Текст книги "Живая книга. Фрагменты автобиографии. Том 1"

9. La France – Франция

В большом парке Варны, который находился над морем, летом по вечерам часто давали концерты. В эти вечера я ходил на пустой пляж, ложился на песок и слушал музыку, доносящуюся сверху. Оркестр играл увертюры опер Вагнера: «Лоэнгрин», «Таннхаузер», «Парсифаль»… Я также помню «Поэт и крестьянин» Франца фон Зуппе и другую музыку, которую теперь редко услышишь. Наступала ночь, вокруг меня летали светлячки, и я мечтательно созерцал звёздное небо…

А знаете о чём я мечтал? О Франции. «Франция» – я произносил это название, которое находил таким поэтичным, и мне очень хотелось в ней побывать. Может, это было интуитивное предчувствие будущего? Но как бы то ни было, в том возрасте и в условиях, в которых я тогда жил, это было невозможно. Поэтому я продолжал мечтать об этой стране, и в моём воображении она была прекрасна. Особенно я мечтал о Париже с его улицей, которая носит райское название «Елисейские поля». Какое же это должно быть чудесное место! И думая о нём, я испытывал реальную духовную радость.

Через двадцать лет, в 1937 году, эта моя мечта осуществилась. Но речь уже не шла о путешествии на несколько недель, во время которого я бы посетил страну по случаю Международной Выставки. После своей учительской работы я стал директором колледжа, и вот Пётр Дынов попросил меня уехать из Болгарии во Францию.[17]17
  «С Учителем Петром Дыновым – фрагменты автобиографии» (Второй том), Айванхов рассказывает о периоде с 1917 по 1937 гг.


[Закрыть] Он ясно осознавал неизбежность второй мировой войны и предчувствовал, что коммунизм установится в странах Восточной Европы, угрожая любому проявлению религии и духовности. Он попросил меня уехать во Францию, чтобы спасти его учение, так как предполагал, что в Болгарии его запретят. Именно это и случилось: на протяжении многих лет ученикам Учителя не только не разрешалось проводить собрания, но они были вынуждены прятать книги, опасаясь их конфискации, преследований и арестов.

Поэтому во Францию я приехал по просьбе Учителя, чтобы его учение продолжало жить. Естественно, он не приказывал мне уезжать – настоящий Учитель не требует послушания и подчинения от своих учеников. Я сам почувствовал, что то, о чём он просил, было во благо, и я согласился. Однако я осознавал ожидающие меня трудности. Я немного знал французский и мог читать, но разговаривать не умел, к тому же я уезжал из маленькой страны, жизнь в которой никак не могла подготовить меня к таким переменам. Вы даже представить себе не можете, что в то время Болгария из себя представляла. Как я буду жить во Франции? Готов ли я к этому?..

Когда я приехал,[18]18
  22 июля 1939 года.


[Закрыть] по моему акценту можно было легко догадаться, что я – иностранец. А когда меня спрашивали, откуда я приехал, то я видел, что в большинстве случаев о Болгарии ничего не знали, даже где она находится: её путали с Румынией или Сербией, или другой соседней страной и каждый раз я должен был объяснять. С тех пор её узнали лучше, благодаря её розам и йогурту… А потом было это дело с болгарским зонтиком[19]19
  В 1978 году один представитель болгарского телевидения был убит в Париже уколом наконечника от зонтика, на котором был цианистый калий.


[Закрыть] и покушение на папу Иоанна-Павла II[20]20
  В Риме в 1981 году, к этому покушению якобы были причастны болгарские спецслужбы.


