Текст книги "Темные искусства"

– Это всем известно. Меня попросили провести спиритический сеанс.

– Ясно. – Он повернулся к присяжным. – Разумеется, это безобидный досуг. Только… если его не проводит плохой человек. – Развернувшись лицом к Катерине, он заговорил тише и довольно зловещим тоном. – Я узнал от миссис Кобболд кое-какие пугающие факты, и мне хотелось бы обсудить их с вами. Правда ли… что вы попросили всех жертв пустить себе кровь перед вашим… обрядом?

В зале послышались испуганные вздохи.

Катерина посмотрела ему в глаза.

– Это не я их попросила. Таково было требование.

– Требование? – повторил Пратт. – Чье? Духов?

Макгрей напряг кулаки, и я вцепился в его плечо.

– Да, – сказала Катерина.

– Каких именно духов?

Катерина сглотнула.

– Мисс Леонора сказала мне, что они хотели пообщаться с ее бабушкой.

– С покойной миссис Шоу. Бабушкой и женой. То есть вы утверждаете, что эта мертвая женщина велела вам…

– Да не «велела» она! – зашипела Катерина, но затем овладела собой.

– Я просто пытаюсь понять, – продолжил Пратт издевательски безобидным тоном. – С чего бабушке…

– Она их ненавидела, – выпалила Катерина. Я прикрыл глаза рукой.

Пратт заговорил так, будто перед ним было малое дитя.

– Она их ненавидела… То есть она жаждала крови собственных родных?

– Да, – огрызнулась Катерина. Я заметил, что в глазах у нее стояли злые слезы.

Пратт наконец-то отошел от нее, но в рукаве у него оставался еще один козырь.

– Мисс Леонора сказала своей тете, миссис Кобболд, что для этого подношения им нужно было воспользоваться особенным ножом… – Катерина прижала руку к груди, когда услышала эти слова. – Ножом, который предоставили им вы, мадам. Это так?

У Катерины затряслись руки. Я думал, что она сейчас лишится чувств.

– Да.

Едва она это произнесла, как зал взорвался потрясенными криками и аханьем. Она взглянула в нашу сторону, бледная как привидение. Так вот что она от нас утаила!

– Почему они должны были воспользоваться именно вашим ножом? – спросил у нее Пратт. – Почему не одним из своих?

– Клинок должен был быть очищен, чтобы подношение сгодилось для сеанса. Дух был зол! Поэтому я и сказала им, что все слуги должны уйти! В доме должны были остаться только мы. Я не хотела, чтобы пострадала еще чья-нибудь душа!

Ладонь сползла у меня с бровей на рот. Я представил, как бросаюсь к ней, тяну ее за юбки и причитаю: «Умоляю вас, ради всего святого, закройте уже свой рот!»

И тут к нам подошел Пратт.

– Инспекторы, я полагаю, вы произвели на месте тщательный обыск. Вы нашли подобный нож?

Макгрей готов был выпотрошить его на этом самом месте.

– Угу.

– Инспектор Фрей, – слегка улыбнувшись, сказал Пратт, – всего несколько минут назад вы не удосужились упомянуть об этом ноже.

– Я не… – Я хотел было сказать, что не знал о том, что нож принадлежал Катерине, но тогда вскрылось бы, что она нам солгала. Но мне чудом удалось вовремя придумать отговорку. – Я не упомянул о нем, ибо ничто не указывает, что это существенная улика. Сейчас нож изучают. Как я сказал ранее, ваша честь, было бы куда полезнее, если бы мы…

– Вы уже изложили свою точку зрения, инспектор, – сказал шериф. – Вы тоже, мистер Пратт. Присяжные узнали о существовании ножа, и сейчас этого вполне достаточно. – Он красноречиво на нас взглянул. – В последний раз напоминаю вам, инспекторы, что вы обязаны сообщать суду обо всех своих находках вне зависимости от вашего мнения на их счет… Иначе вам будет предъявлено обвинение в лжесвидетельстве и препятствовании правосудию.

Я снова вцепился в плечо Макгрея, опасаясь, что он бросится на шерифа и откусит его похожий на редиску кончик носа.

Блайт повернулся к Пратту.

