Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

Всех тех жителей Сибири, которые отказывались подчиняться царю, ждала безрадостная участь. Царь дал казакам право, как говорится в одной грамоте XVII века, «вести войну и отбирать детей»¹². В 1642 году бурятский правитель Булуй поклялся казакам в том, что его народ заплатит ясак мехом соболя и лисы, «иначе не есть мне хлеба, и не будет греть меня солнце, поразит меня русский меч, убьет меня пищаль, и огнем сожгут наши деревни»¹³.

К середине XVII века вместе с отрядами казаков шли священники, сжигавшие идолов, не позволявшие местному населению заниматься многоженством и насильно загонявшие людей в реки – крестить¹⁴. В первое время от уплаты ясака освобождали всех тех, кто переходил в христианскую веру[3]3
   Точно такое же правило по отношению к недавно обращенным в ислам существовало и в Оттоманской империи.


[Закрыть]. Однако уже к 1706 году всё местное население, вне зависимости от вероисповедания, обязано было платить дань¹⁵.

Казакам легко удавалось захватывать новые территории, однако они не умели управлять землями так, чтобы местные жители не озлоблялись против русских. Сбор пушнины был варварским: зверей с ценным мехом истребляли в течение примерно двадцати лет, после чего «рейдеры» двигались дальше на восток.

Если взглянуть на карту, Сибирь занимает огромную территорию: от Урала до Тихого океана. Несколько веков назад эта территория дробилась на три больших региона, расположенных в бассейнах трех великих рек: Оби и ее главного притока Иртыша, Енисея и Лены. Каждая из этих рек впадает в Северный Ледовитый океан, образуя дельту, сравнимую с дельтой Нила при впадении в Средиземное море¹⁶. К югу от истоков этих рек тянутся бескрайние степи Евразии, по которым в свое время кочевники прошли от Маньчжурии до Венгрии. Несмотря на то что по степям продвигаться проще, чем по лесам, надо считаться с тем, что там проживали относительно многочисленные и не самые миролюбивые народы: башкиры, казахи и киргизы, которые вошли в состав Российской империи только в конце XIX века. И что очень важно – в степях нет никакой пушнины.

Чтобы продвигаться в глубь материка, казаки использовали водные пути. Строили плоскодонные суда, которые перетаскивали волоком между реками. В местах слияния рек, где исторически велась торговля, ставили остроги – небольшие деревянные крепости в виде квадрата, стороны которого были примерно сто метров. Стены – пятиметровый частокол, по краям – сторожевые башни, которые (не всегда) соединялись внутренними галереями. Внутри острога стоял дом воеводы, здесь же были бараки для казаков, церковь и пороховые склады¹⁷. Вне острогов устраивали зимовье. Обычно зимовье представляло собой большой укрепленный сруб, в котором умещались до пятидесяти человек.

В 1639 году, через 120 лет после того, как испанец Васко де Нуньес де Бальбоа стал первым европейцем, увидевшим Тихий океан с берегов Центральной Америки[4]4
   И этим человеком был отнюдь не Кортес, как писал Джон Китс.


[Закрыть], пешие казаки под предводительством Ивана Москвитина вышли к Охотскому морю, то есть оказались по другую сторону Тихого океана. Прошло чуть больше полувека со времен, когда Ермак начал покорение Сибири и русские прошли до конца материка.

На кочах – больших плоскодонных лодках – казаки проплыли вдоль побережья Северного Ледовитого океана, и в 1648 году вышли в Тихий океан. Казак из Великого Устюга по имени Семен Дежнёв вместе с помощником Федотом Алексеевым собрали флотилию из семи речных кочей, и на каждом из них была команда не меньше девятнадцати человек. Предвкушая ценный куш, Дежнёв прошел Берингов пролив там, где в наши дни находится морская граница между США и РФ, и построил острог Анадырь на Чукотском полуострове. Во время экспедиции четыре коча затонули, погибли шестьдесят четыре казака. Однако сложности и человеческие жертвы Дежнёва не остановили. Он снова вернулся в эти края, вышел по притокам Колымы в Охотское море и оттуда в 1650 году двинулся к границам Китайской империи на реке Амур¹⁸.

