Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

Резанову было уже под тридцать, а он все еще не был женат. Почему? Вероятно, здесь надо исходить из того, что в ту эпоху для людей его положения женитьба была далеко не всегда вопросом любви. Как мы уже говорили, он был человеком амбициозным, из достойного рода, но со скромным достатком. Богатые наследницы довольно часто выходили за обедневших аристократов, но только за успешных обедневших аристократов. Судя по всему, Резанов пока еще не считал себя достаточно успешным, и он скорее всего не думал, что это для него единственный путь – закрепить свои пока еще невеликие достижения соответствующим «правильным» браком, он рассчитывал чего-то еще добиться в жизни.

Вне всякого сомнения, наш герой был человеком лояльным и умел угождать – будь по-иному, Державин не стал бы его рекомендовать Платону Зубову. Однако за личиной спокойного и исполнительного служаки, карьериста скрывался азартный игрок, который всегда был готов идти на риск. Так или иначе, когда Резанов перешел на службу к Зубову, он, конечно же, рассчитывал, что, если Зубов останется в фаворе, выигрыш будет очевиден – это еще одна ступенька наверх. Но, с другой стороны, Резанову не отказать в осторожности. И он скорее консерватор, чем «революционер». Он, к примеру, за версту обходил Радищева, не разделяя его радикальных взглядов. Резанов был большим патриотом – или по крайней мере хотел себя показать таковым в своей переписке. «Патриотизм заставил меня изнурить все силы мои: я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода», – пишет он Михаилу Булдакову. В его предсмертном письме мы читаем такие строки: «Остается мне пожелать только того, чтобы мой труд Монарху угоден был», больше ему «собственно, ничего не нужно»³⁰.

Очевидцы, с которыми Резанов совершал морские путешествия, оставили много свидетельств о том, что он своими патриотическими тостами за здоровье императора выбивал слезу у бывалых моряков. Резанов считал себя «слугой государя», проводником его идей, человеком, который работает на благо и для величия России, стремясь расширить ее границы.

Нам сложно сказать, насколько он был искренним, но то, что он человек долга, – не оставляет никаких сомнений.

Вернемся, однако, в Петербург конца восьмидесятых годов XVIII века. Во время работы у алчного Зубова Резанов встретил человека, влияние которого повернуло его жизнь в совершенно неожиданное русло. Им оказался Григорий Шелихов – миллионер, купец, авантюрист, первопроходец и исследователь, которого при Дворе иногда с иронией, а иногда и с завистью называли «российским Колумбом» и «королем Сибири».

4. Король Сибири

…По северо-восточному океану почти все коммерческие дела, которые сходственнее грабежом назвать можно, в руках помянутого Шелихова. <…> [Он] довольно имеет всей той жестокости, которую мы о Гишнанцах читаем в древней американской истории, когда он мог над бедными алеутами пробовать свою саблю, пистолет и винтовку.

Эрик Лаксман – графу Александру Безбородко, теневому министру иностранных дел в конце правления Екатерины¹

Потомки не так уж много знают о Шелихове, а некоторые и вовсе не слышали его имя, хотя он входит в число первооткрывателей новых земель.

Григорий Шелихов родился в 1747 году под Курском, в провинциальном Рыльске, и был сыном мелкого купца. Если уж сказать честно, в свои путешествия он отправлялся исключительно ради того, чтобы обогатиться, а вовсе не с целью открыть новые земли и прославить Российскую империю, как это делали, например, Алексей Чириков и Витус Беринг.

У Шелихова все получилось – он стал миллионером, не просто самым богатым, но самым влиятельным человеком во всей Сибири, основателем первого русского поселения в Америке. Однако не будем утверждать, что он был и самым уважаемым человеком. Таких, как он, благородные англичане с усмешкой называли набобами, или выскочками, которым повезло нажиться в колониях. Несмотря на свои богатства, счастливчики не могли похвастаться ни происхождением, ни воспитанием и часто крайне жестоко относились к тем, кто зависел от них.