– Желаете добавить еще что-нибудь?

– Лишь подчеркнуть тот факт, что цыганка провела на месте происшествия взаперти с шестью неповинными жертвами всю ночь, устроив все таким образом, чтобы никто…

Блайт громко прочистил горло.

– Хватит, хватит. Думаю, на сегодня достаточно. Пришло время отпустить присяжных посовещаться…

Я вскочил.

– Ваша честь, я настаиваю, чтобы вердикт в этом деле не выносился до тех пор, пока…

– Сядьте, инспектор! Не позорьтесь. – Блайт перевел взгляд на жюри присяжных, несмотря на то что я все еще стоял. – Вам были представлены улики. Вы можете посовещаться в комнате, отведенной вам судом. В заседании объявляется перерыв.

12

Мы с Макгреем не могли вынести ожидания в зале суда. Мы сделали попытку прогуляться вокруг здания Парламента, но за нами увязалась орава идиотов, требовавших, чтобы Катерину повесили еще до заката.

Мы вернулись обратно и стали ждать в маленьком дворике возле здания Высокого суда. Я посмотрел на то крыло, где, вероятнее всего, будут судить Катерину. Поблизости вертелись адвокаты и клерки, которые хоть и откровенно пялились на нас, но хотя бы не донимали.

Дрожащими руками Макгрей зажег сигару. Он ворчал, дымя изо рта и ноздрей, как локомотив.

– Чертовы идиоты! И этот говнюк Пратт! Ох, будь моя воля… – Он сложил пальцы в кольцо, изображая, как схватит ими Праттову шею. Я решил, что сейчас не самый подходящий момент подметить, что Катерина и сама выступила не в свою пользу.

– Роптать уже нет смысла. Нам следует подумать, что…

– А вот и они, приятель!

Повернувшись к воротам, я увидел Макнейра. За ним шел – наконец-то! – юный доктор Рид. Этот муж с детским лицом явно сбился с ног, разыскивая нас: волосы у него были всклокочены, а щеки пылали так ярко, словно кто-то прислонил к ним раскаленные докрасна круглые утюги.

Макгрей протопал прямо к нему и схватил парня за лацканы, вынудив того встать на цыпочки.

– Ты где, черт побери, пропадаешь? Катерину вот-вот отправят под суд!

Я подошел к ним и уговорил Макгрея отпустить юношу. Он недовольно засопел и немного ослабил хватку, позволив Риду вернуть себе устойчивое положение на земле. Это был предел проявленной им выдержки.

Все во дворе глазели на нас, и я заговорил тише.

– Ты провел пробы?

– Да, сэр. Я закончил еще до того, как началось слушание, – ответил Рид с сокрушенным видом.

– И какого черта ты… – Макгрей умолк: на лице его отразился страх.

– Я провел пробы, – продолжил Рид, – но… решил, что вряд ли вы захотите обнародовать здесь то, что я обнаружил.

Мы с Макгреем разинули рты.

– В каком смысле? – спросил я, и Рид перешел на тишайший шепот.

– Кое-что нашлось у них в крови. У всех них.

У Макгрея чуть глаза из глазниц не вывалились.

– Что?

– Я пока не знаю, что это за вещество, но я сделал пробу Рейнша, и, поверьте, в их крови присутствует та еще смесь металлов.

– То есть их… отравили, – сказал я, произнеся последнее слово одними губами.

Рид кивнул.

– И с ножом результаты аналогичные.

Макгрею понадобилось время, чтобы переварить эти новости. Он наконец отпустил Рида, но лишь для того, чтобы выплюнуть сигару на каменные плиты под ногами и расстроенно потереть лицо.

Я придвинулся к Риду.

– Ты пошел на большой риск, утаив эти сведения от сегодняшнего суда.

– Знаю, – сказал он. – Я решил, что выиграю для вас немного времени, если шериф узнает об этом позже. Но скрывать это больше нельзя. Я должен предоставить суду заключение.

Я вздохнул.

– Да, ты прав. – Я окинул юношу оценивающим взглядом. Круги у него под глазами стали еще темнее. Надо было его приободрить. – Спасибо тебе, Рид. Ты нам очень помог. – Я покосился на Макгрея. – И я уверен, что Девятипалый тоже выразит тебе признательность, как только найдет в себе на это силы.