[Закрыть]…

С самого своего приезда я начал ходить по Парижу. Большую часть времени я ходил по улицам, смотрел на дома, исторические памятники, магазины, людей… Всё было таким новым! И я хотел увидеть всё: Нотр-Дам, Эйфелеву башню, Триумфальную арку, музеи и т. д. Однажды друзья повели меня в «Луна-парк». Этого места давно уже нет, и вы, может, не знаете, что Луна-парк был некоторого рода парком развлечений, располагавшимся возле Порт Майо. Много народу ходило туда развлекаться. Там, например, была такая игра, нужно было попасть из карабина в мишень на стене. Как только туда попадали, то опрокидывалась кровать, на которой лежала женщина. Женщина, конечно, падала, потом вставала, устраивала свою кровать, чтобы снова улечься, и все повторялось… Была также комната смеха с коридорами, где сквозняк уносил шляпы и задирал юбки. Были качели, которые останавливались именно в тот момент, когда люди находились вверх ногами… Я действительно был очарован изобретательным гением французов. В Болгарии я никогда не видел подобных вещей.

И там же была «тарелка для масла», которая меня очень заинтересовала. Это была круглая платформа, достаточно широкая, чтобы разместить несколько человек. Как только люди поднимались на нее, она начинала вращаться, сначала медленно, но постепенно набирая скорость. И те, кто находились на периферии, подвергаясь действию центробежных сил, теряли равновесие и сбрасывались с платформы, тогда как те, кто находились в центре, удерживались там действием центростремительных сил. Они оставались спокойны.

Я смотрел какое-то время, потом сказал своим друзьям: «Эта «тарелка для масла», предназначенная только для увеселения публики, заслуживает осмысления: физические законы, задействованные в ней, идентичны тем, что управляют нашей психической жизнью». Друзья были удивлены и я им объяснил: «Человеческое существо подобно этой «тарелке»: некоторые его психические регионы представляют собой периферию, другие – центр, и своим сознанием человек уподобляется всем этим людям, поднявшимся на эту платформу. Когда он отправляется гулять на периферию: в удовольствия, страсти, интриги, то становится жертвой сил, заставляющих его терять равновесие и падать. Чтобы сохранять равновесие, ему нужно искать центр в самом себе. Медитация, концентрация, молитва являются методами, позволяющими нам найти этот центр, эту точку в нас, где ничто не сможет нас поколебать». Как много вещей могут нас так обучать! Да-да, видите, даже «тарелка для масла» в Луна-парке…

Париж был для меня настоящей школой, чем-то уникальным. Всё удивляло меня, всё восхищало и это иногда вызывало улыбку на лицах людей, которые мне встречались. Что можно сказать о Елисейских Полях?.. Люди, давшие этому проспекту название места, где, согласно греческой и латинской мифологии, живут блаженные души, наверняка хотели заставить грезить весь мир. Со мной, по крайней мере, у них это вполне получилось – я не могу рассказать, как я их себе представлял. Поэтому я так удивился и расстроился, когда увидел там кафе, магазины и прогуливающихся людей самого разного сорта, ни малейшим образом не отдающих себе отчёт в том, что они топчут землю, само название которой было для меня священно.

Но прежде всего мне нужно было научиться правильно говорить по-французски и как можно скорее. Поэтому я решил, что кино, среди прочего, стало бы прекрасной школой для этого: в фильмах мы слышим, как люди говорят на многие самые разнообразные темы, и именно это мне было и нужно. Через шесть месяцев после моего приезда, по просьбе своих друзей, я провёл первую публичную лекцию.

Каким же это стало для меня событием – впервые обратиться к французам на их языке! Тогда я жил у Сестры Стеллы, и в то утро она ушла на работу, а я открыл кран и увидел, что воды нет. Я пошёл проверить, есть ли вода на кухне, и забыл закрыть кран, и потом ушёл из дома… Когда я вернулся, то увидел, что вода разлилась по всей квартире и я начал её собирать. Когда Сестра Стелла вернулась с работы, она увидела наводнение и меня на коленях, собирающего воду. Она очень расстроилась, а я рассмеялся и сказал: «Не надо расстраиваться! Вода – это любовь, это изобилие и это наводнение – чудесная примета!»

