Текст книги "Тень Гегемона. Театр теней (сборник)"

– Не тратьте слов, – сказал Вахаби. – Вы понимаете, что я должен проверить подлинность этой подписи и убедиться, что войска Индии отходят в указанном вами направлении.

– Вы сделаете то, что считаете нужным сделать, – ответил Ахилл. – А я сейчас возвращаюсь в Индию.

– Не ожидая моего ответа?

– Я не задавал вам вопроса, – сказал Ахилл. – Вопрос задал Тикал Чапекар, и это ему вы должны дать ответ. Я всего лишь посланец.

С этими словами Ахилл встал. Петра тоже. Ахилл смело подошел к Вахаби и протянул руку:

– Я надеюсь, вы простите меня, но мне трудно было бы вернуться в Индию и не иметь возможности сказать, что моя рука касалась руки Джафара Вахаби.

Вахаби протянул руку для пожатия.

– Навязчивый иностранец, – сказал он, но глаза его подмигнули, и Ахилл в ответ улыбнулся.

«Неужто это действительно вышло? – подумала Петра. – Молотов с Риббентропом торговались неделями, а Ахилл добился своего единственным разговором».

Какие же были у него волшебные слова?

Но по пути, снова под эскортом четырех индийских солдат – фактически ее сторожей, – Петра поняла, что волшебных слов не было. Ахилл просто изучил обоих лидеров и понял их честолюбие, жажду величия. Каждому из них он сказал то, что они больше всего хотели услышать. Он дал им мир, которого они давно втайне жаждали.

При разговоре с Чапекаром Петра не присутствовала, но могла себе представить, как он проходил.

«Вы должны сделать первый шаг, – наверняка говорил Ахилл. – Действительно, мусульмане могут этим воспользоваться, могут напасть. Но у вас самая большая в мире армия и самый великий народ. Пусть нападут, вы выдержите удар и возвратите его обратно с силой воды, прорвавшей плотину. И никто не осудит вас за попытку установить мир».

«А я ведь не саботировала планы, – сообразила Петра. – Я была так уверена, что их нельзя будет использовать, что не позаботилась заложить в них дефекты. Они могут и в самом деле сработать. Что же я наделала?»

И теперь она поняла, зачем Ахилл взял ее с собой. Конечно, он хотел поважничать перед ней – почему-то ему был нужен свидетель его триумфа. Но было еще кое-что. Он хотел ткнуть ее носом в тот факт, что сделает такое, чего, по ее словам, сделать невозможно.

Хуже всего, она поймала себя на надеждах, что ее планы действительно будут пущены в ход, и не потому, что ей хотелось, чтобы Ахилл выиграл войну, а чтобы утереть нос тем сукиным сынам из Боевой школы, которые так над ее планами издевались.

«Надо как-то передать весточку Бобу. Надо его предупредить, чтобы он предупредил правительства Бирмы и Таиланда. Что-то надо сделать, чтобы подорвать мои собственные планы, иначе гибель и разрушение будут на моей совести».

Она глянула на Ахилла, который спал на сиденье, не замечая пролетавших внизу миль, устремленного к своим завоеваниям. Если только убрать из уравнений его убийства, он бы оказался замечательным парнем. Из Боевой школы его отчислили с клеймом «психопат», и все же он сумел склонить на свою сторону не одно, а три главных мировых правительства.

«Я своими глазами видела его последний триумф, и все еще не до конца понимаю, как он это сделал».

Она вспомнила рассказ из детства – про Адама и Еву в саду и говорящего змея. Она тогда спросила, к возмущению всей семьи: что за дура была эта Ева, что поверила змею? Но теперь она понимала. Она слышала голос змея и видела, как подпал под его очарование могучий и властный человек.

«Съешь этот плод, и исполнится желание твоего сердца. В нем не зло, в нем благородство и добро. Тебя прославят за это.

И он восхитителен на вкус».

Кому: Carlotta%[email protected]/orders/sisters/ind

От: Graff%[email protected]

Тема: Нашлась?