Шелихов, как и многие другие купцы, отправился в Сибирь, чтобы заработать. Но от других он отличался тем, что был человеком мотивированным и амбициозным. «Его душа жаждала не столько денег, сколько славы. Не существовало того, чтобы могло бы его остановить, – писала дочь одного из партнеров Шелихова по бизнесу Екатерина Андреева-Полевая. – У него была железная воля, и многие из тех, кто его знал, звали его «человек-огонь». Во всех смыслах это прозвище было полностью заслуженным»².

Некоторое время Шелихов занимался охотой, так как хорошо знал цену пушнине, но в итоге построил огромную торговую империю, простиравшуюся от Иркутска до Камчатки. Миллионером он стал во многом благодаря тому, что Екатерина Великая еще в самом начале своего правления отменила государственную монополию на торговлю с Китаем. Спрос на сибирские меха на китайском рынке был велик, и Шелихов не упустил своего (хотя позже пожалел о том, что Екатерина выступила за свободный рынок).

Хороший купец не может проворачивать свои дела один, и Шелихов вступил в тесные партнерские отношения с Павлом Лебедевым-Ласточкиным³, который неплохо знал Курильские острова. В 1774 году Шелихов отправился в первую экспедицию за пушниной на Камчатку. Он заработал достаточно денег (и, следовательно, повысил свой социальный статус), чтобы жениться на Наталье Алексеевне Кожевиной, чей отец был, как писали, «штюрманом»⁴. Шелихову тогда было двадцать восемь лет, а его невесте – тринадцать с половиной. Несмотря на разницу в возрасте, они идеально подошли друг другу. Наталья, родившаяся в Охотске, оказалась отчаянно смелой и обладала несомненным талантом управленца. Она была в курсе всех новостей края и сумела так поставить себя, что в отсутствие мужа к ней обращались как к его полноправному представителю.

В год свадьбы Григорий Шелихов отправился за пушниной на Курильские острова на корабле «Святитель Николай». Это судно строилось в Охотске, где проживали его новые родственники, и скорее всего они также вложились в снаряжение экспедиции. А дело предстояло опасное. За десятилетие, предшествующее описываемым событиям, русские четыре раза пытались проникнуть на острова, но почти все были убиты, а их суда сожжены алеутами, недовольными проникновением чужаков на принадлежащие им промысловые территории. Однако Шелихову повезло – его судно благополучно вернулось, причем с большим грузом пушнины.

Шелихов плавал в той части Мирового океана, которая в самые ближайшие годы заинтересует крупнейшие морские державы мира. Но он не был в прямом смысле этого слова первооткрывателем. Еще до него северные берега исследовал казак Степан Гаврилович Глотов. Он открыл несколько островов Лисьей гряды, в том числе остров Уналашку, и составил подробную карту Алеутских островов. В сентябре 1763 года Глотов открыл остров Кадьяк, который сам же и поименовал эскимосским словом, означающим «остриё копья». На Кадьяке, расположенном у южного побережья Аляски, росли высокие хвойные деревья, столь нужные для ремонта и строительства судов.

Спустя еще два года императрица Екатерина поручила исследовать этот район адмиралу Василию Чичагову. Точнее, перед ним была поставлена задача обнаружить морской проход между «Северным океаном и Камчаткой с начертанием карт». Выполнить поручение Чичагову помешали льды, заставлявшие его возвращаться в Архангельск (была предпринята не одна попытка).

Руководство британского военного флота всегда проявляло большой интерес к действиям российских мореплавателей и собирало разведывательную информацию о всех действиях «коллег», в том числе через своего посла в Петербурге. О секретной операции Чичагова посол предположительно узнал от жены адмирала, англичанки. Английское военно-морское ведомство сочло поступившую информацию настолько важной, что направило в Санкт-Петербург лейтенанта Джона Бланкетта с заданием собрать все возможные сведения об экспедициях русских в северную часть Тихого океана. Английский морской офицер оказался неважным разведчиком – он столь часто и столь «в лоб» задавал вопросы о планах русских в этом регионе, что Екатерина II решила повнимательней следить за тем, что происходит у берегов Аляски. В 1768 году она отправила в северные моря еще одну экспедицию⁵, перед которой была поставлена задача исследовать американское побережье, найти бухты, удобные для стоянки кораблей, но самое главное – места, подходящие для закладки поселений.

