с улыбкой ответил Проклятый, – но об этом поговорим чуть позже, когда будем уверены в том, что твое тело принимает все изменения.

– Отвяжите меня, – попросила Айрис, – я никуда не убегу. Мне… больно.

– Кто тебе руку сломал? – совершенно спокойно поинтересовался Проклятый.

– Это… муж. – Голос дрогнул, и Айрис поняла, что стремительно краснеет.

Глупо это было. Неподобающе вел себя Рато, а стыдно стало ей.

Впрочем, она наверняка и в самом деле была никудышней, очень плохой женой. Ведь хороших не бьют, хороших, наверное, любят и всячески балуют.

Ее ответ, казалось, изрядно позабавил Проклятого. Его тонкие губы растянулись в усмешке, он покачал головой, все еще пристально рассматривая Айрис. А она так и не поняла, что смешного было в ее ответе. Наконец Проклятый проговорил:

– Хорошо, я тебя развяжу и дам одежду. А потом отведу в твою комнату. Но обещай, что не будешь делать глупостей. Пока не можем гарантировать результат. Вообще ничего не можем гарантировать.

– Обещаю, – незамедлительно прошептала Айрис.

А сама подумала, что найдет любую возможность, чтобы сбежать. Там, в замке, ее ангелок, ее ласковое солнышко. Она сбежит, обязательно, и только ради него.

Проклятый повернулся к ней спиной, что-то нажал на белых коробах, и Айрис почувствовала, что свободна.

Свободна… и совершенно голая.

Снова накатил мучительный стыд – оттого, что лежала тут Двуединый ведает сколько, выставленная напоказ, и что все пялились на ее худое, костлявое тело. Единственное в округе тело, способное родить наследника барону. От мысли о том, что, возможно, к ней прикасались, все внутри заледенело, взялось болезненным комом. Айрис прислушалась к собственным ощущениям и с удивлением отметила, что у нее ничего не болело. Ни-че-го.

Она села. Как выяснилось, до этого она лежала на узком и длинном столе, таком же белом, как и все остальное. Непроизвольно закрыла руками грудь. Посмотрела на руку, которая еще совсем недавно походила на багрово-синюшное бревно. От перелома не осталось и следа.

«Но как? Как можно вылечить перелом за столь короткое время?»

И тут же одернула себя.

Она понятия не имеет, сколько часов или дней вот так провалялась здесь, под присмотром этих нелюдей. И вообще совершенно неясно, что они могли с ней проделывать…

На колени плюхнулся прямоугольный плоский блинчик, светло-серый.

– Одевайся, – сказал Проклятый.

Айрис непонимающе уставилась на блинчик, затем на мужчину. И как, спрашивается, она должна это надеть?

Черное лицо дрогнуло в раздражении. Он сам взял то, что называл одеждой, резко дернул в разные стороны – что-то хрустнуло, как будто тыкву раздавили. И встряхнул, разворачивая на весу, длинную сорочку.

– Все время забываю о том, насколько у вас все примитивно.

Айрис взяла в руки предлагаемую одежду и торопливо нырнула головой в ворот. Голой она чувствовала себя совершенно беззащитной. Сорочка, правда, оказалась такой мягкой и тоненькой, что однозначно обрисовала все контуры тела. Щеки снова налились жаром. Почему нельзя дать нормальную сорочку? Не такую, в какой она чувствовала себя шлюхой.

«Как есть шлюха, – непременно сказала бы матушка, – хороших жен не бьют».

– Следуй за мной. – Проклятый бесцеремонно вклинился в ее мысли.

И они пошли.

Как оказалось, за пределами белой комнаты располагался такой же чистый и белый коридор. Айрис с удивлением посмотрела себе под ноги, похоже, шла она по ковру, которым был выстлан весь пол. По чистому мягкому ковру цвета небеленого льна. Она посмотрела в широкую спину идущего впереди Проклятого. Мелькнула совершенно крамольная и неуместная мысль о том, что, если бы не черная кожа, змеиные глаза и гребень на голове, это был бы самый обычный мужчина. На языке вертелся вопрос о том, за что их проклял Двуединый, и Айрис не удержалась. В конце концов, пока что с ней обращались очень даже сносно, так отчего бы не спросить.

– За что вас проклял господь? – тихонько спросила Айрис.

Мужчина остановился, обернулся и посмотрел на нее с легкой полуулыбкой.

– Он нас не проклял, он нас избрал, – таков был ответ.

