Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

7. Строитель империи

Ваш зять уж точно не такой дурак, каким вы его описываете.

Никита Демидов – Наталье Шелиховой, 10 декабря 1795 г.

В России XVIII века бизнес был исключительно семейным. Женившись на Анне Шелиховой, Резанов фактически стал партнером крупнейшей торговой империи. Северо-Восточная компания торговала главным образом мехами. Но не только. Наталья Шелихова упоминала в письмах о поставках китового уса в Томск, о моржовых клыках, приобретенных в Якутске, о шкурах и бивнях мамонта, вырытых в районе Лены, о вощеной бумаге, фейерверках и китайских хлопковых тканях из Кяхты, и даже о красном просе из Турции в необычных ярко-красных кожаных мешках.

Наталья Шелихова принимала самое активное участие в работе компании. Она была, как сейчас бы сказали, главным менеджером, а по-тогдашнему – управляла делами компании в Иркутске в то время, когда ее муж был в отъезде. Согласно документам компании, Григорий Шелихов находился в разъездах минимум шесть месяцев в году. Он следил за тем, как строятся суда в Охотске, регулярно бывал в Кяхте, где внимательно прислушивался к разговорам, которые вели купцы, чтобы не пропустить ничего важного, и лоббировал свои интересы в салонах далекого Петербурга. Шелихов занимался вопросами стратегического планирования и развития компании, а Наталья, у которой были ключи от всех складов, взяла на себя функции по обеспечению бесперебойной работы торговых операций. Иркутские купцы обращались к ней не иначе как «матушка», а так в России было принято обращаться к женам священников или же к самой императрице. Когда Резанов в январе 1795 года женился на Анне, самой Наталье было всего тридцать три года, то есть с Николаем Резановым они были ровесниками.

Однако не будем утверждать, что Наталья ограничивалась выполнением указаний своего мужа. Она лично принимала решения о сделках на много тысяч рублей. «Мне говорят, что в Москве товар сей идет дороже, но я решила, что лучше иметь синицу в руке, чем ждать зайца в поле»¹, – писала она мужу летом 1794 года, объясняя, почему продала меха в Иркутске, вместо того чтобы отправить их в европейскую часть страны. Именно Наталья нанимала и увольняла сотрудников компании. Некий Василий Солодёнкин подписал собственноручно составленный Натальей контракт, согласно которому обязался «вести себя прилично, быть честным и не пить вина»². Показательно также и то, что могущественный покровитель Шелихова Никита Демидов начинал свои письма следующим обращением: «Григорий Иванович и Наталья Алексеевна». Для того времени, когда делами занимались почти исключительно мужчины, такое двойное обращение крайне редкое, если не сказать неслыханное, явление.

Отношения Григория и Натальи Шелиховых были очень близкими, но, как я уже писал, не обходились без рукоприкладства. «Сердце мое, я день и ночь думаю о тебе, – писала Наталья мужу в 1792 году. – Я забываю о тебе только тогда, когда засыпаю. Молю Господа о том, чтобы ты поскорее к нам вернулся. Я часто вижу тебя во сне: ты ругаешь и бьешь меня». В каждом из своих писем Наталья сообщала мужу о том, как чувствуют себя их дети. «О Вашинке весьма печалюсь и не знаю, как ево уберечь от воспы потому что здесь ходит сердитая на детей воспа…»³ – писала она. Ванюшка умер в 1777 году шестимесячным, и это была не единственная потеря. Четверо детей Шелиховых скончались во младенчестве, Михаил умер десятилетним, а дочь Анна, первая жена Резанова, ушла в двадцать два года.

