Текст книги "Дом бьющихся сердец"

Глава 23

Я открываю глаза и понимаю: я по-прежнему в ванной Лоркана, а впереди по-прежнему спиной ко мне стоит ее хозяин – обнаженный. Мне хочется извиниться за вторжение в такой интимный момент, но меня отвлекает вид воды, стекающей по упругим мышцам его икр и бедер, и…

Я тяжело сглатываю. Пожалуй, мне еще не приходилось пялиться на мужскую задницу, и теперь вот я пялюсь. Впрочем, король воронов не раз видел меня голой, вполне справедливо, что и я теперь гляжу на его фигуру без одежды и перьев.

Чувство вины немного ослабевает, поэтому я продолжаю изучать раздетого монарха. В любом случае, не то чтобы он спешил прикрыться. Возможно, еще не почувствовал мое присутствие из-за шума воды, ударяющейся о каменный пол в открытой душевой кабине.

Его подтянутые бедра и еще более подтянутая талия переходят в спину с впечатляющим размахом плеч. Я прихожу к выводу, что полет, даже в форме ворона, заметно развивает мускулатуру верхней части тела. Он заводит руку за гигантский бугор плеча, чтобы намылиться маслянистым мылом и размять мышцы.

Когда мыльная вода стекает по его спине, мой взгляд привлекает участок кожи рядом с позвоночником. Я повидала достаточно травм у людей и полукровок, которые приходили к нонне за целебными снадобьями, чтобы понять – это шрам.

Откуда у бессмертного перевертыша шрам? Каждый раз, когда я освобождала его от одного из обсидиановых шипов, воткнутых в какую-нибудь часть его птичьего тела, его плоть мгновенно срасталась.

Точнее, срастались перья и дым. Понятия не имею, что происходило с плотью, поскольку, пока пять воронов не воссоединились, я не видела его во плоти.

Внезапно спина Лора напрягается, он вскидывает голову.

Полагаю, наконец почувствовал мое присутствие.

Расческа выпадает у меня из пальцев и звенит по полу. Я вздрагиваю, Лоркан – нет. Он лишь поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня через скульптурное плечо. Первым делом я замечаю отсутствие на его лице черной краски. Без нее он кажется почти…

Кого я обманываю? В этом мужчине нет ничего нормального. Все в нем будто кричит – сверхъестественное существо! Горящие цитриновые глаза, убийственные скулы. А нос-то! У обычных мужчин не бывает таких прямых симметричных носов.

Опять я заладила про его нос! Да что со мной не так?!

Прочищаю горло и потуже запахиваю полотенце.

– Э-э… привет.

Запомнить на будущее: надо одеться, прежде чем отправлять тело во владения Лоркана. А еще лучше: перестать отправлять тело туда, где ему быть не положено.

Лор молчит, а вернуться в свою ванную не получается, сколько ни старайся, я решаю завязать разговор. Хотя бы извлеку какую-нибудь выгоду из случайной встречи.

– Э-э, у тебя шрам на спине… – Я переминаюсь с ноги на ногу – в Небесном Королевстве, может, и есть водопровод, как в доме Тимея, но в нем нет теплых полов. – Это от одного из обсидиановых шипов, которые я вытащила из ворона-фигурки?

– Ты прибыла, чтобы обсудить мои шрамы, Биокин? – Его слова окрашивает тончайший намек на усмешку.

– А что, похоже, будто я прибыла обсудить твои шрамы?

– Похоже, будто ты прибыла принять со мной душ.

Щеки вспыхивают, и я слегка отступаю, хотя вовсе не думаю, что король воронов меня схватит и затащит под струи воды.

– Предпочитаю ванну. Впрочем, и не из-за нее я прибыла.

Я оглядываюсь и обнаруживаю ванну, сделанную из того же серого камня, что и все остальное внутри жилища Лоркана. Она не слишком большая, но кажется глубокой. Интересно, Лоркан когда-нибудь ее принимает? Все же птицы любят купаться. И…

О чем я вообще думаю?