За продвижением русских в глубь материка внимательно следили в Западной Европе. Голландский предприниматель Николаас Витсен, тринадцать раз избиравшийся мэром Амстердама, был одним из первых европейцев, побывавших в Сибири. Частично использовав географические данные экспедиций Дежнёва, он нарисовал карту мира, которую представил в 1690 году в своем объемном исследовании Российской империи под названием «Северная и Восточная Тартария» (Noord en Oost Tartarye). Но сами русские путешественники в то время мало слышали об открытиях Дежнёва. Написанный им официальный отчет об экспедициях¹⁹ нашли в архивах Якутска только в 1730-х годах²⁰.

В 1647 году, в первые годы царствования Алексея Михайловича, отца Петра I, на берегу Охотского моря казаки построили зимовье, на месте которого в 1649 году появилась крепость Косой острожок. Это было первое постоянное русское поселение на побережье Тихого океана²¹. В 1711 году Петр приказал построить в Охотске порт, что было, конечно же, преждевременно, так как никаких русских военных кораблей в этой части Мирового океана тогда еще не было²². Порт появился уже после смерти Петра, в 1731 году, и вокруг него постепенно стал разрастаться городок.

Петр Великий мечтал отправить русские торговые миссии в Китай, Японию и Индию, подумывал он и о Северной Америке. В 1725 году, в год смерти Петра, находившийся уже двадцать лет на российской службе датчанин Витус Беринг отправился исследовать «Восточный океан». Речь идет о 1-й Камчатской экспедиции, и ее целью было подтвердить или опровергнуть наличие пролива либо же перешейка между Евразией и Америкой.

Тогда в России не было достаточно надежных судов для совершения кругосветных путешествий, поэтому Беринг, его ближайший помощник Алексей Чириков и команда из 34 человек, в составе которой были опытные судостроители, пересекли Сибирь, намереваясь построить корабль непосредственно на Тихоокеанском побережье. Чтобы проделать долгий путь до Камчатского полуострова (на минуточку, это одиннадцать современных часовых поясов!) и доставить на место все необходимое оборудование, в том числе навигационные приборы и якоря, потребовалось около двух лет. При помощи мастеровых людей, которых Беринг набирал по пути, был построен трехмачтовый корабль «Архангел Гавриил», и в 1728 году экспедиция наконец вышла в море.

Корабль обошел восточный берег Камчатки, прошел вдоль южного и восточного берегов Чукотки, пересек пролив, который позже назовут Беринговым, и… вернулся. К великому разочарованию всех участников плавания, «большой земли», которая фигурировала на самодельных казацких картах начиная где-то с 1710 года, они не обнаружили.

В 1733 году Беринг снова отправился в путь (2-я Камчатская экспедиция). На этот раз у него было два больших судна – «Святой апостол Петр» и «Святой апостол Павел». Эти суда были построены в Авачинской бухте на Камчатке, там, где сейчас находится Петропавловск-Камчатский[5]5
   Петропавловск-Камчатский был основан в 1740 году участниками Второй Камчатской экспедиции. Во времена Резанова он назывался Петропавловская Гавань (до 1812 года), затем – Петропавловский Порт, и только в советское время, в 1924 году, город получил название Петропавловск-Камчатский. – Примеч. ред.


[Закрыть]. В составе команды Витуса Беринга были ученые. Молодой ботаник Степан Крашенинников выполнял, помимо прочего, функции летописца экспедиции. По словам Крашенинникова, обитатели Камчатки были еще более омерзительными, чем все остальные сибиряки. «Они едят вшей и моются мочой… пахнут рыбой и делятся едой с собаками», – писал он и добавлял, что «камчадалы не умеют считать больше трех без использования пальцев»²³.