Несмотря на то что Наталья практически постоянно вынашивала и рожала детей, а потом так или иначе занималась их воспитанием, она находила время следить за собой и последней модой. «Дорогой друг Григорий Иванович, – писала она мужу в Петербург в марте 1793 года. – Мы вместе с дочками просим тебя соблаговолить купить для нас хорошие и модные шляпы тех фасонов, которые сейчас носят в столице, две нитки лучших жемчугов, а для меня красивую табакерку». Наталья также просила мужа купить побольше «итальянской ткани» и страусиных перьев. Занятно, что даже в Сибири богатые женщины носили страусиные перья на шляпках, которые ввела в моду Джорджиана, герцогиня Девонширская, причем ввела всего за год до описываемых событий. Вполне вероятно, что Наталья узнала о модных новинках от Резанова, когда тот приехал в Иркутск.

Вскоре после свадьбы Анна и Николай отбыли в Петербург. Резанов отсутствовал в столице почти год. Он уезжал из Петербурга курьером, имеющим хорошие связи при Дворе, но небогатым человеком, а вернулся сонаследником одной из крупнейших торговых империй Сибири. Он уже мог не заискивать перед влиятельными людьми.

Резановы поселились в новом доме под номером 24 на фешенебельном Литейном проспекте, неподалеку от Марсова поля⁴. Как писал Резанов в письмах, он чувствовал себя счастливым. «Годы супружества нашего дали мне вкусить все счастие жизни сей как бы для того, чтобы потерею ее отравить, наконец, остаток дней моих», – писал он после смерти Анны.

В Петербурге Резанов занимался делами компании, завязывал и поддерживал связи, необходимые для поддержки деловых интересов своего тестя. В первую очередь Резанов посетил своего (вероятно, к тому времени уже чисто номинального) работодателя Платона Зубова, которому, без всякого сомнения, были интересны любые планы, способные увеличить его личные доходы. Также Резанов посетил своего давнего друга и покровителя Гавриила Державина. К тому времени Державин был президентом Коммерц-коллегии, то есть, говоря на современном языке, министром торговли, что давало дополнительные надежды на лоббирование интересов компании. Но, увы, в июле 1795 года до Резанова из Иркутска дошли тревожные новости: Григорий Шелихов отравился и тяжело заболел. Жена Резанова (а возможно, и он сам вместе с ней) срочно поехала в Иркутск.

Шелихов промучился три недели и умер. У него «была ужасная боль в животе. Внутри все горело так, что он съедал целые тарелки льда, чтобы унять боль»⁵, – писал один иркутский знакомый купца. Симптомы, подобные тем, что были у Шелихова, могли возникнуть при тифе, который в России XVIII века встречался повсеместно, однако у этой болезни были и другие симптомы, такие, как красная сыпь на животе, несвойственная тифу. От тифа обычно умирали в считаные дни, а Шелихов промучился целых три недели.

Размышляя о причинах его недуга, отметим, что Шелихов был благотворителем и довольно часто посещал больницы Иркутска, где мог заразиться. Вполне вероятно, что это могла быть сибирская язва. Или же он отравился через непривычные желудку иностранные продукты, которыми угощался.

Но наиболее вероятной кажется версия, связанная с отравлением. У Шелихова было много врагов. Он переманивал у конкурентов самых лучших охотников за пушным зверем, и уже этого было вполне достаточно для того, чтобы ему желали смерти. Кроме того, Шелихова не раз обвиняли в том, что он нечист на руку. За год до его смерти поговаривали, что он присвоил себе в Охотске от двухсот до двух тысяч шкурок пушных животных⁶, – только за это его могли убить. Мы не знаем, отравили Шелихова или нет, но его смерть лишний раз показала, что любое предприятие в России, сколь бы крепким ни казалось, стоит на зыбкой почве, потому что не обладает защитой со стороны государства.