Русским не удалось удержать в секрете свои планы – о них узнали в Мадриде. Разумеется, испанские власти были встревожены стремлением потенциальных соперников основать поселения на дальних границах их колониальной империи. В качестве предупредительной меры они решили построить форт на северо-западе испанских владений в Америке⁶, в Новой Калифорнии[12]12
   Позже испанцы стали называть этот район Альта Калифорния; он включал в себя части современных американских штатов Калифорния и Аризона.


[Закрыть]. Речь идет о Сан-Франциско – испанцы дали название поселению в честь францисканского ордена, монахи которого участвовали в освоении американских земель.

Чтобы скрыть свои истинные планы в северной части Тихого океана, русские даже выпустили карту, на которой сознательно исказили очертания побережья и островов, но обманули они лишь самих себя.

В 1784 году англиканский священник Уильям Кокс, наставник лорда Джорджа Герберта, впоследствии одиннадцатого графа Пемброка и восьмого графа Монтгомери, совершив в 1770-х годах путешествие по Польше, России, Швеции и Дании, написал книгу (Travels Into Poland, Russia, Sweden, and Denmark: Interspersed with Historical Relations and Political Inquiries; издана в 1784 г.), в которой были представлены сведения об «открытиях русских на территории между Азией и Америкой». Кокс приводит рассказ казака Семена Дежнёва о том, как он еще в 1640-х годах плавал в Беринговом проливе. Екатерина, прочитав книгу Кокса, была вне себя от гнева: то, о чем писал священник-путешественник, несло в себе больше информации, чем знали на тот момент чиновники Адмиралтейства!⁷

К тому времени большой знаменитостью в Англии благодаря открытиям, которые он совершил в южной части Тихого океана, был капитан Джеймс Кук. Кук был первым европейцем, побывавшим в Австралии и Новой Зеландии. В 1776 году на кораблях «Дискавери» и «Резольюшен» Кук отправился исследовать северную часть Тихого океана. Эти места, пока еще необжитые, чрезвычайно интересовали английских военных, купцов и ученых.

Кук проплыл вдоль скалистых берегов северо-запада Америки, и его картографы набросали карту побережья. Корабли Кука безуспешно пытались пересечь Берингов пролив, чтобы найти северо-западный проход между двумя континентами. Но… Дули сильные ветра, видимость была очень плохой из-за тумана, и Кук, вместо того чтобы плыть на север, повернул на юг, где ему фатально не повезло – он был съеден аборигенами Гавайских островов в День св. Валентина – 14 февраля 1779 года[13]13
   Кука съели не целиком. На корабль в корзине доставили его кости с десятью фунтами мяса и головой без нижней челюсти. В тот же день останки Кука захоронили в море.


[Закрыть].

После смерти Кука экспедицию возглавил капитан второго английского корабля Чарльз Клерк. В августе 1779 года его корабль встал на якорь у Петропавловской Гавани. Русские власти были крайне недовольны неожиданным появлением английских судов. Когда же Клерк показал им набросок карты американского побережья, где на территориях, которые русские считали своими, были проставлены английские названия, едва не разразился скандал⁸. Капитан позволил русским скопировать карты, они были доставлены в Адмиралтейство, где вызвали, мягко говоря, большое удивление.

Не могу не рассказать о судьбе Клерка. Он был давно и безнадежно болен туберкулезом, которым заразился в молодости, когда сидел в тюрьме за долги своего брата⁹. Тридцативосьмилетний моряк умер через две недели после прибытия в Петропавловскую Гавань и был похоронен, согласно его завещанию, в селении Паратунка близ города, которое он посетил в апреле 1779 года[14]14
   Позже его останки были перенесены в Петропавловск-Камчатский, и на средства британского военно-морского флота в 1914 году над его могилой была поставлена гранитная стела; она так и стоит там, с видом на ржавеющий рыболовецкий флот и черные атомные субмарины, которые выходят на боевое дежурство из бухты.


[Закрыть].

