Текст книги "Темные искусства"

15

Экипаж остановился на Инверлит-Роу возле довольно скромного дома сразу за Ботаническим садом. Заросшие мхом гранитные стены осыпались, несколько стекол были разбиты, растительность в палисаднике, клочковатая и неухоженная, напоминала щетину на лице Макгрея, и даже с дороги было заметно, до чего грязны кружевные занавеси на окнах.

– Похоже, мисс Леонора и мистер Уилберг были бедными родственниками, – отметил я.

Макгрей постучал в обшарпанную дверь.

– Даже не вздумай упоминать собаку, – наказал он мне, пока мы ждали ответа.

– Кто там? – спросил изнутри хриплый женский голос.

– Инспекторы полиции, миссис, – ответил Макгрей. – Мы расследуем гибель ваших господина и госпожи.

– Я ничего не знаю.

Макгрей усмехнулся.

– Миссис, лучше откройте дверь поскорее, или мы откроем ее за вас.

– Я вам говорю, я…

Макгрей заколотил в дверь руками и ногами.

– Ладно, ладно!

До нас донесся звук отпираемых замков, и женщина наконец-то впустила нас в дом.

– Так любезно с вашей стороны, дорогуша, – сказал Макгрей, когда мы вошли в темный холл. Как и фасад (да и сама служанка), интерьер был не первой молодости: отслоившиеся обои, пятна сырости, трещины на гипсовом потолке…

– Как вас звать?

– А что? Вам это зачем? – с вызовом спросила служанка.

– Отвечайте уже.

Женщина фыркнула.

– Миссис Тейлор.

– Как я понимаю, вы служили мистеру Уилбергу и его племяннице.

– Ага, – сказала женщина; она слегка прихрамывала. Служанка ковыряла ногой заляпанный коврик и кусала и без того обветренные губы. Волновалась, но не скорбела.

Макгрей тоже это заметил, но виду не подал.

– Кто-нибудь заходил сюда после того, как умерли ваши господа?

– Только мистер Фокс. Кузен мисс Леоноры.

– Что он хотел?

– Просто сообщил мне новость.

– Он много времени здесь провел? Что-нибудь взял или передвинул?

Миссис Тейлор усмехнулась.

– Да что тут брать? Нет, он только сообщил мне, что случилось, и ушел. Даже не сказал, что теперь со мной будет.

– Вы сами что-нибудь здесь трогали? – спросил Макгрей как можно уклончивее.

– На что это вы намекаете? Что я набиваю карманы их золотишком? Тю! Да у них ни гроша не было! Они задолжали мне жалованье!

Макгрей не скрывал подозрения во взгляде.

– Ладно. Мы тут осмотримся, а потом зададим вам еще пару вопросов. Не уходите, пока мы не поговорим.

– Делайте, что хотите. Я буду у себя в комнате. На чердаке.

Она ушла вверх по лестнице – под ее ногами проскрипела едва ли не каждая ступенька.

– Она напоминает мне твою старую горничную, – поделился я с Макгреем.

– Ту, что варила похлебки, которые выглядели как дерьмо, плавающее в жиже? Да уж.

В комнатах была та же картина: сломанная мебель и истертые ковры, грязная посуда гнездилась то тут, то там… В углу курительной комнаты нашлась даже пара собачьих кучек.

Мы начали осмотр со спальни Питера Уилберга. Постель по-прежнему была разобрана (вероятно, с самого дня его смерти), всюду валялась одежда. На прикроватном столике стояла как минимум дюжина стаканов, все с жирными отпечатками пальцев и засохшими остатками кларета и других напитков. На дне толстого стакана что-то блестело. Запонки, бездумно брошенные туда полупьяным мужчиной. Я достал их с помощью носового платка.

– Дешевка? – поинтересовался Макгрей.

– Такая дешевка, что даже чертова горничная воротит от них нос. – Я бросил их туда же, откуда взял. – И одежда тоже дешевая… И, смотри, эта трость сделана из хвойной древесины и выкрашена в черный – чтобы смотрелась как эбеновая.

– Мистер Уилберг-то у нас любитель рисоваться?

– Похоже на то. Представляю, какую неловкость он испытывал, когда его приглашали к богатым родственникам.