Выражение лица Рида сообщило мне, что, несмотря на показную неприязнь, мое одобрение очень много для него значило.

– Мне пора, инспекторы. Если меня здесь заметят, то немедленно отправят давать показания.

– Ты прав. Спасибо еще раз.

Минут через сорок нас позвали обратно.

Шериф Блайт попросил тишины в зале, все еще отряхивая с бороды крошки – судя по виду, от пирога с мясом и картофелем.

Председатель жюри присяжных, худой, как жердь, поднялся, чтобы зачитать вердикт с мятого листка, который походил скорее на кусок оберточной бумаги, чем на официальный документ.

– Мы признаем, что причина данных смертей не установлена, – прочел мужчина, и Макгрей уже почти выдохнул с облегчением, но тут присяжный продолжил, – однако, учитывая обстоятельства, при которых произошли данные смерти, а также тот факт, что возраст и состояние здоровья шести жертв сильно разнится, наиболее вероятной причиной остается убийство, и на этом основании мы рекомендуем продолжить дальнейшее расследование.

Когда зачитывалась главная часть вердикта, Катерина опустила голову.

– Мы считаем мисс Ану Катерину Драгня главной подозреваемой в деле и рекомендуем оставить ее под стражей.

В зале раздались восторженные вопли. Я видел, как из Макгрея с каждым выдохом вытекает надежда, но иного утешения, кроме дружеской руки на плече, предложить ему не мог.

Председатель продолжил:

– Несмотря на то что мистер Александр Холт, судя по всему, является достойным человеком и работодатель явно высоко его ценил, действия его выглядят предосудительными и вызывают подозрения. Его мы также рекомендуем оставить под стражей. Благодарю, ваша честь.

За его выступлением последовал такой шквал аплодисментов, что трагическая актриса Эллен Терри позеленела бы от зависти. Я огляделся, желая узнать, кто и как воспринял этот вердикт.

Миссис Кобболд все еще прикрывала лицо носовым платком, но в ее маленьких голубых глазках светилось ликование. Пратт качал головой, хотя выглядел при этом вполне довольным. Холт едва не рыдал. У бедной Катерины был отсутствующий вид, она напоминала пустой сосуд. А шериф Блайт, похоже, радовался, что наконец-то сможет отправиться домой.

– Благодарю присяжных, – произнес он, после чего взглянул на Катерину с довольно жестоким блеском в глазах. – В свете принятого ими решения это дело выходит за пределы моей компетенции. Мисс Драгня будут судить за убийства на следующем заседании Высокого суда[9]9
  Высший уголовный суд Шотландии рассматривает наиболее резонансные и сложные дела и заседает в Эдинбурге, а также проводит выездные заседания по всей территории страны.


[Закрыть]. Мистер Холт также будет допрошен.

Я встал, чтобы выразить протест, но даже рта не успел раскрыть.

– Не утруждайтесь, инспектор. Вам известно, как работает закон, и теперь у вас предостаточно времени на расследование. – Он послал мне насмешливую улыбку. – Как знать? Быть может, к заседанию Высокого суда вы двое вспомните еще что-нибудь, о чем решили сегодня умолчать.

Под звуки сардонических смешков в зале он встал.

– Сегодняшнее заседание объявляется закрытым.

13

– Вы скрыли от нас, что это вы дали им тот чертов нож! О чем вы вообще думали?

– Вы меня об этом не спрашивали!

– Ох, какого дьявола, Катерина! Вы с ума сошли?

– Я сказала только Леоноре. Она хотела научиться ведовству, так что я показала ей некоторые приемы, но заставила ее поклясться, что она никому об этом не расскажет. Я и не думала, что эта мелкая тварь меня выдаст!

– Можете вести себя потише? – взмолился я. Кеб, везший нас обратно в Кэлтон-хилл, и так отчаянно грохотал.

Катерина села. Руками она теребила свою серую шляпку, а нижнюю губу выпятила, надувшись, как подросток.

– Я знала, что, если расскажу вам про нож, вы все не так поймете.

– То бишь так, как это поняли присяжные?

