Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

«Люди, идущие в промысел, суть частью народ буйный, пьяный и столько развращенный, что всякое общество должно счастием считать, что избавилось их, – так описывал Резанов обитателей Охотска, когда находился на территории Русской Аляски. – Но здесь крайность заставила их тише быть, ибо нет праздности, да и к пьянству мало способов. Выходя в Охотск, берутся они за прежнее мастерство, пропивают в несколько недель четырехгодичный труд свой и потом опять в Америку возвращаются; и так, каких примеров ожидать от них? Но ежели б позволено им было здесь оставаться, то тогда каждый из них нечувствительно начал бы мыслить о хозяйстве своем, и, может быть, половина б из них сделалась добрыми людьми, но при возвращении своем будут они опять в совершенный вред обществу. <… > промышленные, женясь на американках, оставляют или вывозят их в Охотск и с детьми и, пропив все достояние свое, бросают их скитаться по миру, а чрез то, непривычки к климату и пище, недостатку одежды и столько же от оспы, все они генерально умирают»¹⁴.

Архимандрит Иосаф был шокирован увиденным, но Шелихов заверил его, что в колониях компании, и в частности на Кадьяке, совсем не так (что, конечно же, мало соответствовало действительности).

Попарившись после долгого пути в бане, Шелихов стал читать письма из Кадьяка от генерального управляющего Александра Баранова. Настроения они ему не подняли – Баранов писал, что люди страдают от цинги, а туземцы жалуются, что на них нападают люди Лебедева-Ласточкина, главного конкурента Шелихова. Баранов умолял привезти продукты, железо, парусину, деньги и товары для обмена с туземцами. Также он просил привезти водку для него лично. Шелихов не стал рассказывать монахам о проблемах, с которыми переселенцам неизбежно придется столкнуться. Вместо этого он написал в Кадьяк письмо с указаниями, что нужно предпринять: «…обустроить поселение так, чтобы оно выглядело красивым и производило хорошее впечатление на капитанов иностранных кораблей, которые заходят в гавань. Поселение должно быть больше похоже на город, чем на деревню. Необходимо добиться того, чтобы русские в Америке жили красиво и аккуратно, а не так, как в Охотске, прозябая в нищете и деградации». Письмо управляющему Шелихов закончил словами: «Результаты твоей работы будут доведены до сведения императорского двора». Благие намерения похвальны, но эту задачу невозможно было выполнить в короткие сроки.

В августе 1794 года Шелихов отправил людей на Кадьяк на двух построенных компанией кораблях. Один из кораблей назывался «Три Святителя» (Шелихов был верен этому названию и дал его новому кораблю), другой назывался «Святая Екатерина». В общей сложности набралось около двухсот человек: 52 переселенца, монахи, 121 охотник из местных и несколько туземцев. В ящики заботливо были упакованы книги для школы по истории, математике, экономике и по классической литературе¹⁵. Кроме того, в колонию везли семена с точными указаниями, как и когда их высаживать и как заботиться о растениях. Везли также собак, кроликов, коз, свиней, корову с быком и кобылу с жеребенком[29]29
   К сожалению, из затеи Шелихова разводить в колонии скот ничего не получилось, к концу первой зимы всех животных, за исключением собак, съели.


[Закрыть].

Корабли подошли к острову 24 сентября, но застряли на камнях при входе в бухту Святого Павла, и людям пришлось добираться до берега по воде, благо там было неглубоко. Но это было не самое худшее. Священники с ужасом обнаружили, что ни школы, ни церкви, о которых с таким энтузиазмом рассказывал Шелихов, просто не существует. Не было там и нормальных домов – люди жили в зловонных бараках. Единственным более-менее нормальным зданием был дом генерального управляющего. В 1788 году в гостях у Баранова побывал испанский капитан де Харо, который писал, что «внутри дом украшен китайской бумагой, есть большое зеркало, изображения святых и широкие, удобные кровати»¹⁶.

Баранов мог разместить переселенцев только в бараках, обитатели которых жили в грехе с местными женщинами. Монахи предпочли поселиться под навесом на берегу. Кормились они тем, что собирали с камней мидий. Службы монахи проводили на галечном пляже, скрываясь от ветра за перевернутыми лодками¹⁷.