– Нам известно, чем он зарабатывал на жизнь?

– В документах, которые достались мне от Тревеляна, родом занятий Уилберга значится «джентльмен».

– Ха! Да уж.

Мы не нашли ничего существенного и потому направились в покои мисс Леоноры.

– Так вот куда утекали денежки! – присвистнул Макгрей, прежде чем я снова обрел дар речи.

Это явно было самое опрятное место в доме, а также единственное, в котором чувствовалась женская рука (вязаные коврики, вышитое белье, увядшая роза на прикроватном столике…). Однако хлама здесь было куда больше, чем в других комнатах: все пространство заполняли книги, рисунки и всевозможное фотографическое оборудование.

Впрочем, присмотревшись, можно было заметить, сколь мистической была обстановка в этих покоях. Книги в затейливых кожаных переплетах сплошь оказались трудами по черной магии, заклинаниям и спиритизму. Рукописные страницы были испещрены рунами и колдовскими символами.

Макгрей пробежался по названиям и присвистнул.

– Одобряешь подборку? – съехидничал я.

– Тут все вперемежку. Есть приличные работы, а есть и шарлатанский бред, который я отправил бы в камин на Рождество.

Я двинулся дальше. Всюду были карты Таро – большинство с серпантином заметочек на полях, а также талисманы, непонятные амулеты и несколько ящиков свечей разной толщины и оттенков. И десятки фотографий, прикрепленных к стенам и раскиданных по мебели, – все с изображениями всяческой жути вроде черепов животных, пустынных пейзажей, мертвых людей, снятых так, словно они все еще живы (обычай столь же чудной, сколь и распространенный), а также изрядное количество снимков – большая часть их была аккуратно разложена на кровати – якобы с запечатленными призраками. Сюжеты их варьировались от абсурдных до откровенно смешных.

На одном была изображена фигура в хламиде, парящая над головами супружеской пары – этого духа легко могли нарисовать с помощью угля, а гостиная выглядела безлико, как дешево оборудованная фотостудия. На другом снимке мужчина с тоской глядел на пианино, на котором будто бы играла парящая в воздухе девушка в белом – видимо, его покойная возлюбленная. Но больше всего меня впечатлил портрет прозрачного скелета в лохмотьях, который обнимал мужчину, чьи попытки изобразить ужас вызывали чувство стыда.

– Двойная экспозиция, – сказал я, указывая на фото с мертвой возлюбленной. – Здесь даже видны ножки стула, на котором сидела женщина.

– Да знаю я. Мне пытались втюхивать подобное дерьмо за бешеные деньги.

Я прыснул.

– То есть она была вроде тебя, только более доверчивая.

Макгрей подошел к старому письменному столику, на котором лежал дневник, заложенный перьевой ручкой. Макгрей полистал его и вскоре снова присвистнул.

– Как я и говорил, тут все подряд. Эта мисси влезла на зыбкую почву: общение с мертвыми, изгнание духа из родного дома… – Он перевернул страницу и едва не ахнул. – Выбивание правды из покойных? Вот уж рискованное дело, Фрей. Интересно, знала ли Катерина, что задумала эта девица.

– Хотела прогневить царство мертвых? – спросил я.

– Ага. Кстати, об этом… – Он покопался в кармане и достал оттуда подвеску с золотым самородком. – Я уверен, что это талисман. Женщины вообще-то не носят куски неотшлифованного золота.

Я вздохнул.

– Я, вероятно, пожалею об этом вопросе, но почему именно золото?

– Золото – самый благородный из металлов. Оно связано с солнцем, поэтому очищает и наделяет тело силой. Так она защищалась. Видимо, считала, что дух бабушки Элис может ей навредить. Вопрос в том…

– А каким образом это нас касается?

– Помолчи! Вопрос в том, зачем вообще связываться с рассерженным духом, который может тебе навредить?

Я не стал оспаривать его фантазии. Вместо этого я подошел к прикроватному столику, на котором нашелся единственный во всем доме сравнительно нормальный портрет.