На этот раз русским морякам все же удалось высадиться на американском континенте, но история этой высадки оказалась более чем драматичной. Алексей Чириков, верный соратник Беринга, на «Святом апостоле Павле» прошел на юг от острова Якоби, там, где теперь пограничные воды США и Канады, и открыл некоторые из Алеутских островов. В сторону материка он отправил лодку, которая не вернулась. Не вернулся и небольшой ялик, который спустя два дня послали на поиски пропавших. Вероятно, обе лодки утонули, не справившись с сильным течением вокруг острова Якоби²⁴. С корабля хорошо были видны костры на берегу, вокруг русского пакетбота плавала пирога местных жителей, но на «Святом Павле» больше не было шлюпок, чтобы спустить их на воду и последовать за аборигенами к берегу[6]6
   Местные жители зафиксировали это происшествие – на прибрежных скалах сохранились рисунки с изображением большого парусного судна и лодок.


[Закрыть]. Чириков прождал еще несколько дней, но потом принял решение не искать тех, кто мог выжить после крушения лодок (команда потеряла пятнадцать человек), но самое главное – он отказался от идеи добраться до материка²⁵. В принципе, это объяснимо – без лодок пристать к берегу было невозможно. Команда даже не могла набрать воды и запастись провиантом, и на обратном пути членам экипажа пришлось обменивать свои ножи на пузыри с пресной водой, которые на своих пирогах привозили местные жители.

Еще в самом начале экспедиции корабли Чирикова и Беринга потеряли друг друга из виду. Известно, что в июле 1741 года «Святой Петр» достиг побережья Северной Америки. С борта судна команда видела гору Св. Элиас, у подножия которой находится современное поселение Якутат, где и состоялась высадка на берег. Но… корабль не успел вернуться на Камчатку до конца мореходного сезона, и людям пришлось зимовать на острове, который в настоящее время носит имя Беринга. Самое ужасное, что во время сильного шторма пакетбот сорвался с якоря, разбился о скалы и затонул. Шестидесятилетний Витус Беринг не пережил зиму и умер от сердечного приступа²⁶. Из семидесяти пяти членов команды уцелели сорок четыре человека. Причина смерти – главным образом цинга²⁷. Среди выживших был немецкий ученый Георг Стеллер, который писал, что команда питалась мясом больших морских животных, которых он называл «морскими коровами». Вес животного доходил до 3500 килограммов, и его мяса могло хватить команде на целый месяц²⁸. Скорее всего им также удавалось забивать дюгоней и моржей.

Весной 1742 года оставшиеся в живых моряки построили из обломков «Святого Петра» шлюпку и добрались до Петропавловской Гавани. От места зимовки до городка оказалось всего четыре дня пути.

Несмотря на большие потери, которые понесла экспедиция Беринга (Чириков, кстати, ходил на поиски своего друга), она была признана успешной. У русских появилась возможность обосновать свои претензии на североамериканские земли – хотя бы тем, что они открыли их. Но, если уж быть объективным, Беринг и Чириков – не первые европейцы, достигшие северного побережья Тихого океана. До них там побывал сэр Френсис Дрейк, знаменитый пират английской королевы Елизаветы Тюдор. Дрейк проплыл вдоль берегов континента на корабле «Золотая лань» (Golden Hind) и достиг мест современного Сан-Франциско, когда в 1577–1580 годах совершал кругосветное путешествие. Однако именно русские первыми высадились на материк. И после понесенных потерь могли утверждать, что заплатили кровью за право обладания землями на севере Америки.

Точно так же, как и в ходе покорения Сибири, освоением американских земель стали заниматься частные лица, которые из описаний Георга Стеллера узнали, что на островах довольно много пушных зверей. После 1742 года на Алеутских островах побывало около тридцати экспедиций. Добирались из Петропавловской Гавани и Охотска на одномачтовых суднах, специально снаряженных для плаваний в арктических водах; эти суда назывались шитиками. Кому везло больше, через два-три года возвращались в Россию и привозили с собой богатую добычу. В 1754 году одна из экспедиций привезла 1662 шкурки калана (морского бобра), 840 шкур морских котиков и 720 – лисьих.