Через пару месяцев Баранов узнал, что новоприбывшие (как мы помним, главным образом, из бывших каторжников) задумали разграбить склад компании, захватить корабль и вернуться в Охотск. Мнения разошлись только по одному вопросу – перерезать Баранову горло или сохранить ему жизнь. Генеральный управляющий приказал арестовать и высечь заговорщиков, затем их заковали в кандалы и отправили на практически необжитые острова.

Монахи в заговоре против Баранова, конечно же, не участвовали, но присутствие Святых Отцов добавило управляющему проблем. Каждый день ему пеняли на пьянство и распутное поведение поселенцев, а также на то, что сам он дурно обращается с местным населением. Баранов пытался успокоить монахов клятвенным обещанием, что лично пожертвует 1500 рублей (а это десять годовых зарплат обычного матроса) на строительство в Кадьяке церкви Вознесения¹⁸. Строительство церкви началось 21 ноября 1794 года[30]30
   Эта церковь позже была перестроена, но она все еще стоит напротив длинного бревенчатого сруба, в котором находился склад компании.


[Закрыть]. И, к слову, присутствие на острове монахов осложняло жизнь не только Баранову, но и другим управляющим русскими поселениями на протяжении нескольких последующих десятилетий.

6. Китай

…Все это в краю, который слывет безымянной пустыней. Не раз содрогнешься, глядя на дикие громады гор без растительности, с ледяными вершинами, с лежащим во все лето снегом во впадинах <…> Над всем этим тяготеет такое страшное безмолвие, что не решаешься разговором или песнью будить пустыню, пугаясь собственного голоса.

Иван Гончаров. О поездке по Сибири, 1855 г.

Дилижанс Резанова въехал в Иркутск в начале августа 1794 года. На протяжении нескольких недель до его приезда по городу ходили самые разные слухи. «Я недавно слышала о том, что (капитан) Биллингс наговорил на тебя Ее Величеству и сказал, что ты попусту попросил ее отправить людей в Америку, – писала Наталья Шелихова своему мужу в Охотск 5 августа. – Биллингс говорил-де, что у тебя в Америке ничего нет, ты наврал Ее Величеству, рассказав ей всяких выдумок. Говорят, что Ее Величество рассердилась и направила курьера, чтобы в кандалах отправить тебя в Петербург. Поговаривают, что курьер едет инкогнито, и никто о нем ничего не знает»¹.

К счастью, опасения Натальи были напрасными. Резанов и Шелихов на протяжении всего года вели активную переписку. Сама Наталья Шелихова упоминает, что с мая по июль она переправила мужу по крайней мере четыре письма Резанова. История не сохранила эти письма, но не возникает никаких сомнений в том, что у Резанова, доверенного лица Зубова, и Шелихова, хозяина самой крупной сибирской компании, были вопросы, представлявшие взаимный интерес. Кроме всего прочего, поездка в Сибирь давала Резанову возможность увидеть своего отца (вполне вероятно, впервые за всю его взрослую жизнь).

Отец Николая Резанова Петр отбыл на службу в Сибирь в 1767 году, когда его сыну едва исполнилось три. Начинал он как рядовой судья в гражданском суде Иркутска. К 1785 году он уже был главным судьей и коллежским советником, что соответствовало VI классу Табели о рангах. (По армейскому ранжиру он был бы полковником, а по флотскому – капитаном I ранга.)

В том же 1785 году Резанов-старший оказался замешан в скандале, последствия которого сильно омрачили ему жизнь. В судебных архивах Иркутска сохранились некоторые подробности этого дела. Двадцать второго января 1785 года некий Ширяев, предположительно бывший крепостной из Устюга, а на тот момент иркутский мастер-стеклодув, подал жалобу на то, что его заказчик, купец Иван Савельев, заплатил ему за работу на 292 рубля меньше, чем они сговаривались. Дело слушалось в суде под председательством Петра Резанова. Савельев не стал вести тяжбу и передал обозначенную сумму суду. Однако эти деньги вдруг исчезли из запертого ларца. Началось расследование местного уголовного суда. Можно предположить, что разбиравшие дело судьи Веденяпин и Мальцев сильно недолюбливали Резанова, а уж по каким причинам, нам не известно. Так или иначе, Петр Резанов был обвинен в растрате, и до окончания расследования ему запретили выезжать из Иркутска².