– Для чего избрал? – Айрис вдруг поняла, что тонет в этих странных и страшных глазах, что ее почти ощутимо затягивает туда, где тьма и еще что-то запретное, то, чего знать добропорядочной и богобоязненной женщине нельзя.

Узоры на коже Проклятого посветлели, сделались почти белыми.

– Если не умрешь в ближайшее время, возможно, из тебя выйдет толк, – миролюбиво заметил он. – Идем, я покажу тебе твою комнату.

⁂

Комната оказалась маленькой, шагов пять в длину и три в ширину, не больше. Айрис невольно замерла в пороге, взгляд заполошно метнулся к узкой, аккуратно застланной койке в углу, затем – к довольно широкому, но, увы, забранному тонкой решеткой окну. Айрис сперва думала, что оконные проемы пусты, но затем рассмотрела, что в рамы были вставлены огромные куски совершенно плоских стекол, невероятно прозрачных, так что вообще было непонятно, как нелюдям удалось их изготовить. Окна-то в замке были застеклены мутными кругляшами, сквозь которые едва сочился дневной свет.

Проклятый легонько подтолкнул ее в спину, вынуждая сделать шаг вперед, а затем и сам скользнул в комнату, которая с его появлением стала казаться совсем крошечной. Мощная фигура нелюдя заняла все свободное пространство.

– Не бойся. – Его голос был спокоен, как равнинная река. – Здесь ты проживешь некоторое время.

Айрис только плечами пожала. Губы дернулись в горькой усмешке.

Она ведь не может себе позволить здесь остаться. Ей нужно в замок, туда, где ее малыш. Кормилица Маараш с рук его не спускает, но… Это же все-таки ее, Айрис, мальчик. С пухленькими ручками и ножками, весь как будто шелковый, пропахший молоком.

В этот миг она почти ощутила, как он гладит ее по лицу теплыми мягкими ладошками, горло сжалось в спазме, а глаза защипало.

– Отпустите меня, – хрипло попросила Айрис, – если вы не забрали мою жизнь, позвольте мне вернуться домой.

Проклятый стоял, повернувшись к ней спиной, и Айрис увидела, как дрогнули, напряглись широкие плечи. Потом он медленно обернулся, посмотрел на нее сверху вниз. В желтых глазах плавала смесь досады и разочарования.

– Зачем тебе домой, женщина? – помолчав, спросил Проклятый. – Чтобы твой муж тебя убил?

– Нет, – она мотнула головой, торопливо вытерла рукой глаза, – мой сын, мне надо к моему мальчику.

Проклятый сложил руки на груди.

– Но это невозможно. Ты уже никогда не вернешься туда.

«Вернусь», – упрямо подумала Айрис.

Внезапно ею овладело дикое, почти неконтролируемое желание броситься к выходу из комнаты, попытаться оттолкнуть в сторону нелюдя и драться, царапаться, кусаться до тех пор, пока не окажется на свободе.

Айрис сжала кулаки так, что ногти больно впились в кожу ладоней.

Не шевелись, Айрис. Стой, где стоишь. Если бросишься в драку сейчас – тебя снова привяжут. Да и доверия больше не будет. Трудно, невероятно тяжело, а ты все равно стой и делай вид, что тебе все равно. Потому что только так будет возможность вернуться.

– Ты забудешь ребенка и никогда больше о нем не вспомнишь, – спокойно пояснил Проклятый, – если через три дня ты еще будешь жива, то дальше все будет проще.

Айрис захотела подойти и плюнуть ему в лицо. Да как он смеет говорить такое? Неужели он думает, что она может забыть свое маленькое сердечко?

Но она лишь натянуто улыбнулась и заставила себя покрутить головой.

– А где здесь… мм…

Кажется, Проклятый понял, о чем она хочет спросить.

Он подошел к койке, указал на спинку.

– Вот, посмотри. Желтая кнопка – туалет. Синяя – душевая. Вода включается, как только зайдешь в кабину.

Айрис только моргнула. Слова «туалет» и «душевая» были ей совершенно незнакомы.

– Ну, смотри. – В голосе Проклятого снова появились нотки раздражения.

Он сам нажал на желтый круглый выступ на изголовье кровати, который назвал кнопкой. И тут же смежная стена сложилась узкой гармошкой, отъехала в сторону. Айрис непонимающе уставилась на белоснежное нечто округлых форм. Проклятый вздохнул.

– Подойди, посмотри поближе.

Она подчинилась. Сооружение очень сильно напомнило ей привычное отхожее место. Только чистое очень.