– Лоркан, ты же знаешь, я не контролирую, куда направляется мое тело. – Я еще сильнее затягиваю полотенце, жалея, что не накинула на себя халат.

– Это же оправдание ты мне предъявишь, если попытаешься зайти в личные покои Энтони?

Я таращусь на него, сперва потрясенная, потом разъяренная. Откуда он знает? Насколько мне известно, только я могу проникнуть в мысли Лоркана. Или же его народ может общаться с ним в обличии птиц?

– Не «если», а «когда» я зайду в комнату Энтони. И мне не нужны оправдания, поскольку я не обязана отчитываться перед тобой о том, куда хожу.

Костяшки пальцев на руке, которой он опирается о стену, белеют.

Не успеваю я моргнуть, как он поворачивается, и хотя воздух прорезают струйки пара, а его обнаженная фигура начинает испускать темный дым, ни то, ни другое не скрывает обзор на весь его перед.

После потрясения от увиденного, я вскидываю глаза к его ключице и изучаю так пристально, что могла бы нарисовать по памяти на запотевшем от пара зеркале.

– Ты не мог бы прикрыться?

– Предпочитаю сохнуть на воздухе.

Я заглядываю в его золотистые глаза, которые поблескивают так, будто он находит мое затруднительное положение чрезвычайно забавным.

– Кроме того, я в своей ванной комнате. – Он подходит ближе.

Не знаю, каким мылом он мылся, но оно словно бы усилило его грозовой запах. Начинаю дышать ртом, пока не задохнулась.

– Возможно, это мой способ доказать тебе, что меня можно не опасаться.

Я свирепо смотрю на него.

– Очень смешно, Лор! Кто бы мог подумать, что демонические короли бывают одарены таким развитым чувством юмора?

– Обычно не чувство юмора отмечают женщины, когда видят меня голым или когда используют такие слова, как «одарен».

Жара в его ванной становится удушающей, и внезапно уже у меня возникает искушение посушиться на воздухе.

– Что до моих шрамов, то я излечиваюсь от всех ран, но обсидиан оставляет на коже след.

Его глаза по-прежнему прикованы к моему лицу, в то время как пальцы скользят по груди и рукам, очерчивая все посеребренные шрамы. Он даже указывает на те, что ниже пупка, но я туда не смотрю, опасаясь, как бы взглядом не наткнуться на те части его тела, на которых шрамов нет.

Его грудь испещрена изъянами. Хотелось бы мне быть той, которой нравится только совершенство. Мне нравятся совершенные носы. Почему же я не предпочитаю совершенные торсы? Почему каждый его шрам меня завораживает?

Пальцы начинают гудеть от того, как сильно я сжимаю полотенце.

– Почему шрам на спине намного больше остальных?

– Потому что его оставили, когда я был цельным.

– То есть… – Неужели кто-то пытался проткнуть его колом, пока меня не было? Нет, невозможно: в настоящее время я одна способна выдержать обсидиан. – Когда?

– Пять столетий назад. Когда Мериам и Коста воткнули мне нож в спину.

– Как ты подпустил их так близко?

– Я им доверял, Фэллон. – Его губы больше не украшает мягкий изгиб. Взгляд больше не горит от удовольствия. – Он был моим самым верным генералом, а она была Бронвен как мать. – Лор минует меня и подходит к раковине, где берет острое лезвие и начинает сбривать темнеющую на челюсти щетину. – Я усвоил урок.

Я наблюдаю в зеркале за его тщательно рассчитанными движениями.

– И все же ты доверяешь мне.

Он немного запрокидывает голову, чтобы побрить под подбородком. Я никогда не видела, как бреется мужчина, и зрелище до странности завораживающее.

– Мериам никогда не была моей парой.

Воздух застревает на выходе, заставляя меня поперхнуться.

– Просто потому, что я твоя… просто потому, что у нас есть связь, еще не означает, что я не смогу воткнуть кусок обсидиана тебе в спину.

– Ты забываешь, что благодаря нашей связи я могу прочесть все твои мысли.

– Ой, брось! – Я закатываю глаза. – Ты преувеличиваешь. Наверняка не прямо все. – Или же?..