И я продолжал читать лекции. Иногда я не мог найти подходящего слова и тогда я обращался в зал: «Как вы называете это?.. Как вы называете то?..» Ответы иногда были очень забавными: они совершенно не соответствовали слову, которое я искал, и все смеялись. Теперь, конечно же, после стольких лет, я говорю лучше. Недостаточно хорошо для некоторых – это правда. Но другие говорят, что моя речь больше не такая живая, как в те времена, когда почти физически ощущалось присутствие моей мысли, которая искала слова, чтобы сделаться понятной. Видите – всем угодить невозможно.

Всё больше и больше людей приходило меня послушать. Иногда зал был недостаточно большим, чтобы вместить всех желающих, и некоторые садились прямо на подмостки. Публика была весьма многоликой, и для меня это служило поводом для проведения очень интересных наблюдений. Однажды после лекции ко мне подошла одна девушка, красивая, элегантная. Как только она открыла рот, я тут же понял, насколько она была поверхностной, и спросил её, что именно её заинтересовало в рассматриваемых мной темах. Она рассказала, что послушать меня её пригласила подруга, обещав, что она узнает много полезного для себя. Но на самом деле, у неё не было никакого желания учиться. Однако она продолжала регулярно приходить. Из любопытства я спросил её: по какой причине она приходит? «О, – сказала она, – вы так аккуратно одеты, у вас такие белые манжеты и воротничок!» Манжеты и воротничок! Меня это просто ошеломило. Ей было совершенно всё равно, что я говорил. Я ожидал, что она хоть слово скажет о том, что услышала, но было похоже, что она всё уже забыла… и вообще, слышала ли она хоть что-нибудь? На неё производили впечатление только мои манжеты и воротничок. Как будто то, что я проводил публичные лекции в соответствующей для этого одежде, было что-то из ряда вон выходящее!

Так я очутился в ситуации пастора из анекдота. Когда-то жил один пастор и по воскресеньям ему никак не удавалось расшевелить своих слушателей: что бы он ни делал, на него смотрели равнодушные, застывшие лица и из-за этого он очень расстраивался… И вот однажды в глубине церкви он заметил одного человека, который стоял и плакал. «О, – сказал он себе, – ну, наконец, мне удалось хоть кого-то растрогать!» Когда служба закончилась, он побежал к дверям поприветствовать свою паству и поговорить с этим человеком, который всё ещё вытирал глаза: «Друг мой, что тебя так растрогало в моей проповеди? – Ах, господин пастор, у меня была коза, и я её очень любил, но пару дней назад её съел волк… Я так растрогался, потому что ваша бородка и ваш голос напомнили мне мою козу!» Вот так. А что касается меня, то моим успехом я, по всей видимости, был обязан воротничку и манжетам.

В другой раз ко мне подошла очень красивая девушка: она должна была предстать на конкурсе Мисс Европа или Мисс Мира – я точно не помню. Она хотела выйти замуж за очень богатого человека, который её не любил, и её мать – так как дело я имел больше с матерью – пришла ко мне. Она решила, что я соглашусь произвести кое-какие магические процедуры (я даже сказать вам не могу какие именно – настолько это было неприлично), чтобы повлиять на этого человека. Она обещала мне целое состояние, если я соглашусь. Естественно, я отказался что-либо предпринимать и что-либо совершать. И тогда и мать, и дочь перестали приходить на мои лекции. Уверяю вас, что если бы я удовлетворял всем подобным просьбам, с которыми ко мне обращались и мужчины, и женщины, я бы давным-давно был миллиардером. Когда же люди поймут, что никогда нельзя использовать духи и силы природы в эгоистических целях и, в особенности, заставлять кого-то насильно любить?¹