Последняя экспедиция Джеймса Кука оказалось весьма драматичной с точки зрения человеческого фактора. Во-первых, эти две ужасные смерти. Во-вторых, команда во время плавания выменяла у алеутов шкурки калана на табак, бусы и сущие безделушки из меди. Надо иметь в виду, что калан, или камчатский бобер, как его еще называют, – довольно крупное животное весом до 45 килограммов, то есть шкурки были большими, к тому же мех темно-коричневого, почти черного цвета у каланов удивительной густоты и необыкновенно мягкий¹⁰. Когда корабли пришли в Кантон, бывший тогда главным портом торговли с иностранцами, шкурки были с легкостью проданы по сто испанских долларов за штуку. Сто долларов тогда – это две годовые зарплаты матроса¹¹. Командир экспедиции лейтенант Джон Гор оказался в ситуации, близкой к мятежу, – команда единодушно потребовала вернуться туда, где можно добывать такую пушнину, что так высоко ценят китайские мандарины. Никого не интересовало, что экспедиция, частично профинансированная богатым английским натуралистом сэром Джозефом Бэнксом, затевалась как исключительно научная, – все вылилось в подобие «золотой лихорадки», только что золото заменил мех.

Шелихову, конечно же, доложили, какую цену китайцы предлагают за шкурки калана, и он понял, что надо действовать как можно быстрее. Пришло время «застолбить» территорию и громко заявить, что все каланы на островах и американском побережье – собственность России. В 1781 году он отбыл в Петербург в поисках покровительства, а также денег для колонизации Америки. (Ему еще неоднократно придется наведываться в столицу, чтобы добиться желаемого.)

Первым человеком, вложившим деньги в предприятие Шелихова, стал купец Михаил Голиков, человек не бедный, но с «историей». Он попытался беспошлинно провести через Ригу в Санкт-Петербург партию коньяка, его поймали, и он заплатил немалые деньги, чтобы избежать судебного преследования. Шелихов убедил Голикова вложить все то, что у него осталось, в успех задуманного предприятия¹². Объединившись, Шелихов и Голиков создали в 1781 году Северо-Восточную компанию – торговое предприятие, за которым закреплялось право вести пушной промысел на Алеутских островах и у берегов Северной Америки¹³. Между собой купцы подписали «казацкий договор», определявший обязанности каждого и долю возможной прибыли. Компанию на десять лет зарегистрировали на Петербургской бирже. Еще одним вкладчиком в компанию стал Никита Демидов – промышленник, семья которого разбогатела на выплавке металла на Урале. Ему понравилась идея создания русской колонии в Америке¹⁴, и он вложил в дело 50 000 рублей.

Теперь у Шелихова были средства¹⁵, и он убедил 150 человек поехать с ним на Кадьяк, чтобы поселиться на острове. Многие из согласившихся были бывшими каторжанами, преступниками, которым нечего терять, но поехали также и семьи, большая часть из которых была с маленькими детьми. Отправилась на Кадьяк и семья Шелихова. Его жена Наталья была беременной, у них был двухлетний сын Михаил, но отчаянная женщина настояла на том, чтобы сопровождать мужа[15]15
   Это был второй их сын, первый, тоже Михаил, умер во младенчестве. Умрет и этот мальчик, как и следующий, по традиции названный Михаилом.


[Закрыть]. Она «везде со мной следовать и все терпеть трудности похотела»¹⁶, – писал Шелихов. Две дочери, которые были чуть постарше, остались в Иркутске. Несмотря на то что Шелихов был не самым бедным человеком (он владел акциями в девяти компаниях, имел четырнадцать кораблей и организовал двадцать одну экспедицию), ему хотелось лично присутствовать при основании колонии.

К лету 1783 года переселенцы прошли и проехали почти 2500 километров от Иркутска до Охотска, где Шелихова ждали три корабля: «Архангел Михаил» (названный так в честь сына), «Три Святителя» и «Святитель Симеон». Из гавани в устье реки Урак корабли вышли 16 августа 1783 года. Вскоре галиот «Три Святителя», на котором находилась семья Шелиховых, потерялся в тумане, отбился от остальных и до конца мореходного сезона доплыл только до острова Медный, расположенного примерно в 750 километрах к северо-востоку от Петропавловской Гавани.