Крайне маловероятно, что Резанов присвоил себе эти деньги. Он зарабатывал 2000 рублей в год и жил весьма скромно, в доме с тремя печами, двумя служанками и мальчиком-конюхом. В конечном счете Резанов решил отдать деньги Савельеву скорее всего из личных сбережений. Однако купца не было в городе, а его представитель в Иркутске, по мнению самого Резанова, был «человеком ненадежным из-за своего разгульного образа жизни». В 1787 году Резанов-старший отправил деньги Савельеву курьером в Красноярск. Казалось бы, инцидент исчерпан, но даже после этого Петру Резанову потребовалось еще пять лет для того, чтобы вернуть себе честное имя. Только в начале 1793 года он получил официальное извещение из Сената о том, что к нему нет никаких претензий (можно предположить, что за отца похлопотал Николай Резанов).

Тяжбы подорвали здоровье старого судьи, и в 1794 году, через несколько месяцев после того, как Николай приехал в Иркутск, он умер. Позже, когда Николай Резанов влился в компанию Шелихова, ему пришлось неоднократно убеждаться в том, что интриги в Иркутске могут быть такими же сложными и запутанными, как и в столице, да и то – страстей больше, а денег на кону меньше.

В то время Иркутск был границей цивилизованного мира, а дальше начиналась тайга. Город, по сибирским меркам, был большим, до 1792 года в нем находилась таможня, так как через Иркутск шла довольно оживленная торговля с Монголией и Китаем. В 1731 году была открыта Тельминская суконная мануфактура, первая в Сибири. В центре стоял каменный собор, а кроме него было еще около сорока деревянных церквей. Фасад губернаторского дома украшали колонны, сделанные из сосновых стволов. Различия сословий в Иркутске были не такими очевидными. Жители города, от дворян до старателей и охотников, не говоря уже о маргинальных элементах, буквально «срослись» с Сибирью, где, по их мнению, было спокойнее, чем «под боком» у Петербурга и Москвы. В реальности управляли городом купцы, у которых водились деньги, и даже губернатор прислушивался к мнению купеческого сообщества.

Известие о том, что в город приезжает сын городского судьи, и не просто так, а с поручением Ее Величества (каким именно, никто не знал), взбудоражило всех жителей. Григорий Шелихов прибыл в Иркутск чуть позже Резанова – не так-то просто было добраться из Охотска, но он свое быстро наверстал. Шелиховы не жалели денег, чтобы развлечь дорогого гостя. Бесспорно, Шелихов стал миллионером во многом потому, что был решительным и даже жестоким по натуре человеком, но у него была и другая сторона: он умел быть мягким и обходительным, когда того требовали обстоятельства. Точнее, даже не обстоятельства, а его собственные интересы. Резанова он хотел сделать своим союзником. Ведь купец очень красиво расписал жизнь в колониях, когда был в столице, но в реальности все было ровно наоборот, и, конечно же, Шелихову не хотелось, чтобы обман раскрылся.

На Резанова Шелихов произвел самое благоприятное впечатление, и это было взаимно – Резанов все больше и больше нравился купцу. Несмотря на сословные различия, у них оказалось много общего. И Шелихов, и Резанов были твердо уверены в том, что на неосвоенных землях можно хорошо заработать. Резанов, выросший в среде, где занимаемое положение обусловливалось происхождением, неожиданно для себя обнаружил, что люди, подобные Шелихову, умные и амбициозные, легко могут подняться над сословными ограничениями и добиться в жизни немалых высот. Резанов, бесспорно, был человеком века Просвещения, и его поразила способность Шелихова брать у природы то, что он хочет, и изменять обстоятельства по собственному сценарию. И речь шла не об одном лишь Шелихове – в Иркутске Резанов убедился в том, что купцы зарабатывают огромные деньги, а значит, могут позволить себе больше, чем нищие аристократы.