Среди людей, приходивших на мои лекции, была одна очень приятная дама, основным занятием которой было привлечение артистов в свой салон – это были поэты, музыканты, оперные певцы, актеры театра и кино. Однажды она пригласила меня на один такой приём. Я оказался среди весьма уважаемых людей. Все были знакомы друг с другом, а поскольку меня никто не знал, то она меня представила. И что же я услышал! «Дамы и господа, сегодня нам выпала честь принимать у себя великого Посвящённого, великого мага, великого ясновидца. Он совсем недавно приехал из Болгарии и откроет вам удивительные вещи, он предскажет вам будущее и т. д.». Это был настоящий сюрприз для меня! Я согласился принять её предложение, потому что для того, кто приезжает в незнакомую страну, всегда интересно познакомиться с новыми людьми. А тут я почувствовал себя загнанным в угол. Эта дама не предупредила меня, какую роль она мне уготовила.

Когда она закончила меня представлять, наступила тишина. Приглашённые, естественно, ждали, что я начну говорить, чтобы сделать обещанные сенсационные открытия. А я – ни слова. Все вопрошающе смотрели на меня, но я молчал… Я, действительно, не знал, что делать. Наконец, я сказал: «Уважаемая госпожа, ваше приглашение в ваше общество – большая честь для меня. Но я удивлён, так как я и представить себе не мог, что вы попросите меня делать сенсационные открытия. Мне нечего сказать, кроме того, что я счастлив познакомиться с вашими друзьями». Вот и всё, и я замолчал. Какое же наступило разочарование! Постепенно все стали приходить в возбуждение, перешёптываться между собой. Многие ушли недовольными, но некоторые остались и между нами состоялись интересные беседы. Именно ради них я и пришёл, а не ради сенсаций.

Позже, конечно, эта дама, очень обидевшись на моё поведение, из-за которого она потеряла своё лицо, спросила меня, почему я так категорично поступил. Она сказала, что я, наверняка, потерял уважение некоторых людей, общение с которыми могло бы содействовать моей известности.

Я ей ответил, что меня не интересует уважение тех, кто путает духовную жизнь со спектаклем, и что ей самой тоже нужно было усвоить этот урок.

Да, этот период очень многому меня научил. В Болгарии я только работал и учился в тени Учителя – в обществе я не показывался. А тут меня удивляло то, что я видел: я чувствовал, что я создан совсем не для того, что многие ждали от меня. Что за представление сложилось у них о духовной жизни?

Иногда после лекций ко мне подходили мужчины и женщины, говоря, что они – Посвящённые. Они даже уточняли, что они добрались до седьмой, восьмой или девятой ступени Посвящения, и спрашивали меня, до какого уровня дошёл я сам. Я вынужден был им объяснять, что истинный Посвящённый никогда не говорит о таких вещах: истинный Посвящённый остаётся скрытым и неизвестным, как старик-отшельник девятой карты Таро. Этот старик, одетый в длинную хламиду, шагает в ночи: в левой руке он держит палку, а в правой в складках одежды он прячет лампу. Его одежда – это осторожность, палка – воля, а лампа – мудрость. Но часто я видел, что эти люди ничего не понимали, и, в конце концов, говорил: «Вы считаете, что вы Посвящённые?.. Хорошо, но не рассказывайте об этом всюду. Предоставьте окружающим чувствовать это по вашему поведению, по тому, что от вас исходит».

Именно в то время я познакомился с моим другом Кребсом, человеком весьма оригинальным. Я уже не помню, каким образом он услышал разговоры про меня, но он тоже приходил на мои лекции. Он был страстно увлечён скрипкой и исследовал инструменты Страдивари, особенно лак, который использовался для покрытия инструмента и состав которого был утрачен. Эти поиски были настоящей страстью, и на них он истратил всё своё состояние, которое было не маленьким. Издалека он привозил ели разной породы и одна комната в его квартире почти полностью была занята гигантской скрипкой, которую он соорудил, и он заходил в нее, чтобы изучать законы акустики. Ради этого он общался с членами Академии Наук, и на его столе лежала куча бумаг с математическими формулами. Именно у него я однажды встретил физика Огюста Пиккара, этого гениального изобретателя, который первым построил воздушный шар, поднявшийся до стратосферы, а также батискаф.