В отличие от команды Беринга, которая в этих же краях (на соседнем острове) провела зиму 1741–1742 годов, люди Шелихова не так пострадали от цинги. Зиму они пережили в землянках. Наталья родила дочь, которую назвали Авдотьей[16]16
   Авдотья выросла такой же бесстрашной, как и ее мать. Павел Лебедев-Ласточкин, писавший о девочке в 1787 году, называл ее «американкой». Он отметил, что она много и хорошо говорит и что по ее поведению видно, что она родилась на островах.


[Закрыть].

Следующей весной корабль вышел в море и нашел «Святителя Симеона», а вот судно «Архангел Михаил» пропало без вести.

Через месяц плавания корабли прибыли на Уналашку, где было поселение, организованное компанией Лебедева-Ласточкина, а еще через два месяца достигли острова Кадьяк, где Шелихов основал первое постоянное русское поселение непосредственно у берегов Америки¹⁷.

Существует несколько весьма отличающихся друг от друга версий того, как Шелиховы провели два года на Кадьяке. Все версии сходятся только в одном – местные жители были не в восторге от появления русских. Пятого августа 1784 года, в день, когда старейшины аборигенов взошли на борт «Трех Святителей», произошло солнечное затмение, и шаманы восприняли это в качестве очень плохого знака. Спустя неделю аборигены напали на лагерь Шелихова, который был разбит на берегах залива, получившего имя по названию корабля. По рассказам помощника врача, сержанта Мирона Бритюкова, который потом возненавидел Шелихова и как мог пытался очернить его имя[17]17
   Этому есть простое объяснение. На обратном пути с Кадьяка в 1786 году прижимистый Шелихов вычел из доли сержанта 370 рублей за пропитание, в результате чего последний получил всего 47 рублей за два года работы.


[Закрыть], русские отбили нападение и взяли несколько пленных. Шелихов, опять же по словам Бритюкова, лично пытал двух пленников, чтобы выведать у них планы островитян, третьего приказал убить копьем, а четвертого застрелил сам. Двух других пленников застрелил штурман Герасим Измаилов. Вскоре пришли тревожные вести: бежавшие из деревни рабы сообщили, что туземцы готовятся дать решающее сражение, и не когда-нибудь, а уже на следующее утро. Шелихов приказал снять с кораблей пять пушек и стрелять без всякой жалости. Потом Шелихов утверждал, что они-де стреляли не по толпе, а поверх голов, и что его команда в 128 человек взяла тысячу пленников. Бритюков подтвердил, что пленные были, но и убили не меньше 500 туземцев. Мне кажется, что обе эти версии не соответствуют действительности. Позже, в 1790 году, из Петербурга приехала комиссия, и во время допроса Измаилов сообщил, что «русские убили сто пятьдесят или двести островитян, а многие из них сбросились со скалы в воду от страха»¹⁸.

Сложно говорить о точном количестве жертв, однако после этой бойни организованное сопротивление русским прекратилось, но за Шелиховым закрепилась репутация кровавого палача. Эта репутация сохранялась за ним до конца жизни, и из-за этого ему было сложно заручиться широкой поддержкой в купеческих кругах и у правительства.

Сам Шелихов всегда говорил о том, что Кадьяк является частью Российской империи. Он надеялся, что со временем люди забудут о проявленной жестокости, но еще больше надеялся, что ему удастся собрать деньги на новые экспедиции по освоению северных территорий.

По мнению Шелихова, племена, населяющие эти территории, надо учить и просвещать. Он писал, что алеуты являются еще более отсталыми, если сравнивать их с народностями материковой Сибири. Среди алеутов была распространена полигамия, занимались они и мужеложеством, а маленькие мальчики ублажали вождей. Алеуты не были знакомы с колесом, и у них не было письменности. Они считали, что письма, которые пишут русские, – «говорящие». Дескать, как только получивший письмо открывал его, он слышал тихий голос, который говорил то, что хотел сказать.