Шелихов понимал, что умирает, и 30 июня 1795 года продиктовал своей младшей дочери прочувствованное обращение к государыне императрице с просьбой защитить интересы жены и детей:

«Я обращаюсь к вам как к матери и прошу простить меня за то, что беспокою Ваше Величество, но умоляю защитить мою жену и детей. Три дня назад я заболел и очень страдаю. Если я умру, то мои дети останутся сиротами, а жена потеряет мужа. Им будут докучать родственники с требованием предоставить часть моей собственности, которую я заработал тяжелым трудом… Люди, желающие зла моим наследникам, будут прикладывать все усилия для того, чтобы отнять у них все то, что я построил в Сибири и в Восточном море. Учитывая то, что моя жена отправлялась вместе со мной в далекие путешествия, во время которых я и приобрел эту собственность, а также то, что она растила моих детей, занималась домом и всегда пользовалась моим полным доверием, я прошу, чтобы только моя жена вместе с детьми имели право владеть всей накопленной мной собственностью, представляющей собой принадлежащие Американской компании промысловые территории и торговые фактории»⁷.

Шелихов умер 20 июля 1795 года в возрасте сорока восьми лет. Через восемь дней после его смерти от болезни, никак не связанной с недугом отца, умерла и его девятимесячная дочь Елизавета. В это трагическое для семьи время Наталья была на седьмом месяце беременности. Жадность партнеров Шелихова по бизнесу, происки врагов, предательство друзей и родственников не оставляли ей времени для того, чтобы скорбеть. В семье Шелиховых было шесть дочерей и один сын, Василий, которому едва исполнилось четыре года. В положенное время Наталья родила сына, которого в честь отца назвала Григорием[35]35
   Григорий Шелихов умер в четырехлетнем возрасте в 1799 году.


[Закрыть]. То есть опереться на детей Наталья не могла.

Сразу после смерти мужа она заявила в иркутском суде о своих правах на всю его торговую империю. На ее руках было завещание, но, как Шелихов и предполагал, конкуренты тут же сделали стойку. Несколько мелких акционеров компании попытались оспорить завещание. Должники отказывались платить по счетам. Пошли слухи о том, что Наталья сама отравила своего мужа. В этой непростой ситуации Шелиховой был нужен человек, который смог бы защитить интересы компании на месте, в Иркутске, а также помочь уладить вопрос о наследстве при содействии императрицы.

После смерти тестя Резанов также оказался в сложном положении. Имея на тот момент достаточно денег в банке, он мог бы разорвать все связи с Иркутском и жить припеваючи в Петербурге. К тому же у него появился «конкурент». Младшую дочь Шелиховых Авдотью в возрасте одиннадцати лет выдали замуж за купца из Нижнего Устюга Михаила Матвеевича Булдакова, который был одним из крупнейших в России торговцев пушниной. В определенном смысле Булдаков был бы более подходящим кандидатом на пост главы империи почившего Шелихова. Булдаков происходил из купеческого сословия, и Наталья, судя по всему, доверяла ему больше, чем столичному аристократу Резанову. Добавим, что Булдаков был не просто человеком умным, а членом-корреспондентом Императорской Академии наук. Однако Резанов принял решение не разрывать связи с семьей Шелихова. Он мечтал о том, что со временем сможет превратить семейный бизнес в предприятие, которое изменит мир. Ничего удивительного, он был предприимчивым человеком, визионером и в хорошем смысле этого слова авантюристом.

В первую очередь надо было добиться, чтобы императрица подтвердила права Натальи и детей Шелихова на наследство. Только так – при вмешательстве высшей власти – можно было избежать затяжного суда в Иркутске. Резанов начал составлять прошение Ее Величеству, попутно заручаясь поддержкой при дворе тех, кто благоволил и ему, и (раньше) Шелихову, но тут до столицы дошли плохие новости с острова Кадьяк. Шелихов давно опасался, что монахи начнут жаловаться, и именно это произошло, как только он скончался. Архимандрит Иосаф написал письмо в Синод, рассказав, в каких условиях Святые Отцы провели первую зиму на острове: «Нам, монахам, негде жить, мы питаемся мидиями, а поселенцы пьют и распутничают. Шелихов обманул правительство и заманил тридцать пять семей в Америку».