Для местных жителей последствия появления русских, отстреливавших животных, приносящих болезни и считавших аборигенов за рабов, оказались катастрофическими. Один из первых исследователей Камчатки казак Владимир Атласов писал о том, что в 1730-х годах население полуострова составляло несколько тысяч. Когда же в 1773 году в этих местах провели первую официальную перепись населения, то насчитали всего 706 душ²⁹.

После экспедиции Беринга и Чирикова Петербург загорелся желанием присоединить Америку к Российской империи. «Колумбы росские, презрев угрюмый рок, / Меж льдами новый путь отворят на восток, / И наша досягнет в Америку держава», – писал Михаил Ломоносов в незаконченной поэме «Петр Великий». Любопытно то, что Михаил Ломоносов был не только известным ученым-энциклопедистом, но и по крови частично помором; представители этой народности, проживавшей на Севере, были первыми исследователями побережья Сибири у Северного Ледовитого океана. Следовательно, можно утверждать, что Ломоносов имел определенный врожденный интерес к исследованию северных земель. В 1755 году Ломоносов написал «Письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном». Кроме этого, он нарисовал карту земного шара, на которой Северный полюс располагался в самом центре, а Аляска была обозначена как часть Сибири³⁰. Ломоносов считал, что через северное море российский флот может пройти в Азию[7]7
   Из-за глобального потепления судоходный период в течение календарного года значительно увеличился, и навигация по Северному морскому пути возможна при помощи ледоколов. Так что она вполне может быть не только окупаемой, но и экономически выгодной.


[Закрыть] и у России есть все шансы стать «империей на трех континентах: в Европе, Азии и в Америке».

Однако в реальности колонизировать эти места оказалось гораздо сложнее, чем представлялось ученому. Сибирь была огромная, больше, чем Европа и США вместе взятые, и власть царя, как и влияние православной церкви, слабели по мере продвижения на север и восток. В Сибири была вольница, и каждый жил по своим законам. Вслед за казаками в Сибирь потянулись люди, бегущие от преследований по религиозным мотивам. Здесь селились староверы, на которых начались гонения при отце Петра Великого. Туда же бежали крепостные крестьяне от помещиков-самодуров и те, кто имел проблемы с законом. По сути, как и на Диком Западе в Америке, сибирские просторы заселяли сектанты, земледельцы и преступники всех мастей³¹.

Однако Сибирь стала не просто местом, в котором можно было спрятаться от правосудия и получить личную свободу. Практически с самого начала колонизации в Сибирь стали ссылать преступников. Логика была простой – в такой дали и глухомани они никому не смогут причинить зла³². Официальным названием ссылки стало слово «каторга» (от греч. Katergon – «галера»). Каторга предполагала не просто переселение в Сибирь, но принудительные, именно что каторжные по своей тяжести работы. Начиная с Петра I на каторгу отправляли тех, кто лишь по великой милости избегал смертной казни.

При Елизавете, в 1753 году, была упразднена казнь офицеров, которых тоже стали отправлять на каторгу.

Вот список преступлений, за которые человек в Российской империи мог попасть на каторгу: гадание, бродяжничество, попрошайничество, рукоприкладство по отношению к супруге, незаконная вырубка леса, «безответственное и опасное для окружающих управление телегой без вожжей»; пусть недолгое время, но в Сибирь ссылали даже за употребление нюхательного табака³³.

До середины XVIII века всех каторжников клеймили – чаще всего клеймо ставили на лице или на правой руке, и с такой отметкой они никогда больше не могли вернуться назад, в Европейскую часть России.

До Сибири каторжников вели около двух лет по дороге, которую называли «тракт». Звон кандалов и протянутые за подаянием руки – вот что слышали и видели путешественники, которым выпадало ехать по тому же тракту. В Тобольске ножные кандалы с каторжан снимали. Это был, бесспорно, жест милосердия, но также и подтверждение того, что теперь они находятся столь далеко от цивилизации, что даже без кандалов никуда не смогут убежать.