Снимок был оправлен в изящную золоченую рамку, а изображен на нем худой мужчина лет сорока с пышными темными усами, подкрученными на концах. Внушительным носом и насупленными бровями он поразительно напоминал Питера Уилберга. Но еще примечательнее было то, что он стоял в окружении пяти суровых африканских женщин, одетых в накидки с замысловатой вышивкой и роскошные головные уборы из уложенной складками тафты. Они позировали в тени необъятного баобаба, ствол которого занимал почти весь фон. К дереву были приставлены пики и копья, а позади него простиралась бескрайняя травянистая степь.

– Ее отец? – спросил Макгрей у меня из-за плеча.

Я снял с рамки задник и нашел подпись на снимке.

– «Билл Уилберг, декабрь 1868». Да. И больше никаких подробностей.

– Прихвати его. И помоги мне собрать остальные фотографии. Мы все это заберем с собой.

Он взял полупустой ящик со свечами и закинул туда дневник, амулеты, карты Таро и пачку писем, которые нашел в письменном столике. Туда же я положил фотографии, и мы вышли из комнаты.

– Эу! Спускайтесь, хозяйка! – крикнул Макгрей вверх. – В ваших чулках мы копаться не будем.

Она вышла к нам, хоть и с явным нежеланием, и мы направились в самую чистую комнату в доме – в маленькую гостиную, где мисс Леонора, по всей видимости, занималась вышивкой, поскольку там на изъеденной молью софе лежало так и не законченное рукоделие. Я подстелил себе носовой платок и лишь после этого опустился на сиденье.

Миссис Тейлор стояла перед нами, пока Макгрей не предложил ей присесть. Она расположилась как можно дальше от нас – в кресле в противоположном конце комнаты. Она пристально взглянула на ящик с фотографиями, когда я отставил его в сторону.

– Давно мисс Леонора жила с дядей? – первым делом спросил я, и женщина усмехнулась в той же манере, что и раньше. Я решил, что она слегка не в себе, но разговор с ней оказался в итоге весьма полезным.

– Жила с ним? – эхом отозвалась она. – Это он жил с ней. Отец девчонки – его младший брат – оставил этот дом ей. Мистеру Уилбергу тоже досталась часть семейного состояния, но, насколько я знаю, он промотал эти деньги за пару месяцев. Ему постоянно приходили письма о взыскании долгов, и он просил меня прятать их от племянницы. Узнай она об этом, очень рассердилась бы – он ведь сам умолял ее позволить ему жить здесь. По крайней мере, так мне рассказывала ее старая экономка.

– Значит, вы здесь еще не работали, когда это случилось?

– Ох, нет, сэр. Меня наняли лишь потому, что я дешевле той злобной карги, которая раньше у них служила. У дяди работы не было, а племянница потратила все свое золото на чудачества – ясное дело, им нужна была прислуга подешевле.

Я покопался в фотографиях и показал ей ту, которую вынул из маленькой рамки.

– Полагаю, этот человек – ее отец?

– Да, но я с ним не встречалась. Знаю только потому, что мисс Леонора мне рассказала.

– Вам известно, когда он умер?

– Не-а. Она не любила это обсуждать. Она очень по нему тосковала. Я думаю, что как раз поэтому она так и интересовалась всей этой чертовщиной и разговорами с мертвыми.

Макгрей заворчал, и я поспешил задать следующий вопрос.

– Мистер Уилберг разделял ее интересы?

– Ох, нет! Но он потакал ей. Мы оба. Денежки-то платила она.

– Понимаю. Как остальные родственники относились к ее увлечениям? Часто ее навещали?

– Кузен ее Уолтер – мистер Фокс – заезжал время от времени, но куда чаще она навещала его – просто чтобы иногда выбраться из дома. Полковник, упокой Господь его душу, тоже заезжал, но куда реже и лишь тогда, когда мистера Уилберга не было дома.

– Неужели? – удивился Макгрей. – И почему же?

Миссис Тейлор прыснула.

– Полковник мистера Уилберга терпеть не мог. Я пару раз слышала, как он называл его паразитом.

– Правда?

– Ага. Он несколько раз просил мисс Леонору выгнать Уилберга из дома. В последнее время он был очень настойчив, внушал ей, что дядя у нее пропойца и тунеядец и должен жить на улице, а не тянуть деньги из наследства мисс, – и тут миссис Тейлор гоготнула.

– Что смешного? – спросил Макгрей.