Резанов имел самое смутное представление о том, как дубят кожу, он не умел разбираться в хитросплетениях торговых обязательств и мало что знал о навигации в условиях Крайнего Севера, но зато он знал, как решать щекотливые вопросы. Или скорее он знал человека, с помощью которого можно было замять скандал. Зубов! Конечно же, Зубов, при содействии которого сам он после возвращения из Иркутска был произведен в коллежские советники. Императрица была уже немолода, и Зубов оказывал все большее влияние на решения, которые она принимала.

«Всего-то» нужно было доказать, что Наталья Шелихова невиновна в отравлении своего мужа (о чем кричали злопыхатели на каждом углу в Иркутске), успокоить Синод и убедить государыню в том, что факты, приведенные Иосафом, сильно преувеличены, а требования монаха – непомерно завышены. Зубов играючи мог бы справиться со всеми пунктами, но ему нужна была гарантия, что за свои труды он получит щедрое вознаграждение. Резанов объяснил ситуацию Наталье, и она направила письмо своего умершего мужа (которое вы прочли выше), добавив к нему свою собственную челобитную, Никите Демидову, чтобы тот передал документы Зубову, а от Зубова они гарантированно попали бы к императрице. Наготове был банковский чек на 10 000 рублей.

В своей челобитной, датированной 22 ноября 1795 года, Наталья Шелихова писала Зубову: «Прошу прощения за то, что нарушаю покой Вашего Сиятельства своей просьбой. К кому еще я могу обратиться, как не к вам, кто с таким патриотизмом любит нашу державу. Я вдова с маленькими детьми, и больше мне не у кого попросить защиты, как ни у Вашего Сиятельства…» Далее мудрая женщина очень дипломатично написала о том, что глубоко ценит архимандрита Иосафа – «нет человека более достойного, честного и уважаемого», – и предлагала назначить его главным судьей колонии.

Демидов передал письма фавориту, однако что касается денег, то скорее всего по совету Резанова Зубов получил только часть, ибо вторая часть должна была пойти на решение очень важного вопроса, лишь косвенно связанного с наследством.

У Резанова были далеко идущие планы. По его мнению, Северо-Восточную компанию было необходимо переименовать в Российско-Американскую и, соответственно, расширить задачи, стоящие перед ней. Не просто торговля, а закрепление за Российской империей земель Тихоокеанского побережья Америки, от Аляски до Калифорнии. В свое время Шелихов пытался получить от императрицы монопольное право на торговлю, схожее с тем, каким обладала английская компания Гудзонова залива (Hudson’s Bay Company, HBC). Эта компания (год основания – 1670-й) заготавливала и продавала пушнину на территориях, которые позже стали Канадой.

За несколько последующих лет Резанов в осуществлении своих грандиозных замыслов добился удивительных результатов.

* * *

Резанов предполагал выстраивать и развивать Российско-Американскую компанию по образу и подобию самой богатой и самой сильной компании эпохи, являвшейся, ко всему прочему, и инструментом имперской экспансии. Мы говорим о британской Ост-Индской компании, которая была создана в последний день 1600 года Елизаветой I. В 1757 году военные силы компании в битве при Плесси разгромили войска бенгальского правителя Сираджа-уд-Даула, спустя еще семь лет компания подчинила себе Бенгалию, Бихар и Ориссу, а к концу века она определяла политику на большей территории Индии, которая считалась жемчужиной британской колониальной империи. Существовали и другие примеры – голландская Ост-Индская компании, незадолго до описываемых событий установившая контроль над Новой Голландией (современной Индонезией), английская компания Гудзонова залива, о которой мы только что упоминали, французская Ост-Индская компания, контролировавшая территории в Индии в районе Пондичерри. Существовали также австрийская и шведская Ост-Индские компании и целый ряд других. Все эти компании с большим или меньшим успехом колонизировали заморские территории или же торговали с ними.