Кажется, мы нашли Петру. Один мой друг в Исламабаде, знающий, насколько я в этом вопросе заинтересован, сообщает, что вчера из Нью-Дели прилетал весьма необычный посланник и имел короткую беседу с Вахаби. Это был подросток, о котором известно только имя – Ахилл, и с ним девочка подходящей к описанию наружности, которая все время молчала. Петра? Мне это кажется правдоподобным.

Бобу следует знать, что я выяснил. Во-первых, мой друг сообщает, что вслед за беседой почти сразу последовал приказ пакистанской армии отойти от границы с Индией. Сопоставим это с уже известным отводом индийских войск от границы и увидим, что произошло казавшееся невозможным: после двухсот лет напряженной вражды – действительная попытка к миру. Похоже, что это достигнуто усилиями Ахилла или с его помощью. Поскольку многие наши колонисты – индийцы, у нас в министерстве боятся, что установившийся на субконтиненте мир поставит нашу работу под угрозу.

Во-вторых, то, что Ахилл в такую важную поездку взял с собой Петру, подразумевает, что она не подневольный участник его проектов. Учитывая, что Влад в России соблазнился работой с Ахиллом, хоть и ненадолго, не так уж немыслимо, что такой известный скептик, как Петра, тоже могла искренне поверить в Ахилла, находясь в плену. Боб должен знать об этой возможности; быть может, он пытается спасти человека, не желающего, чтобы его спасали.

В-третьих, скажите Бобу, что я могу установить контакты в Хайдарабаде среди бывших учеников Боевой школы, служащих в индийском верховном командовании. Я не буду просить их поступиться верностью своей стране, но спрошу лишь о Петре и выясню, что они видели или слышали о ней. Надеюсь, верность родной школе в данном случае окажется сильнее национальной секретности.

Компактные ударные силы Боба были именно таковы, как он надеялся. Это не были солдаты, элитные в том смысле, в котором были ученики Боевой школы, – их выбирали не за способность командовать. Но этих людей было проще обучать. Они не занимались постоянным анализом и рефлексией. В Боевой школе многие солдаты старались показать себя в выгодном свете, чтобы улучшить свою репутацию, и командирам постоянно приходилось следить, чтобы солдаты не забывали об общих целях армии.

Боб, изучая армии реального мира, узнал, что обычно встает обратная проблема: солдаты старались не выступать слишком ярко ни в чем, не обучаться слишком быстро – из страха, что товарищи сочтут их подлизами или показушниками. Однако оба эти недуга лечились одинаково. Боб изо всех сил старался заработать репутацию командира крутого, но справедливого.

У него не было любимчиков или друзей, но он всегда замечал хорошую работу и не оставлял ее без комментариев. Хотя похвала его не была многословной; он просто отмечал эту работу перед всеми: «Сержант, ваше отделение не допустило ошибок». И только потрясающие достижения он хвалил открыто, одним коротким словом: «Хорошо».

Как он и ожидал, редкость такой похвалы, причем лишь заслуженной, скоро сделала ее самой ценимой валютой в его войске. Отлично выступившие солдаты не получали особых привилегий или власти и потому не были отвергаемы своими товарищами. Похвала не была цветистой и не смущала, напротив, удостоенные ее становились объектом подражания. Главной целью солдат было завоевать признание Боба.

Это была реальная власть. Изречение Фридриха Великого насчет того, что солдат должен бояться своего начальника больше, чем врага, – глупость. Солдат должен знать, что пользуется уважением своих начальников, и ценить это уважение больше жизни. Более того, он должен знать, что это уважение заслужено – что он действительно хороший солдат, каким его и считают офицеры.

В Боевой школе Боб то короткое время, что командовал армией, использовал для самообразования: он не раз вел своих людей к поражению, потому что важнее было то, чему при этом можно научиться, нежели заработать очки. Солдат это деморализовало, но Бобу было все равно – он знал, что это ненадолго и что его время в Боевой школе почти закончено. Но здесь, в Таиланде, он осознавал, что битвы предстоят реальные и что на кон будут поставлены жизни людей. Целью здесь была не информация, а победа.