Я очень любил этого своего друга и иногда ходил к нему в гости на Монмартр, где он жил. Когда я с ним познакомился, ему уже было много лет: у него были усы и длинные седые волосы. Он немного походил на Сент Ив д'Альвейдра, а ещё больше на Барбэ д'Оревилли, автора рассказов «Дьявольские лики». Однажды я ему об этом сказал. Он рассмеялся и ответил: «Мне такое сравнение вполне нравится». Он был очень высокого роста и всегда одевался во всё чёрное, а на шее у него была чёрная бабочка. Когда мы вместе гуляли по улицам этого квартала, он рассказывал мне о своих исследованиях, о своих разногласиях с физиком Луи де Брогли, но я уже не помню по какому поводу. Оба мы выглядели довольно живописно: он со своими седыми волосами и в чёрном костюме, и я с чёрными волосами и в светлой одежде – люди часто останавливались, чтобы посмотреть на нас.

Он был человеком, прекрасно знавшим себе цену. В обычной жизни он очень редко предоставлял кому-либо возможность говорить. А меня он слушал и, когда приходил ко мне на лекции, уходил иногда грустным. Однажды я спросил его почему, и он ответил: «Я считал, что знаю очень много, но когда я вас слушаю, то вижу, что не знаю ничего». На самом же деле, мы просто знали разные вещи. Я ничего не смог бы понять в его исследованиях, а он жил, не зная некоторые истины Науки Посвящения и было уже слишком поздно наверстывать упущенное. Я не знаю, почему он внушил себе необходимость бороться против чёрных магов Парижа и всего мира. Я предупреждал его, что это опасно – так просто победить чёрную магию невозможно. И что же однажды произошло? Он внезапно умер… Но незадолго до смерти он сделал мне чудесный подарок. В Женеве он участвовал в конкурсе вместе со многими скрипичными мастерами и сделанная им скрипка заняла первое место. У этой скрипки было исключительное звучание. Он мне её подарил скорее всего потому, что я ему рассказал как я жалел, что не мог научиться играть на скрипке, когда был ребёнком. Меня это очень тронуло. Но, к сожалению, я не мог на ней играть.

Париж, конечно же, был для меня потрясающей возможностью читать и открывать книги. Из любознательности, два или три раза я побывал на аукционе в гостинице «Друо». Я видел, как продавалась целая замечательная библиотека с книгами, имевшими чудесные переплёты! И за какую цену! Те же книги, которые искал я, часто вообще были без обложки, бумага была уже пожелтевшей, а края страниц разодранные.

Часто я ходил в книжные магазины Латинского квартала. Какое-то время я перелистывал книги, стоявшие на полках, а потом спрашивал у продавца: «У вас есть другие произведения, кроме тех, что тут стоят?» – «Нет». – «Вы уверены? Неужели у вас нет других книг, где-нибудь в чулане?» – «Конечно, есть, но это всё старьё, которое мало кого может заинтересовать». – «Но всё же покажите их мне». И тогда я проводил целые часы напролёт пересматривая в темноте книги. Сколько пыли я тогда наглотался! Я уходил оттуда с болью в суставах, потому что я всё время вынужден был сгибаться или стоять на коленях, но я был так счастлив, когда находил редкую книгу! А когда вечером я возвращался к себе домой, от усталости меня пошатывало. Мне даже кажется, что иногда я просто спал на ходу. К счастью, внутри у меня работал радар, благодаря которому я обходил все фонари.

В одном из таких магазинов Латинского квартала, однажды я подошёл к продавцу, чтобы объяснить какого рода книги я ищу, и он мне сказал: «Идёмте за мной». Мы прошли с ним через ряды с полками книг, через тёмные и пыльные коридоры, а потом он представил меня одной старушке с седыми волосами. У неё было доброе и умное лицо, и когда она поняла, что меня интересовало, она показала мне всё, что у неё было в запаснике. Я там провёл много времени.