В составе экспедиции не было священника, поэтому Шелихов вместе с женой вызвались крестить аборигенов. Однажды Шелихов собственноручно окрестил сорок алеутов, также они с Натальей стали крестными для пары десятков местных детей. Русские организовали школу, но с этой школой не все было чисто. Детей отобрали у родителей и держали как заложников в поселении на берегах бухты Трех Святителей. Во имя детей Шелихов предложил вождям поклясться в верности императрице, за что они-де получат защиту Российской короны. На самом деле алеутам никто не угрожал, кроме свалившихся им на голову русских.

Точно так же, как испанец Кортес двумя веками ранее, Шелихов быстро научился использовать вражду разных племен в свою пользу. Также он взял на вооружение принцип «разделяй и властвуй». В те времена у алеутов были рабы – люди, попавшие в плен во время стычек между племенами (рабов алеуты называли словом калги). Шелихов переманивал рабов к себе, предлагая им хорошие условия жизни, но на самом деле превращал их в собственных рабов. Потом Шелихову неоднократно предъявляли обвинения в том, что он использовал рабов в качестве наемных убийц, которых он подсылал к неугодным ему вождям. Русские называли рабов каиурами, от татарского слова «гайур» – «неверный»¹⁹, и отношение русских к алеутам очень напоминало отношение к славянам татар во время ига.

Русские часто ссорились с алеутами, отношения были настолько натянутыми, что колонисты ночью держали оружие под рукой, чтобы отразить внезапное нападение. Об этом писал английский морской капитан, бывший участник экспедиции Кука Джордж Диксон²⁰, посетивший остров в 1787 году в поисках пушнины. Так или иначе, русские установили на Кадьяке свое владычество. Диксон не нашел островитян, которые были бы готовы обменять меха по бартеру, потому что боялись своих русских хозяев. Совсем по-другому вели себя тлинкиты, проживавшие на Аляске. Они с большим энтузиазмом торговали (это сильно сказано – скорее обменивались) со всеми, кто приплывал к их берегам. Но когда в 1790-х годах на Аляске появились русские, тлинкиты отказались платить им дань.

К весне 1786 года Шелихов окончательно покорил алеутов Кадьяка. На острове теперь было постоянное поселение русских, на северном побережье Кадьяка, а также на соседнем острове Афогнак стояли остроги. Как только возникала опасность, колонисты под предводительством казака Константина Самойлова расстреливали лодки алеутов из пушек.

Шелихов был доволен своими успехами, и 22 мая 1786 года он отплыл к российским берегам на галиоте «Три Святителя». Главным вместо себя он оставил опытного охотника за пушниной грека Евстрата Деларова. С Шелиховым возвращались жена и двое их детей, а также больные русские колонисты, за которыми присматривал сержант Бритюков. На борту был груз пушнины стоимостью 300 000 рублей. Шелихов взял с собой алеутов, которые хотели увидеть чудеса Охотска (они были на корабле за матросов), и по крайней мере двенадцать детей из местного племени, которые, по словам Шелихова, «хотели учиться у русских»²¹.

В начале августа «Три Святителя» подошли к восточному побережью Камчатки, и русские высадились в районе Большой Речки. Пока небольшая группа людей искала на побережье пресную воду, поднялся шторм. Корабль сорвало с якоря и понесло на юг. На борту, кроме прочих, находилась Наталья Шелихова с двумя детьми, а сам Григорий был в это время на берегу. В итоге Шелихов со своими людьми добирался до Петропавловской Гавани пешком. Там его ожидало неприятное известие: корабль в гавани не появлялся. Начиналась зима, и Шелихов через земли чукчей отправился в Охотск, расположенный южнее, предполагая, что корабль могло вынести туда. Воистину, блажен, кто верует, – в Охотске он нашел жену и детей, живых и невредимых. После отдыха всего в восемь дней они пошли в Якутск, где провели день и оттуда выдвинулись в Иркутск. Удивительно, что все, включая детей, пережили это непростое путешествие²².