– Я сказала правду! Клинок должен был…

– О, полноте, мадам! Все куда хуже, чем я ожидал. Теперь вас будут судить за убийство!

Она бросила шляпку на пол и заговорила, отчаянно всхлипывая и прикрывая рот трясущимися пальцами:

– Думаешь, я не понимаю, болван ты такой?

– Ну все, все, – вмешался Макгрей, обняв ее одной рукой и ущипнув меня второй. – Да, он несусветный английский болван. Перси, как ты смеешь так с ней сейчас разговаривать?

– Но ты же сам только что… О, забудь. Лучше заглянем вперед. Думаю, что Высокий суд соберется не раньше, чем через две недели. У нас будет время изменить ситуацию к лучшему – но только в том случае, если вы будете с нами честны.

Бедную женщину трясло – она наконец осознала всю серьезность происходящего.

– Сейчас мы пытать вас не будем, – добавил я. – У всех у нас выдался нелегкий день. Нам следует отдохнуть. Можем составить план расследования завтра утром.

Макгрей согласился со мной и нежно сжал руку Катерины. Я думал, что она уже почти успокоилась, но затем кеб поехал по Северному мосту, и справа нам открылся унылый вид на башни тюремного здания – тяжеловесные стены из потемневшего кирпича у самого подножия холма. И тогда последняя искра живости покинула глаза Катерины. Она смертельно побледнела, а морщинки вокруг глаз и рта углубились, словно плоть ее внезапно лишилась всех соков.

– Что такое? – спросил ее Макгрей.

Катерина вся оцепенела – только ее зеленые глаза ощупывали контуры тюремных стен.

– Я видела свою смерть… – прошептала она.

Здания почтовой конторы заградили нам вид на Кэлтонский холм. Лишь тогда она нашла в себе силы пошевелиться и поднесла ладонь к шее.

– На этом холме. Я видела свою виселицу. Я чувствовала…

Она провела пальцем линию воображаемой петли и не произнесла больше ни слова. Я думал, что Макгрей скажет ей что-нибудь утешительное, но и он безмолвствовал. Мы ждали в тишине, пока нас не провезли сквозь тюремные ворота, походившие на крепостные. Какая-то пара минут – но тянулись они целую вечность.

Прежде чем мы передали Катерину тюремщикам, она стиснула руку Макгрея и погладила ее, собираясь с силами, чтобы заговорить.

– Адольфус, – пробормотала она, – обещай мне, что ты о нем позаботишься.

Плечи у Макгрея опали. Он с ужасной грустью взглянул на Катерину.

– Ох, дорогуша, не надо так…

– Просто пообещай мне! – прошептала она с мольбой в затуманенных слезами глазах, вцепившись в его ладонь.

– Конечно, позабочусь, дорогуша. Если до этого дойдет – но этого не случится.

Она резко вдохнула, кивнула и молча пошла прочь.

Я смотрел, как она уходит, часто и с трудом переставляя ноги, ссутулившись, словно на нее возложили всю тяжесть этого мира. Она могла бы быть чьей-нибудь бабушкой, и при этой мысли у меня по загривку пробежал необъяснимый холодок.

Девятипалый был подавлен не меньше, поэтому я хранил молчание, пока мы не забрались обратно в кеб.

– Что она имела в виду? – спросил я его. – О ком она просила тебя позаботиться?

Пока кеб увозил нас от тюрьмы, Макгрей бросил полный меланхолии взгляд на ее мощные каменные стены. Я был слегка заинтригован.

– Бедняжка, – шепотом произнес он. – У нее маленький сын в Англии.

Часть 2
Суд

14

Следующим утром Катерину поносили во всех газетах. В «Скотсмене» репортажу о слушании уделили целых четыре колонки, а сопровождал его довольно гротескно нарисованный ее портрет с подписью «миссис Катриона Дракуля, бесчестная гадалка и единственная подозреваемая в Морнингсайдских убийствах». Статья представляла собой столь же нелепую диффамацию – за вычетом истории семьи Макгрея, изложенной перед заявлением о его «слепой преданности подлой чужестранке». Такая вот непредвзятая пресса.