– Желтая кнопка, – повторил Проклятый, – теперь душевая, синяя кнопка.

Стена послушно разложилась, и теперь съежилась уже с другой стороны, открывая проход в крошечный угол, огражденный матовыми стенками.

– Иди, смотри, – как-то устало произнес тюремщик Айрис, – дверцы сами открываются.

Она только сунула голову внутрь, как откуда-то сверху брызнула теплая вода. Окатила упругими струями, и Айрис, взвизгнув от неожиданности, отскочила подальше, отряхивая воду с волос и с ужасом понимая, что намочила рубашку, а новую вряд ли дадут.

Она подняла взгляд на Проклятого. Тот наблюдал за ней совершенно невозмутимо, как будто у него каждый день тут скакали и визжали мокрые девки.

– Располагайся. – Он ухмыльнулся, окинул Айрис пристальным взглядом. – Через час будет обед.

И ушел.

Айрис забралась на койку с ногами, укрылась легким покрывалом и, привалившись спиной к высокому изголовью, устало закрыла глаза.

Надо было что-то делать. Бежать отсюда. Но как?

Мысли путались.

Слишком много нового, непонятного.

А самое главное – почему она понимает речь Проклятых, да еще и сама заговорила на их же языке?

Айрис обхватила себя руками, мимоходом обратила внимание на следы от уколов как будто иглой на внутренней стороне локтевых сгибов.

«Я выберусь отсюда», – решила она.

Чего бы это ни стоило. Ведь там, на руках кормилицы, ее мальчик. Прекраснее всех на свете. И два зуба, маленьких и крепких, уже выросли.

Не вытерпев, Айрис вскочила на ноги, выглянула в окно. За прозрачными стеклами почти сразу начинался лес. Беда только в том, что она не имела ни малейшего понятия, в какую сторону бежать к замку. Ну и решетка, тонкая, но, видать, прочная.

– Мика-а-а, – простонала Айрис, – как ты там без мамы, маленький цыпленочек? Отпустите меня, отпусти-и-ите!

Она сползла по стене на пол, сжалась в комок, подтянув ноги к груди.

– Маараш, прошу тебя… не оставляй моего мальчика, – пробормотала Айрис, как будто кормилица могла ее слышать, – он такой слабый, такой беззащитный…

И умолкла.

В комнате воцарилась тишина, плотная, сонная. А потом Айрис услышала тихий стук. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Кто-то словно пытался завязать с ней разговор, находясь в соседней комнате.

⁂

Все внутри замерло, скрутилось тугой раскаленной спиралью. Айрис даже дышать перестала. Стук повторился, настойчиво. Сомнений в том, человек ли по ту сторону стены, почти не осталось.

Она покосилась на дверь – та была плотно закрыта. Бросила осторожный взгляд в окно, но по ту сторону магических стекол только лес темнел, и никого больше. Тогда Айрис поднялась, на цыпочках пересекла комнату и, прижавшись всем телом к стене, осторожно стукнула в ответ. Так же, три раза. И застыла. Мысли прыгали как блохи. Кто там, по ту сторону? Такой же пленник? Пленница? Но от осознания того, что она здесь не одна и, возможно, в соседней комнате томится человек, стало чуть легче.

Когда ты один – ты не сделаешь ничего. Когда вас хотя бы двое, появляется робкая надежда, входит неслышно, крадучись, и очень быстро устраивается в душе, словно кошка, запрыгнувшая на колени.

Когда в ответ снова постучали, Айрис невольно вздрогнула. Ей показалось, что стучали ближе к окну, как будто приглашая. Она шагнула туда, не отлипая от стены. Стукнула еще раз. Ей снова ответили, еще ближе к окну. И когда она добралась до угла между внешней стеной и стеной, разделившей помещения внутри, она заметила интересную деталь, на которую сначала не обратила внимания. Полоса стены шириной в ладонь была испещрена отверстиями, в которые Айрис смогла бы просунуть фалангу мизинца. А по ту сторону сквозь отверстия уже можно было разглядеть половину женского лица, ладонь, прижатую к поверхности, край серой рубахи.

– Здравствуй, – прошептала Айрис на том языке, на котором говорили все ее родные и знакомые.

– И тебе не хворать, – хрипло ответила пленница.

Радость горячей волной окатила Айрис, заиграла хмельными пузырьками, и на миг ей показалось, что – все, она уже на свободе, потому что вдвоем они обязательно что-нибудь придумают.

– Меня зовут Рина, – услышала Айрис тихое, – а тебя как?