Кроме очевидного мотива, у Боба был еще один, более глубокий. В какой-то момент грядущей войны – или даже до нее, если повезет, – он часть своих сил использует для дерзкой спасательной операции, вероятно в глубине индийской территории. Допуск на ошибку будет нулевой. Он выполнит задачу и выручит Петру.

Боб загонял себя так же, как и своих людей. Он тренировался вместе с ними – ребенок наравне со взрослыми мужчинами участвовал во всех учениях. Он бежал с ними, и его ранец был лишь ненамного легче – просто потому, что ему нужно было меньше калорий. Оружие у него тоже было меньше и легче, но никто за это на него не косился – к тому же все видели, что его пули ложатся в цель не реже, чем у других. Он не требовал от своих солдат ничего, чего не делал бы сам. А если что-то у него получалось хуже, чем у другого, он не стеснялся подойти и попросить замечаний и советов, которым потом следовал.

Такое было неслыханно – чтобы командир рисковал показаться неумелым или слабым перед лицом своих солдат. И Боб тоже этого не стал бы делать, поскольку выгода здесь обычно не перевешивала риск. Но дело было в том, что он собирался вместе с ними участвовать в трудных маневрах, а до сих пор его обучение было теоретическим и игровым. Он должен был стать солдатом, чтобы иметь возможность решать возникающие во время операции проблемы, а значит, он должен был соответствовать их уровню, то есть в крайнем случае эффективно участвовать в бою.

Поначалу из-за его юности и малого роста солдаты пытались облегчить ему жизнь. Он отказывался спокойно, но твердо. «Я тоже должен это уметь», – говорил он, и дискуссий не возникало. Естественно, солдаты тем внимательнее наблюдали за ним – соответствует ли он сам стандартам, которые установил для них. И они видели, что он напрягает свое тело изо всех сил. Они видели, что он ни от чего не шарахается, что вылезает из болота такой же грязный, как остальные, преодолевает препятствия той же высоты, что и все, что ест не лучше и спит не мягче.

А чего они не видели – насколько он строит свой отряд по образцам армий Боевой школы. Группу в двести человек он разделил на пять рот по сорок. Каждая рота, как армия Эндера в Боевой школе, делилась на пять взводов по восемь человек в каждом. Каждый взвод должен был уметь действовать совершенно автономно, каждая рота – абсолютно независимо. И в то же время Боб тренировал у своих людей наблюдательность и учил их видеть то, что ему надо было видеть.

– Вы – мои глаза, – говорил он. – Вы должны уметь видеть и то, что я хочу видеть, и то, что вы будете видеть. Я всегда буду говорить, что я планирую и почему, чтобы вы, увидев проблему, которой я не предусмотрел и которая может изменить план, обнаружили ее. И тогда вы поставите меня в известность. Мой лучший шанс сохранить жизнь вам всем – знать все, что делается у вас в голове во время боя, а ваш лучший шанс остаться в живых – знать все, что запланировал я.

Конечно, он понимал, что не может рассказывать все. Несомненно, они тоже это понимали. Но Боб чрезмерно много времени – по стандартам обычной военной доктрины – уделял изложению причин своих приказов и требовал, чтобы командиры взводов и рот так же поступали со своими людьми.

– Тогда, если вам отдадут приказ, не объясняя причин, вы будете знать, что на объяснения нет времени и надо действовать, – но причина есть, и вам бы сказали о ней, если бы была возможность.

Однажды Сурьявонг пришел понаблюдать за учениями, а потом спросил Боба, не рекомендует ли он обучать подобным способом всю армию.

– Ни в коем случае, – ответил Боб.

– Если тебе это годится, почему не пригодится повсюду?

– Обычно это не нужно, а времени на это нет, – сказал Боб.

– Но у тебя оно есть?