Шелихов показал Резанову свое хорошо организованное производство. Вместе они посетили принадлежащие компании кожевенные и меховые мастерские, склады оружия и провианта. Это была целая империя, которую Шелихов и его компаньоны крепко держали в руках.

Начиналась зима, и Шелихов вплотную занялся подготовкой санного каравана для поездки на ежегодную торговую ярмарку в Кяхту.

Кяхта была небольшим поселением на границе с Китаем, напротив китайского селения Маймачен. И только в этом городке разрешено было вести легальную торговлю с Китаем. Ежегодный товарооборот был настолько высок, что в 1792 году в Кяхту была переведена таможня из Иркутска. Китай был крупнейшим в мире потребителем мехов, а Россия стала крупнейшим импортером чая. К 1770-м годам чай в России из напитка для знати превратился в любимый напиток всех классов и сословий. И чай можно было купить (а точнее, выменять на меха) в Кяхте.

* * *

На протяжении многих веков Китай, как и Россия, с большой тревогой относился ко всему тому, что происходило в евразийских степях. Кочевники Центральной Азии доставляли императорам Поднебесной много проблем, причем так было даже во времена легендарного правителя Яо, жившего в 2353–2234 годах до н. э. Из всех пограничных Китаю государств самой непредсказуемой и взрывоопасной была Монголия. После развала монголо-татарских империй московские князья стали направлять на восточные рубежи казацкие экспедиции. В 1618 году казак Ивашка Петлин из Тобольска стал первым эмиссаром Российского государства при императорском дворе в Пекине. Ивашку приняли с почестями, и, на следующий год приехав в Москву, он с восторгом рассказывал Михаилу Федоровичу, первому царю из династии Романовых, о Великой Китайской стене и потрясающем дворце императора в Пекине. Однако никто ему тогда не поверил[31]31
   Впрочем, были и те, кто обратил внимание на «россказни» Петлина. Одним из них оказался английский священник Самюэль Пурчас (Samuel Purchas), выпустивший в 1625 году четырнадцать томов невероятно популярных в то время травелогов под длинным и заковыристым названием «Пурчас и его пилигримы, которые описывают историю мира на основе морских и сухопутных путешествий, совершенных англичанами и представителями других народов» (Purchas His Pilgrimes: Contayning a History of the World in Sea Voyages and Lande Travells, by Englishmen and others). Любопытно, что английский поэт Джон Мильтон использовал изложенную в книгах Пурчаса информацию для написания своей поэмы-эпопеи «Потерянный рай». В XI книге Мильтон писал о «паланкине китайских королей», а в строке 190 «о негодяе кфаре Москофском» (если сохранить старую орфографию).


[Закрыть].

Россия постепенно расширяла свои границы, и становилось очевидным, что две империи рано или поздно встретятся, причем не исключено, что встреча эта произойдет на поле битвы³. Казаки покоряли народы Сибири, а те уже многие века платили китайцам дань. В самом Китае произошел ряд крестьянских восстаний, династия Мин все больше слабела, чем воспользовались кочевники Маньчжурии, захватившие в 1644 году Пекин. Императорам новой династии Цин, известной также как Маньчжурская династия, не нравилось проникновение русских на земли, которые они считали своими. Тем не менее дипломатические отношения с Россией были установлены. Посредником между империями стал купец-мусульманин по имени Сеиткул Аблин из Бухары: прибыв в Китай с торговым караваном, он привез императору вежливое письмо от царя Алексея Михайловича, отца Петра Великого.

В 1651 году, в правление Алексея Михайловича, казак Ерофей Хабаров отвоевал у даурского князька Албазы небольшое селение. На месте селения была построена крепость, о которой никто и не вспомнил бы, настолько незначительной была ее роль, пока в 1665 году там не поселились беглые крестьяне во главе с Никифором Черниговским – они бежали на Амур от притеснений илимского воеводы. Со временем «черниговцы» были прощены (не без помощи пушнины, которой щедро одаривались «нужные люди»), и в 1682 году в Приамурье было образовано Албазинское воеводство.

Проблема в том, что Китай был слишком близко, и территории были спорные. Албазинский воевода, явно недооценив мощь китайской империи, написал императору письмо с предложением стать вассалом русского царя и платить ему дань⁴[32]32
   Китайских переводчиков очень удивила такая постановка вопроса, и они пришли к выводу, что русские не обладают «преимуществами китайского образования и высокой культуры».