В Иркутске Шелихов почувствовал себя знаменитостью. У инвесторов был свой повод для радости – они уже почти перестали надеяться, что купец вернется и рассчитается с ними. На доходы от экспедиции Григорий Шелихов купил себе в Иркутске самый большой деревянный дом. По соседству с домом стоял большой барак, где проживали – или, как тогда говорили, стояли – солдаты, размещать которых близ своих домов были обязаны все купцы²³. Шелихов показал свои путевые заметки, а главное – карты новых земель губернатору Ивану Якоби (тому самому Якоби, который мог бы жениться на Марии Резановой). В доме губернатора обсуждался вопрос о возможном расширении Российской империи за счет тихоокеанских островов и американского побережья.

Вдовец Якоби разменял седьмой десяток. Он был героем потёмкинских военных кампаний в Крыму, а после послом в Китае. Несомненно, он был опытным и понимающим человеком. Якоби планы Шелихова, который предлагал торговать мехами и мануфактурой с китайским Кантоном, Индией, Филиппинами и Северо-Американскими Соединенными Штатами, очень понравились. Шелихов также горел идеей отправить большие отряды переселенцев на северо-запад американского континента, где пустовали огромные пространства. Но эту идею можно было осуществить только при поддержке государства, поскольку у купцов просто не было таких денег. Купцы Иркутска и даже богатые Демидовы могли финансировать отдельные экспедиции, но масштабные проекты они бы не потянули. Важным было еще и то, что в России, в отличие от Англии, Голландии и даже Соединенных Штатов, не существовало системы страхования судоходства, и при неудачном исходе экспедиции купцы теряли все вложенные деньги. Частные банки отказывались дать кредиты на освоение новых земель, да еще и расположенных на другом континенте, что, в общем-то, понятно – если кредит брали помещики, владевшие землей и крепостными крестьянами, то у них, в случае, если кредит не возвращался, земли можно было забрать, а что заберешь с того, чего еще и нет на самом деле?

По расчетам Шелихова, на развитие колоний ему был нужен кредит в полмиллиона рублей на двадцать один год, и он не терял надежды заручиться поддержкой государства. И Якоби поддержал его – в ноябре 1787 года он передал в Санкт-Петербург предложение Шелихова, а самому купцу дал блестящую рекомендацию²⁴.

Если рассудить, это было самое удачное время для того, чтобы план Шелихова одобрили. Даже до выхода в свет в 1784 году книги о третьей экспедиции Джеймса Кука, в которой в числе прочего рассказывалось о пушнине и выгодах ее продажи, многие знали, что на шкурах животных, обитающих в северной части Тихого океана, можно поднять большие деньги. После трагической гибели Кука в Тихий океан отправилась не одна экспедиция с вполне конкретной целью – добыть меха. К примеру, английский купец по имени Джеймс Ханна даже не собирался скрывать своих намерений – принадлежавший ему новенький бриг назывался Sea Otter (Морская выдра). Ост-Индская компания снарядила в Бомбее два судна под названиями Experiment и Captain Cook для исследования земель, «открытых» Куком во время его последнего плавания. Затем к ним добавились суда, вышедшие из английских портов. На двух из них капитанами были офицеры, служившие у Кука, – Натан Порлок и Джордж Диксон. Помимо исследований англичане не забывали обогатиться. Выглядело это так. Корабли всегда шли парами. Подплыв к побережью, с борта давали несколько залпов из пушек, чтобы продемонстрировать силу, после чего местному населению предлагали менять меха на мануфактуру.

Европейские морские державы начали также отправлять в северную часть Тихого океана свои военно-морские суда.

Как вы помните, в августе 1779 года напротив Петропавловской Гавани встал на якорь корабль Чарльза Клерка, а спустя восемь лет, в сентябре 1787 года, к городу подошли два корабля французского мореплавателя Жана Франсуа де Гало графа де Лаперуза. До этого он побывал на Аляске, где открыл бухту, которая была поименована Французской, а позже получила название Литуйя. Екатерине категорически не понравилось, что иностранцы «лезут, куда не следует», и она приняла решение отправить на Тихий океан большую военно-морскую экспедицию с целью «закрепить за Российским государством территории от острова Нутка[18]18
   Остров в Тихом океане у западного берега острова Ванкувер. Административно принадлежит канадской провинции Британская Колумбия. – Примеч. пер.