– Эти солдаты призваны делать невозможное. Их не пошлют удерживать позицию или наступать на окопы противника. Их пошлют на сложные и трудные задания прямо под носом у врага, в обстоятельствах, когда они не смогут запрашивать инструкций, а должны будут сами принимать решения и выполнять задачу. Это будет невозможно, если они не будут понимать смысла полученных приказов. А чтобы до конца доверять командиру, они должны знать, как командир думает, – чтобы компенсировать неизбежные слабости своих командиров.

– И твои слабости? – спросил Сурьявонг.

– Как ни невероятно, Сурьявонг, у меня тоже есть слабости.

Эти слова заслужили едва заметную улыбку от Сурового – редкий приз.

– Болезни роста? – спросил Сурьявонг.

Боб поглядел на свои брюки. Ему уже два раза шили новый мундир, и сейчас придется шить в третий раз. Он сейчас был почти такого роста, как был Сурьявонг полгода назад, когда Боб приехал в Бангкок. Нет, рос он безболезненно. Но его волновало, что рост никак не был связан с другими признаками созревания. И вообще, почему после всех этих лет отставания его организм решил нагнать?

У него не было проблем взросления – ни неуклюжести от того, что конечности достают теперь дальше, чем было привычно, ни прилива гормонов, который затуманивает здравое суждение и отвлекает внимание. А если он вырос настолько, что сможет носить лучшее оружие, то это только в плюс.

– Надеюсь когда-нибудь стать красавцем вроде тебя, – сказал Боб.

Сурьявонг хмыкнул. Боб знал, что Суровый воспримет это как шутку. И еще он знал, что в более глубоком слое сознания эти слова будут восприняты буквально, как всегда у людей бывает. А это было важно – постоянно поддерживать у Сурьявонга уверенность, что Боб уважает его положение и не пытается его подорвать.

Прошли месяцы, и Боб смог представить Сурьявонгу рапорт с длинным списком заданий, которые могут исполнить его люди в любой момент. Это был рапорт о готовности.

Потом пришло письмо от Граффа – Карлотта переслала его, как только получила. Петра жива. Скорее всего, она в Хайдарабаде с Ахиллом.

Боб немедленно известил Сурьявонга, что некий источник его друга подтверждает заключение пакта о ненападении между Индией и Пакистаном и отвод их войск от границы между ними. При этом Боб выразил мнение, что в течение трех ближайших недель гарантировано вторжение в Бирму.

Что же до других поднятых в письме вопросов, утверждение Граффа, будто Петру могло привлечь дело Ахилла, было, конечно же, абсурдным. Если Графф действительно так думает, то он не знает Петру. Боба обеспокоило другое: Петра так тщательно нейтрализована, что кажется, будто она с Ахиллом заодно. Эта девочка всегда прямо говорила, что у нее на уме, не задумываясь, какие последствия навлечет на себя. Если она замолчала, значит она отчаялась.

Получает ли она письма? Или Ахилл отрезал ее от информации настолько тщательно, что она даже не может выйти в Сеть? Это объяснило бы отсутствие ответа. Но все же Петра привыкла выстаивать одна, и ее молчание это не объяснило бы.

Может быть, это ее стратегия для достижения верховенства. Молчание, чтобы Ахилл забыл, как она его ненавидит. Хотя она достаточно хорошо его теперь знает и понимает, что он не забывает никогда и ничего. Молчание, чтобы избежать еще более глубокой изоляции? Возможно. Даже Петра может подержать язык за зубами, если каждое сказанное слово еще сильнее отрезает ее от информации и возможностей.

И наконец Боб стал рассматривать возможность, что Графф прав. Петра всего лишь человек. Она боится смерти. И если она видела гибель двух своих охранников в России и если Ахилл убил их собственными руками – во что Боб вполне был готов поверить, – то Петра столкнулась с тем, с чем никогда до тех пор дела не имела. Она могла пререкаться с дураками-командирами и учителями Боевой школы, потому что там худшее, что ей грозило, – выговор. Имея дело с Ахиллом, приходилось бояться смерти.