Она назвала себя. Не стала говорить, что жена барона, кому это сейчас интересно.

– И как ты после всего этого? – Рина говорила устало, так, словно перетаскала на себе кучу кирпичей. Голос был ломкий, тихий, хриплый.

Айрис подумала минутку, а потом сказала:

– Хорошо. Они ничего плохого пока со мной не сделали.

– Повезло, – прозвучало печальное.

– Ты пробовала бежать? – прошептала Айрис, прижавшись лицом к отверстиям.

– Бежать? Хм, это мне уже не поможет. Я умираю. Они что-то подсадили внутрь меня, и теперь это меня сжирает. Скоро я отправлюсь к Двуединому… И это хорошо. Там цветут сады, светло и тепло. И птицы небесные поют.

– Откуда ты знаешь, что умираешь? – Голос ее упал до едва слышного шепота. А надежда на то, что вдвоем будет легче, все не хотела отпускать, запустила колкие коготки в душу.

– Меня второй день уже кровью рвет, и сил нет никаких, – спокойно ответила Рина, – да ты не печалься обо мне. У Двуединого всяко лучше, чем здесь.

– Мне надо отсюда сбежать, – прошептала Айрис, – у меня сыночек остался дома. Я не хочу, чтобы он был один.

– Ну так беги. – Кажется, Рина пожала плечами, – я бы сбежала, но мне оно без толку. Лучше умереть на чистой постели, чем на грязной соломе. Или, что еще хуже, утонуть зашитой в мешок.

Айрис зажмурилась. А она-то и подзабыла, что делают с теми, кто побывал у Проклятых! Но она же… И посмотрела на свои запястья. Выдохнула с облегчением: кожа была чистой, никаких знаков, какие рассмотрели у Зольки.

– Никто не узнает, что я здесь была, – проговорила она, – скажу, что заблудилась, когда от мужа убегала.

Рина присвистнула.

– Хорошо ты жила, красавица. И все равно вернуться хочешь?

– Так там же…

– Знаю, знаю, ребеночек. Мне проще, у меня детей не было, не успела нажить. А может, что со мной не так было… Теперь не важно. Так если ты бежать хочешь, то беги, этой же ночью. А поутру иди прямо на юг, выйдешь к озеру. Ну а там и город будет.

Айрис медленно накрывала злость. Ей показалось, что Рина попросту издевается. Хочешь – беги. Но как? Превратиться в дым?

– Тебе повезло, – тихо продолжила Рина. Ее голос ломался, оседал трухой, и казалось, что внутри женщины что-то хрустит и скрежещет. Как будто идеальный механизм, созданный Двуединым, вмиг поломался. – Повезло, – повторила она, – в твоей комнате прежде сидел мужчина, который тоже хотел бежать, но он умер в ту ночь, когда для побега было все готово. Решетка на окне легко снимается. Он умудрился выкрутить крепежные винты, и теперь она висит на честном слове. И Проклятые об этом ничего так и не узнали.

Айрис едва удержалась, чтобы не кинуться и не проверить, но вовремя одернула себя.

Она сделает это ночью, когда погасят свет.

– Спасибо, спасибо тебе!

– Не за что, – силуэт Рины дрогнул, – а теперь иди, ложись на кровать. Скоро принесут обед. Поесть надо, тебе понадобятся силы, чтобы дойти до дома.

– Я… могу тебе как-то помочь? Хоть как-то? – Айрис невольно приложила ладонь к отверстиям, и Рина в ответ приложила свою.

– Не поможешь ты мне. Скоро уже…

И закашлялась. И тут же отошла. Айрис услышала, как Рина хрипит и как ее рвет, выворачивает наизнанку.

«А может, и со мной будет то же?»

Да нет же. Она прислушалась к себе. Самочувствие было отличным. Похоже, нелюди не успели сделать с ней то, что сделали с несчастной соседкой.

Изо всех сил стараясь не выдать волнения – кто знает, а вдруг за ней все же наблюдают? – Айрис вернулась на койку и снова забралась под одеяло, поджав ноги. Руки подрагивали. В удачу почти не верилось. Но ведь Рина не могла обмануть, зачем ей.

И Айрис, закрыв глаза и пытаясь хоть как-то успокоиться, принялась рисовать в воображении образ своего малыша. Светящиеся счастьем и любопытством глазенки, серые, как у нее. Светлые волосики, тоже ее. Ничего практически от Рато, и это к лучшему. Она вернется, обязательно, и вырастит малыша хорошим человеком. Не таким, как его отец, совсем не таким…