[Закрыть] до мест, открытых Чириковым (в 1742 г.)».

Указ об экспедиции был подписан в декабре 1786 года (то есть еще до появления Лаперуза в Петропавловской Гавани). Планировалось снарядить не менее четырех линейных кораблей, хорошо оснащенных пушками. В плавание должны были отправиться 673 человека, включая 34 офицера. Императрица лично осмотрела шерстяные носки и сшитые по подобию парок алеутов непромокаемые куртки для команды. Также она наказала иметь на борту достаточное количество лимонов, чтобы ни у кого не было цинги. Командиром эскадры был назначен капитан первого ранга Григорий Муловский. Муловскому был отдан приказ уничтожать все строения, возведенные иностранцами, но «с добротой и милостиво» относиться к местному населению. По всему, Екатерина всерьез намеревалась заявить миру о том, что считает Америку частью своей территории.

Однако грандиозным планам не суждено было сбыться. В 1787 году началась война с Турцией, а в 1788-м – со Швецией. Императрице пришлось перенаправить эскадру Муловского на борьбу со шведами, Муловский на этой войне погиб, а русские потеряли свой шанс «застолбить» территорию Америки от Аляски до Калифорнии[19]19
   Чуть позже, в 1812 году, русские создали колонию Форт-Росс в долине Сонома в Калифорнии, однако к тому времени англичане и испанцы уже имели свои поселения на побережье. Русские действительно упустили момент, а вместе с ним и свой шанс.


[Закрыть].

В ходе подготовки к экспедиции императрица приказала отлить несколько номерных табличек из меди и железа, на которых были выгравированы крест и слова: «Земля Российского владения». Эти таблички (так как они были круглыми, их называли «тарелки») после 1788 года передали купцам с указанием зарывать в землю на открытых ими территориях²⁵. Если какая-нибудь другая держава стала бы претендовать на «русские» земли, таблички надлежало выкопать и продемонстрировать в знак доказательства «первопроходства». Из всех этих «тарелок» сохранилась только одна. Ее нашли в 1934 году чуть севернее современной Ситки, там, где была расположена разрушенная тлинкитами Михайловская крепость[20]20
   В 1833 году на Аляске, в заливе Нортон, была построена еще одна Михайловская крепость, вернее – Михайловский редут. О нем в этой книге речь не идет. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Несмотря на то что экспедиция Муловского так и не состоялась, надежды продолжали питать русские умы. В 1787 году Академия наук в Санкт-Петербурге выпустила карту северной части Тихого океана (более декоративную, чем информативную). На этой карте были изображены русский, алеут, китаец и бог Гермес. Кроме того, картографы обозначили маршруты экспедиций Беринга и Чирикова, но само побережье Америки изобразили крайне схематично²⁶.

* * *

Шелихов решил, что его время пришло. Настал час, когда частные компании закончат то, что не смогло сделать государство. Набросав на бумаге план, сразу после начала нового, 1788 года, когда установился санный путь, он отправился в Петербург. Вместе с ним поехал и Якоби.

В Петербурге Шелихов поселился в гостинице и в письмах родственникам жаловался на столичную дороговизну. Пошив платья у лучшего портного встал ему в копеечку, но тут уж он не пожалел денег, так как понимал, что встречают по одежке, а ему нужно произвести впечатление на влиятельных людей.

К концу февраля 1788 года, после долгого обивания порогов и немаленьких взяток, Шелихов был принят Екатериной. Собственно, он с самого начала стремился попасть к ней на аудиенцию, чтобы рассказать о своем плане колонизации Америки. У Екатерины он попросил заем в 200 000 рублей («упасть в цене» и не заикаться о большем его убедил Якоби), сто солдат сопровождения и право «брать в крепость» (то есть делать своими крепостными) местных жителей (аборигенов) за то, что он присоединит американские земли к империи. И еще один важный пункт – Шелихов настаивал, чтобы за Северо-Восточной компанией была закреплена монополия на пушной промысел и торговлю мехами.