А страх смерти меняет взгляд человека на мир, Боб это знал. Первые годы жизни он прожил под действием этого страха. Более того, значительная часть его жизни прошла именно под властью Ахилла. Даже никогда не забывая о той опасности, которую представлял собой Ахилл, Боб иногда не мог не подумать, что Ахилл не такой уж плохой парень, что он хороший лидер и действует храбро и дерзко ради своей «семьи» уличных бродяг. Боб им любовался и у него учился – до той самой минуты, когда Ахилл убил Проныру.

Петра, страшась Ахилла, подчиняясь его силе, должна была наблюдать за ним внимательно, чтобы остаться в живых. А наблюдая за ним, она начнет им любоваться. Это общая черта приматов – быть покорными и даже восторженными по отношению к тому, кто обладает властью их убить. Даже если Петра будет бороться с этим чувством, оно никуда не денется.

«Но она очнется от этого наваждения, когда избавится от его власти. Я очнулся, и она очнется. Так что даже если Графф прав и Петра стала этаким апостолом Ахилла, она станет еретичкой, когда я ее выручу, – как я стал еретиком».

Но факт остается фактом: надо быть готовым вытаскивать ее, даже если она окажет сопротивление или попытается предать.

Боб добавил к арсеналу своей армии пистолеты, стреляющие ампулами с седативами.

Естественно, если планировать спасательную операцию, понадобится больше точных данных. Боб написал Питеру письмо с просьбой добыть по старым каналам Демосфена в США все разведданные, имеющиеся по Хайдарабаду. Других ресурсов, которыми Боб мог бы воспользоваться, не выдав свое местонахождение, у него не было. Потому что Сурьявонга точно нельзя было спрашивать. Несмотря на его дружеское расположение – он действительно стал давать Бобу больше информации, – невозможно было бы ему объяснить, зачем могут понадобиться сведения о базе индийского командования в Хайдарабаде.

И лишь через несколько дней после письма Питеру Боб как-то на учениях по применению шприцевых пистолетов сообразил, что есть еще одно важное следствие возможного сотрудничества Петры с Ахиллом. Никакие стратегические планы Таиланда не учитывали кампанию такого рода, которую могла бы разработать Петра.

Он попросил о встрече одновременно с чакри и Сурьявонгом. За все эти месяцы он чакри в глаза не видел и удивился, когда встреча была назначена без промедления. Просьбу он послал в пять утра, когда встал. В семь он уже находился в кабинете чакри вместе с Сурьявонгом.

Сурьявонг не успел недовольно проговорить: «В чем дело?» – как чакри взял совещание в свои руки.

– В чем дело? – спросил он и улыбнулся Сурьявонгу – он знал, у кого снял с языка этот вопрос. Но Боб понял и то, что это была и насмешка. Значит, ты все-таки не можешь рулить этим маленьким греком.

– Я только что обнаружил информацию, о которой должен поставить в известность вас обоих, – сказал Боб. Конечно, здесь подразумевалось, что на случай, если Сурьявонг не оценит важности информации, Боб должен сообщить ее прямо чакри Наресуану. – Я не хотел нарушать субординацию, но вы оба должны узнать немедленно.

– Что за информация у вас может быть, которой у нас еще нет? – спросил чакри.

– Некоторые сведения от моего друга, имеющего хорошие связи, – ответил Боб. – Все наши рассмотрения базировались на предположении, что Индия будет применять очевидную стратегию: опрокинуть оборону Бирмы и Таиланда мощными армиями. Но я только что узнал, что на индийскую армию может работать Петра Арканян, человек из джиша Эндера. Я не рассматривал вариант, что она будет сотрудничать с Ахиллом, но такая возможность существует. Если кампанию направит она, то потока солдат не будет.

– Интере-есно, – протянул чакри. – А какова будет ее стратегия?

– Она по-прежнему будет использовать численное превосходство, но не массированные армии. Это будут разведывательные налеты, вторжения малыми силами – ударить, отвлечь ваше внимание и рассеяться. Войскам даже не надо будет отходить – они проживут на подножном корму, пока не соберутся снова. Каждый такой отряд будет легко разбить, только разбивать будет нечего. Когда мы появимся на месте боя, их уже не будет. Линий снабжения нет. Уязвимых мест тоже нет, лишь укол за уколом, пока мы не потеряем способность отвечать. Тогда масштабы уколов увеличиваются. Когда мы прибываем на место с растянутыми силами, противник уже ждет. Уничтожается одна наша группа, потом другая.