– Полковник воображал, что он весь такой чертовски смелый и мужественный, но сам никогда не повышал голос в присутствии мистера Уилберга. Он очень нервничал, когда тот был рядом, и да, они друг другу грубили, но этим все и ограничивалось. Если полковник так уж беспокоился о деньгах девчонки, мог бы и сам дядюшку выставить.

Становилось все интереснее, и я достал записную книжку и начал вести заметки.

– Как вы думаете, почему они не ладили?

Миссис Тейлор пожала плечами.

– Без понятия. Я пару раз спрашивала мисс Леонору, но она мне так и не рассказала. – После этих слов миссис Тейлор злобно скривилась, будто много лет ждала момента, чтобы произнести следующее: – Думаю, что мистер Уилберг кое-что знал – если вы понимаете, о чем я. Всякое грязное белье. Я думаю, что и мисс Леонора знала, но они мне, конечно, ничего не рассказывали.

– Как думаете, кто-то еще из родственников был об этом в курсе?

Она кивнула.

– Наверное, мистер Фокс; думаю, он точно знает. Из всех родственников он теснее прочих общался с мисс Леонорой.

Я вспомнил тощего, чрезмерно загорелого типа, которого мы видели в шерифском суде. Вид у него был злобный.

– Замечали вы что-нибудь необычное за несколько дней до их гибели? Может быть, мисс Леонора странно себя вела?

Миссис Тейлор поерзала в кресле.

– Не страннее обычного. Честно сказать, мисс Леонора вообще была очень странная девица. Очень, очень странная. У меня иногда мурашки шли от того, что она говорила и делала. И к ней ходили всякие странные типы – чаще всего они устраивали сборища и разговаривали с мертвецами.

Макгрей подался вперед.

– Можете рассказать подробнее?

– Не особенно, сэр. Я тут не засиживалась, когда они этим занимались. Я вам говорила, от всей этой истории у меня мурашки по коже. И она об этом знала. Когда она устраивала все эти обряды с гостями, я просто приносила им чайник с чаем и уходила наверх.

– Вам доводилось слышать, чтобы она говорила о бабушке Элис?

Миссис Тейлор тотчас напряглась.

– Ага. Мисс Леонора и мистер Уилберг говорили о ней, кажется, за неделю до того самого. Он был очень расстроен.

– Не знаете, почему?

– Не-а. Когда они увидели, что я рядом, тут же притихли. Сами понимаете, тогда я не обратила на это внимания. Я же не знала, что такое случится.

– Девица тоже была расстроена? – спросил Макгрей.

– Ох, нет, она вела себя еще безумнее прежнего! Вся сияла, собирала свечи и те вонючие травы, которые любила жечь… и спустила все свои деньги на новые прибамбасы для аппарата.

– А в день сеанса…

– Лакей полковника очень рано за ней приехал. Он часто возил ее по делам.

– Они волновались? – спросил я. – Обсуждали что-нибудь необычное?

Миссис Тейлор покачала головой.

– Понятия не имею. В тот день я мисс Леонору видела, только когда завтрак ей принесла, а потом уже когда она уходила. Но я помню, что она велела бедняге перетаскать кучу ее барахла. Фотографический аппарат и прочие ящики с бирюльками.

Я заглянул в свои записи. Ее рассказ соответствовал тому, что говорил Холт.

– А чем в тот день был занят мистер Уилберг? – спросил я.

– Он рано ушел, но это было вполне в его духе. Днем он тут не много времени проводил. А возвращался обычно подвыпивши.

– Как вы думаете, кто-нибудь мог желать им зла?

– Я мало чего знаю о жизни мистера Уилберга, но он и впрямь казался тем, кто способен влипнуть в какую-то историю. Полковника порадовала бы его смерть, но он ведь и сам помер, так ведь?

– А что насчет мисс Леоноры?

– О, сомневаюсь, что кто-то мог желать ей такого конца. Она безобидная была. Противная и с придурью, но безобидная.

Я записал ее слова, а затем перевел взгляд на фотоснимки, торчавшие из ящика. Один из них представлял собой жутковатый портрет мертвого младенца в гробу, изобильно украшенном белыми цветами.

Пожалуй, считать ее безобидной было преждевременно.