Все, Биокин.

Я скрещиваю руки на груди, которая пульсирует в такт сердитому сердцебиению.

– Тогда почему я не могу прочитать все твои мысли, а?

– Могла бы. Если бы сосредоточилась.

– Как?

От медленного скольжения бритвы по его влажной коже у меня самой мурашки бегают, словно связаны не только наши сознания.

– И зачем мне учить девушку, которая хочет лечь в постель с другим, читать мои мысли?

– Я не хочу… – У меня вырывается легкое рычание. – Я просто хотела посмотреть на комнату Энтони, которая, полагаю, принадлежала Птолемею Тимею, и, возможно, плюнуть на одну из его подушек. Если вдруг ты не в курсе, он был сволочью.

Лоркан тихо фыркает.

– Чудное ты существо, Фэллон Бэннок.

Хотя фраза сказана ласково, у меня волосы на загривке встают дыбом.

– Я не существо! Я женщина, Лоркан Рибио. Если кто и существо, так это ты!

Уголки его рта приподнимаются, а глаза вновь начинают гореть. Вдруг все его тело пробивает дрожь, словно его окутал холод, но мурашек на нем я не замечаю. А вот на мне их полно.

– Слышала, маркиз пропал. – Я отвожу взгляд, поскольку даже через мутное зеркало лицо короля воронов совершенно меня обезоруживает.

Лоркан подставляет лезвие под струю воды. Очистив металл, кладет его рядом с раковиной.

– Неужели? Вот так трагедия.

– Ведь ты не причастен к его исчезновению?

– Почему бы тебе самой не ответить на этот вопрос, Фэллон? – Мой взгляд прикован к лужице, образующейся вокруг блестящей бритвы, тем не менее я замечаю, как Лор касается своих влажных локонов, когда поворачивается ко мне.

– Если б я знала, то стала бы спрашивать?

– Мой разум, птичка. Ответ в нем. Хочешь его получить – приди и возьми.

– Разве я не в твоем сознании?

– Нет. Ты в моей ванной комнате.

– Но… также и в своей… да?

– Да.

– Значит, это не одно из твоих воспоминаний?

– Нет.

– Это как когда я появилась в твоей библиотеке?

Он кивает.

– Если один из пары достаточно усердно подумает о другом, то сможет спроецировать свое тело ему навстречу, точно так же как может проецировать слова в его сознание, независимо от расстояния.

– Значит, мое тело сейчас одновременно в двух местах?

– Именно. Но ты в состоянии удерживать свою копию лишь недолго, так что, если желаешь заглянуть в мой разум, советую поторопиться. – Золото переливается вокруг его зрачков, которые превратились в бусинки, хотя на них почти не падает свет.

Я еще не пришла в себя от известия, что мне по силам себя копировать, однако ванная темнеет, Лор исчезает, а на его месте появляется фейри. Тот, из-за которого меня притащили на аудиенцию к королю Марко. Янтарные глаза Птолемея распахнуты так широко, что в них больше белизны, чем цвета.

«Демон, – выплевывает негодяй. – Де…» – Второй слог вырывается невнятным влажным бульканьем, а мгновение спустя его голова слетает с плеч, мне в лицо брызжет кровь. Дыхание перехватывает, я жмурюсь. Когда мои веки вновь открываются, передо мной уже голова Лоркана.

Я кидаюсь мимо него к раковине и хватаюсь за края. Перед глазами все темнеет, затем вспыхивает белым, прежде чем вновь наполниться цветом.

Лор стоит позади меня, голова чуть выше моей, обнаженный торс так близко, что холод его кожи охлаждает испарину, выступившую у меня на шее. Его ладони скользят по моим бицепсам, вот только… только его руки прижаты к бокам.

Дыши, Биокин. – Его мягкое наставление нисколько не помогает подавить кислоту, обжигающую горло. – Дыши.

Его рука – теперь настоящая, а не призрачный дым, – обхватывает мои волосы и приподнимает короткие тяжелые пряди, в то время как другая рука проводит линию от основания моего черепа вниз по линии позвоночника.