Иркутск появился на месте построенного в 1652 году казацкого острога, у впадения в Ангару реки Иркут. Через этот город шла торговля с Китаем. Вскоре Иркутск стал столицей Восточной Сибири. В 1754 году в городе работала навигационная школа, также здесь обучали геодезистов и маркшейдеров – инженеров горнодобывающей отрасли. Кроме этого, японские моряки, выброшенные на российские берега, обучали в Иркутске своему языку «толмачей». Все это говорит о том, что в Петербурге планировали развитие торговых и прочих отношений со странами Азии.

Атмосфера в городе была одновременно опасной, так как здесь жили ссыльные, но и оптимистичной, если учитывать возможности, которые открывали эти неосвоенные края. Охотники за пушниной, возвращаясь из тайги, продавали мех и уходили в загул. Притоны и игорные дома Иркутска имели в свое время такую же печально известную славу, как Дэдвуд – город в Южной Дакоте, прославившийся во времена «золотой лихорадки». Судебные архивы Иркутска свидетельствуют, что в городе происходило по одному убийству в день. Французский монах и аббат Жан Шапе д’Отрош, которого Екатерина Великая отправила в Сибирь для наблюдения за «лунами Юпитера» в 1770 году, писал, что местное духовенство пило по-черному и священники часто валялись на улице, потому что были не в состоянии дойти домой³⁴.

Купцы и жители Иркутска были отрезаны от Европейской части России точно так же, как французы в Квебеке – от митрополии или англичане на Бермудах – от Лондона. Неудивительно, что в этих условиях язык и одежда «новых сибиряков» были устаревшими. Кафтаны, упраздненные еще Петром Великим, в Сибири носили даже в начале XIX века. У кого были деньги, строили себе огромные особняки, а все тротуары в городе были деревянные, чтобы не ступать ногами в грязь, и, по словам д’Отроша, повсюду бродили свиньи³⁵.

На государственную службу в Сибирь соглашались отправиться только те, кто хотел любой ценой обогатиться, или же те, кто по каким-то причинам впал в немилость. Можно вспомнить историю Матвея Гагарина, назначенного Петром Великим губернатором Тобольска. Гагарин пробыл на этом посту девять лет и неплохо зарабатывал на контрабанде. Он даже стал чеканить собственные деньги и вершить суд, как ему вздумается. Например, за поджог Гагарин приказывал живьем сжигать виновных, не особо разбираясь, так ли уж они виноваты. Прознав про «шалости» подданного, Петр приказал привести Гагарина в оковах в Петербург и повесить. Император также распорядился не снимать тело с виселицы, и когда веревка на шее трупа сгнила, ее заменили железной цепью.

Но показательные наказания не вводили в ступор алчное сибирское чиновничество. «Законы государя – это вам не игра в карты, – писал Петр в одном из указов в 1723 году. – Государев указ является обязательным к исполнению, и никто не должен позволять себе его нарушать». Очень правильные слова, однако факт того, что примерно в те же годы были приняты несколько законов, направленных на защиту местного населения от рабского труда, вымогательства и унизительного обращения, свидетельствуют о том, что законы редко выполнялись.

* * *

Наверняка Петр Резанов не без волнения думал о том, что его ждет в опасной Сибири. Однако он понимал, что если поведет себя правильно, если ему будет сопутствовать удача, то карьера на границах империи может принести огромное состояние или же обрести влиятельных покровителей. Резанов был аристократом и по законам того времени имел право работать судьей, поэтому он решил начать свою карьеру на новом месте именно в этом качестве.

Весной 1769 года Петр Резанов оставляет в Петербурге свою жену и маленьких детей и отправляется в Сибирь. Так начинается «сибирская история» этой семьи, дивиденды от которой в большей степени получит не отец, а сын.

3. Двор

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Гавриил Державин. Ода «Бог», 1784 г.