– Что теперь будет с этим домом? – спросил я у миссис Тейлор, пока мы шли к выходу.

– Не знаю я, сэр. У мистера Уилберга детей не было, а мисс Леонора и так уже почти превратилась в полоумную старую деву.

– И что вы будете делать? – спросил Макгрей.

Миссис Тейлор пожала плечами.

– Останусь здесь, пока родственники не решат, как быть – или пока еда в кладовке не кончится. Потом наймусь еще куда-нибудь. Если вам нужна хорошая повариха…

Я прикусил язык.

– Будем иметь вас в виду, – бросил я и поспешил прочь, пока она не потребовала мой адрес.

– Что обо всем этом думаешь? – спросил Девятипалый, когда кеб повез нас обратно на юг.

– У них был весьма необычный уклад жизни, но вполне объяснимый.

– Мне вот интересно, что же не поделили эти засранцы.

– Да, загадочная история. Если полковник не высказывал претензии Уилбергу в лицо, значит, у того действительно что-то на него было… С другой стороны, Уилберг жил на подачки от своей безумной племянницы. Если он знал о «грязном белье» полковника, как сказала та женщина, то почему тогда не присосался и к его кошельку?

– Может, у Уилберга тоже было грязное белье?

Я взвесил эту идею.

– Возможно. Интересная вышла бы ситуация – прямо скажем, патовая. Тогда было бы понятно, почему они друг друга ненавидели.

– Может, поговорим с этим Фоксом? Вдруг он еще что-то нам расскажет.

– Не исключено.

– И раз уж он был дружен с Леонорой, то вполне может знать, о чем семья хотела поговорить с бабушкой Элис. Вся эта чертова история так или иначе сходится к ней. Так Катерина сказала.

Я фыркнул и раскрыл было рот, но тут же понял, что у меня нет сил в очередной раз вступать с ним в спор. Честно признаться, мне вообще не хотелось ни с кем разговаривать. С тех пор как умер дядя, подобные приступы раздражительности я испытывал едва ли не каждый день, и хотя чаще всего мне удавалось сдерживаться, сегодня определенно был не тот случай.

Я молчал, пока мы не вернулись в нашу подземную контору. Поставив ящик со зловещими фотоснимками, свечами и талисманами к Макгрею на стол, я тотчас улизнул под предлогом, что иду отправить телеграммы бывшим коллегам из Оксфорда и Лондона. Именно это я и сделал – впрочем, без особенной спешки, а также послал своим бывшим профессорам-законоведам из Кембриджа сообщения с просьбой порекомендовать мне шотландского адвоката, который мог бы представлять Катерину в Высоком суде.

После этого я направился в Библиотеку адвокатов; там было тихо и свежо, и я неспешно гулял между бесконечными рядами пыльных томов по юриспруденции.

Нельзя сказать, что время мое было потрачено зря. Я обнаружил, что здесь хранилось наисвежайшее издание справочника Баттершала по судебной химии. Страницы его выглядели как новенькие – вряд ли им кто-то пользовался.

В нем были десятки проб, которые мог бы провести Рид, но все они были предназначены для определения только одного вещества, и для большинства из них требовалось значительное количество тканей. Нам нужно было заметно сократить список возможных ядов, буквально до одного-двух – лишь тогда появился бы шанс помочь Катерине.

Следующие несколько часов я провел за изучением криминалистических методов, диаграмм и замысловатых химических опытов, тем самым отвлекшись от пессимистичных настроений. Библиотекарь подошел, чтобы зажечь газовые лампы, и только в этот момент я осознал, сколько же времени здесь провел и как затекли у меня спина и поясница. Я выписал книгу у библиотекаря и поспешил с ней на выход.

Однако на пути к дверям мне в глаза бросилась сверкающая лысина, блестевшая на свету ближайшей лампы пуще самого гладкого бильярдного шара. Прокурор Пратт перелистывал старую книгу. Я обошел бы его за версту и в обычный день, поэтому сейчас попытался проскользнуть мимо незамеченным. Впрочем, без толку – он поднял голову, и взгляды наши встретились. Он кивнул мне с кривой улыбочкой, но я не стал отвечать ему тем же.

Я знал, что помимо Катерининого он ведет и другие дела, но все же не мог отвязаться от мысли – какой бы глупой она ни казалась, – что этот человек ходил за мной по пятам.