– Ты его убил, – хриплю я. В горле саднит, как у Сиб наутро после ежегодного йольского пира в «Дне кувшина». Подруга обожает петь громче нанятого барда, хотя совершенно не в состоянии попасть в ноты.

Пристальный взгляд Лора следует за траекторией его пальцев, которые мягко скользят по моим позвонкам.

– Да.

– Но он умер неделю назад. Мы тогда собирали твоих воронов. Когда?..

– Ты забыла, что я летал в Тарекуори проведать Феба.

Ох!

– Тимей… Он тебя заметил и вызвал часовых? Поэтому ты… – Я не заканчиваю предложение, поскольку Лоркан прекрасно осведомлен о том, как именно лишил фейри жизни.

– Никто меня не видел. – На его губах появляется улыбка. – Ночью я сливаюсь с небом.

– Тогда… я не…

– Ты понимаешь, Биокин. Ты прекрасно понимаешь, почему я убил этого типа. – Теперь он большими пальцами выводит круги у основания моего пульсирующего черепа, и я позволяю ему, потому что… потому что ощущения божественные.

Хотя разум все еще потрясен видом крови, я на мгновение задумываюсь, не был ли Лоркан массажистом до того, как шаббины превратили его в короля перевертышей.

Нет, – говорит он у меня в голове. – Я пас овец.

– Мне не нравится касаться людей, и мне не нравится, когда касаются меня.

– Я почти купилась. Насчет прикосновений. – Я изо всех сил стараюсь подавить тихий стон, готовый сорваться с приоткрытых губ, но моих потуг недостаточно. Остается надеяться, что продолжающая грохотать вода в душе заглушила звук.

Кстати, почему он до сих пор не выключил душ? Разве он не закончил мыться?

– Я не касаюсь людей, Биокин. Я касаюсь тебя.

– Я – человек.

– Ты не человек. – Его кадык дергается. – Ты – моя… ворониха.

Эти слова заставляют меня очнуться. Я резко разворачиваюсь и убираю его руки от себя. Меня так и подмывает в сотый раз напомнить ему, что я никому не принадлежу, однако вместо этого я спрашиваю:

– Как ты узнал о моей размолвке с маркизом?

– Каменное заточение не притупило моих чувств. – Я хмурюсь, и он добавляет: – Ты уже забыла, где держали одного из моих воронов?

В комнате трофеев Реджио. В той, что примыкает к тронному залу, в котором проходило мое слушание.

Лор изучает мое лицо.

– Не могу определить, ты злишься или ужасно тронута тем, что я избавил Люче от этого гнусного фейри?

Я сглатываю, но это никак не помогает пересохшему горлу.

– Ты намереваешься обезглавить еще кого-то ради меня?

Лоркан молчит, но глаза его выдают.

– Нельзя разгуливать по королевству, обезглавливая кого захочется, Лор. Фейри и так не доверяют воронам и называют вас… – Перед глазами всплывают слова на стенах моего дома. – Они называют вас ужасными словами.

– Я похож на того, которому важно, что о нем думают фейри?

– Нет, но…

– Пока Данте не начнет наказывать свой народ, это буду делать я. Пришло время им научиться уважению.

Это плохо кончится.

Он протягивает руку к раковине у меня за спиной, и внутренняя сторона его предплечья касается моего обнаженного плеча. Я не дрожу, но влажная кожа покрывается мурашками. Он растирает между пальцами кусок угля, затем кладет обратно на маленький деревянный поднос, и вновь его кожа соприкасается с моей. Я пытаюсь отодвинуться, чтобы ему не мешать, но замираю. Он закрывает глаза и подносит пальцы к переносице, затем проводит ими до висков, оставляя черные полосы.

Когда его веки приподнимаются, радужки становятся поразительно яркими.

«Как же мне хочется раскрасить и твое личико, птичка».

Сердце трепещет, как бабочка: я представляю, как он проводит своими длинными прохладными пальцами по моим векам, чтобы показать миру: я его.

Одна из многих.

В отличие от меня, его грудь поднимается равномерно.