Во всех перечисленных примерах колонизация велась по стандартной схеме. Государство предоставляло компании монопольное право на торговлю и прочие привилегии, это право закреплялось в специальной хартии или грамоте. Компании имели право строить свои корабли и форты, создавать армию, вершить суд как над своими провинившимися сотрудниками, так и над местным населением, и даже печатать деньги. Предполагалось, что все покоренные земли рано или поздно перейдут под власть короны, так что государство конечно же не видело в компаниях конкурентов. Расходы по организации и снаряжению экспедиций брали на себя частные пайщики или инвесторы. Таким образом, это был своего рода аутсорсинг – государства, заинтересованные в покорении заморских территорий, передавали полномочия частным структурам.

Резанов рассчитывал скорее не на алчность Зубова, а на чутье Екатерины. Она должна была понять, что образ жизни колонистов и то, чем питаются монахи, не самое важное, на что стоит обратить внимание. Важно то, что иностранцы мешают России выполнить ее имперскую миссию, и в первую очередь в Америке. В почте, которая пришла с Кадьяка, кроме жалоб Иосафа, было письмо от Баранова, в котором тот сообщал, что на остров заходит все больше кораблей из Бостона, и это сильно мешает процессу колонизации[36]36
   С 1791 года экспедиция англичанина Джорджа Ванкувера проводила картографические описания берегов Америки, в том числе ее северо-западного побережья. Кроме этого, в регионе наблюдались корабли испанцев под командованием Дионисио Галиано и Каэтано Вальдес-и-Флореса.


[Закрыть]. Жизнь русских поселенцев осложнялась тем, что иностранцы продавали алеутам порох и горячительные напитки. Резанов знал, что было еще и третье письмо, составленное алеутами (на сто процентов идея Иосафа), и в этом письме рассказывалось о том, как плохо к ним относятся колонисты. Однако для Резанова это было дополнительным аргументом в пользу того, что только компания, имеющая монопольное право на освоение формально принадлежащих алеутам территорий, может навести порядок в рядах новых подданных императрицы. По его мнению, все говорило за то, что иностранные державы стремятся закрепить за собой американские территории, и Россия уже не может позволить себе сидеть сложа руки.

Обращаясь к императрице, Резанов писал, что благодаря дальновидной политике Елизаветы I основой нынешнего благосостояния Англии стала торговля. И теперь, по словам Резанова, русская императрица может стать еще более известной, чем Елизавета. «…Под правлением Вашего Величества русские, наконец, стряхнут ярмо иностранных народов и совершат поистине великие дела, которые принесут стране большую выгоду»⁸.

В конце сентября 1796 года императрица поставила наконец свою подпись под проектом хартии Российско-Американской компании (сама компания будет учреждена в августе 1798 года). Может быть, Екатерине понравилась идея переплюнуть Елизавету I, но скорее всего она действительно понимала, что иностранцы стали все ближе подбираться к тылу империи.

Демидов высоко оценил тонкость, с которой Резанов представил ситуацию при дворе и защитил семейные интересы Шелиховых. «Ваш зять уж точно не такой дурак, каким вы его описываете», – писал он Наталье Шелиховой. Также Демидов пишет: «Он заслуживает уважения. Ему надо предоставить больше возможности для того, чтобы он принимал участие в делах, осложненных враждебным отношением купцов-конкурентов»⁹. Еще бы! Резанов сумел добиться подписания важного для развития дела Шелихова документа, разве это не доказательство того, что он является опытным политиком?

Однако триумф Резанова был недолгим. Шестого ноября 1796 года у Екатерины Великой, правивший страной 34 года, то есть на протяжении всей жизни нашего героя, случился апоплексический удар, или кровоизлияние в мозг. Произошло это на глазах у Зубова. Он бросился к государыне и увидел, что та, ударившись о комод, лежит без сознания. Пока императрица умирала, перепугавшийся фаворит принялся жечь компрометирующие его личные письма и письма Екатерины, понимая, что его звезда закатилась¹⁰.

8. Павел

Император делает вид, что он прусский король, и каждую среду проводит маневры.