[Закрыть]. К этому можно относиться по-разному, но по крайней мере один из маньчжурских царьков перешел на сторону русских, принял крещение, и его сделали дворянином.

В 1685 году китайцы отправили для усмирения русских военный отряд численностью 3000 человек – не так много для Китая, который в то время содержал миллионную армию для охраны Великой Китайской стены. Тем не менее китайцам потребовалось три года и две кампании, чтобы русские оставили Албазин.

Во избежание дальнейших конфликтов Россия и Китай должны были договориться о том, где будет проходить граница между странами. Для заключения мира в Нерчинск был послан Федор Головин в сопровождении 1400 казаков и 500 солдат. Текст Нерчинского договора, по которому впервые официально устанавливалась граница между Россией и Китаем, был составлен на трех языках: русском, маньчжурском и китайском (последний – с помощью миссионеров-иезуитов Ж-Ф. Жербийона и Т. Перейры, владевших китайским и входивших в состав китайской делегации). Граница была определена по рекам Горбица и Аргунь и хребту Малый Хинган. Территория между Малым Хинганом и рекой Уда оставалась «ничейной». Вдоль границы предполагалось поставить камни с соответствующей информацией на трех языках.

Важным (и позитивным) пунктом Нерчинского договора было то, что лица, имевшие охранные грамоты, могли свободно торговать в районе Кяхты, которая тогда была просто местом на русско-китайской границе. Но и здесь не обошлось без капли дегтя. «Торговля в Кяхте, – говорилось во вступительной части договора, – не является выгодной для Китая, но осуществляется только потому, что Великий Император преисполнен любви ко всем людям и сочувствует вашему маленькому, бедному и несчастному народу; он соглашается на торговлю еще и потому, что Его Императорское Величество просили об этом, и он милостиво согласился удовлетворить желание русских»⁵[33]33
   Так было написано по-маньчжурски, и только гораздо позже исследователи обратили внимание на то, что процитированный выше пассаж отсутствует в латинском и русском вариантах текста, подписанных Головиным. Святые Отцы Жан-Франсуа Жербийон и Томас Перейра просто упустили эти строки, а Головин не знал китайского. На переговорах не присутствовали высокопоставленные китайские сановники, так как далекое путешествие на лошадях к Нерчинску было ниже их достоинства.


[Закрыть].

Чарльз Вейн, маркиз Лондондерри, посетивший Кяхту в 1830-х годах, писал: «На установленном месте быстро появились два городка, в которых происходили торговля и бартер. Русская часть получила название Кяхта, созвучно протекавшей здесь небольшой речушке. Китайское название – Маймачен, что в переводе означает «город для торговли и покупок». Эти два городка разделены неширокой эспланадой. С северной стороны стоят ворота в европейском стиле, которые охраняют русские часовые. С другой стороны – ярко раскрашенное сооружение, наподобие тех, которые китайцы возводят у границ своих городов. На стенах этого сооружения стоят гротескные скульптуры и сделаны яркие надписи. В Кяхте на улицах стоят аккуратные дома, которые обычно можно встретить в провинциальных городах Европейской части России. Здесь много складов [Русско-]Американской компании <…> за которыми видны купола церквей. В Маймачене улицы узкие и темные, и выходят на улицу только стены домов, на которых нет окон»⁶.

* * *

Вернемся, однако, к Шелихову. К концу декабря 1795 года реки окончательно сковало льдом, и Шелихов отправился в Кяхту на зимнюю меховую ярмарку. Сани быстро несли его по льду озера Байкал, к юго-восточному берегу. Берег этот скалистый, и сейчас там проходит Транссибирская магистраль, для которой в скалах пробиты многочисленные туннели. Но тогда о подобном и помыслить не могли, еще и паровоз-то не изобрели. От холода Шелихов укрывался пологом из соболиных шкур. Недалеко от устья Селенги Шелихов выехал со льда и направился в сторону Верхнеудинска (совр. Улан-Удэ). Верхнеудинск был основан в 1689 году как крепость, постепенно городок разросся и к концу XVIII века давно уже входил в Иркутское наместничество. А раньше по берегам реки Уда жили буряты, единственный сибирский народ, имевший свою письменность к тому времени, как их покорили русские. К югу от Верхнеудинска тайга заканчивалась, и начиналась степь. Мне приходилось бывать в Северной Монголии летом, а это недалеко от Улан-Удэ. Там такие огромные пространства, что даже после целого дня, проведенного в седле, кажется, что ты на том же месте и остался. Темно-синее небо над головой кажется бесконечным. Услышав стук копыт, по норам разбегаются и прячутся маленькие мышки-песчанки. Зимой эти бескрайние степи покрыты снегом.