Для русских аристократов императорский двор был центром мира, источником силы, местом, где можно найти покровителей, сплетничать, интриговать, преуспеть или с позором закончить свою карьеру. Фавориты и любовники императрицы Екатерины – Григорий Орлов и Григорий Потёмкин – имели огромную власть и несметное богатство. Екатерина переписывалась с философами Вольтером и Дидро, обсуждала с ними разные идеи, касающиеся просвещенного абсолютизма и управления империей, но в реальности судьба России была совершенно непредсказуемой и, по сути, дремуче-азиатской, так как полностью зависела от капризов правителей. В этом смысле со времен Ивана Грозного, который был хозяином России за два века до Екатерины, мало что изменилось. При Екатерине и ее преемниках залы Зимнего дворца каждый вечер освещали две тысячи свечей, в свете которых роскошно одетые мужчины и женщины плели интриги, целью которых было личное продвижение и обогащение.

С самого раннего детства Николаю Резанову внушали, что иметь влиятельного покровителя – это первоочередная необходимость, без покровителя невозможно получить ни приличную работу, ни продвинуться по службе. Просто факт дворянства не гарантировал успешной карьеры. Вместе с тем, несмотря на то что российская монархия носила все признаки отнюдь не просвещенного, но скорее матерого абсолютизма (вплоть до мелочей – например, крестьяне должны были падать ниц при появлении царской кареты¹), в высшем обществе кому-то удавалось пробиться и без длинной родословной. Частично это объясняется реформами Петра Великого, благодаря которым (и благодаря которому – самому Петру) на русской службе появилось много иностранцев, а также выходцев из простого народа. Например, любимец царя князь Александр Меншиков, Светлейший, в детстве продавал пироги, а сам Петр женился на большегрудой крестьянке из Ливонии, которая правила после смерти мужа под именем Екатерины I.

В высшем эшелоне власти всегда было много любимчиков императора/императрицы, и объясняется это конечно же не стремлением сделать управление страной более демократичным, а вполне понятным желанием окружить себя верными людьми. И если аристократы, имевшие свой собственный доход, могли позволить себе некоторые вольности, будучи уверенными в том, что не останутся без куска хлеба (но вольности осторожные, так как с попадавшими в опалу вельможами в России всегда расправлялись круто), то иностранцы на русской службе, как и люди из безродных семей, могли сделать карьеру только при помощи покровителя, причем часто покровителя в лице самого государя. В результате страницы российской истории XVIII века пестрят именами талантливых «выскочек». Гавриил Державин был одним из таких людей. Он родился в небогатой дворянской семье, но благодаря покровительству и своему уму стал занимать высшие посты в государстве (пока не попал в опалу – и его эта участь не миновала). Именно Державин сыграл впоследствии в жизни молодого Николая Резанова роль благодетеля.

Семья Державина жила недалеко от Казани, и предки его, точно так же как и у Резанова, были татарами. В юношеском возрасте Державин приехал в столицу и поступил рядовым в Преображенский полк (у семьи не было денег, чтобы купить ему офицерскую должность). Этот полк участвовал в дворцовом перевороте, организованном Екатериной II. Прошло еще десять лет, прежде чем Державин стал офицером. В качестве офицера он был направлен на подавление восстания Емельяна Пугачёва. Пугачёв, донской казак, объявив себя Петром III, неубитым мужем Екатерины, собрал войско и с войском стал продвигаться к Петербургу. По дороге он вешал всех взятых в плен офицеров и жег усадьбы помещиков. В 1774 году он попытался взять Казань, но был разбит, а вскоре выдан властям своими же сообщниками.

Преследуя пугачёвцев, Державин проявил себя верным слугой государыни. По крайней мере, у него не было никаких моральных сомнений по поводу расправ над теми, кого считал преступниками.