Граф Федор Ростопчин

Екатерину на российском троне сменил ее сын, всей душой ненавидевший мать. Впрочем, его отношение можно понять – Екатерина пришла к власти, свергнув отца Павла, императора Петра III, которого задушили во время дворцового переворота. Надо сказать, что и сама Екатерина недолюбливала отпрыска, который даже внешне напоминал отца – тот же вздернутый нос и скошенные к вискам глаза. Правда, здесь не обошлось без загадки. Екатерина писала мемуары[37]37
   У А. С. Пушкина была копия этих мемуаров, которая после гибели поэта попала в библиотеку Зимнего дворца.


[Закрыть], которые после ее смерти читали многие придворные (а много позже они были опубликованы). В этих мемуарах императрица обмолвилась, что, вполне вероятно, Павел является сыном ее первого любовника Сергея Салтыкова. Екатерина называла Павла «слабым» и «глупым». Весьма нелестно отзывалась она о своем сыне и в личных письмах. «Монсеньор и мадам являются людьми второго сорта»¹, – писала она о Павле и его второй супруге Луизе Вюртембергской в письме другу.

В 1790-х годах паранойя Павла по поводу того, что его могут отравить по приказу матери, приобрела грандиозные масштабы. Он даже публично обвинял Екатерину в том, что по ее приказу в его еду якобы подмешивают битое стекло.

Как только Павел услышал о том, что у его матери случился удар, он примчался в Царское Село и начал рыться в ее личных бумагах. Зубов к тому времени уже предусмотрительно покинул личные покои императрицы. Граф Безбородко писал о том, что в бумагах Екатерины Павел нашел запечатанный конверт с пометкой «Открыть на Совете после моей смерти». Со времен Петра Великого российские монархи имели право выбирать своего преемника, и Павел опасался, что мать может сделать императором его собственного старшего сына Александра, в котором души не чаяла[38]38
   Екатерина изобрела для маленького Александра детский комбинезон – первый в мире.


[Закрыть]. Екатерина действительно рассматривала возможность передачи власти Александру и даже говорила об этом в 1794 году. Однако на момент ее смерти Александру было всего девятнадцать, и он был слишком молод для того, чтобы управлять империей. Впрочем, Екатерина вряд ли стала бы менять порядок престолонаследия и уж тем более решать столь серьезный вопрос с помощью письма, которое надо было открыть после смерти: наверняка имея в виду эту мысль, она бы оставила какие-либо устные распоряжения. Как бы там ни было, Павел на всякий случай бросил подозрительное письмо в горящий камин[39]39
   Двое из четырех сыновей Павла стали российскими императорами: Александр I и Николай I, а двое из его шести дочерей – королевами (Австрии и Нидерландов).


[Закрыть].

Придворные шутники называли Павла «русским Гамлетом». Точно так же, как и королева Гертруда, мать Гамлета, Екатерина жила с убийцей своего мужа, графом Орловым, и у нее были далеко не лучшие отношения с сыном. Павел стал императором в возрасте сорока двух лет, то есть он был самым старым царевичем во всей истории российской монархии. За двенадцать лет до восшествия на престол Павел писал: «Мне уже тридцать, и мне совершенно нечем заняться».

Екатерина, равнодушная к сыну, ни дня не занималась его воспитанием. Сразу после рождения она передала его нянькам. Позже Павел полностью был отстранен от государственных дел. Зато свой дворец в Гатчине он превратил в микрокосмос государства, императором которого был. Но на самом деле даже подаренный матерью гатчинский дворец был своего рода издевкой с ее стороны, поскольку ранее он принадлежал Григорию Орлову, ее любовнику (владельцем дворца Павел стал после смерти Орлова).

Павел изменил в Гатчине все, что только смог. В первую очередь он приказал убрать цветники и сделать на этом месте плац. Вместо изящных павильонов распорядился построить бараки для солдат, которых безжалостно муштровал. Павел велел прорыть пятидесятиметровый тоннель, по которому мог бы скрыться от подосланных Екатериной убийц… Не будем перечислять все его странности – сын Екатерины, которая по большей части вела себя рассудительно, оказался полной ее противоположностью.