Рассказывая о поездке в Кяхту, я пишу «Шелихов», поскольку у нас нет никаких письменных доказательств, что Резанов поехал на ярмарку вместе с ним, но скорее всего именно так и было. Вот аргумент: активная переписка, которую они вели до этого времени (пребывание обоих в Иркутске мы не считаем), неожиданно прекратилась. Нет ни одного письма, датированного зимними месяцами 1794–1795 годов. Еще один аргумент: в письмах более позднего периода Резанов упоминает цены на определенные товары, продававшиеся на ярмарке, также он с большим знанием дела пишет о купцах, которые регулярно на этой ярмарке торговали, – все это позволяет предположить, что Резанов был в Кяхте вместе с Шелиховым. Из этого и будем исходить.

Итак, в Кяхте Резанов впервые увидел настоящий азиатский Восток. И Кяхта, и Маймачен жили в средневековом ритме Шелкового пути. Китайская часть города (я склонен говорить о едином городе, состоявшем из двух частей) была обнесена высокой кирпичной стеной, которую охраняли солдаты, вооруженные длинными пиками и алебардами. Китайцы продавали бумагу, ткани, среди которых на первом месте был шелк, порох, свечи, медные лампы и, конечно, чай. Русские предлагали меха: соболь, песец, лисица, рысь, морская выдра, бобер, а также шкуры белки, зайца и волка. В чайных на русской стороне купцы степенно пили чай (и водочкой не брезговали), обсуждая дела торговые. В том году наверняка многие говорили о том, что англичане подрывают торговлю в Кяхте, предлагая мех в Кантоне.

Резанов был человеком, который вырос в городе на Неве, то есть приморском городе. Вполне вероятно, что в Сибири он мог прийти к выводу о том, что традиционные торговые пути по суше утратили свое былое значение. Вполне возможно, он размышлял о том, что будущее за морской торговлей. И я могу предположить, что идеи, которые очень скоро охватят Резанова, на реализацию которых он потратит всю свою дальнейшую жизнь, впервые появились в его голове именно в Кяхте. Возможно, слушая купцов, он задавал себе вопрос: если голландцы ведут торговлю в Нагасаки, а англичане – в Кантоне, то почему Россия не может вести торговлю в Тихоокеанском бассейне?

Наверняка в то время в Петербурге обсуждался вопрос торговли с Японией. И очень вероятно, что в 1791 году в Царском Селе Резанов мог видеть весьма странного гостя и даже пообщаться с ним. Я имею в виду японского купца Дайкокуя Кодаю. Его корабль «Синсё-мару» вынесло на Алеутские острова, и в итоге японец около десяти лет провел в России. Но он тосковал по родине и просил разрешения у императрицы вернуться. Кодаю обещал Екатерине, что он попробует посодействовать отмене законов, запрещающих торговлю со всеми странами, за исключением Голландии.

Как женщина предприимчивая, Екатерина хотела торговать с Японией. И, более того, она снарядила к берегам Японии торговую экспедицию под командованием шведско-финского капитана Адама Лаксмана[34]34
   Сына Эрика Лаксмана, того самого, который оставил весьма нелестные отзывы об отношении Шелихова к туземцам.


[Закрыть]. Лаксман высадился на Хоккайдо в 1792 году, но японцы, следуя политике изоляционизма, упорно отказывались торговать со всеми европейскими державами, кроме Голландии, и Лаксману пришлось вернуться в Россию не солоно хлебавши. Правда, японцы выдали ему письменное разрешение на посещение Японии еще одного русского корабля. Этому разрешению суждено будет сыграть большую роль в судьбе Резанова⁷.