В декабре 1774 года Емельяна Пугачёва в клетке привезли в Москву и вскоре казнили на Болотной площади. В тот год одиннадцатилетний Николай Резанов написал Державину письмо на немецком языке². Мальчик с детства был записан в лейб-гвардии Измайловский полк, которым командовал его дед, а в письме он благодарит Гавриила Романовича за перевод в полк Преображенский, который так и не состоялся:

«Государь мой. Я был бы неблагодарен, если б такому благодетелю, как вы, за память обо мне не выразил глубочайшей моей признательности: вы принимаете участие в моей судьбе и, как я слышал от маменьки, хотите взять меня из лейб-гвардии Измайловского в Преображенский полк под свое покровительство. Но так как я думаю, что вы уже прибыли в Москву, то надеюсь вас вскоре увидеть в Петербурге. Я к вам написал уж много писем; но не знаю, получили ли вы их. Маменька не совсем здорова, а маленькая сестрица моя недавно очень хворала. Жду, мил. г-др, вашего благополучного приезда. В заключение желаю вам всякого счастья и доброго здоровья.

Остаюсь и до конца жизни пребуду с наиглубочайшим почтением и преданностию, вашим, мил. г-дрь, послушнейшим, покорнейшим и обязаннейшим слугою»³.

Что касается самого факта эпистолярного обращения к Державину, то оно объясняется просто – Державин был хорошо знаком с Иваном Резановым, дядей нашего героя.

В возрасте четырнадцати с половиной лет, в конце лета 1778 года, Николай Резанов начинает военную службу кадетом Измайловского полка.

Русские лейб-гвардейские полки в смысле военной и социальной организации были построены по примеру западных прототипов. Самыми престижными считались три полка, созданные еще Петром Великим. Эти полки именовались по названиям подмосковных сел: Измайлово, Преображенское и Семеновское, из которых юный Петр набирал мальчишек для своей «потешной армии». Лейб-гвардейскими офицерами были в основном аристократы.

Когда Резанов начинал службу, среди офицеров его полка были представители самых знатных российских фамилий. Форма у офицеров была такой: зеленый камзол с красными обшлагами и воротником, белые бриджи. Командовал полком князь, генерал Николай Репнин, командиром кадетов был князь, майор Голицын. Среди кадетов, кстати, был и Александр Александрович Бибиков, сын умершего начальника Державина. Забегая вперед, офицеры поколения Резанова позже доблестно сражались с Наполеоном[8]8
   По крайней мере, в галерее Зимнего дворца, где собраны портреты героев Отечественной войны 1812 года, можно увидеть четырнадцать его бывших сослуживцев.


[Закрыть].

Начиная служить, нетерпеливый Резанов быстро понял, что родился не вовремя, чтобы сделать стремительную военную карьеру, – повторялась та же история, что и с его отцом. В 1774 году заключением Кючук-Кайнарджийского мира, по которому Россия получила право иметь флот на Черном море и право перехода через проливы Босфор и Дарданеллы, закончилась очередная русско-турецкая война. Восстание Пугачёва, во время которого младшие офицеры после гибели старших имели возможность подняться по служебной лестнице, было подавлено. Для армии, и в частности для измайловцев, наступил период передышки⁴. При этом каждый год, с 1 мая по 1 сентября, полк участвовал в маневрах, проводившихся неподалеку от Санкт-Петербурга. Зимой нижние чины полка квартировались в бревенчатых казармах в деревне Калининское, расположенной к югу от столицы, а офицеры могли жить в городе, где начинался светский сезон с балами и прочими увеселениями. Такая спокойная жизнь высшие офицерские чины вполне устраивала, но амбициозная молодежь, конечно же, мечтала о другом.

Незадолго до того, как Николаю Резанову исполнилось двадцать лет, весной 1784 года, он решил, что с него хватит пустого времяпрепровождения, и подал в отставку. Если в условиях мира рассчитывать не на что, не лучше ли попытать счастья в гражданской жизни, тем более что кое-какие связи у его семьи имелись?

Буквально накануне он получил звание майора. По Табели о рангах это звание относилось к VIII классу и соответствовало гражданскому чину коллежского асессора. Обращение к коллежскому асессору было приятным на слух – «Ваше высокоблагородие», однако сам по себе чин не приносил никаких дивидендов. Точно так же, как и многие другие дворяне, прервавшие службу, Резанов поехал в имение матери, чтобы собраться с мыслями и понять, что он будет делать дальше.