Павел правил всего четыре года, четыре месяца и четыре дня. Вступив на престол, он сразу же начал мстить бывшим фаворитам своей матери. Он приказал разрушить мавзолей, в котором покоился прах Потёмкина, а сам прах выбросить. Ужасно… Платон Зубов, рисуя себе страшные картины, поспешил скрыться из столицы. Впрочем, Павел обошелся с Зубовым милостиво – он заставил его подписать прошение об отставке, но четыре года спустя, в ноябре 1800 года, вернул ко двору.

Из братьев Орловых к тому времени в живых оставался только Алексей, участник убийства Петра III, и Павел придумал для него изощренную месть. Он приказал эксгумировать останки своего отца (тот был похоронен в усыпальнице Александро-Невской лавры тридцать четыре года назад, а причиной его смерти указали «обострение геморроя») и перенести в Петропавловскую крепость. Павел заставил Алексея Орлова, князя Барятинского и генерала Пассека (эти двое также были участниками заговора) идти за гробом и нести корону и скипетр Петра. Первую ночь после перезахоронения всем троим пришлось стоять в карауле около могилы. Павел хотел таким образом унизить их, но больше наказывать не стал.

Одними репрессиями дело не ограничилось – Павел отменил многие из законов, которые приняла его мать. Никому не доверявший, боявшийся собственной тени, свой престиж он пытался поддерживать странными способами. Например, он требовал, чтобы приходящие к нему на аудиенцию становились на колени и целовали ему руку, а еще лучше – ползли к нему на коленях чуть ли не от дверей. При нем не устраивали балы, он приказал снять люстры в Зимнем, после девяти вечера на улицах столицы гасили огни, а сами улицы перекрывали рогатками. Он вернул телесные наказания для дворян и разорвал союз с Австрией только потому, что ее император Франц II оказался племянником старого друга Екатерины Иосифа II. И тем более странным кажется то, что он, как и мать, боявшийся «якобинских идей», приказал вернуть из ссылки Радищева. Может быть, потому, что тот был самым большим политическим врагом Екатерины?

То, что Павел с поистине маниакальным упорством разрушал все начинания Екатерины, а также исчезновение из политики Зубова было совсем не на пользу только что появившейся Российско-Американской компании (соблюдая точность: с августа 1798 года по июль 1799-го она называлась Соединенная американская компания). И если раньше Резанов и Демидов могли повлиять на императрицу через Зубова, то теперь им пришлось открещиваться от любых связей с бывшим фаворитом. Собственно, не только им пришлось быстро менять курс. Искушенный в интригах Державин написал оду в честь Павла («На новый 1797 год») и опять оказался в фаворе. Рассудив, что Державин – человек опытный и полезный, Павел вернул его в Коммерц-коллегию на пост исполняющего должность президента, назначил председателем канцелярии Императорского совета и подарил украшенную бриллиантами табакерку в знак своего расположения.

В изменившихся условиях Резанов снова решил воспользоваться поддержкой Державина, и тот ему не отказал. По рекомендации царедворца наш герой был назначен прокурором Первого департамента Сената. Сенат в Российской империи играл совершенно другую роль, чем в большинстве западных стран, где, по сути, являлся одной из палат парламента. Учрежденный Петром в феврале 1711 года как коллегиальный орган временного управления страной в отсутствие монаршей особы, он все более превращался в высший орган суда и надзора, в том числе за коллегиями. Павлу Сенат, в котором сидели назначенцы Екатерины, совершенно не нравился, но, немного поразмыслив, он пришел к выводу, что распускать его не стоит, учитывая всеохватность этого учреждения. Следует отметить, что Резанов, бесспорно, обладал большими способностями, иначе не видать бы ему назначения как своих ушей. А оно было важным для него еще и потому, что он получал больше возможностей заниматься претворением в жизнь планов развития Российско-Американской компании.