Я уже собирался было уходить, как эта дама, о которой я ничего не знал, заговорила со мной о своём муже, одном очень известном эзотерике, Поле Вюйо, который писал о Каббале. Именно он сделал перевод книги Зохар «Сифра ди-Цениута». Потом она поинтересовалась, кто я такой. Я ей ответил, что во Франции я с недавнего времени, и что по просьбе друзей, желавших меня послушать, я провожу небольшие беседы в одном зале на бульваре Сен-Жермен, во Французском Клубе… и, что некоторые беседы изданы в брошюрах и т. д. Она попросила меня принести ей эти брошюры, что я и сделал в следующий раз. Она пересмотрела их, а потом сказала, что хотела бы их показать своему мужу. Я тогда спросил себя: что же он, написавший столько научных трудов, может подумать о моих плохо напечатанных и малопрезентабельных брошюрах. Но когда я вновь увидел её, она сказала: «Мой муж хотел бы встретиться с вами, но поскольку он очень слаб, он почти не выходит из дому, то поэтому он приглашает вас к нам».

Я немного волновался перед предстоящей встречей с Полем Вюйо: как он отнёсся к этим брошюркам, которых я чуть ли не стыдился? Что он мне скажет? Но по тому, как он встретил меня, я быстро успокоился. Он остановился только на идеях и сказал мне: «Это то, что я тоже ищу». Мы встречались несколько раз и у нас состоялось много продолжительных бесед. Он дал мне много информации об эзотериках, которых он знал, и познакомил с некоторыми из них. Это было очень интересно. Но что меня в нём поразило больше всего, так это его лицо и его манера себя держать: он был похож на Учителя Петра Дынова – такая же борода и белые волосы, но особенно, точно такая же улыбка и жестикуляция. Как же я был счастлив встретить во Франции человека, напоминавшего моего Учителя! Мы сразу же поняли друг друга и между нами завязалась крепкая дружба.

В отличие от многих других эзотериков, Поль Вюйо совершенно не возгордился от своих познаний, которые были очень велики, и он не использовал их для давления на окружающих. Он деликатно ставил на своё место тех, кто слишком претенциозно показывал себя, но, главное, он старался просветить и поддержать тех, кто искренне искал подлинное знание. К сожалению, я знал его недолго, так как тогда ему уже было много лет и он был болен. Как я хотел повстречать других людей, таких как он! Меня познакомили с некоторыми другими знаменитостями, чьи книги я читал, но что я увидел? Опиумоманов, морфиоманов, кокаиноманов… Не все, конечно, но сколько было таких, которые, вместо того, чтобы работать над собой, использовали наркотики, чтобы проникнуть в те тонкие, таинственные миры, которые они хотели открыть! Хоть они что-то там и находили, однако в высшие регионы невидимого мира при помощи наркотиков проникнуть нельзя, и сами они себя этим просто уничтожали.

Как я ни старался убедить некоторых каббалистов, астрологов, магов, алхимиков, что недостаточно прочесть несколько книг и практиковать несколько методов и предписаний, чтобы добиться результата, это было непросто. Я познакомился с одним алхимиком, ставшим потом знаменитым. Мы встречались у меня или у него, и он был настолько занят своими исследованиями, что жил в абсолютной нужде. У меня самого мало что было, но я ему помогал, и порекомендовал некоторым своим знакомым. Он был очень эрудирован, и мне был симпатичен тем, что был также очень добр. Он написал много книг, и позднее его приглашали на телевидение с беседами по алхимии. Он говорил мне, что искал философский камень, но судя по тому, как он его искал, было понятно, что он не сможет его найти. Потому что философский камень нужно найти сначала в самом себе, а уже потом реализовать на физическом уровне, а открытие его в себе требует совершенно исключительных качеств².