16

На следующее утро я нашел Макгрея пребывающим в куда более радужном настроении. Он подошел к изучению дневника и переписки Леоноры с еще большей въедливостью, чем я – к книгам по химии: рассортированные по темам и отправителям письма были приколоты к стенам, и то же самое Макгрей проделал с вырванными из дневника страницами, сличив то, что девушка писала для себя, с тем, что говорилось в ее посланиях. Фотографии или карты Таро, упомянутые в письмах и дневнике, он также прикрепил рядом с соответствующими страницами. Довольно много снимков все еще лежало в ящике со свечами, стоявшем на полу возле ленивых псин.

– Похоже, ночь у тебя выдалась плодотворная, – сказал я.

– Ага. Эта девица поддерживала переписку с некромантами по всей стране. И на встречи с ними ездила, причем довольно часто.

– Она где-нибудь упоминает тот сеанс? Или бабушку?

– Ага, но очень скрытничает об этом. Она даже отказала паре человек, которые хотели ей ассистировать – вот, например, письмо. В нем леди из Линкольншира умоляет Леонору, чтобы та позволила ей поприсутствовать, а в следующем письме уже плачется, потому что девица велела ей отстать.

– Леонора хоть кому-нибудь из них рассказала, почему они хотели пообщаться с бабушкой Элис?

– Не-а. Это имя нигде не фигурирует. Даже в ее личном дневнике. Хотя… – Он указал на несколько листов, расположенных в порядке очередности. – Нескольких страниц не хватает. Я нашел записи от девятого и десятого сентября. А вот страницы от одиннадцатого и двенадцатого явно были выдраны, а от тринадцатого – того дня, когда они умерли, – есть только маленькая запись о том, что она встала пораньше, чтобы съездить за новой упаковкой фотографических пластинок.

Макгрей оставил свободные места для недостающих страниц.

– Ты думаешь, она сама их вырвала? Когда поняла, что слишком разоткровенничалась?

– Сама или кто-то еще… Трудно сказать, кто и зачем это сделал.

– Так… есть здесь хоть что-то полезное?

– Ох, да! И тебе это понравится. За неделю до сеанса Леонора составила список гостей. И знаешь что?

– Просвети меня.

– Она вообще не упоминает кузена Бертрана. Зато в нем есть… – он ткнул в страницу на стене, – вот здесь – тетя Гертруда.

– Та женщина из шерифского суда? – ошеломленно пробормотал я. – Она должна была присутствовать на сеансе?

– Ага. Леонора пишет, что счастлива, потому что прийти пообещали все приглашенные.

– И с какой-то стати эта женщина поменялась местом с одним из своих племянников… Леонора что-то пишет об этом?

– Не-а.

Я кивнул.

– Да, вот это уже интересно. Думаешь?…

– Что толстуха Гертруда все подстроила, а потом вроде как передумала, чтобы спасти свою шкуру? Думал о таком, но потом вспомнил, что дочь Гертруды тоже там погибла. Миссис Гренвиль.

– Верно, – сказал я, вспоминая семейное древо. – Но нам все равно нужно ее допросить.

– Ага. Она – наша новая…

В этот момент мы услышали торопливые шаги на лестнице.

– Инспекторы, – сказал Макнейр, стоя в дверях. – Там мужчина во дворе. Настаивает на встрече с вами. Скандалит с газетчиками.

– Позови парней и спровадьте его, – сказал Девятипалый. – Если придется, надавай ему дубинкой по заднице. Я б тебе помог, но мы тут очень заняты.

– Эм-м, это тот тип, который подходил ко мне в шерифском суде, – добавил Макнейр. – Который Уолтер Фокс.

Мы с Макгреем переглянулись. Я повернулся к Макнейру:

– Впустите его. Сэкономим силы на поисках.

Спустя мгновение к нам присоединился сам обсуждаемый – весьма надменный тип, на вид чуть младше сорока. Чрезвычайно худой, невысокий и куда сильнее опаленный солнцем, чем показалось мне издалека: морщины у него на лбу и промеж бровей выглядели бледными полосками на фоне рыжей, практически дубленой кожи лица.