Во второй половине 1797 года у Резанова появился новый и достаточно весомый аргумент – вышедший из печати трехтомник капитана Джорджа Ванкувера под названием «Полное открытий путешествие на севере Тихого океана и вокруг Земли» (Voyage Of Discovery To The North Pacific Ocean, And Round The World In The Years 1790–95). Павел мог принципиально отвергать все проекты матери, но в данном случае это было мнение незаинтересованного (или скорее очень даже заинтересованного) иностранца, англичанина. Самого Резанова настолько впечатлила эта книга, что он неоднократно цитировал выдержки из нее в своих письмах. Ванкувер писал, что испанские владения в Западной Америке обречены – рано или поздно появится сильная морская держава, которая отберет их у испанской короны. Понятное дело, что Ванкувер имел в виду родную Англию, но все, что было сказано про Англию, с таким же успехом могло бы относиться и к России. Испанцы «лишь расчистили дорогу для амбициозных предпринимателей, стремящихся к экономической выгоде, и для граждан крупной морской державы, которая возьмет себе плодородные земли Нового Альбиона (Калифорнии), чем принесет самой себе большую выгоду. Так, судя по всему, было бы правомерно считать»², – писал в своей книге опытный капитан, настоящий мастер неимоверно запутанной прозы образца XVIII века. «Налаживание торговли между этим побережьем и Китаем, Индией и Японией может стать задачей нации, которая начнет строить эти планы, потому что желает получить выгоду от ведения этой торговли»³. Странно, что испанцы никак не отреагировали на эти пророческие слова.

Все эти доводы и аргументы Резанов осмелился лично проговорить при встрече с Павлом. «Американское побережье – это награда, которая ждет своего героя, – вероятно, говорил Резанов. – И англичане планируют эту награду получить». Английские поселения, которые Ванкувер наметил обустроить в заливе Нутка, будут, как Резанов напишет спустя время, «кинжалом, прижатым к горлу Русского Востока»⁴. Возможно, то же самое он сказал на аудиенции. Резанов использовал сравнение, которое было понятно Павлу, до паранойи одержимому страхом убийства. По словам Резанова, получалось, что колонизация Америки напрямую связана с национальной безопасностью. И, наконец, напомнил Резанов, матушка Его Императорского Величества была против идеи предоставления монопольных прав на торговлю. И на самом деле, в подписанном Екатериной документе нет ни слова о предоставлении РАК права монопольной торговли. Резанов прекрасно рассчитал свой ход. Он знал, что Павлу должно понравиться то, что не нравилось Екатерине.

Слова Резанова заставили Павла задуматься. И, наконец, он делает широкий жест: в ноябре 1797 года подписывает указ о возведении вдовы и детей купца Шелихова (о многотрудных деяниях которого по приращению русских земель, надо думать, также услышал от Резанова) в дворянское достоинство с полным сохранением права заниматься торговлей. Можно было бы воспрять, но…

…но через два месяца в Петербурге объявился исхудавший донельзя монах с парой алеутов и начал рассказывать о безобразиях, которые творятся среди поселенцев в американской колонии. Это был отец Макарий, один из тех, кто прибыл на Кадьяк в 1794 году. Точно так же, как и сержант Бритюков десятью годами ранее, он нашел уши, готовые слушать его жалостливые рассказы, во многом проплаченные враждебными компании Шелихова иркутскими купцами. «Спонсорских денег» хватило, чтобы отец Макарий с алеутами получил личную аудиенцию у царя. Но к тому времени Павел уже хорошо понимал стратегическую важность североамериканских земель, поэтому его не тронули «россказни». Более того, император отругал Макария за то, что тот покинул свой пост без разрешения начальства. Видимо, у Павла в этот день было хорошее настроение – отправляя просителей восвояси, он каждому выдал по золотой монете – на одежду и пропитание.