Я не очень-то хотел, чтобы меня приглашали на всякие собрания, но поскольку меня приглашали, то иногда я соглашался и, конечно, имел разговоры с самыми разными людьми. Однажды ко мне подошла девушка с вопросами о любви и разных эротических практиках. Я не знал, почему она задаёт мне такие вопросы и не спросил её об этом. Я уже не помню, что я ей тогда ответил, но она ушла очень довольная моими объяснениями.

Через какое-то время, на одном из таких собраний, один писатель начал нападать на меня перед всеми и я не знал почему. Я спросил: что я ему сделал, и, в конце концов, он признался, что девушка, которая задавала эти вопросы, ушла от него: с ней он занимался сексуальной магией, а по тем объяснениям, которые я ей дал, она поняла, насколько опасными были эти практики. Тогда я ему сказал: «Послушайте, господин, я не знал, что эта девушка вам принадлежала и что у вас на неё столько прав. Я даже не знал, почему она мне задавала такие вопросы. Если сам о том не подозревая, я спас её от ваших махинаций, то в чём же тут моё преступление? Солнце имеет право светить, а те, у кого нет шляпы, могут получить солнечный удар. Нужно было иметь шляпу…» Он не смог сказать мне на это ни слова. Но прошли годы и однажды он пришёл ко мне: жизнь преподнесла ему несколько уроков и он их понял.

Некоторое время один парижский клуб постоянно посылал мне приглашения, чтобы я присутствовал на их собраниях и давал лекции. Я получал от них программы, и на одной из них было написано, что я буду выступать тогда-то и на такую-то тему. Но это была выдумка чистой воды. Я никогда ни на что не соглашался, к тому же, никто меня не спрашивал. Когда они увидели, что я не отвечаю, они послали мне другое приглашение, ещё более лестное: собрания будут проводиться в частном отеле, будут люди высшего света, а также писатели и знаменитые учёные. Я всё же ответил, что подумаю, чтобы не показаться невежливым. Но я это сделал намеренно, так как знал, что не пойду. Больше я с ними не связывался и, в конце концов, они меня оставили в покое.

На самом деле, собрания такого рода были не для меня, на таких собраниях я всегда чувствовал себя «не в своей тарелке». Хоть это может и показаться слабостью с моей строны, но я готовился не для этого. Мне всегда казалось уж очень поверхностным говорить о духовной жизни в каком-нибудь салоне или другом общественном месте перед людьми, которые часто приходят лишь из любопытства! Меня же интересовало одно – проделать последовательную, глубокую работу с одними и теми же людьми, как я это начал делать, как только у нас появился дом в Севре.[21]21
  Изгрев – основной центр Всемирного Белого Братства с 1947 г.


[Закрыть]

Итак, в первые годы в Париже я много читал, но также я мог слушать много музыки, и это было истинно привилегированное положение. Одной из первых, с кем я познакомился в Париже, была сестра очень известной певицы того времени. А сама эта певица была женой директора комической Оперы, и благодаря ей у меня были бесплатные билеты на все интересовавшие меня концерты и оперы… Наряду с удовольствием, которое я испытывал слушая музыку, я старался анализировать то воздействие, которое она на меня производила. С теми критериями, которыми я обладал, я сделал очень интересные наблюдения. Часто я закрывал глаза, чтобы лучше изучить, на какие центры воздействовали звуки инструментов и голоса певцов, а также как их вибрации могли пробудить некоторые психические способности.

Мне невозможно перечислить вам всех композиторов и исполнителей, которых я услышал. Я очень хотел услышать Аделину Патти, но когда я приехал во Францию, она уже давно умерла. С какой же радостью я нашёл одну из её редчайших записей, сделанных в своё время!.. Думаю, что в то время я прослушал практически все оперы Моцарта, Пуччини, Верди. Верди… когда я ездил по Италии, бывало, что люди останавливали меня и говорили, что я на него похож, а другие находили, что я похож на Гарибальди. А когда я был в Испании, меня принимали за Фиделя Кастро! Воображение у людей – это что-то!..