Чакри взглянул на Сурьявонга.

– То, что говорит Бороммакот, вполне возможно, – ответил Сурьявонг. – Такой стратегии они могут придерживаться вечно. Мы не сможем нанести им вреда, потому что войск у них немерено, а рискуют они в каждой атаке лишь горсткой людей. А у нас все потери невозместимы, и каждый наш отход отдает им территорию.

– Так почему этот Ахилл сам не придумал такую стратегию? – спросил чакри. – Он, говорят, мальчик с головой.

– Это очень осторожная стратегия, – сказал Боб. – Сберегающая жизни солдат. И медленная.

– А Ахилл не бережет жизни своих солдат?

Боб вспомнил жизнь в «семье» Ахилла на улицах Роттердама. Ахилл тогда очень берег жизни детей. Страшно старался ими ни за что не рисковать. Но это лишь потому, что основа его власти всецело зависела от того, чтобы ни одного ребенка не потерять. Если бы кто-то из детей пострадал, остальные разбежались бы. С индийской армией – другой случай. Их Ахилл будет жалеть не больше прошлогодних листьев.

Только цель Ахилла – не править Индией. Его цель – править миром. Значит, ему важно заработать репутацию человеколюбивого вождя. Такого, который ценит жизнь своих людей.

– Иногда бережет, если это в его интересах. Вот почему он может последовать подобному плану, если Петра его составит.

– Тогда что могло бы значить, – спросил чакри, – если бы я сказал вам, что только что произошло нападение на Бирму, массивное фронтальное наступление индийских войск, как вы описывали в своей первой докладной записке?

Боб был ошеломлен. Уже? Пакт о ненападении между Индией и Пакистаном был заключен всего несколько дней назад. Невозможно настолько быстро стянуть войска.

Боб с удивлением подметил, что Сурьявонг тоже не был извещен о начале войны.

– Кампания превосходно спланирована, – продолжал чакри. – Бирманцы узнали всего за день. Индийские войска перенеслись как дым. То ли этот ваш злой гений Ахилл, то ли гениальная Петра, то ли простые люди из индийского военного руководства, но сделано превосходно.

– Это может значить, – сказал Боб, – что к Петре не прислушались. Или она намеренно саботирует эту работу. Мне приятно это узнать, и я прошу прощения, что выступил с ненужным предупреждением. Простите, сэр, но я хотел бы спросить: Таиланд не вступает в войну?

– Бирма не просила помощи, – ответил чакри.

– Когда Бирма попросит, – сказал Боб, – индийские войска уже будут на наших границах.

– В этот момент мы уже не будем ждать от них просьбы.

– А что Китай? – спросил Боб.

Чакри дважды моргнул и ответил вопросом:

– А что Китай?

– Китайцы предупредили Индию? Как-то реагировали?

– Китаем у нас занимается другое ведомство.

– Пусть у Индии в два раза больше населения, – сказал Боб, – но китайская армия лучше вооружена. Индия дважды подумает, прежде чем навлечь на себя вмешательство Китая.

– Лучше вооружена, – повторил чакри. – Но где она развернута? Все войска на русской границе. Перетащить их сюда – на это уйдут недели. Если Индия планирует молниеносный удар, китайцев ей бояться нечего.

– Пока МЗФ не позволит летать ракетам, – подхватил Сурьявонг. – А пока Чамраджнагар остается Полемархом, можно не сомневаться, что ракеты на Индию не полетят.

– Ах да, есть еще один новый поворот событий, – сказал чакри. – Через десять минут после начала нападения Индии на Бирму Чамраджнагар подал в отставку из МЗФ. Он возвращается на Землю – в Индию, чтобы принять пост главы коалиционного правительства новой империи. Потому что не приходится сомневаться: когда его корабль вернется на Землю, война уже так или иначе окончится.