Первым делом я выяснил, когда в следующий раз соберется Высокий суд. К счастью, суд заседал в Абердине и должен был вернуться в Эдинбург не раньше первой недели октября. Таким образом, на расследование дела Катерины у нас оставалось ровно две недели. Совсем немного, учитывая, сколь запутанной была эта история, и я ощутил, как меня захлестывает волной беспросветного отчаяния.

Когда я вошел в наш кабинет и обнаружил, что он пуст, настроение мое только ухудшилось. Я ожидал увидеть, что Макгрей сидит там уже несколько часов кряду, в окружении мириадов книг по спиритизму, готовый сносить мои насмешки.

Его не было еще целый час, но я не терял время даром. Я набросал список всех людей, которых мы должны были допросить, и мест, которые нам следовало осмотреть – в частности, дом Уилбергов. Если по каким-то неведомым причинам Леонора все-таки отравила нож, то, весьма вероятно, она оставила какие-то следы.

Я уже встал, намереваясь заглянуть в морг, когда в кабинет, словно поезд, сошедший с рельсов, влетел Макгрей.

– Газетчики эти – паскуды, Фрей! – проревел он, потрясая охапкой смятых газет. – Ни слова правды во всей этой куче дерьма! Ни одного сраного словечка!

Я дождался, пока он изорвет их в клочья.

– Ну, ей хотя бы нос похожий нарисовали.

Он зарычал и с силой врезал по стене за своим столом – на гипсовой поверхности остались отпечатки его костяшек.

– Я и псам своим задницы не подтер бы этой писаниной.

Едва он это произнес, как огромный черный мастиф и золотистый ретривер протрусили в кабинет. Животные как ни в чем ни бывало разлеглись на полу – Такер повалился прямо на Маккензи, и эта гора мокрой шерсти почти моментально уснула.

– Ты сказал «псам»? Во множественном числе?

– Ага. Если семейство его не заберет, я оставлю зверюгу себе. И не вздумай напоминать им о нем, когда будем вести допрос! Вдруг они про него забыли.

Я вздохнул.

– И это говорит человек, который устроил Холту трепку за мелкое воровство в особняке Гренвилей?

– Ох, вот же ты зануда! Черт с ним. А сам-то что делал? Хоть что-нибудь полезное нашел?

– Уж поверь, судьба этого животного сейчас не главная моя забота. Я собирался зайти к Риду и проверить, что там у него с ножом.

– Так ты до сих пор не проверил? В простынках шелковых нежился?

– О, будь добр, поди к черту, – огрызнулся я, когда мы вышли из кабинета. – Ты-то где пропадал?

– К Катерине заехал. Ты же сам вчера видел – она уверена, что умрет.

– Будем надеяться, что на сей раз ее внутреннее око ошибается.

Мы застали Рида перед аккуратными рядами пробирок, поделенных на шесть комплектов. Каждый комплект соответствовал одному из шести трупов, лежавших на другом конце комнаты. Не успели мы буркнуть Риду «доброе утро», как усталый парнишка предупредил:

– Будьте осторожны, господа. У меня тут очень едкая соляная кислота.

Макгрей пристально взглянул на бутылки с ярлыками.

– Есть новости для нас, дружище?

Прежде чем ответить, Рид погасил горелку Бунзена и сделал у себя какие-то пометки.

– Я провел пробу Марша. Мышьяк можем исключить. Я нашел его следы у миссис Гренвиль, но это скорее всего от косметических средств, которыми она пользовалась.

– Немалой ценой дается такая лилейная кожа, – сказал я и разочарованно вздохнул. – Я втайне надеялся, что это будет мышьяк.

– Правда? – спросил Макгрей.

– Да, я тоже, – сказал Рид. – Похоже, эти люди умерли от чего-то настолько ядовитого, что оно убило их прежде, чем проявились хоть сколь-нибудь заметные симптомы. Довольно мало на свете веществ, способных убивать так быстро.

– И еще меньше тех, которые ни с чем не спутаешь, – добавил я. – Макгрей, помнишь тех гадких ядовитых лягушек, которых ты заставил меня исследовать?

– Ага. Вспоминаю с умилением.