– Ты будешь слишком занят раскрашиванием лица своей глейсенской принцессы, чтобы беспокоиться о моем.

Подумать только, скоро она будет стоять на моем месте. Будет смотреть в его золотистые глаза и на серебристые шрамы.

Удушающий пар из душа и клубящийся дым от его тела ласкают мою кожу.

Это уже слишком.

Все это – перебор.

Не знаю, зачем я отправилась сюда, но теперь мне хочется уйти. Я отворачиваюсь от него и, закрыв глаза, представляю дом маркиза. Представляю белый мрамор и зеркало в позолоченной раме. Представляю камешек с гравировкой, который положила на прикроватную тумбочку.

Открываю глаза – я вновь в своем теле, а передо мной стоит другой ворон, с ресницами такими же длинными, как у Тимея, как раз перед тем, как его голова отделилась от туловища.

Глава 24

Ифе переводит дыхание.

– У тебе есть пара! Да? Ты ходить в его сознание.

Моя первая реакция – отрицать, но я не хочу лгать Ифе. К тому же лицо заливает краска, а глаза стекленеют, как у Минимуса.

– А у тебя есть пара? – спрашиваю я, прежде чем она успевает поинтересоваться, с кем это я связана сверхъестественным образом.

Вздохнув, она качает головой.

– Нет. Я еще ждать. Имми тоже ждать.

Бьюсь об заклад, я знаю, с кем Имоджен хотела бы быть в паре. Увы, он занят. Принцессой Глейсе, как я упорно напоминаю самой себе.

– Но сиур… то есть сестра не хочет связь. Она тоже замужем за целью воронов.

Я не сдерживаю фырканье.

– Почти уверена, что больше всего на свете твоя сестра мечтает стать парой Лора.

– Почему ты так говорить? – Рот Ифе округляется от искреннего удивления.

– Потому что она всегда с ним.

– Она в Шуркау. Это работа. Поэтому она проводить много времени с наш король. Поверь мне, Фэллон, ей не надо Лор. – Ифе качает головой, от чего ее тяжелая коса перепрыгивает через плечо. – Имми слишком любить воевать, чтобы думать о любовь.

Ага, а ее прическа с макияжем тогда подпортились из-за обсуждения следующей войны Лоркана?

– Кто твоя пара?

– Э-э… – Я прикусываю губу. – Мне бы не хотелось разглашать.

– Ох… Ладно.

Ее голос звучит таким расстроенным, что я добавляю:

– Я не рассказала об этом даже Сиб и Фебу.

– Думаешь, они не понимать?

– Думаю, они не поймут, почему я отказалась от своей пары.

– Отказалась от пары? – Одна из ее черных бровей выгибается дугой. – Нельзя отказаться от пары. Связь священна.

– Я хочу выбирать сама, Ифе.

Она быстро хлопает ресницами, словно чтобы прояснить зрение.

– Должно быть, твоя пара очень грустить.

Я пожимаю плечами.

– Он уже помолвлен с другой. Видимо, недолго переживал.

Она отпрыгивает.

– Если он ворон, это невозможно!

Внезапно я осознаю, что раз я ворон только наполовину, то, теоретически, смогу найти себе пару среди не-воронов.

– Он не ворон?

Нужно заканчивать этот допрос, иначе она выяснит, в чей разум я могу проникать.

– Ифе, пока мы ждем Сибиллу, можешь поучить меня своему языку?

Ее ноздри внезапно раздуваются – думаю, она сложила два и два – в конце концов, я признала, что моя пара недавно обручился, – но затем ее губы изгибаются в улыбке.

– Для меня большая честь учить тебя вороний язык.

Меня охватывает облегчение из-за того, что она не стала гадать, тем не менее удары сердца с каждым разом становятся все тупее. Я отворачиваюсь, прежде чем она успела заметить охватившее меня странное волнение.

Направляясь к гардеробу, разделяющему ванную и спальню, я спрашиваю:

– Как сказать «одеваться»?

– Дриссе.

Я повторяю, проводя пальцами по коралловому платью с корсетом и гофрированной атласной юбке. Не слишком ли вычурно для ужина с группой повстанцев? Я бросаю взгляд на остальные вешалки. Кроме одного довольно простого серого платья, все выглядит весьма внушительно.