– Слышал, что вы двое разнюхивали что-то в доме у моей кузины, – раздраженно начал он еще с порога. – У вас нет на это права. Я только что сообщил это газетам.

Даже в цилиндре этот мужчина едва ли мог сравняться ростом с Макгреем, и руки у него были тонкие, как палочки лакрицы, но все же он улыбнулся самым дерзким образом, когда Девятипалый шагнул в его сторону. Я уже настроился оттирать с пола его кровь.

– Повтори-ка еще разок, дружище. Все, что сказал. Слово в слово.

Оранжевый тип был невозмутим.

– Моя кузина и дядя – жертвы! Не их дом вы должны обыскивать. – Он посмотрел на стены, и лицо его исказил гнев. – А это, – указал он на страницы из дневника, – имущество моей кузины!

– Мы проводим расследование, мистер Фокс, – процедил я, заметив на указательном пальце его правой руки огромное, чудовищно вульгарное кольцо с бриллиантом.

– У вас должен быть ордер на обыск! Вы не можете просто заходить в чужие дома и брать все, что захочется. Я требую, чтобы вы предоставили мне подробный список всего, что взяли.

Макгрей посмотрел на меня, показал пальцем на Фокса и прыснул:

– Ох, он требует, Фрей! Какая, черт возьми, прелесть.

Фокс задрал нос еще выше.

– Если вы этого не сделаете, я расскажу каждой газете в Великобритании, что Отдел криминальных расследований грабит дома безвинных жертв.

Девятипалый подступил ближе. На лице у него было написано то же выражение, какое бывает у меня при виде полного блюда оладий, приготовленных Джоан.

– Что еще ты им расскажешь, дружок?

– Что вы вернули нам шесть оскверненных тел. Я только что из похоронной конторы. Там начали бальзамировать тела и увидели – о, так омерзительно… Мне рассказали, что внутри у них мешанина, что куски от них отрезаны и тому подобное. Вы просто шайка дикарей!

– Еще замечания, сэр? – осведомился Макгрей.

Фокс бросил взгляд на Маккензи.

– Это дядина собака. Я ее забираю.

На миг повисла абсолютная тишина, как бывает перед раскатом грома. Затем Макгрей с шипением втянул воздух сквозь зубы, а я прикрыл глаза рукой, сомневаясь, хочу ли видеть то, что сейчас произойдет.

– Это уж, мать твою, слишком, – проговорил он, и голос его зашипел, как раскаленное масло, и молниеносным движением Девятипалый схватил Фокса за руку и что-то сделал с его пальцами, от чего колени у мужчины подломились, а сам он издал такой пронзительный визг, что встрепенулись даже псы.

– Девятипалый, так ли это… – я небрежно взмахнул рукой. – О, и зачем я вообще утруждаюсь?

Макгрей нагнулся и заговорил ласковым тоном.

– Я не буду требовать, дружочек. Я очень вежливо прошу тебя: тащи свою жалкую задницу в комнату для допросов. Мы хотим задать тебе пару вопросиков. Если, конечно, тебя, засранца, это не сильно затруднит.

– Ах ты ублю… Ааааргхх!

С Фокса свалилась шляпа, и он, дрыгая ногами в разные стороны, выкрикивал все мыслимые оскорбления. Он брякнул что-то про Макгрея и преисподнюю, и я лишь тяжко вздохнул.

– Я подожду в комнате для допросов, – сообщил я, уже направляясь в ту сторону с папкой, в которой лежали мои записи.

– Хорошо, Перси. Мы тут быстро управимся.

И он сдержал свое слово. Я и пяти минут не провел в той тесной комнатушке, когда Девятипалый и Макнейр привели туда измочаленного Фокса. Последний прижимал к ладони обернутый в тряпки кусок льда (который, скорее всего, одолжили в морге), и у его траурного сюртука был оторван рукав. Они с Макгреем сели, и Макнейр аккуратно положил на стол черный цилиндр, который теперь был смят в гармошку, а на вершине его красовался четкий отпечаток Макгреева ботинка.

Фокс гневно воззрился на меня.

– Прокурор об этом узнает.

Макгрей внезапно переменил позу, и Фокс вздрогнул.

– Чем быстрее ответите на наши вопросы, тем скорее сможете пойти и обо всем ему поведать, – сказал я. – Полагаю, о нашем визите вам рассказала экономка кузины?