– Пока что не изобрели способа отличать подобные субстанции от веществ, которые всегда присутствуют в человеческом теле. Если их убило нечто подобное, то Катерину уже можно считать покойницей.

Макгрей не мигая уставился на пробирки и пробормотал: «Вот дерьмо…»

Рид достал шесть склянок, помеченных именами жертв. В них была не жидкость, а тонкие полоски меди, покрытые темным серебристым осадком.

– Как я говорил вчера, в крови у них та еще смесь из металлов. Я мог бы проверить каждый из возможных вариантов, но на это потребуется масса времени, а также огромное количество тканей.

Я мрачно взглянул на шесть тел, накрытых белыми простынями.

– Нам нужно сократить список потенциальных ядов. Родственники не обрадуются, если мы выдадим им всего по унции от каждого трупа.

– Верно, инспектор. Они и так уже требуют, чтобы им вернули тела. Некий Уолтер Фокс, кузен миссис Гренвиль, отправился прямиком к суперинтенданту Тревеляну. Они хотят как можно скорее провести бальзамирование.

– А что на это сказал Тревелян? – поинтересовался я.

– Он велел мне следовать вашим указаниям.

Я заметил, что из-под ближайшей простыни торчит палец мужской ноги. Оттенком он уже начал напоминать стилтонский сыр[10]10
  Английский сорт сыра с голубой плесенью.


[Закрыть].

– Тогда поступим так: возьми столько образцов тканей, сколько сможешь сохранить для исследований, а затем выдай тела семьям. Не хочу еще одной такой же истории, как в нагорье.

Совсем недавно нам пришлось приложить все возможные усилия, чтобы сохранить тело для судебно-медицинского обследования. Вдали от цивилизованного мира, в самый разгар лета и со скудным набором инструментов под рукой мы, разумеется, потерпели неудачу, и последствия были ужасными. Макгрей тогда посмеивался над моими реакциями, но теперь и его, кажется, замутило при одном лишь воспоминании… а ведь ему досталась даже не самая грязная часть работы.

– А что насчет ножа? – спросил он.

Рид приподнял небольшой стальной поднос с ним.

– Как я вам уже говорил, на нем присутствует та же смесь металлов.

– Могла она попасть на него из крови? – предположил я. – Катерина говорила, что полковник был последним, кто им воспользовался. Возможно, в тот момент он уже был отравлен.

– Возможно, и так, – сказал Рид, – но, опять-таки, у меня нет возможности это проверить. Если я сотру с ножа кровь, я также сотру и яд.

Макгрей внимательно рассмотрел маленькое лезвие, поблескивавшее между пятнами свернувшейся крови, и в глазах у него сверкнул опасный огонек.

– А прокурор сможет об этом узнать?

– Девятипалый! – вскричал я. – Мы не будем лгать в суде!

– Прокурор совершенно точно об этом узнает, – важно изрек Рид, откладывая поднос в сторону. – Боюсь, что больше ничего не могу вам сейчас сообщить. Я понимаю, что делу леди это не поможет. Мне жаль.

Макгрей шумно выдохнул, свирепо глядя на медицинские инструменты, словно те были адскими машинами.

– К слову о прокуроре, – продолжил Рид, – меня обязывают отправлять ему подробные отчеты сразу же после осмотра. Этот… – тут он понизил голос, – я могу задержать до завтрашнего дня.

Я хотел было возразить, но Макгрей пихнул меня с такой силой, что я едва не опрокинул огромную бутыль с концентрированной кислотой.

– Ага, так и сделай, дружище. И, Перси, будь добр, загляни в свои умные книжки или телеграмму отправь тем богатеньким оксфордским нюням, с которыми ты в одной ванне плескался во время учебы. Разузнай, нет ли какой-нибудь сраной новой пробы, о которой мы еще не слышали.

– Сомневаюсь, что это…

– Просто сделай, как сказано, – огрызнулся он, выходя из морга. – Спасибо, Рид.

– Думаю, нам стоит для начала допросить уцелевших родственников, – сказал я, когда мы вернулись в наш подвальный кабинет, – а потом уже погружаться в книги.

Макгрей взглянул на Маккензи.

– Ага, наверное, ты прав. И у нас уже есть адрес.