Пока я снимаю с вешалки коралловое платье и достаю панталоны, Ифе выходит в спальню и закрывает дверь, оставляя меня одну. Я одеваюсь в шелк, благодарная Сиб за столь изысканное нижнее белье, затем запрыгиваю в платье и вытягиваю руки, чтобы дотянуться до всех петелек. Внезапно накатывает воспоминание о том, как Лоркан помогал мне надеть платье для приема в Тареспагии и как его призрачные пальцы ласкали мою кожу. Щеки по новой заливает румянец.

Нужно выбросить этого ворона из головы, пока тело в очередной раз не спроецировалось к нему, иначе он начнет думать, будто я хочу быть с ним, что весьма далеко от правды.

– Как сказать «обувь»? – кричу Ифе.

– Броуг.

Повторяю, застегивая последнюю застежку. За дверью слышно шуршание.

– Я находить ручка и бумага. Полезно, когда видишь слова.

Я приподнимаю корсет без бретелек, который выгодно подчеркивает мою довольно скромную грудь, затем выбираю пару серебристых туфелек – броуг. Выхожу из ванной и направляюсь в маленькую гостиную, где Ифе разложила бумагу, чернильницу и перьевую ручку. Она уже написала два слова – предположительно, те, которым только что меня обучила, хотя они совсем не похожи на то, какими я их себе представляла.

– Как написать мое имя?

Я испытываю облегчение от того, что мое имя на языке воронов пишется так же, как на лючинском, а затем потрясение от того, что Бэннок пишется как «Báeinach».

– А имя моего отца?

Кахол – это «Cathal», а его брат Киэн на самом деле «Cian».

Я прошу Ифе написать свое имя и поражаюсь, увидев «Aoife». В имени Лоркана нет никаких черточек, а вот в фамилии полно букв, которые не сочетаются с привычным мне произношением – «Ríhbiadh».

– А Морргот?

Она выводит слово «Mórrgaht», и я слежу за каждым чернильным завитком и черточкой, приподняв брови и затаив дыхание. Я никогда не учила иностранный язык, и теперь занятие кажется крайне захватывающим.

– У воронов совсем непростой язык.

– Ни. Непростой.

Минуты переходят в часы по мере того, как Ифе расширяет мой крошечный словарный запас вороньего, а я поправляю ее базовую грамматику лючинского. Я настолько поглощена уроком, что не слышу скрипа входной двери, но слышит Ифе. Она вскакивает с места и испускает черный дым еще до того, как Джиана успевает переступить порог.

Вид сестры Сиб гвоздем впивается в радостное расположение духа. Не дав ей и слова сказать, я требовательно спрашиваю:

– Как ты могла утаить от меня, что мамма с нонной в Шаббе, Джиа? Я ради них вернулась!

– Ты вернулась ради себя, Фэллон.

Я не встаю, но отодвигаю стул от стола и скрещиваю руки на груди.

– Ты несправедлива. И неправа.

– Ты намерена помогать нам в Раксе? Если так, то придется тебе сбросить платье принцессы.

– Это твоя сестра выбрала такое платье.

– Моей сестре тоже здесь не место, Фэллон. Она не создана для того, чем занимаемся мы с Энтони. По крайней мере, у Феба хватило благоразумия держаться в стороне.

– Феб прибыл со мной.

– Где он?

– Я отослала его обратно. Не хочу, чтобы он пострадал.

Джиа проводит руками по лицу. Ногти у нее короткие, пальцы перепачканы грязью, которую она размазывает по впалым щекам.

– Следовало и себя отослать обратно.

– Почему ты так враждебно настроена?

– Потому что мне не все равно, Фэл! Мне дорога́ твоя жизнь. Дорога́ наша борьба. Я мечтаю построить в Люче королевство, где у каждого есть все необходимое. Где никого не заставляют стричь волосы. Где с людьми обращаются не хуже, чем со свиньями. И где магию можно использовать без всяких правил и ограничений, независимо от формы ушей.