Естественно, мне также хотелось узнать жизнь гениев музыки, как они работали, как боролись. Поэтому я прочитал много биографий. И из всех этих биографий, в памяти, особенно, запечатлилась история о Паганини. Однажды он давал концерт в переполненном зале. После каждой части публика долго аплодировала. Но как-то на первом ряду сидел молодой человек с мрачным лицом и не аплодировал. Паганини заметил это и, поскольку он был очень ранимый, ему это не понравилось. В конце, когда все аплодировали, чтобы он сыграл последнее произведение, он сказал: «Я сыграю, только если молодой человек, который сидит вот тут, на первом ряду, подойдёт и поговорит со мной». Тогда пошли за этим молодым человеком. «Все счастливы слушать меня, все аплодируют, кроме тебя, – сказал ему Паганини. – Что же тебе не нравится в моей музыке или моей игре? – О, Мэтр, – ответил молодой человек, – я сам музыкант и считал, что у меня есть талант, но слушая вас, я понял, что мало чего стою. Меня так удручает моя посредственность, и поэтому я никак не проявлял своё восхищение вами». «Как тебя зовут?» – «Винченцо Беллини». – «Хорошо, приходи ко мне, я займусь тобой». Когда я рассказываю эту историю, то сам не знаю, почему она меня так волнует. Что вы хотите – должно быть, я сентиментален.

Вспоминая все те спектакли, все концерты, на которых я побывал тогда, все книги, которые прочитал, я иногда спрашиваю себя: может, я зря тратил свое время? Но что правда, то правда – я многое узнал и, как говорит Экклезиаст: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом». Поэтому есть время накапливать знания, обращаясь к внешнему миру, а есть время для обращения внутрь себя и получения квинтэссенции всего того, что было увидено, услышано и прочитано.

Из-за того, что человек следует духовному учению, он не должен отказываться от шедевров мировой литературы: философских произведений, романов, поэм, театральных пьес. Даже если я сейчас мало читаю, потому что у меня больше нет много времени, с молодости я сохранил большую любознательность к книгам. И когда я вхожу в чей-то дом, деликатно, так чтобы меня не приняли за излишне любопытного, я рассматриваю библиотеку, смотрю на названия книг и они также мне говорят о своём хозяине. Да, показывать книги из своей библиотеки равнозначно тому, чтобы полностью открыть себя перед гостями. Но и отсутствие книг тоже о многом говорит.

Эти первые годы, проведённые во Франции, оказались чрезвычайно богатыми: богатыми на встречи, богатыми на открытия. На мне не лежала такая ответственность, как сегодня, и я был более свободен: свободен ходить в книжные магазины, библиотеки, музеи… Сколько часов я провёл во Дворце Открытий! А знаете ли вы, что я посещал даже медицинский факультет? Я познакомился с несколькими студентами, и поскольку анатомическое вскрытие является частью их обучения, то я попросил их взять меня с собой заниматься вскрытием. Анатомия человеческого тела – это чудо! Я хотел увидеть вблизи все органы: сердце, лёгкие, печень, кишечник, чтобы понять некоторые вещи, открывать которые вам пока необязательно. Моим друзьям удалось получить для меня разрешение их сопровождать, но мне было очень трудно вынести всё это зрелище! Вскоре я прекратил препарирование.

Итак, я был счастлив во Франции, особенно потому, что туда меня отправил Учитель. Однако моё положение усложнялось. Официально в Париж я приехал только на Всемирную Выставку, и я должен был возвращаться обратно в Болгарию. Я был вынужден постоянно обновлять свой вид на жительство, и мне беспрестанно угрожала высылка.

Сколько раз я приходил в префектуру полиции и сколько часов я провёл в ожидании в её коридорах! К счастью, были люди, которые поддерживали меня в этих демаршах. То, что я должен был остаться во Франции наверняка было предписано, но сколько же это вызывало сложностей!