Летом столица пустела: двор, высший свет и дворяне средней руки – все устремлялись в загородные усадьбы. Можно предположить, что молодой Резанов вместе со своими младшими братьями и сестрой наслаждался всеми прелестями теплого времени года в расположенном около Пскова селе Демьянинское, которое принадлежало его матери Александре Окуневой – оно было ее приданым[9]9
   В наши дни это село бесследно исчезло с карты.


[Закрыть].

В 1784 году Псков был глубокой провинцией. Императрица, посетившая этот город в 1776 году, пришла к выводу о том, что Псков – это невероятное захолустье. «Заразите кого-нибудь вашим талантом и пришлите его сюда, – писала Екатерина из Пскова своему другу барону Фридриху фон Гримму. – Возможно, этот человек сможет оживить это место»⁵. Между тем в XV веке Псков процветал. Он торговал лесом, янтарем и дегтем. В Пскове жили богатые купцы, которые построили красивые церкви и большие особняки. Город был окружен высокой крепостной стеной и выдержал двадцать шесть осад со стороны татар, ливонцев, поляков, тевтонских рыцарей и завистливых новгородцев, которым успех соседей всегда мозолил глаза. Однако в XVIII веке Псков оказался в стороне от происходящих в мире событий. За восемьдесят лет до прибытия сюда Резанова, в июле 1704 года, Петр Первый отвоевал у шведов крепость Дерпт (ранее – древнерусский город Юрьев, а в наши дни – эстонский город Тарту), границу перенесли на запад, и Псков уже больше не имел стратегически важного положения на рубежах империи. Вся торговля шла теперь через Петербург и Кёнигсберг. По церковным записям 1780-х годов население Пскова и окрестностей составляло всего 7000 человек, в два раза меньше, чем в Средние века.

После службы в лейб-гвардейском полку молодой человек наверняка заскучал. В Петербурге газеты писали о представлениях нового Каменного театра, который был открыт в 1783 году (теперь это всем известная Мариинка), в салонах обсуждали оду Державина «К Фелице» – авангардное для своего времени произведение, в котором поэт обращался непосредственно к Екатерине, а в Пскове единственной новостью было начало строительства суда.

Будь Резанов пессимистом, он бы, вероятно, приуныл: жизнь не удалась. Но скорее он рассматривал свое пребывание в провинции как передышку перед грядущим возвращением в столицу. Незадолго до описываемых событий Гавриил Державин стал губернатором Олонца – уездного города на границе со Швецией. Спустя год, в 1775 году, Екатерина перевела его, также губернатором, в богатую зерном Тамбовскую область. Державин, умевший спокойно ждать своего часа, приобрел репутацию успешного управленца, и молодой Резанов, возможно, надеялся на то, что фаворит государыни вспомнит о нем, если понадобится к нему обратиться.

Окуневы, родственники со стороны матери, были достаточно крупными помещиками и прекрасно знали всю псковскую администрацию. Пользуясь связями, Николаю подыскали работу: невзирая на полное отсутствие опыта и соответствующего образования, он становится коллежским асессором в только что открывшейся Палате гражданского суда. В качестве бонуса молодому дворянину приписали дополнительный год стажа. В суде рассматривали дела, связанные с бродяжничеством, драками, семейными тяжбами и прочими житейскими казусами. Дела слушались в порядке убывания социального статуса людей, подавших петиции.

Просматривая записи тех лет, можно обзеваться и умереть от скуки. Приблизительно в те дни, когда Резанов начал службу, была сделана опись мебели и предметов. В этой описи фигурируют «две медные чернильницы, одна песочница[10]10
   Чтобы промакивать написанное чернилами.


[Закрыть], один колокольчик, одна голландская печь с железными дверцами, восемь медных канделябров, окна и несколько дверей»⁶.