– Я мечтаю о том же.

Она вздыхает.

– Знаю. Но твое присутствие в доме привлекает к нам еще больше внимания. Отряд кишащих у нашей двери спрайтов вырос. Удвоилась численность солдат, осматривающих нашу лодку и сопровождающих нас по каналам. – Она поджимает губы и бросает короткий взгляд на Ифе. – Я уж молчу о том, что теперь среди нас ворон, а воронам запрещено появляться в Люче, за исключением Лоркана. Если Ифе обнаружат, кто знает, какие новые претензии нам предъявят. – Она вскидывает руку в воздух. – Зная Таво, можно предположить, что он разместит охрану прямо в доме, а это испоганит буквально все.

– Лор не позволит этому случиться.

– Лор пока не правит во всем Люче, дольча.

В голове эхом отдается новое пророчество Бронвен, и по рукам проносятся мурашки. Нет, до этого дело не дойдет!

– Мои брюки высохнут к завтрашнему дню.

– Я одолжу тебе свои.

– Ужин го… О, привет, Джиа! – Сибилла прошмыгивает мимо сестры. При виде ее легкого бирюзового платья Джиана кривит губы.

– Сколько золота ты потратила на наряды?

Сибилла закатывает серые глазки.

– Я едва отщипнула от горы, которую оставил нам Лор.

– Он оставил деньги на… не важно. Просто не траться больше на всякую ерунду, ладно? – Джиана отступает. – Пойду приму душ перед ужином. Встретимся внизу.

– Санто Калдроне! Эта мадам брюзжит с тех самых пор, как мы сюда прилетели. Кажется, последний раз я видела ее улыбку еще в Небесном Королевстве.

– Она очень преданна делу, – говорит Ифе.

– Мы все преданны, – возражает Сиб.

Я с ней не спорю, тем не менее Джиана с Энтони десятилетиями помогали ракоччинцам. Мы же только присоединились.

– Идем. Ты обалдеешь, когда увидишь зал для приемов!

С Ифе на хвосте мы спускаемся по широкой лестнице, огибаем ее и проходим через ряд зеркальных дверей, которые Сиб театрально распахивает. П-образное помещение уставлено столиками, диванами и мягкими креслами. Я насчитала пять зон отдыха – по-видимому, одной недостаточно.

Когда я оглядываю вычурную пунцово-золотистую комнату, перед глазами предстает образ Тимея – как его голова скатывается с плеч, – и я резко останавливаюсь.

– Что такое? – Сибилла обрывает рассказ о потолке – расписанном, судя по всему, настоящим сусальным золотом, – тоже останавливается и оглядывает комнату в поисках опасности. – Кого-то увидела? – шепчет она, крепче сжимая мою руку.

– Нет. – Я провожу ладонью по горлу, отчаянно желая ощутить гладкую кожу. – Просто… просто Птолемей был поистине мерзким созданием.

– Не могу не согласиться с тобой, микара. – В помещение врывается Катриона, ее взгляд скользит по тяжелым портьерам. Возможно, она представляет вид за окном. Интересно, что там? Ухоженный сад, который я видела из длинного стеклянного коридора? Меня так и подмывает заглянуть за занавески, но Энтони ясно дал понять, что их открывать нельзя. К тому же не хочется подвергать опасности Ифе.

Глаза Катрионы теперь впиваются в мою стражу.

– Тебе лучше стереть грязь с лица. Во-первых, выглядишь так, будто валялась в земле, а во-вторых, она выдает твое происхождение. – Катриона не из тех, кто пытается смягчить критику, тем не менее ее замечание неуместно.

– Это не грязь, – возражаю я.

Она пренебрежительно взмахивает рукой.

– Да-да, боевой раскрас.

– Это традиция. – Дым вьется над напряженными плечами ворона.

– Традиция, весьма устаревшая в наше время.

– Катриона, ты высказала свое мнение. Теперь оставь Ифе в покое.

– Ничего, Фэллон.

На моем платье узкая юбка, за которую не ухватишься, можно разве что когтями вцепиться. Я и вцепляюсь.