– А кто новый Полемарх? – спросил Боб.

– Тут есть дилемма, – ответил чакри. – Некоторые интересуются, кого мог бы назвать Гегемон, учитывая, что сейчас никто никому до конца доверять не может. А другие задаются вопросом, зачем Гегемону вообще называть Полемарха. После войны Лиги мы как-то обходились без Стратега. Зачем нам МЗФ?

– Чтобы ракеты не летали, – сказал Сурьявонг.

– Это единственный серьезный аргумент за сохранение МЗФ, – согласился чакри. – Но многие правительства считают, что роль МЗФ нужно свести к функции полиции надатмосферных слоев. А насчет программы колонизации вообще говорят, что это пустая трата средств, когда на Земле разгорается война. Ладно, хватит нам заниматься школьными уроками, есть работа для взрослых. Если понадобится, мы вас вызовем для консультаций.

Это было неожиданно. Оказалось, что чакри настроен враждебно к обоим выпускникам Боевой школы, не только к иностранцу.

Из двоих именно Сурьявонг полез выяснять:

– И при каких обстоятельствах нас вызовут? Разработанные мной планы либо увенчаются успехом, либо нет. Если да, вы меня звать не станете. Если нет, вы это представите как доказательство, что я дела не знаю, и тем более меня не позовете.

Чакри на миг задумался.

– А что? Я не смотрел на это с такой точки зрения, но вы, кажется, правы.

– А вы не правы, – заявил Сурьявонг. – Во время войны ничего не идет точно по плану. Надо уметь адаптироваться. Меня и других выпускников Боевой школы этому учили. И мы должны быть информированы о развитии событий. А вы меня отрезали от потока данных разведки. Я должен их видеть с самого утра, как только взгляну на терминал. Зачем вы это сделали?

«По той же причине, по которой ты меня отрезал от них», – подумал Боб. Чтобы, когда свершится победа, вся слава досталась чакри: «Дети из Боевой школы давали советы на стадии планирования, но когда началась настоящая война, им там уже было делать нечего». А если дело обернется плохо, тогда по-другому: «Мы усердно выполняли планы, составленные детьми из Боевой школы, но, очевидно, школа и настоящая война – вещи разные». Чакри решил прикрыть себя с тыла.

Сурьявонг, кажется, тоже это понял, потому что перестал спорить.

– Разрешите быть свободным, сэр?

– Свободны. И вы тоже, Бороммакот. Ах да, кстати, мы возьмем тех солдат, которыми вам Сурьявонг дал поиграть. Вернем их на прежние места службы. Подготовьте их.

Боб тоже встал:

– Значит, Таиланд вступает в войну?

– Все, что вам надо будет знать, вам скажут, когда будет надо.

За дверью кабинета чакри Сурьявонг сразу ускорил шаг. Бобу пришлось бежать, чтобы не отстать.

– Не хочу я с тобой разговаривать! – рявкнул Сурьявонг.

– Да брось ты лезть в бутылку! – презрительно сказал Боб. – Он с тобой поступает так же, как ты со мной раньше. Я что, убежал и надулся?

Сурьявонг резко повернулся к Бобу:

– Это все ты со своей дурацкой аудиенцией!

– Он тебя отрезал от источников раньше, – напомнил Боб. – Когда я еще даже не просил об этой встрече.

Сурьявонг знал, что Боб прав.

– Значит, я лишен всякого влияния.

– А у меня его никогда и не было. Так что будем делать?

– Делать? – переспросил Сурьявонг. – Если чакри запретит, никто моим приказам подчиняться не станет. Без полномочий я всего лишь мальчишка, слишком еще молодой для службы в армии.

– Прежде всего, – сказал Боб, – надо понять, что все это значит.

– Да только то, что чакри – карьерист хренов!

– Слушай, давай выйдем из здания.

– Нас могут подслушать и на открытом воздухе, если захотят, – сказал Сурьявонг.