– Да. Я съездил туда, чтобы уволить миссис Тейлор и выплатить ей жалованье. Хотя вас это не касается.

– Тебе наследство хоть светит? – поинтересовался Макгрей.

– Даже если и светит, это не ваше дело. Я самый близкий родственник Леоноры из тех, кто пока еще жив.

– Ага. Готов поспорить, что тебе не терпится заграбастать своими морковными ручками дом, который она…

Я шлепнул папкой по столу.

– Девятипалый, заткнись уже. Прошу тебя.

Похоже, мои слова прозвучали весьма убедительно, поскольку Макгрей чудесным образом действительно смолк. Я перевел взгляд на Фокса.

– Миссис Тейлор сказала, что вы были очень близки с кузиной.

– Мы часто виделись, да.

– Хорошо. Мы пытаемся выяснить, зачем вообще она устроила этот прискорбный сеанс. Она наверняка вам об этом рассказала.

Фокс повел плечами.

– Леонора постоянно устраивала подобное. С самого детства воображала, что у нее есть особый дар. Что-то вроде ясновидения. Она говорила, что у нашей бабушки тоже такой был, что это семейное.

– Она рассказала вам, зачем хотела связаться с бабушкой?

Мне показалось, что Фокс слишком поспешно ответил на этот вопрос.

– Нет. В смысле, ничего особенного. Я так понял, что она просто хотела с ней пообщаться.

– У нас сложилось впечатление, что она – как и все, кто присутствовал на сеансе, – что-то искала. Вы догадываетесь, о чем могла идти речь?

Как и его покойный теперь уже дядя, Фокс сильно хмурился. Неудивительно, что солнце не проникало в эти морщины.

– Что-то искала? То есть… какой-то реальный физический объект?

Прежде чем ответить, я внимательно изучил выражение его лица. Он выглядел скорее удивленным, чем обеспокоенным.

– Возможно, – сказал я.

– И она спрашивала об этом у мертвых?

– Именно, – ответил я.

Он усмехнулся.

– Хороши советчики.

– Так она рассказала?…

– Нет, не рассказала! Довольны? Я понятия не имею, о чем вы говорите или что она – они могли искать.

Уже изрядно утомленный, я перешел к следующему вопросу.

– Мисс Леонора часто приглашала близких родственников на подобные события?

– Нет, я такого не припомню. Обычно к ней ходили всякие прохиндеи, с которыми она переписывалась.

– Как думаете, почему в этот раз было иначе?

– Я не знаю.

Пристально глядя на него, я спросил следующее:

– Она вас туда приглашала?

Фокс хмыкнул.

– За несколько дней до того она завела об этом речь, но я даже не дал ей договорить. Мне не нравилось, что она вела дела с этой мерзкой цыганкой, и Леоноре это было известно.

Макгрей выжидающе втянул воздух.

– Я так понимаю, Катерина вам не по душе.

– Ну разумеется! Я всегда считал, что эта кикимора потворствует моей кузине, дабы вытянуть из нее побольше денег.

– Не могу осуждать вас за эту мысль, – пробормотал я. – Вы когда-нибудь ей самой об этом говорили?

– Пару раз, и довольно давно. Ее траты меня не слишком заботили.

– Неужели?

Фокс пожал плечами.

– Кто-то спускает деньги в публичном доме, кто-то у портнихи. Кузина спускала их у гадалки. Хоть какое-то развлечение. Леонора была не особенно… общительна. – Тут он печально вздохнул. – Меня скорее волновало то, что проклятая цыганка отлично знала, как запудрить Леоноре мозги. Иногда я заставал ее в большом волнении из-за какой-нибудь нелепицы, которую наговорила ей та женщина.

– Какой именно нелепицы?

Он снова хмыкнул.

– Семейные проклятия, злобные духи, которые нас преследуют…

– Можно поподробнее? – вмешался Макгрей.

– Нельзя! Я не особенно вникал, когда она тараторила о таких вещах. Как я уже говорил, все это казалось мне чушью, но Леонора была просто одержима. Она слепо верила этой женщине. Боюсь, старая гарпия разведала о наших семьях куда больше, чем следовало.