– Почему ты здесь, Катриона?

– Чтобы помочь общему делу.

– Вот только тебя не волнуют люди.

– Волнуют. – В ответ на мою скептически приподнятую бровь она добавляет: – По-своему.

– Скажи правду, Катриона.

Куртизанка поправляет черные бархатные перчатки, подобранные в тон платью, которое словно бы сделано из единого куска ткани, обернутого вокруг ее шеи и туловища крест-накрест.

– Ладно. В «Дне кувшина» для меня не осталось работы, а частные клиенты считают меня отчасти ответственной за случившееся, поэтому перестали приходить. А поскольку я ненавижу тишину и не могу питаться воздухом, я пришла сюда.

– Ты сказала, что намерена помогать. Как, позволь спросить?

– Я приготовила ужин. – Она указывает на стол, уставленный блюдами с едой.

– Ты приготовила… – Разинув рот, я перевожу взгляд со стола на куртизанку. Никогда не видела, чтобы Катриона хоть пальцем пошевелила на кухне. – Ты умеешь готовить?

– Я не совсем бездарна.

– Ага. – Сибилла отпускает мою руку и подходит к столу, подцепляет пальцами тонкий, как бумага, кружок жареного кабачка. – Видела бы ты мое лицо, когда она предложила взять на себя готовку. – Она кладет хрустящий овощ на язык, ее ресницы трепещут. – Ну и ну, Катриона!

Та вздергивает подбородок и сияет, затем торопливо направляется к столу. Сибилла поднимает кувшин с вином и наполняет свой бокал.

– Кому еще вина? Фэл? Ифе?

Та качает головой.

– Я буду, – говорю я, и Сиб подает мне бокал, затем протягивает куртизанке.

– Катриона?

Когда та принимает напиток, я начинаю подносить свой ко рту.

– Фэллон, стой! – Ифе хватает ножку бокала.

Рука дергается, немного вина выплескивается и стекает по моему запястью.

– Прости. Я должна попробовать твоя еда и вино.

– Это еще зачем?

– Для защиты.

– От кого? – Мой взгляд прыгает с Сибиллы на Катриону, прежде чем метнуться к двойным дверям, через которые входят Энтони, Маттиа и Риччио: все трое наряжены в расшитые туники и зауженные брюки, на ногах – начищенные до блеска сапоги.

Я никогда не видела тройку рыбаков в чем-то, помимо выгоревших рубашек и свободных штанов, поэтому одежда аристократических фейри вызывает ощущение диссонанса. Им не хватает только заостренных ушей и длинных локонов.

Энтони останавливается в паре шагов от меня. Его взгляд скользит по моему коралловому платью, отчего Ифе напрягается.

– У тебя есть все необходимое? – Хотя в его голосе нет ни теплоты, ни мягкости, он не такой язвительный, как утром.

– Да, спасибо.

Ифе возвращает мне бокал.

– Можно пить.

Внимание Энтони перепрыгивает на нее.

– Мы не намерены травить драгоценную разрушительницу проклятий Лоркана. Прошу, донеси эту информацию до своего короля.

Ифе не кивает, лишь бросает взгляд в сторону одной из зон отдыха, напряженное выражение на ее лице сменяется легкой улыбкой.

– Он слышит, Энтони.

Сердце совершает серию резких ударов, когда я замечаю Лоркана, развалившегося в одном из кресел, как король на своем троне: одна лодыжка закинута на колено, локоть противоположной руки упирается в подлокотник, два длинных пальца поддерживают гладкий подбородок.

Я не припоминаю тронного зала в его королевстве, поэтому задумываюсь, есть ли вообще трон у короля перевертышей.

Нет. – Его золотистые глаза прожигают прямую дорожку ко мне. – Ибо я не считаю, что королевством лучше всего управлять, сидя на заднице.

Может, тебе больше по душе насест? – улыбаюсь я.

Его рот изгибается в намеке на улыбку.

– Не поймите превратно, Морргот, мы весьма польщены визитом, – в голосе Энтони звучит что угодно, только не радость, – но что вас сюда привело?