– Там им придется для этого что-то делать. А здесь все записывается автоматически.

Сурьявонг вышел вслед за Бобом из здания, где располагались высшие чины командования тайской армии, и они пошли в сторону жилищ семейных офицеров, в парк с детскими площадками. Они сели на качели, и Боб подумал, что для этого они уже, пожалуй, великоваты.

– И еще твой ударный отряд, – горько произнес Сурьявонг. – Как раз когда он может быть нужен, он будет рассыпан по всей армии.

– Нет, не будет.

– Это почему?

– Да потому, что ты набрал этих бойцов из гарнизона, защищающего столицу. Эти войска никуда не отсылают, они останутся в Бангкоке. Главное – держать материальную часть компактно и так, чтобы легко было ее забрать. Для этого, как ты думаешь, твоей власти еще хватит?

– Если это оформить как плановую замену материалов на складе… да, наверное, – ответил Сурьявонг.

– И ты будешь знать, куда направили этих людей, так что, когда они будут нужны, мы их сможем вызвать.

– Если я попытаюсь это сделать, меня отрежут от Сети.

– Если мы попытаемся это сделать, – объяснил Боб, – то только потому, что Сеть перестанет иметь значение.

– То есть война будет проиграна.

– Ты подумай, – предложил Боб. – Только глупый карьерист мог бы так открыто тебя вышвырнуть. Он намеренно хотел тебя опозорить и обескуражить. Ты его ничем не оскорбил?

– Я постоянно всех оскорбляю. Меня даже в школе за спиной звали «Суровый». Я только одного человека знаю более наглого на самом деле, чем я с виду, – это ты.

– Наресуан – дурак? – спросил Боб.

– До сих пор я так не думал, – ответил Сурьявонг.

– Значит, сегодня такой день, когда умные люди действуют как дураки.

– Это ты про меня?

– Это я про Ахилла.

– Насчет того, что он атакует подавляющими силами? – уточнил Сурьявонг. – Ты нам говорил, что этого следует ожидать. Очевидно, Петра не дала ему лучшего плана.

– Или он его не использует.

– Но ведь дураком надо быть, чтобы его не использовать, – удивился Сурьявонг.

– Значит, если Петра дала ему лучший план, а он от него отказался, тогда сегодня и он, и чакри – оба дураки. Как тогда, когда чакри заявил, что не имеет влияния на внешнюю политику.

– Это ты насчет Китая? – Сурьявонг задумался. – Ты прав, влияние у него, конечно, есть. Но он, наверное, просто не хотел, чтобы мы знали, что делает Китай. Может быть, поэтому он так уверен, что мы ему не нужны и что ему не придется вторгаться в Бирму. Потому что он знает о грядущем вмешательстве китайцев.

– Итак, – подытожил Боб. – Пока мы будем здесь сидеть и наблюдать за войной, из самого развития событий многое будет становиться ясным. Если Китай вмешается и остановит индийцев раньше, чем Ахилл доберется до Таиланда, то чакри Наресуан – карьерист не глупый, а умный. Но если Китай не вмешается, то придется нам задуматься: почему Наресуан, не будучи дураком, действует как дурак?

– В чем ты его подозреваешь? – спросил Сурьявонг.

– А насчет Ахилла, – продолжал Боб, – как ни развернутся события, он все равно дурак.

– Дурак он, только если Петра дала ему лучший план, а он его отверг, – возразил Сурьявонг.

– Наоборот, он в любом случае выходит дураком. Влезать в эту войну, если есть хотя бы возможность, что Китай вмешается, – полный идиотизм.

– Тогда он, наверное, знает, что Китай не вмешается, и единственным дураком остается чакри.

– Посмотрим, как дело повернется, – сказал Боб.

– Ага, а я буду смотреть и скрежетать зубами.

– А ты смотри вместе со мной, – предложил Боб. – Оставим это глупое соревнование. Тебя волнует судьба Таиланда. Меня волнует, что делает Ахилл и как его остановить. Сейчас наши цели полностью совпадают. Давай поделимся друг с другом тем, что знаем.