В голове нашего героя все отчетливее складывалось видение будущей торговой империи в географическом треугольнике между Россией, Аляской и Японией. Эти планы полностью поддерживал и Шелихов. Чем больше они общались, тем больше Шелихов убеждался в том, что Резанов – умный и настойчивый человек, имеющий к тому же хорошие связи в столице; такой человек может оказаться очень полезным союзником и будет лоббировать интересы его компании на самом высшем уровне.

Купец все чаще стал задумываться о том, что молодого дворянина нужно сделать членом своей семьи. В январе 1795 года Анне Шелиховой, третьей из двенадцати детей Григория и Натальи, было четырнадцать с половиной лет (Наталья Шелихова в этом возрасте была уже замужем). А Резанову перевалило за тридцать, то есть он был, по меркам той эпохи, стареющим холостяком. Однако Резанов был дворянином, а это означало, что свадьба с девушкой из купеческого сословия была для него мезальянсом. Но за предыдущие несколько месяцев Резанов сблизился с Григорием, стал уважать его, но самое главное – он увидел богатство Шелиховых.

Здесь я позволю себе небольшое отступление. В отличие от Западной Европы, система социальных различий в России не была такой жесткой. Вскоре после описываемых событий, в 1801 году, один из самых известных аристократов России граф Николай Петрович Шереметьев женится на Прасковье Ковалевой, которая больше известна как Жемчугова. Ковалева была крепостной актрисой в театре графа Шереметьева, а в итоге стала графиней. Так что брак с купеческой дочерью отнюдь не означал для Резанова конец политической карьеры.

Бесспорно, Анна Шелихова была очень богата. Оборот ее отца исчислялся миллионами, и он не поскупился на приданое. К тому же она была одной из наследниц торговой империи. На выходцев из низших сословий аристократы смотрели свысока, но, например, Демидовы, чьи предки были простыми кузнецами, за свои заслуги перед империей получили дворянское звание, а учитывая их богатство, никто и пикнуть не смел, из какого сословия они вышли. Для полноты картины предположим, что Резанов, будучи человеком с коммерческой жилкой, не мог не думать о том, что сильные империи, как, например, Британская, строились на торговле, а живущие по старинке проигрывали.

В ту эпоху браки редко заключались по любви. Даже в низших сословиях к выбору супруга или супруги относились как к сделке, которая могла принести выгоду. Но, судя по всему, Резанову повезло – он был влюблен в свою юную жену (которая к тому же принесла ему много денег). Он неоднократно писал в письмах о том, что счастлив в браке, и называл Анну «моим нежным ангелом». По многочисленным свидетельствам современников, он ужасно горевал, когда Анна умерла при родах в октябре 1802 года.

Союз Шелиховой и Резанова был слиянием двух миров – дворянского и купеческого, новой и старой России, политики и денег, провинции и столицы. История не сохранила никаких подробностей о свадьбе, но можно представить, что это было грандиозное мероприятие. Вполне возможно, что Резанов пришел в дом невесты в русской косоворотке и высоких и мягких сапогах. Невеста в кокошнике с закрытым фатой лицом приветствовала его низким поклоном. По традиции жених должен был передать невесте прядь своих волос, а ее родители предложить ему хлеб с солью. В купеческих семьях практически до конца XIX века существовала традиция – отец невесты в шутку бил дочь мягким кнутом, приговаривая приблизительно следующее: «Знай, дочь, силу своего отца. Теперь этим кнутом не я буду тебя учить, а муж твой»⁸. Потом кнут передавали жениху. (Шелихов, кстати, был человеком строгим и бил свою жену и детей – об этом Наталья неоднократно упоминала в письмах.) После принятых формальностей начинался пир, который обычно продолжался три дня. На подобные праздники водку заказывали бочками, и гости напивались до бессознательного состояния. Несмотря на свое столичное воспитание и прогрессивные «западные» взгляды, Резанов женился по древним азиатским традициям своих предков. А потом молодые отбыли в Петербург, где знать говорила по-французски, пудрилась и носила парики.